Странные дела творились в Валиноре

Странные дела творились в Валиноре. Семья одного эльфа не соединилась вместе. Сын далеко со своим гномом; раньше бы Трандуил сказал презрительное «якшается», но теперь, видя в его глазах влюблённость, не смел это делать даже мысленно. Из-за деревьев наблюдал за ними бывший эльфийский король и не смел подходить ближе, чтобы даже поздороваться. В конце концов, он виноват. В конце концов, это только его вина в том, что мать Леголаса отказывается покидать чертоги Мандоса. Её можно понять. Эльфийка любима им, но каждый в его семье обладал маленьким пороком: Орофер – гордостью, супруга – ревнивостью, лишь Леголас сумел избавиться от человеческой вспыльчивости, поборов Зло не только в мире, но и в своей душе. Самого Трандуила порой обвиняли в некой скупости, но совершил он преступление хуже, пойдя по стопам прародителя феанорова рода. На закате Третьей Эпохи, в сгустившихся над его народом неизбежных сумерках, эльф влюбился второй раз. Ему хватило взгляда, чтобы накатило волнами: моря, рек, озера у горы, - и смыло драконье пламя, терзавшее его долгие века. Холод зимы Зеленолесья мягко укрыл его серебристым одеялом, словно уставший без сна лес, и трудно было держать себя в руках даже при подданных, чтобы не подойти и не спросить, встряхнув: «Кто ты? Мудрец, чародей? Как сделал ты душою то, что не удалось ни одному мудрому лекарю и ни единой чарующей песне лесных эльфов?» Как Трандуил узнал позднее уже в личном шатре, именно поведший за собой людей Бард убил чудовище. Это многое объясняло. Леголас засмеялся, повалившись на спину в траву. Так хохочут дети людей и самые чистые из эльфов. Но в голосе сына проскальзывало еле заметное смущение и куда более явное счастье, и Трандуил улыбнулся, несмотря на то, что радостями и старыми горестями Леголаса была не какая-нибудь прекрасная эльфийка, а всего лишь гном. Пусть так. У него не осталось права судить чужие чувства, так сильно напортачив со своими и заставив выпить чашу боли других. Леголас не тревожился того, что отец с ним не говорит – привык, что король далеко. Тауриэль прибыла в эти земли лишь с Кирданом Корабелом и вела себя так, словно всю жизнь служила ему – и не то, чтобы была не права, она покинула север юной. Супруга в тени. Отец же замечал, что Трандуил не простил ему роковой неосторожности.* Будь эльф мудрее, то давно бы уже не держал на Орофера зла за его смерть. Но косточкой в горле застряло: знал, что опасно, знал, что нельзя, знал, что останется сиротой сын. Глупо. Трандуил много глупостей наделал в Средиземье. Об одной только не жалел – той, что свела с Бардом: ведомый гневом и алчностью пришёл лесной Владыка к вратам Эребора, а покинул развалины Дейла с чужим образом перед глазами. Словно умер. И вернулся, жадно глотая чистый воздух. Человек тогда понимал долго. Даже до твёрдолобого Даина быстрей дошло, что неспроста визиты Трандуила в Дейл стали регулярны. Бард заслуженно изводил его целых семь месяцев – самых опасных, орочьих, тёмных. А потом эльф обнаружил себя сидящим на грязных бочках в переулке человеческого города и с широкой ладонью смертного в руке. Трандуил отошёл. Не смел он красть счастье сына и чернить его своим горем. Тихо скрылся эльф в зарослях, а дальше пошёл свободно, потому что не боялся быть узнанным. Много лет он не носил ни тяжёлых одежд, ни драгоценных украшений; но на пальцах теплели золотом два кольца, когда должно носить лишь одно. Второе Бард подарил всего лишь через десять лет после появления серебряных. Такой малый срок, но белым светом звёзд тогда уже тронуло тёмные волосы короля людей севера. Трандуил принял дар и отдал свою душу без раздумываний. Тропы оплетали весь Аман сетью, потому что не строили здесь дорог уже много веков. Но ноги эльфов топтали травы и камни, прокладывая угодные душам пути. Сердце Трандуила вело его в Сады Лориэн далеко не впервые. Тихая Эстэ пускала всех, кого тяготило прошлое – эльфу она улыбалась нежно, как потерянная давно мать. Ни разу Трандуил не встретил в саду грёз духа или другого эльфа, но как-то померещилась ему вдали фигура лорда Элронда. Но, скорее всего, то был морок его памяти. Здесь и троп нет – растворяются и теряются они среди деревьев, никуда не ведя. Ветер обходит душистую тишину этого места, а воспоминания оживают, становясь перед глазами. Бард улыбнулся ему в плетении тёплой древесной коры. Без боли и тоски было это; просто скучал Трандуил дико и жутко. Бард правил чудовищно короткие тридцать лет. Вместе они были всего лишь на пару лет дольше: пыль для эльфа, секундный лучик закатного солнца, заглянувшего сквозь листву в тёмную лесную чащу. Но свет тот растопил лёд и вдохнул жизнь, и Трандуил ожил вдруг, когда эльфам положено было временем угаснуть. Плакать хотелось до сих пор, но он обещал Барду, что оставит все слёзы в Средиземье. Трандуил исполнил обещание и привёз сухую печаль осени. Новая иллюзия померещилась эльфу невдалеке. Однако чем ближе он подходил, тем чётче становилась чужая фигура у фонтана. С мокрых волос стекала вода, в молодых чертах незнакомца отпечаталось глубокое горе: тенями у глаз, опущенными уголками тонких губ, в сухих руках. Духом казался он, но вдруг поднял голову и встретился с Трандуилом взглядом. Глаза у эльфа оказались серыми пропастями без дна. - Здравствуй, - первый нашёл слова он и даже улыбнулся; но не скрыло это печали, которая, казалось, впиталась в каждую его черту. Его синдарин обладал старым витиеватым выговором Белерианда. – Ты первый эльф, который зашёл так далеко в Сады Ирмо. - А как же ты сам? Эльф поднялся. - Я живу здесь уже много лет. Эстэ оказалась милосердна к моей ошибке. Трандуил хотел сказать, что ни разу не слышал, чтобы кто-то жил в садах Ирмо кроме самого валы и жены его, но сдержался. Чувствовал, что не время и не то это, о чём можно просто так спросить. Эльф качнул головой. - Идём. Здесь, у фонтанов, бывают Владыки. Это не место для бесед смертных. Найдём лучше попроще, и там уже расскажешь свою историю. Бывший король послушно последовал за ним. Пока эльф сидел, это не было так заметно, но он был высок – возможно, даже выше самого Трандуила** - и немного мощнее в плечах и руках, но всё равно оставался по-эльфийски лёгок, и под его ногами не подминалась трава. Вскоре свежесть фонтанов осталась далеко позади. Стало чуть холодней, но запахло спелыми яблоками. Эльф вывел Трандуила к поляне, поросшей многоцветным ковром невиданных крупных цветов с мягкими листьями лилий, но незнакомыми соцветиями. Переливались они на солнце и, перешёптываясь, покачивались, будто растут на дне моря. Трандуил подивился их запаху: зимней хвои, тины и свежеиспечённого людского хлеба, который давала старшая дочь Барда отцу на день - если эльф был рядом, то съедали они целую краюху вдвоём. Так пах Дейл и снежное Зеленолесье. - Садись, - пригласил его незнакомец, опускаясь на землю у края поляны. – Это особые цветы. Их аромат такой, чтобы принести покой, и каждый чувствует по-разному. Трандуил с трудом сдержался от судорожного вздоха. Вот оно что. В доме Барда ему иногда было спокойней, чем в собственном дворце. - Как пахнут они для тебя? – задал Трандуил в задумчивости глупый вопрос; глупость в том, что вряд ли эльф захочет отвечать. - Лекарственных трав, металла… - он прикрыл на мгновение глаза, уносясь в неведомое прошлое своей жизни, - ещё земли, быть может. Не описать. Но это запах места, где я был недолгое время счастлив с тем, кого люблю. Трандуил проникся к нему молчаливым сочувствием. Эльф сорвал несколько цветов: стало видно, что стебли у них длинные, стелющиеся. - А что с тобой? Когда ты жил? - Третья Эпоха, - нехотя ответил Трандуил. Эльф усмехнулся тихо. - Говорят, грустная, - прошелестел его голос. - Ты… - Первая. Правда, видеть великие битвы её конца и подвиг Эарендила мне уже не довелось, - он усмехнулся чему-то. – И Древа тоже. Я не покидал тех земель. Вот и открыта загадка с его выговором. И нашлась ещё одна деталь, сближающая их хоть немного – оба синдар, обоим не довелось коснуться света Золотого и Белого Древ. - Ты старше меня. - Намного? - Во времена Второй Эпохи я не был взрослым. Эльф сорвал ещё цветов. Руки его аккуратно сплетали их стебли, не приминая ни единого лепестка. - Так что ты здесь делаешь, эльф Средиземья? – спросил он спустя минуту спокойной тишины, не поднимая взгляда от своей работы. - Аман лечит печали и за пределами этих садов. А тебя что-то тревожит и тянет. В былые времена Трандуил бы оскорбился. Потом подумал бы хорошенько. Но слишком долго он нёс в себе тайну своей второй любви: ни рассказать, ни облегчить себе груз. Да и кому ещё, кроме как незнакомцу в Лориэне, это доверить? Всё это может развеяться сном задремавшего на поляне синды. Тем более что эльф ощущал себя рядом с ним почти ребёнком. Трандуил рассказал – тихо, спокойно. Воспоминания раскинулись лентой дороги перед ним, и нужно было всего лишь провести другого по этому пути, не задерживаясь у каждого поворота, но следуя общему направлению. Закрывая глаза, эльф переживал то время заново и тайными мыслями даже благодарил Смауга. Не будь его – они с Бардом бы вряд ли свиделись. Или это, наоборот, драконье проклятье, подобное тому, что наслал Глаурунг на Турина и несчастную Ниэнор? Слушатель его не перебивал. Время смазалось, но к неясному концу слов Трандуила в руках эльфа была длинная цветочная полоса. - Я любил до него. Я женат был, - добавил Трандуил, не желая выставлять себя в этой истории всего лишь несчастно влюблённым в смертного. – И сын есть. И люблю я их обоих, но иначе, и супруга моя не желает покидать чертоги Мандоса и меня видеть, - горько. – Но я скучаю по ней не меньше, а сын давно уж помнит только её руки. - Не вини себя, - подал наконец голос эльф и сорвал длинную травинку. – Виноват ли ты, что твоё сердце вместило в себя двух возлюбленных? Жена твоя ревнует, так как ты думаешь о проступке своём, а не о любви к ней. Просто позови её – и она выйдет, и утешит твою печаль. - Это возможно? - Кто, если не она? – эльф посмотрел прямо в глаза. Несмотря на то, что он улыбался, тайное старое горе померещилось Трандуилу в нём острее. Так бы могла выглядеть старость эльфов, затухай они подобно люди. – В чертогах Намо сухо и сумеречно. Но длань его словно ложится на глаза, и ты видишь часть того, что видит он, и нет для тебя тайн, однако не волнуют они тебя. - Ты вышел оттуда, да? - Да, - эльф скрепил травинками цветы в кольцо. – Но я ошибся. Я не готов. Я жалею. Солнце слепит, тоска по ушедшему режет по сердцу ядом. Рано. Назад нельзя мне, в сих дивных землях я тёмная тень, однако владыки этих садов позволили мне поселиться здесь. Трандуил не нашёлся, что сказать. Эльф с улыбкой протянул его венок, перед этим нашептав что-то над ним. - Вот. Я их заколдовал, и теперь они не завянут. Подари жене при встрече. Синда бережно принял цветы. Аромат их вдруг немного изменился – добавилась свежесть весенних листьев. Так пахли волосы его супруги. - Пора тебе. Можешь не выйти из плетения грёз. Но прости, ты мне рассказал историю, достойную песни, а я так и не спросил твоего имени. - Трандуил, сын Орофера. И вряд ли любовь к смертному, кроме любви Лютиэн, достойна песен. А как зовут тебя? Эльф поднялся, и снизу вверх вокруг него засветило яркое солнце на Трандуила, мешая видеть, но он не отвернулся. - А я – Белег. И вечно застывшие тени скорби Белега почернели от небесного светила.*** *Имеется в виду рискованная атака Орофера на Чёрные врата в дни последнего союза, когда он отказался подчиняться Гил-Галаду. Там был убит, многие лесные эльфы перебиты (а так же на Мёртвых болотах), а Трандуил вернулся с остатками эльфов в Зеленолесье. **Трандуил фильмовский, а в фильме его играл Ли Пейс с ростом в 196 см. ***Сноска тут, так как имя эльфа до этого не раскрывалось. Белег владел магией: произнесение им заклинаний несколько раз упоминается в тексте «Лэ о Детях Хурина».