Странные Сказки

Посвящается январским холодам и тебе, Арима. С болью и нежностью.

"Ю-би-ки-ри! Если нарушу клятву, проглочу тысячу иголок!" Глаза ее сверкали из-под пушистых ресниц решительно и гордо. Мальчик смотрел на свою девочку - она была его-его, только его - и улыбался насмешливо, и верил в свое обещание, и между их мизинцами вилась тонкая красная нить судьбы, прочнее которой нет на свете. Январская ночь ледяными руками хватала за горло, заставляла пальцы прятать в уютной пещерке кармана - одного на двоих. Длинный шарф обнимал их, сближал, и дыхание смешивалось в одно облачко пара. "Ты мне душу пропорол насквозь, как шило - мягкую ладонь, - говорила она, - ты во мне живешь огромным зеленым мотыльком, и каждый взмах твоих крыльев отдается в голову, и она кружится, а мне хочется петь." "Ты маленький лис, и тебя нужно защищать, - говорил он, - ты мне спать не даешь, и мне так нравится желать тебе спокойной ночи и думать о том, что ты спишь голышом на левом боку." Верхушки елок щекотали небо, а они шли по обледенелой дороге, поскальзываясь и смеясь. "Ю-би-ки-ри! Если нарушу клятву, проглочу тысячу иголок!" "Я всегда буду с тобой, - сказал он, протягивая мизинец, чтобы скрепить клятву, - не бойся!" ... Она потерянно бродила меж высоких деревьев, которые давно оправились от холодов и глянцево зазеленели. Пусто, хоть вокруг было полно народу, грустно, хоть рыжее солнце щедро дарило теплые улыбки. Она искала его на серых улицах, в тени могучих ив, около трех порожков, сходящих в неглубокую речку. "Ты нарушил клятву, - думала она, забыв о том, что когда больно, нужно плакать, - ты должен проглотить тысячу иголок!" Глаза ее были сухи и злы, и полны тоски, и зелены, как зелен замшелый гранит забытого памятника, стоящего у холодного озера. Губы ее были крепко сжаты, а сердце горячим комочком свернулось под потоками горькой крови. Она не чувствовала его. А за ее спиной он все силился приблизиться, силился обнять - и не мог. "Я же здесь, почему ты не видишь, - безмолвно кричал он, - я на серых улицах, я в тени могучих ив, я у трех порожков, сходящих в неглубокую речку." Она жила, заточенная в серую клетку будней и скуки. Много январей минуло с тех пор, запах их счастья выветрился из шарфа, она устала пальцы в отчаянии ломать, плести венки из одуванчиков для него, потерянного, ушедшего. Она говорила: "Как он мог нарушить клятву?" А он ходил за ней по пятам, отчаявшись от бесплодных попыток дотянуться до ее плеча. Он тихонько летел рядом и напевал: "Ю-би-ки-ри! Если нарушу клятву, проглочу тысячу иголок!"