Never

Айзек залипает на губу Уиттмора, по которой тот ведет языком, трахая взглядом новенькую девчонку. Просто он помнит слишком уж хорошо, как эти губы смыкаются на его члене, а язык... Святые волчьи угодники, у Лейхи встает за секунду, но тут Джекс выдыхает с похабным причмокиванием: — Ее попка, мой член. Сегодня. После матча. И Айзек не уязвлен, лишь вскидывает брови и подмигивает другу: — Покажи ей, что капитан нашей команды охуенен не только на поле. Ну да, разумеется. Тебе ли не знать? Уиттмор подмигивает в ответ и идет в раздевалку, хлопнув Лейхи по заднице походя. Ничего такого, почему бы и нет? Эти руки и не там побывали на самом деле... Айзек опускает ресницы, представляя, как струи воды стекают по широкой груди, плоскому животу их капитана. Он помнит, как слизывал их неделю назад. Помнит, как стонал Джексон, зарываясь пальцами во влажные кудри. Такое не забывают. Поэтому он копается в раздевалке до тех пор, пока все не расходятся. До матча еще несколько часов, и Джексон подмигивает, натягивая боксеры на гладкое тело. Бросает что-то вроде: "Увидимся, копуша". Айзек не слушает, буквально сбегает в душ, где подставляет лицо хлещущим потокам воды. Слишком горячая, надо похолоднее. В идеале - почти ледяную. Вечером команда играет как по нотам, игроки понимают капитана и друг друга с полу-вдоха, даже слов им не надо, тренер Финсток, кажется, рыдает от счастья и зачем-то кружит Гринберга в перерывах. Та девчонка (Луиза? Эллисон? Айзек не запомнил) подпрыгивает на трибунах рядом с Лидией и усыпает Уиттмора воздушными поцелуями. У нее ямочки на щеках такие красивые, что хочется пальцем потрогать - правда настоящие? Джексон лучится самодовольством, а Айзек злится и думает - какого хуя, дружище? Как раз Джексон не нарушил ни одного из их негласных правил, угомонись. Они выигрывают с разгромным для соперников счетом, радостный смех, улюлюканье, хлопки по плечам, дружеские объятия. Лейхи упускает момент, когда капитан стискивает его сильнее положенного, и ощутимый стояк упирается прямо в бедро, и Джексон шепчет, невесомо трогая ухо губами. Так, что табун мурашек - по спине и рукам: — Трахнул бы тебя прямо здесь. Сука, Лейхи, так пахнешь, я почти кончаю. И отпускает так быстро, что Айзек и ответить не успевает. Бежит через поле к новенькой, смачно целует подставленные губы. Лейхи сверлит взглядом тискающуюся парочку полторы секунды. А потом чьи-то узкие ладошки закрывают глаза, и радостный смех над ухом - лучше любой музыки. — На кого уставился, обормот? Не ревнуй, никто из них не достоин моего мальчика. — Эрика, детка! - хохочет так громко, что притягивает взгляды (и даже тот, матово-ртутный, но почему-то плевать), а потом убирает руки от глаз и кружит по полю, а со всех сторон доносится ободряющий свист. Джексон смотрит, не отрываясь. И глаза его - как бутылочное стекло. Неподвижные, яркие, прозрачные. И почему-то пальцы, что оглаживают бока лучшей подружки, жжет нестерпимо, будто их в кислоту окунают. До глубокой ночи они пьют пиво - бутылку за бутылкой, целуются, как безумные, а потом Айзек расстегивает крошечные пуговки на ее блузке губами, почти не вспоминая, что в эту минуту Джексон, быть может, наматывает на пальцы смоляные локоны новой пассии или ее аккуратные ноготки впиваются в его спину, оставляя отметины вдоль позвоночника... Утром спотыкается на парковке о взъерошенного и какого-то помятого Уиттмора. Что, мать вашу, стало с мистером идеальное совершенство? — Смотри, блять, куда прешь, - он или бар ночью выпил в одиночку, или опустошил алкогольные запасы отца, или ограбил завод виски - тот, что в соседнем городке. Айзек морщится, но руку с плеча не убирает. — Джекс, ты чего? Что-то с этой девчонкой, как ее? Черт, я не помню, но ты их меняешь чаще, кажется, чем рубашки. Толку их имена запоминать, лишняя информация. Он злится почему-то все сильнее, а у Уиттмора взгляд мутный, плывет куда-то, словно он еще... не протрезвел? И так сел за руль? Охереть. Ухмыляется гаденько, так, как умеет лишь этот мистер "вы-пыль-под-моими-ногами", а потом ведет пальцем по шее Лейхи - от ямочки под ухом до ключицы. Где-то прижимает сильнее и это лицо - его будто вывернет прямо сейчас, прямо на ботинки Айзека. — Какие следы, малыш. Горячая штучка? Пометила, будто сучку свою. Слюнями ее провонял, сил нет, блять. И неожиданно толкает двумя руками. Сильно. Так, что Айзек падает задницей на чей-то капот, больно ударяясь копчиком. — Ты головой приложился? Или мозг со спермой ночью весь вытек? Ты что, блять, творишь?! — А ты? - непонятно, но как-то горько-злобно выплевывает Уиттмор и уходит, закинув сумку на плечо. Лидия и Эллисон (точно, именно Эллисон) пялятся, не скрываясь. У новенькой глаза чуть припухли, и вообще не выглядит она человеком, кувыркавшимся всю ночь до рассвета (то, что Джексон в этом - лучше других, Айзеку рассказывать не надо). — Лидия, послушай, я... - почему-то он начинает оправдываться, как только разъяренная фурия с пожаром цвета осеннего леса на голове приближается к нему, громко цокая каблучками. — Пса своего ручного на цепь посади. Обидел Эллисон вчера ни за что, свидание отменил, орал на нее, как больной. Разберитесь уже, детка, а то яйца вырву обоим и вашим братьям меньшим скормлю. Сырыми. Понял, волчонок? Глаза огромные и зеленые, как лужайка перед домом. Лейхи кивает, гадая, какого черта это только что было. ... А потом получается как-то само. Джексон в умывальнике. Мокрый по пояс, еще злее, чем прежде. И костяшки сбиты до крови. — Если ты сейчас скажешь, что это не из-за Эрики, я тебе ебну, - предупреждает Айзек, зашвыривая сумку подальше. Уиттмор огрызается непонятно, но не спорит и затихает, когда руки обнимают со спины, а губы зарываются в волосы на затылке. — Это было... неожиданно. Не думал, что психану, - каждое слово будто под пытками из себя выжимает и отворачивается, чтобы не встретиться в зеркале взглядом. Колючий и напряженный, как натянутая тетива. — Не думал, каково это со стороны, да? Трахаться со мной в свободное время, потом клеить девчонок, любую, на какую глаз упадет и член шевельнется... Айзек не выбирает слова, а Джексона передергивает от отвращения. — Не надо. — Я с ней не спал. — Что? И как он мог бы поверить, после этих засосов и опухших губ... — Блять, да не встал. Нажрался, как сволочь. Эрика надо мной до утра угорала. Нажрался как сволочь, ну да. — Чтобы я эту Эрику рядом больше не видел. Вообще никого, - это звучит угрожающе, и Айзек хотел бы поставить условия, но его рот слишком занят, и получается только стонать, а потом запрокидывать голову, подставляя шею жадным губам. Четверть часа спустя МакКолл и Стилински заглядывают то ли, чтобы вымыть руки, то ли разыскивают этого новенького Лиама, который, кажется, у Скотта теперь вместо ручной собачки, как Прада у Лидии. Меньше секунды спустя выпрыгивают в коридор, запинаясь друг о друга, хватают ртом воздух, словно враз растеряли весь словарный запас. — Чувак. Блять, я хочу развидеть это прямо сейчас и навсегда. Член Лейхи...боже. — Член Лейхи во рту у Уиттмора, бро. Вот где пиздец всем пиздецам. Низкий стон из-за двери заставит друзей подпрыгнуть на месте. Переглянувшись, они рванут подальше в страхе увидеть еще какие-нибудь подробности из личной жизни их не-очень-то-и-друзей.