Never

Айзек понятия не имеет, почему знакомится со Стайлзом аж через месяц после начала нового учебного года. Это странно, потому что первокурсник Стилински умудрился стать всеобщим любимцем едва не с первого дня. На самом деле Стайлз — это прозвище. Имя Айзек не то что запомнить не смог, даже правильно прочитать. Так вот, этот Стайлз — довольно умный парнишка, но не ботаник из тех, что сидят до закрытия в библиотеке, уткнувшись в неподъемную пыльную книгу очками в уродливой толстой оправе. Он весельчак, а еще похож на модель из тех, чьи фото печатают на страницах GQ. У него на каждый мыслимый и немыслимый случай припасена история или шутка. Яркая и живая, как и он сам. Айзек попадает с первого взгляда. В первые пару секунд он даже не успевает ничего сообразить. Мальчишка в белой рубашке с распахнутым воротом плюхается рядом с ним на скамью и улыбается солнечно, дружески пихая плечом. Может быть, обознался? — Прости?.. — Айзек давится куском зеленого яблока. Кисловатый сок бежит по губам, брызгает в разные стороны, попадая им двоим на рубашки. — Черт. Я не хотел. — Ой, вообще ерунда. Нормально. Я, кстати, Стайлз. Первокурсник. Кажется, мы с тобой еще не знакомы? — И правда. — Айзек ловит себя на глупой, широченной улыбке от уха до уха. Кусает яблоко снова, вполуха слушая трындеж пацана о дополнительных занятиях по микробиологии и потрясающих закатах в парке. О ровных, как по линейке вычерченных дорожках. О сэндвичах с ветчиной, которые в местном кафе совсем не съедобны и вполне способны отправить на больничную койку. — ... серьезно, как подметку от кеда жуешь. Стайлз размахивает руками и улыбается ему, словно давнему другу. Все время касается невзначай то колена, то плеча, то щеки, зачем-то заглядывая в глаза. Он тактильный. Он как солнечный зайчик, что прыгает на лицо из окна, наполняет ярким, искрящимся светом и заставляет смеяться. Айзек спохватывается, когда заканчивает рассказ о своей старшей школе, секции плавания и помощи отцу в мастерской. — ...он хотел, чтобы я остался, помогал понемногу, а потом унаследовал семейное дело. Но я решил, что это совсем не мое. Стайлз кивает, подхватывая: — Вместо этого ты решил стать ученым... — Как-то с самого детства мечтал, — разводит Лейхи руками, — что вот вырасту, стану врачом и придумаю супервакцину, которая сможет защитить человечество сразу от всех существующих на планете болезней... — Да ты романтик... — выпаливает с восхищением Стайлз. Айзек чувствует, что краснеет, бубнит: — Не то чтобы... От него отмахиваются, не принимая слова во внимания. И нет, Айзек ни на секунду не думает, как это странно — вляпаться вот так с головой. Меньше, чем за сутки, часы. Черт, да просто ведь за секунды. Все дело в том, наверное, что со Стайлзом легко и свободно. Рядом с ним даже дышится легче. Айзек умудряется даже забыть о том, чем был заморочен весь этот месяц. Профессор Хейл и никому не нужная одержимость Айзека отглаженными рубашками, щетиной и волевым подбородком. Айзек даже записывается на парочку дополнительных курсов, куда вместе с его потоком ходит умница Стайлз. Не просто потрясающий парень, еще и ко всему прочему гений. Айзек не чувствует, что удивлен. Айзек все свое свободное время ищет с ним встречи. Делится щедро обедом (экономка в доме его двоюродной тетки делает лучшие сэндвичи в мире с арахисовым маслом и сыром), угощается картошкой-спиралькой, которую Стайлз обожает и трескает так, что шевелятся уши. Айзек глаз не может от него оторвать. Проваливается. Залипает. А еще так хочется понравиться. Очень. — Детка. Ты зря тратишь время. — В слишком теплый день октября Лидия Мартин садится рядом с ним в парке за кампусом, грациозно закидывая ногу на ногу. Айзек сразу же понимает, о ком идет речь, но притворяется удивленным, конечно. — О чем ты? — О Стайлзе, конечно. Кажется, даже не особо догадливый Хейл и тот заприметил твою очарованность. Ты неплохой парень, Лейхи. Поэтому я сейчас здесь. Айзек фыркает раздраженно. Лидия, разумеется, хороша. Но у всего должны быть границы. — Чтобы надо мной посмеяться? — Чтобы предупредить. Пока ты не вляпался окончательно. Потом будет больно. На самом деле — Айзек уже. Но речь ведь сейчас не об этом. Злость закипает в груди, злость изнутри разрывает когтями, злость — пунцовая, точно кровь, хлещущая из разодранной вены, и такая же обжигающая — поднимается из глубины, чтобы все здесь сейчас затопить. Уничтожить. — Вижу, ты даже слушать не хочешь. — От короткого кивка ее локоны цвета огня рассыпаются по плечам, и Лидия поднимается, аккуратно оправляя подол. Смотрит на него долгие две секунды. Будто с жалостью. — Приношу свои извинения. Это действительно не мое дело. Хотела как лучше. И уходит вдоль по той самой ровной дорожке, наступая на опавшие листья, рассыпающихся под каблуком с тихим вздохом. Как засохшие трупы сотен, тысяч жуков, что не переживут грядущую зиму. — Ух, вот где ты. — Стилински плюхается рядом с ним. Снова близко. Айзеку жарко, и все мысли о Лидс испаряются из головы моментально. Или их смывает вот этим цунами под названием Стайлз. — Почему-то я был уверен, что ты должен быть в библиотеке. Минут сорок там проторчал, как дурак. Мисс Блэйк меня так взглядом сжирала. Мерзкая стерва. Она меня жутко не любит. — Как кто-нибудь может тебя не любить? — выпаливает Лейхи прежде, чем успевает подумать. Он треснулся бы головой о самый толстый дуб в границах этого парка. Или отрезал бы свой болтливый язык. Стайлз... глядит слишком внимательно. Слишком. Айзек не сразу понимает, что тот замолчал. Кажется, сам он думает очень уж громко. Или это что-то о ребра стучит. Глупое и горячее. Большое. Так остро... Тянется... опуская руку ему на лицо. Стайлз... он не шарахается. Стайлз — олененок, попавший ночью в свет очень ярких прожекторов. Стайлз не моргает и, кажется, даже не дышит, когда Айзек приближает лицо и губами касается губ осторожно. Не сразу чувствует ладони у себя на груди, что давят, просят. Черт, умоляют остановиться. — Айзек. Я не... Я должен был сразу сказать. Он так сильно и быстро краснеет, что родинок, рассыпанных щедро по ключицам и шее, почти что не видно. Опускает глаза и кусает нижнюю губу. Лейхи... нет... он не может перестать пялиться на носки туфель и посмотреть. На него. Разглядеть вместо привычной улыбки разочарование или, может быть, осуждение. — Айзек... Я должен был тебе рассказать. Но я просто... подружился с тобой. Ты потрясающий друг. Я совсем не подумал, что подобное может случиться... Все понятно. Он натурал. И, наверное, сходит с ума по какой-нибудь Мартин, в которую влюблен всю свою жизнь. Кстати, а, может, девчонка хотела всего лишь деликатно рассказать ему о помолвке? Или о чем-то подобном еще? Гудит в голове. Он не хочет слушать, что Стайлз скажет дальше. Или... боится услышать. Не знать... Стилински не успевает закончить, потому что в рюкзаке звонит телефон. Какой-то непривычной мелодией. Резкой, опасной. Совсем не подходит ему. — Вот же блять... — достав аппарат, кидает взгляд на дисплей и сразу бледнеет. Быстро оглядывается на окна третьего этажа, где в окнах профессора Хейла шевелятся занавески. Как будто кто-то стоял там прямо сейчас. Бормочет: — Прости. Я должен бежать. Увидимся завтра? И, улыбнувшись очень резиново, неловко хлопает по плечу. Едва не вприпрыжку несется прочь по дорожке. Айзек... зачем-то поднимается и тащится следом за ним, не понимая даже, что ждет там увидеть. Сразу за воротами колледжа Стайлз запрыгивает на переднее сиденье черного навороченного "Мерседеса", зашвырнув в салон свой рюкзак. Перед тем, как закрывается дверь, Лейхи успевает заметить руки, притягивающие мальчишку к себе. Машина срывается с места, взвизгнув шинами. Разгоняется сразу. Кажется, водитель — лихач. Или демонстративно плюет на все правила. — Айзек. Я ведь говорила тебе. — Лидия. Снова. Она за ним что ли следила? — Это даже не сложно. Это очень опасно, учитывая, что он смотрел в ответ на тебя и что Дерек Хейл все это заметил. — При чем тут профессор вообще? — рявкает Айзек. Хочется ударить кого-нибудь кулаком. Хочется бить и крушить. Или тупо напиться. — При том, что это сейчас был "Мерседес" его дяди. Я должна еще объяснять? Айзек хочет сказать: "Да, блять, потому что вообще ничего не понятно!" Айзек хочет запрыгнуть сейчас в любую тачку на этой парковке и попытаться догнать. Вытряхнуть из салона ублюдка... Или просто — распахнуть дверь и забрать. — Айзек... — рука касается плеча осторожно. А ведь когда-то про нее говорили — надменная стерва. Выходит, никто ее толком не знал. — Мне правда жаль. Но я и правда предупреждала. Она говорила, он не послушал и сам все испортил. Все так. Она говорила, а он отмахнулся. Она говорила. Она и сейчас говорит ему что-то еще. Вот только Айзек не слышит ни слова под слишком пристальным, въедливым взглядом, просверливающим уже из другого окна. Как будто в затылок целится снайпер.