«Викки Донован»
Подруга, улыбку которой она больше никогда не увидит. Сестра, теплые объятия которой больше никогда не почувствует. Единственная, что всегда поддерживала в трудную минуту. Девушка, голос и задорный смех которой больше не услышит. Они больше никогда вместе не встретят рассвет. Та, что заменила семью, которой у Елены не было, покоится теперь в сырой земле, так и не узнав, что Гилберт уже давно ее простила. Елена шмыгает носом, тыльной стороной ладони вытирает горячие слезы, переводя взгляд на вторую могилу и при виде имени не испытывает страха, отчаяния или приступа истерики – скорее девушка испытывает облегчение.«Елена Мари Гилберт»
Она уже давно мертва. В голову девушки проникает понимание отчего именно она так упорно бежала: от боли – в ее жизни слишком много разлук потерь, от одиночества – кто бы не появлялся в ее жизни всегда покидает ее в конечном счете. Сколько бы она не пыталась выбраться из этой могилы одиночества, оно все равно затягивает ее обратно. Теперь боль и одиночество вечные спутники ее жизни. Гилберт хочет подойти к третьей могиле, но внезапная и острая боль пронзает ее в нескольких местах – отдается во всех шрамах, что находятся на ее теле. Все шрамы, которые преподнесла ей жизнь, стали кровотичить. Пыхтит, терпит, старается сдержать в себе боль, но срывается на крик, хватаясь за живот – словно там тоже есть шрам, боль от которого превосходит все. И она не понимает, почему так болит в этой области, но чувствует, что это что-то очень важное. Что-то, о чем она пока не догадывается. Хватается одной рукой за грудь в области сердца – свежий невидимый шрам от Деймона Сальваторе – и в миг ее кофта пропитывается красной жидкостью с запахом металла. На запястьях снова открываются недавние шрамы, которые позволяют жизненной энергии покинуть ее тело. Терпит боль, поднимая взгляд на третью могилу, но не видит на ней имени. Лишь пустоту. Безымянная могила. Приступ острой боли пронзает живот девушки и она сгибается пополам, обхватывая кровоточащими руками свое тело и падает на колени. Рыдает, не сдерживает слез – словно хочет уже навсегда избавиться от всех эмоций. Поднимет взгляд на темное небо, освещенное бледной луной. – Сколько мне еще осталось выстрадать? Я уже разбита! Я мертва! Прекрати меня мучить! Ты сделал все, что только мог и вот я! Сломана! Чем я это заслужила? Что, блять, я тебе сделала? И никакого ответа. Всепоглощающая тишина, нарушаемая криками девушки, что продолжает истекать кровью, пропитывая ей землю, на которой сидит. Кричит, опускает голову и все же поднимает глаза полные слез на безымянную могилу, но может различить только две первые буквы:«Ди»
Остальная часть слова расплывается перед глазами, и девушка рычит, плачет сильнее, смахивает соленую жидкость с глаз, но вместо прозрачных слез на ее руках кровь, а на щеках тонкие дорожки от крови. Она плачет вязкой металлической жидкостью, которая так и норовит покинуть ее тело. Елена срывается на крик, полный ужаса Девушка резко открывает свои глаза, тяжело дышит и чувствует бисер пота на своем теле. Это сон. Это всего лишь чертов сон. Проводит рукой по мокрому лбу, чувствуя под пальцами пластырь у правой брови. Хмурится, оглядываясь по сторонам, и понимает, что находится в больничной палате. И, судя по виду палаты, это не общая бесплатная палата для людей, имеющих страховку. Это отдельная палата, что, скорее всего, имеет статус VIP. Пытается напрячь свой мозг, чтобы вспомнить каким образом она сюда попала, но в голове лишь какие-то рывки: кладбище, визг колес, яркий свет и темнота. Дергается, наконец, расслышав какой-то писк и обращает внимание на аппарат, к которому подключена, и капельницу. Пытается пошевелить ногой и ее мигом пронзает острая боль по всей правой стороне ее тела – видимо, это место удара. Переводит взгляд на окно, за которым уже виден рассвет и туман и хмурится, когда в отражении видит как дверь в палату открывается и в нее заходит незнакомка и, судя по ее одежде, это явно не врач. Елена наблюдает за вошедшей девушкой в отражении, продолжая сводить брови к переносице: это была молодая девушка в строгом брючном костюме. Девушка явно хочет быть тихой, поэтому пациентка даже не слышит ее шагов – видимо девушка, что держит в руках кофе, передвигается на носочках. Блондинка присаживается на диван и, поставив стаканчик с кофе на столик, берет с него какие-то бумаги, начиная их изучать. – Ты кто такая и какого черта тут делаешь? – задает интересующий ее вопрос Елена, без каких-либо церемоний и поворачивает голову в сторону незнакомки. Девушка резко поднимает свое лицо и растягивает губы в приветливой улыбке, а Елена успевает заметить в ее глазах некую радость и облегчение. Незнакомка кладет бумаги обратно на столик и, встав с дивана, направляется к кровати Елены. – Слава Господи, ты очнулась! Мы так за тебя переживали! Как ты себя чувствуешь? – тут же принялась тараторить блондинка. – Меня Кэролайн зовут, ты попала сюда из-за нас, прости. – Форбс присаживается на край кровати и берет руку Елены в свою. Гилберт с непониманием и настороженностью уставилась на эту с виду милую девушку. Девушка приоткрывает рот, облизывая свои сухие губы, и Форбс сразу же схватывает то, что пациентка хочет пить. Крутит головой, замечая на тумбочке у кровати графин с водой и стакан. Елена уже сама хочет потянутся, чтобы налить себе воды, но Кэролайн ее опережает. – Лежи и не двигайся. Тебе отдых нужен. Я сама тебе налью. – С-спасибо, – Елена морщится, чувствуя, как каждая клетка ее организма болит. Поднимает руку, принимая в свои ладони стакан с водой, и тут же залпом осушает его. – Еще? – интересуется Форбс. – Нет, спасибо, – качает головой Гилберт. – Как долго я здесь? – Ты здесь уже сутки находишься, – отвечает Кэролайн, протягивая руку к тумбочке, чтобы поставить пустой стакан и Елена замечает что-то в глазах блондинки, отчего ей в память врезается недавний сон. – Воу, не хило я тут проспала, но мне уже идти пора, – усмехается Елена, откидывая свое одеяло, и выдергивает капельницу из вены, чувствуя легкую колющую боль в этом месте. – Там наверно меня обыскались, а хотя…, – с грустной усмешкой присаживается девушка, – меня никто и нигде не ждет. Метту сейчас вряд ли до меня, для директрисы – что я есть, что нет. Больше никого нет, – тихо произносит Елена, но после прокашливается. – Нужно к Викки сходить, – Гилберт встает резко, но тут же присаживается обратно, ибо в глазах темнеет от дикой боли, что волной охватывает ее тело, а в уголках глаз выступают слезы. – Эй, ты что делаешь? – Форбс вскакивает на ноги и обходит кровать. – Тебе нельзя вставать! Тебе покой нужен! – Да не волнуйся ты так, я и не с такими болячками выживала и эта затянется. Мне не привыкать – жизнь уже натренировала, – грустно усмехается Гилберт и, стиснув зубы, упирается одной рукой в кровать, поднимаясь на ноги, но все же продолжает морщится от боли. – Ты не знаешь, случайно, где моя одежда? – Какая на хрен одежда? Ты с ума сошла? Я тебя никуда не пущу! – тут же снова принимается тараторить Кэролайн. Форбс не знала что делать – она не думала что эта девушка окажется такой прыткой и соберется куда-то идти со своими травмами. – Если ты о себе не думаешь, хотя бы о нем подумай! Врачи его и так еле спасли! Гилберт резко поворачивает голову в сторону блондинки, игнорирует головокружение и всматривается в обеспокоенное лицо Форбс. Сейчас Елена чувствует тот самый испуг как никогда раньше, ведь жизнь не может настолько ее ненавидеть и сделать так, что то, о чем на миг подумала Елена, окажется правдой – ей сейчас совсем не нужно новой проблемы, из-за которой она не сможет выбраться из этой чертовой ямы. – Не вынуждай меня позвать врача. Тебя все равно никто и никуда не отпустит. – Стой-стой, о чем ты говоришь? О ком? Кого врачи ее спасли? Елена мертвой хваткой цепляет руку Кэролайн, чувствуя, как дрожат ее губы. В носу начинает колоть, а глаза неприятно печет от соленой жидкости – она боится услышать те слова, боится того, что может произнести Кэролайн. Снова в память врывается тот сон и третья могила. Грудная клетка начинает часто, но тяжело подниматься и опускаться – ей становится тяжело дышать, будто весь кислород постепенно начинают выкачивать из комнаты. Форбс смотрит в глаза девушки и видит в них страх, смешанный с отчаянием и горечью, замечает, что лицо Елены бледнее на глазах. – Т-тебе лучше присесть, – запинается Кэролайн. – Нет! Кого? Скажи мне, кого? Кого они спасли? – срывается на крик Гилберт. – Ты… ты не знала? – Чего я не знала? – стискивает зубы Елена. Но ей уже не нужен был ответ – она уже прекрасно все понимала. Слезы снова находят выход, оставляя соленые ручейки на ее щеках. Девушка медленно опускает голову, обхватывая руками свой пока еще плоский живот. Всхлипывает, проглатывая рыдания – ей хочется кричать, проклинать чертового гонщика. Сглатывает ком, снова подавляет рыдания, всхлипывает и слышит, как внутренний голос кричит «Нет». Форбс не ожидала такой реакции от девушки, она уже хотела нажать на кнопку, чтобы вызвать врача, тот, словно предчувствовал – дверь открывается и на ее пороге появляется лечащий врач Елены в компании еще одного мужчины. – Так, что тут происходит? Почему вы на ногах? Вам нужен покой – у вас все еще есть угроза выкидыша. Мы долго боролись за вашего ребенка. Елена поворачивает голову и сквозь слезы смотрит на вошедших и ее мир рушится – перед ней встает выбор, у которого, по сути, и нет выбора. – Нет! – выкрикивает девушка, отчего все непонимающе смотрят на нее. – Нет-нет-нет! Избавьтесь! – истерит Елена. – Избавьтесь от него! Лучше бы не спасли! – шатается, хватается руками за голову и, словно в бреду, продолжает говорить, бегая глазами по полу палаты. – Мне он не нужен. Не нужен. Слышите? Не нужен! Аларик переглядывается с доктором, после чего последний покидает палату, чтобы позвать медсестер – Елене необходимо успокоительное. Зальцман подходит ближе к девушке, которую сбил по своей неосторожности. Елена продолжает что-то бормотать, и мужчина хочет дотронуться до нее, успокоить, но не успевает – глаза Елены закатываются и девушка падает в обморок. Аларик успевает поймать девушке на лету, подхватывая ее на руки и смотрит на ее лицо, мокрое от слез. Мужчина проводит ладонью по бледному лицу девушки, чувствуя под подушечками пальцев влажность от слез – словно она уже давно мертва, а это лишь ее оболочка. Мужчина хочет позвать врача, но замечает, как девушка на его руках приходит в себя, приоткрывая глаза. Аларик сглатывает, думает что сказать, всматривается в коньячные глаза девушки, в которых не видит ничего кроме боли, и ему становится жаль эту девушку. Она смотрит на него словно он ее последний шанс на спасение и тихо шепчет: – Я…, я не хочу…., не хочу…. Прошу вас, – всхлипывает. – Избавьтесь от него, умоляю вас. Гилберт снова теряет сознание, и мужчина поднимает ее на руки, укладывая обратно на кровать. – Что с ней такого произошло, что она так на это реагирует? – задает вопрос Кэролайн, подходя к кровати пациентки. – Я не знаю, почему у нее такое поведение, – отвечает Аларик, мельком взглянув на свою ассистентку, после чего возвращает взгляд на юную девушку. – Но в ее глазах я увидел столько боли, страдания и потери, что боюсь представить, что именно она пережила. Девушка продолжает что-то шептать во сне, еле шевелит губами, словно находится в бреду. Мужчина переводит взгляд на руки девушки, что покрыты свежими шрамами. – Кто…, кто же это сделал с тобой… От резкого запаха нашатырного спирта Елена распахивает веки, слегка морща нос, и первый кого она видит – ее лечащий врач. Доктор убирает ватный тампон от лица девушки, чтобы ее не стошнило и помогает ей присесть на кровати. Краем глаза девушка замечает Кэролайн и незнакомого ей мужчину, которые все еще сидят на диване в палате. Незнакомец выглядел вполне богато и с каким-то обеспокоенным лицом поглядывал в сторону пациентки. Елена слегка усмехается, думая про себя, что все богачи одинаковы – делают вид, что их всегда что-то заботит. – Меня зовут Чак Ларсен и я твой лечащий доктор, – представляется врач и девушка переводит все свое внимание на него. – А теперь мне нужны твои данные, чтобы сообщить родным. Я буду задавать вопросы, а ты будешь отвечать. Хорошо? – Елена молча кивает доктору. – Отлично. Твое полное имя? – Елена Мари Гилберт, – слегка охрипшим голосом произносит девушка, и доктор делает пометки в карте. – Полных лет? – Восемнадцать. – Адрес и контактные номера твоих родных? – У меня нет дома, – сглатывает Елена. – И родных тоже нет. – Как? – доктор поднимает взгляд на девушку. – Совсем никого? – Так! – чуть вскрикивает Елена, заставляя Кэролайн Аларика переглянуться. – Как-как. Молча! Я сирота из детдома. Бродяга. Дворняга. Без кола и без двора. Выбирайте любое, – прыскает девушка. – Так что, доктор Чак, мне нечем будет оплачивать ваши услуги – с меня нечего взять, а страховка вряд ли покроет эту палату. Так что отпустите меня уже. Раз вы не можете избавить меня от маленькой проблемы, мне нужно самой это сделать. В любом случае директриса от него избавиться – так что как ни крути, он не жилец. А я не хочу этого ребенка и плакать по нему не буду. – Так! – Ларсен повышает голос, чтобы немного остудить девушку, которая снова начинает заводиться. – Предлагаю вам, юная леди, успокоиться. Ваши нервы вредят вам и вашему ребенку. У тебя пошла девятая неделя и я не дам тебе направление на аборт. – Эм, Елена, – Аларик поднимается с дивана, подходя ближе к девушке. – Ты не переживай, все уже оплачено. Это мой долг и обязанность, ведь по моей вине ты попала сюда. А насчет ребенка…, кхм…, не принимай такие непоправимые ошибки. Подумай еще – в тебе находится живой человек. – Вы вообще кто такой, чтобы давать мне советы?! – упрекает его Гилберт. По его внешнему виду девушка сделала вывод, что он не беден, а к таким людям Елена уже потеряла доверие. – Вы что, не слышите меня? Я – сирота! И я не хочу… – Елена, – перебивает ее врач, пытаясь успокоить, ведь девушка снова начинает истерить. – Ты будешь тут неделю под наблюдением. Ты никуда не пойдешь и лучше все-таки сообщить отцу ребенка… – Он мертв, – слишком резко перебивает Елена, подняв взгляд на доктора. Девушка еще пару секунд смотрит в глаза своему лечащему врачу, после чего поворачивает голову, переводя взгляд на окно, и просит присутствующих, чтобы ее оставили. Елена молча глотает горячие слезы, которые продолжают ее душить, и чувствует горечь, которая застряла где-то внутри нее. Ее сводит с ума то, что она так хладнокровно хочет убить ребенка. И она ненавидит себя за это – этот ребенок ни в чем не виноват. Он не виноват в том, что его никудышная мать потеряла голову и теперь расплачивается за эту ошибку. Но решение уже было принято и ее никто не переубедит. Как бы она не ненавидела себя за это – она примет это грех и будет нести его одна. – Доктор, – Аларик обращается к мужчине, когда они покидают палату девушки. – Я думаю, ей нужен психолог. Вы ведь видите, что она морально истощена. Вы видели ее руки? Она нуждается в психологической помощи. Насчет оплаты не переживайте – я все расходы возьму на себя. Ларсен молча кивает головой и, попрощавшись с Зальцманом и Форбс, направляется в свой кабинет. Кэролайн тяжело выдыхает – она сильно устала, ведь без сна больше суток от всех этих переживаний. – Кэр, – мужчина обращается к своей ассистентке. – Поезжай в больницу и отдохни. Ты устала, а тебе еще завтра готовить отчеты по моим финансовым расчетам. А я еще побуду здесь. Форбс кивает, после чего направляется к выходу – она понимает, что все равно больше ничем не может здесь помочь. Зальцман бросает взгляд на дверь, за которой находится Елена. Его сильно задело состояние девушки и теперь, выясняется, что она сирота. Он подходит к окну и смотрит куда-то вниз – мужчина понимает, что душевно эта девушка сильно ранена. Хоть она и показывает свой скверный характер, но Аларик понимает, что это все лишь броня. Кокон, за которым она скрывается от мира. От людей. А на самом деле – она все еще ребенок, который познал все темные краски этой жизни. И он не мог не заметить, как она смотрела на него – вера в людей тоже давно покинула ее. Но Зальцман был также упрям, как Гилберт решил – чтобы ему не стоило, он поможет этой девушке. Случайности не случайны и, быть может, эта девушка из приюта не случайно появилась в последние годы его жизни. Да, ему придется поломать голову, чтобы придумать, как помочь этой девушке. Аларик понимает – будет трудно, но он ни за что на свете не позволит ей убить этого ребенка. У него будет неделя, чтобы переубедить ее. […] Никлаус подходит к двери, что ведет в квартиру его друга, и уже собирается постучаться, как замечает, что она слегка приоткрыта. Парень качает головой, тяжело выдыхая, и толкает ладонью темную дверь, за которой квартиру окутывает темнота и мрак, несмотря на то, что на улице уже давно за полдень. Майколсон проходит в темное помещение, в котором задвинуты все шторы. Парень не медлит, подходя к окну, и резким движением распахивает занавески, после чего подходит к балконной двери, так же отодвигая ткань в сторону, и открывает балконную дверь, чтобы свежий воздух хотя бы немного проветрил эту квартиру. Поворачивается на пятках, бросая взгляд на дверь, что ведет в комнату его друга и сразу же направляется к ней – он знает, что брюнет там. Он там уже две недели – практически с самого момента гибели той, которую он даже не знал. А потом…, когда увидел Елену… Блондин проникает в комнату и картина перед газами все та же: множество пустых бутылок на полу, окурки сигарет, выключенный телефон валяется где-то возле двери, пара разбитых бокалов, сваленные с кровати подушки и одеяло, скомканная простынь где-то в изголовье кровати и зашторенные окна. Сальваторе уже давно отключился от внешнего мира – Деймон лежит на кровати лицом вниз и в руке, что свисает с кровати, он держит полупустую бутылку бурбона. Клаус знает, что брюнет корит себя за тот чертов день, когда он пошел на эти развалины. Винит только себя в том, что за него своей жизнью пожертвовала совсем юная девушка, которая даже и не жила еще толком. Ник как мог помогал Деймону, старался не оставлять его одного, хотя Сальваторе постоянно прогонял единственного друга, Клаус не отступал – он ходил за ним по пятам. Сальваторе каждый день ходил на кладбище Клаус следовал туда за ним. Так было и на прошлой неделе – Сальваторе не употребил много спиртного, но все же пошел на кладбище, но когда они подходили к могиле Викки, то оба увидели то, что выбило Деймона из той колеи, в которой он пытался удержаться. Плачь и крики Елены рвут душу Сальваторе и Ник знает это. Знает, понимает, но ничего не может поделать. И при взгляде на разбитую Гилберт даже Никлаусу было больно смотреть на эту картину. Сальваторе отошел на пару шагов назад и спрятался за деревом. Прислоняется спиной к шершавому стволу и сползает по нему, закрывая руками уши, чтобы не слышать ее крики. Они оба слышали каждое слово, что произносила Гилберт. Сальваторе шмыгает носом, чувствуя, как глаза начинает печь от подступивших слез. Клаус направляется к другу, на миг теряясь к кому же из них двоих ему последовать – эти двое сейчас умирают. – Может быть тебе… – Нет, не может Ник…, не может…, – сдавленным голосом отвечает Деймон. – Но ты сейчас нужен ей. У нее нет никого, кто бы мог ей помочь и поддержать. Ей не справиться. Деймон срывается на истерический смех, позволяя слезам катиться по его небритым щекам. – В качестве кого? Кто я ей? Тот урод, из-за которого она попала в больницу, а ее единственная подруга отправилась на тот свет? – Сальваторе кивает на могилу Донован. – Тот подлец, который растоптал ее без жалости? Ты думаешь она сейчас желает меня видеть? Того, кто сделал все это с ней? – Сальваторе разворачивается в сторону, садясь на колени, чтобы видеть девушку, которая лежит на могиле, обнимая ее. – Я самый последний человек, которого она хотела бы видеть. Ему хотелось выколоть себе глаза, вскрыть черепушку и разорвать к хренам грудную клетку, лишь бы не видеть ее такой, не слышать ее рыданий, не чувствовать всей этой боли. Эта чертова картина с этого гребанного кладбища, когда она лежит на могиле, рыдает, обнимает сырую землю, и просит забрать ее туда, будет вечно преследовать Деймона. – Я трус, Клаус, – произносит Деймон, не сводя взгляда с Гилберт. – Я боюсь посмотреть ей в глаза. Боюсь увидеть в них эту чертову ненависть ко мне. Боюсь понять, что обратной дороги не будет. И ее не будет. Поэтому…, поэтому я ее отпускаю… Я попробую сам с этим жить. Сальваторе видит, как к Елене подходит молодой человек, который поднимает Елену и она обнимает его. В нем Деймон узнает брата Викки. Брюнет поднимается на ноги, последний раз бросая взгляд на Елену. – Прости меня, родная, – произносит гонщик и, развернувшись, направляется по тропинке, не смея оглянуться. Он чувствует эту боль, и он знает только один способ, как ее заглушить. Майколсон подходит к кровати, на которой лежит Деймон и забирает из его руки бутылку, ставя ее на тумбочку. Направляется к окну, раздвигая шторы, чтобы пропустить свет в комнату и разбудить Деймона, но тот не реагирует. Открывает окно, чтобы так же проветрить эти стены, после чего ногой бьет по стоящим у окна бутылкам и те с грохотом падают, своим звоном будя спящего. Сальваторе морщиться от резкого пробуждения и головной боли, что набатом барабанит по вискам. Приоткрывает один глаз, замечая друга у окна. – Ник! – охрипшим голосом ворчит Деймон. – Какого хрена ты творишь? – парень хватается рукой за больную голову. – Какого хрена я творю? – удивленно производит блондин. – Я твою задницу спасаю, ведь ты то на нее плюнуть решил, и болт положить, да? Ты хотя бы о команде подумай, если тебе на себя чхать! Алекс не может вечно прикрывать тебя. Так что вот, я тебе официально заявляю, что если ты не возьмешься за ум и не приведешь себя в порядок, Алекс вышвырнет тебя ко всем чертям и будет искать нового гонщика! Комната погружается в напряженную тишину. Майколсон ждет реакции друга, ведь знает, что для последнего гонки это все. – Ты меня слышишь вообще? – задает вопрос Клаус, и получает ответ, которого никак не ожидал. – Если нужно, то пусть ищет, – безразлично произносит Деймон, но Клаус улавливает эту нотку в его голосе – нотку разочарования в самом себе. Ник стискивает зубы, сжимает кулаки до побелевших костяшек и в два шага оказывается у кровати друга. Наклоняется, рывком приподнимая его на ноги, и хорошенько встряхнул за грудки. – И это все? – кричит Клаус, продолжая трясти Деймона. – Это твой конец? Ты решил таким образом наказать себя, разрушая все то, чего ты добился? Ты можешь делать со своей жизнью все, что взбредет в твой чертов ум, но мне ты не безразличен! И я не позволю тебе пойти на дно, – Клаус видит в глазах Деймона борьбу с самим собой. – Я же тебя предупреждал. Говорил, чтобы ты проверил все, разобрался с тем проклятым случаем. Но ты сделал какие-то свои выводы, а теперь посмотри, во что ты превратил ваши жизни! Ты беспробудно пьешь, она просит смерти. Возьми себя в руки, черт тебя дери! Раз ты нашел способ все разрушить, так найди чертово решение все это исправить, мать твою! Если ты ее действительно сильно любишь, иди и докажи ей это! Засунь свой страх трусость в свою задницу, и забери из этого ада Елену, черт бы тебя побрал! – выкрикивает Ник, после чего отталкивает Деймона, который падает обратно на кровать, делая шаг назад. – А теперь встал и пошел в душ, а я пока сварю кофе, – произносит Майколсон. – Я не пойду к ней, – отвечает Деймон, вставая с кровати. – Нам с ней уже ничего не поможет. Все кончено. Сальваторе разворачивается, направляясь в сторону ванной комнаты, попутно снимая одежду. Деймон тормозит напротив зеркала, что висит над раковиной и разглядывает свое отражение. Его лицо в ужасном состоянии: опухшее, помятое, с какими-то непонятными синяками под глазами, с неаккуратной щетиной, с ссадинами, которые немного затянулись. Подходит ближе, опирается руками на раковину и рассматривает собственное отражение – это не тот Деймон Сальваторе. Заключает, что его друг прав и он не должен подводить всю команду, ведь гонки теперь единственный смысл в его никчемной жизни – хотя бы частично, но они помогут прийти в себя и справиться со всем этим. Он же любит свою работу, ведь так? Необходимо взять себя в руки, сжимая в тиски всего себя, и начать все с чистого листа. Учиться жить без нее. Но уже не так как раньше. Без нее теперь все будет не так как раньше. Майколсон, как и обещал, отправился на кухню, чтобы приготовить кофе. Ему немного стыдно за то, что он так грубо разговаривал с другом, но он не знал другого способа привести того в чувства. Он даже не смог поделится с ним изменениями в своей жизни, рассказать, что у него появилась девушка, с которой он познакомился на сборах. Помешивает ложечкой кофе, которое варится в турке на плите и мечтательно улыбается – он уже соскучился по ней, а ведь она сейчас в другом городе. Но его улыбка медленно тает, а губы сжимаются в тонкую полоску, когда он вспоминает о состоянии своего друга, которому сейчас явно не до счастья Никлауса.***
С того момента, как девушка попала в больницу прошла неделя и теперь Гилберт выписали. Аларику было трудно найти к ней подход, но мужчине все же, вроде бы, удалось пробить ту стену, которую возвела вокруг себя эта девушка. Казалось, Елена даже доверилась мужчине, ведь рассказала ему о всех событиях, что произошли с ней за этот год и Аларик усмехнулся про себя, ведь они могли встретиться еще раньше на вечеринке по случаю победы гонщиков. И, как оказалось, она ждет ребенка не от абы кого, а от самого Деймона Сальваторе. Кажется, мир действительно тесен. И мужчина не может не заметить, как сбивается ее дыхание и меняется интонация голоса, когда она говорит о гонщике – как бы она не отрицала, но все равно любит этого брюнета, несмотря на всю ту боль, что он ей принес. Зальцман прожил не один десяток лет, и он знает – этим двоим просто нужно время. Именно поэтому он решил не говорить ей о том, что знаком с Деймоном. Он боится испугать ее сейчас, поэтому расскажет ей позже, когда для этого будет подходящий момент. А пока это будет маленькой тайной, которую знает только он и Кэролайн. Аларику казалось, что он хорошо знает Деймона, неужели он ошибся на его счет? Ведь Зальцман считал его порядочным человеком. Елена стоит на пороге огромного особняка, который выглядит достаточно богато. Девушка поднимает голову, осматривая фасад дома, отмечая про себя, что он хоть и принадлежит богатому человеку, но выглядит не так вычурно. – Входи, Елена, – перед девушкой проходит хозяин дома и открывает дверь, приглашая гостью пройти. Зальцман, как и задумывал, не бросил эту девушку и навел о ней справки. Она действительно оказалась сиротой. Сиротой, которая сейчас переступает порог его дома, осматривая убранство большого холла. Позади Гилберт за порог так же проходит Кэролайн, наблюдая за девушкой. Елена пробегает глазами по, как ей кажется, классическому стилю, в котором отделан холл. Девушка до сих пор не понимает, как она смогла попасть под влияние этого человека, ведь она сама себе клялась и божилась избегать таких людей. К тому же он слишком сильно навязывал ей свою помощь – она после этого должна была бежать дальше, чем видеть. Так почему она здесь? Наверно, она просто устала. Устала все в себе держать, ей хотелось высказаться, показать свою боль, показать как она одинока и почувствовать поддержку. У нее не осталось никого в приюте, с кем бы она могла поговорить. И тут появился этот мужчина. Она не боялась довериться незнакомцу. Не боялась показаться ему маленькой и слабой девочкой. Эта неделя в больнице была для нее какой-то спокойной: она много думала, размышляла и планировала, но принятое решение об аборте было не изменено, хоть она и не поднимала эту тему перед врачом и Алариком. Кивала головой, как китайский болванчик, соглашаясь со всем, что предлагали эти двое. И хоть Аларик был уверен, что она останется, Елена, как никто другой знала, что он ошибается – этой ночью она покинет этот дом, вернется в интернат. Там ей помогут избавиться от ребенка, после чего отлежится пару дней, после чего покинет приют и город. Она еще не решила, куда именно податься – на юг, север или запад. Купит тот билет, на который хватит денег и будь, что будет. Будет плыть по течению своей жизни – устала грести против него. – Здравствуйте мистер Зальцман, – к ним подошел дворецкий. – Добрый день дамы. Мистер Зальцман, комната для вашей гостьи готова. – Благодарю Ричард, – отвечает Аларик. – Будь любезен, приготовь нам чай и подай его в наш кабинет. – Хорошо, мистер Зальцман. Аларик снимает свое пальто, слегка морщась от боли в спине. К тому же, ему предстоит серьезный разговор с Еленой и он никогда так не волновался. Снова усмехается в собственных мыслях, ведь если бы еще пару месяцев назад ему кто-то сказал, что он будет предлагать такое малознакомой девушке, он рассмеялся бы тому в лицо. Мужчина приглашает девушек пройти за ним и проходит в свой кабинет, сразу же направляясь к бару, извлекая из него бутылку виски, и плескает алкоголь себе в стакан. Надеется, что алкоголь притупит боль в спине и поможет собраться с мыслями. В кабинет проходит только Елена, вед Форбс знает, о чем сейчас пойдет речь и решает оставить Елену и Аларика наедине. – Присаживайся, пожалуйста, – Зальцман указывает рукой на кресло, проходя к столу, и берет в руки бумаги, которые попросил подготовить еще вчера своего адвоката. – Разговор у нас с тобой будет не простой. – Вы начинаете меня пугать, – отвечает девушка, смотря в напряженную спину мужчины, и когда тот поворачивается, замечает в его руках бумаги. – О чем вы хотите поговорить? – Ты присядь, Елена, – мягко и с улыбкой просит мужчина, и девушка присаживается в кресло, не сводя глаз с Аларика. Он подходит ближе, протягивая ей бумаги. Гилберт переводит недоуменный взгляд с бумаг на Аларика и обратно. – Возьми это и внимательно прочитай. Но дай мне слово, что не будешь принимать поспешных решений. Подумай, прежде всего, о своем ребенке, ведь сама понимаешь, что в интернате у него нет будущего. Взвесь все за и против. Да, все это, – мужчина кивает на бумаги, – может показаться смешным, ведь мы знакомы всего ничего. Я этого не планировал в оставшееся мне время, – как-то грустно усмехается Зальцман. – Но, видимо, ты не случайно появилась в моей жизни, и я хочу помочь тебе и твоему малышу. – Я не буду вам ничего обещать, – произносит Гилберт, забирая бумаги из рук Аларика. – Я никогда не принимала ни от кого помощи и не собираюсь менять свои принципы даже ради ребенка, который мне абсолютно безразличен. Девушка быстро опускает голову, часто моргая, чтобы слезы не пытались выступить, но все же одна слеза умудряется упасть на первую страницу и это не скрывается от Аларика, но он решает промолчать. Мужчина отходит к окну, за которым светит солнце, а температура достигает минус десяти по Цельсию. До Рождества остается неделя и если она согласиться, он уже будет женат в этот день. Как ни странно Аларик легко принял это решение – ему нечего терять. Абсолютно. А ей еще жить и жить. Ему казались вечностью минуты ожидания ее ответа, пока девушка изучала бумаги. Ему хочется, чтобы она приняла это предложение, ведь у него нет наследников, а ее ребенок мог получить все его имущество. Мужчина разворачивается к девушке, встречаясь с ней взглядом, по которому можно прочесть многое. – Нет, – сказала, как отрезала. Девушка поднимается на ноги, швыряя бумаги в сторону. – Я думаю, что мне нужно уйти. И чем скорее, тем лучше. – Елена, постой. Не уходи, – мужчина догоняет е у двери. – Ты ведь даже не подумала! Почему сразу нет? – Вы за кого меня принимаете? Вы думаете, что можете только щелкнуть пальцами, и у ваших ног будет любая девушка, какую захотите, на кой черт вам я? Вы действительно хотите жениться на мне? Вас что, на молоденьких потянуло? Да еще и с чужим приплодом? Вы не на ту нарвались, мистер! – Ты ведь явно не читала внимательно, – усмехается мужчина. – Там есть пункт. Это будет фиктивный брак. – Да чхать я хотела, какой он там. Вы решили сыграть благородного рыцаря? Спасибо, я уже проходила эту школу, – девушка демонстрирует свои запястья. – Мне этого не требуется, я как-нибудь сама справлюсь. Как и всегда, собственно. Поэтому мой ответ – нет! – девушка уже открывает дверь, но Аларик выкрикивает ей в спину: – Я умираю, Елена! Девушка резко тормозит, поворачивая голову на мужчину, который подходит ближе, смотря в ее глаза, полные… растерянности? – Я умираю, – произносит мужчина. – Мне осталось не больше пары лет. У меня рак и я в любой момент могу перестать ходить, о каких девушках может идти речь? – грустно усмехается он. – Видишь, Елена, я не могу себе все позволить по щелчку пальцев. Я не могу иметь наследника, а тебе хочу помочь без всякой корысти или чего-то взамен. Не будь такой гордой, – Аларик берет ее руки в свои. – Позволь помочь тебе, ведь все равно тебя в этом городе ничто и никто более не держит. А этот малыш не только частица его, но и тебя. И он будет самым близким человеком в твоей жизни. Не совершай глупостей, Елена. Подумай, ведь от твоего выбора зависит твоя жизнь. Не губи ее, не совершай грех, о котором будешь жалеть. Гилберт внимательно слушает Зальцмана, видит, что он говорит от чистого сердца. Часто моргает, отводя взгляд, когда их тет-а-тет рушит подошедший дворецкий. – Ричард, – обращается к нему Аларик. – Проводи, пожалуйста, Елену в её комнату. Аларик замечает, что она не сопротивляется – быть может, ему удалось до нее достучаться? Гилберт смотрит на, как кажется, здорового человека – по Зальцману не скажешь, что он серьезно болен и скоро умрет. Она не знает, что ему ответить, не может подобрать слова, поэтому лишь молча следует за Ричардом. Елена задумывается о том, что даже малознакомые люди в ее жизни умирают и жизнь бывает несправедлива не только к ней. Тем не менее, девушка не собирается наживаться за чужой счет, даже если этот кто-то добровольно этого желает. Его болезнь не меняет ничего – этой ночью она уйдет. Аларик прикрывает дверь, после чего направляется за свой стол. Громко и тяжело вздыхает, присаживаясь в кресло, и расслабляет галстук, который душит его. Он не думал, что ему придется говорить о своей смерти, да еще и в такой форме, будто давит на жалость. Кажется, сколько бы раз он не твердил сам себе, что смирился и, наконец, пришел к пятой стадии «Смирение», где-то внутри он не хочет этого. Он боится, наверно поэтому он и решился на этот шаг с женитьбой, чтобы не думать о болезни, а решать проблемы и думать о том, как помочь этой девушке, которая попала в сложную жизненную ситуацию. И да, он не хочет оставаться один в последние годы и дни своей жизни. Мужчина откидывается на спинку кресла и разворачивается к окну, что находится за его спиной. За стеклом уже вечереет, и легкий мороз рисует замысловатые узоры на оконном стекле. Зальцман прикрывает глаза, погружаясь в мысли о том, как же он преподнесет Елене известие о том, что знаком с Деймоном и как она это воспримет. Испугается? Сбежит? Расторгнет договор? А она вообще, согласилась? Короткий стук в дверь вырывает мужчину из раздумий, он поглядывает на часы, немного хмурясь – время достаточно позднее и, скорее всего он уснул, пока пытался раздумывать. Мужчина разворачивается, поправляя пиджак, ему еще необходимо подготовить последние бумаги, и, видимо, Кэролайн придется задержаться сегодня. – Войдите, – произносит Аларик, протягивая руку к телефону – ему еще нужно сделать несколько звонков. – Извините за беспокойство, – дверь открывается и в кабинет заглядывает Ричард. – Я пришел напомнить вам, что ужин будет подан через десять минут. – Хорошо, спасибо, – кивает ему Зальцман. – Будь любезен, предупреди Елену об ужине и пригласи ко мне Кэролайн. Дворецкий согласно кивает, после чего оставляет своего работодателя одного в кабинете. Зальцман успевает сделать один звонок, прежде чем в кабинет проходит Форбс, держа в руках бумаги для подписи. – Прости Кэролайн, но я попрошу тебя задержаться сегодня и отменить свои планы на вечер, ибо нам необходимо закончить все дела сегодня. Завтра мы улетаем домой, поэтому подготовь на завтра билеты. Надеюсь, твой молодой человек не будет слишком зол на меня за это? – Ему сейчас не до меня. Он приводит в чувства своего друга и у него это весьма успешно получается, – Форбс и Зальцман переглянулись, понимая, о чем речь. – Так, Елена согласилась? – Честно сказать, я сам толком не понял. Сначала она была против и мне пришлось сказать про болезнь…, но она ушла молча не проронив не слова. – Извините, – разговор этих двоих прервал Ричард, коротко постучав в дверь. – Прошу прощения, что прерываю ваш разговор, но девушки нет в комнате. Аларик и Кэролайн переглянулись, понимая, что Елена сделала свой выбор. – Она ушла, – тихо произносит Зальцман, снова поворачиваясь к окну, за которым кружатся крупные снежинки. – Что ж, это ее выбор и мы должны его принять. – Эм…, насчет билетов… – Ничего не отменяется. Завтра мы улетаем, – Аларик перебивает девушку. – Без нее, если она так желает. Я никто, чтобы указывать ей, хоть и пытался помочь. Но, видимо, она не хочет ни от кого помощи. […] Елена идет по улице уверенным шагом, не позволяя своему внутреннему голосу убедить себя в обратном. Идет прямо, не оглядываясь назад. Она не собирается обогащаться за счет смерти другого человека, даже если этот другой сам того желает и все будет вполне законно – она уже все решила и никому не позволит изменить свое решение. Несмотря на позднее время на улице достаточно много людей: все куда-то спешат, носятся по магазинам в поисках рождественских подарков родным и близким, кто-то несет елку, которую вскоре будет наряжать вся семья. Семья…. У Елены она тоже могла бы быть, но… Вот именно – «НО» Елена замечает, что сбавляет шаг – идет не спеша, осматривая ту суету, что творится вокруг нее. Приятную суету. Не торопиться в приют, будто ждет чего-то. Какого-то знака. Снег продолжает кружить крупные снежинки, укутывая землю белым покрывалом, оседать на плечах девушки. Елена останавливается возле катка, где катаются и играют и дети и взрослые. Девушка присаживается на лавочку, засовывая руки в карманы, и пробегает взглядом по счастливым детям, что неуклюже падают и учатся кататься на коньках, на родителей, которые с улыбкой им помогают и учат, как правильно стоять на скользящих лезвиях. Елена облокачивается на спинку скамьи и поднимает голову к темному небу, прикрывая глаза и позволяя горячим слезам выйти наружу. Задумывается, почему она не может быть также счастлива и беззаботна. Почему позволяет своим жизненным обстоятельствам все дальше утащить ее в глубину той тьмы и позволяет этой тьме убить своего еще не родившегося ребенка. Этот маленький кусочек жизни ведь ни в чем не виноват, но пострадает именно он. – Помоги мне, пожалуйста, – раздается рядом с Гилберт детский голос, и девушка поворачивает голову в сторону. Рядом с Еленой стоит девочка и смотрит на нее своими большими голубыми глазками. На вид ей года четыре, быть может, пять. На ней костюм ангелочка, а из под вязаной шапочки торчат белые кудряшки. Елена не может скрыть улыбку, глядя на эту девочку, что напоминает куколку. – Да, конечно, – улыбается Гилберт, вытирая слезы с щек. – Чем тебе помочь? – У меня шнурок развязался, – отвечает девочка, надувая свои пухлые щечки, что порозовели от мороза. – А мама куда-то ушла и я не могу ее найти, – девочка кивает в сторону катка. – Так, ты мне завяжешь? А то я постоянно падаю, цепляясь за них. – Конечно, – Елена встает с лавочки, присаживаясь на корточки перед девочкой, и принимается завязывать той шнурки. – А почему ты не катаешься? – задает вопрос маленькая незнакомка. – Я не умею, – пожимает плечами Елена, грустно улыбаясь. – Ты такая большая и не умеешь? – хихикает девочка. – Ага, – пожимает плечами Елена, поднимая взгляд на маленького ангела. – Меня некому было учить. Елена теряется, выбиваясь из колеи, когда маленькая теплая ладошка девочки ложиться на ее холодную щеку и гладит. Гилберт смотрит в эти чистые и невинные глаза девочки, что своим цветом напоминают летнее утреннее небо и Елена чувствует, как внутри нее словно что-то переворачивается, и она признаётся сама себе, что Аларик был прав – она не имеет права отбирать у ребенка жизнь. Девушка представляет собственное дитя, которому она будет дарить всю свою любовь, который будет испытывать радость при виде своей мамы и как звонко он будет смеяться при виде очередного подарка или играя с матерью. Он будет ее смыслом и стимулом двигаться дальше – у нее будет своя собственная маленькая семья. И из глаз Елены снова потекли слезы. – Почему ты плачешь? – задает вопрос девочка, немного хмурясь и принимается вытирать соленую жидкость с щек Елены. – Спасибо, – улыбается Гилберт сквозь слезы, после чего берет маленькие ручки девочки в свои. – Ты даже не представляешь, как ты помогла мне, солнышко. Ты спасла меня и еще одного человека. Девочка не понимает, о чем говорит Елена, поэтому уже собирается что-то ответить, но оборачивается на знакомый для нее голос: – Ракель! – женщина, что стоит у калитки, ведущей на каток, окликает ангелочка и та растягивает губы в улыбке: – Мама! – девочка улыбается женщине, после чего оборачивается к Елене, обнимает ее, еще раз говоря спасибо, и убегает по направлению к матери. Гилберт встает на ноги, наблюдая как женщина принимает в свои объятия дочь и принимается ее ругать за то, что так далеко ушла от нее. Девочка что-то говорит матери, после чего женщина поднимает взгляд на Елену и улыбается ей, кивая головой. Девушка растягивает губы в ответной улыбке и тоже машет рукой на прощанье девочке, которая принимается с улыбкой махать Елене. Елена медленно опускает свою голову, бросая взгляд на свой живот, который тут же обхватывает руками и шепчет: – Прости меня, – шмыгает носом, снова чувствуя, как соленая жидкость чертит мокрые дорожки на ее щеках. – Ты самое дорогое и родное, что у меня осталось и я никогда и никому не позволю тебя обидеть, – улыбается сквозь слезы девушка. – Мама с тобой. Мама рядом. И мы с тобой сбежим сегодня ото всех. Нас никто и никогда не найдет, но для начала нужно забрать документы. И я этим займусь сейчас же. Елена срывается с места, быстрым шагом направляясь к приюту – она должна успеть выкрасть документы до рассвета. Гилберт достигает пункта назначения ближе ко второму часу ночи. Она оглядывает здание, ни в одном окне которого нет света. Девушка легко преодолевает преграду в виде ворот и закусывает губу, смотря на окно второго этажа, где находится ее комната – она понимает, что сейчас опасно туда лезть, но другого выбора у нее нет. Она не позволит кому-либо навредить ее ребенку и если уж кто-то захочет его убить, то только вместе с ней. Подходит к стене и не думает, сразу хватается за выступ. Подтягиваясь. Преодолевает несколько выступов, после чего снова подтягивается, достигая второго этажа. Встает на выступ, сильно прижимаясь к стене, и осторожно двигается к окну, пару раз поскальзываясь, но все же успевает схватиться за трубу и не рухнуть вниз. Достигает нужного ей окна, после чего тихо стучит в него, но быстро понимает, что ее не слышат, поэтому, на свой страх и риск, стучит сильнее и чуть дергается от неожиданного лая собаки внизу. Поворачивает голову в сторону окна, когда слышит, как то открывается. Гилберт пробирается внутрь, спрыгивая на пол и благодарит девушку, что пришла ей на помощь. – Елена! – шепотом восклицает девушка, быстро закрывая окно. – Ты где была все эти дни? Локвуд рвет и мечет, ищет тебя, но безрезультатно, даже…, – девушка запинается, но все же продолжает, – даже ходят слухи, что ты беременна. Елена усмехается, представляя в какой ярости сейчас находится Кэрол. – Не волнуйся, Линдси, – отвечает Гилберт. – Со мной все в порядке. Я пришла ненадолго, чтобы забрать вещи и документы. Я ухожу отсюда. Совсем. Больше ничего меня здесь не держит, а на слухи и Кэрол плевать мне. Ложись спать. Ты меня не видела, – Елена оборачивается к девушкам, которые проснулись и теперь сидят на своих кроватях. – И вы тоже меня не видели. Это для вашего же блага. Так что прощайте. Гилберт молча проходит к своей кровати, хватает сумку, которая все еще стоит нетронутой после больницы, бросает последний взгляд на девушек, после переводит его снова на свою кровать и на рядом стоящую, где раньше спала Викки. Цепляет взглядом тумбочку, на которой лежит ее отмычка, подаренная когда-то Энзо. Делает пару шагов к тумбочке, достает из нее блокнот, из которого вырывает лист и карандаш, пишет пару строк на чистом листе, после чего хватает отмычку, засовывая в свой карман, а записку, протягивая Линдси. – Передай, пожалуйста, это Метту. Линдси кивает, принимая из рук Гилберт письмо для Донован. Елена благодарно растягивает губы в улыбке, после чего направляется к выходу. Елена тихо открывает дверь, высовывая голову, и осматривает коридор на наличие охранников. Убедившись, что путь чист, проскальзывает в коридор, на прощанье бросив на девушек взгляд, после чего прикрывает за собой двери – обратного пути нет. Бесшумно пробирается к лестнице, начиная спускаться как можно тише, придерживая сумку, что перекинула через плечо. Тормозит, прислушиваясь, и слышит разговор охранников, который доносится как раз со стороны кабинета директрисы. Спускается на последнюю ступень и прячется за лестницей решая подождать, пока они уйдут. Стоит, тихо дышит и пытается не паниковать, но время идет, а эти двое все никак не уходят. Решает сделать самую глупую вещь, которую только показываю в фильмах, но это срабатывает: она швыряет мелочь из кармана в другой конец коридора, создавая шум, и охрана покупается на это. Как только они проносятся мимо лестницы и скрываются за поворотом, девушка не теряет времени – быстро подходит к двери кабинета Локвуд и отпирает ее, используя отмычку. Словно тень проскальзывает в заветную дверь и прикрывает ее, защелкивая с внутренней стороны, когда слышит, что охрана возвращается. Прижимается к двери, пытается успокоить дыхание и привыкнуть к темноте. Пару раз моргает и когда четко различает очертания кабинета в темноте, направляется к сейфу, который также закрывался на обычный ключ. Использует отмычку и когда слышит щелчок, облегченно выдыхает – кажется, сегодня ее день. Медленно открывает железную дверцу, чтобы та не скрипела, достает из кармана свой фонарик и включает его, после чего засовывает в рот, чтобы обе руки были свободны, и она могла быстрее найти свои документы. Девушка перебирает все документы, которые находятся в сейфе и хмурится сильнее, когда принимается перебирать их второй раз, чтобы убедиться – ее паспорта здесь нет. Чертыхается, усаживаясь на пол, абсолютно не понимая, что ей делать – ей нужны документы, без них она никто и ничто, а если заявит об их порете, тогда ее начнут пробивать и она снова вернется сюда. Но одного девушка не понимала – почему здесь нет ее паспорта? Получается, что директриса держит его отдельно от всех? Но почему? Для чего? Неожиданно взгляд Гилберт цепляет другой сейф, гораздо меньше того, где хранятся все документы и стоящего под столом. Елена на четвереньках подползает к нему, но тут же удрученно выдыхает – этот сейф новый, и ее отмычка здесь не поможет. Прикусывает губу, не зная, что ей делать – вряд ли Кэрол хранит ключ здесь, но попытка не пытка. Елена присаживается на кресло, начинает перерывать все ящики стола женщины, но все безрезультатно – ключа нет. Елена начинает искать по всему кабинету – в книжных шкафах, на полках с цветами, но все безрезультатно, а время играет против нее – ей уже пора уходить. Выбора нет, попробует что-нибудь придумать. Девушка направляется к окну, отодвигая шторы, и ее внимание привлекает сверкающая от света фонаря точка на стене. Гилберт аж подпрыгнула от счастья, когда поняла, что это тот самый ключ от второго сейфа. Елена не теряет времени – хватает со стены ключ и сразу же подскакивает к сейфу, падая на колени, и начинает искать среди бумаг свой паспорт. Облегченно выдыхает, когда находит нужный ей документ и уже собирается уходить, но задает рукой папку, которая падает на пол, привлекая внимание девушки. Стискивает зубы, прислушиваясь – папка шумно упала, она надеется, что никто этого не слышал. После пары минут тишины Елена убирает свой паспорт в сумку, протягивает руку, чтобы засунуть папку обратно, но ее рука замирает прямо над корочкой, когда она замечает выпавшую из папки фотографию, на которой изображены женщина и мужчина, на руках которых сидит ребенок с большими карими глазами. Часто моргает, не может поверить своим глазам, когда смотрит на женщину на глянцевой бумаге и дрожащей рукой поднимает фото, поднося ближе к лицу. Долго всматривается в лицо женщины, которая очень напоминает Кэрол, только в молодости. Откладывает фото в сторону, переводя свет фонарика на остальные бумаги, которые так же выпали из папки – это вырезки из разных газет. Статьи, в которых говорится о жуткой аварии, в которой чудом выжил только ребенок, в то время как его родители погибли. Елена берет в руки одну из статей и пробегает глазами по тексту, и тут же прижимает ладонь ко рту, чтобы подавить всхлипы, которые так и просятся наружу вместе со слезами, которые уже в сотый раз за сегодня обжигают ее кожу – она читает имена погибших и имя выжившего младенца. Шмыгает носом, вытирает слезы и снова бросает взгляд на папку, из которой торчит уголок еще одной фотографии. Елена не думает, когда тянет квадратный снимок и видит на нем двух молодых девушек и снова не верит своим глазам. Это женщина и…, и она не может произнести это слово. Чертово открытие причиняет ей тонну боли, когда она вспоминает, что именно причинила ей эта женщина. – Но…, но как? – Елена спрашивает куда-то в темноту, не получая ответа. – Она была со мной рядом? Все это время, она была рядом? Тишина была ей ответом. Елена сидит на полу какое-то время, пытаясь переварить все, что только что узнала, но дергается, когда слышит шаги за дверью. Быстро собирает бумаги, засовывает их обратно в папку. Грубо вытирает слезы – все внутри нее хочет кричать, дождаться эту мразь и задать ей все те вопросы, которые ее мучают, но она не может рисковать ребенком. Только не сейчас, ведь она знает – Кэрол без доли жалости избавиться от него. – Но я вернусь, – стискивает зубы Елена, прижимая папку к груди и смотря на дверь. – Слышишь? Вернусь, и ты мне за все ответишь. Гилберт направляется к окну и, открыв его, не медлит, сразу забирается на подоконник и спрыгивает на снег, быстро направляясь к воротам. Снова без труда минует преграду и тормозит, глубоко вдыхая – будто это ее свобода. Ежится от холода, но пока не знает, куда ей идти, поэтому просто позволяет ногам вести ее в направлении неизвестности. Поднимает голову к небу, замечая, что пробиваются первые лучи рассвета. Ежится от холода, чувствуя, как начинает замерзать. Тормозит, понимая, что пришла к дому, где живет Деймон. Видимо, что-то внутри нее хотело его увидеть. Поднимает глаза на здание, взглядом ища его балкон – хочет хоть одним глазком увидеть его в последний раз. И по щекам снова бегут предательские слезы. Вытирает их тыльной стороной ладони, шмыгает носом. Она не винит его в том, что произошло между ними – они оба в этом виноваты. Входная дверь открывается и из нее выходят двое мужчин, в которых Елена узнает Клауса и Деймона. Оба несут чемоданы. Девушка прячется за дерево, продолжая наблюдать за тем, как они садятся в машину, после чего автомобиль трогается с места. Елена выходит из-за дерева, провожая взглядом автомобиль, пока тот не скрывается за поворотом. Достает из кармана свой мобильник, несколько секунд крутит его в руках, после чего бросает в мусорный бак. Срывает с шеи медальон черной пантеры, который когда-то подарил ей Деймон, закрывает глаза, и отправляет его в компанию телефона. Срывается с места и быстрым шагом уходит от мусорного бака, но резко тормозит через несколько метров и возвращается обратно к тому саму баку. Сжимает губы в тонкую полоску, после чего все же достает талисман обратно, убирая в карман куртки, и уходит не оглядываясь. Ради той правды что она сегодня узнала, ради того содержимого папки, что она продолжает держать в руках, она должна будет вернуться. И помочь ей может только один человек. Гилберт снова окидывает взглядом знакомый особняк, после чего стучит в двери. Ждет несколько секунд, прежде чем дверь перед ней открывается и она видит знакомого дворецкого по имени Ричард. – Доброе утро, я бы хотела поговорить с… – Проходите, мисс, – вежливо перебивает ее Ричард, пропуская в дом. – Мистер Зальцман сейчас спуститься к завтраку. – Спасибо, – Елена поджимает губы в тонкую полоску, проходя в дом и только оказавшись в теплом помещении, ощущает на себе то, насколько она замерзла. Гилберт слышит шаги позади себя и оборачивается, замечая спускающегося по лестнице Аларика, который бросает на ее взгляд. Не хмурится, смотрит на нее с каким-то облегчением, замечая папку, что она прижимает к себе, смотрит в ее глаза, видя в них застывшие слезы и какую-то неловкость перед ним. – Е-если вы не передумали, – запинается Елена, глядя на него, – то я согласна. – Я рад, что ты изменила свое решение. Я не буду спрашивать тебя о том, что или кто на него повлиял – если ты захочешь, то сама об этом скажешь. А сейчас пойдем позавтракаем, – улыбается Аларик. – Уверен, что ты так не перекусила. Гилберт закусывает губу, чувствуя, как урчит ее живот и одаривает Зальцмана неловкой улыбкой, после чего направляется за ним в столовую, где их уже ждет Кэролайн. […] Деймон стоит в зале ожидания аэропорта, смотря в панорамные окна на взлетную полосы. Его посадка начнется через полчаса. Он отправится в Париж к матери, пробудет с ней рождественские праздники, а оттуда отправится к Хейли. Прикрывает глаза, запрокидывая голову. Он бы с удовольствием провел все это время в одиночестве, но Клаус вытаскивает его из этого стояния и, на самом деле, Сальваторе благодарен за это своему другу. Благодарен, что не оставил его одного в этот период его жизни. Его до сих пор по ночам преследует тот взгляд Викки и крики Елены на кладбище, отчего он просыпается в холодном поту. Деймон позаботился о том, чтобы этого мерзавца посадили надолго. Сальваторе миллион раз подавлял в себе желание позвонить ей, услышать ее голос и сказать о том, что не решался сказать раньше. Но каждый раз ему не хватало смелости сделать это. Опускает голову, присаживаясь на низкий подоконник панорамного окна, доставая из кармана своих джинс кольцо, которое он нашел, когда собирал свои вещи. То самое кольцо, которое они с Викки выбирали для Елены. Это все, что у него осталось от нее, хоть она его так и не увидела и даже ни разу не одела. Грустно усмехается, когда крутит кольцо в своих пальцах – а ведь все могло быть иначе. Но случилось то, что случилось и с этим нужно смириться. Он всегда будет ее помнить, будет помнить ту Малолетку, которая ворвалась в его жизнь ураганом. Деймон восхищался ее духовной силой, ее терпением и выносливостью. Она никогда не просила помощи – она все преодолевала сама. С силой сжимает кольцо в кулаке, осознавая, что именно он обломал ей крылья и сломал жизнь. Не замечает как к нему подходит Никлаус, который протягивает ему стаканчик с кофе, держа у себя в руках еще один. Деймон благодарит его, принимая напиток, и Клаус бросает взгляд на кольцо, что Сальваторе уже не сжимает в кулаке. – Что это? – усмехается Майколсон. – Неужели ты решил жениться? Ну, а если ты решил, то в знак благодарности сделать мне предложение, учитывая наше бурное прошлое после похода в один ночной клуб благодаря нашей общей знакомой, то знай, что мое сердце занято. Деймон издает смешок, с благодарностью смотря на Ника – благодаря его шуткам он мог хоть немного улыбнуться. А ведь Елена теперь даже этого, возможно не сможет. Благодаря Сальваторе. И улыбка сразу же сползает с лица Деймона, когда он вспоминает ее. – Никому я не собираюсь делать предложение. Это кольцо будет моим напоминанием о той страшной ошибке, что я совершил. И я вообще вряд ли когда-нибудь женюсь. Ник устало выдыхает. – Знаешь, я до сих пор считаю, что ты не прав. Ты должен был с не хоть раз поговорить, – произносит Майколсон. – Ты уже однажды позволил своему гневу и гордости овладеть тобой. И мы оба знаем, что ты все этим только испортил. И сейчас ты совершаешь ту же самую ошибку, Деймон. Ты прям пляшешь на граблях своих ошибок. Ты теперь позволяешь страху овладеть собой. И ты полный идиот – убегая от нее ты не делаешь себе легче. Может, это единственный шанс твоей жизни все исправить, ведь когда ты сядешь в самолет и улетишь к Хейли, то тогда действительно будет конец, Деймон. Ты думаешь, что так будет легче, но ты ошибаешься – ты лишь сильнее будешь терзать себя. Клаус замолкает, а Деймон ему не отвечает. Один смотрит на друга, второй смотрит перед собой, пытаясь разобраться. Тишину рушит сигнал телефона, оповещающий о входящем сообщении. Сальваторе извлекает из кармана мобильное устройство, открывая сообщения. Видит, как мигает значок того, что память забита – парень хочет очистить все сообщения, даже не читая что ему пришло, но знакомый номер привлекает внимание – номер доктора, что наблюдал Елену. От доктора пришло около полусотни сообщений в то время, когда Деймон был в запое, и он не отвечал ей. Решает перезвонить, чтобы узнать, что хотела от него врач, и ответ не заставил себя ждать. «Да, я вас слушаю» – Здравствуйте. Если вы еще помните, то вас Деймон Сальваторе беспокоит. Я оплачивал вам наблюдение одной пациентки по имени Елены Гилберт. «Да, я вас помню. Вы перезвонили слишком поздно, и я связалась с директором ее приюта. Я думаю, что эта проблема уже решена. Девушку пришлось выписать раньше времени из-за ее положения». – Простите, – Деймон перебивает женщину, хмуриться, вставая на ноги, и Клаус встает за ним, видя тревогу во взгляде друга. – В каком положении? Она больна? «Оу, нет. Я с ней все в порядке, но она оказалась беременной, и нам пришлось остановить ее лечение, потому что…» Деймон не слушает дальше – телефон выпадает из его рук. Он смотрит в одну точку перед собой и не двигается – его, словно парализует. Внутри слова доктора горят ядом, который медленно его сжигает. Он понимает. Он только что понял – он не только чуть не убил Елену, но еще и собственного ребенка… – Эй, – Майколсон поднимает с пола телефон, подходя ближе. – Эй, друг, что случилось? – с тревогой в голосе спрашивает Ник, но ответа не следует. – Эй! Говори, что случилось?! Деймон?! Приятный голос объявляет посадку на рейс до Парижа. Деймон пятиться назад, после чего разворачивается и быстро убегает по направлению к выходу. Никлаус ничего не понимает в поведении друга. Что ему сообщила доктор? Что-то с Еленой? Майколсон не успел опомниться, как Сальваторе исчез из его поля зрения. И если Деймон так рванул, значит, случилось действительно что-то серьезное. Но что именно? Никлаус чертыхается, когда хватает сумки и направляется вслед за Деймоном. […] Кэрол Локвуд стоит посреди своего кабинета, в котором царит полнейший беспорядок. Как только она вошла сюда и все эту увидела, то подумала, что их ограбили, но когда подошла к сейфам и увидела что все деньги на месте и отсутствует только паспорт Елены и папки с ее данными, она поняла, чьих рук это дело. Женщина подходит к полкам, где стоят книги, достает из-за тома какого-то классика бутылку виски, после чего направляется в свое кресло. Разворачивается лицом к окну, которое все еще распахнуто, пропуская морозный воздух в помещение, а ветер заставляет тюль летать словно приведение, что находится на привязи гардины. Делает большой глоток прямо из горла, тут же начиная кашлять от большого количества алкоголя. Локвуд думает, что может быть это и к лучшему, что она узнала всю правду, ведь женщине самой надоела эта история, что не отпускает. Сжирает изнутри, поглощая всю энергию. Делает еще один глоток, слыша как дверь с грохотом открывается. Женщина ставит бутылку на пол. – Я же сказала меня нет! Вы что, не понимаете, я же вам по…, – Локвуд разворачивается на кресле и, когда видит того, кто стоит перед ней, усмехается. – А. Снова ты? Я то думала, что мы с тобой уже распрощались. – Где она? – Деймон не церемониться и не скрывает своего гнева. – Если ты про Елену, то ее здесь нет, – пожимает плечами Кэрол. – Что ты с ней сделала? – Сальваторе срывается с места, подходя к столу, и почти перекидывается через него, смотря на директрису. – Что ты с ней сделала? С ней и с ребенком? Если ты его убила, то ты об этом сильно пожалеешь! Ты слышишь меня? Говори, где она! – Ты пришел слишком поздно, мой милый, – женщина поднимается на ноги, опираясь руками на стол, и слегка наклоняется вперед. Деймон видит только ее взгляд, полный ярости и не может понять говорит она правду или лжет. – Она сама умоляла избавиться от него. Кричала, просила сделать это, – усмехается, когда видит, что Сальваторе часто моргает, переваривая ее слова. – А что ты думал? Что она захочет оставить его после того, что ты ей сделал? Так что ты можешь уходить отсюда ко всем чертям. Ее все равно здесь нет – она избавилась от своей проблемы, а вчера сбежала, забрав свои документы. Как видишь этот беспорядок ее рук дело. Сижу вот и думаю, объявить ее в розыск или нет, – задумчиво пожимает плечами Кэрол. – Так что иди горевать в другое место и освободи мой кабинет от своего присутствия. А, и мой тебе бесплатный совет – забудь ее, она того не стоит. И моли Бога, чтобы она навсегда ушла из твоей жизни. – Закрой свой паршивый рот! – рычит, стиснув зубы парень, после чего покидает кабинет, в который больше никогда не вернется. Чувствует, что ему не хватает воздуха, как сдавливается гортань и сжимаются легкие. Он готов кричать, истерить, бить руками все, что попадется под руку. Садится в машину, громко хлопая дверцей, и срывается на истерический хохот, который смешивается со слезами, что рисуют мокрые дорожки на его щеках. Знает и понимает, что виноват сам. Чего он ждал? Что она будет его ждать после того, как он выгнал ее из своего дома, будто дворнягу? Понимает, что виноват сам. Что не прав и признает все свои ошибки. Ему нет оправдания – он выбрал молча уйти и скрыть свою боль и ценой всему этому оказалась жизнь его ребенка. Сальваторе заводит машину и давит на педаль газа – разум улетает прочь, заставляя парня стоять на краю бездны. Переключает скорость, сильнее вдавливая педаль в пол, не обращая внимания на сигналы машин – он не здесь. Белый снег укрывает асфальт в темноте, что разрезается светом фар, а стрелка спидометра подходит к критической отметке. Он плюет на бешеную скорость, все его мысли поглощены Еленой и их не родившемуся ребенку. Он во всем виноват. Только он. Он все испортил. Все разрушил. Все уничтожил. Прикрывает на миг глаза и тут же ее образ всплывает, воспоминание, что бьет поддых, вызывая слезы – она говорит ему «Люблю»… Машину заносит от бешеной скорости и скользкого асфальта, Деймон даже не пытается справиться с управлением – автомобиль несколько раз переворачивает и капот врезается со всей силы в дерево. Взрыв оглушает окрестности, и беспощадное огненное пламя охватывает машину. […] Елена поднимается по трапу в самолет и, стоя на последней ступеньке, разворачивается, последний раз бросая взгляд на город, который виднеется вдали за взлетной полосой. Город, который ее не возлюбил и прогнал. Но она еще сюда вернется. В глазах девушки застыли слезы горечи и обиды. Шмыгает носом, после чего переступает порог самолета. Как-то неспокойно отдалось болью в ее сердце, и девушка машинально схватилась за живот. Не понимает что это, но в последний раз оборачивается, смотря на город, после чего делает еще один шаг внутрь. Двери за ней закрываются. Елена занимает свое место, пристегивает ремень безопасности и через некоторое время самолет взлетает, навсегда оставляя ее прошлую жизнь и внося ее в новую.