Некрещенная

Одноклассники звали меня Монашкой, родители считали, что воспитывают свою дочь в строгих христианских традициях, но все же я не была настолько оторвана от современного мира, чтобы в свои пятнадцать не знать, откуда берутся дети. Хотя, лучше бы на самом деле не знала… Когда я, как и всякий ребенок задалась вопросом, откуда я появилась у своих родителей, мама рассказала пространную историю о том, как они с папой долго молились Господу, и тот, наконец, услышал их молитвы и послал на землю маленький лучик. Лучик рос у мамы в животе, пока не стал настоящей живой душой, вот так, собственно, и появилась я. У меня не было причин подвергать эту версию сомнениям, тем более что уже тогда я знала о Святом Духе, сошедшего на Деву Марию, после чего та родила младенца Иисуса. К слову, я очень долго была уверена, что «непорочный» пишется через «а», от слова «пара». То есть, о ребенке Мария молилась одна, без Иосифа, поэтому зачатие было непАрочным… Да и, собственно, откуда могла у меня взяться другая версия на подобные вещи? В воскресной школе мы, понятное дело, такое не обсуждали, а в обычной со мной уже тогда не слишком охотно общались – если дети и делились информацией, то только между собой. Мое «просвещение» состоялось где-то классе в пятом. Тогда еще была жива бабушка по маминой линии, которую мы с Соней просто обожали. Баба Галя покупала нам жвачки и прочую запрещенную родителями ерунду, разрешала смотреть телевизор допоздна, причем, не только добрые мультфильмы, но так же различные мыльные оперы, которые бабушка сама очень любила. Мама и в особенности папа весьма неодобрительно относились к, как они говорили, «эксцентричности» (до сих пор не знаю до конца, что это значит) бабы Гали и предпочитали сводить общение с ней к минимуму, но иногда случались внештатные ситуации, когда выбора не оставалось. В тот день у Сони резко поднялась температура, ее тошнило и были налицо все признаки отравления. Родители вызвали скорую, мама уехала вместе с сестрой в больницу, а папа позвонил бабе Гале, чтобы та забрала меня пока к себе. Не то, чтобы я не волновалась за Соню, но в тот момент все перекрывала грешная радость от того, что можно будет есть конфеты просто так и сначала смотреть мультики, а потом уже делать уроки, которые, кстати, все равно никто не будет проверять – баба Галя предпочитала не утруждать себя подобными вещами. Мы весь вечер смотрели бабушкины сериалы. Разумеется, в нашей семье подобные фильмы считались вредными, особенно для невинной души ребенка, поэтому я впитывала увиденное с двойным энтузиазмом. К сожалению, тогда я была куда менее стойкой к мирским искушениям, чем сейчас, и все эти непристойные истории казались мне страшно интересными. Время пролетело быстро, а спать совсем не хотелось… Сама бабушка уже задремала, а я, не чувствуя почти никаких угрызений совести, продолжала наблюдать за происходящим на экране. Не скажу, что много понимала, но запретное всегда манит… Где-то в районе часа закончился очередной сериал, и я уже решила перестать грешить и, выключив телевизор, пойти помолиться и наконец-то лечь спать, но не тут-то было. Дальше на экране началось то, что явно не было предназначено для моих глаз, но откуда я в свои одиннадцать и со своим образом жизни могла знать, что такое порнография? И, что если это немедленно не выключить, можно погубить свою бессмертную душу… Я смотрела за происходящим во все глаза и первые минут десять даже не представляла, что делают все эти люди. Они были голые, абсолютно голые, но совершенно не стеснялись этого, наоборот, охотно демонстрировали друг другу те части тела, которые особенно надо прятать от посторонних глаз. А потом эти части начали активно взаимодействовать друг с другом – сам процесс, слава Господу, крупным планом не показывался, но даже я могла сообразить, что, куда и как. Интерес сменился отвращением, я искренне недоумевала и в какой-то степени недоумеваю до сих пор, как такое может нравиться людям. Все эти грешные стоны, полузакрытые глаза, громкие крики – я смотрела и все больше убеждалась в дьявольской природе происходящего на экране, но, словно завороженная, не выключала до самого конца. В ту ночь я почти не спала, и еще долго потом мне являлись непристойные картины, от которых было невозможно избавиться даже во время молитвы. Мне стыдно об этом вспоминать, я осознаю, как виновата перед Господом, и не раз просила прощения, но так ни разу и не решилась исповедоваться в этом грехе своему духовнику. Я и сейчас с содроганием вспоминаю то, что видела, хотя большую часть мне все же удалось выбросить из памяти. Но больше всего меня ужасало и ужасает, что такими вещами занимаются все, в том числе и родители – наличие меня с Соней говорит о минимум двух случаях. А теперь мне предстояло узнать, что моя дорогая подруга тоже причастна к миру греховных наслаждений, да еще и наверняка куда более богопротивных – иначе церковь не считала бы отношения между женщинами большим грехом, чем обычный разврат. Но все же я должна знать наверняка, в чем виновата Алиса, ведь, принимая ее в своем сердце, я разделила с ней ее грехи, тайные и явные, и, хоть я и не отступаюсь от этого, все же хотела бы знать, что именно принимаю и за что потом придется отвечать на Страшном Суде. Поскольку дома у нас не имелось ни Интернета, ни компьютера, то искать источник информации надобно было в другом месте. Попросить у Ани с Алисой выделить мне пять минут на просмотр порнографии я тоже, разумеется, не могла. Оставалось одно – школа. Многие учителя требовали, чтобы рефераты и доклады были написаны не от руки, а распечатаны и содержали картинки по теме, поэтому мне не раз уже доводилось оставаться после уроков, чтобы неумело набивать текст двумя пальцами. С Интернетом мне тоже приходилось работать, но я обращалась с ним не то что на «вы», а на «окей, ваше превосходительство». И все же, набить нужные слова в адресную строку много ума не надо. Людмила Львовна без лишних вопросов разрешила мне посидеть в кабинете после уроков, и по странному стечению обстоятельств, никто больше на Интернет в тот день не претендовал. Ясно, кто потворствовал моей греховной затее, и это явно не Бог. Сколько же мне потом нужно будет отмаливать свою запятнанную душу… Одумайся, Татьяна, пока не поздно! Учительница некоторое время еще была в классе, так что мне пришлось делать вид, что я заканчиваю реферат по истории на послезавтра, хотя на самом деле он был готов еще на прошлой неделе. Людмила собиралась долго и шумно, но в конце концов в последний раз оглядела класс, проверяя его на наличие оставленных учениками неожиданностей, и, напомнив мне еще раз о необходимости все выключить, запереть и сдать ключи на вахту, ушла. Я тут же закрыла все ненужные окна, прикрывающие мою истинную цель, и нашла то, где был поисковик. Я и не подозревала, что искомое обнаружится в таком количестве. Шесть миллионов – это же ужас! Я ткнула в первую же ссылку, решив не читать прочие нужные для соблазнения названия, и попала на сайт с соответствующей тематикой. Картинки, видео, даже игры – чего только не придумают… Но мне вовсе было не обязательно глазеть на срамные места обнаженных девиц, у меня был, можно сказать, чисто научный интерес, жажда знаний, не более того. Для чего другие люди смотрят порнографию – ума не приложу. Должно быть, чтобы смириться с неизбежным, когда нужно сделать подобное в реальности… да, скорее всего, так оно и есть. Выбор видео был огромный. Блондинки, брюнетки, азиатки – все категории разврата, признанные удовлетворить любой погрязший во грехе разум. Я наугад нажала на видео, обещавшее мне «невинные забавы двух подруг, пока их парни были в отъезде», и на всякий случай сжала покрепче мышку, чтобы выключить сразу, как только на экране появится что-то чересчур неприятное. Две девушки – блондинка и брюнетка, - сидели на диване и болтали о чем-то на немецком. Пока вроде ничего непристойного, разве что их одежда сразу выдавала характер видео своей излишней откровенностью. Девушки хихикали, потом одна взяла подругу за руку и притянула к себе. Они смотрели друг на друга всего пару секунд, а потом начали целоваться. Я каждый день видела, как девочки целуют своих парней на глазах у всей школы, и поспешно отводила взгляд, в душе высказываясь о таком весьма неодобрительно. Все же, не стоит выставлять на показ свои чувства, какими бы они ни были сильными… Так что поведение девушек меня хоть и смущало, но необычным оно не выглядело. Даже наоборот, в поцелуях было столько нежности – моим одноклассницам с их стремлением всосать лицо любимого целиком есть чему поучиться. Блондинка ненавязчиво запустила руку подруге под майку и погладила ее живот. Брюнетка последовала ее примеру, и вот они уже ласкали под одеждой грудь друг друга, не размыкая поцелуя. Впрочем, одежда оставалась на них недолго, и скоро они начали медленно раздеваться. Я сидела красная, как рак, наблюдая за разворачивающимися передо мной событиями, но горячо было не только щекам. Я и не заметила, как жар разлился по всему телу, сосредотачиваясь где-то в районе живота, а, осознав это, немного испугалась незнакомым мне ощущениям… И все же, это тепло было даже приятным, хоть я и не понимала его природу. Девушки между тем уже избавились от остатков одежды, и ничто не мешало им ласкать друг друга руками и губами. Блондинка сосредоточилась на груди брюнетки, та тихонько постанывала, и, насколько позволяли судить мои скудные познания в немецком, всячески поощряла действия подруги. События развивались медленно, но верно, следуя вполне логичному пути. То, что я видела, вопреки всем моим ожиданиям не вызвало у меня отвращения или негодования. Я все ждала, когда же, наконец, начнется что-то похожее на тот кошмар из детства, но, хоть я и понимала греховность поведения девушек, в ужас оно меня не приводило. Наоборот, мне хотелось наблюдать за ними и дальше… Вдруг послышался какой-то шорох из коридора, и я перепугалась так, что не сразу сообразила, что нужно делать. Вместо крестика я попала курсором по какой-то картинке, открылось еще несколько окон, и я запаниковала еще сильней. Мои дальнейшие манипуляции с мышью привели к тому, что на экране все потемнело и появилась надпись: «Ваш компьютер заблокирован, отправьте sms на номер…», и тут я поняла, что вот оно, наказание Господнее. Оставался только один способ наконец выключить компьютер – просто нажать на кнопку, хотя Людмила Львовна постоянно напоминала, что так делать ни в коем случае нельзя. Экран наконец-то погас, я вскочила со своего места и бросилась к двери, чтобы проверить, что за шум я все-таки слышала, но, разумеется, там никого не было. Домой я шла с тяжелым сердцем, уверенная, что молиться Богу, чтобы все обошлось, не имею права. Я согрешила и должна понести за это наказание, пусть даже в результате меня выгонят из школы за то, что сломала компьютер, а я была более чем уверена, что так оно и есть. Зайдя в свою комнату, я сразу поняла, что что-то не так – икона Казанской Божьей Матери была заметно сдвинута в сторону. В один прыжок забравшись на кровать, я заглянула за иконы, но уже знала, что там ничего нет. Лохматый троллик, подаренный Алисой в день нашей первой прогулки, бесследно исчез. Ну зачем, зачем я его спрятала в красном углу?! Это же грех, даже больший, чем тот, что я совершила сегодня, ведь я не просто спрятала игрушку, которая могла вызвать у нас в семье определенные разногласия, я оскорбила самого Господа… Чуть не плача, я на ватных ногах прошла на кухню и, стараясь говорить спокойно, спросила у мамы, не трогала ли она вещи в нашей с Соней комнате. - Нет, а что такое? – мама, не оборачиваясь, продолжала что-то взбивать в высокой миске. - Не могу кое-что найти. - Это все оттого, что вы никогда ничего на место не кладете. Сколько раз вам говорила… Дальше пошел монолог о том, что каждая православная девушка должна держать в чистоте не только себя, но и окружающее ее пространство. Да-да, все это я уже слышала, причем, не один раз… Мама продолжала диалог с собой, а я снова ушла в свою комнату и, сев на стул, убито положила голову на его спинку. Неужели мама солгала? Кроме нее взять троллика было некому, но она же сказала, что не брала. Авторитет родителей для меня всегда был непогрешим, но сейчас он дал трещину. Мне хотелось плакать от обиды, от всей этой несправедливости, ведь не могла же фигурка сама исчезнуть, в конце концов! Да, я верила, что Господь может сотворить любое чудо, но для этого ему почти всегда нужны человеческие руки. Я всхлипнула, но не более того. Мама могла, заметив мое отсутствие в качестве покорного слушателя, прямо со своей миской в руках дойти до моей комнаты, чтобы продолжить нравоучения, а мне совершенно не хотелось закатывать истерику. Для родителей я скромная молчаливая девочка, которая всегда беспрекословно выполняет все, что ей скажут, так пусть они и дальше так считают. Мне не хотелось подобно Соне кричать, что я всех ненавижу, и, хотя глубоко в душе подобные чувства присутствовали, они так и останутся глубоко. Мне не хотелось добавлять к уже имевшимся грехам букет новых… Но в комнату зашла вовсе не мама, как я боялась, а Соня. Сестренка, наверное, думала, что я делаю уроки, и хотела тихонько взять какие-то игрушки, чтобы снова уйти играть, а тут ее взору открылась картина вселенской скорби в моем исполнении. - Ты заболела? – сестра с порога попыталась определить причину моего состояния. – Живот болит, да? Интересно, почему она сделала именно такой вывод? Хотя, кто знает, где у человека находится душа, может, у меня она как раз в животе… - Нет, Сонь, - я покачала головой, не отрывая ее от стула. – Просто у меня пропала любимая вещь, вот я и расстроилась. - В школе пропала? – кажется, голос сестры дрогнул. – Или дома? В моей душе шевельнулась новая догадка. - Дома, - я пристально посмотрела на Соню, следя за ее реакцией. – За иконами стояла игрушка, ты ее не видела? Сестра явно хотела соврать, но уже и так было понятно, кто виноват, поэтому она только опустила голову и пожала плечами. - Это ведь ты ее взяла, да? – я выпрямилась, чувствуя, как облегчение волной разливается по телу. – Где она? - Я хотела только посмотреть, - Соня виновато засопела. – А она выскользнула и упала… Я испугалась, что ты будешь ругаться, что она разбилась, и выкинула ее в окошко… Выходит, рано я обрадовалась… - Ты меня простишь? – Соня чуть приподняла голову, чтобы посмотреть, как я отнеслась к ее признанию. - Бог простит, - отозвалась я, снова погружаясь в мрачное состояние. - А он точно простит? – Соня не отставала, но ее дальнейшие попытки привлечь мое внимание я проигнорировала. Я не была суеверна, так как все суеверия – большой грех. Я никогда не плевала через левое плечо, не стучала по дереву, не шарахалась от черных кошек, но это происшествие явно было дурным предзнаменованием. Я представила того троллика до мельчайших деталей, от кончиков босых ног до красного якорька, и, кажется, поняла, почему Алиса подарила мне именно его. Якорь, как символ надежности, да и вообще морская тема олицетворяли для девушки новый город и надежды, что он станет для нее новым домом, где забудутся все прежние проблемы. А я была тем самым якорьком, который призван помочь Алисе не погибнуть в бушующем море людских насмешек и неприязни. И вот теперь троллика, этого символа дружбы больше нет… - Это была важная для тебя вещь, да? – сестра подошла совсем близко и, положив голову мне на колени, виновато заглянула в мои глаза. - Важная, - я кивнула. – Ее подарил мне один хороший человек. - И ты его прятала, чтобы мама не увидела, да? Кому, как не Соне, понять мотивы подобного поступка. Я невольно улыбнулась. - Не переживай, - утешила я сестру. – В конце концов, это всего лишь игрушка, ты ничего плохого не хотела, только посмотреть. А любопытство – не порок. - И Господь меня не накажет? – похоже, это волновало Соню больше всего. - Не накажет, - заверила я, а про себя подумала, что уже наказал, только не ее, а меня, причем, сразу за все. *** Разумеется, я была полностью права в своих сомнениях по поводу того, что это далеко не конец. На первом же уроке Людмила Львовна обнаружила, что компьютер, за которым я сидела, не загружается, и вытащила меня прямо посреди физики, чтобы во всем разобраться. Я честно обо всем рассказала, умолчав лишь о том, что зашла на сайт с порнографией специально, но чистосердечное признание не изменило сути того, что я натворила. - Надо было утром сразу бежать ко мне и сказать, что так получилось! – Людмила Львовна выглядела очень раздраженной. – Мало мне других проблем, а тут еще это… - Я сломала его, да? – мне страшно было представить, что скажет папа, если ему позвонят из школы и обяжут купить новый компьютер. - Да нет, там вирус скорее всего, - Людмила несколько смягчилась. – Попробую сама разобраться, если что, вызовем специалиста… Вообще, мне надо было сразу закрыть детям доступ на такие сайты, директор если узнает – выговора не избежать. Ты, надеюсь, поняла свою ошибку? - Я больше так не буду, обещаю, - заверила я ее. Пока меня отчитывали, уже прозвенел звонок, и я бросилась искать Аню с Алисой – последняя как раз вышла только сегодня после проведенной дома недели. Девочки оказались на втором этаже возле кабинета математики, но не одни, а с Колей – выздоровление Соколова стало для меня сюрпризом. Не слишком приятным, надо сказать… Аня со скучающим видом разглядывала свои ноги, а вот Алиса вела с Колей оживленную беседу, смеялась и вообще казалась счастливой. Мне бы радоваться за нее, но вместо этого я ощутила непонятную злость – на это веселье вообще и на Соколова, как ее причину, в частности. Подойдя к ребятам, я сразу поняла, что именно они так увлеченно обсуждают – как оказалось, первый урок информатики сегодня стоял у десятого «Б». - Нет, ну вы прикиньте только, куда надо было влезть, чтобы словить вирусняк? – Коля увлеченно жестикулировал. – И еще винду посадить. Наверняка какой-нибудь бедный первоклашка, который в первый раз Интернет увидел… - Это я, - мне хотелось хоть как-то прервать его раздражающую болтовню, поэтому решила вмешаться. - Ты? – непонятно, что Соколова удивило больше – то, что я в его присутствии вообще открыла рот или что призналась в порче школьного имущества. – То есть, комп из-за тебя накрылся? - Да, - кивнула я и повернулась к Алисе. – Мне нужно тебе кое-что сказать. Коля ошарашено хлопал глазами, а вот Аня быстро поняла, что от них требуется. Схватив Соколова под руку, она потащила парня вперед по коридору, приговаривая что-то про буфет и кексы, которые она давно хотела попробовать. В который раз поражаюсь ее проницательности… - Что случилось? – Алиса с тревогой заглянула мне в глаза. – Тебе сильно влетело за компьютер? - Да нет, не в этом дело, - отмахнулась я. – Людмила Львовна сказала, что его можно починить… Просто я хотела с тобой поговорить насчет твоего рассказа о той девочке, Кате. Алиса нахмурилась, готовясь к худшему, и, надо согласиться, была права. Я собиралась сказать то, что должна была сказать сразу, но все пренебрегала долгом христианина по отношению к ближнему, и вот к чему все это привело. Господь уже послал мне достаточно предупреждающих знаков, пора, наконец, обратить на них внимание. - Я сломала компьютер, когда была на порносайте, - начала было я, но сама эта новость так удивила Алису, что та поперхнулась и зашлась громким кашлем. - Ты? На порносайте? – с трудом выговорила она, все еще срываясь на кашель. – Я думала, твоя религия подобное не поощряет… - Она и не поощряет, - согласилась я. – Но мне надо было точно знать, кто такие лесбиянки и чем они занимаются. Это заявление Алису удивило не меньше, но новых приступов кашля не последовало, и я продолжила. - Я не осуждаю тебя за любовь к Кате, Господь сам есть олицетворение любви, но одно дело – чувства, а другое – греховные мысли… - Подожди, - перебила меня Алиса, похоже, сразу догадавшись, о чем пойдет речь, и решила перехватить инициативу. – Скажи, ты сама когда-нибудь кого-нибудь любила? - Конечно. Маму, папу… - Нет, я имею в виду не любовь к родственникам, а настоящую, между двумя чужими по крови людьми. - Православная девушка не должна думать о таких вещах… - Тогда какой смысл в этом твоем чертовом православии?! – взорвалась Алиса. – Зачем бить поклоны перед иконами, читать все эти молитвы, если самое важное, единственный смысл в этой никчемной жизни считается грехом и осуждается? Да я никогда не поверю, что Бог ненавидит тех, кто хочет сделать все, чтобы любимый человек был счастлив, кто готов сам умереть, лишь бы он жил! И в чем, в чем разница между любовью к девушке и любовью к парню? Я не ожидала таких эмоций с ее стороны, ведь я только начала говорить и даже не приступила к главному. На нас даже стали оборачиваться, но Алисе, похоже, было все равно. Она говорила, и на глазах у нее быстро выступили слезы – то ли от недавнего кашля, то ли от собственных слов, - а я не могла ничего возразить, только стояла, как парализованная, и смотрела на разгоряченное лицо девушки. - Заметь, ты не спросила о моих чувствах к Кате, не решила узнать, что испытывает девушка, когда влюбляется в девушку, а полезла в Интернет за порнографией. Ты думаешь, дело в сексе, в грешных мыслях, как ты выражаешься? Так вот, чтобы ты знала – у нас с Катей ничего подобного даже в мыслях не было, мы просто хотели быть вместе! Но, если бы даже наши отношения зашли дальше, что в этом твоя церковь видит для себя оскорбительного? Кому мы бы причинили вред своей любовью? Мне никто не ответил на эти вопросы, может, хоть ты скажешь, раз ты такая православная? - Я не осуждаю любовь, - промямлила я. – Я говорю о грехе… - Каком грехе? Почему ты не читаешь проповеди тем, кто лижется на первом этаже, почему не проповедуешь в школьных туалетах для таких, как Голикова, почему только моя любовь считается в твоем понимании грешной? Я не могла ничего на это ответить, поэтому молчала. Алиса подождала немного, давая мне шанс все-таки убедить ее в том, что она заблуждается, а потом устало покачала головой. - Я думала, ты другая, что у тебя изначально есть свое мнение, но ты хуже остальных, потому что прикрываешься Богом, - голос Алисы звучал глухо и разочарованно. – У Голиковой и ей подобных нет ничего, кроме злобы и стадного инстинкта, им простительно такое поведение, но ты и другие, кто зовет себя православными, откуда эта злоба в вас? Где ваше христианское всепрощение? - Но ведь... - я чувствовала, что должна сказать хоть что-то, иначе аргументы Алисы меня просто раздавят. – Ведь Библия писалась не один день, христианские традиции складывались веками… - Да какая, блядь, разница, сколько складывались эти чертовы традиции?! – Алиса уже не стеснялась в выражениях. – Я говорю о себе и тебе! У меня дома ты сказала, что принимаешь меня такой, какая я есть, что же сейчас случилось? Сходила к духовнику, и он тебе мозги промыл? - Никто мне ничего не промывал. Просто рано или поздно тебя снова начнут все гнобить… - И что? Думаешь, Голиковой удастся меня сломать? – фыркнула Алиса. – У тебя своя вера, а у меня своя. Я верю в любовь, в дружбу, в себя, в конце концов! И тебе придется решать, на чьей стороне ты, потому что отказываться от своей веры я не собираюсь. Алиса пошла прочь, на этот раз не дав мне возможности оправдаться. Она выиграла эту битву, а я, убитая, осталась лежать на поле боя, чувствуя, как весь прежний мир рушится, словно карточный домик. Алиса сказала, что думала, будто у меня есть свое мнение, а оказалось, что я просто в другом стаде. Это правда… Я никогда особо не задумывалась над тем, что мне говорили родители и батюшка, я была уверена, что они знают куда больше меня, поэтому имеют право судить, но ведь на самом деле все не так. Мама с папой – самые обычные люди, и даже батюшка тоже человек, пусть и стоит ближе к Богу, чем его прихожане. А людям свойственно заблуждаться… Так кто же прав? Мне действительно придется сделать нелегкий выбор, но готова ли я к этому? Мне снова захотелось плакать. Алиса, эта зеленоглазая хрупкая девочка, оказалась куда сильнее меня в своей вере. Почему я так отчаянно не хотела признать, что всякая любовь – дар Божий? Возможно потому, что сама была в полушаге от этой любви… Алиса спросила, влюблялась ли я когда-нибудь, и еще месяц назад я могла бы твердо сказать, что нет. А сейчас… Что же произошло сейчас? Почему сердце так болезненно сжимается, когда я думаю, что не оправдала веру Алисы в меня, и, если быть честной, предала нашу дружбу? Ответ был на поверхности, нужно было только сделать к нему последний шаг и признать, что я люблю. Первый раз в жизни я полюбила по-настоящему…