Глава 27. Разговор с Арлекином
6 сентября 2015 г. в 19:15
Внимание, пока не бечено!
Макс после ухода Марины Маловой покосился на уставленный аппетитно выглядящими блюдами стол и подумал, что слишком устал. Есть не хотелось совершенно, даже те несколько ложек, которые он проглотил под напором настойчиво угощавшей его Марины упали в желудок словно ком. Засиживаться в кафе тоже не хотелось категорически, хотелось домой, и где-то внутри тоненько начинало поскуливать чувство приближающейся опасности.
Макс встал из-за стола, оставил на нём несколько купюр и, торопливо выйдя из кафе, сел в припаркованную неподалёку машину. «Домой… - прозвучало в голове, - домой…»
Макс завёл машину и выехал на центральную улицу Соседнего Города, потом свернул на объездную и, найдя знакомый указатель, повернул на шоссе, ведущее к Городу. Чувствовал он себя… странно. Вроде бы и в порядке всё, но в животе по-прежнему словно тёрлись друг об друга тяжёлые булыжники. И чувство опасности продолжало скулить.
Поэтому Макс, отъехав на некоторое расстояние от Соседнего Города, остановился на заправке, взял большую бутылку минеральной воды без газа и отправился в туалет. Уединившись в кабинке, он торопливо нажал на корень языка, вызывая рвоту. Спазм скрутил его – неожиданно сильный и болезненный. Когда всё прекратилось, Макс выпил как можно больше воды и вновь вызвал рвоту... желудок был уже пуст, но вода вышла странного синеватого цвета. Он ещё раз повторил процедуру… и ещё… стало вроде бы легче, но когда Макс поднялся, то понял, что за руль сесть не сможет. Желудок вроде бы прекратил свои выкрутасы, но зато голова кружилась, и была странно лёгкой и пустой.
Макс торопливо достал мобильник и набрал Шаманку, та отозвалась мгновенно:
- Макс? Ты где?
- Галя, я на заправке, неподалёку от Соседнего Города… Мне плохо, похоже на отравление… Приезжай быстрее, я попробую дождаться тебя.
- Что значит – попробуешь? – рявкнула Шаманка тем самым голосом, от которого гнулись вековые дубы. – Жди меня и не вздумай вырубаться! Я уже еду!
- Да, Галя, - отозвался Макс, отключился и посмотрел на себя в зеркало. Вид у него был бледный, но бывало и хуже. Однако противная слабость не отпускала.
Макс сцепил зубы, заставил себя выпрямиться и вышел из туалета. Собрав остатки обаяния, он купил ещё одну бутылку воды, объяснил девушке на кассе, что немного приболел и торопливо прошёл к машине. Машину он откатил немного дальше от заправки в сторону Города, порылся в аптечке и проглотил сразу несколько таблеток активированного угля, запив минералкой. Вновь стало немного легче, но, взглянув в зеркало заднего обзора, Макс похолодел. На него смотрел Арлекин. Клетчатый костюм, бубенчики на двурогой шапочке, голубые яркие глаза, внимательно глядящие сквозь прорези маски.
«Пиздец! – пронеслось в Максовой голове. - Галлюцинации… Что ж эта гадина мне в еду подсыпала?»
- Я ненастоящий… - прошелестел Арлекин. – Сейчас – ненастоящий…
- Да я уже понял, вроде как, - пробормотал Макс, обливаясь холодным потом. Разговаривать с собственными галлюцинациями – это, товарищи уже вам не просто там. Это уже клиника. Но разговорчивая галлюцинация не унималась.
- Ты ведь уже всё понял, внутри себя понял… И Маринка невзначай правду обронила… Подумай ещё, ты упорный, ты сможешь… Спаси меня, прошу тебя. Я ведь и не жил ещё, спаси…
- Ты – Матвей? - спросил Макс, которого продолжало нехило колбасить от нереальности происходящего.
- Я – Арлекин… - прошелестело видение. – Сейчас я Арлекин, я Его наваждение, Его фантазия, Его послушная кукла… И если ты меня не спасёшь – я останусь таким навсегда. Спаси меня, спаси…
- Матвей, - хрипло произнёс Макс, - помоги мне…
- Я помогаю, помогаю, - прошептал Арлекин. – Я не дам тебе заснуть. Если заснёшь – не проснёшься, будешь заперт в Его мире… Он сможет приказывать тебе… Ты станешь Его рабом… Навсегда.
- Ни за что, - попытался крикнуть Макс. – Я не хочу! У меня есть ради кого жить!
- Не засыпай… Не засыпай ради них… Твоя женщина уже близко…
- Галя – не моя женщина, - отрезал Макс.
- Не в том смысле, дурак, - обиделся Арлекин. – Она твой друг. Твой настоящий друг. Такие не предают. Тебе повезло.
- Матвей, - прошептал Макс, чувствуя, как тают силы и закрываются глаза, - подскажи мне, какую правду сказала Марина? Что я должен искать?
- Про доктора Джекила и мистера Хайда она сказала тебе правду… Никто не заметил, как Хайд заменил Джекила… И буклет… буклет, который тебе дали в гостинице… Ты ведь не потерял его?
- Нет, - пробормотал Макс, борясь с наступающей сонливой вялостью. – Он в куртке… в кармане…
- Хорошо… ты правильно говорил с Рикардо. Он найдёт то, что тебе нужно… Ты ведь помнишь, о чём его просил? - не отставал Арлекин. Мешал… мешал свернуться клубком и заснуть.
- Помню, - пробормотал Макс, - помню… Хочу спать.
- Нельзя… нельзя… - щеки Макса коснулись холодные тонкие пальцы, стряхивая сонную одурь. - Я подскажу тебе ещё кое-что… Узнай, что случилось за год до самоубийства мамы… Но не у Цимлянского. Понял? Не у него! Только не у него!
- Не кричи, я хочу спать…
- Не спи, очнись! Макс… Макс… Макс…
Бестелесная фигура на заднем сиденье стала таять, ощущение холода – пропадать, а потом Макс неожиданно увидел Шаманку, которая всхлипывая, лупила его по щекам и кричала:
- Очнись, Макс! «Скорая» уже едет! Ты чем так траванулся, дурак такой? Не спи, не спи!
Макс попробовал сказать, что он не спит, что он уже почти догадался, кто стоит за всем этим ужасом, и что Шаманке не стоит волноваться. Но изо рта вырвалось лишь жалкое сипение:
- Не с…
А потом приблизилась фигура в синем и белом, в руку вонзилась игла, причиняя острую боль, и Макс понял, что вот теперь можно закрыть глаза – от него больше ничего не зависит. И вырубился.
***
Когда Макс открыл глаза, за окном стояло серенькое зимнее утро. Сначала он не мог сообразить, что это за странное место с белыми кафельными стенами, странно неудобной высокой кроватью и белым потолком, на котором несколько тонких трещин, складывались в лицо с тонким горбатым носом и ехидно ухмыляющимся ртом. Макс моргнул. Лицо исчезло. Теперь это были просто трещины. Макс осторожно повертел головой. Рядом тихонько попискивал какой-то аппарат с зелёными циферками, шумно пыхтел другой, к обеим рукам Макса тянулись трубки капельниц, так что пошевелиться было сложновато. Горло немного саднило, во всём теле чувствовалась дремотная слабость. Но голова, как ни странно, соображала довольно ясно. А ещё хотелось пить.
- Эй, - хрипло позвал Макс, - эй… Есть кто-нибудь? Я пить хочу…
Голубая ширма справа отодвинулась и показалась сестричка в знакомой униформе - белой курточке и зелёных брючках. Только тут Макс сообразил, что он в Городе. В Первой Городской больнице.
- Вы очнулись, Максим Генрихович? – ласково спросила сестричка. – Замечательно. Скоро доктор придёт, посмотрит вас. А пить я вам сейчас дам.
И она, приподняв изголовье кровати, поднесла к губам Макса белый поильник. Макс сделал несколько глотков. Горло саднило, и он спросил:
- Что… со… мной?..
- Вы лежите, - мягко улыбнулась сестричка. – Я всё расскажу. Вы в отделении токсикологии Первой Городской клинической больницы. Вас привезли вчера вечером с сильным отравлением. Доктор Губанов говорил, что это какой-то редкий яд, и что вам очень повезло. Сейчас ваша жизнь вне опасности, но вам нужно отдыхать. Ждите доктора, он всё объяснит.
- Погодите… - прошептал Макс. – Меня никто не хотел… видеть?
- Как же, никто… - улыбнулась сестричка. – Коллега ваша из полиции… очень упорная дама… друг ваш… парнишки какие-то… И ещё один парень из полиции… и девушка… А ещё доктору звонил ваш начальник. Вы там всех переполошили, Максим Генрихович.
- А мой друг…
- Доктор всех домой прогнал, - улыбнулась девушка. – Но его так и не смог.
- Можно его… на одну минуту… прошу вас…
Медсестричка вздохнула:
- Ну, что с вами поделаешь? Но только на минуту. Доктор увидит – ругаться будет. А он так здорово умеет ругаться… как все токсикологи… Сейчас, позову…
И девушка исчезла за ширмой. А потом ширма отдвинулась вновь, и показался бледный растрёпанный Вадим в накинутом на плечи белом халате.
Вадим торопливо опустился на табурет рядом с постелью Макса, сжал его ладонь и прошептал:
- Ну, Слава Богу… Живой…
- Ага, - прохрипел в ответ Макс. – Вадик, прости… Ты из–за меня ночь не спал… Я дурак… такой дурак…
- Ничего, главное, что теперь всё в порядке, - ответил Вадим. – Но если ещё раз такой фортель выкинешь – решишь помирать – лично из гроба вытащу и морду набью.
- Я тебя тоже люблю, Вадик… - ответил Макс и обнаружил, что горло уже почти не царапает.
***
Он зол. Что-то у Него не получилось, что-то пошло не так… Он молчит, ничего не говорит мне, но я чувствую, как Он зол… Я тоже молчу… Сижу на полу, у Его ног, как послушная собачка, а Он треплет меня по волосам и твердит, что никому не отдаст меня, что мы связаны, что мы – одно целое. Мне страшно, но я молчу… Если Он поймёт, что я не просто бездумно смотрю в стену, а пытаюсь думать, вспоминать… Тогда мне будет плохо, очень плохо… Он не должен знать, что ко мне тихонько возвращаются слова, образы, отрывки воспоминаний. И пусть пока всё это яркие кусочки, которые невозможно слепить в одно целое, но это ничего… Я верю, что мозаика сложится, и Его странная власть надо мной исчезнет.
А ещё… ещё я сумел запомнить сон, который мне снился ночью. В этом сне я сидел на заднем сиденье машины и разговаривал с человеком… У него были длинные светлые волосы и пронзительные глаза… человеку было плохо, он засыпал, я понимал, что это не просто так… Что тут тоже постарался Он. Я будил этого человека, говорил с ним… Совсем, как я прежний… Я не помню своих слов, не помню, что этот человек спрашивал у меня, но я знаю, что Его злость и Его поражение связаны с этим моим сном…
А потом внутри меня начинает звучать музыка… и я танцую… танцую…
Звук захлопнувшейся двери
Делит судьбы пополам.
Обещали нам по вере,
А судили по делам.
Спиться – спеться – притерпеться,
Станут бить – держать удар…
Звали нас сюда погреться,
А пришли мы на пожар.
Крестный путь убрав цветами,
Мы забыли путь домой,
Мы себя простили сами
Перед вечностью самой.
Небеса устали слушать
Бесполезные мольбы…
Много проще все разрушить,
И подлее – все забыть,
Мы хотели просто верить,
В то, что мы еще не всё…
Звук захлопнувшейся двери
Стылый ветер донесет,
Ночь привычно распахнется,
Сталь привычно зазвенит,
Бог устало ужаснется
И зачем-то сохранит…*
*Стихи Сибиряка.