Третий вариант

POV. Гарри. За окном моей темницы светло, значит, я встретил еще одно утро. Могу собой гордиться. Очередной этап пыток пройден. Пол холодный, тело занемело, не могу пошевелить даже рукой, хотя… Ах, вот в чем дело, она просто сломана. Когда же это я умудрился? Дверь скрипит. Кто-то идет? Уже? Пожалуйста, только не сейчас. На улице ведь еще светло… Нет, нет, еще рано. Слишком рано… Сердце бьется загнанной птицей, тело сводит судорогой страха. Я еще не готов, мне нужно отдохнуть хоть чуть-чуть. Совсем немного… – Поттер, – слышу знакомый лед в голосе и моментально успокаиваюсь. – Вы все еще живы? – сильные руки переворачивают меня на спину, приподнимают голову и вливают в рот зелья. – Объясните, почему не воспользовались предоставленным вам шансом? – Я… выб… рал… – голоса совершенно нет, пара слов превращается в проблему. – Что вы бормочете, говорите ясно, – негодует тот, обследуя мою сломанную руку. – Я… – Да понял я уже, что вы, – перебивает он, – дальше что? Вот же бесчувственный кретин, даже сейчас умудряется бесить меня своими замечаниями. – Выбрал… я, – с заминкой, но сумел сказать это. – Что выбрали? – Третий… вариант. – Уверены? Или еще подумаете денек? Да он издевается? – Уверен, – и для убедительности киваю головой, что очень зря, так как перед глазами начинают расплываться темные круги. – Тогда я вам помогу, – уже совершенно другим голосом говорит он. Таким непривычным, какого я еще никогда не слышал. В нем ни капли ехидства или злорадства, наоборот сострадание и… поддержка? Я сделал правильный выбор, и он доволен? Сказал то, что он хотел услышать еще вчера? – Я… – Молчите. Хватит болтать. Вы сказали уже достаточно, так что теперь слушайте, Поттер. Ваше решение не имеет обратной силы. Вы выбрали жизнь, а значит, я не дам вам умереть, как бы вы ни просили об этом. Мои уши останутся глухими к вашим стенаниям и просьбам. Я буду для вас еще большим кошмаром, чем Темный Лорд, и ни за что не отпущу вас за грань. Вырву из лап смерти и верну обратно. – Вы… – И только попробуй теперь умереть без моего разрешения, мальчишка. С того света достану и выпорю. Уяснил? – Уяс… – Хорошо. А теперь заткнись и пей, – он поднес к моим губам очередной пузырек, и по телу разлилось тепло. Может от зелья, а может от его слов, но в моей тьме трескается поверхность льда, и зеркальная гладь покрывается сеткой кривых изломов, что ломают черноту на кусочки своим отражением. Снейп сказал мне «ты», Снейп сказал, что не отпустит, Снейп сказал, что не даст умереть. Он всегда был таким добрым или это коварный план Воландеморта? Один бьет, другой лечит. Один кричит, другой жалеет. Один ненавидит, другой… любит? Можно ли верить или нужно сомневаться? Как же сложно понять. Как сложно решить. Вот только задавать себе подобные вопросы я прекращаю ровно на шестой день, когда в устоявшийся план моих пыток зеленомордый вносит изменения. Меня усадили на уже знакомый стул в знакомой комнате, руки привязали к знакомым подлокотникам, что умылись моей кровью, а вот с ног сняли ботинки и носки, оставив ноги голыми и незащищенными. Сказать, что это напугало почти до смерти, не сказать ничего. Сердце бухало так, что отбивалось глухими ударами в голове, по спине стекала мерзким червем струйка пота, и я знал, что ничего хорошего ждать не приходится. Как же я был прав… В тот день не было ни одного «круциатуса». Но Воландеморт ровно двадцать раз произнес «сломать». Сломать каждый мой палец, по десять на руках и десять на ногах. И не просто сломать, а заставить меня смотреть на то, как кости пробивают кожу, показываясь наружу своими острыми концами, как кровоточат открытые раны, как уходят мои последние надежды и покидают силы. Слезы застилали глаза, а он их любезно высушивал. Голос срывался, а он смеялся. Я терял сознание от боли, а он продолжал будить. Какая изящная пытка. Какое забавное зрелище. Ему было так весело, как никогда до этого, а моя душа крошилась на части. И я ясно понимал, что если и случится такое чудо, что я покину эти промозглые каменные стены, то часть меня навсегда останется на полу этой комнаты. Часть души умрет здесь, и светлые мечты покроются тенью. Мне не быть прежним. Со мной уже что-то не так… *** Северус метался по всему помещению, не находя себе места. Крики Поттера уже восьмой день разносились эхом по всему подземелью и плотно въелись в мозг зельевара, что проклинал Лорда за то, что он делает с парнем, идиота Дамблдора, что никак не решится сделать хоть что-то для спасения Гарри, и самого себя, за слабость и невозможность прекратить нескончаемый поток страданий мальчика. Северус еще четыре дня назад ухитрился отправить директору послание с точным местоположением пленника, тому нужно было хоть попробовать напасть, дабы отбить героя, а дальше зельевар придумал бы, как добыть Поттеру свободу. Он бы сделал невозможное, раскрылся бы перед Лордом, сам бы умер, но мальца бы спас. А старый маразматик все тянет время, когда парень понемногу лишается рассудка. Он уже два дня как начал нести какую-то околесицу про лед и светлячков, а потом просил убить. На него не действовали больше ни ядовитые замечания, ни едкие выражения, ни даже крики. Единственное, на что он еще реагировал, были прикосновения зельевара к седым волосам Гарри и его просьбы держаться, после чего парень неизменно отвечал, что попробует прожить еще день. Мерлин, он всегда обещал лишь день, и когда Северус входил в его камеру, боялся до дрожи найти на холодном полу бездыханное тело. Темный Лорд последние дни пристрастился «ломать» парня в буквальном смысле этого слова. И после каждой их встречи пальцы Поттера выглядели так, будто их засунули в магловскую мясорубку и перемололи там на фарш. Кости раздроблены, вены порваны, кожа в лохмотья и лужи крови. Его руки и ноги даже заживать не успевали до следующего раза. Тут даже взрослый с ума сойти может от подобных пыток, не то, что мальчик. Северус сам уже весь издергался, и его нервная система была почти на пределе от одного вида покалеченного мальчишеского тела. Вот только Альбус не спешил избавить избранного от смертельной участи. А то, что каждый день Поттера может стать для него последним, было неоспоримым… Сам же директор все никак не мог убедить министра в том, что Воландеморт возродился. Никаких прямых доказательств этого события не было. Никто его не видел, никто не может поручиться за слова Пожирателя Снейпа. Его записка, что Поттер в плену у Того-Кого-Нельзя-Называть, не могла служить достоверным источником информации. К тому же, где гарантии, что это написал именно он? И кто поручится, что их не заманивают в ловушку? Еще министр боялся, что Дамблдор стремится занять его место, и мальчика мог спрятать преднамеренно, чтобы дискредитировать первое лицо магического мира перед его народом. Нет, нет, он не мог одобрить такую рискованную операцию без достаточного количества неопровержимых фактов и доводов. Вот когда он собственными глазами увидит восставшего Воландеморта, тогда и будет думать о дальнейших действиях. До того момента он отказывался верить в необоснованные слова всяких ненадежных лиц. Освобождение национального героя откладывалось на неопределенный срок.