Never

— Ты ведь поймешь меня Скотт? И... сможешь простить? Волчонок. Мелкий и наглый. Напористый, с кучей амбиций и гонором. Швыркает носом и таращится чуть исподлобья. Скотту ноздри забивает густой аромат горького лайма с кислинкой, немного муската. Это стыд и, наверное, вина. Это то, что мальчишка с его упертым характером не может озвучить. — Это твой выбор, Лиам. Твоя жизнь. Я — твой альфа, но решаешь ты сам. В конце концов, это наша природа. — Ты имеешь ввиду?.. Все нормально? В нем столько яркой и чистой, ничем не замутненной надежды. Распахивает свои голубые глаза широко. Они прозрачные, будто слезы. И в них столько веры. Скотт... никто не узнает от него никогда, каких усилий ему стоит сейчас улыбаться так ободряюще. Не морщиться, сжимая плечо: — Да, Лиам. Конечно же все хорошо. Я, разумеется, не скажу, что сразу воспылал к Тео какой-то особой любовью. Но раз Рейен — твоя пара, мы примем его. Стая примет. Каждое слово изнутри сдирает горло наждачкой. Он будто наглотался ржавых гвоздей. Так трудно контролировать мерный стук сердца, не дать ритму сбиться даже на миг, тогда ведь Лиам... мелкий непременно поймет. К чему вожаку муки совести беты, ведь правда? Против природы все равно не пойдешь. — Ну а ты?.. Лиам очень сильно краснеет в момент, не сумев даже фразу закончить. Не может выдавить это, произнести. И даже вспомнить, наверное, не может. Как будто памятью изменяет и предает того, кто оказался истиной парой. — Я буду в порядке, малыш... — вырывается неосознанно-нежно, и Скотт тянется к его волосам, запуская пальцы в мягкие пряди. Воздух из легких выбивает за миг, Скотт стискивает зубы до скрипа, когда тело от макушки до пяток прошивает разрядом, а Лиам отшатывается, спиной прижимаясь к стене. Моргает испуганно. Глупый. — Прости, — Скотт тянет дрожащие пальцы, но руку тотчас опускает, разглядев выражение напротив в глазах. Это больно. Это как будто аконитом под кожу. Это пепел рябины — кругом. Это пуля из серебра — между ребер. Это... это Лиам. Затравленно дышит и вообще не моргает. — Прости, я ничего не имел... > > Прости, я не хотел спровоцировать память о тех наших днях, когда ты приходил ко мне робким волчонком и так же вот исподлобья зыркал. И ластился, довольно урчал, когда я поглаживал легонько затылок. Когда в руках моих гнулся, подставляясь касаниям, когда обнимал ногами за бедра и вскидывался, чтобы быть ближе, чтобы дольше остаться моим... — Он чувствует, когда меня кто-то касается... Тео... — Лиам ладонью трет нос и опускает глаза, как будто на Скотта смотреть больше не в силах. — Он чувствует, и чувствую я. Я помню... Знаешь, когда он еще был со Стайлзом... Это проснулось внезапно — их связь, о возможности которой никто не мог и помыслить. Просто как раскат грома в ясный, солнечный день. Просто Тео Рейкен, с ноги вынесший дверь в доме Скотта. Просто Лиам Данбар, ушедший с койотом без каких-то вопросов, условий и слов. Просто Скотт, оставшийся в пустом, гулком доме. Просто Скотт, который все еще пытается что-то понять. — Все нормально, Лиам. Я тебя понимаю. Когти скребут в груди изнутри, горло рвет вопль, которому он не позволит пробиться наружу: "Я не понимаю и не хочу понимать ни черта! Просто... просто пусть все станет, как раньше..." Тянет руку к нему, чтобы опять отшатнуться. Черт... привычка касаться въелась так глубоко. Где-то совсем в другой стороне Бейкон Хиллс Тео Рейкен глухо рычит, раздирая обивку дивана. Лиам дергается, с надеждой косится на дверь. — Скотт, я пойду? Тео там... без меня ему плохо. Пока до конца не окрепла их связь. Пока Тео Рейкен не оставил метку на шее волчонка. Ту, что не пройдет никогда и всему миру расскажет, что у этого волка есть пара. Есть тот, кто будет с ним до конца и, может быть, дольше. — Ты же знаешь... — Скотт морщится. Слишком жалобно. Слишком похоже на попытку не пустить. Удержать. — Я знаю, что Тео мудак. Но мы связаны с ним. Ты не поймешь... прости, я совсем не о том, — сконфуженно умолкает, заметив-таки гримасу, исказившую лицо вожака. — Он никогда меня не обидит, скорей вцепится себе же в горло когтями. Это... надеюсь, когда-нибудь ты ощутишь то, что чувствует пара. Это больше, чем похоть или любовь, или желание заботится, уберечь от всего мира. Это попросту все. Айзек мог бы тебе рассказать, не знаю, какие-то верные слова отыскать. Айзек мог бы. Да только вот плотно засел в Лондоне с одним мудаком, прицепившимся к нему — не отклеить. — Это все... Да, Лиам... я правда... рад за тебя... Ты иди, пока твой койот сюда не примчался, решив, что тебя держат силой. Кривая усмешка, и тут же — прохладный ветерок у лица. И захлопнувшаяся оглушительно дверь, и легкий, вприпрыжку бег по ступеням. Как будто Лиаму сейчас очень легко. Как будто крылья растут у него за спиною.