***
Чрезвычайник с трудом открыл глаза. Всё плыло. Он судорожно хватал ртом воздух, наполненный дымом. Жизнь, почти что покинувшая его, возвращалась толчками, вытесняя яд из крови. Чрезвычайники были созданы слишком жизнеспособными, чтобы организм Тревора не воспользовался хотя бы малейшей попыткой спастись. Кислород… Хоть бы каплю кислорода. Чрезвычайник потянулся за клоком своей футболки, которой прикрывал нос и рот, прежде чем потерял сознание. Как это иронично, что его жизнь спас дым. Правда, ненадолго. Комнату заполнял огонь, он пожирал всё с невероятной скоростью. Под напором пламени трескались стены, чего уж было говорить о деревянной кровати. Лучше бы Трев умер во сне. Теперь ему предстояло гореть заживо, корчась на полу на том расстоянии, что позволяла длина цепи. Крик. Хриплый крик донёсся снаружи. Кровь застыла у Тревора в жилах. Этот голос он теперь знал слишком хорошо. Совсем недавно он слышал эти отчаянные крики. Энн где-то рядом. И ей нужна помощь. Чрезвычайник медленно поднялся на ноги. Ядовитые пары ещё не покинули его, Тревор шатался, нетвёрдо стоя на полу. В глазах двоилось, жар опалял кожу. Он был лишь в паре шагов от пламени, подбирающегося к нему. Пытаясь вдыхать глубже, чрезвычайник всмотрелся туда, куда уходила цепь. Стена была покрыта трещинами. Звенья цепи раскраснелись, и ошейник уже обжигал его шею. То, что Трев собирался сделать, было нереальным. Он столько раз пытался освободиться, сидя здесь, на цепи. И не смог ни разу, даже когда был здоров и полон сил. Но только теперь от этого зависела жизнь Энни. Чрезвычайник обеими руками схватился за накаляющуюся цепь. Ладони обожгло, но он не собирался сдаваться. Пусть огонь поможет ему, размягчая металл. Трев потянул на себя, собрав все свои силы. Каждый мускул его тренированнного тела был напряжён до предела. Тревор упирался ногами в землю, рыча. Трещины на стене становились всё больше. Катастрофически не хватало дыхания. Всё тонуло в дыме и пламени. Пот градом катился с лица пленника, жар опалял брови. Цепь не поддавалась. Возможно, после избиений током и отравления, мощь чрезвычайника сошла на минимум, а может, никакой силы, даже многократно усиленной, не хватало, чтобы справиться с этим. Трев отпустил цепь, переводя дыхание, кашляя от дыма. На ладонях вздувались волдыри. Он не мог. Он не выберется отсюда и не спасёт её. Снова. Он не смог уберечь её от операции красоты и Вилле Вало. Не уберёг от боли. Не уберёг от себя. А теперь она умрёт за стеной от него, и он не сможет ничего сделать. Всё это время, пока она будет гореть заживо, он будет слышать её крики в нескольких метрах от себя. Тревор вновь схватился за цепь, стиснув зубы. Он зажмурил глаза и потянул снова, заставляя мыщцы ныть от напряга. Перед глазами стояла Энн. Не та прежняя девочка-подросток, не неприступная хищная красавица, а сломленная девушка, избитая и плачущая. Почему-то именно последнее воспоминание о ней не давало упорству чрезвычайника иссякнуть. Он должен помочь ей, любой ценой. Всё-таки не зря из него делали монстра, обладающего нечеловеческой мощью. Цепь вдруг затрещала под натиском звериной силы и пламени и поддалась. От неожиданности Трев упал на пол вслед за её тяжестью. Несколько секунд он не мог привести в порядок дыхание и заставить себя подняться. Но вот, воспоминание об отчаянном крике заставило чрезвычайника вскочить на ноги и покинуть пылающее здание. Ноги не сгибались, оголённое по пояс тело со всех сторон опалял жар пламени. Он несся прыжками, точно дикий зверь. Цепь волочилась за ним по земле. Возле поваленного дерева метался из стороны в сторону чёрный котик, надрывно мяукая. Тревор одним движением преодолел оставшееся расстояние между ним и горящим дубом. Огонь давно плясал по верхним сучьям, подбираясь к низу, к распростёртой худой фигурке. Ноги Энн были придавлены тяжёлым стволом, если бы она не отползла, могла бы получить смертельную рану в живот. Сучья пропороли в нескольких местах её руки, оставив новые кровавые полосы. От шока и нехватки кислорода девушка потеряла сознание. Невзирая на впивающиеся в спину сучья и щепки, Тревор упёрся спиной в ствол и надавил, рыча сквозь зубы. Ни одному человеку ни под силу было сдвинуть такую тяжесть. Возможно, даже ни одному чрезвычайнику, вылепленному из городских красавцев. Но Тревор не был просто чрезвычайником. Он был лучшим творением Комиссии, свирепым чудовищем с недюжинной силой. И именно эта колоссальная сила помогла ему освободить ноги Энн. Несомненно, они были сломаны. Кровь пропитала штанины. Тревор присел на землю, задыхаясь. Он должен был унести её отсюда. Надо было бежать без промедлений. Он понимал это. Хотя даже его мощное тело готово было сдаться. Тревор подхватил её на руки так бережно, как будто она была хрустальной. Заметив её смятый рюкзак, он, поймав за шкирку, посадил туда котёнка и повесил на плечо, хрипло скомандовав: — Не дергайся, малыш. Я не хочу, чтобы ты выпал. И он двинулся в пекло. С Энн и котёнком он не смог бы держать равновесие на скайборде. Оставалось лишь идти напролом, а точнее, бежать, уклоняясь от падающих горящих ветвей. Его учили не бояться боли и не бояться опасности. Огонь оставлял на его коже ужасные ожоги, но больше Трев опасался не сгореть, а упасть вместе с ней в бушующее пламя, ведь ноги не держали его. Они одни были против сокрушительной силы. Но Тревор всегда считал огонь своей стихией. Возможно, именно это помогло им выбраться. Чрезвычайник походил на демона из преисподней, когда наконец-то достиг спасительного участка за ручьем, не тронутого огнём. Кожа Тревора обгорела до черноты. Сосуды в глазах полопались от напряжения. Осторожно опустив Энни на влажную траву, он рухнул рядом, наконец-то дыша, наконец-то отдыхая. Ошейник, сдавливающий шею, казался мимолётным пустяком. Хотя боль в принципе не могла напугать чрезвычайника. Он не знал, сколько он пролежал так, пока не заметил, что Энн смотрит на него. Смотрит широко открытыми зелёными глазами. Он приподнялся на локтях. Губы девушки задрожали, а в её взгляде читался такой откровенный страх, что он пробрал Тревора до мурашек. Энни вся сжалась в комок, словно ожидая удара. Скорее всего, так оно и было. Он был её ожившим кошмаром. Снова здесь, раздетый по пояс, с пронзительным волчьим взглядом. И снова она не в силах убежать, скрыться, спастись. Трев видел всё это в её лице. Он чувствовал её боль, отвращение и леденящий кровь страх. И это стало пыткой похуже тех, что он пережил в Комиссии. О, если бы он только мог что-то исправить… Он даже не мог сказать ей «люблю», не напомнив о кошмаре. Тревор не сразу понял, что глаза ему щиплет не дым, а слёзы. Плачущий чрезвычайник — невозможно, но солёные капли катились по его щекам, меняя хищное лицо до неузнаваемости. Сквозь его облик словно проглядывали другие черты. Те, что Энни уже успела забыть. Она, не отрываясь, смотрела на него, изредка вздрагивая и скуля от боли. — Это я, Энни, — шепнул он, склонившись над ней. Как давно она не слышала ЭТОТ голос, — я вернулся. Девушка часто-часто заморгала. Она тоже плакала. Но от ужаса и бессилия. Если она и услышала его, то побоялась поверить. Тревор понимал, что-то, что он сделает, может совсем напугать Энн, может вызвать у неё отвращение и панику. Но ничего другого для неё он сделать не мог. Чрезвычайник наклонился и медленно прижался губами к её губам. Трев делал это осторожно и мягко, как будто прикасаясь к хрупким лепесткам цветов. Он вложил в этот поцелуй всю нежность, на которую теперь была способна его душа. Энн задрожала всем телом, он чувствовал, как её слёзы смешиваются с солёными дорожками на его щеках. Он ощутил, как она действительно застыла от ужаса. Но она не отстранилась. Девушка закрыла глаза, не сопротивляясь поцелую. Когда он закончился, её дыхание из судорожного стало глубоким и мерным. Ещё несколько секунд Энни лежала на траве, не открывая глаз. Вдруг Тревор услышал её тихий голос: — Зачем ты это сделал? Слова сами пришли на ум, и Тревор невольно ответил, цитируя самого себя: — Хотел тебе напомнить. — То есть, ты снова поцеловал меня, чтобы что-то доказать? — Тревор изумлённо обернулся к девушке. Она… смеётся? Его губы невольно растянулись в улыбке. Чрезвычайник даже не подозревал, каким чудом стали для Энн ямочки, появившиеся на его щеках. И та игра света в его глазах, которая вдруг сделала их из янтарных тёпло-карими.***
Дымники сидели на том самом пригорке за лагерем, откуда когда-то ты улетала за перевоплощением в красотку. Теперь несколько десятков пар глаз были устремлены на город огней. Только пара человек смотрели назад, туда, где за ручьем остался пылающий лагерь. Джерард не верил. Не верил, что она погибла. Но нет, абсурд, невозможно было выжить в этом пекле. И спасать её уже поздно. Неужели она всё же вернулась в ту темницу за Тревором? Он должен был обернуться, проследить за ней. Энн значила для него многое. Она стала для него другом, любимой девушкой, а в конце концов, почти что сестрой. Её потерю не могло восполнить ничто. Даже его друзья, сидящие рядом. Фрэнк - его лучший друг и даже больше, тот, за кого он был готов умереть. Все товарищи по лагерю. Зачем всё это без неё? Как он сможет быть счастлив без Энни? Он знал, что сейчас ещё несколько человек разделяют его чувства. Братья МакНивен, с такими похожими выражениями лиц всматривающиеся в горизонт. Хэлли в объятиях Коби, едва сдерживающая слёзы. Сам рейнджер, нахмуривший брови. Но не они первыми заметили появление гостей. Это Фрэнк вдруг подпрыгнул на месте, указывая на горизонт и вскрикивая: — Смотрите! Что там? Зрение Джи было куда острее, он ведь был красавцем. Но сейчас он подумал, что оно его подводит. По склону медленно поднимался чрезвычайник. Шаги давались ему с трудом, он был измотан. Тело обгорело в нескольких местах. Но он упорно шёл, не мигая, глядя на людей на пригорке. Его шею обвила руками зеленоглазая девушка в его объятиях. Из рюкзака, висящего на спине мужчины, высовывалась чёрная мордочка желтоглазого котёнка. Вряд ли где-либо можно было увидеть такую странную пару. Чрезвычайник, машина убийства и утончённая красотка. Ведь Энн, пусть и измученная и потрёпанная, всё равно оставалась красивой. Дымники вскакивали на ноги, переговаривались, изумлялись, понемногу радовались. То, что было для них общим, снова загоралось в их сердцах. Они не думали о сожжённом лагере — в конце концов, им не впервой восставать из пепла. Тем более, огонь всегда был их стихией. Ведь не бывает Дыма без огня. This world has taken me by storm, it makes me feel like running, this place is making me transform until I feel like nothing. It's the strength in you and me that surrounds everything — the way you look out for me, the way you burn. It's the flame, in all of us the same that makes us feel this; flame in all of us the same that makes us feel it.*