Never

— Ну, и куда ты на ночь глядя рванул? Не видишь, что ли? До темноты никак не успеешь добраться в участок. Уверен, шериф вполне может заказать пару бургеров или картошку. У тебя шило в жопе? Да посмотри ты уже на меня. Стайлз! Я с кем говорю? Тщедушный пацан в ярко-красной толстовке ойкает, полоснув по пальцу ножом. Прижимает к губам кровоточащую ранку, второй рукой продолжая складывать в ланч-бокс тушеные овощи, добавляет пару котлет, приготовленных, разумеется, на пару. — Скотт, не отсвечивай. Ты же знаешь, у папы проблемы с желудком. Совсем немного фастфуда и прочей дрянной еды, и обеспечена язва. Я мигом — туда и назад. Нет проблемы. Кто ж виноват, что это новое дело о нападении животных продвигается так тяжело. В центре за задержку расследования по голове не погладят. Вот он и остается каждый день почти до утра, сверяет показания, изучает улики. Помог бы лучше мне, чем ворчать. Достань пакет с молоком. Мечется по гостиной, роняя стулья и ключи от джипа. Возвращается бегом назад, наливая в термос горячий, только сваренный кофе, добавляет в него молоко, немного сахара. Все, как любит отец. — Надеюсь, ты поедешь по главной дороге? Стайлз фыркает, запихивая ноги в кроссовки и нахлобучивая на голову капюшон. — Нашел дурака, там еще патруль остановит, объясняйся потом. Комендантский час введен, ты забыл? Я лучше прямиком через лес. Первые крупные капли падают на лобовое стекло, когда бледно-голубой джип, тихо фыркнув, выворачивает на проселочную дорогу за домом. * Дворники едва справляются с потоком льющейся с неба воды. — Давай, Детка, чуть-чуть подождем, осталось немного, — Стайлз уговаривает ласково, поглаживая руль. Мотор натужно ревет и глохнет, когда машина влетает в заполненную густой жижей глубокую яму. — Вот блять. — Отец за такие выражения заставил бы вымыть рот с мылом, но Стайлз сейчас здесь один. Вылезает на разбитую, всю в ухабах и ямах дорогу. Кроссовки стремительно заполняются жидкой грязью. Стилински ворчит, поднимая проржавевший местами капот. Карман оттягивает упаковка верного скотча. — Ну, что ты, родная? Что такое опять? Давай не сейчас, там папа голодный... Нам же осталось до участка всего ничего. — Сломался? Помочь? Угрюмая фигура в черной кожаной куртке ступает в полоску света от фар. Стайлз едва не плюхается задницей в разлившуюся до размера небольшого озерца вонючую лужу. Эти скулы и сведенные брови. И щетина. И все остальное, что ниже — успевает оценить, скользнув быстро взглядом, как надо. Не парень — картинка. — А ты не сожрешь меня, большой серый волк? Хмуроморд ухмыляется деревянно, как будто вообще первый раз в жизни. Демонстрирует, видимо, что заценил. Он тянется к уху, царапая лицо щетиной. Непонятно, как и когда оказался так близко. — Конечно, сожру, — так вкрадчиво шепчет, у Стайлза волоски на шее поднимаются дыбом и стремительно тяжелеет в штанах. Волчара между тем его плечом оттесняет и ныряет с головой под капот. Гремит там и прямо пальцами прикручивает что-то. Через пару минут, удовлетворенно кивнув, вытирает руки о мокрую траву. Добавляет: — Сожру. Только вот не сейчас. Вначале доставь поздний ужин отцу, как обычно. Иначе шериф начнет волноваться и, того и гляди организует облаву. До встречи, малыш. Растворяется в чаще также беззвучно, как появился. Стайлз таращится на мокрые кусты еще пару минут, не в силах сдвинуться с места. * — ... а потом он просто ушел. Скотти, я тебе отвечаю. Бля... ты б только видел. Не мужик, а мечта. Ой, да и хрен с тобой. Не веришь — не надо. Как-то, знаешь ли, перебьюсь. Глюки у меня, вот уж да. Все, пока. Швыряет зло телефон на другой край уже расстеленной к ночи кровати. Пыхтит, пытаясь стянуть через голову насквозь промокшую толстовку. Путается в воротнике, в рукавах. — Неуклюжий... — хрипло, с восхищением каким-то шепчет у него за спиной и обнимает за пояс. Прижимается сзади крепко. Твердый, как скала, и горячий, что печка. Стайлз барахтается в чертовой кофте. Стайлз — как младенец в пеленках или птица в силках. Стайлз даже пяткой незваного гостя двинуть не в силах. — Красная шапочка, встретившая большого злобного волка. Незнакомец разрывает кофту по шву и отбрасывает в сторону две половинки. Губами прижимается к выступающим позвонкам. Стайлз дрожит попавшим в капкан олененком. — Не надо бояться, малыш. Когда ты не боишься, так вкусно пахнешь медом и теплой травой. Скажи, что ты меня не боишься? — Я. Н-нет. Не б-боюсь... — Хорошо... Укладывает на постель вниз лицом и накрывает собою. Пальцы гладят впалый живот, пальцы, протискиваясь меж подрагивающим телом и упругим матрасом, спускаются ниже. В окно ярко-ярко светит луна. Круглая, как баскетбольный мяч. Нереально большая. От ветра колышутся прозрачные занавески, то и дело цепляясь за глубокие борозды. Как будто подоконник кромсал кто-то острым ножом.