Некрещенная

Жизнь шла своим чередом. Я вставала утром, читала вместе с заспанной сестрой Соней молитвы, мы завтракали и отправлялись в школу. Как только занятия заканчивались, я шла домой, делала уроки, потом бралась за какую-нибудь книгу или вышивала, мы читали вечернее правило и ложились спать – все то же самое, что и в прошлом году, кроме одного большого, огромного, глобального изменения. Теперь я приходила в школу и со мной здоровались, меня искренне были рады видеть. Я больше не сидела на переменах на подоконнике, следя за секундной стрелкой на часах, чтобы время проходило быстрее, теперь звонок я встречала с сожалением, мне было мало десяти-пятнадцати минут разговора. Я и не ожидала, что мне будет настолько интересно с новыми подругами, общение, начавшееся с банального «неужели меня заметили?!», доставляло мне все больше удовольствия. Со своей стороны мне хотелось тоже заинтересовать девочек, поэтому я старалась рассказывать им о городе в целом, о нашей школе, какие-то веселые истории об одноклассниках. Нет, я никого не высмеивала за глаза, Боже упаси, это были просто случаи из жизни, забавные казусы на уроках, не более. Аня с Алисой слушали меня, хихикая в нужных местах, задавали вопросы и сами тоже рассказывали – о Москве, о детстве, о том, как познакомились и подружились. - Чего тут рассказывать, - хмыкнула Аня – как раз тогда я и спросила, с чего началась их дружба. – Это еще в детском саду было. Алиска подбежала ко мне со своей вечной сияющей улыбкой на лице и спросила, почему я такая толстая. - Неправда, я не могла такого спросить! – ужаснулась Алиса. - Еще как могла! У тебя до сих пор детская непосредственность в жопе играет, я извиняюсь за сленг. А в саду и подавно… Я тогда была пухлым колобком без талии и шеи, а Алиска, как и сейчас, отличалась миниатюрными размерами. - Ага, гном гномом, - снова вмешалась девушка. – Нас так и звали в детстве – ноль с палочкой. - Не слишком оригинально, зато верно, - кивнула Аня. - Вы красивые, - возразила я, причем, не просто чтобы поддержать разговор – я действительно так считала. На Аню многие мальчики оборачивались, когда мы проходили по коридору – не каждая девушка в школе могла похвастаться такой женственной фигурой. Но девушка сурово отшивала всех, кто пытался подойти и познакомиться, и мне приятно было видеть в своей новой подруге такое проявление целомудрия. Обычно наши сверстницы стремятся демонстрировать данную Богом красоту, надевая максимально откровенные наряды, Аня же носила простые джинсы и свитера, не сильно отступая от современной моды, но оставаясь при этом в рамках благопристойности. Что же касается Алисы, то она тоже носила джинсы, вот только смотрелись они на ней совсем по-другому. Мой папа говорил, что штаны были навязаны женщинам под предлогом равноправия, но та девушка, которая действительно хочет выглядеть, как девушка, и «не смахивать на слесаря Васю из второго подъезда», должна носить юбку, подчеркивающую ее стройность и скрывающую все неприличное. Так вот, Алису со спины и правда можно было перепутать с мальчиком, тем более что многие парни специально отращивали себе волосы, подражая известным рок-музыкантам или актерам. Хрупкое телосложение моей второй подруги, улыбающиеся серо-зеленые глаза и что-то детское в лице и поведении тоже не могли не привлекать внимания. Меня все еще пугали ее неожиданные объятия во время разговора, желание держать нас с Аней за руки и прочие прикосновения, которые всегда были спонтанными и к которым невозможно было морально подготовиться. Но я, испытывая неведомое мне раньше ощущение тепла совершенно чужого человека, не могла сказать, что мне это неприятно, наоборот – хотелось не выпускать ее ладонь из своей до конца жизни… Впрочем, идиллия нашего общения друг с другом длилась недолго. Как я уже говорила, одноклассники нас не трогали, но это было временным явлением, и скоро ситуация изменилась к худшему. В один из дней мы как раз собирались идти домой и уже подходили к воротам школы, как нас окликнули. Увлеченные беседой, мы и не заметили, что следом за нами шла внушительная толпа одноклассников – в нашем десятом «А» училось двадцать девять человек, не считая меня и новеньких, и со стороны такое скопление народа казалось весьма внушительным, если не сказать жутким. Поневоле вспоминался фильм «Чучело», где главную героиню жестоко травили сверстники, и тот факт, что я не одна, а с двумя подругами, утешал слабо. - Эй, святая троица, разговор есть, - вперед вышла ухмыляющаяся Голикова. Интересно, чем она сумела так заинтересовать класс, что все пошли за ней, как евреи за Моисеем, когда тот выводил их из Египта? Судя по лицам ребят, ничего хорошего они нам явно не скажут… - С нами собираются поговорить сразу все наши одноклассники, - мрачно проговорила Аня. – Какая честь. - А у тебя, как вижу, голос прорезался, - Голикова улыбнулась еще шире, изображая удивление. – Вот сюрприз так сюрприз! А мы думали, что из вас двоих умеет разговаривать только та, которая мальчик. Послышались смешки. Неужели они снова решили поднять эту мерзкую тему? - Слушай, если хочешь нам что-то сказать, то давай быстрее, - Аня бесстрашно смотрела на Машу, намеренно игнорируя присутствие прочих – те и правда были лишь для устрашения, не более того. – Сама знаешь, сколько нам задают, не хочется тратить время попусту. - Так разговор с нами вы считаете пустой тратой времени? Нехорошо, ой как нехорошо, - Голикова с притворной обидой покачала головой. – То-то мы думаем, чего вы от нас бегаете, словно от чумы… - Нам показалось, вы еще в прошлый раз дали понять, что нам в вашей школе не рады, - отозвалась Алиса, делая едва заметный шаг вперед, чтобы обойти Аню. – Вот и не пытаемся набиваться в друзья. - А вы заметили, как грамотно выражается новенькая? – Голикова развернулась к толпе у себя за спиной. – Такие полные фразы, подлежащее, сказуемое… Выходит, зря говорят, что Москва – большая деревня. Девочки у нас, оказывается, культурные, не ожидала прям… - Зато у нас нет никаких сомнений, что ты по собственному опыту знаешь, что такое ПОДлежащее, - Аня нарочно разделила последнее слово, чтобы подчеркнуть свой тонкий юмор. Зря она это сказала. Голикова всегда болезненно воспринимала любые шутки по поводу своего не слишком целомудренного образа жизни, можно сказать, они ее приводили в бешенство – вспомнить хотя бы пример с Соколовым. Спина Маши застыла – явный признак приближающейся бури, - потом она медленно повернулась и, испепеляя Аню взглядом, прошипела: - Слушайте меня внимательно, повторять не буду. Дома у себя можете вылизывать друг у друга хоть до третьей дырки, никто вам этого не запрещает, но в нашей школе чтобы вашей гомосятины тут и духу не было! У нас все нормальные, ни у кого нет нездоровых наклонностей вроде ваших, и нечего других совращать, вам понятно?! Голикова выразительно посмотрела в мою сторону. Я ошарашено таращилась ей в ответ, не понимая, что она имеет в виду под своими словами, но одноклассники, похоже, суть уловили и горячо поддержали своего самопровозглашенного лидера. - Эй, монашка, как это – сразу с двумя? Я тебе завидую, честно, сам бы хотел попробовать! - Тебе же вера не позволяет вроде… - Боженька разгневается! - Духовник анафему наложит… - Прекратите, как вам не стыдно так говорить! – Аня безуспешно пыталась переорать поднявшийся гвалт. - А почему нам должно быть стыдно? Мы ничем противозаконным, в отличие от вас, не занимаемся, - возразила Голикова, чем еще больше подстегнула толпу. Я краем глаза уловила какое-то движение, но не сразу сообразила, что это Алиса, бросившаяся прочь. Передо мной мелькнуло ее лицо, покрасневшее, с первыми дорожками слез, а через мгновение она уже убегала по направлению к своему дому. Одноклассники притихли. - Довольны, уроды? – Аня так и полыхала гневом. – Довели ее и рады. Что мы вам сделали вообще, за что вы на нас так взъелись? Невероятно, но даже Голикова смутилась. Что бы она ни говорила, какими бы прозвищами ни награждала тех, над кем хотела поиздеваться, никто никогда не плакал в ее присутствии. Подраться с кем-то – это одно, а довести до слез – дело другое, а Маша была вовсе не такой жестокой, какой хотела казаться. Остальные тоже неловко топтались рядом, а потом начали осторожно расходиться, пока, наконец, не остались только Голикова и ее верная подруга Давыдова. - Мы это… не хотели, чтобы так получилось, - сбивчиво пояснила последняя. – Мы думали, что вас надо на место поставить, и все… - Пошли, не унижайся перед ними, - злобно бросила Голикова, хватая подругу за руку. – А вашей истеричке передайте, что разговор еще не закончен. Голикова хотела до конца сохранить лицо, даже если для этого придется сказать что-то, чего на самом деле нет у нее в душе. По-христиански попросить прощения за причиненную кому-то боль – это явно не про нее… - Домой я пойду, - мрачно проговорила Аня, когда кроме нас никого около ворот не осталось. – У Алисы теперь депрессия, как бы не натворила чего… - Скажи ей, пусть не принимает это так близко к сердцу, - посоветовала я. – Вообще, у нас класс хороший, обижали кого-то, было дело, но чтобы вот так… - Чего ты их защищаешь? – Аня презрительно скривилась. – Эти бараны готовы сделать все, что им скажет самая тупая овца, ни у кого своих мозгов нет. Хороший класс новенького до слез не доведет! И Аня пошла, на ходу то и дело подтягивая ремень от сумки. Я только сейчас поняла, что на улице, оказывается, очень холодно, и ветер такой пронизывающий, но домой идти совершенно не хотелось. Впервые в жизни, наверное, мне хотелось прогуляться по улице в одиночестве и попытаться разобраться в том, что произошло. И все же я сказала себе, что мама будет волноваться, если я задержусь, да и уроки тоже делать надо, и нехотя побрела домой… До ужина мне удавалось скрываться в своей комнате, притворяясь, что занята географией. Сестра быстро закончила со своими уроками и ушла играть в комнату родителей – кстати, наша афера с Винкс благополучно увенчалась успехом, и, хотя мама прекрасно поняла, почему мы пошли за благословением именно к отцу Петру, больше смотреть мультик не запрещала. Соня даже переименовала свою любимую куклу из Лизы в Блум, хотя та была вовсе не рыжей, а с длинными золотистыми локонами… В общем, я получила так необходимое мне в данный момент одиночество и могла уйти в свои мысли. Время пролетело быстро – даже удивительно, как охотно разум выключается в часы праздности, - и я была немало удивлена, когда ко мне заглянула мама и позвала ужинать. Молитва, потом мы сели за стол и занялись содержимым своих тарелок. Мне очень хотелось поскорее покончить с макаронами, чтобы снова оказаться наедине с собой, но у папы сегодня было настроение поговорить о нашей успеваемости. Не то, чтобы у меня это вызвало раздражение, но лучше бы эта забота проявилась как-нибудь потом… Или хотя бы коснулась одной только Сони. - Танечка, ты сегодня какая-то грустная, - заметила мама, когда я вкратце рассказала, что по всем предметам, кроме разве что физкультуры, у меня, как и всегда, только хорошие оценки. – Что-то случилось? - Надеюсь, это не какой-нибудь мальчик? – вмешался папа. – Ты помнишь, что я тебе об этом говорил? Православная девочка должна держать себя в чистоте до самой свадьбы, а не уподобляться своим сверстницам, впустившим в себя дьявола! - Нет, пап, это не мальчик, - успокоила я его. – К нам в класс перевелись две новенькие девочки из Москвы, и ребята отнеслись к ним не очень хорошо… Начали над ними смеяться и говорить, что они лесбиянки. - Отец наш небесный! – папа так вытаращил глаза, что, казалось, они сейчас выпадут из орбит и укатятся под холодильник, откуда их потом будет весьма проблематично достать. – Я всегда знал, что Москва – это гнездо разврата! Понаехали к нам из этого Содома, а потом мы еще удивляемся, откуда на улицах столько гомосеков, прости Господи… Татьяна, ты ведь носишь с собой иконку Божьей Матери? Еще святой воды возьми, будешь окроплять парту перед тем, как сесть, чтобы вся эта бесовщина не смогла к тебе подобраться… И все это он говорил совершенно серьезно, даже без намека на шутку или сарказм. - Миш, не перегибай палку, - вразумила отца мама, но было видно, что и она шокирована моим рассказом. – Танюш, ты ведь понимаешь, что эти девочки сбились с пути истинного? Ты должна поговорить с ними и объяснить, что то, чем они занимаются, осуждается Господом… - Да нет же, вы меня неправильно поняли! – я с трудом сумела вклиниться в этот поток советов. – Эти девочки на самом деле очень хорошие, мы с ними даже подружились. Просто одноклассники решили, что они вместе, и теперь им прохода не дают. Сегодня они Алису даже до слез довели… - Но ведь не просто же так ребята говорят такое о ваших новеньких, - папа все не унимался. - Просто Аня с Алисой дружат с самого детства, - начала я объяснять, уже жалея, что вообще все это рассказала за столом. – Они ходят вдвоем, держатся за руки… может, они и подружились бы с остальными девочками, но те по наущению Маши Голиковой с ними не разговаривают. - Никогда не осуждай ближнего своего, - папа ткнул в мою сторону вилкой. – А насчет твоих девочек – то ты должна поговорить с ними об их поведении. Если они держатся за руки и из этого можно сделать какой-то вывод, значит, все не так уж и невинно. - Да что вы все прицепились к этим рукам! – возмутилась я. – Все друзья так делают, что в этом плохого? - Не перечь отцу, - мама начала собирать грязные тарелки в одну стопку. – За руки тоже можно держаться по-разному. - А лесбиянки – это тоже гомосеки, да? – неожиданно ввернула до сих пор молчавшая Соня. - Софья, как тебе не стыдно повторять такие нехорошие слова? - Действительно, как ей не стыдно повторять то, что она слышит за столом каждый божий день? – буркнула я и, встав из-за стола, покинула кухню. Меня даже никто не остановил – для нашей семьи такое мое поведение было даже более шокирующим, чем та выходка Сони на почве Винкс. Во-первых, я не помолилась после еды, во-вторых, нагрубила родителям, и, если первое вышло не нарочно – я просто так рассердилась, что совершенно забыла о молитве, - то второе я сделала намеренно. Раньше я никогда не позволяла себе «перечить отцу», как выразилась мама, но разве я могла молчать, видя, как они отзываются в адрес моих подруг даже после того, как я объяснила, что под издевательствами одноклассников нет никакой почвы? Вернувшись в комнату, я первым делом перекрестилась, компенсируя благодарственную молитву, и, сев на свою кровать, крепко задумалась. И правда, почему одноклассники с такой охотой восприняли желание Голиковой поиздеваться над новенькими? Ведь и так понятно, что она делает это лишь стремясь хоть как-то утешить свою ущемленную гордость. Неужели они все и правда стадо баранов? И Минеев, которого я всегда считала не таким, как остальные? Неужели причина действительно в том, что они поверили в нетрадиционные отношения между девочками? И что было бы, если бы Аня с Алисой действительно… действительно занимались такими вещами? Честно сказать, я не могла себе это представить, для меня девочки были просто очень хорошими подругами, моими подругами. Все, тема закрыта! Вот только как им помочь защититься от насмешек класса, я по-прежнему не знала. *** На следующий день Алиса не пришла в школу – Аня сказала, что та просто не могла себя заставить собраться с духом и встретиться с теми, кто так жестоко над ней смеялся, и ее родители, увидев дочь в разбитом состоянии, разрешили ей посидеть пару дней дома. - Меня тот цирк, что устроила Голикова, не так задевает, - Аня мрачно посмотрела в сторону «королевы», которая как ни в чем не бывало болтала со своими подружками. – А вот Алиске тяжело все это слышать. - Но почему она так болезненно воспринимает все эти насмешки? Можно же просто не обращать внимания… - Тебе легко говорить, - Аня неодобрительно нахмурилась. – Это связано с нашей московской школой, там одна история произошла… Мы потом только на экзамены в конце года пришли, и то одноклассники нас чуть не сожрали. Алиска тогда ушла в глубокую депрессию, я ее еле вытащила, мы приехали сюда, надеясь, что начнется новая жизнь, а тут снова здорово. - Что же с вами случилось в Москве? - Не могу сказать. Если Алиска захочет, то сама тебе расскажет, это ее история. Просто поверь – нам пришлось пережить самый настоящий кошмар. Я поверила. И мне сразу стало невыносимо жаль этих двух милых жизнерадостных девочек, которым послано столько испытаний. Я знала, что Господь позволяет страданиям придти в нашу жизнь, чтобы потом мы могли выстоять перед лицом более страшных и были готовы к их появлению. Но что Ане и Алисе от моих знаний, даже если я прочту об этом целую проповедь? Верующий человек должен уметь утешить своего брата, а я не способна была даже в себе унять грусть, что уж говорить о других… Алиса не появлялась в школе целую неделю. Аня передавала ей от меня приветы и разные добрые слова, которые я только могла извлечь из своей головы, а в ответ приносила благодарность и заверения в вечной дружбе. - Алиса, как всегда, преувеличивает, - добавляла Аня, улыбаясь. - Я бы и правда хотела, чтобы мы всегда оставались подругами, - возразила я однажды. - Алиска тоже наверняка этого хочет… - А ты? - А я уверена, что все хорошее когда-нибудь кончается, - Аня пожала плечами. – Вокруг много людей, кто-то приходит, кто-то уходит, а остаются очень немногие. Ты не обижайся, но я привыкла относиться с подозрением ко всем, кто проникает в наш маленький мирок. - Да нет, что ты, я все понимаю… Я действительно понимала, но насчет обиды все же покривила душой – меня на самом деле сильно задевало, что Аня, хоть и относилась ко мне хорошо, все же не признавала как полноценную подругу. Да, у меня совсем недавно вообще не было друзей, я должна была ежеминутно благодарить Господа, что он послал мне подруг, но, как и всякий грешный человек, я желала больше, чем имела. В общем, после слов Ани остался неприятный осадок, как бы я ни старалась убедить себя, что все нормально и что девочка вовсе не обязана считать меня своей лучшей подругой, тем более что пока мы все еще очень плохо знакомы. Закончился сентябрь, наступил октябрь. Листья на деревьях активно облетали, дожди почти не давали горожанам отдохнуть, на улице становилось все холоднее и холоднее. Одноклассники после того разговора старались делать вид, что нас с Аней не существует, а, если я вдруг ловила на себе чей-то случайный взгляд, его хозяин тут же отворачивался. Что же касалось Соколова – единственного человека во всей школе, который мог бы поинтересоваться, куда делась Алиса, - то он еще до той неприятной истории с Голиковой пару дней постоянно хлюпал носом и кашлял, а потом и вовсе перестал ходить в школу. Еще бы, с его-то привычкой идти прямо по луже в независимости от ее глубины… Так что мы с Аней были словно на необитаемом острове, только вот и между собой мы тоже общались не слишком увлеченно… - Алиска хочет, чтобы ты к нам сегодня зашла, - сообщила мне как-то Аня, когда я уже начала потихоньку возвращаться к своей привычной жизни и понимать, что уж больно много радужных надежд себе настроила. – Надоело ей изо дня в день видеть только мою рожу, да и соскучилась. Ну так что, придешь? - Можно, - я так обрадовалась, что хотелось прыгать на месте и хлопать в ладоши, но, разумеется, внешне осталась такой же смущенной и нерешительной, как всегда. – Может, что-то нужно принести? - Что, например? - Ну, апельсины там или торт… - Алиска же не в больнице, чтобы апельсины жрать, - фыркнула Аня. – А торт у нас дома есть, с орехами. Любишь орехи? Орехи я любила, а предложенный мне в гостях у девочек торт и вовсе показался божественным. Разумеется, чаепитие было совершенно не главным, просто мне всегда сложно бороться со своей слабостью к сладкому, хоть я и понимала, что чревоугодие – один из тяжких грехов… - Да ты не стесняйся, кушай еще, маме приятно будет, что тебе понравилось, - улыбнулась Алиса, изловчившись подложить мне в тарелку еще один внушительный кусок, несмотря на все мои протесты. – Она у нас знатный кулинар, а торты с пирожками вообще может с закрытыми глазами печь. Пока мы с Алисой не виделись, она вроде бы не изменилась, только лицо стало бледней, а улыбка – печальней. Это для обычных людей прошло не больше недели, а для девушки, наверное, ее добровольное домашнее заточение казалось вечностью… Мне хотелось обнять подругу, как часто делала она сама, и сказать, что все обязательно будет хорошо, что рано или поздно все утрясется… Но, разумеется, я осталась на своем стуле доедать второй кусок торта. - Вы не против, я пойду почту проверю? – Аня встала и, ловким движением отправив табуретку обратно под стол, вышла из кухни. - Она же вроде заглядывала в почтовый ящик, когда мы заходили в подъезд, - полушепотом заметила я. - Аня имела в виду электронную почту, - хихикнула Алиса. – Ей наши знакомые из Москвы фотки скинуть обещали… Но на самом деле ей просто надоело с нами сидеть. - Почему? – испугалась я. – Это из-за меня? - Нет, что ты, ни в коем случае! Просто… ну хорошо, признаюсь – это я попросила ее незаметно оставить нас, но у Ани способностей к маскировке столько же, сколько у светофора на автомагистрали. Мне хотелось объяснить тебе кое-что, думаю, ты должна это знать. Я внутренне напряглась. Обычно, когда так говорят, за этим не следует ничего хорошего, и я очень сомневалась, что сейчас будет по-другому. Алиса залпом допила остатки чая, отставила кружку в сторону и снова заговорила, попутно разглядывая мое лицо. - Мне сложно о таком рассказывать, особенно тебе, ведь ты говорила, что верующая… Тебе, наверное, было непонятно, почему тогда после школы я убежала от Голиковой и остальных, бросив вас с Аней, хотя должна была держать оборону вместе с вами. - Тебе, наверное, было очень неприятно слышать все, что Голикова тогда, озлобившись, наговорила, - я и правда много об этом думала, но в данный момент почему-то резко расхотелось знать, в чем там было дело на самом деле. – Я все понимаю, ты не обязана оправдываться. - Нет, не понимаешь, - Алиса печально покачала головой. – Выслушай меня, пожалуйста, до конца, и постарайся не судить слишком строго. Я глубоко вдохнула и обреченно приготовилась слушать, раз другого выбора все равно не было. Господи, пошли мне сил выдержать то, что меня ожидает, каким бы страшным оно ни было… - В Москве мы с Аней учились в самой обычной школе с самыми обычными детьми. У нас была своя компания, почти всех мы знали еще с детского сада, играли в одном дворе и, хотя интересы были у всех разные, дружба оставалась крепкой вплоть до девятого класса, когда и произошла та история, которую я хочу рассказать, - Алиса перевела взгляд на скатерть и до самого конца рассказа больше не подняла глаз. – К нам в класс перевелась девочка – вернее, даже не перевелась, а вернулась, ее родители забрали прямо посреди седьмого класса и отдали в какую-то навороченную гимназию с математическим уклоном, чтобы потом она могла поступить в МИФИ, мечта у них такая была. Мы иногда встречали ее на улице, такую вечно заморенную, торопившуюся, едва здоровавшуюся с нами, и между собой не раз жалели эту девочку - совсем у бедной нет времени на отдых, все бежит куда-то, опаздывает… - А как ее звали? – я решила поучаствовать в рассказе, а заодно отвлечься от мрачных предчувствий. – Ты не сказала. - Катя, - в голосе Алисы промелькнули мрачные нотки. – Так вот, она все же вернулась в нашу школу, не потянув нагрузку в гимназии, и первое время держалась особняком, ни с кем не разговаривала, и мы решили, что у нее от учебы крыша поехала, стресс и все такое… Некоторые ее даже всерьез боялись. А я, когда Катя еще уходила, почувствовала такую страшную грусть, как будто у меня отняли что-то очень дорогое, хотя мы довольно мало общались, у нее были свои подруги. Она вернулась, и в душе я очень обрадовалась, единственная, наверное, из всего класса, ведь даже те, с кем она раньше общалась, теперь считали ее странной и не желали принимать обратно. Да ей, судя по всему, это и не нужно было… Вообще, человек изменился очень сильно – из веселого и жизнерадостного Катя превратилась в молчаливого и мрачного, мы первые два месяца учебы ее голос слышали только когда ее учителя спрашивали, чтобы оценку поставить. Мне все хотелось подойти, заговорить с ней, поинтересоваться, как дела, почему одна ходит, может, даже в свою компанию пригласить, но стеснялась, думала, вдруг пошлет меня куда подальше… Наверное, тебе это странным покажется, но я тоже иногда смущаюсь и не могу сказать или сделать что-то. Вот так и с Катей было – каждый день думала, что подойду, а потом звенел последний звонок, и я откладывала все на завтра. Вот тут я понимала Алису, как никто. Давно ли сама бегала за ней и Аней по этажам, накручивая нервы до предела… Но девушка была права – мне и правда сложно представить, чтобы она мялась в нерешительности, наблюдая за кем-то из-за угла. - Но однажды она сама ко мне подошла – уже не помню, зачем именно, кажется, попросила дать переписать лекцию по какому-то предмету, - продолжала Алиса. – Я так обрадовалась, ты себе не представляешь. И тут же выложила все, что на душе было – и про то, как обрадовалась ее возращению, и про то, как переживаю из-за ее одиночества. Катя молча меня выслушала, а потом неожиданно расхохоталась. Долго смеялась, даже слезы на глазах выступили, я так и не поняла, чем было вызвано такое веселье, но после него Катя словно оттаяла. Мы разговаривали почти весь урок обществознания – у нас его вел старенький дедулька, которому было откровенно плевать, кто сидит у него на уроке, поэтому прогуливали поголовно все. Мы закрылись в женском туалете на втором этаже и болтали. Катя рассказывала, как сложно ей было учиться вместе с теми, у кого по математике была не просто пятерка, а настоящие вузовские знания. Полтора года она находилась под постоянным давлением – родителей, учителей в гимназии и репетиторов на всевозможных подготовительных курсах. Папа с мамой решили, что, чтобы их дочь стопроцентно поступила на бюджетное, нужно потратить в два раза больше денег на репетиторов, чем если бы пришлось платить за сам институт – ну нe абсурд ли? Катя послушно везде ходила, выработав привычку постоянно смотреть на часы и заранее просчитывать, на что сколько времени выделить, а потом все кончилось. Она просто упала в обморок на занятиях, вызвали скорую. В больнице ее родителям сказали, что у Кати порок сердца и, если продолжать подвергать ее таким нагрузкам, то оно может просто не выдержать. Так Катя была избавлена от миссии стать гордостью семьи, родители перевели ее обратно и вынуждены были смириться, что дочери уготована судьба самого обычного смертного. - Но ведь эта Катя вполне могла потом все равно попробовать поступить в тот институт, просто не так вон из кожи лезть, разве нет? – спросила я. - Дело в том, что Катя никогда не хотела в МИФИ, это была мечта родителей – дать ей хорошее образование. А ребенку в тринадцать-четырнадцать лет хочется совсем другого, особенно девочке… Катя даже рада была внезапно открывшемуся недугу, говорила, что теперь свободна, да вот только что ей с этой свободой делать, понятия не имела. За полтора года она успела привыкнуть к бешеному ритму жизни, где каждая минута расписана, и теперь не знала, куда ей себя деть. Уроки время почти не отнимали, Катя в гимназии математику с физикой на всю жизнь вперед выучила, а хобби у нее как такого никогда не имелось, и ей было совершенно непонятно, где его искать. Я тогда предложила Кате сходить со мной пофоткать город, хотя обычно предпочитала гулять в одиночестве – сама понимаешь, с компанией много не нафоткаешь, все требуют, чтобы их запечатлели на фоне любой ерунды, чтобы потом хвастаться перед друзьями качественно сделанной аватаркой, а не с мыльницы, как обычно… Катя заверила, что аватарка ей не нужна, да и хвастаться ей будет не перед кем, и мы условились о встрече. Та прогулка была самой необыкновенной за всю мою жизнь… Алиса опустила голову еще ниже, как первого сентября в классе, и было невозможно сказать, какие чувства она сейчас переживает, даже голос ничего не выражал. Похоже, рассказ приближался к драматической развязке. - Мы гуляли по городу почти до темноты, я сделала тогда много красивых фотографий, но главное не это, - продолжала Алиса. – Главное – общение с человеком, который с самого начала был подсознательно мне интересен, хотя я его совсем не знала. А теперь мы разговаривали, смеялись, обсуждали то, что видели вокруг… Фотография – это ведь почти единственный способ показать другому собственный взгляд на мир, и в тот день я хотела, чтобы Катя смотрела моими глазами. Мы очень сблизились всего за один день, у людей обычно уходят годы, чтобы столько узнать друг о друге, и все равно обязательно потом откроется что-то, чего ты никак не мог ожидать. А мы словно вывернули наши души наизнанку и увидели все, как есть, без прикрас. У меня такого никогда ни с кем не было, я влюбилась без памяти… Я знала, что эта фраза будет произнесена. Чувствовала, что этим все кончится, когда Алиса в первый раз упомянула о Кате, но одно дело – знать и быть готовой, и совсем другое – столкнуться в реальности. И все же… все же я не чувствовала отвращения или желания как можно скорее оказаться подальше от человека, рассказывающего мне такие вещи. Передо мной сидела несчастная, пережившая очень многое девочка, запутавшаяся в себе, и у меня никогда бы не поднялась рука ее оттолкнуть. Да, меня с детства воспитывали в строгих традициях веры и морали, прививая нетерпимость по отношению к гомосексуализму. Но те, которых пытались вразумить родители, те, что демонстративно целуются на камеру и выходят на улицы с радужным флагом, не имели ничего общего с маленькой хрупкой Алисой, чья улыбка озаряла собой все окружающее пространство, так что хотелось вечно быть рядом и чувствовать тепло ее искренней радости… Но история еще не была закончена – впереди оставалось самое важное, а именно, ответ на вопросы, что стало с Катей, почему Алиса осталась вдвоем с Аней и почему от них отвернулись все друзья. Совпадут ли мои догадки с реальностью? Девушка между тем уже продолжала рассказывать. - Я сразу призналась Кате в своих чувствах. Мне сложно удержать что-то в себе, особенно такое, ведь это была моя первая любовь. Мне несказанно повезло – Катя ответила взаимностью. До сих пор не знаю, действительно ли она тоже меня любила или ей просто было интересно попробовать новые для нее ощущения, но Катя тогда демонстрировала всю гамму чувств, от страсти до нежности, мы просто не могли насытиться друг другом, нам не хватало времени, проведенного друг с другом. Мы сбегали с уроков – сначала еще выбирая предметы, где учителя за прогулы не особо ругали, а потом стало уже все равно. Мы гуляли вместе целые дни напролет, уже выпал снег, но нам не было холодно, мы прятались по подъездам, если погода на дворе стояла совсем суровая, и покупали в палатках горячий чай за семь рублей... У нас была тетрадка, где по ночам, когда мы вынуждены были делать дома вид, что спим, писали друг другу много нежных слов, и именно эти слова нас и погубили. Родители Кати случайно нашли ту тетрадку и прочитали, а у них были весьма консервативные взгляды на отношения. Катю снова забрали из нашей школы и посадили под домашний арест, я ее больше так и не видела. Мои родители имели с Катиными долгий и неприятный разговор, но мама с папой у меня хорошие, так что отнеслись спокойно к новости, что их дочь влюбилась в девочку. А вот Катиных это еще больше обозлило… Они пришли в школу, выложили перед директором нашу с Катей переписку и заставили читать. В конечном итоге вся школа узнала меня, как озабоченную лесбиянку, которая совратила свою одноклассницу и уже готовится найти новую жертву. Друзья, знавшие меня, когда я еще в кровать писалась, мгновенно отвернулись и стали злейшими врагами, я не могла появиться в школе, чтобы надо мной тут же не начали издеваться. Одна Аня нормально восприняла тот факт, что у меня были отношения с девушкой, и пыталась вразумить одноклассников, но что один может сделать против толпы? В итоге Аня тоже стала изгоем, и ей приходилось уже не только вытаскивать из депрессии меня, но и стараться самой там не оказаться… Родители попросили меня хотя бы сдать экзамены за девятый класс, а после обещали, что мы сразу переедем. С мамой Ани они договорились быстро, и, сразу же после получения нашего первого аттестата, мы уехали в Питер, оставляя в Москве все то, что казалось таким дорогим, но на деле оказалось иллюзией, не более. Вот и все, моя история закончена. Теперь ты знаешь все… Алиса медленно подняла голову и посмотрела на меня. Должно быть, ее удивили слезы в моих глазах, а сама я не сразу поняла, что плачу. Так мы и сидели – я всхлипывала, а Алиса терпеливо ждала, когда я, наконец, успокоюсь и скажу хоть что-нибудь. - Ну? Ты наверняка шокирована и не ожидала от меня такого, - с вызовом проговорила девушка, когда я, наконец, высморкалась в предложенную мне салфетку, но по-прежнему не могла придумать, с чего начать излагать свои мысли. - Шокирована, - кивнула я. – Лгать не буду. - И что? Скажешь, что больше не хочешь со мной общаться? Только честно, я пойму. - Нет, не скажу. - Но почему? Ты православная, то, что я только что рассказала, противоречит твоим убеждениям, - Алиса устало прикрыла глаза – вообще, было видно, что рассказ ее сильно вымотал. - Да, православие осуждает отношения между людьми одного пола, - я была полна решимости объяснить то, что думаю, пусть даже для этого придется вывернуться наизнанку, пытаясь избавиться от противоречий, - и, более того, у моей семьи особое отношение к данному вопросу. Любой представитель нетрадиционной ориентации приравнивается моим папой к еретику и должен быть сожжен на костре… не пугайся, я утрирую. - Я надеюсь, - усмехнулась Алиса. - Я сама толком не понимаю, почему восприняла твой рассказ о себе так спокойно, - продолжала я, - но знаю одно – я никогда не сделаю так, как твои бывшие друзья. Господь учил нас сначала вытащить бревно в своем глазу, а уже потом указывать на соринку у ближнего, поэтому я тебя не осуждаю. Тебе и так досталось, чтобы еще и я выговаривала… - Значит, ты по-прежнему моя подруга? – Алиса все еще не верила. - Ну конечно! Помнишь, ты сама говорила – изгои должны держаться вместе. Алиса улыбнулась – впервые после того, как закончила свой рассказ, - и я подумала, что готова на многое, чтобы эта улыбка никогда не гасла. Домой я шла уже в сумерках. Девочки сначала вызвались меня проводить, но я заверила их, что прекрасно дойду сама. В конце концов, им еще нужно поговорить о состоявшейся между мной и Алисой беседе – представляю, как Аня удивится. Я ничуть не сомневалась в своем решении общаться с Алисой, единственное, что меня смущало… возможно, кому-то это покажется странным или совершенно нелогичным, но тем не менее – я очень мало знала о лесбиянках. В нашей семье очень любили поговорить на тему «почему грешно быть гомосеком», но я впервые за всю жизнь задумалась – а действительно, почему? Почему православная церковь осуждает однополые отношения и считает их величайшим грехом? Честно говоря, я даже не представляла, как у девочек получается… как они занимаются… этим… с чисто технической стороны, в общем. А что делают обычные люди, когда чего-то не знают или не могут себе представить? Правильно, лезут в Интернет и ищут там видео по соответствующей теме. Да, все правильно – я, грешная раба Господня Татьяна, первый раз в жизни собиралась посмотреть лесбийское порно.