Never

Итан не знал, как это - жить без Эйдана, даже представить себе не мог. Потому что Эйдан - просто был всегда. И даже в колыбели спал, крепко-крепко прижавшись к брату. Так очень давно рассказывала мама новой няньке, пытающейся растащить близнецов спать по разным комнатам (должен же в доме быть хотя бы час полной тишины и покоя?). - Ты не поступишь так со мной, слышишь? Ему отчаяние раздирает глотку, а глаза полыхают яркой лазурью. Он опускается на колени, касаясь лбом головы брата. И теплая влага бежит по щекам, словно легкий апрельский дождик. - Эйдан, ты не бросишь меня. Кровь пузырится на губах, выплескиваясь фонтаном на грудь. Черная, вязкая и липкая, как гудрон. Брат силится улыбнуться сведенным судорогой ртом. Получается плохо. Ни хрена не получается, если честно. - Все... х-хорошо... Ни хрена не хорошо, потому что сквозная рана на груди не затягивается, а кровь продолжает сочиться, скапливаясь на асфальте озером черной ртути. У Итана штаны пропитались кровью брата насквозь и липнут к коленкам. Кровь на лице, на руках, на рубахе... Целое море крови. Откуда в нем столько? - Исцеляйся, мать твою! Эйдан, исцеляйся! Брат не отвечает, лишь прикрывает устало глаза. Сквозь какую-то мутную пелену Итан видит, как кончики его ресниц подрагивают. Длинные, изогнутые, безумно красивые. Грудь поднимается все реже, и сердце стучит через раз. - Исцеляйся... - горьким шепотом в никуда, чувствуя, как в собственной груди ширится дыра размером со Вселенную. - Эйдан, прошу... * * * Они всегда были одним целым. Итан учился играть в футбол, потому что это нравилось Эйдану, а Эйдан записался в класс скрипки, потому что так приспичило брату. Покупали футболки одного оттенка, смотрели одни фильмы (хотя Эйдан любил исключительно триллеры, а Итан с ума сходил от приключений и драм). Теплый диван, полумрак, и только они в обнимку с подушками и поп-корном. Эйдан иногда вырубался в середине фильма, опустив голову на плечо брата. Сопел куда-то в шею, иногда бормотал обрывки бессвязных фраз. А еще – пикники, как у нормальной семьи, с барбекю и сочными сосисками, которые Итан обмазывал сладковатым кетчупом, а Эйдан, морщась, макал в горчицу. Потом прямо с ложечки скармливал брату остатки соуса, который выдавал за похлебку, тот хохотал, давился, но проглатывал все до капли. В полнолуние было иначе. Итан стягивал майку, косясь на брата. Эйдан, уже обнаженный, подтягивался на перекладине, дыша так часто, что свистело в ушах. И капельки пота на лбу и над верхней губой хотелось промокнуть бумажным платком. Они всегда были едины. Даже обращались в волков, не так, как другие оборотни. Эйдан падал на четвереньки, а Итан скользил ладошками по смуглой спине. Выпускал когти, вспарывая перекатывающуюся мышцами кожу. И так рождалось новое существо, настолько близки они не были даже в утробе матери. Никогда. Он видел его мысли, видел насквозь. Он превращался в Эйдана, как и Эйдан в Итана. И ничего более правильного природа до этого мгновения не создавала. * * * Они всегда были одним целым. В новой школе – общие уроки и парта одна на двоих. Девчонка с копной волос того же оттенка, что закатное небо в Айдахо поздней осенью, стреляет глазками в Эйдана. Итан чуть поворачивает голову, когда брат облизывает взглядом низкое декольте и скользит языком по губам. Неосознанно, просто во рту пересохло. - Вечеринка? Да без проблем… Качнув бедрами и юбкой короче некуда, Лидия Мартин вышагивает вдоль парт, будто по красной дорожке плывет. Ослепительно улыбается, притягивая похотливые и завистливые взгляды. Эйдан поворачивается к брату, чтобы бросить что-то насмешливо-едкое, но взгляд натыкается на пустой стул. Впервые в жизни. Как с размаху в распахнутую дверь. - Что за херня, чувак? Эйдан хлопает дверью так сильно, что Итан удивляется, как та не слетает с петель. Громовое эхо от удара волной прокатывается по кварталу, в соседних домах псины, испуганно скуля, прячутся в будки или скребутся в заднюю дверь. Итан демонстративно смотрит телевизор, прибавляет громкость на полную. - Кулинарный поединок? Серьезно? Эйдан выхватывает пульт, жмет на кнопку выключения. На экране розовощекий мужик в переднике продолжает радостно взбивать яйца венчиком в глубокой миске. Итан смотрит так внимательно, будто от искусства приготовления омлета зависит его жизнь. - Итан, блядь, оторви свой зад от дивана и посмотри на меня! Тишина. Будто он – пыльное облачко в углу, не стоящее внимания. Совсем охерел? Прыжок сквозь всю комнату, захват. Оба летят куда-то в стену. Дом содрогается, когда Итан въезжает затылком в кирпичную стену. Каменная полка, расколовшись на части, падает сверху прямиком на грудь. - Какого хера? – Отплевывается, выбираясь из-под обломков, пыль и штукатурка скрипят на зубах. Подняться не получается, потому что брат дергает за шкирку, рывком ставя на ноги. Еще один удар затылком о стену. Эйдан выпускает клыки, а острые кривые когти вспарывают кожу на предплечье. - Я. Повторяю. Вопрос. Что за херня? - Что за херня? – Смех из Итана выплескивается, будто апельсиновый сок из лопнувшего пакета. – Лидия Мартин, я полагаю. Ты хватился меня до того, как она тебе отсосала или позже? Эйдан отступает на шаг, будто близнец ударил его по лицу. Глаза потухают, и яркая лазурь будто втягивается вглубь, уступая место топленому шоколаду. Это ревность, горькая, ядовитая, безысходная. Она жрет брата изнутри, разрывает на части. Он, Эйдан, вынес бы все, но не эту отрешенную печаль в ореховом взоре. Будто волк, запертый глубоко внутри человеческого тела, скулит и мечется в поисках выхода, раздирает грудную клетку когтями. - Итан… - он лишь протягивает руку, за которую близнец ухватывается, как за спасательный круг. Вжимается мокрым лицом куда-то в воротник. Он пахнет дождем, слезами и каменной крошкой. Вздрагивает, когда пальцы Эйдана чуть приподнимают за подбородок, заставляя посмотреть прямо в глаза. И чувство, будто падаешь и падаешь в межзвездном пространстве, не в силах вдохнуть. Тьма и бесконечность. Бесконечность и тьма. - Итан… Губы скользят по лицу, собирая остатки влаги. Он не дышит. Совсем не дышит. И лишь когда Эйдан легонько целует краешек губ, вздрагивает всем телом. Пальцы сжимают плечи, оставляя пурпурные кровоподтеки, расплывающиеся на коже, как следы маркера на мокрой бумаге. - Ты такой идиот… Губы к губам, как разряд молнии куда-то в скопление нервов. Раскаты грома за стенами дома вторят стуку сердец, сорвавшихся с привязи. Тонкая ткань трещит и рвется легко, как бумага. Кончиками пальцев – по гладкой груди. На грани оргазма. Ловит губами каждый стон, каждый выдох, слизывает вкус горького кофе и мятных конфет. - Только ТЫ, дурак… Только ТЫ… * * * Ввязываясь в кровавую бойню за Скотта МакКолла, ни один из них не думал, что удар Они может забрать жизнь одного из них. Никогда. Эйдан не дышит, не дышит… Паника касается ледяными пальцами затылка, ввинчивается под кожу, растекаясь вдоль позвоночника - Ты не бросишь меня… Почему он не исцеляется? - Эйдан!!! Итан не чувствует ног, а пол плывет, меняясь местами со стенами, с потолком. Тошнота накатывает волнами, а перед глазами повисает красная пелена – как мутный болотный туман, разбавленный кровью. - Эйдан, не смей! Он не исцеляется, потому что не чувствует боли, потому что сознание отключило ее. Глаза вновь вспыхивают неестественно-синими топазами, когда Итан выпускает когти. Взмах руки, и рваная рана от горла до живота появляется на теле близнеца. Жидкость алая, как свадебный пунш, хлещет на пол, смешиваясь с кровью брата. Красное на черном. Эйдану не больно, но он чувствует брата даже сейчас, балансируя на тонкой грани. Даже сейчас, когда врата в иной мир уже приоткрылись и Люцифер, потирая ладони, выглядывает в мир живых. - Эйдан… Итан падает рядом, нащупывая руку брата – холодную, будто он весь состоит изо льда. Создание уплывает, и боль, закручивающаяся тугими узлами, отключается сознание. Соскальзывая в небытие, Итан чувствует, как внутренности лижет жаркое пламя. Оранжево-красное, как волосы Лидии Мартин. Он не видит, как грудь Эйдана медленно поднимается и опускается, еще и еще. Края раны бледнеют, стягиваются. Они все еще держатся за руки. Они всегда были одним целым.