Never

— Чучело. У тебя же еще четверть шестого утра. Рехнулся? Или скажешь, что чахнешь там от тоски и не можешь спать? Дэн подтрунивает беззлобно, кусая сухую травинку, разглядывая сквозь экран телефона заспанное лицо, которое так хотел бы сейчас целовать. Ронять его в ворох подушек. Щекотать, прижимая руки к кровати, и слышать беззаботный, радостный хохот. Глотать его, прикусывая любимые губы. И слышать, как всхлипы от смеха сменяют низкие, хриплые стоны. "Пожалуйста, Дэнни... ох... да". — Мне приснилось, что ты меня никогда не любил, — Кол глядит насуплено, чуть исподлобья. Кусает нижнюю губу, которую, кажется, изгрыз уже в кровь. Вот дурной. — Я люблю тебя, Колтон. "Всю жизнь люблю, ты разве не помнишь? Со школы, когда защищал от придурков и дрался за тебя почти каждый день. Ходил ободранный, в синяках, но довольный. И целовал тебя в каждом укромном углу, пробираясь руками под хлопок отглаженной белой рубашки". Кол все еще хмурится, он смотрит пытливо, как будто надеясь разглядеть следы недавней измены или прошедшей любви. Ну что за дурак? — В моем сне ты с Кристал встречался. А еще был актером. Снимался в какой-то мистической хрени для подростков, а потом в историческом кино. Кстати, длинные волосы тебе шли. И все эти сабли, лошади, шпоры. — Кристал? Не помню. — Ну, подружка твоей профессорши Холл... — Господи, Колтон. И ты решил позвонить, чтоб убедиться, что Холланд не привезла ее на раскопки сюда, где я — теоретически — мог бы ее подцепить? Ты серьезно? Кол дергает плечом и заворачивается в одеяло, как в кокон. — Ты в этих мексиканских песках сидишь уже третий месяц. Я понимаю, но мысли лезут всякие... Блять, Дэн, прости. — За то, что ты у меня ревнивый, а еще параноик? Дэн вглядывается в горизонт, у которого уже клубятся тяжелые черные тучи. Воздух становится гуще с каждой секундой. На самом деле он уже как сироп. Так душно, что футболка липнет к спине. Вдали раскатисто, утробно рокочет, как будто у подножия гор притаился людоед-великан, сожравший роту-другую мексиканских военных. — Выкладывай, чего еще так сопишь? — Я слышал еще, что к вам приехал Бузолич. Из-за той статуэтки, которую вы раскопали на днях. Ну да, есть все основания думать, что находке не меньше четырех тысяч лет. А значит, ее вполне могли изготовить умельцы древней цивилизации ольмеков. Племени, о котором в своих исторических хрониках писали ацтеки. И Нейт — один из лучших экспертов той эпохи. — Приехал. Только не говори, что опять... Слушай, Нейт — просто друг и коллега. Не больше. Я ему интересен, ну... скажем, не больше, чем какой-то верблюд. Как и он мне. — В моем сне вы вместе снимались еще в одном сериале. Про древних вампиров. И у вас на площадке случился роман. Это было красиво. Вы очень смотрелись. — Кол. Пиздец. Ты вообще себя слышишь? — Скажи мне, что у тебя там нет никого. Я знаю... правда, я тебе доверяю. Я пытаюсь... схожу тут потихоньку с ума. Он морщится. Злится, наверное, сам на себя. Ох, глупый. — Я знаю. И ни с кем здесь не встречаюсь, не сплю. У нас тут столько работы, что к ночи валимся в своих палатках без сил. Ты потерпи. Еще месяц-другой, и приеду. И вытрахаю из тебя всю эту дурь. Дэн оглядывается. Коллег как будто не видно. На самом деле, он ушел от места раскопок подальше, чтобы ответить на звонок и пообщаться со своим парнем нормально, без лишних любопытных ушей. Может?.. — Детка. Сними сейчас с себя все. Колтон давится воздухом и телефон роняет. Тут же находит. Отводит камеру дальше, чтоб Дэн увидел, как запускает пальцы под резинку трусов. Стягивает с бедер тонкую ткань. Святый Боже и три закона Ньютона. Дэн может кончить вот прямо сейчас. Просто наблюдая, как он себя жадно ласкает, гладит красивый, увитый венами член. Дышать все труднее, почти невозможно. Жарко. Дэниел стягивает футболку рывком и утирает ставшее мокрым лицо. Колтон стонет и вскидывает бедра, толкаясь в руку. Кол облизывает медленно губы. И смотрит. Смотрит, как чертова порно-звезда. Дышит чаще. И чаще. И чаще. Лаская себя все быстрее рукой. — Дэнни... — Колтон... ох... Здесь каждый звук — будто эхо в горах. — Ну же, Дэнни. Поласкай себя тоже. Так хочу тебя видеть. Всего. Если его потеряет Холланд или тот же Бузолич... Случится страшный конфуз. "Да плевать". — Хочу тебя видеть... хочу тебя, Дэнни... Дэн не отрывает взгляд от экрана, запуская руку в штаны. Пальцы сжимают напрягшийся орган. И это... да... Это искры из глаз. И Колтон Хэйнс — на другом континенте, в другом полушарии. Колтон и его рваный шепот. Все, что он ему говорит, признается. Шепчет сбивчиво, словно невменяемый, пьяный. Обдолбанный какой-нибудь дрянью. Нет. Всего-то — лишь им. * — Теперь ляжешь спать? — Теперь — непременно. Колтон (все еще голый, правда, простыню на бедра все же натянул) сидит по-турецки в кровати и лыбится, как... Ну, как полный дурак. Не думает больше о всякой херне. Интересно, надолго? — Ладно, давай засыпай. Мне надо возвращаться к работе. Но прежде — смыть с себя эту липкую дрянь. — Когда ты приедешь домой, я буду слизывать это в с е языком, — Кол дергает игриво бровями и хохочет в ответ на отборнейший мат. — Ладно, иди уже, а то тебя потеряют. Решат, что дезертировал или кактусовой водкой упился с аборигенами в хлам. Шлет ему поцелуй и шепчет три слова беззвучно. Одними губами. В груди становится очень-очень тепло. Хорошо. Потому что ярко и остро. Потому что ничего не остыло. И сейчас, спустя столько лет. Навсегда. — Тоже люблю тебя. Все. Давай. Увидимся скоро. "Хотя ведь ты каждую минуту со мной — в мыслях, в сердце, в венах. Под кожей. Это ты, Колтон Хэйнс — весь мой гребаный мир".