Странные дела творились в Валиноре

Странные дела творились в Валиноре: в лесной чаще охотился одинокий эльф. Бесшумно пробирался он через кустарник, читая след раненного оленя. От семьи волков ноги его унесли, да только капли крови покидали сильное тело вместе с жизнью. Никто его не спасёт, не вмешаются валар – ибо не станут они править естественное течение лесной жизни. Зато эльфу хватит мяса на месяц. Лёгкую шкуру можно будет использовать на верхнюю одежду. Из копыт сварить клей. Рога и длинные кости расщепить на наконечники для стрел. Жилы – на нитки. Первое, чему научился Тьелкормо у Оромэ – к своей добыче относись с почтением. Ничего не должно пропасть зря, ни капли крови не уйти просто в землю, поэтому эльф знал, как приспособить даже внутренности. А уж теперь, отдельно от цивилизации, это и вовсе стало необходимым. Например, стрел со стальным острием у Тьелко было только десять. Косуля замедлялась. Сначала страх гнал её через лес: лес Оромэ, лес зверей, за которыми не следила Йаванна, - но у волков было достаточно добычи и без неё, поэтому эльф уговорил уступить добычу. Уже второй день он тихо шёл за ней след в след, и только теперь зверь начал уставать: глубина следов уменьшилась, они стали ровнее… Тьелкормо прижал стрелу к древку лука и огляделся. Куда бы он пошёл, будь раненным и уставшим зверем? Или, по крайней мере, попытался бы? Издали эльф разглядел просвет, а в нём траву, осоку. Скорее всего, где-то там ручей. Оставив след, эльф доверился опыту. Олень пытался напиться, но ноги его плохо держались. Из укуса на задней сочилась кровь, и она могла в любой момент привлечь других хищников. К тому же, рана наверняка причиняла зверю страдания. Эльф бесшумно натянул тетиву, чтобы прервать их. Его дни были похожи друг на друга, как две капли воды, или же просто не заканчивался один бесконечный день. Просыпаясь на рассвете, Тьелкормо проверял дом, не сломалось ли что, не покосилось ли. Эльф строил его сам для себя не с первого раза – но на нехватку времени он не жаловался. Намо измыслил для него иное наказание: быть отделённым от отца, быть отделённым от братьев… Что ж, сделать он ничего не мог. Только один, без Клятвы страшной, никогда не жил. Затем он выбирался в туманный, укрытой росой лес. Умывался из бочки пахнущей тиной водой, упрямо заплетал и ровнял волосы как раньше, как когда-то матери не нравилось. На воздухе ему нравилось, хорошо было… Почти легко. Силки он проверял и обновлял пустые. Изредка в них попадалась неудачливая птица: свернуть шею, привязать к поясу. В ранние часы ночные звери уже спали, а дневные ещё не наполнили шумом кроны и подлесок – тихо-тихо… В этой тишине Тьелко вспоминал, что его где-то звали Келегорм. Его конь был быстрее многих, слушаясь каждого его голоса; на вороном рядом всегда ехал брат с лицом отца, а когда он спешивался, неизменно ощущал у бока выпрашивающего от хозяина ласку пса. Когда мысли доходили до Хуана, Тьелкормо их резко обрывал. Нечего тут сентиментальность разводить. Ни одного майа, никого из гончих и волкодавов Оромэ эльф не видел с тех пор, как поселился тут, не смея и не желая идти в город. Странно – вотчина Великого охотника, а будто вымерли все его слуги. Объяснимо – просто брезговали сыном Феанора, а прятаться умели. Тьелкормо никогда не брезговал отцом и не стыдился его. В Сирых землях он гордо отвечал на любой вопрос о нём, и теперь его имя нёс так же – гордясь, хоть не перед кем. А ещё он никогда его больше не увидит, даже безмолвного серого духа в холодном Мандосе. И не забыть увиденное никогда. Тьелкормо зло бил ногой по корягам, падал в росу на траве, вдыхая эту чумную и яркую жизнь, но перед глазами всё равно стояла картина: непохожий на себя Феанор, спокойный, не ярящийся, впитавший в себя дыхание Чертогов Душ и не противившийся своей судьбе. Мёртвый. Вот что значит мёртвый. Не пламя – пепел от него. Говорят, когда эльф перерождается, он постепенно забывает Мандос и все его тайны. Тьелкормо и без того не знал никаких секретов, но память сохранила всё до мелочей. Когда это ему снилось, то с утра накатывала мерзкая тошнота. Пять лет уже прошло. Ничего не стёрлось. Возвращался эльф домой задолго до полудня и не всегда мог найти себе занятие. Одно хорошо: с оленем он вечером не закончил, крупный. Значит, дела есть. На рукоять топора, воткнутого в почти пустую дровницу, села малиновка. С укором посмотрела и распушила перья. - Уйди. Мне костёр нужен. Птица ответила осуждающей трелью. Это был давний разговор, не оконченный. Тьелкормо закатил глаза, но не согнал её рукой. Другой компании ему не видать. - Да слежу я, где рублю, слежу. Твоё гнездо я вытащил тогда. Птица нахохлилась упрямей. Вот же зараза мелкая. Однако она не обиделась. Наверное, уже просто привыкла так его приветствовать, так как спокойно слетела в нужный момент и закружила вокруг, без умолку заливаясь песней-разговором. Почему птицы такие невероятно болтливые? И ведь Тьелкормо даже не мог уловить ход её мыслей. Птичья же голова, что с неё взять, всё там вперемешку. Зато тишина сбежала. И работа пошла совсем легко. Тонкие полоски мяса пропитывались густым дымом. Вяленное ему всегда больше нравилось, чем любое другое. Насвистывая, эльф вырезал на луке свежие полосы узора, приглядывал за мясом и делал вид, что всё у него в порядке. Всё про-осто прекрасно. Позвать бы Курво только, чтобы потом с рогами и костями помог, а то одному… Ах да, точно. Нет тут Курво. И Морьо нет, и мелких нет. И старших, пускай они и могли всегда дать подзатыльник, нет. Никого тут нет. Даже малиновка улетела подальше от дыма. И за пять долгих лет Тьелкормо ещё не привык. Ни разу в той жизни не оказывался он один: пусть даже жизнь раскидывала подневольно с Курво и, куда чаще, с другими братьями, но оборачиваясь на любой дороге, эльф видел до поры верные глаза пса. Карие, с крапинками дурацкими. Их тоже не забыть, предательские. Тьелко знал, как он умер. Надеялся до последнего, что Хуан вернётся после своих делишек с глупой принцессой, эльф бы его даже не журил почти. Так и не дождался. Надежда ослепляет. В узор больше нечего было добавить. Эльф поднялся с земли и решил рискнуть оставить на пару минут костёр так. Наполнив водой миску и горсть ягод, Тьелкормо оставил всё на окне. В конце концов, птичка пела ему не один час работы. Малиновка прилетела, угостилась ягодами и принялась чистить перья, купаясь, ещё до того, как он ушёл. Умница, место запомнила. Эльф погладил птицу по голове. Но надо проверить мясо. Тьелко вернулся на воздух и, присмотревшись, удивлённо понял, что чего-то не хватает. Костёр был. Дым – тоже, аж глаза слезились, сильно разгорелось. Семь кусков мяса, висящих на уровне его плеч, пропали. Эльф нахмурился и пожалел, что лук и топор далеко. Зато под руку попалась неаккуратная, требующая замены почти всех составляющих, метёлка. Вооружившись ею, Тьелкормо сошёл с крыльца. Вот же воришка невидимый… Вряд ли успел далеко уйти. - Где же ты прячешься… Давай, покажись, я не кусаюсь… - бормотал он, оглядываясь, но больше в землю смотря, чем по сторонам. Однако у дома земля сухая, утоптанная: поди тут что-то найди, разве что зверь крупный. Мог за домом спрятаться. Ну нет, не сбежит, пока не получит и не уяснит, что воровать просто так не выйдет. Тьелко крадучись обернулся, намереваясь проверить. За его спиной раздался шорох листьев кустарника, почти бесшумный шаг и… И клацанье промахнувшихся челюстей, когда эльф кругом развернулся и махнул метлой по воздуху. Зверь голову пригнул, едва не попав мордой в костёр и отбежал в сторону. Сел, посмотрел и махнул по земле хвостом. А эльф уставился, даже растеряв желание надавать по самое не могу. Пёс. Или собака. Уселась и сидит, как ни в чём не бывало, да только с лошадь величиной, а ударит таким хвостом по ногам от радости – больно станет. Никакого стыда в тупой морде не наблюдалось, а в полных спокойного ума не детей Эру глазах поблёскивали зеленоватые крапинки на темном фоне. Ну, уж нет. Не снова. - Ах ты… - Тьелкормо замахнулся метлой. Собака поняла верно, встала, переступила с лапы на лапу. – Пошла вон! Громкий лай огласил лес. Но Тьелко не был бы собой, если бы это его остановило. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Эльф тяжело дышал, раскинувшись прямо на траве, и пытался вспомнить, когда он последний раз настолько долго и бестолково носился. Как-то он совсем выдохся, а с добычей так и не закончил. И метлу сломал. Небо над колыхающимися верхушками деревьев розовело; ещё не закат, но солнце уже двигалось к западному горизонту. Хотя, он слышал, теперь не горизонт, а так, одно название, а мир их стал шаром. Чудно. Но не проверить, правда ли. К тому же, одно дело мир, другое – Аман… Грузные шаги тяжёлой собаки послышались слева. Эльф мрачно повернулся на звук – и ведь не прячется, зараза. С языком набок она легла и положила голову на лапы. А ведь всего-то от неё требовалось убраться подальше. - Ну и чего тебе? Демонстративный зевок. - Нечего делать вид, что не понимаешь. Махнула по земле хвостом. Хуан тоже умел одновременно игнорировать хозяина и оставаться рядом. Только нет давно Хуана, а этой эльф не хозяин. И не стремился стать. Звезды мигали и пытались привлечь к себе внимание. Но Тьелко злился и смотрел только в угли. И вообще, пускай в хорошую погоду он часто спал под открытым небом, сегодня обязательно будет спать дома за закрытой дверью. Собака так и не ушла. На последнюю попытку её прогнать убегать она перестала, плюхнулась на спину и завиляла хвостом, подлизываясь. Тогда эльф понял три вещи: раз - всё же собака, а не пёс; два – носила щенков; три – беспощадно подлизывалась, зараза. Но раз уж беременна, то и балрог с ней. Мясо получилось отменным. На одной полоске вполне можно продержаться полдня, хотя эльфу были без надобности подобные запасы. Костёр уже почти потух и в углях Тьелкормо перекатывал земляные каштаны. В зарослях заливались сверчки или ещё какие насекомые. Очередной день под копирку предыдущего. Ну, практически. Шевеление сбоку эльф проигнорировал. Даже когда собачий нос оказался слишком близко к углям и прятанным там клубням, Тьелко и ухом не повёл; его прощупывали на будущее, но там – в будущем – никакой псины быть не должно. Пускай и валинорской гигантской псины из стаи Оромэ. Однако когда крупная лапа потянулась к относительно остывшему месту с намерением что-нибудь стащить, эльф схватил собаку за морду и ткнул в землю. - Нельзя, фу! Это моё! Собака зафырчала, обиженно скаля зубы. Тьелкормо отпустил. Собака поднялась на ноги, повернулась к нему задом и легла обратно лишь в десяти шагах. Возможно, и вправду стоило сначала сказать, а потом хватать, но это уже не его проблемы. Чем раньше она уйдёт, тем будет лучше. Изображая давно спящую, собака изо всех сил показывала, что никуда уходить не собирается. Пару дней назад Тьелкормо ненавидел свои под копирку одинаковые дни. Сейчас он был готов молиться, чтобы их вернуть, так как никакого ажиотажа от ситуации эльф не ощущал. Нет, его не убьют, так как нет в валинорских зверях кровожадности морготовой. Однако когда-то в таких ситуациях на него нападал нездоровый живой азарт. А теперь: «Хорошо, покусай меня, я истеку кровью и отправлюсь обратно в Мандос». И то вряд ли. Волк смотрел в упор – признак угрозы. За его спиной виднелось логово, которое эльф так глупо заметил слишком поздно, с беспорядочным шевелением в тени: упитанные волчата ползали по матери. Тьелкормо медленно, не выпуская хищника из вида, коснулся тетивы, смутно осознавая, что это мало чем поможет: волк крупный, молодой, сильный, ему расстояние между ними на один прыжок, который он обязательно сделает, стоит только попробовать воспользоваться оружием. В другое время они бы мирно разошлись каждый своей дорогой. Но сейчас не отпустит, даже если всем видом показать, что волчатам ничего не грозит, так как костей у логова не видать, а значит, добычи давно не было. Не повезло – это мало сказать. Волк переступил с лапы на лапу, пригнул голову – вот-вот прыгнет. И вдруг совсем рядом Тьелкормо услышал глухое рычание. Хищник посмотрел куда-то вбок, и в следующее мгновение огромная собака, названная волкодавом не просто так, вышла вперёд и встала между эльфом и волком. Шерсть встала дыбом на загривке собаки, зубы клацнули. Собака была больше волка в два раза. Его защищает? Зачем его защищать?.. Волк пригнул голову к земле, показал зубы, но попятился назад к логову. Опасность для него не исчезла, но стала осязаемей. Его волчица подорвалась, толкнула носом волчат в логово и теперь тоже готова была драться за них. Вот задерут сейчас друг другу, а Тьелкормо потом отвечай. - Ну, хватит, - сказал он. – Пошли отсюда. Собака повернула голову и дёрнула ухом. - Пошли-пошли, нечего… - он закатил глаза. – Хорошо, ты молодец. А теперь – пошли. Оживилась, замахала хвостом, про волков будто забыла. И когда эльф осторожно уходил, запоминая дорогу, чтобы больше не тревожить волков, лишь предупреждающе рыкнула в сторону хищников. Тучи сверкнули яркой молнией. Ливни тут точно по часам, ни у одной травинки нет недостатка влаги. Иногда Тьелко думал, что вся благодать Валинора просто от того, что здесь правильная для всего растущего погода. Сейчас вот над сухой землей разыгралась весёлая, на много часов, гроза. И лучше всего было сидеть под крышей и слушать стук дождя. Правда, в углу нашлась протечка, но она эльфу ни капли не мешала. А других обитателей, чтобы возмутиться, в его скромном доме не было. Не считать же залетевшую греться малиновку? Во входную дверь настойчиво скреблись. Скр… Эльф проигнорировал. Тьелкормо был очень занят: волосы на висках начали отрастать, и он намеревался привести их обратно в надлежащий вид. Это было глупо, это было затратно по времени, но эльф цеплялся за любые мелочи собственного прошлого. Даже за причёску. Скрхг… Тьелко дёрнулся и едва не порезался. А ведь есть эльфы, которым надо бриться… Впрочем, наверное, их дверь не мучают когтями собаки. Собака. Скрип, скрежет. Малиновка снова распушила перья, показывая всё, что она думает на счёт моральных качеств. Почему-то это выходило намного действенней, чем любые проклятья, которые доводилось слышать Тьелко за всю свою жизнь. Эльф вспомнил про волков и резко поднялся. Обрадованный ком насквозь мокрого мехового недоразумения влетел в комнату и отряхнулся прямо посередине. Брызги полетели во все стороны, обдав стены, стол, кровать, малиновку на подоконнике и эльфа. Тьелкормо с тоской проследил за цепочкой грязных следов на полу величиной со след его сапога. Утешало только то, что если выгнать собаку обратно, то грязь уже никуда не денется. В другой жизни он точно так же объяснял родителям, что выгонять Хуана обратно на улицу совершенно неприемлемо. Тьелко стиснул зубы. Не думать про Хуана. - Полезешь на кровать – кину в тебя сапогом. Зевнула. Кивнула. Минуточку, это на самом деле был кивок? - Ты, часом, говорить не умеешь? Собака пожала плечами. Процесс обсыхания и наполнения сравнительно небольшой комнаты запахом псины её интересовал больше. - Вот и прекрасно, - надоело эльфу, и, перешагнув через широкую спину, он сбросил куда попало сапоги и рухнул навзничь в кровать. Чем скорее отрубится, тем лучше, а с волосами и завтра закончит. Малиновка заинтересованно перепорхнула с окна на пол перед большими лапами. Собака потянула носом. Хвост вдруг заходил ходуном. Непонятное с природной точки зрения общение у них наладилось с первых секунд. Тьелко фыркнул и отвернулся к стене. Вот и прекрасно. Тяжело. - М-м-м… Жарко. - Хуан, слезь с постели… Тяжело, жарко и нечем дышать. Тьелкормо тяжело разлепил глаза. Почему-то одеяло в ногах пропиталось чем-то мокрым, а эти самые ноги, кажется, сейчас раздавят. Стену перед носом освещало солнце – дождь кончился. В ушах звенел непонятный, раздражающий писк. Эльф сел, осмотрелся... И заорал, свалившись на пол, как только осознал увиденное. Когда он засыпал, в его доме была только одна собака-переросток. Теперь их было семь: гордо разродившаяся прямо у него в ногах мамаша и шестеро слепых и мокрых щенят, превративших его постель в своё логово. Да чтоб их!.. - Ты что сделала?! Нашла где детей приютить! «Нашла», - сказала ему гордая мать без слов. - Признайся, что задумала это заранее? Собака совершенно непроницаемо махнула хвостом. - И что с вами делать? Щенки шумно запищали. Тьелко как был, так и остался на полу, озадаченно почёсывая ушибленный затылок. Вот так живёшь без событий не один год, а потом раз – и слишком много их за день. При чём невыносимо бессмысленных. Собака коротко, но отчётливо заскулила, прося есть и кивая головой на щенят: как видишь, идти за едой сама я сейчас не могу. Тьелкормо вздохнул. Сдалось на его голову. - Зовут-то тебя хоть как? – без особой надежды спросил он. Неизвестно где прятавшаяся до этого малиновка подлетела посмотреть на прибавление. В высокой траве охотился эльф. Третий день он выслеживал свою добычу, терпя поражение уже дважды, и всё больше злился: мяса теперь требовалось больше. Однако его бока то и дело касалась меховая спина, а лапы охотничьей собаки ступали бесшумно, не тревожа ни одной сухой веточки. Подняв морду, она принюхалась. Загнав сюда косулю, на зрением можно было не рассчитывать. Собака повернула голову в нужном направлении. Тьелкормо крадучись двинулся туда. Вот она, косуля. Небольшая, рожки маленькие, не сравнить с оленьими. Зная, что её преследуют, она боялась останавливаться, чтобы попастись, но потеряв преследователей беспечно расположилась на маленькой зелёной полянке. Эльф удачно оказался с подветренной стороны и взялся за лук… Вдруг косуля резко повернулась в сторону. Секундный шум – и она сорвалась с места. Тьелкормо выругался и вышел на поляну, и вместе с ним на неё вылетели шестеро пушистых щенков-подростков, спотыкающихся о свои же лапы. Их бестолковый лай зазвенел в воздухе так громко, что эльфу захотелось заткнуть уши. Да как с ними охотиться, если раз за разом они прогоняют добычу прочь! Крупная голова нырнула под руку. Тьелко рассеянно погладил их мать между ушами. Та лизнула его пальцы, коснулась лапой ноги и повела за собой. Чтобы очень удачно в соседней низине поднять на крыло глухарей. Эльф успел пристрелить двоих до того, как орава псов нашла их здесь. К его удовольствию, каждого щенка мать потрепала за холку за неподобающее на охоте ребячество. Тьелкормо так и не узнал её имени. И не давал имён щенкам – не его. Никто из них не Хуан и собака не Хуан, не заменят и не пытались. Просто жили вдруг с ним, не оставляя одного. А эльф уже не помнил серого отца в сером Мандосе. Знакомая малиновка села на плечо и запела про то, какие у неё тоже будут птенцы в следующем году.