Героиновая ломка

       Ларин лежит на кровати, не в силах отвести взгляда с пиджака, который с необычной для Димы небрежностью, оказался скомканный на стуле. По приходу он был слишком уставшим, чтобы сложить его аккуратно, а сейчас взгляд перфекциониста регулярно цеплялся о выделяющуюся часть гардероба. Помимо пиджака перед взглядом возникал такой уже давно приевшийся образ Онешко, который во время нервного срыва кричит, чтобы его оставили в покое. В глазах мелькают отблески безумия, а сам Юлик выглядит затравленно. Сложно признаться самому себе, что у Юлика поехала крыша из-за домогательств Димы. Сложно поверить, что ты виноват в потере рассудка человека, которого раньше называл другом. Испуганный взгляд скетчера, поцелуи возле двери подъезда, ярость и крики. Как Юлик дошёл до этого? Как они оба до этого дошли? Ларин безуспешно пытался представить, что было, если бы Механик не прервал их в самый неожиданный момент. Этот засранец знает, как его испортить.        В дверь позвонили, и Дима был вынужден встать, отправляясь в итоге безделья не в царство Морфея, а на порог собственной квартиры. Не потрудившись посмотреть в глазок, критик торопливо открыл дверь, желая побыстрее избавиться от человека, так нагло прервавшего важные размышления. На пороге стоял Онешко, его лицо выражало абсолютное бесстрастие. Перед поездкой Рома дал парню пачку таблеток, и Юлик, выслушав наставления, принял ударную дозу ещё на подъезде к городу. Поэтому на присутствие Ларина он не оказал никакой внешней реакции, хотя таблетки не смогли полностью забить волнение. — Я за вещами, — Онешко отодвинул критика и, разувшись, прошёл в комнату, где стоял чемодан. Ларин не стал лезть, просто коротко кивнул и отошёл в сторону, чтобы не раздражать Юлика. Скетчер достаточно быстро сложил вещи, которые успел выложить из чемодана, и взял его в руку, перемещаясь в коридор. Вот так просто без слов и сожалений? Юлик встал на пороге, привычно улыбаясь. Ему было важно показать, что: «вот он я, Ларин, ты ещё не сделал из меня психопата, да и плевать, что я на таблетках». Онешко видел, что критик хочет что-то сказать, но почему-то не может. А Дима просто застыл, глядя на улыбающегося парня, вспоминая резкие перепады настроения, поцелуи возле подъезда. Мысленно отвесив себе пощёчину, критик одёрнул домашнюю футболку в излишне нервном жесте. — Пока, — коротко сказал Онешко, покидая квартиру, прежде чем его схватили за запястье. От боли Юлик зажмурился, искренне с недоумением глядя на Ларина. — Извини, — тот отпустил руку скетчера. — Ты больше не приедешь, да? Юлик промолчал, глядя куда угодно, только не в глаза Ларина. Критик почему-то сразу понял, тоже опуская взгляд и хватаясь за ручку двери: — Хорошего пути, Юлик, — скетчер сделал шаг назад, и дверь захлопнулась. Парень вздохнул и спустился вниз, выдыхая свежий утренний воздух. Онешко чувствовал разочарование, хотя ждал сам не знает чего. Движимый сильной идеей, которую не могли заглушить даже таблетки, скетчер включил телефон, отправляя Ларину единственное сообщение: «С чистого листа», — зная, что Дима победно усмехнулся, читая его.