Там, где мы будем завтра.

Я дал указания дежурной «трешке» - а потом все-таки добрался до столовой и проглотил порцию питательного супа с гренками. Из кружки, тарелок не было, не до того было, а саморазогревающиеся пайки – привилегия войск, не нас, бедных медиков…Перед дозой надо было обождать пять-десять минут, и потому я забрал свой кав – и отправился в дальний угол пещеры подземного этажа, на которой и была расположена кухня и столовая, чтобы просто присесть на встроенную лавку на пару минут. «Трешки» и соратники-«двойки» «первой волны», поднимавшие медлаб, пока мы сопровождали колонну, так же забегали в столовую, чтобы проглотить что-то перед дозой, я кому-то кивал в приветствие, кто-то кивал в приветствие мне, кто-то – зависал с отсутствующим взглядом, как и я, собираясь с силами, чтобы пережить короткое отвратительное ощущение от ввода дозы, и мы не жаловались – это была жизнь, на которую мы подписались…нет, мы все время жалуемся, вы не думайте. Нам всегда все не так. Коек в форте не хватает – приходится уже класть раненых на походные постели прямо на продезинфицированный пол – хвостоголовым нужны микроэлементы для костей и теплая одежда – где взять дополнительные обогреватели для дальних палат, не сверху же спускать – почему нет – как же их мало – какого хатта НАС ТАК МАЛО?... Это все нормально. Это все в порядке вещей. Но генерал набирал нас сам, и у него не было людей, которые не понимают, что делают. И не понимают, что «надо – значит, надо». В какой-то момент – на дне кружки с кавом осталось только два глотка, я понял, посмотрев на хронометр, что мне пора, налепил себе кардиопластырь, убрав старый, подумал, что надо действительно навестить напарника Вара…и хихикнул тихо, сообразив, что именно меня дергало в этом имени из трех букв. И снова хихикнул, только совсем тихо, чтобы не пугать присоседившихся санитаров, что покосились на меня. Снова – потому что теперь я мог с полным знанием дела заявить, что совершил настоящий подвиг: пытался вытащить из-под обвала Нашу Доблестную. В одно лицо. А джедай потом пришел. Этот настрой как раз подходил, чтобы уколоться, и я закатал рукав, нашел вену - и впаял дозу одноразовым инъектором, тут же зажмурившись от холода, побежавшего по венам, и легкой тошноты и зуда в голове, которые быстро накатили на меня – и так же быстро ушли. Теперь надо было встать и походить немного, чтобы несравнимо более мягкий, чем клонский, стимчик разошелся по телу, изгнав усталость и тупизну тумана в мозгах. Тряхнув головой и отдышавшись, я решил потратить это время с пользой: пехотинец, напарник «сорок девятого», вполне уже мог очнуться. И скоро зверски захочет есть. Или не очнулся, но еду я все равно могу ему донести и оставить хотя бы записку. Так что я взял порцию из тех, что готовили для раненых, и отправился с двумя кружками – с супом и сладчайшим некрепким кавом – в отделение для легкораненых, в большой зал. Вообще-то это было не мое дело: за ранеными ухаживают дроиды и живые, «трешки», и клоны-медтехи, но в полевых условиях мы делаем то, что видим, а не только то, на что способны. Если есть возможность. Мы, так или иначе, опекаем наших больных тогда, когда не хватает сил на операции, а санитары - тоже сбоят. У них всегда больше дел, чем у нас, и они порой не имеют даже возможности, чтобы перекусить перед дозой… Они, если сваливаемся мы – сами идут следить за состоянием больных в операционки, помогать хирургам и полевым врачам, и ввязываются в реанимации, обучаясь прямо на ходу, а нас, «двоек» - выкидывают в тихие уголки, чтобы мы могли урвать хотя бы пару часов сна, когда не то что ноги – голова не держит. У нас хорошие медики. Ни одного левого человека. В смысле, существа, потому что работали у нас не только люди по расе. Но мы все уже больше полгода как одна раса: медики. Наверное, потому, как я уже говорил, что генерал общался с каждым среди нас, когда принимал к себе. Более тщательный отбор трудно провести. Так что никто из коллег не выражал изумления, когда «двойка», на ходу слушая своего дока, отправляющегося на боковую, толкал перед собой плывущую над полом тележку с завтраками для какой-нибудь палаты или тихим матом отправлял своих «трешек» спать. Взаимозаменяемость. Кажется, мы научились этому у клонов. По пути моего прохождения – меня остановили только раз: Чарен, корунай, второй «двойка» из пятой бригады, прямо на ходу приостановил меня – и коротко, с полушальной улыбкой сообщил: - Слышь, Варна, мы почти всех «тяжелых-быстрых» «переработали»!... - Че, правда?... – новость о том, что мы, восемь бригад, пропустили через руки за шесть…семь…восемь часов всех людей генерала Дая, которые нуждались в быстром хирургическом вмешательстве – сначала несколько пришибает. Особенно на принятую только-только дозу. Я даже головой тряхнул, на миг закрыв глаза. - А-ха, - чуть в нос отозвался тот, кивая. – Теперь остатки наших…но там «откаты» исключены, а «тяжелых» - осталось мало…А «наш» - даевских в койки отправил приказным порядком, всех!...Три часа назад!...Да еще громко, после того, как увидел, что они на остатках сил помогают подключать системы обороны!... Там, снаружи!... Я глумливо загыгыкал, и эхом – загыгыкал Чар, отпустив меня и продолжив свой путь. Тот, кто никогда не связывался с нашим генералом – не поймет наше гыгыканье, но я поясню: это с виду он такой сдержанный и отстраненный. С такой рожей – это уже не удивительно…но прошу заметить, что его фамилия – переводится с его родного языка, как «склочник», и он ее вполне оправдывает. Порой он просто взрывается ядом, едкостью и гнётом – правда, только по делу – и все вокруг начинают чувствовать себя сынками, имбецилами и саботажниками. Я сам видел… и чувствовал. Даже если я был не при чем – оно пробирает, точно вам говорю. Потому-то каждый всплеск начальственного гнева – это бесплатный аттракцион для невинных и прилив удовольствия пополам с адреналином. У нас хороший джедай. Правильный. Мы смеялись над ним – но каждый знал, что прямо в тот миг, как мы смеемся, над нами, наверху – наш джедай вконец срывает горло в приказах, что вот-вот – по нашему крейсеру могут попытаться залепить сверху оставшиеся сепские силы…но мы верим, что щиты выдержат. Потому что так сказал генерал. Он проводит высадку частичного контингента в форт. И с теми, кто уже есть – наладит оборону. Он всех, кого надо, уложит спать. Он поймает скалу над тобой…он жалеет, что его нельзя клонировать. Это шутка такая. После слов Чарена – я почувствовал, что у меня хватит сил отстоять еще смену, а, может быть, и даже две, без ущерба для окружающих, и даже три – если будет нужда. Я не знал, что творится снаружи. Я мало задумывался о том, что нас, возможно, атакуют. Мелочи вроде кава и вот таких сплетен от генерала – поддерживают не решимость, нет…просто – ясное понимание того, что происходит. Я тихо отодвинул часть ширмы в сторону – и заглянул в бокс. Клон, что ожидаемо, уже не спал, и на мое пришествие повернул голову, а затем и тяжеловато приподнялся на локте, глядя сумрачно, но вполне ясно. - Привет, - сказал я негромко. – Сейчас я посмотрю ваше состояние – и вы сможете поесть, - я поставил кружки на крохотный откидной столик, что был приделан к аппаратной стойке на кронштейне. Быстро считал показания приборов, а с дэки – динамику восстановления. Когда я коннектил дэку к аппарату – клон хрипловато спросил: - Долго я тут уже, сэр? - Почти восемь часов, - отозвался я, назвав примерный срок. – Восстановление идет полным ходом, - припомнил, зачем, собственно, шел сюда – и сообщил: - Ваш друг, КС-1049, уже пришел в сознание, у него тоже хорошие показатели… Воспаление снимается, - заметил краем глаза, как клон, услышав номер собрата, замер, глядя на меня. – Дня два – и мы приделаем ему новую конечность. – Прочел показатели и удовлетворенно кивнул: динамика восстановления была положительной и уверенной. Убрал дэку на пояс. – Инфекций, как мы и думали, у него нет, осложнений тоже. – Повернувшись к нему, аккуратно избавил его от иглы в вене, тут же прикрыв ранку от иглы пластырем. Отлепил с него электроды. Клон с видимым удовольствием пошевелил рукой, потом плечами, уже не опасаясь, что что-то выдернет или сместит на себе, заполучив гнев медика на свою голову. Побольше бы таких понимающих… - Все в порядке. – Сменил кардиопластырь на его шее. – Через какое-то время проверим для порядка ваше сердце…но на мой взгляд – все отлично. Садитесь поудобней – и можете поесть. - Долго мне тут оставаться, сэр? – спросил он, поудобней устроившись на койке, подложив подушку под руку и принимая кружку с супом. - Ммм…- я по привычке принялся обтирать кисти антисептической салфеткой, глядя на клона. Кожа тут же высыхала, как и салфетка, и надо было делать это быстро. – Еще часов восемь-десять…пока наш генерал не отменит свой приказ. - Приказ, сэр? – чуть изумленно переспросил он. - Наш генерал вас всех по койкам отправил, - не смог не улыбнуться я, убирая салфетку в карман для отходных. – Так что у вас сейчас одно дело: ответственно отсыпаться. - Понимаю, сэр, - он посмотрел в свою кружку. И не мог не добавить: - Но я чувствую себя уже удовлетворительно… - Поднял взгляд на меня и привычно добавил: - …сэр. Как будто я что-то решаю. Или он мог сказать что-то иное. - Это ненадолго, - «обрадовал» его я. – Накопленная усталость не проходит за неполные восемь часов. И никто не хочет, чтобы вы снова свалились, но уже – с осложнениями…например, на сердце. Он хмуро посмотрел на свои руки, потом снова на меня, будто бы хотел что-то возразить – но не стал. Я ему помог: - Не беспокойтесь. Нас тут стало действительно МНОГО. Так что вы можете спокойно отдыхать… Не так много, чтобы пройтись по жестянкам катком…но тут, в форте – сейчас есть кому сменить вас на посту. Он все это понимал, и даже, наверное, сам видел, когда прибыл…но некоторые вещи им надо терпеливо напоминать. Такие уж они люди. И он все-таки спросил: - Много – это сколько, сэр? - Двадцать три тысячи, - отозвался я. Чуть погрустнев, но все-таки добавил: - Сейчас – стало меньше…но этого достаточно, чтобы и оборонять форт – и устроить врагу неприятности… Как я слышал – мы тут будем держаться, пока не прибудет настоящее подкрепление, его должны привести или генерал Кеноби, или генерал Винду…или вообще – сам Скайуокер. Но пока – нас хватит, чтобы защитить местных, что пришли с вами, и быть головной болью зеленой морде из Техносоюза, - этот разговор можно было бы не вести. Но такие разговоры хорошо помогают собраться с мыслями и пониманием. – Так что у вас есть отличная возможность прийти в себя. – Он не помнил посадки крейсера. Его ждал отличный сюрприз… Он осторожно вздохнул: подозрения на трещины в ребрах не оправдались, хотя ушибов он нахватал прилично. Впрочем, ушибы такого толка – были нашей самой последней заботой. - Спасибо, сэр. Это хорошие новости, - он покачал кружкой в руке – и вдруг спросил: - Ваш позывной – М2? Я не уверен, что правильно запомнил… Я был изумлен, что он вообще хоть что-то запомнил. И отозвался: - Да, все верно. В эфире я – М2. Когда мы сопровождаем вас в битве. Или работаем на эвакуации под огнем. У нас тут три таких бригады, я – из первой. У нас спаянная частота с открытым каналом ведущих боевые действия подразделений… - И спросил сам: - А ваш позывной?... - КС-1050/0025, - отозвался он привычно-четко-отсутствующе, все еще глядя на кружку в своей руке, будто не зная, что говорить дальше. У них так бывает. – Вар…КС-1049/0025…мы с ним с самой Камино. – Он посмотрел на меня, умолкнув, не зная, как по-человечески сказать – «я волновался за него и боялся, что потеряю его». Или, может быть, знал, но не был уверен, что надо это говорить при мне. Особенности их воспитания, будь оно не ладно. Я медленно кивнул: понимаю. - Пейте, - напомнил я вслух через вздох, кивнув на кружку в его руке. – С Варом – все будет в порядке. Обещаю. – Сообразил, что не знаю имени «пятидесятого», поколебался, помня о негласных правилах общения, принятых на «Терроксане» - но все-таки спросил, дождавшись, когда он глотнет супа: - Как вас зовут? Клон чуть изумленно посмотрел на меня, моргнул – и ответил: - Меня зовут Таймер. – И добавил: - Тай. Короткое имя. В три буквы. Не обозначение – Таймер. Имя – Тай. У них это в ходу. - А меня – Эчин Ирик Варна, - сообщил я, чтобы заполнить повисшую пустоту. И протянул ему руку. - Ирик, - повторил он, будто припоминая. - Да, - кивнул я. И уверенно улыбнулся: оно порой помогает. – Значит, вы помните, как меня зовут. Он посмотрел на мою протянутую руку – и осторожно пожал ее в ответ. - Скорее да, чем нет, сэр, - уже свободней отозвался он. Посмотрел на меня в упор – и так же прямо, в упор, спросил: - Это ведь вы там были? Под скалой? Он помнил больше, чем я думал. Но у них вообще – отличная память… - Я, - ответил я. Он помолчал. И заметил: - Я не часто видел, чтобы медики из гражданских шли…сопровождением в боевых действиях, - по инструкции, как я и говорил – нас вообще не должно было быть на поле боя. Для этого были медтехники-клоны. – Самое большое – на эваках…сэр. - Мы особенные, - отозвался я. Чистая правда. – Мы не ждем, когда вас доставят. Мы приходим раньше. Он повел головой, залпом допил суп – и почти буркнул: - Не уверен, что это правильно, - он, на самом деле, одобрял то, что мы делаем, но инструкции говорили иное, и он не мог этого не заметить. - Это – совершенно правильно, - возразил я, опомнившись, посмотрел на хронометр…и спохватился: - Оу…так, я должен возвращаться, - потянулся и повернул стойку так, чтобы столик был поближе к койке. – Выздоравливайте. Смена начинается, меня док ищет уже, скорей всего… - Сэр, - он отставил кружку – и чуть торопливей попросил: - Я понимаю, что прошу многого, но у меня здесь нет связи… Вы не могли бы узнать о КС-1029/0025? Его зовут Яро. Я не смог с ним связаться… - Я введу данные в базу, - пообещал я. – И если он жив – вам сообщат…я загляну – или кто-нибудь еще. - Спасибо, сэр. Я вымелся наружу, кивнув ему напоследок, и задвинул за собой ширму. И галопом понесся к доку, который, разумеется, вызвал меня, когда я был уже в зале. Потом был еще один сеанс кошмара с короткими перерывами и земляной легкой дрожью, и мы латали уже «блестяшек», которых забрали на Камино, и Эч, в какой-то момент, в операционной, устало хохотнув, сообщил, что «наш» ходит в настроении чернее своей робы, в том самом, когда он трое суток напролет решает проблемы, а потом срубается на сутки, и скоро явно что-то будет… Другими словами – он зол, как сит, и последствия будут катастрофическими. - А может, он и есть сит, - заметил я, собирая насадки для лазеров в бокс. Хирург изумленно воззрился на меня и заржал через миг: - А ты что, только сейчас догадался?!... - А? – я воззрился на него ответно, забыв пересмотреть комплектацию. - Да его уже все давно на борту Ситом кличут! – ехидно сообщил мне Ко. – Один ты, как гран в запое, до сих пор не в курсе, что почем!... - Сит, - тупо повторил я. Только тогда сообразив, как сильно изменился полковник, став генералом. И спросил: - Так вы думаете, что бой с Дуку?... - Ничего я не думаю! – Отмахнулся хирург. – Я просто знаю, что он бледный, как покойник, что у него теперь получается то, чего он не делал прежде – и у него стало крайне мало красных телец в крови!... - Кто сказал? - Стиммс проговорился!... Кому «наш» еще на обследование дастся?... «Вот тьма,» - подумал я, в который раз пнув себя за то, что не ловлю очевидного вокруг. Все-таки пересчитал и пересмотрел насадки. И подумал: что НА САМОМ деле было там, где генерал встретился с Дуку?... И не окажется ли, что цена за такую победу – будет слишком высока для нас всех?... Нет, поверьте, я не записал генерала во враги Республики тут же, как услышал прозвище, что ходит среди наших. Я вообще не об этом подумал. Я подумал о том, что генерал МЕНЯЕТСЯ, что он страшно изменился за последний месяц с небольшим, и даже больше - со времени, как…как потерял своего помощника и убил Дуку. Тут есть с чего «потемнеть», если я правильно понимаю джедаев…то есть, если я хоть что-то о них понимаю правильно. Слухи ходили разные, но я сам застал то время, когда генерал – и даже еще полковник – и Альфа Девять-Восемь, его заместитель, и еще некоторое количество клонов из группы Альфы – проводили почти все время в одной компании, что-то решая, планируя…тренируясь. Тренируясь вместе. И в столовую приходя гурьбой. И переругиваясь, порой – на глазах у всех. Именно поэтому мне нравилось служить у генерала, не смотря на то, что с субординацией на борту порой был полный швах. Когда он был еще полковником – он был смугловатым и открытым, он не носил визора и перчаток, он постоянно шутил и не боялся смотреть в глаза своим людям…Я не знаю, что он перенес. Но я ему сочувствую. И не хочу, чтобы внешние изменения – были отражением внутренних. Понимаю, что никому нет дела до моих желаний – но не хочу. И потому, что он меня спас – тоже. Через шесть часов второй смены – Эч выгнал меня на второй перерыв, я чувствовал себя уже не очень хорошо, тело наливалось тяжестью, руки горели и тоже – наливались онемением и тяжестью, и я послушно вымелся наружу из операционной, глубоко вдохнув уже почти отчищенный от мерзких запахов теплый воздух. Похлопал по карманам комбинезона и вновь накинутой куртки, проверяя свой лекарский запас: почти весь потрачен. Надо идти на склад и брать новую порцию… И вспомнил, что до сих пор не знаю, что там с моим МП1, капралом Тингом. Я даже не знаю, куда его положили. Вздохнув снова – я направился к стационарному терминалу, что уже установили при входе в «приемник». Там все время толпился народ, причем не только медики, но и местные с солдатами, выбравшими минутку, чтобы синхронизировать свои базы с базой медлаба, которая, зараза, все еще никак не сливалась с базой данных по контингенту мастера Дая. Привычно потеснив пару «трешек», я пронырнул под рукой какого-то хард-пеха, чтобы быть поближе к машине, и засинхронил дэку с терминалом. - Сколько? – тут же спросил кто-то из медбратьев. Про опознанных, по данным, имевшимся у меня. - Пока только трое, - отозвался я с сожалением, не глядя. – И они, кажется, уже опознаны… Пока нет синхронизации с данными войск мастера Дая – порой приходится самим дополнять данные. Сзади вздохнули. - Живые, - все-таки порадовал я. – Один мягкий «откат» и один «потеряшка»…И ломаный пилот. – Снимать данные про остальных мы не успевали, да и было это не нашим делом. Посмотрел на списки: нет, про «сорок девятого» и «пятидесятого» информации пока не было, никто не сливал. Я с облегчением забил в общий список номера и имена, и они заняли свое место в данных об их роте. Цвет номеров сменился с красного на желтый…и все равно – красных, ПБВ и просто неопознанных, без номеров, и серых, обозначающих мертвецов, было много, очень много. Я прокрутил список выше – и увидел, что номер 1029 – сияет желтым. Яро, друг Вара и Тая – был жив. - А-ха… - слил себе краткую информацию о нем – и принялся искать КС-2032/4920, капрала Тинга. Он был жив, на нем разнесли шлем, он получил трещину в плечевом суставе и пробой над костью, в зазор между пластинами брони: попадание осколком камня. При близком взрыве такое бывает. Его положили в инфекционку, потому что у него четыре часа назад стала повышаться температура и в крови обнаружили активность какой-то дряни. Мне было пора принять душ и сменить одежду, да и вообще – уйти вслед за доком на покой хотя бы часа на четыре, правда, я не знал, отпустит ли меня Эч, но когда я отошел от терминала, убирая дэку и разыскивая взглядом хоть одного знакомого медбрата – я увидел самого Ко, который сдавал смену хирургу из пятой бригады, мне еще незнакомому, и лицо Эча было почти землистого цвета. Я не знаю, как он столько выдерживает. Эч увидел меня, насупился почище моего дока, молча, издали, ткнул в меня пальцем – ты! – и резко указал рукой в сторону – вон!... Я устало козырнул в ответ – понял, ушел, уже сплю!... и действительно пошел в коридор. Но до коридора в сторону «инфекционки» и, дальше, нашего спального отделения - не дошел, потому что, почти миновав отделение с «откатниками» и легкоранеными - услышав знакомый шум. Тихий крик-вой сквозь стиснутые зубы, на миг перебивший окружающий шелест, стоны и говор. Из бокса справа от меня вынырнул Чарен с округлившимися глазами, скользнул взглядом по окружающим – приостановившимся «трешкам» и мне - диковатым взглядом, рявкнул: - Варна, ИПХа, и быстро!... – и снова скрылся в боксе. Я побежал к нему, на ходу вытаскивая из нагрудного кармана последние ампулы-инъекторы. ИПХ – это не интенсивная предхирургическая обработка, как можно наугад подумать. ИПХ – это «иди-помогай-на-хер». Потому что один уже не справляется. Даже с медбратьями на подхвате. Это может означать…например, рецидив. После «отката». Собственно, я был прав: клона ломало на койке так, что хрустели суставы, и судороги никак не давали ввести ему лекарство, их снимающие, и ему уже челюсть не разожмешь, а «трешка», низенькое, молодое создание из седьмой бригады, побледневшее и явно на грани срыва, никак не могло удержать даже на миг руку клона, чтобы Чар добрался до вены. Не то что помочь ввести трубку ИВЛ…. Пластырь не помог. Вообще никак. Раздраженная нервная система и износ – чхали на пластыри с высшей точки в стратосфере… А капельницу поставить не успели. С другой стороны – он был еще жив. Не судите «трешку» строго: клон-солдат весит восемьдесят-девяносто стандарт-единиц. При всем этом – это исключительно тренированный парень…То есть – крайне сложно удержать даже руку клона в «откате». Чар перемахнул койку, получив помощника в лице меня – и навалился всем весом на левую, ближайшую ко мне руку клона, выждав миг опадения тела. Подарил мне две секунды – и я вогнал препарат в вену, тут же отбросив пустую ампулу в сторону. Чар отпрянул назад. Я выпустил руку клона, придерживая его самого, чтобы он не упал с койки, ногой шарахнул по аппаратной стойке, открывая секцию с контейнерами для растворов: контейнер сердечных был пуст. - «Трешка»! – рявкнул я негромко, чтобы та опомнилась. – Быстро за кардиопротектором! Мигом!... Я в такой ситуации однажды, в самом начале, едва не стал сначала вытаскивать старый контейнер, чуть не получил по башке – и навсегда запомнил, что так делать неправильно. Девушка из седьмой бригады – была умнее: она рванулась наружу сразу. Чар обогнул койку обратно, встав на мое место, а я тут же потянул из аппарата наружу трубку поддержания дыхания. - Спокойно, спокойно, - тем временем ровно и четко говорил Чар, ловя взглядом почти обессмыслившие глаза клона. Звериный испуг в них должен был скоро пройти. – Все нормально. Так бывает. Мы тебя вытащим. Просто слушай меня. Слушай меня!... Судороги уходили медленно, и когда я рискнул запрокинуть голову клона, чтобы ввести трубку для предотвращения аспирации – он уже что-то соображал, он уже пытался сдерживать себя сам, что могло оказать обратный эффект… но его трясло все-таки уже легче. Пульс у него был бешеный, он глотал воздух, как воду, захлебываясь…в общем, «откат», а тем паче его рецидив на нервы – штука страшная. - Прямо сейчас, - громко приказал я. – Прямо сейчас – ты замрешь! На один миг! Это приказ!... Я не знаю, почему. Я не знаю, как это происходит. У нас одинаковые головы, мы все люди…Но вбитое в них понимание силы слова «приказ» действует. Почти всегда. Он едва заметно выгнулся – и замер. На те же две секунды. Дав мне пшикнуть себе в горло заморозкой и ввести трубку. Примчалась «трешка», я только отодвинул ногу, чтобы она поменяла контейнеры, но она смогла это сделать в отпущенной нам тесноте бокса. - Все, боец, расслабься, - приказал я, когда увидел, что трубка встала, как надо. – Все, не держи себя. Лекарство пошло, импульсы утихнут… Давай, расслабься, - его еще подбрасывало и дергало, но лицо бледнело, пульс все-таки стал ровнее, и вскоре мы смогли поставить ему смесь для сердца и на прокапывание противосудорожного и успокоительного. Как и нейропротекторы. Его еще подергивало, когда я налепил ему на голову электроды для поддержки нейропутей, чтобы подключить их к аппаратуре, и Чар тут же вытащил дополнительные: - Удержишь его один?... - Да, давай… - И когда я приподнял клона, как безвольную тяжелую куклу, почти усадив, оперев на себя – он едва заметно выгнулся назад и еле слышно засипел. Сердце у него все еще колотилось так, что я это чувствовал по воздуху между нами. – Тихо. Тихо-тихо-тихо… Все в порядке. Мы снимем ломку. Все будет в порядке. – Все это страшно. И очень хочется оторвать голову тому, кто придумал эти стимуляторы. И самим клонам порой – тоже головы хочется ампутировать. За то, что они, чаще всего – игнорируют пункт инструкции, который гласит, что вместе со стимами - надо принимать кардио и нейропротекторы. Потому что, видите ли, они снижают, как система безопасности, срок действия стимчика…а спать вовремя они после дозы не всегда могут. Сам бы поколотил, ей-боги. – Тише, ну? Все, уже все… - Чар быстро налепил электроды вдоль позвоночника и подключил их, и мы смогли осторожно уложить клона обратно. Я люблю работать с Чаром. Нам не мешают ни ограниченное пространство, ни усталость – он такой же клюнутый в голову «двойка», как и я. - Все, - Чар подключил электроды на голове клона. – Все, все приходит в норму… - посмотрел на показания аппаратуры. Клона будет дергать еще какое-то время, и это нормально, но теперь он не умрет, если не будет осложнений… И чтобы исключить их – я достал анализатор, чтобы проверить работу головы, сердца, легких и почек. Голова была в порядке, если спазмы сосудов и были, то они были мгновенными и прошли бесследно, хотя любые спазмы не полезны…а на сердце я нашел потемнение. Небольшое, но оно было. - Чар, - он обернулся, и я показал ему картину происходящего. - Понял, - только вздохнул он и зарядил в аппарат корректирующую программу, чтобы в кардиопротекторы и успокоительное уходила бакта-смесь, приготовленная именно для этого, и до того момента не активизированная. Не оглядываясь, он приказал: - «Трешка»…двигай на склад, за новой постелью. Давай, мигом. «Трешка» снова исчезла. - Ты ее знаешь? – коротко вопросил я, все еще глядя на экран. Кивнул: бакта пошла. - Нет, - так же коротко отозвался он. – Похоже, она первый раз в «котелке»… - Хоть соображает… - Нет, - буркнул он сердито. – У нее не было ампул… - Мм?... – я так привык, что у нас все уже обзавелись поясами и куртками для «все-свое-ношу-на-себе», что не сразу его понял. Опустил анализатор. - Не было, понял? – пояснил он туманно. Все так же сердито. – И пояса на ней нет!... - Точно впервые, - невесело усмехнулся я. Посмотрел на клона. Он понемногу приходил в себя, и даже смог сфокусировать на нас взгляд. Его все еще потряхивало, но пульс упал почти до приемлемого завышения, как и давление. - Даже говорить не хочу… - буркнул Чар. И, укрывая клона одеялом – ругнулся. Поднял передатчик к губам: - Да, док!... - Ты где вообще? – сердито выдал ему его врач. - Рецидив снимаю, - не менее сердито отозвался Чарен. – А что, уже нужен?... - Ты там один? - Нет. Тут Варна. - Оставь рецидив на Варну. Бегом, Чар! Чтобы через полминуты был у меня!... - Понял, док, - отозвался он и опустил руку. Покосился на меня. - Вали отсюда, - буркнул я, чувствуя, как у меня медленно, но верно начинает болеть голова. – Я сам дальше… Он мимолетно хлопнул меня по плечу – и молча вымелся. Я убрал анализатор, еще раз проверил показания аппаратуры – и вздохнул: состояние прямо на глазах улучшалось. Слава всем богам. Посмотрел клону в лицо: на остатках сил – но он держался в сознании, и следил за мной, приоткрыв глаза, иногда пытаясь посильнее зажмуриться, когда мышцы снова начинало выкручивать, а зуд в голове – возвращался. - Все приходит в норму, - негромко и привычно сообщил я. – Больше так крутить не будет. Скоро подействует успокоительное – и вы уснете. Завтра – будете усталым, но живым и без ломки… Он открыл глаза шире и попытался двинуть головой. Говорить он не мог, но по его глазам я понял, что он не хочет засыпать. Они все не хотят этого. - Так надо, - сказал я. – Вы же знаете… Нервная система отдохнет, чуть позже – почистим вам кровь снова, если будет надо… И назавтра вы будете куда лучше, чем сейчас. Он закрыл глаза, смирившись с тем, что все будет по-моему. После всего – у меня тоже начинался тихий отходняк, напряжение все-таки лишило меня сил на третью смену, и я устало сел прямо на пол, скрестив ноги, чтобы переклеить себе кардиопластырь на свежий. Эффективность и чужие шансы. Вот и все, чем мы занимаемся на войне: повышаем чужие шансы дотянуть до следующей атаки… Не знаю, что им часто мерещится, когда они уплывают в отключку, но порой их начинает тихо дергать на грани сна. Я слышал о Камино много неприятного, и больше, чем хотелось бы, – и видел, каким ходил на Камино наш генерал, а он-то явно не только слышал, но и что-то видел... Да и вообще, с такой недоброй жизнью, как у наших солдат – не удивительно, что они подконтрольные психопаты. Хорошо хоть, что часто мы знаем, что нам делать… В какой-то миг, видя, как клон пытается скомкать в кулаке простыни, я осторожно положил ладонь ему на запястье. Кажется, в чем-то они подобны животным. Собственно, как мы все. Через некоторое время он успокоился, рука расслабилась, дерганье стало редким – и просто от расходящихся мышц. Когда пришла «трешка» и мы меняли постель – он уже спал беспробудным сном. Потом я все-таки ушел в душ и спать. Только перед этим узнал, что незнакомую «трешку» зовут Гана, что ей двадцать лет, что она первый раз пошла в обеспечение с нашим медлабом, что понятия не имела, что даже «трешки» - носят с собой почти полный фельдшерский запас, чтобы помочь тем же фельдшерам, у которых все разлетается со скоростью гипера, или подменить их же на вливаниях или инъекциях, я сообщил ей, где добыть такой же пояс с подсумками, как у нас, где нарыть такую же отличную куртку, как у меня – и как что куда расположить. И поинтересоваться в арсенальном складе о легкой броне. Я отправил ее на фарм-склад, отписавшись дроиду-интенданту, сообщив, что «новообращенной» «трешке» положен гильдейный знак. Он знал, о чем я. Я сам так получал свою снарягу – до этого у меня был только жилет с карманами, но его на броню не натянешь, а вот пояс – легко… Как и безразмерную куртку, если что. Но куртку в поле я не носил. Говорят, это Стиммс с генералом придумали. Не знаю, они ли на самом деле, но это они правильно. Я все-таки заглянул по пути одним глазком в инфекционку, полюбовавшись через прозрачные стены тамбура перед палатой на сержанта Экка, который как раз пришел проверить своего зама, не стал им мешать – и ушел в «спальню». Не думайте, что, выбравшись из душа в новой смене одежды – я попал в вариант каюты на десятерых. Наша «спальня» - это спальники, разложенные прямо на полу квадратного помещения, потому что первым же делом – все койки были отданы для больных, и нам досталось, что осталось. Вообще-то – мы, полевые, часто таскаем нашу снарягу с собой. Так Стиммс распорядился. Ее доставляют вместе с оборудованием. И когда я пришел в «спальню» - мой спальник был уже размотан, сумка стояла рядом, на спальнике – явно кто-то недавно отсыпался, но это было в порядке вещей… Я молча упал на него, стараясь не замечать больничных запахов и не слышать постанываний в зыбком сне, коротких приказов – во сне же – и тихого храпа моего дока у дальней стены. Полежал немного, стащил-таки бутсы, сунув их под сумку у стены, чтобы никто не споткнулся о них в серой полутьме, укрылся одеялом с головой, чувствуя запах антисептиков – явно валялся кто-то из «двоек», «трешки» стараются спать у соседней стены и чаще пахнут паром и дезсредствами – и отключился напрочь. Мы часто даже не пахнем, как обычные люди и нелюди. Наши медички пахнут не духами – разве что цветами, которые мы умудряемся иногда привозить им на борт с выходов – а антисептиками и изоляцией от новых терминалов. Мы – или гнилой кровью и чужим потом и прочими вещами – или антисептиками и озоном от ст-полей. «Трешки» - дезсредствами, автоклавной и пластырями. Не знаю, почему… Мы все коротко стрижены. Даже красавицы-администраторши. Это раса такая: медики. «Клистирные трубки». На исходе четвертого часа – мне снилось ущелье вперемешку с операциями, и чей-то громкий голос, что звал меня по имени и рангу, заставляя встать и идти, но я все никак не мог понять – куда, и скала снова падала на нас, но в этот раз – джедая рядом не было, и мое отчаянье было таково, что я почти расплакался, тут же, во сне понял, что это просто легкий психический срыв…и понял, что меня кто-то трясет за плечо. Наяву, не во сне. Я открыл глаза и понял, что рядом со мной присел на колено забрак-«двойка» из третьей бригады, Готтас, я четко вижу в полутьме распущенные шнуры на его бутсах и потертости на голенище правого…и как бликуют его нечеловеческие глаза. - Чего тебе? – проскрипел я, приподнявшись – и судорожно вздохнул, осознав, какой хриплый и невнятный у меня голос. - Ирк, ты во сне башкой поплыл, - прошептал он. – Или просыпайся – или давай-ка на другой бок… У нас такое бывает. Психоз. Я попытался ответить – но тут же ощутил, как мелко подрагивает пол и где-то по углам сыплется каменная пыль. И – отдаленно – неясный прерывистый гул. - Что это?... На мой вопрос забрак посмотрел вверх – и коротко тихо сообщил: - Налет. Крейсер лупит… - О… - я откинулся на спину и потер лицо: оно действительно было мокрым. – Надо вставать, да? - Да нет, - отозвался забрак, поднимаясь на ноги. – Вам, «первым» - приказано давить на массу дальше…Это наше время. Спи, если сможешь. - Я все смогу, - сообщил я. - Вот и спи, - бросил он, уходя. – Пока можно… Потом пилоты пойдут…если хоть кого-то смогут довезти вовремя. Я действительно повернулся на другой бок и закрыл глаза. Потом понял, что сон пока сдернул от меня, и стал таращиться в серую стену, по которой тянуло холодком. И подумал: пилоты. После прощупывания нашей обороны – сепы будут раз за разом предпринимать массированные атаки и диверсии. То есть – навалятся и по земле, как смогут, и по воздуху. Это будет жарко. Очень жарко. Если только начальство что-нибудь не придумает. Думать о тактике, тем более – вражеской – у меня получалось плохо, и потому я снова закрыл глаза и действительно на какое-то время отрубился. Уже без снов и не глубоко. Обстрел продолжался недолго. Какое-то время – это еще около часа. Королевский сон. Потом я сквозь него услышал, как постанывает, потягиваясь, док, как возится, садясь, оглядывается – и чем-то шуршит. Я, уже предощущая, что будет дальше, решил, что надо открыть глаза – и как только я открыл глаза, так в меня что-то попало. Не тяжелое, небольшое и вкусно пахнущее. Белково-глюкозный концентрат. Половина плитки. - Просыпайся, Второй, - сипло выдал мне док. – Хватит тут задницу належивать!... - Коллега! – тут же не менее сипло выдал из другого угла Иллан. – Идите в задницу вместе со своим вторым!... И дайте поспать честным труженикам медицины, ладно?... - Простите, коллега, - тут же повинился Дана. – Но мы все давно в ней… Я перевернулся на спину, тихо застонав от затекших мышц, в который раз признав, что, засыпая на мягком – я вообще не мог бы подняться после этой гонки со смертью – и сгреб половину плитки концентрата, которой кинулся в меня док. Освободил от обертки, засунул лакомство в пасть – и только после этого сел. Хрустнул позвонками шеи – и заставил себя подняться. - Я готов, док, - выдал я чуть невнятно из-за плитки за щекой. Подхватил свои бутсы и подошел к доку: - Тоже не спится?... – Протянул ему руку. - Какое там, - хмуро выдал он – и уцепился за мою руку, чтобы я поднял его на ноги. Я поднял, потом вручил ему его пару бутс – и мы отправились наружу, чтобы оставить коллег в блаженной обманчивой полутиши. Мы работаем, пока у нас есть силы. Даже если инструкции говорят о сменах. Нас всегда катастрофически мало. А война – самая вопиющая глупость, которую только могли придумать разумные…