Never

— Завел себе, значит, ручного щеночка? Решил, что слухи до меня не дойдут? Впрочем... — Питер дернет показательно носом, брезгливо скривится, — этой вони больше, чем через край. Да от нее и за час не отмыться. Дерек молчит, игнорирует, как всегда. У него только крылья носа трепещут, да хмурится больше, чем обычно, чем Питер помнит, чем Питер привык. Швыряет с места на место какие-то папки. Пепельница с края стола соскользнет, усыпая окурками белоснежный ковер. — Между прочим, я с тобой говорю, — почти рявкнет, теряя привычное хладнокровие, точно капли воды, что вытекают из ладоней сквозь пальцы после того, как прямо в руках лопнул хрустальный бокал. Дерек от макушки до пяток пропах весь мальчишкой — этим сыном шерифа. Это топленое молоко и печенье, это кола и дрянная арбузная жвачка, это сладкий картофель и пицца, а еще немного свежей травы и ветер соленый с привкусом йода. Этот запах не оставляет в покое, он провоцирует волка. Этот запах по венам пускает неудержимую злость, и глаза наливаются алым, и клыки бесконтрольно рвутся наружу, щелкают у лица... громкий рык. — Мне нет дела до того, что ты воздух здесь сотрясаешь. Это м о й кабинет, и тебя я, д я д я , не звал. У Дерека на лице — трехдневная щетина, а в глазах — равнодушия бездна. У него в лице — пустота. Как будто стена, с которой сняли все таблички, плакаты. Как будто гранитная плита, монолит. Не вывести из себя, не расшевелить, не очнется от спячки. — Я все еще альфа, и ты — в моей стае. Он все еще альфа, и Дерек его ненавидит. Их общую кровь, что ядом струится по венам, их волчью сущность, что управляет людьми, и эту потребность, которая его подчинила, поставила перед вожаком на колени. Потребность, о которой он никогда не просил. — Твоя стая — не вся моя жизнь. Теперь — убирайся отсюда. Питер щелкнет клыками, давясь безудержным смехом. Заливистым, звонким. Смехом, который заглушит, как Дерек скрежещет зубами. Алые пятна на скулах и желваки. Дерек ненавидит и Дерек взбешен. Дерек готов рвать и метать, разгромить этот офис, разбить машину или чье-то лицо. Дерек ничего не сумеет поделать. — Ты не можешь мне приказать. Ты будешь лишь подчиняться, — Питер тянет лениво, перекатывая слова на языке, как тот мальчишка, кажется Стайлз, свою жвачку. Пацан, которому его хмурый племянник мог и хотел улыбаться. Ну, ладно, хотя бы пытался. Пацан, руку которого своей накрывал и интимно шептал что-то на ухо. Пацан, чей вылизывал рот, доставая до гланд. Пацан... которого больше не будет. — Пошел ты... Незаметное человеку движение, и Дерек уже на полу. Он перед ним — на коленях, и радужка пылает неоном. Он не может пошевелиться и не в состоянии дышать. Он — перед альфой, и альфа разгневан. — Ты огорчил меня, Дерек. Ты знаешь, что делать теперь. Он знает. Волчьи боги... тошнота опалит изнутри, но волк вдруг поднимет голову и завоет. Волк оплетает ноги хвостом и скулит, волк не согласен со своим человеком. Волк подчиняется вожаку, волк его жаждет... волк тосковал... — Как же... сука... тебя... ненавижу... — закончит с стоном гортанным, чувствуя жадные руки везде... чувствуя, как прочь летят клочки того, что прежде было одеждой. Врывается одним резким толчком, и Дерек подается навстречу, Дерек прокусывает свои губы насквозь, Дерек вспарывает когтями ладони, но не может противиться волку, не может, потому что... ... единственно верно. Боги, как же ему хорошо. Пот заливает глаза, и движения все резче, быстрее. Он уворачивается, не позволяя губам вплавиться в губы. Единственное, что остается. Единственное, что альфа ему пока еще п о з в о л я е т . — Ты больше не увидишь мальчишку, — откатываясь прочь и бросая обрывок рубашки, чтобы утерся. — Ты больше не встретишься с ним, или богом клянусь, я заставлю волка разорвать его горло клыками. Ты этого хочешь? — Пошел ты... — ледяная усмешка, и тут же, сам себя исправляя, — нет, не хочу. — Скажи, что усвоил. — Я понял. — Не слышу. — Я понял, альфа. Я не увижусь. Я твой. Пока еще твой, но однажды я смогу бросить вызов. Однажды я уничтожу тебя и стану свободным. Однажды, дядя... Вот только тот день пока еще не пришел.