Осознание

Глава 5.       Раскаленный радиоактивный воздух обжигал лёгкие, несмотря даже на многоуровневую систему фильтрации, принося вместе с ветром заражённую пыль и пепел. Дышать, казалось, невозможно, каждый новый вздох давался ценой перенапряжения всего организма, пытающегося втянуть в себя грязный воздух. А ноющая от боли трахея готова была разорваться, как старый мешок, переполненный лезвиями.       Бесконечно чёрное небо над головой теперь было освещено непрерывными вспышками артиллерийской перестрелки, что вели гигантские боевые корабли, зависшие над поверхностью на расстоянии всего лишь нескольких километров. Огромные бронированные корпуса, слабо подсвеченные действующим силовым полем, почти истощенным после продолжительного сражения, покрывали подпалины попаданий и очаги пожаров, в которых сгорали целые отсеки, блокированные противовзрывными переборками и закупоренные закрывшимися шлюзами. Уже знакомая эскадра пятикилометровых фрегатов пыталась спуститься как можно ниже, всё ещё стараясь прикрыть тех, кто находился на земле. Но большая часть корабельных орудий была направлена в открытое пространство, где находился вражеский флот, неожиданным ударом вынудивший их отступать; слишком уж велик был перевес в количестве и качестве кораблей. Ослабленный предыдущими боями, в которых было принесено в жертву практически всё, чем только можно и нельзя было жертвовать, теперь некогда великий и могучий флот вынужден был отступать, прикрывая поспешную эвакуацию наземных сил.       Потоки энергии, способные испепелить целый город, обрушивались на фрегаты вместе с орудийными залпами, и в ответ куда-то в открытое пространство, где цели находились настолько далеко, что их невозможно было увидеть невооруженным взглядом, уносился беглый огонь орудийных батарей кораблей, не желавших покидать эту позицию, несмотря даже на столь критическое положение. Внизу горел линкор «Фурия», флагман всего флота, попавший под перекрёстный вражеский огонь и сбитый в неравном бою. Его двадцатикилометровый корпус, перепаханный пробоинами попаданий, всё ещё пылающий огнем разрушенных плазменных реакторов, стал отдельным полем боя для остатков команды и уцелевших войск. Его отдельные орудийные батареи, пережившие падение, ещё действовали и вели огонь по наступающим ордам противника, но всё же не могли уничтожить всех, раз за разом накатывавшихся на ряды отчаянно сопротивлявшихся солдат, не мечтающих уже ни о чём, кроме как забрать с собой, умирая, как можно больше врагов.       И там, среди трупов и воронок, лежал и он сам, в разбитом экзоскелете, всё ещё сжимающий в руке свою силовую шпагу, отброшенный на спину ударной волной приземлившегося рядом артиллерийского снаряда, с невидящим взглядом, уставившимся в небеса, где сейчас гибли его люди. Треснутое забрало еще выводило на внутренний дисплей многочисленные показатели и данные жизнеобеспечения, горящие тревожным красным цветом, но система контроля уже не фиксировала носителя с остановившимся сердцем. ***       Эдвард раскрыл глаза, моментально проснувшись от увиденного, и несколько секунд лежал на кровати без движения, пытаясь успокоить бешеный ритм своего сердца, разгонявшего кровь до стука в висках. Оно продолжало бешено работать в грудной клетке, но там, в его родном мире должно было остановиться…       Значит, именно так все и произошло. Он мертв или очень близок к этому состоянию там, в своей реальности, практически вычеркнут оттуда после всего произошедшего. И всё же что-то пошло не так, и он сам (или его сознание?) оказался здесь, в совершенно другом незнакомом мире, буквально срисованном с его детских представлений о том, как должны выглядеть сказки. Так что же значит весь этот лагерь вокруг? Последний шанс умирающего, чьей-то волей заброшенного сюда? Безумие задыхающегося в мёртвом теле подсознания, выстраивающего глубоко запрятанные мечты в последнюю предсмертную картинку? Кто же он сам такой в этом мире? Пленник чужой воли, собственный отпечаток в предсмертном бреду или спасённый чудесным образом? И как тогда относиться ко всему вокруг? Этот мир казался настолько реальным, насколько невозможным в его собственной реальности, в его мире… Слишком детальный, слишком подробный, слишком хаотичный, чтобы быть иллюзией, но и слишком добрый, светлый и щедрый, слишком далёкий от того мира, к которому он привык. Мысли разрывались от этой двойственности, хотелось закричать и потребовать ответа, но сил хватало лишь на то, чтобы беззвучно смотреть в дощатый потолок треугольного домика, где он вчера лег спать по окончании световой части здешних суток.       Понимая, что ещё раз заснуть не получится, Эдвард поднялся и, присев на кровати, устало протёр глаза и осмотрелся по сторонам. Ольга Дмитриевна ещё мирно сопела, завернувшись в одеяло, а её темные волосы рассыпались по смятой подушке. Рядом, на столике, стоял заведенный будильник, чья часовая стрелка ещё не перевалила даже за первую половину круга. На улице, кажется, начинался рассвет: за небольшим деревянным окошком с раскрытой форточкой, закрытой слоем марли против насекомых, уже светло, но небо пока больше походило на то, что он видел вечером, с примесью красных и голубых тонов на фоне небольших рваных облаков, клочьями ваты плывущих где-то высоко над поверхностью. Самого диска солнца под таким углом видно не было, но его яркие лучи уже освещали лагерь, косыми лучами падая через окошко на небольшой столик и оставляя на нем яркие световые полосы.       Потянувшись, Эдвард поднялся и размялся: мышцы после сна ещё были расслаблены и теперь постепенно приходили в форму. А сон ушел окончательно, Эдвард дышал полной грудью, раздумывая над тем, что должен сделать сегодня. Первое знакомство с лагерем прошло, настало время действовать, не отвлекаясь на сновидения, какими бы они ни были. Если слишком зацикливаться над тем, что произошло с ним в настоящем мире, то можно провалиться в прострацию уже здесь, потеряв возможность найти выход и вернуться.       Самый простой вариант действий на сегодня, не предполагающий чрезмерного кровопролития и жестоких допросов, заключался в том, чтобы вытянуть из знакомых девочек всю возможную информацию об этом месте и попытаться просчитать, какие могут быть пути возвращения обратно, в его собственный мир. К тому же, здесь должно быть и какое-то начальство: Ольга Дмитриевна командовала только пионерами, а в той же столовой была всего лишь ещё одним посетителем, повара ей не подчинялись. Соответственно, найти руководство, если оно здесь вообще хоть как-то представлено, и попытаться узнать что-то у него. Здесь тоже следует обойтись без применения силы. Или хотя бы постараться так поступить.       Надев комбинезон и защелкнув сапоги, Эдвард активировал вживленную под челюсть гарнитуру связи, предварительно убедившись, что вожатая ещё спит. Все та же пустота на всех частотах, словно здесь не знали даже радиосвязи. Это весьма странно, особенно если учитывать те провода на столбах, что он уже успел заметить - часть из них вполне могла принадлежать системам связи. То же самое с компасом - он вел себя более чем странно, накручивал круги и никак не желал обнаруживать точку отсчета.       Отключив гарнитуру, Эдвард решил, что, пока лагерь спит, можно заняться и самим собой - дворянин даже в самой безнадежной ситуации должен оставаться дворянином! Он направился к умывальникам, осторожно прикрыв за собой дверь домика, чтобы не разбудить вожатую.       Утренний лагерь впечатлял не меньше, чем лагерь дневной, во многом своей тишиной и покоем. Словно сама природа спала: высокие ветвистые деревья стояли тихо, опустив ветви с почти неподвижными листочками, трава пригнулась к земле и стелилась под ногами, не издавая почти ни звука, в ней тонули звуки шагов в тяжелых сапогах. Маленькие деревянные домики пионеров, не по порядку и с пробелами выстроившиеся вдоль аллеи, как нерадивые солдаты, практически все стояли с закрытыми дверями и занавешенными окнами, и оттуда не доносилось ни звука. Тишина, стоявшая над лагерем, нарушалась только тихими трелями какой-то певчей птицы и странными звуками невидимых насекомых, сравнить которые хоть с чем-то Эдвард толком не мог. И ни одной живой души вокруг; никто не нарушал атмосферу пустоты и заброшенности лагеря. Конечно, ещё немного и прозвучит сигнал подъема, из домиков начнут выходить невыспавшиеся пионеры, протирая глаза и здороваясь друг с другом. Тишина исчезнет, и на её место придет суета обычного дня. Но пока ещё можно наслаждаться этими тихими минутами.       Раскрыв комбинезон и оголившись по пояс, Эдвард освежился ледяной водой из умывальника, заодно удаляя остатки сна и слабость из мышц. Он пожалел только, что нельзя устроить здесь хоть что-то наподобие душа; впрочем, всё равно это лучше, чем и дальше вонять собственным потом. Закончив с водными процедурами и еще раз не без удовольствия потянувшись, Эдвард вернулся на площадь, где только Генда приветствовал его суровым взглядом из-под очков, словно тоже понимая, что этот человек не из этого мира и не должен здесь находиться, и приступил к зарядке. Комплекс упражнений весьма прост и несложен, к нему необходимо только привыкнуть, но в последние годы у Эдварда не было достаточно времени, чтобы регулярно заниматься тренировками. Скорее всего, увидев его состояние сейчас, старый учитель неодобрительно закачал бы головой и велел бы всё переделывать заново до тех пор, пока не получится что-то хотя бы отдаленно похожее на те пассы, которым он учил Эдварда лично. Сначала упражнения на растяжку мышц, затем отработка движений, приёмов и ударов. Полностью посвятив себя ощущениям собственного тела, пока еще столь же незнакомого, как и все остальное, он практически отключился от окружающего мира, вспоминая нужные последовательности движений, отдававшихся приятной болью в напряженных мышцах и суставах.       Полный комплекс занимал чуть больше получаса времени по привычным ему меркам, но уже закончив упражнения и просто стоя на площади, прислушиваясь к ощущениям в мышцах, Эдвард обнаружил Ольгу Дмитриевну, спешащую через площадь куда-то по своим делам. Естественно, одинокого человека, стоявшего на открытом месте и разминавшего руки, она не могла не заметить и сразу же сменила маршрут, направившись к нему. Сбежать, конечно, можно, вряд ли вожатая может долго выдерживать такой темп, что он задаст на первые восемь минут, но после этого будут только дополнительные проблемы - пересекаться с ней придется еще не раз. Так что Эдвард подавил в себе желание театрально закатить глаза и спокойно смотрел на Ольгу Дмитриевну, идущей к нему, как танк в лобовой атаке.       - Эдвард! – голос звучал спокойно, без привычных ему командных ноток, значит, очередного выговора можно не опасаться. Ольга Дмитриевна остановилась чуть ближе, чем положено для разговора. Но такие мелочи ее вовсе не волновали; на него сразу же посыпались вопросы, - Ты всегда так рано встаешь или только сегодня так получилось? Мне даже сначала показалось, что твое вчерашнее появление мне приснилось. Если бы не кровать… ее, кстати, заправлять надо! – справедливое замечание. К такому Эдвард не привык, обычно оставляя подобные мелочи на прислугу или сервисных дронов, так что он лишь кивнул в ответ, соглашаясь с замечанием. Вожатая же, не обратив внимания на его молчание, добавила еще целую кучу информации сверху, - У нас подъем только через пятнадцать минут, но вот мне сегодня пришлось встать пораньше, на летучку к начальству, все же понедельник…       - Понедельник? – повторил Эдвард, услышав незнакомое слово и попытавшись узнать, что оно значит. Явно что-то важное, раз Ольга Дмитриевна про него, специально выделив, упомянула в разговоре.       - Ну да, - кивнула вожатая, улыбнувшись. – Из-за дороги, что ли, запутался? Ты к нам приехал в воскресенье, а сегодня начало новой недели, понедельник. Запоминай, а то ведь запутаешься снова ненароком… Да, раз уж тебя встретила, то запомни ещё, что линейка сегодня позже, чем обычно, в двенадцать часов, после завтрака. Будет расписание на неделю и ещё кое-что важное. А теперь умываться и можешь идти домой, до завтрака… А мне пора к начальству, - ещё раз улыбнувшись, она поспешила дальше через площадь, оставив Эдварда в одиночестве переваривать услышанное.       Проводив ее взглядом, он присел на скамейку, прикрыв глаза и давая мышцам отдых, рассчитывая на несколько минут тишины, пока не прозвучал сигнал подъема. Но одиночество продолжилось не более минуты, затем он снова услышал чьи-то быстрые шаги. Кто-то пересекал площадь. Эдвард нисколько не был удивлен, обнаружив Славю в спортивном костюме, видимо, проснувшуюся раньше стальных, как и он, и занимавшуюся утренней пробежкой. Его появление удивило её, но скорее в положительную сторону. Задержавшись, Славя подошла к нему, и Эдвард встал со скамейки, по привычке совершив короткий поклон вместо принятого здесь приветствия.       - Кажется, не я один проснулся раньше времени? – спросил он, посмотрев на улыбавшуюся Славю, раскрасневшуюся от бега и выглядевшую даже счастливее, чем обычно, - Или тут так у всех принято?       - Что ты, - отмахнулась та, - Здесь до подъема почти никто не встаёт, да ещё и позже медленно просыпаются. А я просто на пробежку вышла… - пожала девушка плечами, словно здесь не было ничего необычного, - А ты почему встал так рано?       - Спать не хотелось, - ушел Эдвард от ответа, не желая рассказывать про приснившееся сегодня. Хотя такое слово вряд ли подходит под увиденное этой ночью: вполне может оказаться, что видел он как раз реальность, а всё происходящее здесь было хоть и очень красивым и добрым, но всё же сном, и рано или поздно придется просыпаться, возвращаясь к своей настоящей жизни, - Меня, кстати, вожатая в своем же домике поселила… Не спасешь меня от такой участи, мой ангел-хранитель? – улыбнулся Эдвард, заставив девушку покраснеть ещё сильнее, - Поможешь мне в третий раз?       - Я так и думала, что там поселит, - смутилась Славя, - других мест всё равно больше нет в лагере, уже проверяла… Ты форму еще вчера не получил! – вспомнила она неожиданно, переводя тему, - У нас в лагере без формы никак нельзя!       - Что же, меня выгонят теперь? – Эдвард рассмеялся, вспоминая пионерскую форму, увиденную на местных, и представляя, как всё это будет сидеть на нем самом.       - Никто тебя не выгонит, - сказала Славя, не переставая улыбаться, - просто сейчас на склад сходим и выдадим тебе форму… Здесь недалеко.       - И снова ты спасаешь меня, - рассмеялся Эдвард, - помощница вожатой отвечает и за то, чтобы все пионеры выглядели по форме и опрятно?       - Конечно, - сказала Славя уже более серьёзным тоном, - Все пионеры должны быть в форме, и галстук еще нужен, на складе всего хватает. Пошли, может быть, успеем даже до завтрака, - она уверенно пошла в сторону столовой, и Эдварду не оставалось ничего другого, кроме как держаться рядом.       Склад находился рядом со столовой, но за деревьями и высокими разросшимися кустами был почти неразличим. Старое деревянное одноэтажное здание с кирпичным фундаментом, собранное из толстых досок, уже неоднократно перекрашенное, но все равно облупившееся на ярком солнце. Краска образовывала непрерывный рисунок толстых и глубоких трещин, в которых уже можно было разглядеть трухлявую, начинающую гнить древесину. Большие двустворчатые двери склада были стянуты за ручки металлической цепью, закрытой на подвесной замок, но Славя довольно быстро подобрала к нему ключ из своей связки, не без труда и с довольно заметным скрипом провернув начинающий ржаветь запирающий механизм.       - Ты не думай, внутри все чисто, никакого мусора, - уверила она Эдварда, заметив его скептическое выражение лица, - сейчас только свет включим… - переключатель почему-то был с внутренней стороны, Славя в темноте искала его не меньше минуты, прежде чем с громким щелчком включила освещение - под потолком загорелись две ярких лампочки накаливания, осветившие небогатое внутреннее убранство. Деревянный дощатый пол и такие же стены, почти невидимые из-за большого количества полок. Несколько металлических стеллажей, выставленных по центру помещения. Ближе к двери и вовсе сложно было пройти из-за большого количества громоздких мешков то ли с одеждой, то ли с постельным бельем, просто выставленных на пол и сваленных в кучу. На полках, завернутые в пленку, рядами лежали стопки пионерской формы, еще какие-то скатки, ящики, коробки, в общем, настолько много всего, что глаза разбегались. Эдвард отметил для себя только то, что могло пригодиться в будущем, заметив даже несколько коробок со сломанной электроникой, перегоревшими лампочками и еще каким-то техническим мусором. Может быть, там даже получится найти что-то полезное. В том, что вскрыть замок на дверях склада проблем не возникнет, он был уверен - механизм слишком примитивный, чтобы возникли хоть какие-то затруднения.       - Вот, тебе должна подойти, - Славя исчезла в этом бардаке на несколько минут, а потом вышла с маленькой стопкой аккуратно сложенной квадратом пионерской формы. Сверху лежал кусочек красной ткани, игравшей роль пионерского галстука, - Можешь примерить.       - Великолепно, - улыбнулся Эдвард, пытаясь не обижать старавшуюся девушку своим настоящим мнением об этой форме, её действительном предназначении и особенно о том, как он сам во всём этом будет выглядеть, - Тогда позволишь? – он принял у неё форму и взглядом указал на склад. Славя не сразу сообразила, что имеется в виду, но спустя несколько секунд до неё всё же дошла суть просьбы, и она, смутившись, тут же вышла наружу, пропустив Эдварда внутрь.       Подавляя в себе желание бросить все это к демоновой матери, Эдвард разложил форму, а потом, убедившись, что со стороны прикрытых дверей его не видно, разделся сам, аккуратно сложив комбинезон и отставив сапоги в сторону. Вместо них теперь высокие белые гетры и босоножки с закрытыми пальцами - непрактично и глупо, так что стоит поговорить с Ольгой Дмитриевной, чтобы получить разрешение носить нормальную обувь. Без комбинезона он почувствовал, что здесь гораздо теплее, чем он привык, даже жарко, но вместо привычного ему климат-контроля получил легкие тканевые шорты синего цвета чуть выше колен. К ним была приложена белая рубашка с короткими рукавами и пластиковыми пуговицами. На правом рукаве еще и эмблема, наверное, пионерского движения - огонь из постамента в виде пятиконечной звезды на фоне желтого щита с красной окантовкой. Интересно, они подозревают о настоящем значении такого символа по геральдическим принципам? Примеряя обновку, он обнаружил, что Славя подобрала вещи фактически по размеру - всё сидело правильно, нигде не провисая и не мешаясь. И на том спасибо; в остальном он сам себе казался смешным. Руки оставались открытыми; после комбинезона часть контактов нейронной связи была на виду, но для таких моментов, а также для предохранения от возможного загрязнения, контакты закрывались вкладками, сливавшимися с кожным покровом и практически невидимыми. Ещё раз осмотрев себя и убедившись, что все нормально, поправив воротник и подвязав галстук примерно так, как он заметил у остальных, Эдвард сокрушённо вздохнул и вышел на улицу, забрав свою одежду.       - Эдвард, тебе так идет! – обрадовалась Славя, как только он вышел из-за двери, но почти сразу же ее лицо приобрело удивлённое и даже испуганное выражение, - Ой, а это что?       - Что именно ты имеешь в виду? – спросил Эдвард, даже обернувшись, словно за спиной у него кто-то мог стоять. Конечно, никого там не было. Славя, получается, смотрела на него. Галстук не так завязал или еще где-то ошибся… Славя подошла ближе, ткнув пальчиком в причину ее удивления. На правой руке Эдварда, начинаясь чуть выше кисти и заканчиваясь у самого локтевого сустава, шла отличительная татуировка мастера боя, полученная очень давно, когда он довольно долгое времяспроходил обучение в закрытом монастыре убийц, прежде чем добился их признания и смог дойти до аудиенции с настоятелем монастыря, что и было нужно ему с самого начала. Сорок четыре стилизованных зверя, объединенных в единый мозаичный рисунок, отмечавший все сорок четыре ступени рангов монастыря, которые он прошел, вырезанные на его коже и позже вытатуированные вдоль оставшихся тонких шрамов. Сообразив, Эдвард усмехнулся, - Это? Это память, что мне осталась от прошлого. Не самое приятное, что было со мною в жизни…       - Эдвард… - Славя не знала даже, что и сказать, - Ольге Дмитриевне это вряд ли понравится, татуировки у нас никто не носит… да ещё так и открыто…       - Тогда попробуем рубашку с длинными рукавами, - пожал Эдвард плечами, разглядывая рисунок на коже так, словно видел его впервые, вспоминая, через что он прошел, чтобы получить все сорок четыре метки, и что осталось от его души после того, как все этапы были пройдены. К его удивлению, таких рубашек на складе не оказалось - по неведомой причине форма предполагала только короткие рукава и такие же короткие шорты. Почему-то Эдварду от этого было только смешно, хотя Славя уже начинала волноваться. Даже будет интересно понаблюдать, как мир лагеря справится с таким диссонансом; он даже не мог сдержать улыбки, пока девушка думала, как исправить ситуацию.       - Неужели ты даже не волнуешься? – спросила Славя строго, когда Эдвард в очередной раз предложил ей не волноваться по этому поводу и перестать уже переворачивать полки с формой в поисках подходящего варианта. Они нашли даже несколько подходящих костюмов, почему-то камуфляжной расцветки, но Славя наотрез отказалась использовать их как замену. Чего-то другого, похожего на пионерскую форму, но с длинными рукавами, здесь не было, так что Эдварду действительно не оставалось ничего другого, кроме как показывать всему лагерю данное произведение художественной рисовки по телу.       - Нисколько, - её собеседник всё так же не смог сдерживать веселой улыбки, глядя на суровое личико Слави, недовольной таким безответственным поведением. Если бы только она могла понять, насколько мелочны и незначительны такие проблемы для Эдварда, впервые за несколько последних лет сбросившего с себя груз ответственности за судьбы миллиардов преданных ему людей. Он не мог сдержать веселья при мысли о том, что необходимо волноваться за татуировку на руке, когда он ещё совсем недавно руководил сражениями, где в атомном огне сгорали сотни тысяч человек, не успевая даже закричать от боли, где малейшая ошибка грозила сокрушительным поражением и страшной смертью проигравшего. Эдвард мягко, но уверенно взял её за плечи и, преодолевая небольшое сопротивление, вывел из склада, - И прошу тебя не обращать внимания на такую мелочь. А с Ольгой Дмитриевной я сам как-нибудь разберусь, тебя это касаться не должно…       Словно напоминая им, что в лагере есть строгий распорядок дня, прозвучал уже знакомый звук горна, раздающийся из динамиков и возвещающий о начале завтрака и открытии столовой. Славя, всё ещё пытающаяся найти возможность скрыть татуировку Эдварда, дернулась от неожиданности, но быстро пришла в себя, стараясь выглядеть серьезно.       - Ладно, может, Ольга Дмитриевна что-нибудь придумает, - Славя все-таки согласилась отступить хотя бы на время, - Тогда иди пока на завтрак, а я склад закрою.       - Там увидимся, - забрав свои вещи, улыбнулся Эдвард. Сразу в столовую пойти не получилось, сначала пришлось вернуться в домик, по счастью, не запертый вожатой, и оставить там не нужную более одежду. В новой форме было непривычно легко: ткань свободная и мягкая, радикально отличающаяся от привычных ему материалов, используемых в военной форме и парадной одежде, строгих и жестких или, наоборот, ярких и красочных, но оттого плотных и неудобных. Зато теперь он в полной мере ощущал лучи местного солнца, палившие, кажется, с явным намерением выжечь здесь все в серый пепел. Такими темпами вполне можно и тепловой удар заработать, но Эдвард надеялся привыкнуть к окружающему климату. В худшем случае всегда можно вернуться к комбинезону.       Обратный путь в столовую занял не так уж и много времени, к тому же основную массу устремившихся на завтрак пионеров он уже успел пропустить, а на крыльце вожатой, по счастью, не оказалось, что позволило войти внутрь без особых проблем. Там, как и всегда в такое время, количество народа на квадратный метр площади превышало любые допустимые пределы, как и поднятый десятками глоток счастливых, сытых и будто разговаривающих на все темы сразу детей гам. В общей толкучке Эдвард едва успел выцепить пластиковый поднос, прежде чем был вынесен толпой к столу раздачи. Дородная повариха, кажется, в ширину даже большая, чем в высоту, в некогда белом фартуке, быстрыми и давно отработанными движениями раздавала порции завтрака, состоявшего из чего-то, похожего на кашу, овощного салата, сдобной булки и густого напитка, никогда Эдвардом ранее не виданного, но, судя по окружающему его гулу множества пионерских голосов, имевшему название «кисель». Получив свою порцию и уже испортив себе настроение мыслями о том, что всё это придется съесть, Эдвард высматривал себе свободное место хоть где-то за столами, битком забитыми со спины одинаковыми пионерами в бело-синей форме с красными галстуками, когда неожиданно получил несильный удар между лопаток. В такой толчее невозможно уследить за всеми движениями и касаниями, так что этот удар он пропустил, не сумев даже толком отреагировать. Получилось только обернуться, увидев уже знакомую мордашку с рыжей шевелюрой, собранной в короткие хвостики.       - Утро доброе, белобрысый! – улыбаясь во весь рот и крайне довольная собой, выдала Алиса, - Тоже завтракать пришел? А что за тобой должок, помнишь? – наверное, имелось в виду вчерашнее обещание новой встречи по поводу «ДваЧе», но она быстро обнаружила татуировку на руке. Её глаза почти сразу приобрели круглую форму крайнего удивления, - Пошли к нам, расскажешь… - она даже не спрашивала, а просто взяла его за локоть и потащила к одному из столиков в самом углу столовой, где было свободное место и в качестве дополнения Ульяна, со скучающим выражением лица лениво ковырявшая кашу. Других пионеров не было - наверное, опасались компании двух рыжих, производящих впечатление самого нестабильного элемента смены. Ульяна отвлеклась от своего увлекательного занятия, только когда Эдвард с Алисой сели рядом.       - Ух ты! А откуда это у тебя?! – её глаза тоже округлились от восхищения, когда она увидела татуировку на руке Эдварда, - Я себе тоже такую хочу! Круто!       - Не стоит, - серьезно сказал он в ответ, попробовав кашу, щедро брошенную в тарелку половником поварихи. На вкус примерно так же, как и на вид - есть можно, но без особых изысков. Практически то же самое, что и армейские сухпайки, разве что горячее, - Она не стоит того, - он даже не представлял, что с такой живой и активной девчонкой могут сделать в монастыре убийц, но можно не сомневаться, что тот человек, который оттуда выйдет с этой татуировкой, уже не будет этой веселой и беззаботной Ульяной.       - А что в ней такого особенного? - спросила Алиса, тоже лениво ковырявшая содержимое своей тарелки без особого удовольствия, - Я себе тоже собираюсь как-нибудь татуху поставить, но, конечно, не такую. Больно было? – неизвестно, интересовалась она серьёзно или нет, но Эдвард протянул ей руку, предлагая потрогать. Она удивилась, но все же прикоснулась к коже, очень быстро нащупав пальцами небольшие бугорки шрамов, почти незаметные на фоне рисунка. Пальчики у неё, как Эдвард не мог не отметить, были аккуратные, но почему-то с довольно твердой кожей, словно с небольшими мозолями на кончиках. Алиса довольно быстро убрала руку, уже по-другому посмотрев на Эдварда, - Что это такое?       - Это называется техника шрамирования, - спокойно произнес он в ответ, - Контур рисунка сначала наносится острым лезвием на кожу, а потом в разрез вкладывают жесткий волос, чтобы тот не затягивался полностью. И только после этого уже наносится сама татуировка.       - Ого! – у Ульянки глаза округлились окончательно, - Жестко! Я бы… Я вот бы не кричала, если бы мне такое делали!       - На самом деле это очень больно, - сказал Эдвард, - Никакой анестезии или обезболивающего. Если будешь кричать во время процедуры, то они могут и отказаться, в лучшем случае отправив на повторное обучение, а в худшем и казнить могут… - задумчиво сказал Эдвард, вспоминая как ему самому раз за разом наносили эту татуировку и как верил в то, что делал, в то, что это нужно не только ему, но и всем остальным. И только потом понял, что проговорился и сказал лишнего, заметив, как загорелись глаза у Алисы.       - Они? Кто они? – вцепилась девушка в услышанное слово, забыв даже о еде, - Это они тебя научили так драться?       - Они, - кивнул Эдвард, - Только больше на эту тему мы не разговариваем, я и так сказал больше, чем вам стоит знать…       - Нет уж, договаривай, раз начал, - Алиса тоже отступать не собиралась, почувствовав, что зацепилась за его воспоминания, и рассчитывая из него в этот раз вытянуть несколько больше, чем обычное приветствие, - ты в закрытой школе какой-то учился, что ли?       - Или секретная база? Да? – у Ульянки загорелись глаза, - Военные там, разведчики? Как в Великую Отечественную диверсантов готовили! Только теперь не с немцами, а с американцами воевать будем…       - Какие разведчики? - рассмеялся Эдвард, - Ты думаешь, разведчиков стали бы так заметно отмечать, - он показал руку с татуировкой, - Это ведь так просто не спрячешь, а разведчик в первую очередь должен ничем не отличаться от остальных, понимаешь? Чтобы его не обнаружили! – он сделал умное лицо, а потом, воспользовавшись моментом, пока Ульяна переваривала эту информацию, снова вернулся к тарелке, надеясь хотя бы сейчас закончить разговор.       - Рассказывай, откуда татуха, - не дала ему так просто уйти Алиса, - Не, шрамирование, конечно, жестоко, но ты ведь зачем-то её себе поставил… И ещё недоговариваешь что-то… - ей, видимо, действительно интересно, и, к сожалению, просто так отставать от него она не собиралась.       - Потом как-нибудь расскажу, наедине, - вздохнул Эдвард, - сейчас не то время и не то место, чтобы рассказывать о таких вещах. И посторонних ушей вокруг слишком много, - он развел руками, показывая на пионеров вокруг. Даже Алиса со всем своим любопытством сообразила, что здесь действительно не самое подходящее место для таких разговоров, и кивнула.       - Ты всё на потом обещаешь, - сказала она обвинительным тоном, - Вот и сейчас так. Помнишь ещё, что обещал показать свой прием? Или уже забыл?       - Все отлично помню, - кивнул Эдвард, - Можно прямо сегодня, если ты ничем особенно не занята. Да, Ульян, ты тоже можешь… - вздохнул Эдвард, прежде чем эта реактивная девчонка вывалила на него кучу просьб тоже прийти и посмотреть. Ульянка просияла и снова вернулась к своей измученной каше. Снова посмотрев на Алису, Эдвард добавил, - Только нужно такое место, где нас не могут легко заметить - я не собираюсь тут устраивать группу обучения боевым искусствам.       - Такое мы найдём, - усмехнулась Алиса, сразу же выдав, что не раз и не два посещала такие места, прячась от всего лагеря, - Давай тогда сразу после линейки, иначе нашу вожатку разорвет от того, что сразу два… три пионера не пришли, - она быстро исправилась, заметив Ульяну, увязавшуюся с ними.       - Вожатку? – Эдварда такое слово рассмешило, - Теперь, значит, ты её так называешь? Святое Небо, надеюсь, она сама этого не услышит, а то прилетит тебе!       - Да, - добавила Ульяна, тоже потрогав руку Эдварда, пытаясь нащупать бугорки шрамов, - От Ольги Дмитриевны тебе точно влетит за такое. «Настоящий пионер не должен так выглядеть!» - она попыталась спародировать вожатую, но получилось это плохо, хотя Эдвард все равно улыбнулся. Чем бы эти две рыжие красавицы не занимались, можно оставаться уверенным, что заскучать здесь ему явно не дадут. Их словно тянет на приключения, причем на те, что обязательно идут вразрез со всеми существующими здесь правилами. Наверное, именно поэтому они и подружились.       - Все равно, - отрезала Алиса, - Мы договорились. После линейки идем в лес. С нашим белобрысым! – она усмехнулась, глядя на Эдварда, а он ответил ей такой же улыбкой. Слово «белобрысый» почему-то из ее уст звучало совершенно безобидно, хотя в любой другой ситуации это был бы достаточный повод, чтобы призвать собеседника к ответу.       - Как будет угодно, - кивнул Эдвард, все же возвращаясь к своей тарелке - день предстоял тяжелый, необходимо было съесть хоть что-то. Это же он посоветовал и девушкам, не относившимся к еде с таким вниманием. У них, кажется, параметр «вкусно» превалировал над параметром «сытно» - до конца они выпили только кисель. Его вкус и консистенция, если отбросить слабый фруктовый привкус, напомнили Эдварду влагоудерживающие напитки, которые в его мире пили во время длительных переходов, но этот схожими свойствами, кажется, не обладал. Закончив с киселем и отодвинув от себя пустые тарелки, он подождал, пока девушки не закончили со своими порциями - правда, по большей части размазав их содержимое по тарелкам и частично по самому подносу - и не встали из-за стола. Вместе с ними вышел из столовой, задержавшись на крыльце и глянув на окончательно проснувшийся лагерь, снова наполненный шумом, голосами, смехом и этой непосредственной детской радостью, наивной и свободной, существующей просто потому, что нет поводов грустить; а грусть, даже если появляется, никогда не задерживается здесь надолго.       - На линейку? – спросила Алиса, всё ещё стоявшая рядом и успевшая потерять Ульяну, умчавшуюся к своим сверстникам. Она уже там что-то устроила, судя по тому, как все собрались вокруг неё, что-то живо обсуждая. Оставалось искренне надеяться, что Ульяна сейчас рассказывает не об обещанном уроке и не уговаривает никого отправиться с ними за компанию.       - Это оптимальный вариант, - кивнул Эдвард, заметив Славю в общей толпе. Она улыбнулась и помахала ему рукой, и он помахал ей в ответ. Кажется, она даже хотела подойти, но младшие группы плотно, но без всякого толка забаррикадировали проход своими телами, пытаясь построиться. Вполне можно было и так их всех выпустить - все равно через несколько минут разбегутся по всему лагерю, но появившаяся из ниоткуда Ольга Дмитриевна взялась руководить процессом, окончательно всех запутав. Так что Славя отказалась от первоначальной идеи и вынуждена была прийти на помощь вожатой, чуть ли не за ручку распределяя малышей по группам.       - Опять толкать речь будет, - кивнула Алиса на вожатую, искренне наслаждавшуюся процессом руководства всем творившимся вокруг беспорядком, - Ее хлебом не корми, дай кем-нибудь покомандовать, - почему-то Алиса от него не уходила, даже потеряв свою подружку. Эдвард был совершенно не против такой компании, Алиса словно давала ему положительный заряд, столь необходимый сейчас, после сна, после проснувшихся воспоминаний, черной кляксой осевших в душе.       - Превосходно, - усмехнулся Эдвард, опираясь на перила и наблюдая за вожатой, постепенно рассеивающей толпу малышни и высвобождающей проход, по которому доедающие завтрак пионеры покидали столовую. Многие бросали взгляды на Эдварда и его татуировку, но ни у одного не хватило смелости задать вопрос по этому поводу, - Значит, будем выслушивать очередную порцию моральных и этических установок по поводу того, каким должен быть настоящий пионер… - кажется, он сказал это с большей злостью, чем надо, поскольку девушка удивленно на него посмотрела. Сглаживая первое впечатление, он поинтересовался, - Алис, а что еще будет на линейке? Утром вожатая мне сказала, что будет план на неделю, что это значит?       - Да так, глупости всякие, - девушка отмахнулась и облокотилась на перила рядом с ним гораздо ближе, чем предполагается людям, просто дружески общающимся. Но от этих девушек Эдвард был готов выдержать и куда большие нарушения этикета, - Вожатка будет рассказывать, что она придумала, чтобы занять нас на всю неделю. Уборка территории, поход какой-нибудь, какую-нибудь самодеятельность ещё придумает… Ничего интересного, по большому счету… Я все равно этому плану следовать не собираюсь, - она хитро улыбнулась и подмигнула Эдварду.       - Бунтарка! – улыбнулся он, - Будешь всю неделю от нее прятаться? – внизу, у ступенек крыльца, все-таки произошел окончательный перелом ситуации, и малышня двинулась вперед, как прорвавший плотину поток, окончательно освобождая пространство. Славя ушла куда-то вместе с одной из групп, а Ольга Дмитриевна осталась победно озирать поле боя с искренне гордым видом, пока не заметила двух пионеров, все еще стоявших на крыльце и непринужденно болтавших.       - Эдвард! – ее резкий окрик заставил названного пионера оторваться от Алисы и оглянуться в сторону вожатой, стремительно направлявшейся в его сторону. Кажется, зрением её Небеса не обделили, и, заметив татуировку на его руке, она не могла не отреагировать на подобное нарушение внешнего вида.       - Ой, мне лучше сваливать, - бросила Алиса, но Эдвард, подсознательно отреагировав быстрее, чем сознание успело оценить необходимость такого поступка, успел схватить ее ладонь, задержав на месте.       - Может, останешься со мной? – попросил он единственного человека, ещё остававшегося рядом с ним, - Тебе Ольга Дмитриевна все равно ничего не сделает, а мне спокойнее… Да это и в любом случае будет забавно…       - Что будет забавно? – поднявшись на крыльцо, Ольга Дмитриевна, уперев руки в бедра, смерила его самым суровым взглядом, на какой только была способна, - Эдвард! Я уж никак не ожидала от тебя подобного! Может, объяснишь? – ее пламенный взгляд, кажется, был готов прожечь в нем пару дырок, но Алиса, отступив чуть назад, чтобы не попасть под прямой удар, всё же осталась рядом, наблюдая за очередным разносом, в этот раз достающимся не её персоне.       - Что именно? – спросил Эдвард, - Кажется, идея переодеть меня в пионерскую форму принадлежала вам, на подобном лично я не настаивал.       - Эдвард, откуда у тебя татуировки? – вспыхнула вожатая, указывая на его руку, - Ты же не заключённый какой-нибудь! Как тебе только родители подобное позволили! Это же недопустимо для настоящего пионера! – эта фраза просто должна была прозвучать - к ней вожатая прибегала тогда, когда не оставалось других более или менее убедительно звучащих аргументов. Эдвард подмигнул Алисе и показал пальцем «один». Она заулыбалась, но быстро спрятала улыбку, притворно закашлявшись, когда разгневанный взгляд Ольги Дмитриевны скользнул в её сторону.       - Простите, пожалуйста, но эта татуировка была у меня еще до того, как я оказался здесь, - признался Эдвард, - И честно сказать, я даже не особо понимаю ваше возмущение по этому поводу. Ничего вызывающего или позорного здесь нет, и она у меня не просто так. Татуировка имеет определенную символику и значение, что для меня важно примерно так же, как и для вас значок вожатой, - он скрестил руки на груди, говоря спокойно и уверенно, отчего Ольга Дмитриевна даже сбилась с уже взятого настроя, замолкнув и дав ему закончить, - И меня удивляет ваше нынешнее недовольство, поскольку конкретно сейчас с татуировкой вы уже ничего сделать не в состоянии, если только не собираетесь снять с моей руки кожу, - он бросил взгляд на Алису, стоявшую рядом и показавшую ему большой палец, пока вожатая не видит; большого труда стоило ему не заулыбаться в этот момент.       - Все равно это безобразие надо закрыть, - сказала вожатая, сдав позиции, но не сдавшись до конца, - Я не позволю, чтобы пионеры выглядели как сбежавшие зеки! А администрация не позволит тем более! Еще не хватало, чтобы другие начали думать, что это нормально… Так, Двачевская? – Алиса чуть не подпрыгнула, услышав свою фамилию, и залопотала что-то невнятное, соглашаясь с мнением вожатой. Снова повернувшись к Эдварду, Ольга Дмитриевна закончила, - Эдвард, сейчас пойдёшь в медпункт и возьмёшь там эластичный бинт, скажешь, что я велела, замотаешь руку, пока мы чего-нибудь лучше не придумаем…       - Медпункт? – такого поворота событий Эдвард не ожидал, - Ольга Дмитриевна, может, что-нибудь другое придумаем? – по сравнению с новой встречей с местным доктором возможность снять с руки кожу выглядела не настолько уж радикальным решением. Но вожатая только повторила требование немедленно «прикрыть этого безобразие».       - И не забудь про линейку! – вставила она в конце, - Если появишься там в таком виде, точно накажу по-настоящему! – пригрозив пальцем, она зашла в столовую, оставив Эдварда раздумывать над своим положением.       - Это действительно было забавно, - напомнила о себе Алиса, - При мне с вожаткой еще так не разговаривали! – она рассмеялась, - Ей даже закоротило так… Что, теперь в медпункт пойдёшь?       - Искренне не желаю там появляться, - выдохнул Эдвард, - Ваша докторша… как бы это мягче сказать, довольно эксцентричная личность и рядом с ней несколько… неуютно, я бы сказал…       - Ой, да ладно тебе, - Алиса хлопнула его по плечу, - Она со всеми такая! Ладно, пошли тогда вместе сходим, раз уж ты такой пугливый, белобрысый. А потом на линейку! Доктора он испугался! – она снова хохотнула, - Еще скажи, что боишься зубы лечить!       Дорога до медпункта заняла не так уж и много времени, но пришлось идти через площадь, где, кажется, сейчас находилась большая часть населения «Совенка», ожидавшая начала линейки и не находившая себе другого занятия на короткий промежуток времени между завтраком и демонстрацией ораторских способностей Ольги Дмитриевны. Алиса предпочла обойти площадь по краю, потащив за собой и Эдварда. Они столкнулись с Леной, тоже бывшей явно не в восторге от большого количества народа вокруг и пытавшейся спрятаться ото всех за своей книжкой, сидя на скамейке. Заметив приближение Алисы, она несмело улыбнулась и опустила книжку.       - Привет, - голос у нее был тихий и ровный, едва различимый на фоне общего гула разгалдевшихся пионеров, явно скучавших на площади и развлекавших себя последними сплетнями и пустой болтовнёй, - А вы куда? У нас сейчас линейка…       - Привет, Ленка, - поздоровалась Алиса, - А мы в медпункт, нашего белобрысого вожатая отправила руку замотать, а он Виолы боится! – она снова рассмеялась.       - Ты собираешься это каждому в лагере рассказывать? – поинтересовался Эдвард, - Во-первых, я ее не боюсь, не выдумывай. А во-вторых, если уж так говорить, то скорее дискомфорт испытываю. Уж больно своеобразный у нее стиль общения… Прошу покорнейше меня извинить, - вспомнив о своем промахе, он чуть поклонился Лене, - Нас, кажется, так и не представили друг другу напрямую. Эдвард Тристанский, к вашим услугам, - и снова поклонился, - А вас, как я понимаю, Лена зовут?       - Лена, - кивнула девушка с фиолетовыми волосами, сразу засмущавшись, - Очень приятно… И давай на «ты», хорошо?       - Как прикажешь, - улыбнулся Эдвард, но в этот момент ему на ногу - так, чтобы не заметила Лена - опустился каблук босоножки Алисы, прерывая начинавшийся диалог. Удивленно посмотрев на свою спутницу, Эдвард успел заметить только гневный взгляд, брошенный в его сторону. В следующую секунду его уже толкали дальше, прежде чем он успел возмутиться.       - Ну всё, Ленок, мы ещё вернемся, не скучай без нас, - сказала Алиса, улыбаясь, - До линейки надо в медпункт успеть и обратно. Мы скоро…       - И что это сейчас было? – спросил Эдвард Алису, когда они вышли с площади на дорожку, ведущую к медпункту, оставив бело-синюю толпу за спиной. Здесь уже никого не было - пионеры вместе со своей болтовней, Леной, Славей и ожиданием появления Ольги Дмитриевны, остались на площади и не мешали диалогу, - Объяснишься?       - Ты со всеми так заигрывать будешь? – неожиданно обиженным тоном спросила Алиса, ускорив шаг, - Только познакомиться успел, как уже глазки строить начинаешь! Вечером со Славей, почему бы утром к Лене не подкатить… Нет, мне конечно, все равно, можешь с блондинкой развлекаться, она вроде как тоже не против, но Ленка мне подруга все-таки…       - А вот с этого момента поподробнее, - остановился Эдвард, удивленный такими беспочвенными обвинениями. Сам он никогда бы не назвал свое поведение попытками с кем-то «развлекаться», а услышать такое сравнение из чужих уст довольно неприятно, - Можно поинтересоваться, с чего ты вообще решила, что я тут к кому-то… Как ты выразилась, «подкатываю»? Вчера, кажется, уже объяснял, что ничего со Славей у меня нет, и второй раз объяснять то же самое нет никакого желания, уж прости. А то, что ты сейчас сказала про Лену… это вообще глупость, её я вижу фактически в первый раз! – он выдохнул, глядя на Алису, стоявшую напротив него с видом обвинителя, предоставившего неопровержимые доказательства и не желающего выслушивать никаких оправданий. Эдварду сейчас казалось очень важным вразумить эту девушку, обвиняющую его во флирте сразу с двумя другими. В конце концов, он не какой-то придворный ловелас, решивший развлечься от скуки, а потомственный дворянин, для которого честь ещё имеет какое-то значение.       - Будто я ничего не видела! – хмыкнула Алиса, - И не говори, что это не то, что я думаю! Или как вы там еще оправдываетесь… в морду получишь!       - То, что ты видела, называется вежливость! – четко выговорил Эдвард, особенно выделив последнее слово и переходя на несколько более высокий тон, чем дозволено при разговоре с девушкой. Но здесь, будь на месте Алисы мужчина, вполне можно было бы требовать поединка чести, так что ситуацию нормальной назвать даже язык не поворачивается, - Слышала о такой вещи? Или здесь все настолько дикие, что если мужчина представился девушке, то значит, что уже собирается к ней под юбку залезть?! Демон раздери этот чертов лагерь! Если я вежлив с другим человеком, это совершено не значит, что он вообще вызывает у меня хоть какие-то эмоции! Понимаешь? – он громко выдохнул и прислонился к стенке ближайшего домика, стараясь успокоиться и задавить то гневное чувство, что вылезло из его души в ответ на пустяковое, в общем-то, обвинение Алисы. Даже с прикрытыми глазами он чувствовал, что она ещё стоит рядом, то ли пытаясь усвоить только что услышанное, то ли ожидая продолжения, - Алис, пойми, существуют правила этикета, к которым я привык с детства, их в меня вбили так прочно, что я поступаю в соответствии с ними, даже не задумываясь. Это вовсе не ваши дурацкие заигрывания или «подкатывания», как ты говоришь… это просто… просто я такой… В любом случае, понимай как хочешь, - он махнул рукой, не собираясь ничего больше доказывать. Алиса стояла напротив него с видом человека, окончательно растерявшегося и не знающего, что нужно сказать в такой ситуации - то ли до конца гнуть свою линию, упорно настаивая на одном и том же и не признавая своей ошибки, то ли согласиться с доводами своего собеседника, казавшимися теперь даже более логичными, чем её собственные.       - И вообще, в чем причина такого поведения? – перешел в наступление Эдвард, не желая только оправдываться в ответ на подобные глупости, - Почему тебя так сильно волнует, как я смотрю на других девушек? – такого вопроса Алиса не ожидала точно; она рассчитывала в этом споре давить до конца своими обвинениями, но сначала неожиданно была сбита с толку, а потом и вовсе сброшена с постамента самоуверенности последним вопросом. Она моментально покраснела, но быстро перевела свое смущение в гнев, главной целью которого оказался Эдвард.       - Меня. Совсем. Не волнует. Как. И на кого. Ты. Смотришь, - выдавила она сквозь зубы, чеканя каждое слово, крепко сжав кулачки и даже сделав шаг в сторону Эдварда, словно действительно собираясь лезть в драку, - Еще. Раз. Спросишь. О таком. Нос. Сломаю. Понял?! – рявкнула она, собираясь схватить его за воротник, но Эдвард перехватил её руку, и несколько секунд противостояния решили, что он всё же сильнее. Алиса убрала руку, а потом и вовсе резко развернулась и пошла назад, к площади, оставив его одного и, видимо, отказавшись от своего обещания сходить с ним в медпункт. Наверное, вместе с договоренностью после линейки получить пару уроков на тему "как повалить человека на землю голыми руками". Самое странное заключалось в том, что Эдварду от этого было очень обидно и жалко, словно в этот момент он упустил что-то очень важное, что-то сделав или сказав не так. Странные и непонятные чувства копошились где-то в его душе: он давно успел от них отвыкнуть, но здесь, в лагере, вспоминал одно за другим.       Его прежняя жизнь была совсем другой, подчиненной логике и холодному расчету, где люди - всего лишь цифры в базах данных, расходуемый ресурс, порой очень дорогой, но всё же восполняемый. А большую часть его общения составляли приказы и отчеты в сухом армейском тоне; нормальным общением нельзя было назвать и те церемониальные приемы, в которых он участвовал - аристократы и придворные там играли в жестокие игры, стараясь обмануть и перехитрить друг друга, а попытка показать хотя бы частичку своей настоящей души там привела бы к тому, что её моментально бы разорвали на лоскуты с жестокостью и цинизмом. Там не было места человечности; лишь то же привычное желание добиться большего, чем есть сейчас. Эдвард привык обманывать, скрывая себя настоящего, и сохранил лишь нескольких друзей, с которыми ещё можно было изредка быть откровенными. Но вот такое простое, наивное общение, где люди такие, какие они есть, со своими эмоциями и переживаниями, обидами и желаниями, казалось для него удивительным и непривычным. Можно даже сказать, за всю свою жизнь у него не было ничего подобного. Здесь, в этом пионерлагере, в нём будто снова проснулась загнанная глубоко в недра аналитического мышления душа со своими глупыми эмоциями и впечатлениями, которые обычно лишь мешали правильно воспринимать окружающий мир.       Что вообще с ним здесь происходит? Эдвард оглянулся по сторонам, боясь увидеть возможного свидетеля его минутной слабости, но вокруг не было ни одной живой души. Эмоциям нельзя доверять, нельзя верить. Они слишком быстры и слишком кратковременны, чтобы действительно указать верное направление, так что остается лишь избавиться от них. Глубоко вздохнув и прикрыв глаза на несколько секунд, собирая остатки своего рассудка, стремительно расползающиеся в разные стороны под влиянием этого места, Эдвард успокоился. Алиса не должна иметь значения, что бы там она себе не придумывала, а вот в медпункт зайти надо, если он не хочет дальнейших проблем с Ольгой Дмитриевной. Вот этот человек действительно может подпортить ему жизнь здесь, серьёзно помешав в поисках ответов и выхода отсюда. Каким именно образом, сказать пока невозможно, но проверять, на что вожатая способна, если действительно захочет наказать нерадивого пионера, совершенно не хотелось.