Танцы с Арлекином

- Увы, - вздохнул Рикардо. – мои предки вовсе не были ангелами. И среди секретов семьи Гольдони были штучки и покруче, как выразился бы бедный Маттео… Кстати, вот теперь, когда я убедился, что с вами всё в порядке, Массимо, мы можем и поговорить. - Отчего же не поговорить… - улыбнулся Макс, - располагайтесь, Рикардо, чувствую, что вы на Родине сумели найти что-то о-очень интересное… - Кое-что нашёл, да… Прежде всего, как вы и советовали, я разыскал оставшихся в живых представителей рода Скорпетти и сам удивляюсь, почему я не сделал этого ранее. Конечно, эти поиски обошлись мне недёшево… но я не жалею. Видите ли, как и род Гольдони, итальянская ветвь Скорпетти практически угасла. Семидесятилетняя синьора Джина Соломео, в девичестве Скоропео, так стала фамилия Скорпетти произноситься в XIX веке, её внучка Витара Дамиани и шестилетний правнук Сильвио… Вот и всё, что осталось от некогда славного рода. И ни Джина, ни Витара не имеют ни малейшего желания поддерживать старую вражду. Более того, синьора Джина обрадовалась мне и сказала, что примирение – это единственный способ освободить две наши семьи от проклятия, которым стала кровная вражда, и что с нашим примирением у обеих семей есть шанс возродиться. - И вы?.. – с нетерпением спросил Макс. - И мы совершили обряд примирения. В церкви. В том же самом городе, где всё и началось – в Венеции. Так что с этой стороной истории нашей семьи покончено. Более того, синьора Соломео была настолько любезна, что позволила мне познакомиться с хрониками рода Скорпетти. Кое-что из них я скопировал. Вы знаете, что один из потомков рода Скорпетти в XIX веке оказался в России? - Знаю, Рикардо, - ответил Макс. – Его звали Джакомо Скоропео… и с ним очень нехорошо обошёлся один местный помещик, фактически сделав его рабом и погубив его любимую жену. - Да, - кивнул Рикардо. – После смерти жены Джакомо удалось бежать, и он даже смог вернуться в Италию. Что ему пришлось пережить по пути – это история достойная отдельного приключенческого романа, но он вернулся. К этому времени в роду Скорпетти остался только один родственник мужского пола – его дядя. Дядя был фанатиком кровной вражды, но, к счастью, как говорят в России, бодливой корове Бог рог не даёт. Дядя был серьёзно болен и ни о каких планах мести с его стороны не шло и речи. И тут появляется Джакомо – отчаявшийся и озлобленный, растерявший веру в людей, утративший самое дорогое… Дядюшка начал обрабатывать племянника и готовить его к карьере отравителя… - Стоп, - неожиданно сказал Макс. – Насколько я понял – яды готовить – это прерогатива Гольдони… - Нет, - покачал головой Рикардо. – После первого бегства остатков семьи Скорпетти из Венеции, они решили бить врага его же оружием. И преуспели в этом. Секрет «Рабских уз» им удалось похитить – просто повезло. Но у Скорпетти имеются и свои наработки – например «Дурман желания»… или «Пляска смерти…» Так что очень скоро Скорпетти практически нагнали Гольдони в искусстве составления ядов… В общем, Джакомо вскоре стал отравителем и наёмным убийцей, как я уже сказал, растеряв всё то светлое, что было заложено в его душу изначально. - Сложно его винить, - вздохнул Макс, - учитывая то, что ему пришлось перенести. Наверняка он был уже не в себе после пыток Моргауза, а пропаганда и агитация не менее чокнутого дядюшки дала свои плоды. - Возможно, вы и правы. Из хроник известно, что Джакомо очень хотел вернуться в Россию и забрать сына, но ему пришлось взвалить на себя заботу о больном дяде и своих незамужних родственницах. А когда он более или менее встал на ноги, ехать в Россию не понадобилось – его сын оказался в Италии сам. - Да, - кивнул Макс, - Якова послала обучаться в Италию Академия Художеств. И просто удивительно, как они всё-таки смогли встретиться. - Предначертанное свершается, и подобное тянется к подобному, - вздохнул Рикардо. – Хроники Скорпетти об этом умалчивают, но рассказывают, что Джакомо и Яков, хроники называют его Джакопо, даже начали общаться. Джакомо быстро просветил впечатлительного юношу насчёт подробностей его рождения. О многом и без того умный от природы Яков догадывался сам, а рассказ Джакомо только подтвердил его подозрения. Теперь юноша так же страстно мечтал отомстить убийце своей матери и тому, кто причинил его отцу столько страданий – помещику Ивану Готлибовичу Моргаузу. Однако когда Джакомо заговорил о том, что истинная месть состоит в том, чтобы уничтожить весь род Моргаузов, Джакопо воспротивился. К воспитавшей его Соломониде и её сыну Фёдору он не питал никаких злых чувств и вовсе не намеревался им мстить. Джакомо не слишком был доволен таким милосердием сына, но он решил, что смерть негодяя, погубившего его Марьюшку всё-таки лучше, чем совсем ничего. Джакомо начал обучать сына тому, чему его обучал его дядя, и умный юноша вскоре во всём преуспел. После этого он вернулся в Россию… а потом произошло то, что произошло – через несколько лет Яков сумел исхитриться и попотчевать Ивана Готлибовича ядом собственного приготовления и благополучно скрылся. - А Соломонида и её сын были не в курсе происходящего? - В курсе, - ответил Рикардо. – Но у них были свои причины желать смерти Моргаузу. Дело в том, что отцом Фёдора и его сестры был вовсе не Моргауз, а совсем другой человек, в которого Соломонида была влюблена с юности, но выйти за него замуж не могла, учитывая разницу в общественном положении. И пока Моргауз ни о чём не догадывался – всё было благополучно. Однако он начал подозревать Соломониду, грозился какими-то доказательствами и даже говорил о том, что разведётся с нею и отправит жену в монастырь замаливать грехи, а сыну и дочери откажет в наследстве. Развод по тем временам был вещью немыслимой, а значит у Моргауза и впрямь появились какие-то серьёзные доказательства… Так что Яков вернулся в Россию очень вовремя… И повода мстить Соломониде и Фёдору у него в этом случае не было – ведь в Фёдоре не текло крови Моргауза… - Ничего себе, - поразился Макс. – И это всё было в хрониках? - Да, - кивнул Рикардо. – Скорпетти вели свои хроники до последнего, а сейчас это потрясающая историческая ценность. Периодически они выставляются… с согласия владелиц, но я единственный за последние полсотни лет, кому было позволено работать с ними по-настоящему. - Но что же произошло с Яковом? Он ведь не вернулся в Италию? - Нет, и судьба его неизвестна. В хрониках говорится, что Джакомо в конце концов, так и не дождавшись сына, женился и умер в весьма преклонном возрасте, узрев не только подросших сыновей, но и крошечных внуков. Это был последний расцвет рода Скорпетти, после чего семья вновь начала хиреть. Хроники перестали вести где-то в начале двадцатого века… И последнее упоминание о России в них – письмо некоей Фейги Прус к Никколо Скоропео, тогдашнему главе рода. - А о чём говорится в письме? - Неизвестно, Массимо. Оно не сохранилось, - закончил свой рассказ Рикардо. – Известно только, что послано оно было из России. - Прус… Прус… - пробормотал Макс, - знаете, Рикардо, а ведь я где-то слышал эту фамилию… стоит подумать… - Но это ещё не всё, что я хотел вам рассказать, Массимо, - заметил Рикардо. И именно в этот момент в палату влетел доктор Абрамян. - Это что ещё такое? – возмутился доктор. – Максим Генрихович, голубчик, да у вас не палата, а проходной двор. Не для того я вас за ноги с того света вытаскивал, чтобы вы начали переутомлять себя, даже не оправившись толком. Нет-нет, сегодня больше никаких посетителей… разве что вечером и ненадолго… - Но господин Гольдони специально приехал из другого города… - попробовал возразить Макс. - Господин доктор совершенно прав, - неожиданно согласился Рикардо. – Вам и вправду стоит отдохнуть. А я постараюсь приехать завтра. Всего доброго, Массимо. - До свидания, господин Гольдони,- распрощался Макс, и итальянец покинул палату. Доктор Абрамян осмотрел Макса, остался доволен осмотром, назначил Максу ещё пару капельниц с какой-то адской смесью, и на попытку Макса поговорить на предмет – а нельзя ли мне завтра покинуть эти гостеприимные стены – громко возмутился. Но Макс не терял надежды всё-таки уговорить упрямого доктора – ну не мог он просто лежать и ждать, когда Комедиант явно задумал что-то особо подлое… *** Осмотрев парня и отправив его в надзорную палату, Алексей Евгеньевич заявил Шаманке: - Ну, пока этот человек не слишком вменяем, к тому же над ним жестоко издевались последние несколько лет. - Язык? – спросила Шаманка. - Язык.. – невесело вздохнул старый доктор. – Вы бы видели, какие у него на теле шрамы… Такое чувство, что кто-то на коже узоры вырезал… скальпелем. Весьма изящные, кстати, узоры. Переломы ключиц, переломы рёбер, переломы лучевой и локтевой костей левой руки, перелом запястья… И это не полный перечень… - Ужас какой-то. - И не говорите, Галочка. Боюсь, что быстро разговорить его не удастся, хотя я буду делать всё, что в моих силах. Может быть, стоит Максиму завтра сюда подъехать? Мы могли бы попробовать вдвоём. - Вот уж не знаю… - вздохнула Шаманка. – Вряд ли Макса завтра выпишут. Хотя, если я ему расскажу про задержание – он сюда в охапку с больничной койкой прискачет. - А что случилось? – встревожился доктор. Шаманка вздохнула и коротко рассказала Алексею Евгеньевичу о приключившемся с Максом. - Исключительно везучий молодой человек! – оценил доктор. – Ну, пускай выздоравливает. Кланяйтесь ему от меня. Шаманка уже хотела распроститься с доктором, как вдруг в кабинет влетела невысокая полноватая медсестра – та самая, что присматривала за Яной Милюковой. - Доктор! - быстро сказала она. – Идёмте скорее – там с Милюковой что-то неладное творится! - Что случилось? - обеспокоился доктор. - Не знаю, - торопливо ответила медсестра. – Она спокойная была, пообедала с аппетитом, потом я ей телевизор включила… передачу про путешествия. Яна смотрела, улыбалась даже, а потом стали венецианский карнавал показывать. Она как маски эти увидела – закричала, заплакала… Я её елё успокоила, в кровать уложила, а она тихонько так повторяет: «Мёртвый… мёртвый схватит живого и Арлекин умрёт…» - Арлекин? – переспросила Шаманка. – Алексей Евгеньевич, миленький, можно я спрошу у Яны… Только спрошу… Один вопрос… - Сейчас посмотрим, - ответил Алексей Евгеньевич. – Но, боюсь, что Яна неадекватна… Впрочем, кто знает. В прошлый раз она на вас отреагировала – может быть и сейчас… И не закончив фразы, Алексей Евгеньевич двинулся по коридору за спешившей впереди медсестрой. Шаманка, раз уж её никто не гнал, пристроилась сзади, и все очень скоро оказались в палате Яны, с которой сидела молоденькая медсестра. Яна Милюкова лежала лицом к стене, накинув одеяло на голову. Её трясло, как в ознобе, и доктор бесшумно отстранив медсестричку, ласково сказал: - Яночка, голубушка, что ж вы нас так пугаете-то? На голос доктора женщина всё-таки отреагировала – повернулась лицом и тихо прошептала: - Доктор, доктор… Мёртвый хватает живого… - Яна, успокойтесь, - голос доктора звучал ласково, но твёрдо, - вы в безопасности. Здесь вас никто не обидит. Вам помогут. - Да, да, - закивала Малюкова. «Задавайте свой вопрос уже…» - одними губами прошептал доктор Емельянов. - Яна, это я, - приблизилась Шаманка. – Можно я спрошу. Только один раз, хорошо? Больная кивнула, диковато косясь на Шаманку, но не проявляя никакой другой агрессии. - Яна, где Арлекин? Вы можете нам помочь? Мы хотим спасти его, прошу вас… - Арлекин… - забормотала больная, - Арлекин… Он далеко и близко, ищите… ищите… Если вычесть снег и лёд, будет птичий перелёт… Ищите там… И тут глаза Яны закрылись, и она заснула ровным спокойным сном. - И что это значит? – спросила Шаманка. Доктор Емельянов и обе медсестры только удивлённо пожали плечами. - Что ж, - подытожила Шаманка. – Непонятно… но будем разбираться.