Патруль

– Вот здесь, – Ио останавливается у консоли посредине огромного зала, где над рельсами парит состав. Надо сказать, специальным его морлок назвал не зря. Монолитный, антрацитово-черный корпус, ни одного стыка или зазора. Мне состав сразу же напомнил сам космический корабль, к которому он и должен был нас доставить. – Это все-таки механизм отправки. Но поломка не серьезная, – Ио бросает короткий взгляд на экран. – Вышли из строя платы модуля сообщения. Проще говоря, механизм не принимает мой ментальный сигнал. Придется действовать напрямую. Но это сильные перегрузки для моего организма. Вряд ли у меня получится сделать все очень быстро. Вызывай своих сородичей. Тот пульт нам уже ни к чему, он бесполезен. – Что значит «сильные перегрузки»? – интересуюсь у него. – Будет больно, – коротко отзывается Ио. – Возможно, на некоторое время я потеряю сознание. Ответить мне нечего. Хотя бы потому, что отговаривать Ио было бы глупо. Вряд ли найдется другой способ запустить поезд. Так что я просто киваю и вызываю по коммуникатору Сержанта. Тот подтверждает прием и обещает, что они с Горячевым будут на месте через пятнадцать минут. Я присаживаюсь на пол у стены и принимаюсь набивать магазин оставшимися в подсумке патронами, одновременно наблюдая, как Ио «колдует» у пульта. Впрочем, через пару минут он отходит, опускается вдруг на колени и проводит ладонью по полу. Одна из гладких серых плит тут же растворяется, а Ио запускает руку куда-то вниз. И через пару секунд вынимает два прозрачных светящихся мягким голубым светом провода, с конусообразными расширениями на концах. Кладет их рядом и снова склоняется над проемом. Что-то поворачивает, а потом охает и отдергивает руку. И я вздрагиваю, замечая на его пальцах полукруглые небольшие ожоги. – Все очень старое, – отвечает Ио на мой немой вопрос. – Рома, поможешь мне? – Что нужно сделать? – убираю набитый магазин в разгрузку и поднимаюсь на ноги. – Подержать меня, – Ио с видимым усилием что-то прокручивает в недрах механизма. – Процесс обещает быть не очень приятным. Взлом кодов напрямую в и так взломанной системе далеко не самое приятное занятие. – Ладно, – присаживаюсь рядом с ним, одновременно отмечая про себя, что манера общения Ио изменилась и теперь гораздо больше походит на то, как общался бы человек. – Сейчас я отключу защиту, – Ио показывает мне пучок каких-то светящихся нитей. – Перенастрою модули на свою частоту и подключусь сам. Он было хочет сказать что-то еще, но вдруг дергается, судорожно оборачивается назад, к черному провалу туннеля. На лице у него испуг, смешанный с удивлением. – Что там? – спрашиваю, хотя и сам уже слышу знакомый скрежет. – Они идут, – Ио прижимает кончики пальцев к виску. – Я... Я их чувствую. Они знают, зачем мы здесь. И они хотят помешать. Я не понимаю! – он беспомощно смотрит на меня. – Они ведь заражены! Они больше не разумные! А я вдруг снова думаю о том, что Ио, в сущности, просто ребенок, оставшийся совсем один. Ребенок, собственноручно похоронивший остатки своего народа. – Значит, у них сохранились остатки коллективного сознания? – сбивчиво, в пустоту спрашивает Ио. – Возможно, у сотрудников комплекса была какая-то инструкция насчет корабля? Неважно, – перебивает он сам себя, и что-то в его голосе неуловимо меняется. – Я подключаюсь прямо сейчас. Если я не успею запустить состав до того, как они придут, то полноценно прикрыть от ментальной атаки я вас не смогу. Но вам придется какое-то время сдерживать их напор. Вы не должны будете отходить далеко от меня, что бы ни случилось. Возможна потеря ориентации в пространстве, галлюцинации, головные боли. Но, к сожалению, ничего с этим сделать я не смогу. – Ничего, – я осторожно кладу ладонь на спину морлока. – Справимся. Сержант и Горячев будут через пару минут. Мы тебя прикроем. Ио не отвечает. Он поднимает с пола светящиеся провода и прикладывает их к вискам. Конусообразные расширения на концах вдруг увеличиваются и буквально впиваются в кожу морлока. Сразу же показывается кровь, Ио закусывает губу и закрывает глаза. По всему его телу прокатывается судорога, и я едва успеваю подхватить его, не дав завалиться набок. Это так должно быть? Из носа у Ио катятся жирные черные капли, под кожей показывается сетка вен. – Рома, мать твою! – Сержант хватает меня за плечо. – Что тут происходит? Там в туннеле твари эти опять! Мы слышали их, пока сюда бежали. – Ио говорит, что-то серьезное случилось, – с усилием удерживаю Ио, когда того выгибает очередной неконтролируемой судорогой. С прокушенной губы по подбородку у него тонкой струйкой течет кровь. – Вроде как эти твари знают, зачем мы здесь. – Что с морлоком твоим? – нервно интересуется Горячев. – Нам валить надо, раз так. Вот придурок. – Пока мой морлок, – выделяю эти слова, – не разберется с механизмом отправки, никто никуда не свалит. – Извини, – Горячев снова оглядывается на туннель. – Просто жуть от всего этого берет. Они так шипят, что мурашки по коже. – Это здесь не слышно еще, – кивает Сержант. – Сейчас ближе подойдут, поймешь, о чем он. Глупо я завелся, конечно. – Ио обещал, что постарается скорее, – еще крепче притискиваю морлока к себе, не давая ему упасть. Я никогда не питал иллюзий насчет его физических возможностей, особенно после того, как он оторвал одной из нападавших на нас тварей голову, но и представить не мог, что его будет так тяжело удержать, учитывая то, что Ио и не думал вырываться специально. – Но если не успеет, велел не отходить далеко. Иначе он не сможет защитить нас от ментальной атаки. – Отличная новость, – Горячев перетягивает автомат со спины на грудь. – Всегда хотел сдохнуть в подобном месте. – Заткнись, – обрывает его Сержант. – Никто не сдохнет. По крайней мере, не сейчас, – но в его голосе я все равно слышу неуверенность. Оптимистично, что и говорить. Мне почему-то кажется, что в зале вдруг становится темнее. Из туннеля уже отлично слышно шипение, а еще странный звук, похожий на горловое низкое пение. Меня охватывает липкое нехорошее оцепенение. Я помню о том, что должен прикрывать Ио, что нужно сдерживать тварей. Но все это отступает на второй план. Мне тяжело даже шевелиться. Сержант осоловело мотает головой, и я не вижу в его глазах мысли. Они словно пустые. Горячев делает шаг к туннелю. Его автомат снова болтается за спиной. Я было хочу сказать ему, что нужно оставаться на месте, рядом с Ио, но не могу выговорить ни слова. – Рома... – хрипит вдруг Ио. – Рома... Куда он пошел? Ему нельзя! – Не знаю, – слова даются мне с неимоверным трудом. И к концу фразы я уже не помню, зачем ее начал. – Рома... – Ио обхватывает ледяными пальцами мое запястье. – Слушай мой голос, – шелковые пряди скользят по моей коже. – Не думай ни о чем. Останови его. Верни сюда. Он берет меня под контроль? Мысль теряется в липком нигде. Я отпускаю Ио, поднимаюсь на ноги. Двигаться тяжело, я словно барахтаюсь в вязком киселе. Тело словно не мое. Но теперь у меня есть цель. Фигура Горячева расплывается перед глазами. Я едва вижу его. Но иду все равно. Я должен остановить его. Вернуть. Только это. Из туннеля веет холодом, шипение словно проникает под кожу. Хор жутких голосов выводит какой-то мотив. Но я не могу понять какой. – Вернись, – словно со стороны вижу свою руку, опускающуюся на плечо медленно бредущего человека. Кто он? Он оборачивается, смотрит на меня бессмысленными глазами. Я его знал? Лицо знакомое. – Вернись, – повторяют мои губы. – Смотри на меня. Слушай мой голос. – Я должен идти, – через паузу отзывается человек. – Мне надо. – Нет, – моя рука тянет человека назад. – Ты должен идти ко мне. – Мне надо, – с той же интонацией, что и пару секунд назад, повторяет человек, пытаясь сбросить мою руку. – Ударь его, – повторяют мои губы. – Выруби. Мои руки послушно перехватывают автомат, и я бью человека прикладом. Он мешком оседает на пол. – Неси сюда, – выговаривают мои губы. – Быстро. Беру человека за безвольные руки и волоком тащу обратно. Его автомат гремит, волочась по полу. А потом у меня в мозгу что-то щелкает. Перед глазами проясняется. Я вижу перед собой сосредоточенное лицо Ио, измазанное в крови, текущей у него из носа и из-под проводов, присосавшихся к его вискам. Сержанта, неподвижно стоящего на месте с направленной на вход в туннель винтовкой. У моих ног лежит слабо шевелящийся Горячев. На виске у него ссадина с синяком. – Защищай, – негромко, но четко выговаривает Ио. – Мать твою... – шепчу хрипло. На виски давит так, что мне кажется, что еще секунда, и голова у меня превратится в лепешку. Кажется, все едва не закончилось плачевно. Ио выглядит откровенно плохо. Под глазами у него чернота, рисунок из вен теперь и на лице, и на шее, и на руках... А еще морлока конкретно трясет. По его телу прокатываются судороги, словно если бы у него был припадок. – Что бы ты ни видел, помни – ничего настоящего нет, – хрипло говорит детеныш. – Просто стреляй. Я скоро закончу. Смотри мне в глаза, – он поднимает голову. Я слушаюсь. В любом случае Ио единственный среди нас, кто хоть как-то держит ситуацию под контролем. – Вот так, – взгляд Ио словно затягивает. – Ты будешь делать все в точности так, как я скажу. Слушать только мой голос. Нет ничего важнее. Ты это знаешь. – Да, – я послушно киваю. Нет ничего важнее. Это все, что мне нужно знать. – Хорошо, – затягивающий взгляд отпускает. – Теперь убивай. И я стреляю. Первая тварь с визгом катится по гладким матовым плитам пола прямо мне под ноги. Успеваю заметить длинные полуистлевшие волосы и черные провалы глаз. Время словно останавливается. Кошмарные морды наплывают одна на другую, шипят, визжат мне в лицо. Сержант рядом стреляет совершенно хаотично. На самом краю сознания мелькает мысль, что он никогда не стал бы так бестолково тратить боеприпасы. А потом... Потом я вижу свою мать. Она стоит всего в паре шагов. В своем рабочем лабораторном комбинезоне, привычно коротко подстриженная. Такая, какой я запомнил ее в последний раз. Она улыбается мне. Ласково. В груди что-то сжимается. Я медленно опускаю оружие, хочу было сделать шаг, но что-то мне не позволяет. Чей-то голос, который я должен слушать. И я ненавижу его. Потому что мама растерянно смотрит на меня, словно не понимая, почему я не иду к ней. – Рома? – она чуть хмурится. – Что случилось? – Стреляй, – произносят мои губы. И я... стреляю. Вернее, это делают мои руки. Вскидывают автомат, и его ствол выплевывает короткую сухую очередь. Пули со смещенным центром превращают родное лицо в кровавое месиво. Но на пол валится не моя мать. Я вдруг понимаю, что убил всего лишь очередную тварь. Уроды. Бью прикладом подступившего слишком близко мутанта. И когда он падает, добиваю одиночным в голову. Впрочем, это капля в море. Странно, что я все еще жив. Сержант, судя по звукам, тоже все еще отбивается. – Все, – вдруг долетает до меня шелестящий шепот, а вместе с ним зал заполняет тихий гул. Периферийным зрением замечаю движение – в гладком боку состава исчезает узкий сегмент. – Отходите, – тот же шепот. Сержант, как робот, опускает автомат, я едва успеваю снять бросившуюся на него тварь, подхватывает Горячева под мышки и тащит к составу. Отступаю следом за ним. На индикаторе цифра десять. Патронов у меня больше нет. Лазерный блок достать не успею. Ио. Нужно, чтобы он попал внутрь. Оборачиваюсь коротко, чтобы оценить ситуацию: морлок стоит на коленях, закрыв глаза. Рядом с ним несколько трупов. Полосую короткой очередью прущих на меня тварей и шаг за шагом отхожу в сторону Ио. На пятом шаге у меня заканчиваются патроны. Затвор сухо щелкает, и меня обдает липким ужасом. Меня сожрут прямо сейчас. И едва я успеваю об этом подумать, Ио толкает раскрытыми ладонями воздух. И обступившие нас твари валятся на пол. Ио, впрочем, тоже. Он сломанной куклой падает набок и замирает. Я кидаюсь к нему, отдираю от его висков провода, подхватываю его безвольное тело на руки и в пару прыжков достигаю состава. Сегмент борта за моей спиной задвигается на место, и меня швыряет на пол, потому что поезд с едва слышным шумом набирает скорость. *** В голове потихоньку проясняется. Сержант рядом со мной удивленно оглядывается по сторонам. Судя по всему, Ио взял его под контроль полностью, абсолютно лишив воли. Остается надеяться, что это никак не отразится на его способности соображать... Горячев шевелится, приходя в себя. Касается пальцами виска, разглядывает оставшуюся на них кровь. Я подползаю к лежащему лицом вниз Ио, переворачиваю его на спину, устраивая его голову на своих коленях. Морлок, не моргая, смотрит куда-то вверх, вся нижняя часть лица у него в подтеках крови. Черные следы на белоснежной коже выглядят жутко. Осторожно поворачиваю его голову набок. На виске у Ио круглый глубокий след, словно ожог. Кожа вокруг спеклась, кровь свернулась. Касаюсь раны пальцем, и Ио вздрагивает. Тяжело втягивает воздух. – Тише, малыш, – осторожно возвращаю его голову в прежнее положение. Мельком оглядываю второй висок. Там ожидаемо то же самое. – Не шевелись. – Прости... – хрипло шепчет Ио. – Я не хотел этого делать. Никогда. Но мне пришлось. Иначе бы мы все погибли. О чем это он? – Взять под контроль было легче, чем защитить, – в голосе Ио столько вины, что мне самому становится паршиво. – Нужно было быстрее исправить поломку, и я... А я внезапно начинаю осознавать случившееся. То, с какой легкостью Ио завладел моими мозгами. Мелькает мерзкая мысль, что если он сделал это сейчас, в таком состоянии, то ничто не мешает ему сделать это снова. Он ведь может заставить любого из нас сделать все, что угодно. – Ты теперь будешь ненавидеть меня, – шепчет Ио. – Бояться. Перестанешь верить. И я вижу, как из уголка его глаза к виску катится прозрачная крупная капля. Ловлю ее пальцем, чтобы не попала в рану. Ио мог контролировать нас с самого начала. Заставить думать так, как ему удобно. Или нет. – Когда доберемся до корабля, сможешь меня убить, – морлок закрывает глаза. – Я все равно последний. В моем существовании нет смысла. Но так ты будешь уверен, что свободен от контроля. Я ведь понимаю. Знаю, о чем ты думаешь. Да плевать я хотел. Если бы не Ио, нас бы сейчас уже доедали. – Ну, ты чего, – осторожно глажу детеныша по голове. – Ты сделал все, что мог, чтобы нас спасти. Я тебе верю. – Я не хотел, – горько шепчет Ио. – Действительно не хотел, чтобы так случилось. Вот заладил... – Шшш... – подтягиваю его чуть выше, устраивая удобней. – Не надо об этом. Ты не сделал ничего плохого. Я все так же твой друг. И Сержант, и Горячев тоже. Мы будем заботиться о тебе, как и раньше. Не бросим. Не будем бояться. Так ведь? – оборачиваюсь к сидящему рядом Сержанту. – Спасибо, – тот кладет ладонь на плечо морлока. – То, что ты сделал... – он запинается, сглатывает тяжело, – ты поступил правильно. Мы все живы только благодаря тебе. Рома прав. Ты не сделал ничего плохого. – Вы так... считаете? – неуверенно спрашивает Ио. – Понимаете, что я не хотел зла? – Именно так, – говорю это, поглаживая его по голове. – Я займусь им, – Сержант кивает на лежащего на полу Горячева. – У него, кажется, сотрясение. Интересно, где его так угораздило. – Это я его, – признаюсь. – Его так приплющило, что только это помогло. – Я не смог даже проникнуть в его разум, – Ио смотрит в потолок. – Они звали его. Внушили что-то, основываясь на памяти. С таким тяжело бороться. А я не мог сосредоточиться. – Ну, ему все равно отбивать нечего, – неуклюже шутит Сержант. – Придурок, – едва слышно хрипит Горячев. – Я блевану сейчас. – Будь добр, не на меня, – полушутливо отзывается Сержант, шурша аптечкой. – Ром, держи, – он кидает мне набор стерильных влажных салфеток и упаковку пластыря. Атмосфера слегка разряжается. – Спасибо, – киваю и вскрываю салфетки. Осторожно стираю кровь с висков Ио. Вытираю кожу вокруг обожженных краев язв. Залепляю их пластырем. Сначала правую, потом левую. Потом вытираю засохшую кровь с лица и шеи морлока. – Знаешь, как все происходило? – вдруг говорит Ио, не открывая глаз. – Как? – спрашиваю, хотя не понимаю, о чем он. – Сначала это было легкое недомогание, – Ио словно не слышит меня. – Никто из них не придал этому значения. Но оно не проходило. Только усиливалось. Ходить удавалось с трудом. Потом началась лихорадка. Жуткие боли в голове. Многие ослепли. К лучшему. Так они не могли видеть нарывы, которые появились на второй день. Смердящие гноящиеся язвы. Больные выходили на улицы, звали на помощь. Пытались выбраться из городов. Зря. Их убивали, как низших существ. Уничтожали их тела. На третий день у первых из заболевших начали выпадать зубы и волосы. Они разлагались заживо, крича от боли. Перед глазами у меня проносятся жуткие картины. Широкие проспекты, заполненные шевелящимися полутрупами, разевающими рты в неслышном мне крике. Огромные жирные мухи, вьющиеся вокруг. Я вижу ползущих к ограждению морлоков, вижу то, как их, тянущих покрытые язвами руки, расстреливают в упор. И то, как фигуры в облегающих серых костюмах стаскивают тела в огромные кучи и заливают той самой вязкой черной жидкостью, которой Ио уничтожил трупы своих сородичей в Переходе. – К сожалению, тогда умерли не все, – негромко говорит Ио. – Те, кто выжил, изменились. Они обезумели, их мозг умер, но тело продолжало жить. Вирус овладел их нервной системой, мутировал. И тогда мозг заработал снова. Но уже иначе. Результат вы наблюдали сейчас. Но вирус совершенствуется. Я никогда не видел подобного прежде. – Ио... – начинаю было, но банально не знаю, что сказать дальше. Замолкаю, пытаясь подобрать слова. – Не ненавидьте их, пожалуйста, – тихо просит он. – Убивайте, но не надо злобы. Смерть принесет им покой. А потом поезд плавно останавливается, и в проем открывшегося выхода врывается яркий, почти слепящий после полутьмы салона свет. *** – Осторожно, – помогаю Ио выйти из поезда, придерживая его под локоть. Морлока шатает, и мне кажется, что что-то с ним серьезно не в порядке. Из-под пластырей под кожей расползлась паутина вен. – Может быть, немного отдохнешь? – Нет, – Ио мотает головой. – Мы должны успеть открыть ангар, пока они не отключили подачу энергии. Если не успеем, все тут умрем. – Отключили подачу энергии? – неуверенно переспрашивает Сержант. – Они же мутанты. Как они это сделают? – Они должны нас остановить, – Ио осторожно дотрагивается до пластыря на виске, но тут же отдергивает пальцы. – Всем сотрудникам комплекса была дана инструкция. Не допустить вылета космического судна из ангара. У меня мало информации, но, скорее всего, это было сделано, чтобы зараженные не смогли улететь с планеты. Я не знаю. Наверное, инструкция была закодирована в их мозгу. Такие приказы получили распространение во время последней войны, чтобы их выполняли несмотря ни на что. – Жуть какая, – хрипло бормочет Горячев. На лице у него внушительных размеров синяк. Впрочем, все, кажется, ограничилось только несильным сотрясением, потому что анализатор аптечки больше ничего не выявил. – Поэтому надо спешить, – Ио медленно, опираясь на мою руку, подходит к консоли, установленной на площадке напротив мостика корабля. – Нужно открыть шлюз, – он тыкает пальцем в черноту наверху, касается пары углублений, и ее безжалостно уничтожает яркий белый свет. А я едва не отшатываюсь – мы находимся в глубине огромного овального колодца, прожектора на его стенах мощные, но их света все равно не хватает, чтобы осветить его полностью, не оставляя ни единой тени. И мне думается, что глубина здесь явно больше полукилометра. – Нихрена... – вырывается у Сержанта. Черт, когда мы успели спуститься так глубоко? Поезд ехал под уклоном? – Освещение работает только наполовину, к сожалению, – Ио даже не смотрит наверх. – Сейчас попробую открыть. Он снова пробегает пальцами по засветившимся мягким голубым светом углублениям, морщится, коротким болезненным жестом прижимает ладонь ко лбу. Спрашивать, все ли нормально, сейчас глупо. Поэтому я просто кладу ладонь на его здоровое плечо, чуть сжимаю пальцами. – Не могу понять... – удивленно шепчет Ио. – Он не открывается. Все работает, но не открывается. Не могу найти ошибку. И вместе с этими его словами в закрывшиеся створы, отделяющие туннель от зала, следует глухой, но мощный удар. – Мать твою! – Сержант тут же вскидывает оружие, а Ио, побледнев, отшатывается от пульта. – Ио? – ловлю его за предплечье. – Они везде, – морлок задирает голову, смотрит вверх. – Кто-то испортил соединения кабелей в приводе. Исправить легко, но... – Но? – встряхиваю его за плечи. – Они нас не отпустят, – без выражения выговаривает Ио. – Нам не уйти. – Нужно разблокировать этот чертов шлюз! – Сержант вздрагивает от очередного глухого удара в дверь. – Толку здесь сидеть! – Ио, малыш, – заглядываю ему в глаза. – Скажи, что мы можем сделать, и мы сделаем. – Нужно подняться наверх и соединить сегменты, – послушно отзывается морлок. – Вручную. – Как мы поймем, что там вообще делать надо? – интересуется Горячев. – Это морлок должен подняться и все исправить. – Тогда я не успею запустить двигатели до того, как твари прорвутся, – пожимает плечами Ио. – Если я буду знать схему, я смогу исправить? – спрашиваю у него. – Человек сможет это сделать? – Схема, – вместо ответа Ио прислоняет пальцы к моему виску, и я морщусь от короткой режущей боли. Перед глазами вспыхивает и пропадает голограмма какого-то механизма. Впрочем, через пару секунд я понимаю, что знаю, что нужно сделать. – Хорошо, – киваю. – Я пойду. Ио вздрагивает. Безразличие разом исчезает у него из глаз. – Ты можешь не вернуться, – он хватает меня за руку, останавливая. – Другие варианты есть? – неосознанно сжимаю его ладонь в своей. Ио молча опускает голову. Как будто это не было ясно с самого начала. Я тяну Ио к себе, обхватываю его лицо ладонями и, помедлив, осторожно целую его в плотно сжатые губы. Вот и все. – Нихуя... – комментирует за моей спиной Горячев. – Да пошел ты, – бросаю и иду к лифту. – Я с тобой, – неожиданно говорит Сержант. – Должен же тебя кто-то прикрывать. – Ты останешься здесь, – перебивает его Горячев. – Я пойду с Ромой. Если уж кто и должен улететь на этом корабле, то это ты. Сколько же геройской хуйни у людей в головах. – Никто никуда не пойдет, – тяжело сглатываю, оборачиваясь. – Вы же сами понимаете. Сержант молча кивает. Горячев выговаривает что-то одними губами. Скорее всего, матерится. Глухие удары в дверь в тишине звучат как выстрелы. Ио просто молча стоит у пульта, палец морлока завис над углублением. Ио беспомощно поднимает на меня глаза, словно ждет от меня чего-то. Не я же должен отправить лифт. – Давай, – прошу его. Ио резко отворачивается и вдавливает палец в углубление. Створки с тихим шипением закрываются, а я обессиленно приваливаюсь к стене. И только теперь понимаю, что руки у меня дрожат.