Наследники

Трансфигурация. Не сказать, что бы Артемисия очень любила этот предмет. Скорее считала его не самым важным, а иногда и попросту бесполезным, несмотря на то, что именно ее далекий предок сформулировал Закон Элементарной Трансфигурации. Хотя, по правде говоря, во многом это было мнение ее отца, которого она свято придерживалась. Он считал, куда полезнее было изучать боевые заклинания и зелья, учитывая нынешнюю политическую нестабильность Британии, когда каждый маг мог подвергнуться нападению. Возможно именно поэтому, воспитывая дочь, Леон старался вложить в голову ребенка, как можно больше запрещенных заклинаний, помимо «непростительных», о которых детишки в чистокровных семьях узнавали на порядок раньше, чем в школе. Вероятность того, что его дитя вполне могло угодить в Азкабан за использование подобных чар, казалось, нисколько его не волновала. Отцовский долг он считал уже наполовину выполненным, оставалось лишь выдать дочь замуж. Но этому, увы, не суждено было свершиться. Впрочем, и на этот счет, чета Гампов сильно не переживала. Немногочисленные родственники, пусть и не по прямой линии, в числе которых были и уважаемые в стране Блэки, наверняка, не оставят Мисси в такой непростой ситуации и примут участие в ее судьбе. Однако за все то время, что ее отец и мать провели в Азкабане, волшебница не получила от своей чистокровной родни ни одного письма. Хотя, о каком письме может идти речь, когда она и в лицо-то их видела не так уж и часто? Родители жили слишком уединенно, были скрытными и нелюдимыми, существуя в своем собственном мире, в котором не было место «грязи», которая заполонила магическую Британию. — Мисс Гамп, вы меня слышите? Мысли о семье совсем не вовремя поглотили волшебницу. Оказалось, что профессор Дамблдор уже второй раз пытался добиться ответа от студентки, а Эмбер все сильнее сжимала ее руку под столом, пытаясь привести в чувства. — Прошу прощения, профессор… — спохватилась волшебница. — Не могли бы вы повторить вопрос? — Полагаю, что сегодня вы неважно себя чувствуете. Надеюсь, что в следующий раз вы подготовитесь должным образом, а пока пять баллов со Слизерина, — половина класса недовольно зароптала и от всеобщего порицания Артемисию спас лишь окончившийся урок. По крайней мере, так ей казалось. — Мисс Гамп, задержитесь! И вы, мистер Реддл. Прошу не беспокоиться, надолго я вас не задержу, — заверил преподаватель, возвращаясь за свой стол, и легко взмахнул палочкой, прикрывая за остальными учениками двери кабинета. Девушка понимала, что вполне заслужила быть наказанной за свою невнимательность, однако решительно недоумевала, зачем Дамблдору понадобилась присутствие Тома? В конце концов, не такой уж непростительный проступок она совершила, чтобы привлекать к этому старосту. — Меня очень беспокоит ваша успеваемость, мисс Гамп. Боюсь, что если вы продолжите в том же духе, то можете не сдать итоговый экзамен во втором семестре, — терпеливо произнес профессор, сложив руки в замок. — Я надеюсь, что Том, как староста повлияет на вас и поможет, если вам тяжело справляться с программой, в связи с последними событиями… — на мгновение смолк волшебник, акцентируя внимание на такой болезненной для девушки теме. — Но и это не единственная причина, по которой я попросил вас задержаться. В наш неспокойный век я попросил бы вас быть более осмотрительными, и соблюдать школьные правила, предписывающие ученикам проводить время после отбоя в своих постелях. Разумеется, Хогвартс достаточно защищен от внешнего воздействия, но вот от внутреннего едва ли. Вам это должно быть известно лучше, чем другим. Поэтому я лишний раз призываю вас к осторожности. Волшебница едва нашла в себе силы дослушать профессора и его «завуалированные» предположения о скрытых врагах в стенах школы. У нее попросту в голове не укладывалось, откуда в этом человеке столько подозрительности и негатива к собственным ученикам? — Как он смеет делать такие гадкие намеки? Он омерзителен! — сквозь зубы произнесла слизеринка, когда они вместе с Реддлом были уже на безопасном расстоянии от кабинета профессора. — Он всегда был таким, — равнодушно передернул плечами юноша. — Ты просто не замечала, пока была вне поля его внимания. — Что же изменилось сейчас? И почему, если он решил проявить заботу о студентах и предостеречь их об опасности, то оставил только нас двоих, а не прочел лекцию о бдительности всему курсу? — поудобнее перехватив сумку, девушка зашагала в сторону черного озера. Благо, что занятий сегодня больше не было, и возвращаться в гостиную сейчас не было необходимости. Ей не хотелось испытывать на себе недовольство однокурсников. Реддл, на удивление, следовал за ней. — А разве не ясно? — хмыкнул юноша, улыбнувшись уголками губ. — Хочешь сказать, что он видел нас вчера? Тогда почему просто не назначил отработку и не обошелся без этой глупой тирады о врагах и предателях? — Хотел продемонстрировать свое лживое великодушие. На самом деле, он просто не станет размениваться по таким мелочам, как отработка, — раздражение в голосе слизеринца звучало вполне очевидно. Он остановился у покатого валуна, привалившись к нему плечом, с тихим удивлением наблюдая, как волшебница садится прямо на землю, не боясь испортить мантию. Впрочем, зачем переживать, если ее легко можно будет очистить заклинанием? — Почему он так относится к тебе? — неожиданно произнесла Артемисия, и юноша вопросительно вскинул бровь, окинув однокурсницу внимательным взглядом. — Просто мне показалось, что он несправедлив. Он, словно ждет, когда ты хоть в чем-то ошибешься и в каждом слове ищет скрытый подтекст. Смотрит слишком пристально, и в этом взгляде нет ничего, кроме бесконечных подозрений. Что ты такого совершил, что настроил Дамблдора против себя? — Ничего, — немного погодя, отозвался волшебник и напряженно повел плечами, устремляя взгляд куда-то вдаль, за горизонт, словно пытаясь избежать цепкого взгляда девушки. — Совсем? — настаивала Гамп. — Совсем! — резко отозвался Реддл, и Артемисия невольно вздрогнула от его тона, в котором отчетливо скользнули шипящие нотки. Пожалуй, она впервые видела его таким раздраженным. Обычно спокойный и хладнокровный юноша изменился, буквально на глазах и это весьма напугало ее. Ее общение с противоположенным полом и так было сведено к минимуму благодаря пуританским взглядам родителей на ее воспитание, а единственный человек, с которым она была бы не против пообщаться, сейчас накричал на нее. Хотя отчасти она понимала причину внезапной смены настроения однокурсника. Даже брат игриво хватал ее двумя пальцами за нос, когда она начинала задавать слишком много вопросов о том, где и с кем он пропадает, вместо того, чтобы проводить время дома? В ее случае любопытство было самым настоящим пороком. Реддл молчал, упрямо сжимая губы в тонкую полоску, так оставшись стоять неподвижно, засунув ладони в карманы форменных брюк. Он смотрел на девчонку сверху вниз и откровенно не понимал, что должен сейчас сказать. Не извиняться же ему перед ней, в самом деле? В конце концов, она сама виновата. Неужели он не достаточно ясно дал ей понять, что не желает обсуждать эту тему? И все-таки было в хрупкой фигурке и виноватом взгляде, что-то такое, отчего у юноши неприятно кольнуло подреберьем. Подспудно он понимал, что злится вовсе не на нее, а на ублюдка — отца и слабую безвольную мать, по вине которых он оказался в грязном, пропахшем сыростью приюте, куда к нему в один из дней и пришел Дамблдор, чтобы раз и навсегда изменить жизнь никому не нужного сироты. — Он невзлюбил меня с того самого дня, когда впервые увидел, — волшебница удивленно вздохнула и обернулась на слизеринца. Признаться, она думала, что он уже ушел. — Одно могу сказать абсолютно точно — он не тот, кому стоит доверять. Этот борец за права маглов совсем не тот, каким хочется казаться. Хотя бы по той причине, что он в свое время активно поддерживал Гриндевальда, а потом предал его. Разве предатели заслуживают доверия? — Нет, — необычайно жестко произнесла Артемисия, нисколько не сомневаясь в ответе. Она не понаслышке знала, что такое предательство. Отца и мать арестовали именно потому, что кто-то из их окружения захотел выслужиться и спасти свою шкуру. — Не понимаю, почему он не был арестован? — Очевидно, пошел на сделку с Авроратом. К тому же они вполне могли польститься на его внезапно изменившиеся взгляды в отношении грязнокровок. Да, Дамблдор весьма удачно и без потерь сменил «лагерь», но его амбиции никуда не делись. Теперь он хочет властвовать в масштабах Хогвартса, пытаясь пропагандировать среди студентов идеи о том, что связь с маглами не только непорочна, но и необходима, — буквально выплюнул юноша, и немного поразмыслив, все-таки бросил свою мантию на землю, присаживаясь подле однокурсницы, все это время наблюдавшей за ним с нескрываемым интересом. — Отец был прав. Хогвартс уже не тот. Теперь даже Министерство Магии всячески попустительствует подобным разговорам о равноправии, а ведь мы совершенно не похожи друг на друга! Им никогда не стать полноправными членами нашего общества. — Рад это слышать, — с явным довольством в голосе произнес волшебник. — Значит, тебе не нужно объяснять основы, на которых уже много лет стоит дом Слизерина. Удивительно, но даже среди нас находятся «сочувствующие» грязнокровкам. — Не имею ни малейшего представления о ком ты говоришь! — словно защищаясь, резко бросила в ответ девушка. Подобные разговоры, касающиеся политики и положения грязнокровок пугали ее. Ей казалось, что ее в чем-то подозревают. И не мудрено. Чего она только не наслушалась, когда мракоборцы пытались допросить ее, тогда еще совсем ребенка, совершенно наплевав на законы магического мира, не позволяющие допрашивать чистокровных волшебников в отсутствии опекуна. — Тем лучше. Незачем якшаться с осквернителями рода и забивать себе голову их нелепой болтовней, — снисходительно кивнул юноша и смолк на пару минут, словно над чем-то раздумывая. — Что случилось с твоим отцом и матерью, Мисси? — наконец, изрек Том и ведьма невольно стиснула зубы. Она, признаться, никак не ожидала услышать столь бесцеремонный вопрос от традиционно тактичного юноши. Впрочем, как показали последние события, она его совсем не знала. — Я думаю, ты и так весьма осведомлен об этом от Лестрейнджа и Блэков. Ежедневный пророк так же упоминал о деталях судебного процесса в своих статьях и мне нечего добавить. — Я хочу услышать от тебя, — настаивал юноша. — Их обвинения справедливы? — Разве я могу оставаться честной, отвечая на подобный вопрос? Согласившись со справедливостью обвинений, я лишний раз подтвержу правоту Визенгамота, — устало вздохнула Гамп, напряженно теребя край форменной юбки, выглядывающей из-под мантии, прежде чем вновь заговорить. — Вряд ли их можно назвать образцовыми родителями, но только они у меня и остались. Я слишком многим им обязана, чтобы так просто смириться и признать перед общественностью тот факт, что мои мать и отец преступники. Знаешь… — на мгновение смолка волшебница. — Все вокруг только и делают, что лгут. Они пытаются вселить в меня надежду, а после подло шепчутся за спиной. Я чувствую их взгляды, устремленные в спину, когда прохожу мимо. Ощущаю ненависть тех, чьи семьи разрушили мои родители, но в чем моя вина? В том, что я пытаюсь быть хорошей дочерью и не позволяю себе опуститься до того, чтобы предать их? Том слушал девушку молча, буквально кожей ощущая исходящее от нее напряжение, давая ей возможность выговориться. Гамп редко с кем общалась, кроме болтушки Фоули и Реддл понимал, что о таких болезненных переживаниях Артемисия ей вряд ли расскажет. Слизеринца отчего-то взяла гордость. Он в очередной раз убедился в том, что умеет располагать к себе людей, раз маска этой неприступной девчонки дала трещину. — Прости, — неожиданно оборвала свой рассказ волшебница, выдернув однокурсника из пучины собственных мыслей. — Я трещу без умолку о том, о чем не должна распространяться. Да и кому это интересно? Почему ты вообще пошел со мной? — Я разве должен отчитываться? — холодно поинтересовался юноша, а в глубине души думал: «И, правда, зачем?». К своему удивлению волшебник так и не смог найти ответ и этот факт немало его взволновал. К настоящему моменту он был уже прекрасно осведомлен о том, по какой статье будет осуждена чета Гампов и какое наказание их ждет. В этом Артемисия была права. Впрочем, он знал намного больше: о долгах, которые свалились на нее, о министерском контроле и о том, что Блэки уже потирают руки, желая получить право на опекунство над девушкой, а значит и ее наследство. Да, вопросы крови — самые сложные вопросы в мире. Волшебница оказалась дальней родственницей чистокровного семейства. Вероятно, она догадывалась об их планах и от того не переносила Вальбургу. Это было сложно не заметить. Будь то большой зал или учебная аудитория, волшебницы старались даже не пересекаться взглядами и обеих это устраивало. — Нет, — тем временем тихо отозвалась девушка. — Просто это странно. Несколько лет ты упорно не замечал меня и уж тем более не интересовался делами моей семьи, так почему? Разве не справедливо, что я хочу узнать ответ? — Холодает, идем в замок. Очевидно, будет дождь, а я не желаю искать тебя после отбоя на улице и лишать баллов наш факультет, — решив проигнорировать девушку, произнес Том. Он уже знал, над каким вопросом будет думать сегодня ночью. Поднявшись на ноги, слизеринец поднял мантию и, очистив ее заклинанием, накинул на плечи, подав однокурснице руку. Правилами этикета он никогда не пренебрегал. Артемисия тоже понимала, что это всего лишь вежливость, но почему ее так взволновал этот жест? Пальцы старосты были такими холодными, что волшебница невольно поежилась и сжала их чуть сильнее, словно бы подспудно пытаясь согреть. В этот момент она даже забыла о том, что Реддл проигнорировал ее вопросы. Вероятно, он и действительно замерз, раз так заторопился обратно в школу. Для самого слизеринца же ладонь Гамп казалась неимоверно горячей и в первые мгновения он с трудом подавил в себе желание высвободить руку. То, как девушка сжимала его пальцы, словно не желая отпускать, и согревала своим теплом, было для него еще неизведанным, непонятным, если не сказать больше — пугающим. С детства лишенный простого человеческого тепла приютский мальчишка, получавший лишь тычки в спину и подзатыльники, не любил чужих прикосновений. Они не вызывали у него никаких чувств кроме стойкой неприязни и желания поскорее высвободиться. Даже тогда, когда нацистские бомбы угодили прямиком в котельную, лишив приют и несколько ближайших кварталов тепла посреди непривычно морозной зимы, он на корню душил в себе всякое желание прибиться к кому-то под бок, посчитав это слабостью. Стуча зубами от холода на жесткой койке с продавленным матрасом и безуспешно пытаясь согреться под ветхим одеялом, маленький Том Реддл убеждал себя, что ни в чьем снисхождении и жалости не нуждается. — Том? — осторожно произнесла Мисси, явно обеспокоенная долгим молчанием юноши. Мелодичный голос волшебницы привел его в чувства и Реддл медленно моргнул, мягко выпуская ее руку. — Идем, — отчеканил он, возвращая лицу былое спокойствие и уже не замечая, как девушка озадаченно поджимает губы и еле слышно выдыхает, шагая следом по направлению к замку. А ведь она было подумала, что смогла разглядеть другую его сторону. Выходит ошиблась.