Наследники

Учебные занятия в школе Хогвартс тянулись долго и мучительно медленно вплоть до самого обеда. Артемисия откровенно скучала под бессмысленные речи Эмбер, которую вовсе не интересовало приготовление зелья или лекция по Трансфигурации. Да и Реддл, к счастью, больше не смотрел в её сторону. Однако неловкости это не убавило. Волшебнице нестерпимо хотелось узнать, неужели он все-таки услышал то, о чем они говорили с Фоули? Но как такое возможно? Между ними было с десяток школьных парт и студенты в аудитории пусть и стали тише с его приходом, но не умолкли окончательно. Неужели легилимент? Или Реддл обладатель совсем иного таланта, о котором она не знает? Легче не становилось от слова совсем. Еще никогда она не подала в такую до невозможности глупую ситуацию. Протянув руку, Артемисия ослабила узел форменного галстука и глубоко вдохнула, прикрыв глаза лишь на мгновение, чтобы вернуть былое самообладание. В Большом Зале внезапно стало слишком душно, несмотря на то, что за окнами был холодный и неприветливый сентябрь. Аппетит, как и настроение девушки уже на протяжении пары дней были безнадежно испорчены и волшебница довольно резко отодвинула до блеска натертое домовиками блюдце в сторону за большей ненадобностью, в очередной раз вызвав недоумевающие взгляды сокурсников. — Что с тобой, Гамп? Это ведь твое любимое, разве нет? — Фоули окинула пристальным взглядом подругу, указав на тарелку с пряным бифштексом и картофелем. — Я не голодна, — отмахнулась слизеринка, сделав небольшой глоток тыквенного сока. — Знаешь, я думала, что мне показалось, но нет. Ты действительно изменилась, Гамп. Тебя будто подменили, — волшебница хотела было приблизиться к однокурснице, но Артемисия резко вскинула руку, жестом призывая сохранять дистанцию. — Вздор, — отрезала слизеринка. — День выдался на редкость безрадостным. Он был бы немного лучше, если бы кто-то не отвлекал меня на зельях, а помогал, — волшебница неопределенно качнула головой, украдкой посмотрев на сидящую рядом блондинку, указав ей весьма выразительным взглядом на дальний край стола. Реддл, в отличие от нее, как всегда был сосредоточен и собран. Он-то точно не переживал из-за оценок по зельям. О чем-то увлеченно говорит с Абраксасом, не удостаивая и толикой внимания прижимающуюся к его плечу Оливию. Возмутительно! Интересно, что сказал бы мистер Яксли о столь неблагопристойном поведении дочери? Так настойчиво навязывать себя — удел лишь грязнокровок и маглов, у кого понятия о чести либо слишком размыты, либо напрочь отсутствуют. Артемисии однажды довелось услышать перешёптывания двух осквернителей рода о том, что магловские женщины выставляют себя напоказ, желая как можно выгоднее продаться мужчине. Отвратительно! Сама же мисс Гамп скорее предпочла бы сброситься с Астрономической Башни, чем позволить грязным жаждущим рукам прикоснуться к себе. — Большое дело! Ну, получишь ты «ниже ожидаемого» и что же? Профессор Слизнорт всегда дает возможность исправить оценки. И не перекладывай на меня свою вину за неудачи в зельях. Все знают, что твои знания в этой области весьма посредственные, — недовольно воскликнула волшебница, уязвленная несправедливым обвинением. — Весьма посредственные, значит? — саркастически изрекла Артемисия. Она бы может и не так болезненно отреагировала на слова однокурсницы, если бы поблизости не было других ребят, в глазах которой ей совсем не хотелось выглядеть глупо. — Ты прекрасно поняла, что я имела в виду… — голос девушки стал звучать тише. Очевидно, она поняла, что перестаралась, пытаясь уязвить подругу. — В ближайшие пару дней не утомляй меня своими весьма посредственными вопросами, Эмбер, — волшебница как-то устало улыбнулась однокурснице и подхватив школьную сумку, зашагала прочь из Большого Зала, услышав вслед лишь сконфуженное: «Подумаешь!». Слизеринка не спеша шла по коридорам родной школы, намереваясь вернуться в гостиную, которая ближайшие полчаса наверняка будет пустовать. Занятия на сегодня были окончены, и у молодой волшебницы не было совершенно никаких планов на вечер. В отличие от своих сверстниц Гамп была очень закрытой девушкой. После того, как авроры арестовали её отца и мать, Артемисии пришлось слишком быстро повзрослеть. И все же она любила этот мир, эту жизнь, и широко распахнутыми глазами смотрела в новый день, и в тайне надеялась, что, может быть, однажды всё изменится. Но время неумолимо шло, будни все тускнели, а в душе волшебницы по-прежнему было пусто и холодно. Для слизеринки наступила зима: изнуряющая и бесконечно долгая. Заточенная в собственный ледяной капкан, волшебница оказалась абсолютно одинокой на факультете, который был призван заменить ей семью. На деле же никому не было дела. На всеобщем празднике жизни Артемисия оказалась чужой. Гамп довольно резко завернула за угол и не заметила, как зацепилась ремешком сумочки за когтистую лапу мраморной горгульи, расположенной по дороге в подземелья. Жалобный треск материи разнесся по коридору, и волшебница едва успела подхватить свой скромный скарб в полуметре от пола. Оценив масштаб причиненного ущерба, слизеринка вздохнула и, обмотав ремешок вокруг сумки уже намеривалась продолжить путь, как подозрительный шорох, раздавшийся буквально из неоткуда, заставил волшебницу напряженно замереть и сжать в кармане рукоятку палочки. С каждым мгновением звуки становились все ближе, и Артемисия беспомощно крутилась вокруг своей оси, пытаясь отыскать глазами вероятного противника, но коридор был по-прежнему пуст. Тошнотворное чувство паники и страха комом подкатывало к горлу и девушке казалось, что еще секунда, и она потеряет сознание — нервы начали подводить волшебницу в самый неподходящий момент. Однако шорох стих так же неожиданно, как и появился. Гамп внимательно прислушалась, желая убедиться, что неожиданная опасность миновала и коснулась рукой каменной стены, из-за которой, как девушке казалось, доносились подозрительные звуки. Окончательно успокоившись и поняв, что угроза миновала, волшебница уже хотела было повернуться и продолжить путь, как наткнулась на очередное препятствие. Взвизгнув от неожиданности, Мисси приложила руку к груди, где в бешеном ритме билось сердце, и с неким облегчением взглянула в лицо, улыбающегося во весь рот, декана. — Осторожнее, моя дорогая! — воскликнул зельевар. — Неужто вы хотите отправить своего скромного преподавателя в больницу Святого Мунго? — Простите, профессор! — пролепетала волшебница. — Я просто… — Да, мисс Гамп? — поинтересовался зельевар, видя замешательство своей студентки. Сама же Артемисия раздумывала над тем, стоит ли рассказать о произошедшем декану или нет? — Я просто задумалась и даже не смотрела под ноги, — решив все же не рассказывать о недавнем происшествии, произнесла девушка. Тем более повод пребывать в задумчивости у нее действительно был. — О, я понимаю вас, мисс Гамп, — посочувствовал профессор, но заметив насмехающийся взгляд слизеринки, обмер и с недоумением уставился на девушку. — Боюсь, что вы никогда не поймете, профессор. Никто не поймет, — сухо изрекла волшебница. — Они хоть и не были примерными родителями, но они всё, что у меня есть, — уже тише добавила девушка. — Вы должны понять, моя девочка, — поучительно начал декан. — Никто не может пойти против воли Визенгамота. Все мы, избирая свой путь, должны быть готовы нести ответственность за совершенные ошибки. Ваши родители избрали свою участь. Хотя, нужно отдать должное, что меня просто поражает ваша преданность им, — с долей восхищения протянул зельевар. — Если это все, что вы хотели сказать профессор, то позвольте мне идти, — надрывно произнесла слизеринка, с трудом сглатывая застывший в горле ком. Глаза уже предательски щипало, но Артемисия упорно приказывала себе держаться. — День был слишком утомительным, — жалкое оправдание, но только на него сейчас и была способна Гамп. — Да-да, конечно! — залепетал Слизнорт. — Только прежде я хотел бы сообщить вам, что буду рад видеть вас завтра на первом в этом году заседании моего клуба «Слизней». Очень надеюсь, что вы придете, мисс Гамп, — настаивал декан. — Полагаю, что нашей сугубо мужской компании не помешает женское общество. Вы же знаете, какими порой несносными бывают мистер Нотт и мистер Мальсибер, — профессор зашелся в смехе, по привычке засунув руки в карманы клетчатого пиджака. — В отличие от мистера Реддла. Очень способный молодой человек, не находите? Признаюсь по секрету, успехов Тома я жду с большим предвкушением, ровно так же, как и ваших, мисс Гамп. Вы очень одаренная волшебница, и мы можем говорить об этом без ложной скромности! — сокрушался мужчина, а сама Артемисия мысленно усмехнулась. В этом вся сущность профессора — льстец, да и только. Впрочем, с каждым днем у декана оставалось все меньше причин ей льстить, ведь Министерство действовало широкими шагами и вскоре может отобрать у нее все, кроме фамилии. Но понадобится ли она ей, когда её род окончательно обнищает и падет на самое дно? Разумнее своими руками наложить на себя проклятье, чем ждать такого исхода. — Я с удовольствием приму ваше приглашение, профессор, — учтиво ответила волшебница, слегка склонив голову. — Почту за честь. — О, я просто счастлив дорогая! — возликовал зельевар. — Мы будем ждать вас завтра ровно в семь! — Всего хорошего, — развернувшись на каблучках, девушка продолжила свой путь в гостиную, до которой оставался лишь один поворот. Артемисия облегченно вздохнула, когда каменные стены сомкнулись за ее спиной, запечатав проход в гостиную факультета. Только там она чувствовала себя в безопасности. Её временная обитель и вотчина великого Слизерина на долгое время заменяли ей родной дом, в котором, увы, уже давно царствовал мрак и холод. Стены родового поместья давно не слышали звуков музыки и смеха, и чаще всего его сотрясали лишь крики. За починкой сумки и подготовкой домашнего задания на ближайшие два дня волшебница провозилась около трех часов, понимая, что после завтрашних посиделок у нее вряд ли возникнет желание заняться учебой. Хотя, по правде говоря, все мысли девушки и сейчас были заняты вовсе не завтрашней контрольной по Трансфигурации или лабораторной работой по Травологии. Гамп думала только о том, что впервые за долгие годы у неё появился шанс оказаться в обществе Реддла. Человека, который восхищал и пугал её одновременно. Девушка знала, что ощущение смятения и неловкости не покинет её вплоть до следующей ночи, ведь она решительно не понимала, как вести себя в окружении однокурсников в незнакомой обстановке, а именно на заседании клуба, о котором ей мало что было известно. Пригласил ли профессор кого-то еще? Какие темы будут обсуждаться? В чем пойти и какую выбрать прическу? Стоит ли надевать украшения или ограничиться фамильным кольцом? Целый рой вопросов, такой привычный для любой чистокровной волшебницы её возраста, вскружил Артемисии голову, напрочь лишив сна. Поднявшись из-за стола и стараясь не разбудить Эмбер, которая после ужина даже не удостоила сокурсницу взглядом, Гамп решила выйти в общую комнату, чтобы провести время за книгой, которую взяла в библиотеке во время обеденного перерыва, ведь спать не хотелось совершенно. Схватив с тумбочки фолиант, волшебница спустилась по ступенькам и неожиданно замерла у самого входа в гостиную, коря себя за излишнюю наивность и неосуществимое желание остаться в одиночестве. Из помещения доносились голоса. — Слышали последнюю новость? Министр объявил очень крупное вознаграждение за любые сведения о местонахождении Гриндевальда! Когда они, наконец, прекратят раздувать из всего этого фарс? — хохотал Эйвери, скользя взглядом по строчкам газеты «Ежедневный пророк». — Мы, скорее, должны быть благодарны Геллерту. Он взялся выполнять всю грязную работу. — Да, первопроходец своего дела. Никогда прежде магический мир не вёл такой открытой войны, — в подтверждение слов друга протянул Абраксас.  — Не уверен, что затея министра принесет плоды. К чему покойникам деньги? Разве что свое пристанище последнее в могильнике оплачивать, — Малфой усмехнулся и не слишком аристократично закинул ногу на ногу, откидываясь на спинку дивана. — Нет, те из предателей, кто знал о его местонахождении, уже мертвы. — Откуда знаешь? — скептически поинтересовался Лестрейндж, потягивая янтарную жидкость из бокала, оперевшись бедрами о стол. Артемисия с огромным удивлением наблюдала за разворачивающимся перед ней действием. Она могла поклясться, что фужер однокурсника наполнен огневиски, но откуда? Это ведь запрещено! Хотя вряд ли для этих слизеринцев существовали запреты. За вовремя и кому следует переданные галеоны, в школу можно было пронести не только алкоголь. Она вспомнила, как отец один раз в порыве раздражения заявил, что Хогвартс уже давно не тот. Возможно, именно это он и имел в виду. Система безопасности школы уже никуда не годилась, раз Гриндевальд смог завербовать десяток студентов и перетянуть их в свои ряды, заставив покинуть стены Хогвартса. Многих из них девушка знала лично и очень сожалела об их гибели в первые же дни войны, развязанной Геллертом, ведь одним из них был её брат, учившийся на последнем курсе школы. Фобос Гамп — студент выпускного факультета Слизерин. Он был убит мракоборцами при попытке бегства с места преступления, около трех лет назад. Юноша, свято верующий в превосходство чистокровных и безгранично нежно любящий свою младшую сестру Артемисию, был сражён безродным грязнокровкой, который был настолько ослеплён своим «подвигом», что даже осмелился срезать прядь волос с головы Гампа и закрепил её на конце основания своей палочки как знак того, что чистая кровь, как обычная водопроводная вода — ничего не стоит. Подумать только! Ей даже не дали увидеть тело брата. Не дали с ним проститься. Родители запретили упоминать его имя в доме и жестоко наказывали девочку, если она подходила к ним с расспросами. Она как сейчас помнила тот холодный декабрьский вечер, когда её любимый брат ушёл в свой последний путь. Он ласково обнимал её и целовал все еще маленькие детские пальчики, обещая, что вскоре вернется. Но один день сменял другой, а Фобоса все не было, и лишь когда один из выживших друзей Гампа возник на пороге поместья с его волшебной палочкой в руках всё встало на свои места. — И как же юный Лорд сражается в бою без палочки? — холодно проговорил отец, но его голос то и дело срывался, выдавая горечь и скорбь родителя, потерявшего своё дитя. — Значит, блудный сын не вернется домой? Ни могилы, ни отцовского прощения… — Гамп-старший замолчал так же неожиданно, как и заговорил. Он молча принял из рук волшебника палочку своего усопшего ребёнка и впервые за многие годы по-настоящему ласково обнял жену, беззвучно глотающую слезы и сдерживающую крик, полный боли и отчаянья. Для маленькой Артемисии не нашлось места, чтобы скорбеть рядом с родителями. Отец прогнал её с глаз, когда она, плача навзрыд, попыталась приблизиться. Она точила свое горе в одиночестве, в темноте своей комнаты, во мраке поместья, которое опустело и навеки стало для нее склепом, безвозвратно похоронившим её детство и обратившим в прах годы, прожитые в радости. Боль, которую волшебница навеки запечатала в своей душе, вновь дала о себе знать и слизеринка едва не задохнулась от нахлынувших чувств, заставивших её безвольно сжать мантию на груди со стороны, где находилось сердце. Горячие слезы бурным потоком струились из мутно-зеленых глаз неестественно светлого оттенка и лились по бледным щекам, обжигая не хуже раскаленного железа, но и эта боль была ничем по сравнению с той, что испытывала в душе Артемисия. Она все еще пряталась в темноте коридора, а подступающая истерика грозила выдать её местонахождение, и волшебнице ничего не оставалось, как закусить собственный кулачок и прислушаться к возобновившемуся разговору однокурсников. — Я бы сделал именно так, — продолжал Малфой. — Предателей следует уничтожать на месте, пока они не уничтожили тебя. Промедление и жалость могут означать лишь одно — смерть. — Браво, друг мой! Несказанно рад слышать, что ты, наконец, образумился, — холодный тон, и жесткая ирония буквально резанула по ушам волшебницы и в одно мгновение уничтожили атмосферу, прежде царящую в гостиной. Артемисия слегка наклонилась корпусом вперед, пытаясь рассмотреть человека, кому принадлежал голос, но неожиданная догадка заставила её едва ли не прирасти ногами к полу. Реддл?! Сердце девушки забилось словно после долгого бега, и она буквально чудом успела шагнуть обратно в темноту, прежде чем силуэт Тома плавно проплыл перед аркой, ведущую в девичью спальню. Из своего вынужденного укрытия она наблюдала, как слизеринец остановился у камина и по привычке заложил руки за спину, вглядываясь в алые языки пламени, жадно пожирающие тлеющие поленья. — Отрадно, что ты решил прислушаться к моему скромному мнению, — Реддл усмехнулся и украдкой бросил взгляд на Абраксаса, который сохранял молчание ровно так же, как и Лестрейндж с Эйвери. — Мой Лорд, ваше мнение для меня наиболее ценно, — подобострастно произнес Малфой, и волшебница внутренне содрогнулась. О чем они? Что происходит? Все происходящее казалось ей одной большой шуткой. Розыгрышем. Но лица однокурсников были слишком убедительны и говорили ей о том, как же она глупа, что не замечает очевидного. — Полно, — холодно отрезал Том. — Не стоит тратить время на лесть. Все мы прекрасно знаем, что слова — это тлен. Лишь поступки способны доказать истинную преданность, — продолжал слизеринец. — Мы должны держать под контролем свой факультет и узнавать обо всех новостях раньше, чем другие. Надеюсь, что для меня это так же очевидно, как и для вас. — Я слышал, что Слизнорт пригласил Гамп на завтрашнее заседание, — произнес молчавший до этого Нотт. Артемисия неприязненно передернула плечами, услышав свою фамилию из уст однокурсника. — Должно быть ты счастлив! — двусмысленно засмеялся Лестрейндж. — Наконец-то выпадет шанс рассмотреть недотрогу поближе. Сколько ты уже увиваешься за ней и все безрезультатно, — веселился слизеринец. — Признай уже, Нотт, она тебе не по зубам! Таких, как Гамп нужно просто брать без лишних разговоров, иначе так и будут нос воротить! — Великий Мерлин, сколько похоти, Лестрейндж! — усмехнулся Эйвери, с интересом разглядывая друга, внутренне подмечая, что наверняка в слизеринце говорит алкоголь. Волшебница, о которой в данный момент шел разговор, уже едва ли сдерживала своё возмущение. Это было так гадко и омерзительно, что Гамп от ярости до побелевших костяшек впилась пальчиками в книгу, которую по-прежнему прижимала к груди. — Тебе следовало бы говорить о ней в более уважительном тоне, — холодно заметил Нотт. — В конце концов, она наследница знатного рода, хоть и опального. — Именно поэтому я и убежден, что нечего церемониться! — раздраженно отозвался Лестрейндж. — Через год-другой сама будет умолять первого попавшегося чистокровного взять её, ибо вряд ли кто-то захочет пачкать свою репутацию. Астарта и Леон в Азкабане и наверняка уже не выйдут оттуда, а значит решение о замужестве она будет принимать сама, ведь, насколько мне известно, других родственников у неё нет. По крайней мере, связанных с ней одной фамилией. Род Гампов — угасающая свеча, а потому, если тебе так это нужно — используй свой шанс, Нотт! Довольно болтать языком! — Ты слишком преувеличиваешь, — не согласился Малфой. — Ведь если Гриндевальд победит, то ее семейство совершенно точно войдет в число фаворитов у нового Хозяина. А даже если и нет, то нет причин расстраиваться. Вряд ли Гамп способна будет в полной мере исполнять свои супружеские обязанности, — слизеринец насмешливо изогнул бровь. — Она черства и холодна, как лед. Не хотелось бы мне быть на месте её будущего мужа и каждую ночь морозить «достояние рода» в брачной постели. Сомневаюсь, сможет ли она вообще родить кому-нибудь наследника? — Кто знает, — усмехнулся Эйвери. — Может её нужно просто зажечь? Дружное улюлюканье и смех разнеслись по гостиной, а девушка, все это время остававшаяся незамеченной уже вовсю кусала губы от обиды. Как они смеют? Как они могут?! Как же это грязно… — Все это, конечно, очень занимательно, — равнодушно произнес Реддл и прежнее молчание снова повисло в воздухе. — Но я был бы вам очень признателен, друзья, если бы вы, наконец, занялись делом! А не тратили время на пустые разговоры, — прежде спокойный голос слизеринца сорвался, выдавая недовольство и плохо скрываемую ярость на приспешников, иначе их нельзя было назвать. Волшебница с трудом заставила себя успокоиться и глубоко вздохнула, пытаясь выровнять дыхание. Пелена с глаз постепенно начала спадать, и слизеринка смогла, наконец, внимательнее рассмотреть однокурсника, который к её великому изумлению уже с минуту с подозрением вглядывался в дверной проход, объятый темнотой, в котором скрывалась Артемисия. С ужасом девушка наблюдала за тем, как волшебник поднимает руку с зажатой в ладони палочкой и произносит заклинание. Светящаяся сфера, вырвавшаяся из палочки слизеринца, стремительно летела по направлению к ней, и Гамп резко сорвалась с места, стараясь не издавать лишнего шума, и скрылась за дверью своей комнаты. Еще не хватало, чтобы ее застали за подслушиванием.