***
Жизнь Гарри, сделав крутой поворот, налаживалась, и он с интересом ожидал своего дня рождения. Потому как теперь на его одиннадцатилетие ему должны были сделать подарок! Хотя он сам до конца не верил в происходящее, всё опасаясь проснуться как-нибудь утром и обнаружить себя живущим прежней жизнью в старом чулане, Гарри не мог не отметить, что, каким бы бредом ни казалось всё вокруг, оно приходилось ему весьма и весьма по вкусу. Его переселили в гостевую спальню, забив чулан до отказа старой обувью тёти Петуньи. Он теперь питался наравне со всеми остальными членами семьи Дурсль. И самое главное! Его больше не угнетали, будто негра на плантациях. Работа по дому сменилась на более приятные переводы деловых актов компании, принадлежащей дяде. И всё стало просто расчудесно, в сравнении с тем, что было ещё совсем недавно, пока в один момент на имя Поттера не пришло письмо из школы чародейства и волшебства Хогвартс. Сие название было единственным, что Гарри успел прочитать на конверте, так скоро оказавшемся в цепких руках тёти Петунии. А что бы он успел ещё прочесть? Конверт относительно него вообще находился в перевёрнутом положении. Да и то, что он успел прочитать, показалось ему каким-то, мягко говоря, странным. Ну какая, к чёрту, школа чародейства и волшебства? Они что, смеются? Однако поднявшаяся вокруг этого письма шумиха всё же наводила на определённые мысли… Глупым же Гарри себя никогда не считал и потому достаточно скоро соотнёс все свои наказания: особенно те, что следовали не за его настоящие провинности, а после какого-либо невероятного — с точки зрения окружающих, да и его, в принципе, тоже — события. К тому же свою осведомлённость относительно жизни той странной дамы, Сесилии, он не назвал бы иначе как чудом. Потому как, выясняя чуть позже, кто же такая эта Сесилия, он даже осмелился задать вопрос тёте, и оказалось, что Сесилия — его прабабка. Но занимательнее другое… Основная информация, полученная от таки снизошедшей до него тёти, совпадала с той, что он сам получил незнамо откуда. И потому всё это не могло не наводить на мысли определённого плана… Конверт попал к нему в руки далеко не сразу, а если бы не применённые им хитрости, то не попал бы вовсе. Гарри пришлось идти на такие уловки, какие мало кому бы пришли в голову. Нет, просыпаться на час-два раньше он нашёл не слишком умным, подобное поведение с лёгкостью смогли бы предугадать. Ему пришла в голову другая идея. Заметив у Дадли достаточно рьяный интерес к сему письму, Гарри решил сговориться с кузеном в обмен на совместное прочтение написанного. Как ни странно, брат согласился. Видимо до того нестандартная ситуация, вроде прихода по почте «ненормального» — по словам старших Дурслей — конверта, выбила его из колеи и привела к неуёмному желанию узнать, кто же может писать этому придурковатому Поттеру (несмотря на изменение отношения дяди, кузен и тётя всё ещё были о нём преотвратного мнения). План был таков: Дадли, как единственный, кто мог это сделать, должен будет отвлечь свою мать, чтобы Гарри успел незаметно подменить письмо. Для этого, конечно же, пришлось бы сновать прямо под ногами у тёти, но велика ли беда? К повышению голоса он давно уже был нечувствителен, а, раз пошла такая пьянка, можно и нарваться на наказание. Однако всё прошло успешно, с чем Гарри — до сих пор не верится! — на пару с Дадли, вполне можно было поздравить. В общем, они держали в руках вожделенное письмо, распечатав которое оба впали в кратковременный ступор. Нет, многое можно было понять, даже его не раскрывая, но тот феерический бред, что оказался внутри, просто поражал воображение. И казалось, будто Гарри на полном серьёзе писал спятивший, однако весьма состоятельный человек. — И чего родители места себе не находят, это же не может быть правдой? — воспитанный на абсолютном презрении к чуду Дадли не допускал даже мысли, что вырастившие его так Вернон с Петунией способны принять подобное столь близко к сердцу. — Вот уж не знаю. Вот уж не знаю. А Гарри действительно не знал, что и думать. С одной стороны, письмо и вправду было больше похоже на чью-то дурную шутку, дразнящую его воображение невиданным потоком возможностей и вероятностей; с другой, слишком много не вполне объяснимых вещей — иначе как магией не объясняемых — встречалось ему на жизненном пути. Припомнилось всё: от растущих после стрижки со страшной скоростью волос, до мгновенных перемещений с асфальта на крышу столовой… Правда или же вымысел? Вот в чём вопрос. Ладно, написанное в письме можно попробовать проверить опытным путём…Глава 1.
6 августа 2015 г. в 21:27
Последующие несколько часов Поттер жил буквально на автопилоте. Помогая по хозяйству Петунии и выслушивая попутно её упрёки, он был целиком и полностью занят своими мыслями. Происходящее здесь и сейчас его волновало мало. Однако по приезде тётушки Мардж многое изменилось…
Во-первых, на него стали наезжать с удвоенной силой. Ну вот нравилось Марджори, как она утверждала, ставить зарвавшуюся — иногда звучало и «скотину» — на место. Во-вторых же, Гарри после того экскурса в жизнь дворян начала двадцатого века стал более чувствителен к приличному и манерному поведению, и потому Дурсли «отчего-то» начали казаться ему крайне вульгарным семейством, а сама тётушка не просто некультурной женщиной, поящей бульдогов из своего бокала, а ещё и хамлом редкостным. И потому, сидя с ней за одним столом, Поттер не мог не морщиться, что, как всегда, списывалось на недочёты в его воспитании.
— Нет, Петуния, тебя, разумеется, никто не винит. Твоя доброта вообще не знает границ! Но позволять этому отщепенцу сидеть с нами за одним столом — это, по-моему, чересчур. Он же даже не умеет пользоваться вилкой… Боюсь, увидь Поттер нож, он вообще не поймёт, что это за предмет-то такой странный, — в своей манере разорялась Марджори Дурсль.
Тут увидевший слишком многое Гарри не смог смолчать:
— Конечно, не пойму, — согласился он. — Зато я спагетти не ем устричной вилкой, зачем-то положенной на стол тётей Петуньей. И уж тем более не кормлю собак прямо со стола в приличном обществе цивилизованных людей.
— Ишь, как заговорил! Ты где слова-то такие выучил? И кто позволял тебе рот свой поганый открывать за столом этих добрых людей?
Гарри улыбнулся и встал из-за стола.
— Никто. Но никто и Вам, — он выделил сие слово, — не позволял открыто унижать достоинства члена этого… несомненно — по Вашему же выражению! — доброго семейства. Несмотря на то, что член этот является усыновлённым, семьёй он от этого быть не перестаёт.
Вернон с Петуньей переглянулись. Подобное было в новинку. Поттер развернул разговор в такое русло, что выходило, будто бы оскорбляя его, Мардж оскорбила их. Ведь кто, как не они, должны были позаботиться о соответствующем воспитании племянника. И старшему поколению Дурслей оставалось лишь дивиться сей перемене. А Вернон к тому же невольно, до конца не разобравшись в ситуации, успел подумать, что подобный дипломат, способный так ловко перевернуть разговор, пригодился бы ему на работе. Кто же лучше отошьёт кредиторов? В целом. можно было ручаться, что происходит нечто чрезвычайно странное.
Быстрое реагирование давалось Вернону с трудом и порой сильно мешало ему заключать выгодные контракты. Контракт о поставках дрелей в Европу он, к несчастью своему, упустил. И теперь ему отчего-то подумалось, что на той сделке ему не хватало именно такого человека, способного парой слов развернуть весь разговор на сто восемьдесят градусов. Однако, что было, несомненно, обидно, этим человеком был Поттер. И ладно бы только это! Этим человеком был несовершеннолетний мальчишка, которого к работе в его компании ну никак не привлечёшь!
С сего-то крутого поворота жизнь Поттера кардинально поменялась. Несмотря на любовь и уважение к сестре, деловая хватка ценилась Верноном куда больше семейных уз.
— Рассказывай, мальчишка, что ты ещё умеешь? — за этим вопросом, несомненно, чувствовалось давление, и было ясно, что, если Гарри не сможет на него ответить, его тут же ждёт наказание за непристойное поведение за столом. А вот ответь он на него достойно, так глядишь, обзаведётся в этой семье хоть одним защитником.
Вернон ради подобного разговора не только вышел из-за стола, но и вывел племянника во двор.
— Ну, в общем и целом… — Поттер замялся: хотя он и провёл несколько лет своей жизни — незаметно для окружения — наблюдая за Сесилией Линн, мальчик всё же не превратился в неё, а остался собой, и потому дядя его по-прежнему напрягал. — Я — искусствовед.
Глаз Вернона задёргался. Вращаясь в достаточно высоких торговых кругах, он был знаком с теорией лжи и вполне мог, наблюдая за одной лишь мимикой, отличить правду от обмана. Так вот… Поттер не врал. Волновался. Неимоверно нервничал. Пытался потянуть время, отодвигая момент произнесения сих странных слов, но не врал. И, либо совместно с приобретением неведомо откуда взявшихся знаний Гарри научился отличнейше шифровать свою ложь, либо он действительно был… искусствоведом?..
— А, ну да… ещё иностранные языки, но… на очень плохом уровне, — то, что Сесилия владела французским в совершенстве, будто он был её родным, а испанский знала на зачаточном уровне, весьма слабо отразилось на знаниях самого Гарри.
Вернон задумался. Отношение к племяннику менялось на глазах… При наличии таких-то способностей, которые, однозначно, необходимо будет проверить, он весьма многое сможет поиметь на рынках уже не только Англии, но и Европы. Теперь-то переводчику фирмы можно платить во много раз меньше… А раз Поттер ещё и искусствовед, то, поднакопив денег, можно ещё и меценатом заделаться.
Примечания:
Отбечено.