Never

— Ста-а-айлз... Стюарт заваливается на кровать к брату, жмется ближе. Он пахнет терпкой виной и отчетливо-горькой тревогой. Тянет руку к лицу, но, спохватившись, отдергивает, наткнувшись на вперенный в потолок стеклянный и неподвижный взгляд. — Стайлз, ну, чего ты? — Съебись... Воняешь... воняешь, пропитан насквозь. Карамельными духами Лидии Мартин, ее помадой, ее лосьоном для кожи, ее любимым мартини, ее... Слишком много сладости, братик. Так, сука, что нутро — просто в узел, который никак не получается выблевать в унитаз, чтобы полегчало хоть на йоту. — Я не дождался тебя после занятий, прости, просто мы с Лидией... Теперь всегда и всюду вот это — "Мы с Лидией". А когда-то сначала был Стайлз, а потом уже — все остальные. — Я же... я любил ее с третьего класса, ты помнишь? Ты так радовался за меня, когда получилось. А сейчас ведешь себя, как ребенок. Иди нахуй, Стюарт, просто отъебись уже от меня. — Счастлив за вас, ну, просто безмерно... От яда в собственном голосе хочется сдохнуть. Потому что, ну, это же Стю... мелкий, любимый, родной. Один такой во всем этом ебаном мире. "И разве ты, Стайлз, не должен улыбаться, если он счастлив? Сожрать собственную печень, желчью захлебнуться, но не делать больно ему, мать твою. Не делать больно любимому брату. л ю б и м о м у ". — Хэй, ну, ты чего совсем скис? Переживаешь, что Дерек уехал? Так он только за Корой и сразу назад. Мне Лора вчера рассказала. Ты бы признался ему уже наконец. Он же Хейл, до них целую вечность доходит. Тянет руку просяще как-то, со страхом. Готовый и к отповеди, и даже к удару. А у самого глаза такие, как в детстве. Когда клянчил любимого медвежонка, последнюю конфету. И нет, Стайлз никогда не мог ему отказать. С тех пор, как им исполнилось по году. Младшему (всего 12 минут, но так много). Обожаемому. — Я просто устал, Стю. Сцепив зубы, щеку изнутри закусить, чтобы болью боль заглушить, перекрыть, обмануть себя же хотя бы на время. — Обещай, что скажешь ему? Все, что чувствуешь, ладно? Эй, я не хочу, чтобы ты грустил. Ты должен быть самым-самым счастливым... Обещай? Уже сгребает в охапку, тормошит и щекочет. Носом — вдоль шеи, до мурашек, до ебаной истомы под кожей. Не надо, так близко... не надо, Стюарт... — Я скажу ему, ладно. Победный вопль, а потом смешок в ответ на поджатые губы. Дразнит зайцем пугливым и трепетной ланью. Ты так прав, Стюарт. Ты так чертовски, непоправимо прав. Потому что я никогда не осмелюсь признаться, что думаю ночами напролет совсем не о нем.