Never

Он несется вперед, рассекая воздух. Капли крови уже мертвой добычи подсыхают на морде, ее сладкий вкус все еще щекочет язык. Еще один глупец, осмелившийся нарушить границу владений Альфы – хозяина этих земель. Глупец, который больше не сделает ни вдоха. Глупец, которого он рвал на куски, когда уловил протяжный жалобный стон вдалеке, а еще этот запах – сладкие персики и нектар цветов, что распускаются на закате, расправляя гигантские насыщенно-синие лепестки, переливающиеся сапфирами в лучах догорающего солнца. Волк останавливается на мгновение и вскидывает морду, принюхиваясь. Запах становится четче, насыщеннее, к нему прибавляются нотки боли, и он устремляется вперед. «Успеть. Лишь бы успеть», - стучит в голове. Волк не понимает, почему это так важно – жизненно необходимо. Волка гонит вперед инстинкт. Спасти. Защитить. Он находит существо у корней огромного дуба, раскинувшего широко в стороны узловатые руки-ветви. Тормозит, зарываясь лапами глубоко во влажный жирный чернозем, и смотрит вперед, чувствуя, как странно тянет внутри, там, где быстро и горячо бьется о ребра горячее злое сердце оборотня. Он тонкий и хрупкий, почти прозрачный, золотистая кожа посерела и кажется обмазанной пеплом – холодным и вязким, липнущим к пальцам. Длинные уши не подрагивают любопытно, как прежде, а мягкие бронзовые волосы свалялись, пропитавшись густой кровью, сочащейся из раны на затылке. Кровью, что пахнет свежими фруктами, как и весь этот остроухий мальчишка – воздушное, неземное создание, распростертое сейчас на земле у ног волка. Создание, так похожее на изломанный стебель райского цветка, который никто никогда не видел. Волк тихо скулит, а потом жалобно воет, устремляя морду в высокое, скрытое изумрудной листвой, небо. Садится, обвивая лапы хвостом, а потом по заросшему черной густой шерстью телу зверя пробегает едва заметная дрожь: оборотень скидывает личину волка, чтобы вернуть себе человеческий облик. Эльф открывает глаза, когда его касаются горячие, перепачканные землей и травой пальцы, поднимая на руки. - Дерек, - и тень бледной улыбки проступает на прекрасном лице. Сквозь пелену боли, мутной пленкой затягивающей прозрачный голубой взор, волк видит вспыхнувшую радость и теплоту. Перед тем, как сознание отключается, увлекая существо в страну бессознательного, он проводит ладонью по заросшей колючей щетиной щеке и еще раз выдыхает имя большого и страшного волка. – Дерек. *** Он наткнулся на их поселение несколько полнолуний назад - воздушные, эфемерные создания, будто сотканные из золотистых лучей солнечного света, пробивающегося сквозь густую зелень вековых деревьев. Эльфы, о которых оборотень слышал лишь в старинных преданиях и легендах, что так любила его мать Талия Хейл – Альфа крупнейшей стаи волков в кажущемся бесконечном лесу, что разбивался о возвышающиеся на западе скалы, как ледяные волны – о берег. Они обитали высоко в кронах деревьев неподалеку от границ его земель и казались прозрачными, невесомыми – сказочными. Порхали с ветки на ветку, как бабочки, и, кажется, почти не спускались на землю. У них не было крыльев, но изящным, легким, почти воздушным телам они и не были нужны. Эльфы собирали травы и ягоды, питались росой и цветочным нектаром, а еще постоянно пели. И, кажется, даже время замирало на месте, оцепенев от восторга, когда кто-то из них начинал выводить нежную, трепещущую мелодию на диковинном языке, которого он, Дерек, никогда прежде не слышал. Волк, что оставил свою стаю, бросил сородичей ради одиночества и тишины, лишь изредка перемежаемых предсмертными хрипами настигнутой добычи, стал приходить к поселению эльфов все чаще. Он наблюдал издали, ловя себя на том, что любуется гибкими изящными телами, наслаждается музыкой, журчащей в их голосах. Не приближался, следуя каким-то скрытым инстинктам, в которых даже не пытался разобраться. А раз задремал, сморенный жарким летним полуднем, и сам не заметил, как тело изменилось: фигура зверя задрожала, поплыла, как мираж в жаркой пустыне. Молоденький эльфик, что любовался нежно-розовыми цветами на другом крае поляны, любопытно дернув острыми ушами, спрятался за деревом, но тут же высунулся из густого подлеска, наблюдая, как меняется волк. Будто кто-то невидимый перекатывает в ладонях как глину, вылепляя из тела совсем новую, не звериную сущность. Эльф замирает, завороженный мощью и красотой спящего тела, тянется, чтобы коснуться пальцами предплечья, где так красиво перекатываются под кожей литые мышцы. Но тут густые черные ресницы вздрагивают, поднимаясь, и взгляд того же оттенка, что и листва высоко над головами, пронзает насквозь, пригвождает к месту. Тот, кто еще недавно был волком, усмехается, видя, как сжимается от ужаса это воздушное чудо. Потягивается, расправляя плечи, и заговаривает впервые за последние несколько лет. - Можешь потрогать, я не кусаюсь, - сверкает белоснежными зубами, что так легко (эльфик видел это своими глазами) могут превратиться в острые смертоносные клыки. – Имя у тебя есть? Он не уверен, что существо понимает его речь, но по тому, как ярко светятся эти удивительные глаза, оборотень понимает – его уже не боятся. - Я – Айзек, - вдруг отвечает тот, и ничего прекраснее в своей жизни волк прежде не слышал. Потому что это не просто голос, не просто музыка, завораживающая красотой. Наверное, именно так поют ангелы в загробном мире, думает он, не в силах оторвать взгляд от эльфа, на лоб и плечи которого будто ручные опускаются искрящиеся лазурные бабочки. – А ты – оборотень? Тот, кто приходит сюда наблюдать? - Меня зовут Дерек, - кивает волк, с удивлением замечая, что ему нравится говорить. Говорить и смотреть, скользя взглядом по совершенному телу. Идеальный. – Ты не боишься? - Ты не враг, - пожимает плечами создание, а потом вдруг вскакивает и хватает нового друга за руку. – Пойдем, я покажу тебе ягоды, которые должен собрать. Скоро зима, и особый отвар поможет нам пережить холода, не замерзнуть насмерть в ледышки в наших убежищах. Дерек смеется (еще одно чудо) и устремляется следом за Айзеком – гибким, золотистым, проворным. Он показывает ему грозди голубоватых ягод, напоминающих виноград, и Дерек ловит себя на том, что зависает, когда эти красивые длинные пальцы скользят по стеблям и касаются плодов трепетно, благоговейно. Айзек сам пахнет, как какой-то диковинный фрукт. Его хочется целовать и облизывать, слизывая нектар с бархатистой кожи. Он говорит и говорит, и чистейшие звуки этого голоса впитываются в кожу, проникают в вены дурманящим ядом, пускают по телу сладкую негу. Оборотень окунается в него с головой, закутывается в него, как в одежду. Он даже не улавливает смысл того, что слышит, лишь улыбается бездумно и, наверное, глупо, и просто пялится, понимая, как сильно хочется узнать, какова эта кожа на ощупь. На следующий день Дерек снова приходит к поселению эльфов, и через день, и еще через день. Каждый раз Айзек ждет его на границе и, завидев «своего волка», начинает словно бы светиться изнутри. А волк все чаще остается в человеческом облике, лишь иногда перекидываясь, и даже тогда он позволяет странному бесстрашному эльфу гладить свою шерсть, пропуская черные пряди сквозь пальцы. А потом эльф исчезает, и оборотень мечется по лесу, силясь уловить его запах. День, два, неделю, десять дней. *** Дерек несется вперед, не обращая внимания на ветви и колючки, разрывающие незащищенную даже элементарной одеждой кожу. Пара часов нескончаемого бега, воздух, разрывающий легкие, и щиплющий открывшиеся на боках раны, раны, которые благодаря усиленной регенерации, затягиваются прямо на глазах. «Ты же эльф, Айзек, магическое, сказочное создание. Почему? Почему твои раны не исцеляются?!!» Дерек слишком занят, чтобы спросить. Да и бесчувственный эльф, раскинувшийся на сильных руках, вряд ли услышит, а если и услышит, то не найдет в себе силы, чтобы ответить. В пещере темно, но волк найдет там каждую мелочь и с закрытыми глазами. Он опускает Айзека на мягкую подстилку из свежего мха, промывает рану родниковой водой и долго готовит исцеляющее снадобье по особому рецепту Талии Хейл. А потом не спит несколько дней, меняя повязки, стирая кровь и пот с горячего лба, смачивая губы водой. Иногда он прижимает ладонь к осунувшемуся лицу, убеждая себя, что просто проверяет – ушел ли жар. Иногда трогает губами высокий лоб, замирая так на пару мгновений. Волк глубоко внутри воет и скулит и дерет грудную клетку когтями. Волк хочет вылизать мальчишку шершавым языком, хочет куснуть, оставить метку, оставить эльфа здесь навсегда. Дерек хмурится, злится и заставляет зверюгу заткнуться. А потом накрывает Айзека теплым пледом, что непонятно когда и зачем приволок в свое логово, и выходит на улицу в сгущающуюся ночь. … - Ты мог бы отнести меня в деревню, а не к себе, - почти две луны спустя Айзек, неслышно ступая, выходит вслед за волком наружу, пошатываясь от слабости. Он бледный до синевы и такой тоненький, что, кажется, малейший, самый ничтожный порыв ветра, подхватит его и унесет прочь, закручивая в воздухе, как сорванный с ветки листок. - Я так испугался, - признает Дерек и опускает голову. Возможно, эльфы вылечили бы Айзека быстрее, использовав свою тайную магию. Возможно, из-за него и его глупости, Айзек оказался на волосок от смерти. Возможно, он почти умер здесь, в глухом и одиноком логове волка. - Это был берсерк, - сообщает эльф, и в свете звезд его глаза вспыхивают как небо ранним утром. – Он учуял на мне твой запах, ты был в опасности, Дерек. Но теперь уже нет. Я все… все сделал правильно, вот только один раз он попал. И потирает затылок, где под шелковистыми волосами навсегда останется узкий глубокий шрам от раны, нанесенной когтями чудовища. Мертвенный страх ядовитыми когтями вонзается в тело оборотня, и он чувствует, как глаза вспыхивают алым, как клыки рвут десна, стремясь вцепиться врагу в хребет. Врагу, что был уже мертв, если Айзек не ошибается. Как он мог справиться с ним? Маленький, хрупкий и беззащитный. Наверное, эльф читает мысли волка, потому что улыбается бледно и касается твердого плеча. - У меня всегда с собой отравленные дротики, Дерек. – И раскрывает ладонь, демонстрируя маленькие костяные иглы. - У берсерка не было шансов. Вернее, шанс был, но он не успел. Заглядывает обеспокоенно в глаза и морщит лоб, видя тяжелый взгляд и нахмуренные брови. - Ты мог погибнуть из-за меня. - Я мог? Конечно же нет. Ты же не винишь себя, Дерек? И по напрягшейся спине, закаменевшему лицу видит, что да, он винит, рвет себя изнутри клыками, кромсает в ошметки. И тогда тонкие изящные руки, будто порхая, касаются скул и лба, разглаживая морщинки, а потом скользят по плечам, забирая тяжесть и боль, сковавшие тело непроницаемым панцирем. Дерек выдыхает. Просто опускает ресницы, когда мягкие (боги, такие нежные!) губы заменяют пальцы, трогая оцепеневшие мышцы. Втягивает воздух с каким-то всхлипом-рычанием, и не может, никак не может удержать когти, что рвут кожу пальцев, пробиваясь наружу. - Я должен… я отведу тебя утром в деревню к твоим. Я не хочу причинить тебе боль. И разбивает себя на осколки этой фразой. А Айзек просто смотрит – внимательно и неподвижно, будто считывает мысли с кончиков ресниц. Его длинные уши чуть подрагивают, будто от холода, и волк давит в себе желание обнять, защитить от холодных порывов ветра, согреть. Потому что если коснется сейчас хотя бы кончиком пальца, не остановится уже никогда. - Ты хочешь, чтобы я ушел? – Спрашивает эльф наконец. Мерещится, или в глубине огромных распахнутых глаз крупными каплями росы блестят обида и грусть? Волк глухо рычит и разворачивается на пятках, чтобы рвануть в лес, в самую чащу, перекинуться в зверя и долго выть на луну, а потом драть когтями кору с деревьев, рвать на куски зазевавшуюся добычу, залить кровью жертв глухую боль, пластающую изнутри. - Я не уйду, - шепчет эльф и как-то совершенно беззвучно оказывается рядом, обнимает Дерека со спины, утыкаясь лицом в шею, а потом обводит кончиком пальца трискелион, выбитый на спине оборотня – три стадии жизни, возможность меняться, отринуть рамки. Он хрупкий и такой красивый, что на него смотреть даже страшно – вдруг сломается. Дерек сам не понимает, почему притягивает эльфа к себе и вдыхает полной грудью аромат цветов и нектара, капелька меда, персики и что-то еще – призрачно-знакомое, но до конца не уловимое. Губы смыкаются на губах, и воздух улетучивается, испаряется, просто исчезает из легких, когда Айзек отвечает и тихо стонет, запуская руки в жесткие волосы волка. Небо на востоке, где-то очень далеко за заросшими лишайником скалами, медленно начинает светлеть, и розоватые блики растекаются по небосклону, как румянец на бледном лице эльфа, целующего оборотня у входа в логово. Логово, в котором больше не будет холодно и одиноко.