Осознание

Глава 31.       Говорят, что дикое животное приручить нельзя. Можно подобрать его усталым, испуганным и израненным, пригреть и приласкать, накормить и залечить раны, но оно все равно останется диким и опасным. Истинные, воспитанные самим образом его жизни, инстинкты этого животного пробудятся сами, и все то внешне доброе и спокойное, что уже успело появиться, исчезнет моментально, открывая истинную сущность этого зверя.       Эдвард перехватил пулемет и с силой ударил Лену в голову, впечатывая ее в землю. Вопль бешенства прервался почти сразу же, одновременно со сломанной челюстью. Отложив оружие в сторону, взял пионерку за шиворот, и, подняв с пола, приложил о ближайшую стену, не обращая внимания на ее новые вопли, равно как и на возмущение остальных, не понимающих причину такой жестокости. Перевернув Лену, схватил за шею и снова прижал к стене, одно рукой удерживая в нескольких сантиметрах над полом.       - Сбрось свой облик! – прошипел он сквозь зубы, пристально глядя в черные бездонные глаза этого существа, окончательно утратившие то немногое человеческое, что в них было прежде. Ни один человек не мог выжить после таких ранений, но оно даже попыталось усмехнуться разбитыми губами.       - Эд! Осторожно! – предупредила его Юля, зашипев на то, что сейчас скрывалось под обликом Лены, - Это не человек! Он... Оно такое же!       - Да что здесь происходит?! – Семен, если это был действительно он, закрывая своей спиной Мику, попытался вмешаться, - Вы кто такие? Что с Леной? Что вообще здесь происходит?       - Заткнись, - бросил ему Эдвард, даже не оборачиваясь, - Мы вам не враги, пока что этого достаточно. А вот эта тварь… - он сжал шею Лены еще крепче, но та лишь попыталась засмеяться, перхая кровью и разбитыми зубами. Оскалившись, обратился уже к ней, - Что? Знаешь, в чем преимущество легких зарядов в оружии такого типа?       - Я ничего не понимаю, что здесь происходит! – Семен несколько осмелел, оглядываясь на остальных, - Роутер! Ты живой! – наконец-то заметил шатающегося Электроника, не менее удивленно на них смотревшего, - Кто они?       - Они меня спасли… - пожал тот плечами в ответ, - И сразу за вами побежали…       - Вы все равно умрете! – прошипела Лена, тщетно пытаясь высвободиться из захвата Эдварда, - Все умрете, отсюда никто и никогда не выберется! – ее голос прервался, когда он ударил свободной рукой под изломанные ребра, заставив снова завыть от боли.       - Я сказал, сбрось свой облик! – потребовал Эдвард у этого существа, - Ты все равно не сможешь толком затянуть раны! А вот издыхать будешь долго, могу тебе это гарантировать. Легкие заряды распадаются до молекулярного уровня и оседают на ране, попадая в кровь и внутренности. В тебе сейчас не меньше десятой доли грамма иридия, чувствуешь его? – существо зашипело от бешенства, попытавшись ударить Эдварда руками, но он быстро перехватил одну и резко дернул в сторону, услышав знакомый хруст. Лена снова заревела от боли, вцепившись в руку Эдварда той, что еще работала, но он просто еще дважды приложил ее об стену.       - Сбрось свой облик! – снова потребовал у существа, но оно лишь рассмеялось.       - Ты сказал, что она не Лена? - спросил Семен, со страхом наблюдая за хохочущей Леной, продолжавшей истекать кровью, - тогда кто?       - Не кто, а что, - поправил Эдвард, внимательно глядя на Лену, - Не думал, что увижу здесь подобную мерзость. Это перевертыш, гадкая и противная тварь, какие обычно крутятся вокруг кого-то более серьезного. Так ведь? – еще один удар вызвал новые стоны существа, все еще упорно цепляющегося за облик Лены, - Только перевертыш может скопировать облик жертвы всего лишь одним способом. Сожрав ее, так? Хотя достаточно одной иридиевой пули, чтобы сразу обнаружить разницу. Любое другое ранение они затянут моментально, но иридий прерывает эти процессы. Как кислота…       - То есть, Лена… ее… - протянул Электроник, и Эдвард мрачно кивнул, не дав договорить, но то, что сейчас изображало из себя Лену, вдруг злобно расхохоталось, чему не мешали даже разорванные легкие.       - Она кричала! – зашипела тварь, оглядывая всех остальных, - Она кричала, пока я не выгрыз ей связки. Это ведь весьма больно, когда тебя поедают заживо! У нее очень хороший вкус был… - Мику за спиной Семена от этих слов заплакала, а его самого едва остановила Юля, уже было бросившегося к Эдварду забить этой твари сказанные слова обратно в глотку. Перевертыш, лишенный возможности регенерировать и все еще крепко удерживаемый Эдвардом, продолжал играть у них на нервах, - Здесь так мило! Вкусные пионеры, не понимающие, что происходит. Та белобрысая шалава с косами все просила меня отпустить ее, пока тащил в лес за эти самые косы. Продолжала просить, когда я отрывал ей руки…       - Заткнись! – закричал Семен, - Заткнись, монстр! – сейчас Эдвард был склонен с ним согласиться, но перевертыш мог выболтать и более важную информацию, так что пока давал ему говорить.       - Это ведь ты убил Алису, так? – с самым спокойным тоном, на какой был только способен, спросил он демона, пускающего кровь и слюни изо рта, - Отвечай!       - Конечно, - рассмеялся тот, - Она так до конца ничего и не поняла, все кричала, зачем я это делаю. Да, Эдвард Тристанский, ты это хотел от меня услышать? Я знаю, кто ты такой… - демон попытался изобразить что-то вроде улыбки на своем лице, но из-за сломанной челюсти получился какой-то безумный оскал, - Я вижу тебя насквозь. Ты слаб и ничтожен. Смертный, решивший, что сможет победить судьбу, но теперь ты здесь, как и тысячи до тебя. Мой хозяин прав, ты мог бы стать великим, прими ты свой истинный путь, но вместо пошел путем слабых. Ты любишь… Ты любишь и боишься за тех, кто дорог тебе. Это тебе вернул этот лагерь, да? Человечность? Да?       - Не тебе решать, кем мне быть, - прошипел Эдвард, пока все остальные, замерев, вслушивались в слова демона, обращенные к этому странному и непонятному пионеру, ворвавшемуся с оружием в руках. Даже Юля, замерев и опустив уши, слышала этого демона, пытающегося задеть Эдварда, все равно больше не способного на нечто более серьезное. Демон повел головой, поправляя мешавшийся обломок сломанной челюсти, теперь торчавший из щеки.       - Любовь столь прекрасное чувство. Оно делает вас, смертных, такими уязвимыми. Так приятно видеть, как вы страдаете, пораженные ей как заразой. Помнишь, что с тобой было, когда ты ее потерял? Ты был тряпкой и ничтожеством! Грязью! А когда отказался от любви, достиг столь многого. А сейчас передо мной снова бесхребетное ничтожество… Ты ведь любишь ее? – демон издевательски зашипел, - Эту рыжую шалаву, которую я подвесил на ветвях? Она не сломала шею сразу, и медленно задыхалась, смешно дергая ногами. Знаешь, как она звала на помощь? А тебя рядом не было…       - Я пообещал, что тот, кто ее убьет, будет долго умирать, - ответил Эдвард, - Долго и мучительно.       - Давай, убей меня, - демон даже задергался, - убей меня и изгони обратно в Бездну! А потом я вернусь сюда! И буду убивать каждое живое существо в этом лагере. Я буду разрывать твою Алису на части снова и снова! Отрывать от нее маленькие кусочки и у нее же на глазах поедать. И рассказывать, что именно ты обрек ее на это! Я найду именно тот лагерь, где она помнит тебя… Эдвард ударил демона по лицу, прервав его, но получил в ответ только новые взрывы хохота.       - Юля! Уведи их всех, - приказал он встрепенувшейся девушке, - Никто не должен ни слышать, ни видеть того, что сейчас произойдет! Уходите прямо сейчас!       Семен упирался больше остальных, но, встретившись с холодным взглядом Эдварда, пока демон продолжал хохотать и издеваться над их чувствами, все-таки кивнул и, поддерживая с трудом глотающую слезы Мику, вышел из этого тупика, оставив Эдварда в темноте наедине с этой тварью.       - Ты сдохнешь здесь, - прошипел Эдвард, как только убедился, что никто больше их не видит и не слышит. Только не на том языке, на котором и разговаривал последние дни, выученный непонятно каким образом, а вытаскивая из глубокой памяти те проклятые руны и слова, какие не должны произноситься вслух ни в одной из реальностей. Даже одной короткой фразы хватило, чтобы рот наполнился кровью, выступившей из десен, а сердце стало биться на порядок чаще.       Перевертыша словно током ударило, смертные не могли разговаривать на этом языке, что выворачивал душу, стоило только его услышать. Язык Бездны, впервые прозвучавший в этом мире, был единственным, что действительно могло испугать подобное существо. Зашипев от бессильной ярости, он попытался вырваться, но Эдвард и не думал ослаблять хватку.       - Скольких ты тут убил? Скольких заставил страдать? – продолжил он, сплюнув накопившуюся во рту кровь, и чувствуя, как связки горят от каждого произнесенного слова. Перевертыш зашипел еще сильнее, и Эдвард с мрачным удовольствием отметил про себя, что чувствует его страх.       - Слишком многих, чтобы ты мог отомстить за всех, - прошипела тварь в ответ, теряя прежний облик и проявляя свою истинную сущность. Покрытая нарывами и струпьями серая кожа, разбухшая словно от гноя, лицо, состоявшее из одних челюстей с острыми зубами, похожими на кинжалы. Даже столь малая доза иридия, попавшая в его тело, сжигала его изнутри, и сейчас на нем были заметны черневшие пятна ожогов, медленно сжигавшие его материальную сущность.       - Твой хозяин бросил тебя, - заметил Эдвард, - и не идет на помощь. Так ведь? Значит, теперь ты будешь принадлежать мне…       - Нет! Смертный не может… - зашипел демон, но Эдвард прервал его всего лишь одним словом, состоящим из одних только шипящих звуков, заставив демона заверещать от боли. Каждый из них имеет истинное имя, ту самую ментальную опору, что существует в Бездне, и к которой снова и снова возвращается, изгоняемый из материальных миров. Эту связь можно нарушить правильно подобранными словами их родного языка, доставив демону страдания, эхом отзывающиеся не только в его материальном теле, но и в его истинной природе. Тварь заверещала, цепляясь за державшую его руку Эдварда своими когтями, но он не обращал на подобное внимание. Кровь у него шла не только изо рта, но и из носа и, кажется, начала капать из ушей. Это еще было терпимо, сейчас важнее было сосредоточиться на другом.       - Отдай мне свое имя, - потребовал Эдвард, заставив тварь дергаться еще сильнее, - Оно должно принадлежать мне.       - Ты будешь проклят! – захрипел демон, - Проклят! Тебе уже не вернуться!       - Я уже проклят, - сказал он, продолжая давить, - Твой хозяин не сказал? И вот что еще, пока ты можешь меня слышать… Те, кого ты так стремишься мучить, действительно вернули мне душу, и этим я им обязан. Обязан защитить, от таких, как ты. А для этого можно ее испоганить снова, мне не в первой... Губы растрескались, тут же покрываясь кровью, когда договорил последнюю фразу. Каждый, кто пользовался подобными силами, обязан был заплатить свою цену за подобное. Всего лишь раз в своей жизни он вступал в прямой контакт с порождениями Бездны, коснувшись тех темных энергий, что их питала, коснувшись той силы, что им была дарована, и чудом оставшись жив, но здесь он должен был повторить подобное. Единственная короткая фраза вскрыла сущность демона словно острым ножом, и Эдвард принял ее, вырвавшуюся наружу в поисках нового тела.       Душа действительно всего лишь разменная монета, когда речь заходила о той цели, ради которой ее можно пожертвовать. Тот человек, что когда-то пришел в этот лагерь, очнувшись в пустом салоне автобуса, это отлично понимал. И если ее нужно потратить ради данной клятвы, то не стоит отступать в последний момент. Боль пройдет, как проходила прежде, а к этой черной пустоте, что останется на этом месте, вполне можно привыкнуть снова.       Эдвард принял сущность этой твари, узнав его истинное имя. А узнав, смог и разрушить. Последний ментальный вопль стал прощанием твари, убившую его рыжую красавицу и наслаждавшуюся его мучениями, как и мучениями остальных ни в чем не повинных обитателей «Совенка». Ни в материальном мире, ни в Бездне этого демона больше не существовало, осталось лишь выжженное место на том месте, где прежде «Совенок» разжег новый слабый огонь.       Он тяжело вздохнул. За те несколько секунд, пока был един с демоном, увидел мир его глазами. Десятки миллиардов лагерей, нитями тянущиеся ко всем реальностям этой Вселенной, дающие надежду тем, кто в них так нуждался. Они были созданы при ее рождении по желанию Демиургов, чтобы помогать их созданиям, направлять на истинный путь, открывать светлые стороны в каждом из тех, кто попал в лагерь. Как яркий луч, этот разделенный на одинаковые копии мир проходил сквозь все реальности, сквозь все измерения, поддерживая слабых и утешая обиженных.       А потом Демиурги ушли, и на их место пришла Тьма. Как и везде, она пыталась погасить все яркое и светлое, утопить в бесконечном холоде и вернуть в первозданную пустоту, но обожглась и отступила. Хранители, созданные защищать это место, своим существованием надежно закрывали замки лагеря, не давая темным силам войти. Такие же, как и Юля, сотни Хранителей связывали лагеря друг с другом в единую сеть и между собой, и со всеми остальными реальностями.       И тогда из Тьмы пришли демоны. Они могли проникнуть в лагеря, вселяясь в души их обитателей, разрушая и оскверняя их. Всех Хранители спасти не могли, будучи лишь слабым дыханием Демиургов, когда-то давших им жизнь, в то время как демонов питала сама Бездна, вознамерившаяся погасить этот огонек надежды. Часть лагерей пала, и Хранителям пришлось огородиться от таких, чтобы защитить уцелевшие. Совсем молодые, как, например, Юля даже не помнили этого, бессознательно продолжая выполнять свое истинное назначение, но демоны постоянно и непрерывно продолжали подтачивать рамки реальности, надеясь пройти дальше. И такие места, вроде того, что Эдвард обнаружил в тоннелях, были теми прорывами, где им это почти удалось.       «Теперь ты знаешь, не так ли?» снова услышал он уже знакомый голос демона, нисколько не расстроенного тем, что его слугу убили «ты действительно достойный противник, я буду радоваться, когда заполучу твою душу. Он был слаб и наскучил мне, благодарю за то, что избавил от забот по его выдворению отсюда».       «Ты ведь не выпустишь их, так?» с трудом опираясь на стену, мысленно обратился Эдвард к хозяину этого лагеря. «Не дашь им уйти, как и мне, так?» «Та девчонка, что ты привел, мешает мне начать все сначала. Так что она умрет последней» задумчиво сказал голос, а потом еще добавил «только сначала я заставлю вас наблюдать, как умрут все остальные, а потом уже займусь тобой. Ты потратил почти все свои силы, убивая моего слугу, и это лучшее, как он мог мне послужить…»       - ЭД! ЭД! – громкий голос Юли прорвался сквозь темную пелену, захлестнувшую его сознание, и понял, что сам стоит на коленях перед тем местом, где еще недавно был демон. Глаза кровоточили, и что-либо разглядеть оказалось делом сложным, успел только заметить хвостатый силуэт, кинувшийся к нему, а секунду спустя просто повалился на землю, когда Юля буквально прыгнула ему на шею, - Дурак! Почему ты это сделал! Дурак! Так нельзя! Нельзя.       - Так надо, - он попытался оттащить ее от себя, но девочка, стуча хвостом во все стороны, и не собиралась от него отцепляться. Вместо этого вдруг почувствовал у себя на губах ее прикосновение. Навалившись на него и вцепившись в плечи своими коготками, девушка впилась в него длительным поцелуем, царапая растрескавшиеся губы своими непривычно острыми зубками.       Поцелуй Юли был полной неожиданностью, Эдвард даже не сообразил в первые секунды, что происходит, но то, что он почувствовал дальше, было куда удивительнее. Девушка забирала из него еще не до конца растворившуюся сущность демона, вытягивая его из того, что можно называть душой Эдварда, снова ее очищая. Он попытался дернуться, разорвать контакт, но Юля вцепилась в него так крепко, как только могла, сама слабея с каждой секундой. Как для псионика, такое испытание для нее было гораздо тяжелее, чем для любого другого человека, но все же, она смогла вытащить все, до последней капли. И только после этого без сил повалилась на землю.       - Что же ты наделала? – Эдвард обнял бесчувственное тело девушки, с трудом улавливая ее едва ощущающееся сердцебиение. Юля была слишком слаба и неподготовлена для подобного, если бы он не разорвал истинное имя перевертыша, то, скорее всего, демон бы оказался крепче, но даже оставшаяся неосознанная энергия Бездны почти убила ее. Девушка только каким-то чудом еще цеплялась за жизнь, необдуманно пожертвовав собой только ради того, чтобы дать Эдварду еще один шанс, которого он и не просил.       «Самопожертвование. Как глупо». Прокомментировал демон, забавляясь всей ситуацией. «Она была вашим последним шансом, но теперь мне не придется даже стараться, чтобы превратить вас в пыль. Хотя, конечно, жаль, что она не сможет прочувствовать всю ту гамму боли, что подобрал для нее».       «Я тебя уничтожу», холодно пообещал Эдвард, подбирая оружие и поднимая потерявшую сознание девушку на руки, «за все, что ты сделал».       «И как же? Ты один, эти куклы, каких ты так усердно спасаешь, не в счет. У тебя нет ни кораблей, ни армии, чтобы хоть что-то противопоставить мне. Будешь расстреливать моих девочек, пока не кончатся патроны, да? А что потом?»       «Потом я отправлю тебя обратно в Бездну», мрачно подумал Эдвард, глядя, как в тоннель забегают все остальные. Семен буквально тащит на себе Электроника, а Мику сразу же кидается к ним, полными страха глазами глядя на неподвижную Юлю у него в руках.       - Что случилось? Мы слышали крики, твоя девушка вдруг сорвалась с места и побежала назад… - попытался объяснить Семен, подходя ближе и отпуская Электроника, тут же устало прислонившегося к стене.       - Все в порядке, - голос Эдварда холоден как лед, и этот неудачливый попаданец отступает на шаг, почувствовав перемену, - Юле сейчас просто нужен отдых и тишина, она выкарабкается. Слишком сильная, чтобы сдаться просто так, - последние слова уже больше для собственного успокоения, когда осторожно опуская девушку к стене и разгибаясь, держа пулемет в руках. Предохранитель с чуть заметным сопротивлением сдвигается под пальцем к режиму стрельбы одиночными, но Семен слишком растерян, чтобы заметить такую мелочь.       Эдварду не в первой предавать союзников, политическая арена не знает таких понятий, как честность и правдивость, там все фигуры лишь расходный материал, который можно принести в жертву в случае необходимости. Он привык смотреть в глаза таким людям за секунду до того, как выстрелить им в лицо. Пуля пробивает Семену ногу насквозь, пролетая ее на полной скорости вместе с брызгами крови, обрывками мяса и осколками кости. Несчастный тут же падает валиться назад, с секундным запозданием заходясь жутким криком боли, а его левая нога падает следом какое-то мгновение спустя, в нескольких сантиметрах от своего хозяина.       Мику. Добрая, милая и говорливая девчонка, так усердно пытавшаяся научить его играть на гитаре, всегда внимательная и ласковая даже к такому каменному существу, каким был Эдвард. Глаза успевают только в ужасе открыться, когда ее любимый падает на рельсы шахты, а в следующую секунду ствол пулемета направлен уже на нее. Мику, может быть, ты даже сможешь понять и простить такое решение, но сейчас Эдварду придется взять на себя еще один страшный грех, причинив боль столь доброму и невинному существу. Единственная пуля срывает ей левую руку у самого плеча, отбрасывая в сторону, и безумный крик девушки, буквально парализованный болью, отдается в каждом уголке тоннеля, разрывая сердце Эдварда на части, но, как бы страшно и ужасно это ни было, другого шанса у него, может, и не останется.       Электроник последний, а потому успевает понять, что происходит. Закричав в ужасе, пытается бежать, все равно ничего другого сделать даже не может, но его медленные ковыляния вдоль стеночки для опытного стрелка как неподвижная мишень. Репульсорная пуля перебивает ему позвоночник чуть выше пояса, рвет на части внутренности и выходит из живота вместе с фонтаном крови и порядной части изорванного в клочья кишечника. Он не умирает сразу, нервная система буквально парализована болью, все что остается, так это кричать и плакать, чувствуя, как жизнь выходит из тела вместе с быстро разрастающейся красной лужей под ногами.       Всего несколько секунд. Несколько секунд болевой вспышки и предсмертной агонии умирающих, которой демон упивается, оставшиеся у Эдварда прежде, чем успеть принять последнее решение.       «Вот это шоу!» радостно взвизгивает голос у него в голове, когда он снова поднимает Юлю на руки, к счастью, не видевшей ничего из произошедшего, и спокойно идет к выходу, «только ты зря думаешь, что избавил их от страданий. Как только твоя девка умрет, я обновлю лагерь, и тогда их будущие муки станут более изощренными. А вот ты будешь страдать прямо сейчас».       Эдвард не отвечает, перешагивая через умирающего Электроника, и направляясь сразу к выходу. Ему уже никто не мешает, тоннель чист и спокоен, прежние игры демону надоели, и теперь уже хочет лично посмотреть на свою последнюю жертву, саму явившуюся в лагерь, играя в героя и на что-то надеясь. На чужом поле, против игрока, который мучал и терзал жизни смертных, когда сам Эдвард еще даже не родился, у него не было ни единого шанса. И все же, это не могло быть поводом просто встать на колени, признав свое поражение, и если умереть, то все-таки лучше стоя на ногах.       Демон даже больше не пытается лезть ему в голову, словно уже прочитав все, что необходимо, и теперь просто ждет, чтобы все закончить. Последние двое выживших в этом лагере, каких здесь и не должно быть, если считать по изначальному положению вещей. И самые интересные жертвы, как и сама эта тварь признает, с которыми развлечение, во что все равно превращают свои издевательства над реальностью, гораздо веселее, чем с остальными пионерами. Юля едва дышит, и Эдвард понимает, что внимательно прислушивается к ее дыханию, боясь, что в какой-то момент просто не услышит еще один вздох. И грустно улыбнулся, что даже несмотря на страх перед тем, кем он является на самом деле, ни секунды не медлила, рискнув собственной жизнью только ради того, чтобы дать ему еще один шанс. Хранитель, как и многие другие, какие, оказывается, существуют в этих мирах, несущие на себе бремя более тяжкое, чем многие из отвернувшихся от людей богов, и при этом же столь хрупкое и ранимое существо.       Он оставил ее около люка, ведущего в тоннели, в последний раз погладив по волосам и попрощавшись. Может быть, у нее все-таки будет шанс выбраться из этого места, куда завел по собственной глупости и наивности. И вышел наружу уже один, держа в руках активированное оружие, ничуть не удивившись, что снаружи его уже ждут. Там, уперев привычным жестом руки в бедра, стояла Ольга Дмитриевна.       - Тристан! Что ты здесь делаешь, почему в таком виде? И что это у тебя в руках! Займись делом! Надо на кухню мешок с сахаром отнести! – заявила вожатая уже знакомым командным тоном.       - Сбрось этот облик, тебе не идет, - покачал Эдвард головой, - Мне надоело играть по правилам твоих собратьев.       - Тристан! Ты совсем обнаглел! Я сделаю из тебя порядочного пионера! – заявила вожатая, но Эдвард не стал даже дослушивать до конца ее фразу, подняв пулемет и выстрелив. Вожатая тут же разлетелась брызгами по всей поляне, не успев даже вскрикнуть.       - Эй, так дела не делаются, - от ближайшего угла отделилась еще одна тень, и Эдвард узнал Славяну, лениво перекатывавшую между зубами травинку, - Ты же должен быть пытаться допытываться у нее, настоящая перед тобой стоит или нет, - новый выстрел, и Славяна так же разлетается в клочья вместе с куском стены.       - Значит, убив пионерку один раз, становится потом легче стрелять в них, да? Пионер, наверное, так же начинал… – с той же стороны выходит и Алиса, в этот раз рубашка не завязана узлом, края просто болтаются, готовые в любую секунду открыть прекрасные части женского тела. Спокойно оглядев мелкие брызги, оставшиеся на стене, когда-то бывшие Славяной, Двачевская снова поворачивается к нему, томным голосом добавив, - Хочешь?       Новый выстрел и его рыжая красотка превращается в ничто, не успев даже стереть гадкую улыбку с лица. Эдвард делает еще пару шагов, прежде чем из кустов на него выпрыгивает Ульяна, крикнув громкое «бу» за секунду до того, как и Эдвард всаживает в нее еще одну пулю, оставив на месте девчонки только небольшую воронку и мелкие красные капли.       - Ты будешь расстреливать мои порождения до тех пор, пока не кончатся патроны, да? – из-за ближайшего дерева снова выходит Ольга Дмитриевна, покачал головой, словно разочаровавшись, - А что будешь делать потом? Я был о тебе несколько большего мнения, - Ольга Дмитриевна только глубоко вздохнула, когда Эдвард навел на нее пулемет. Новый выстрел, и вожатая второй раз разлетается на мелкие кусочки, разорванная силой репульсорной пули.       - Ты все равно не сможешь победить! – из-за каждого дерева выходят все новые пионеры и пионерки, обступая со всех сторон, - Бесполезно сражаться с тем, что нельзя убить! – их прерывает пулеметная очередь, с одинаковой легкостью крошащая и податливые человеческие тела, и толстые стволы деревьев, но число наступающих и не уменьшается. На месте каждого убитого тут же появляется еще двое, и медленное наступление ведомых демоном кукол не останавливается ни на секунду. Отступать Эдварду дальше было просто некуда, да и не было большего такого желания, он просто методично расстреливал подходящих порождений, понимая, что даже все его усилия не могут нанести хоть сколько-нибудь существенного вреда демону.       - Хватит! Пора умирать! – все пространство вдруг будто изогнулось и рванулось к нему, разрывая пионеров, оказавшихся на пути. Сильный удар в грудь отбрасывает Эдварда назад, а пулемет отлетает в другую сторону, смятый и переломленный как тонкая палочка. Генератор оружия тут же вспыхивает крошечной вспышкой освободившейся точки антиматерии, превратившись в оплавленный кусок металла.       Новый скачок реальности, и Эдварда бьет уже в спину, отбрасывая к обломкам качелей, в какие и врезается со всей силой, рискуя переломать ребра, не будь скелет дополнительно усиленным. И все же, дыхание перехватывает, с трудом глотает воздух, когда его хватают за шею и поднимают над землей. Реальность перед ним искажается, пытаясь отобразить человекоподобную фигуру, словно продавленную в трехмерном пространстве. С легкостью удерживая Эдварда одной рукой, как опытный охотник пойманного детеныша, демон все-таки не может не удержаться, смакуя собственную почти одержанную победу.       - Я не стану тебя убивать сразу. Сначала я на твоих глазах разорву эту глупую девчонку, что ты столь любезно привел ко мне, а потом уже сожру и твою душу. Она гораздо сильнее всех остальных, какие видел прежде. Я буду доволен, поглотив ее…       - Ошибка… - прохрипел Эдвард и, подняв окровавленные руки, вцепился в едва заметную фигуру пальцами. Боль в этот момент пронзила его до самого основания, но точно так же закричал и демон, когда коснулся иридия. Единственным шансом победить подобное существо, было заставить принять его материальную форму, которую и можно уничтожить. Заставить его показать себя, но при этом скрыть и собственные мысли, и Эдвард плотоядно усмехнулся, почувствовав бешенство и ненависть демона, когда тот все понял. Страх и боль пионеров перед смертью были столь сильными эмоциями на общем фоне, что закрыли на несколько столь нужных секунд сознание Эдварда, дав достаточно времени, чтобы загнать под ногти иридиевые иглы зарядов, а контролировать собственные мысли и сознание, не допуская лишних эмоций или рассуждений, он учился еще в раннем детстве.       - Просто сдохни, - прошипел Эдвард на языке Бездны, не выпуская демона из хватки, хотя реальность вокруг них так и плясала, изгибаясь и закручиваясь, подчиняясь неосознанным метаниям демона, пытавшегося стряхнуть с себя человека, сумевшего его перехитрить. Продолжал держать даже тогда, когда его били об стены и швыряли в разные стороны, зациклившись только на желании увидеть, как эта тварь все-таки сгорит. Иридий жег демона изнутри, почти полграмма этого металла доставляли ему невероятные мучения, буквально прожигая саму его сущность.       - Ты не можешь! – взревел демон, расшатывая реальность лагеря, но сам уже слабея. Жертва, принесенная Эдвардом, не была напрасной, он очистит этот лагерь, и здесь все начнется заново, Алиса, Лена, Мику и остальные снова будут живы, будут радоваться яркому солнцу и зеленой траве, больше не являясь игрушками в жестоких играх демона, где все заканчивается только со смертью последнего из игроков. Демон кричал и бросался из стороны в сторону, пытался подчинить Эдварда, вклинившись в его сознание, заваливая его массой посылов и уговоров, обещаний и даров, но он был неотступен. Ментальные атаки не могли заставить его ослабить хватку. Каждый образ, забивающий его сознание, он выделял из всех остальных, осознавал и следом выбрасывал из своей головы, понимая его бесполезность. Казалось, подобное могло идти бесконечно, час за часом, день за днем, пока иридий медленно растворяется, проникая все глубже в демоническую плоть. Конечно, таким образом нельзя убить демона, его истинная сущность, ослабленная и израненная, просто вернется обратно в Бездну, зализывать раны, но вряд ли он сможет так легко снова вернуться сюда, преодолев все барьеры и препятствия, выставленные Хранителями на границах этого мира. Надо только продолжать держаться.       Эдвард даже не понял точно, когда все закончилось, просто в какой-то момент почувствовал, что уже ничего не сжимает, между пальцев только пустота, и лишь кровь медленно капает с изломанных ногтей на грязную землю, перемешанную сотнями прошедших здесь ног. Не хватало сил даже на то, чтобы просто стоять, истощенный и избитый организм требовал хотя бы нескольких минут покоя, нейроинтерфейс же просто выл, предупреждая о критическом состоянии, но раз за разом Эдвард отказывал в требовании перейти в спящий режим, понимая, что теперь нужно как можно быстрее уходить отсюда. С трудом поднявшись и покачиваясь при каждом шаге, смог вернуться обратно внутрь заброшенного корпуса, где тут же сполз по стене рядом с Юлей, слабо шевелившей ушами. Девушка с трудом открыла глаза и, слабо улыбнувшись, посмотрела на Эдварда.       - Ты… ты смог… да? – прижав ушки, Юля радостно посмотрела на него и чуть потянулась, словно заново ощущая собственные конечности.       - Лагерь чист, - кивнул он в ответ, сплюнув проступавшую в горле кровь и не без труда кивнув, - Я не мог его убить, но он потерял то, что удерживало его здесь, и вынужден вернуться в Бездну. Может быть, когда-нибудь он попытается вернуться.       - Тебе сложно, наверное, понять, но сейчас мне стало намного легче, - Юля попыталась сесть, но сил у нее тоже почти не оставалось, и сразу же сползла Эдварду на плечо, щекоча ему шею пушистыми ушками, - Лагерь сразу стал чище… Эд… - она подняла на него свои широко открытые глаза, - А где все остальные?       - Мертвы, - он отвел взгляд в сторону, - Остались только мы. Как только уйдем, здесь все начнется сначала. Все они будут живы. И Алиса, и… Мику… У них будет второй шанс все исправить, не будет только этого кошмара.       - Жаль, - Юля всхлипнула, - Мы пытались им помочь… А в итоге так получилось… но не грусти, у них ведь действительно будет еще одна попытка. И у этого Семена тоже.       Эдвард не ответил. Не хотелось отвечать на такие слова и продолжать врать человеку, который рискнул своей жизнью ради него. Вместо этого он глубоко вздохнул и сосредоточился на собственном сознании, отправляя призыв к мерцающей в темноте реальности печати, крепко привязывающей к его воле еще одну искалеченную душу. В этот раз Пионер, представлявший, что его может ждать, явился практически сразу, не делая даже никаких попыток сопротивляться, послушавшись первого же указания.       - Эй, что здесь произошло? – Пионер оглянулся по сторонам, но тут же злобно оскалился, увидав Эдварда и Юлю, сидевших у стены рядом друг с другом, - Так, а ну рассказывайте, что тут у вас произошло? Перепихон, пока Алиска не видит, да?       - Заткнись, - прошипел Эдвард, почувствовав, как Юля, напрягшись, вцепилась ему в ладонь, подсознательно выпуская свои острые коготки, - Верни нас обратно в мой лагерь, и можешь быть свободен.       - Чет ты какой-то усталый… - Пионер снова усмехнулся и задумчиво почесал подбородок, - Так, что у нас получается… Эд, ты даже в другой лагерь сбежал, чтобы вас Алиска не увидала, так? И здесь… прямо до изменожения… ну ты даешь, - он расхохотался, - И, кстати, как ты здесь оказался? Расскажешь? Сам научился между лагерями перепрыгивать?       - Заткнись и перенеси нас обратно, - Эдвард сам оскалился, - Не заставляй меня думать, будто ты забыл, кто кому здесь подчиняется.       - Ладно, не злись только, - Пионер пожал плечами и протянул ему руку. Эдвард прижал Юлю к себе покрепче и схватился за его ладонь. Почти сразу же реальность снова моргнула, на какое-то мгновение превратившись в радужные и пляшущие всюду безумные пятна. Рефлекторно закрыл глаза, чтобы не ослепнуть, а как только открыл их снова, то увидел вокруг себя всю ту же комнату заброшенного здания старого лагеря, но почти сразу же услышал птичьи трели, разлетающиеся в воздухе над поляной. Посмотрев на Пионера, кивнул головой и отпустил его, моментально растворившего в воздухе.       В разбитое окно с потемневшими от пыли осколками уже падали утренние лучи восходящего летнего солнца, теплого и ласкового. В паутине под потолком запуталась какая-то мушка, громко жужжащая в окружающей тишине и стучавшаяся теперь в потолок. Не было только теперь этого давящего ощущение скопившегося в этом месте зла и тьмы, простое заброшенное здание, куда сбегающие из-под присмотра вожатых пионеры пытаются выкурить свою первую противозаконную сигарету или же целоваться вдали от любопытных глаз.       - Это было приключение, - вдруг улыбнулась Юля, снова пытаясь встать. В этот раз у нее получилось лучше, даже смогла на ногах удержаться, - Только такое еще раз я повторять больше не хочу. Эд, прости, что покидаю тебя, но сюда кто-то еще идет… мне нельзя показываться другим… - девушка сначала подошла к выбитой двери, но, подумав, с трудом дошла до лестницы на второй этаж, видимо, решив там немного прийти в себя. Теперь, когда ее жизнь была вне опасности, и сама смогла справиться с тем, что забрала у Эдварда, нужно только время, чтобы окончательно пришла в себя.       - Спасибо тебе, - кивнул он на прощание, проводив девушку взглядом. Сам мог еще с трудом двигаться, все тело и сознание ныло, требуя немедленного отдыха, но просто так отключиться где-то в лесу в заброшенном здании Эдвард не мог себе позволить, надо было хотя бы найти каких-нибудь людей. Поднявшись и с трудом опираясь на стену, дошел до дверей корпуса и вышел наружу, зажмурившись на несколько секунд от слишком яркого солнца после мрачной атмосферы зараженного лагеря. Чистое голубое небо, разбавленное небольшими белыми облачками, приветствовало его свежим ветерком, несущими с собой запахи травы и сырой листвы. Утро было ранним, солнце только поднялось из-за горизонта, и даже роса на травинках еще не успела испариться, за несколько шагов промочив Эдварду все гетры.       - Эд? Ты что здесь делаешь? – его отвлек удивленный голос Шурика, только что показавшегося на полянке со стороны лагеря. Юный кибернетик вряд ли ожидал, что будет здесь кто-то еще, а потому весьма удивился подобной встрече. Эдвард сделал еще один шаг, помахав ему рукой и подумав, что вот теперь уже можно терять сознание. И повалился на траву, наконец-то расслабившись.       Сознание отключилось не сразу, нейроинтерфейс испытал слишком тяжелые перегрузки, некоторые контакты перегорели, и нужно было время, чтобы наниты полностью восстановили систему. Голубое небо перед глазами вращалось, смазывая облака и верхушки деревьев, успел даже услышать испуганный голос Шурика, увидевшего, как его товарищ повалился на землю. Кажется, он подбежал к нему и попытался поднять, но теперь уже Эдвард с трудом контролировал происходящее. Мир перед глазами постепенно становился темнее, не прошло и десяти секунд, как окончательно утратил связь с реальностью, провалившись в пустой и столь необходимый ему сейчас сон. ***       Полуразрушенные залы дворца сейчас пахли озоном энергетических разрядов, порохом и столь знакомым тошнотворным запахом сгоревшего человеческого мяса. Каждые две минуты под его сводами раздавалась одна и та же команда, после чего воздух раздирал хлопок залпа десяти штурмовых винтовок.       Кровавый и жестокий бунт, захлестнувший столицу королевства, был подавлен. Лишившись общего командования и приказов, восставшие не смогли организовать серьезного сопротивления неожиданно вошедшим в город штурмовым частям бароната. Последним их оплотом стал королевский дворец, хорошо укрепленная цитадель, способная выдержать полноценную осаду, но восставших было слишком мало, и им не хватило времени, чтобы организовать оборону. Последние очаги сопротивления были подавлены через несколько часов после того, как карательные части взяли штурмом центральные ворота. Теперь же наступало время расплаты. Никаких трибуналов, судов или публичных обвинений. Расстрельные команды уничтожали всех, кто был обнаружен во дворце, в том числе прислугу и пленных из дворцовой тюрьмы. Никто не должен рассказать, что здесь произошло, никто не должен вынести эти события за пределы стен дворца.       Эдвард со снятым шлемом боевого костюма наблюдал за продолжавшимися расстрелами. Даже несмотря на то, что сервисные дроны убирали тела приговоренных, их все равно становилось только больше, процесс уничтожения шел без единого промедления, когда выводили новых, им приходилось перешагивать через тела своих товарищей и стараться не поскользнуться в растекавшихся лужах крови.       - Стойте! – увидав знакомое лицо, поднял руку, остановив процесс. Расстрельная команда, уже прицелившаяся, синхронно вернула винтовки в прежнее положение и вытянулась по стойке «смирно», ожидая дальнейших распоряжений. Выйдя вперед, подошел к выстроенным вдоль стены высшим офицерам королевства, поддержавшим восставших. Именно это и было самым страшным и ужасным в произошедшем. Не какая-то колония или отдельный городской квартал вспыхнули пламенем хаотически рожденного бунта, а высшее командование, старшие офицеры и приближенные к трону люди. Прежде думал, что может им доверять, может на них положиться, но в итоге оказалось, что практически каждый из них собирался вогнать нож ему в спину.       - Даже ты… - разочарованно прошептал Эдвард, покачав головой, - Ну почему? Почему даже ты? Я ведь действительно называл тебя другом… И так ты мне ответил? За что? Что я такого сделал, чтобы даже ты… - с трудом подбирал слова. Не было даже злости, была пустота разочарования, обида и страшная, глубоко проникающая боль, разрывающее последние надежды в клочья. Даже самые близкие друзья, те немногие, кого действительно мог так назвать, предали его, ударив в спину. Непонимание и обида, именно так легче всего было охарактеризовать его чувства.       - За что? Ты задаешь неправильные вопросы, - пленник с разбитой губой и простреленным плечом даже в такой ситуации сохранял положенные дворянину гордость и достоинство, - Почему. Эдвард, ты действительно великий человек, я скажу это и сейчас, но теперь… Ты сошел с ума! Ты хоть сам это понимаешь? Ты бросаешь королевство из одной войны в другую. У тебя руки даже не по локоть в крови! Ты уже по горло в ней! Посмотри сам… - он закашлялся кровью, но тут же снова взял себя в руки и смело посмотрел в глаза Эдварду, - Ты видел, сколько гробов каждый день возвращается домой? Сколько кораблей ежедневно прибывает в наши города, загруженные под завязку телами сынов королевства? Кто виноват в их смерти? Кто их бросает в мясорубку снова и снова?       - Я пытаюсь спасти свой народ, - ответил ему Эдвард, - Каждый день умирают десятки тысяч, чтобы миллиарды могли проснуться следующим утром. Неужели это чрезмерная цена? Я…       - Ты воюешь потому, что в тебе уже ничего другого не осталось! – рявкнул пленник, - Ты выгорел, это скажет тебе каждый! Я не вижу того дворянина, что был когда-то, вместо него пустышка, тело без души и жалости. Ты вообще можешь еще хоть что-то чувствовать? Что ты испытывал, когда выжигал целые города на Саальте вместе с гражданскими? Ты слышал крики тысяч детей, что сгорали заживо? Ты безумец! Ты успокоишься только тогда, когда уничтожишь все, до чего сможешь дотянуться, и следом умрешь сам. Тебя необходимо было остановить, пока еще возможно сохранить хоть что-то!       - Ты не понимаешь, - покачал Эдвард головой, - Никто из вас не может понять…       - Что не можем понять? Думаешь, ты один терял близких людей? Мы все кого-либо теряли! Все прошли через это! И смогли жить дальше! А ты все никак не можешь успокоиться! Ты сам уже как мертвец, только тянешь за собой в могилу и остальных! Я не хочу в этом участвовать!       - Ты не будешь, - покачал головой Эдвард, отходя в сторону, - Твоя семья и твои дети не понесут ответственности за случившееся, все их привилегии и имущество будут сохранены. Никаких репрессий к близким людям не будет. Ваши имена не будут осквернены упоминанием о случившемся, - он кивнул головой и в следующую секунду воздух разорвала трескотня автоматических очередей. Тела смертников затряслись от многочисленных попаданий, вырывающих из них куски и забрызгивающих кровью стену позади, а когда они наконец-то упали, Эдвард опустил взгляд и уже сам для себя, отключив связь, тихо прошептал, - мы еще встретимся. На том берегу… ***       Он снова открыл глаза, услышав звуки голосов. Кажется, кто-то звал его, хотя, может быть, просто в разговоре упомянул его имя. Сложно представить, что говорили о ком-то еще, других Эдвардов в этом лагере не было. И, кажется, это был голос вожатой, только на удивление тихий и встревоженный. Прямо перед ним все тот же сходившийся треугольником дощатый потолок домика вожатой все с тем же уже начинавшим надоедать плакатом лысого мутанта с серой кожей и хитрыми глазами. Солнечного света, льющегося в распахнутое окно, хватало, чтобы залить весь домик теплом, но прохладный ветерок не давал воздуху застояться и стать душным. Поскольку сейчас в единственной комнатке домика было даже слишком много народа. Сам он, прямо в форме и обуви лежащий на собственной кровати, Ольга Дмитриевна, о чем-то тихо разговаривавшая с Виолой Церновной, сложивший руки на груди физрук, подпиравший угол шкафа, и сам Шурик, с трудом дышавший и покрасневший. Кажется, он действительно смог дотащить Эдварда до самого лагеря.       - … не было больше суток. Весь лагерь его обыскался, уже в милицию хотела звонить, чтобы организовать поиски. Да и сама посмотри, как он выглядит, наверняка что-то случилось. Он весь в синяках… - что-то в полголоса вожатая доказывала медсестре, стоявшей со строгим видом, сложившей руки на груди и терпеливо выслушивавшей все доводы.       - Оля, не возводи все в ранг мирового события. В       «Совенке» пионеры уже не в первый раз убегают черт знает куда и черт знает когда возвращаются, только прежде из этого никогда не делали ничего больше обычного происшествия. У нас здесь огромная территория, целый лес и река. Вспомни, как в прошлой смене одна парочка пыталась до железнодорожного моста добраться и на поезде в Африку уехать! И это была младшая группа!       - А я считаю, что на него надо написать докладную по всей строгости, - добавил физрук спокойно, - Этот Тристан совсем обнаглел, что хочет, то и делает, а весь остальной лагерь у него на поводу бегает, язык высунувши. Одного накажем, все остальные сразу на место встанут.       - Он Тихонову из могилы вытащил, - напомнила Виола, - сам чуть кровью не истек, но даже не подумал отойти в сторону. Это гораздо важнее, чем все прочие мелочи. Пока ты гири таскаешь, он уже человеческую жизнь спас. За это можно закрыть глаза на подобные глупости…       - Он из меня уже нервов вытянул больше, чем вся остальная смена, - вдруг пожаловалась Ольга Дмитриевна, - И я его вообще не могу понять, кто он такой. Сам на себя не похож. В Двачевскую вцепился, будто в первый раз влюбился, а во всем остальном… вы слышали, как он рассуждает? У него словно война за плечами…       - И вам доброго утра! – Эдвард решил все-таки обозначить свое пробуждение, - Прошу прощения за предоставленные неудобства и потраченное на меня время.       - Очнулся! – все, стоявшие в комнате, сразу переключили на него внимание, - Тристан, ты где целый день прошатался! Весь лагерь на ушах уже стоит! – Ольга Дмитриевна выглядела одновременно и радостной, что ее пионер пришел в себя, и разозленной из-за того, что пропадать из «Совенка» для Эдварда уже становилось традицией, - Ладно меня не жалеешь, но о других-то подумай…       - Целый день? – удивился Эдвард, прикидывая, какой временной промежуток именно в этом лагере пропустил, снова шагнув за его границы, - А сегодня какой день? Сколько меня вообще не было?       - Сегодня утро четверга, - хмурым тоном сообщил физрук, не меняя своей позиции, - Тебя больше суток нигде найти не могли, всех пионеров организовали, окрестные территории прочесали. Ты где прятался? Мы в старом корпусе ведь тоже все обыскали… - он недоверчиво смотрел на Эдварда, - И чего ты там вообще делал? Чего ты там курнул до такого состояния?       - В старом корпусе? – он в ответ дернулся как ошпаренный, - Все нормально? Никто там больше не пропал? Никого не видели?       - Никого, - вожатая удивленно приподняла брови, - А что это ты так забеспокоился? Кого-то там встретил? Или ждал там кого-то?       - Каких-нибудь пацанов из ближайшей деревни ждал, с водкой, - хмыкнул физрук, но тут же получил подзатыльник от медсестры и оглянулся на нее с нескрываемым удивлением на лице, - Какого черта?       - Не выражайся при пионерах, стероидный ты мой, - предупредила его Виола, - А то и на тебя управу подберем.       - Никого я там не ждал, - покачал головой Эдвард, - скорее, просто заблудился, туда вышел случайно, но место это мне не понравилось. Потому и испугался, что там еще с кем-то может беда приключиться.       - Со всеми остальными все в порядке, - улыбнулась вожатая и даже погладила его по голове. Все-таки она удивительная девушка, несмотря на свое вполне искреннее и справедливое возмущение, не могла на него долго злиться, и просто радовалась, что все хорошо закончилось, - вот только с тобой, как всегда, полно проблем.       - Ольга Дмитриевна, я действительно виноват, - он прикрыл глаза, соглашаясь с ее правотой, - Если меня действительно больше суток не было, то наказывайте так, как считаете нужным.       - Я вот не знаю, как именно тебя наказывать, - вожатая усмехнулось, а вот физрук за ее спиной сделал такое лицо, будто ему только что сказали, что мускулы больше не в моде, и девушкам нравятся заплывшие жиром бесхребетные создания. За что сразу же получил еще один подзатыльник от Виолы и, потеряв терпение, шумно вздохнул и вышел наружу. Проводив его взглядом, вожатая только покачала головой, - Эдвард, чтобы я ни придумала, тебе достанется в первую очередь не от меня. Понимаешь, к чему клоню? Там за дверью одна девушка стоит…       - Алиса? – он сразу это понял, увидев искорки в глазах свое вожатой, - О, нет! Ольга Дмитриевна! Лучше в штрафбат, на передовую, под пулеметный огонь! Или там вы на меня какие-то жалобы писать собрались… Пишите во все инстанции, только, пожалуйста, не открывайте дверь! Я вас умоляю, - Ольга Дмитриевна в ответ на это только улыбнулась, как и Виола, да и сам Эдвард не скрывал, что все больше похоже на шутку, но все же изобразил на своем лице испуганное выражение.       - Оль, я тут Эдварда еще раз проверю, а ты тогда занимайся своими остальными обязанностями, - сказала медсестра, подходя ближе и зачем-то внимательно вглядываясь в окно. Затылком Эдвард не мог увидеть, что там так привлекло ее внимание, но Виола, заметив его вопросительный взгляд, только подмигнула.       - Хорошо, - согласилась вожатая, и еще раз погладила Эдварда по голове, - Если Алиса простит, то тогда, наверное, и я закрою глаза на это происшествие. И ведь тебя так и не поблагодарила за то, что ты для Лены сделал. Не у каждого бы духу хватило на подобный поступок.       - Ерунда, - Эдвард не считал произошедшее чем-то действительно важным, и тем более не хотел, чтобы его хвалили за то, что исправлял собственные же ошибки, - Каждый бы на моем месте поступил так же.       - Ладно, вы тут разбирайтесь без меня, а то у меня в столовой Славяна одна с младшими группами мучается, - поднялась вожатая, - Без меня они ее толком точно слушаться не будут. Эдвард, а ты чтобы к вечеру на ногах стоял, понятно?       - Так точно, будет исполнено по всем правилам, - Эдвард даже правую руку ко лбу приложил. Сколько он без сознания провалялся, сказать сложно, скорее всего, не больше пары часов, но даже такого перерыва его организму хватило, чтобы чувствовать себя гораздо лучше. К вечеру должен и вовсе избавиться ото всех остаточных последствий произошедшего.       - Так, а теперь рассказывай, - присела на кровать рядом с ним Виола, как только вожатая вышла за дверь, - В жизни не поверю, что ты так просто заблудился. Это Ольку можешь сколько угодно вокруг пальца водить, но после того, что я сама про тебя узнала, даже признавать такую глупость не хочу, будто ты не можешь на местности ориентироваться.       - А вас так легко не обманешь, - Эдвард усмехнулся и присел на кровати, прислушиваясь к собственному телу. Позвоночник еще болел, нервной системе досталось больше всего, и нейроинтерфейс до сих пор заживлял перегоревшие контакты. Хотя бы больше не чувствовалось, будто ребра превратились в мешанину острых обломков, в легкие набиты раскаленными камнями, - Виола Церно… - заметив, что она сразу нахмурилась, вспомнил их последний разговор, - Виола, я не могу вам рассказать, что там произошло. Поверьте только в то, что все хорошо закончилось. К сожалению, я потратил на это гораздо больше времени, чем должен был, отсюда опять моя пропажа в лагере, все подняты по тревоге и прочее…       - А ты что хотел? – медсестра рассмеялась, - Эдвард, знаешь, это самая необычная смена на моей памяти, а ты и вовсе самый необычный пионер из всех, что я вообще знаю. Не знаю, буду ли я радоваться или же расстроюсь, когда вы все все-таки разъедитесь по домам…       - Это ведь скоро уже? Так? – Эдвард сразу напрягся, тоже не зная, радоваться ли ему, что все уже подходит к концу, либо же расстраиваться. Почему-то в душе упорно скреблись ощущения, больше похожие на разочарование и обиду, ведь чем бы все не закончилось, вряд ли когда-то сможет еще увидеть Алису.       - Сегодня и завтра, - кивнула Виола, - А потом вы все разъезжаетесь. Что будешь дальше делать, придумал? Или здесь останешься?       - Если бы это только от меня зависело, - Эдвард тяжело вздохнул, - Значит, у меня осталось меньше двух дней? Виола, тогда, думаю, вы не сочтете за грубость, что мне хотелось бы провести как можно больше оставшегося времени с Алисой?       - Только чтобы ничего такого, - Виола кивнула, - Оставлю вас наедине, но помни, что окно открыто, да и я почти уверена, что там сидит кто-то с большими рыжими хвостами, - последние слова сказала почти шепотом, получив в ответ только такой же молчаливый кивок. Виола Церновна, попрощавшись таким образом, тоже вышла, но меньше секунды спустя дверь снова распахнулась, и в комнату влетела Алиса, злая и чуть не плачущая. Хлопнув за собой так, что домик чуть ходуном не затрясся, сразу бросилась к Эдварду, прорычав что-то невразумительное.       - Ты хоть вообще о ком-то думаешь, кроме себя! – пришлось закрываться от нее руками, поскольку Алиса даже не подумала делать скидку на тот факт, что лежачего не бьют, и принялась обрабатывать его кулаками, особенно не целясь, - Ты хоть знаешь, чего я только не надумала! Просыпаюсь, а тебя нет нигде! Ни здесь, ни в лагере! Нигде! Куда ты шлялся?!       Эдвард не мог не смеяться, глядя на свою возлюбленную, сейчас просто пылающую от гнева, лупившую его почем зря, чтобы хоть как-то дать выход скопившимся у нее эмоциям. Раскрасневшаяся и разозленная, Алиса выглядела только еще милее, чем обычно, рядом с ней в душе Эдварда просыпались чувства, о которых уже и забыть успел, нежность, умиротворение и...       Воспользовавшись моментом, поднырнул под замах девушки, и обнял ее, прижав руки к бокам, и оказавшись к ней лицом к лицу, чувствуя запах ее кожи и горячее дыхание. Несколько секунд так и простояли замершими, меряясь взглядами, гнев девушки в глазах потух так же быстро, как и появился, на его место пришли быстро набиравшиеся слезы в уголках глаз.       - Я боялась, что ты ушел, - всхлипнула девушка, - ты последние дни только и говорил о том, что все может закончиться… и пропал… так же, как появился… Я места себе не находила… - он даже отвечать не стал, молча поцеловав едва не плачущую девушку.       Однажды, еще в молодости, ему рассказали историю о старом царе, мечтавшем о мире и справедливости для всех. И однажды ему пришлось вступить в войну со злым соседом, желавшим получить богатства его народа. Война была длительная и кровопролитная, но старый царь был уверен, что сражается за правое дело, и все-таки пересилил своего противника, и штурмом взял вражескую столицу. И вот, в охваченном боями городе, когда его победоносная армия готовилась к атаке на последний оплот злобного соседа, на полуразрушенной улице старый царь нашел плачущего ребенка, обнимавшего мертвую мать, убитую при обстреле. По легенде старик сразу же прекратил войну и предложил своему противнику мир. Услышав ту историю впервые, Эдвард рассмеялся, посчитав подобное проявление человечности за слабость, но сейчас целуя любимую девушку, снова задумался о скрытом смысле этой истории. Действительно ли какие-то цели стоят слез невинного ребенка или, как в его случае, любимого человека?