Американская роза

Zedd — Clarity ft. Foxes

Луи в зеркале смотрит на него голубыми глазами скромно, нерешительно. Луи в зеркале — это тот же Луи, который смотрит на него из реального мира, Луи, полный сомнений и невысказанных страхов. И он выглядит нормально. Он не выглядит, как слащавый гей. Он ведь не похож на жалкого твинка*, верно? Он не жалкий твинк. У него есть трудности с Гарри, безусловно. Гарри всегда был непреднамеренно обаятельным. Он никогда не заставляет людей влюбляться в него, но стоит ему сказать лишь слово, и он уже покорил ваше сердце. Луи знает это, знает лучше, чем кто-либо, и это основная причина, почему он хочет быть с Гарри, но также и причина, почему он не хочет, чтобы тот находился где-либо поблизости к Луи. Гарри — искуситель, и, кажется, Луи — лёгкая добыча. Он трясёт головой, очищая её от ненужных мыслей, когда надевает на себя старую рубашку, которая, скорее всего, принадлежит Гарри. Одна из многих вещей, которые он оставил, когда они разошлись. Луи, я люблю тебя каждой частичкой себя. Пожалуйста, не оставляй меня. Луи вздрагивает, когда вспоминает слова Гарри, произнесённые им два года назад. Жалкий твинк. Теперь Гарри возвращается в его жизнь, и вместе с ним снова приходит эта иррациональная необходимость доказывать его матери что-то, чего, вероятно, даже не существует. Луи вздыхает, переполненный своими мыслями и страхами. Он хотел бы остановить это. Он хотел бы родиться в каком-либо другом месте. Гарри, я не могу быть с тобой. Я натурал, я не люблю тебя в том плане, в котором любишь меня ты. Собственный голос Луи даёт ему озноб, его ложь так груба. Он не гей, вот почему он разбил сердце Гарри. Пожалуйста, перестаньте говорить о нём как о жалком твинке. Луи в зеркале — это его отражение, его истинная сущность, и Луи не знает, хочет ли он заплакать в отчаянии или разбить это зеркало до мельчайших осколков, так, чтобы больше не видеть себя. — Блять, — говорит Луи, проводя рукой по волосам. — БЛЯТЬ. Его телефон начинает вибрировать на столешнице в ванной прямо перед тем, как он собирается сломать всё, что находится вокруг него. Это сообщение от Гарри, сообщающее о том, что он уже пришёл. Луи улыбается несмотря на своё эмоциональное состояние; Гарри настолько робкий, что всегда стесняется позвонить в дверь. Он делает глубокий вдох, закрывая глаза и очищая голову от идеи о своей неполноценности. Считая до десяти и сохраняя мысли сфокусированными на Гарри и только на Гарри, он выходит из ванной. Гарри стоит у двери, когда Луи открывает её. Он высокий, достаточно высокий, чтобы целиком обернуть Луи в кольцо своих рук и защитить его от мира. Он так же безумно шикарно выглядит, но Луи не должен интересоваться его красотой. Лицо Гарри начинает светиться, как только Луи открывает дверь. — Привет, Луи. — Хэй. Утра, Хаз, — отвечает он и пропускает Гарри в дом. Они не целуются в щечку в знак приветствия, хотя Луи знает, что Гарри хотел поцеловать его. Он закрывает дверь за ним, осознавая неловкость ситуации. Он неожиданно не имеет никакого понятия, что ему делать со своими руками, поэтому начинает теребить рукав свитера. Гарри тоже ничего не говорит. Луи хочет сказать что-нибудь, сделать что-нибудь. — Ты стал выше, — комментирует он, не подумав, просто чтобы заполнить тишину между ними. Он сомневается, говорил ли он когда-либо еще что-либо настолько неуместное. — Ты стал красивее. «Гарри Стайлс — худший соблазнитель в мире» — думает Луи. — Гарри Стайлс? Для большего веселья, Джей появляется в коридоре, когда слышит голос Гарри, приятно удивлённая увидеть парня тут. — О боже мой, посмотрите кто здесь! Гарри приветствует Джей крепким объятием, одним из тех объятий, в которых Луи отчаянно нуждается, но считает себя слишком натуралом, чтобы просить о них. — Джей, приятно снова увидеть тебя. — Ты что, шутишь? Это мне приятно! — восклицает Джей, оборачиваясь к Луи. — Я не знала, что он приехал, Луи! Луи смотрит на Гарри, наблюдая, как его улыбка становится всё шире и шире, пока он старается скрыть это, смотря вниз на свои ноги. Он всегда был сладким, как облако сладкой ваты, Луи должен признать это. — Ты должен был прийти к нам сразу, как только приехал, — говорит Джей. Луи соглашается с ней, но не может набраться смелости сказать это вслух. — Я приехал два дня назад, — объясняет Гарри, проводя рукой по своим длинным густым волосам. — Ты встретился с Луи вчера? — Он пришёл в звукозаписывающую компанию. Джей кивает, по-прежнему улыбаясь. — Ты более чем желанен в этом доме, дорогой. — Спасибо большое, Джей, — робко бормочет Гарри, краснея. — Он уже видел девушку, с которой ты встречаешься, Луи? Даниэла, да? — спрашивает Джей, поворачиваясь к сыну. Луи ненавидит её всем сердцем в этот момент. Она его мама, и он любит свою семью больше всего в мире, но он не может перестать задаваться вопросом… Почему. Почему его слова всё ещё ранят Луи так сильно, даже когда он знает, насколько Трой дерьмовый человек. Почему он всё ещё чувствует, будто ему нужно как-то оправдываться перед своей матерью. Почему он думает о себе, как о жалком твинке, как говорил Трой? — Она красивая, — бессовестно лжёт Гарри; он прикрывает задницу Луи, даже если никогда не видел эту девушку. — Мы и тебе найдём кого-нибудь скоро, милый, — уверяет Джей, подмигивая ему. Отчаяние, вызванное невозможностью сказать что-либо, угнетает Луи. Гарри не нужно находить кого-то; он не хочет, чтобы Гарри был нужен кто-либо ещё. Он хочет, спустя всё это время, он всё ещё хочет, чтобы каждый сантиметр Гарри принадлежал ему, даже если он недостаточно морально силён, чтобы отдать себя Гарри. Это эгоистично, но он не считает свой эгоизм чем-то плохим. — Ладно, давай пойдём позавтракаем где-нибудь, — предлагает Луи, его ревность (он ревнует?) говорит за него. — Нет! Оставайтесь здесь, мы приготовим завтрак, — радостно предлагает Джей, и Луи заранее понимает, что она победила, потому что Гарри обожает домашнюю атмосферу. — Тогда по крайней мере позволь мне что-нибудь приготовить, Джей, — просит Гарри; предложение, которое никого не удивляет. — Я не могу отказать лучшему повару в своей жизни, — кивает она, похлопывая его по спине. — Пошли на кухню. Луи следует за своей мамой и Гарри, задаваясь вопросом, почему парень так хорошо подходит его семье и так плохо его фальшивой жизни натурала. Конечно же, сёстры Луи в восторге, когда видят Гарри. Никто не может избежать его очарования, даже самые маленькие. Они все счастливы видеть его, и Гарри тратит большое количество времени, восхищаясь, как выросли Дорис и Эрнест. Затем он берёт контроль над кухней, готовя завтрак и в то же время говоря с Физзи об их жизнях, и Луи притворяется, что работает над своими делами, когда на самом деле он внимательно слушает всё, о чем говорит Гарри. Как только все занимают свои места за столом, Гарри приносит им их еду. Гарри предлагает Луи тарелку яиц с беконом и хлеб. — Я помню, что ты любил бекон по утрам, — говорит Гарри вскользь и уходит занять своё место. Это правда. И Луи абсолютно точно не чувствует, как его сердце тает от заботы Гарри. Он переводит взгляд на свою мать, пытаясь обнаружить какой-нибудь знак, показывающий её отвращение к нему. В любом случае, Джей не обращает на него внимания, так что Луи позволяет своему сердцу разрываться от переполняющей его любви к Гарри. — Гарри, это так вкусно! Мы по тебе очень скучали, — говорит Лотти, жуя свой тост. — Ты готовишь лучше, чем мама. — Лотти Томлинсон! — возмущается Джей. — Ой, заткнись, мам, — говорит её дочь, закатывая глаза. — Ты же знаешь, что это правда. — Как много времени вы провели порознь? Полтора года? — спрашивает Физзи, меняя тему разговора. — Два года и три месяца, если быть точным, — отвечает Луи. Не подумайте, что у него был какой-то отсчёт, ведь он абсолютно точно не считал дни с тех пор, как разбил Гарри сердце. — То есть… Да. — И всё это время ты был дома, дорогой? — спрашивает Джей у Гарри. — Нет, — качает он головой. — Я переехал в Лондон, чтобы начать учёбу в колледже. — О, это правильно, — кивает она, нарезая тост Дорис на маленькие кусочки, чтобы она смогла съесть его. — И почему же ты решил приехать сюда? У вас каникулы? — Да, — кивает Гарри, улыбаясь. — Я отдыхаю. Лондон иногда немного... напрягает. — Я думала, ты говорил, что учишься там, — удивляется Физзи. Луи думал так же, но, по-видимому, есть ещё много вещей, которые он не знает о Гарри. — Я учился, но… Луи давится своей яичницей, когда пытается её проглотить; Дэн быстро помогает ему, похлопывая по спине. Луи даже не говорит спасибо. — У меня были небольшие проблемы с учёбой, — пожимает плечами Гарри, говоря еле слышно. — Это были не лучшие времена моей жизни. «Звучит искренне» — думает Луи; это так же заставляет его любопытство расти ещё больше. — Что ж, если Энн поддерживает твоё решение, то и я тоже, — говорит Джей. Луи знает, насколько сильно его мама любит Гарри; будто его возможно не любить, так или иначе. — Мы желаем тебе всего самого лучшего, Гарри. — Это точно, — поддерживает Лотти. Луи не понимает, почему Гарри вернулся. Почему он без колебаний стал искать его после всего того дерьма, через которое заставил его пройти Луи. Он должен ненавидеть его каждой клеткой своего сердца, а не сидеть на его кухне, готовить завтрак его семье и говорить о своей карьере так, будто Луи не знал, насколько сильно Гарри любит его, и насколько он не может ответить ему взаимностью на эту любовь, потому что он грёбанный трус. — И что ты изучал? — спрашивает Дэн, потягивая кофе. — Бизнес, но я хочу быть художником. Я пошёл в колледж с моим лучшим другом, Ником. Ты помнишь его, Лу? — Помню, — бормочет он, смотря на Гарри. Его глаза зеленее травы и чище речной воды. Глубокие, как небо, в них можно увидеть Вселенную. Луи мог бы писать поэмы об этих глазах до конца своей жизни; но это было бы неправильно с его стороны, ведь он натурал. — Ладно, мне пора в школу, — сообщает Физзи, поднимаясь с места. — Кто-то должен быть умным в этой семье. — Потому что роль успешного уже занята, — весело отвечает Луи, поднимая голову вверх. — Мной. Физзи кидает кусок тоста в своего брата, заслуживая осуждающий взгляд матери. Лотти взрывается смехом, что заставляет Джей встать и положить конец битве. — Нет, Гарри, ни в коем случае! — говорит она, как только Гарри пытается собрать тарелки. — Ты в праве отдохнуть. Луи, помой посуду. — Мам! — Я помогу, — упрямо предлагает Гарри. — Мне всё равно нечего делать. Луи начинает убирать грязную посуду со стола, пока его сёстры убегают собирать все свои школьные принадлежности. Немного позже, когда вся семья уходит, в доме повисает непривычная тишина. Гарри молча моет тарелки, и Луи не может отвести взгляд от него. Не так давно он мог смотреть на Гарри без всепоглощающего чувства вины, ведь они были лучшими друзьями, а лучшие друзья всегда поддерживают друг друга. Спустя несколько минут Луи понимает, что Гарри не собирается нарушать тишину в ближайшее время. Он даже ни разу не взглянул на него, слишком сосредоточившись на своей задаче. Именно поэтому Луи садится на кухонный выступ, хватая пачку чипсов, и решает задать вопрос, мучивший его в течение всего дня. — Почему ты вернулся? — бросает он с поддельным равнодушием. Гарри поворачивается к нему. — Будь со мной честен, пожалуйста. — Я всегда был честен с тобой, Лу, — отмечает Гарри. Это не должно причинять столько боли, но в любом случае причиняет, потому что Луи знает, что это правда. Гарри снимает с себя перчатки и выключает кран, прислоняясь к кухонной стойке. — Разве тебе не надо работать? — Нет, — честно отвечает Луи. — У меня что-то вроде творческого кризиса, так что… Я весь твой. — Оу. Ладно. — Он замолкает, глядя на свои ноги. Луи хочет обнять его, прошептать слова поддержки на ухо и пообещать, что всё встанет на свои места. Но он не делает этого. — Я не знаю, я просто… Я просто хочу, чтобы моё расстройство было красивым. — Что? — удивлённо переспрашивает Луи. По правде говоря, он никогда не думал о синестезии Гарри как о психическом расстройстве. Нечто столь красивое, как цветной слух, не могло рассматриваться как обычное грёбанное расстройство. — Именно это ты имел в виду вчера, когда сказал мне, что не рад жить с синестезией? Гарри кивает. — Ты помнишь, что случается, когда… Когда я слышу слишком много цветов? — Да. Сенсорная перегрузка, до сих пор помню, — шепчет Луи, подаваясь вперёд, чтобы взять руку Гарри в свою. Единственное, что подталкивает его разрушить свои собственные барьеры, остановить страх близости с Гарри, — это видеть, как он страдает. — Люди ненавидят меня из-за неё. Если и есть что-то, что Луи ненавидит, так это наблюдать, как этот прекрасный ангел испытывает боль. Он был так напуган собственными страхами, что не успевал подумать, что у Гарри они тоже были. — Не говори так. Как кто-то может тебя ненавидеть? — Это правда, Луи, — говорит Гарри, и его голос открыто передаёт все его чувства. Луи осознает, насколько ему на самом деле больно. — Они думают, что я какой-то урод. Я не вписываюсь в мир, и я знаю, что это моя вина. Всё, что я слышу, — это чёрный. Ты… Ты… — Он закрывает глаза, вероятно, пытаясь сдержать слёзы. — Благодаря тебе, всё становится проще. — Ты имеешь в виду, краснее, — шутит Луи. На лице Гарри образуется широкая улыбка, и он хихикает. Луи чувствует себя лучше, когда вызывает у Гарри улыбку. Мир становится лучше, когда Гарри улыбается. — Да, краснее тоже. — Значит, вся эта поездка — это большая ложь? — пытается сформулировать Луи. — Нет, нет, — быстро отрицает Гарри, качая своими кудрявыми волосами. — Это правда; мне нужно было время, чтобы привести в порядок мысли. Просто… Я выбрал Ливерпуль, потому что… Ну, не без причины. Я приехал из-за… — Меня. Гарри не отрицает и не подтверждает этот факт. Он стоит в тишине, его большой палец гладит кожу Луи нежно, стараясь быть плавным и осторожным в своих движениях. Луи не особо рад физическим контактам с парнями, Гарри это знает; именно поэтому он дорожит этими короткими моментами, когда они держатся за руки. — Я… Я просто, — шепчет он, нарушая тишину. — Я не знаю. У всей твоей семьи оттенки пастельных тонов. По утрам твой голос алый. Благодаря ему я чувствую себя... уютно. Цвета словно такие, какими должны быть. — Он трясет головой, хмурясь и опуская взгляд на ноги. — Пожалуйста, я не хочу говорить об этом, не сейчас. Их пальцы сплетаются таким образом, что по телу Луи проходит электрический заряд. Чувство, которые у него появляется, когда Гарри касается его рук, доставляет ему удовольствие. — Нам не обязательно говорить об этом сейчас, но ты должен знать кое-что, Хаз. — Он прочищает горло, прежде чем продолжить. — В этом нет ничьей вины, и уж тем более твоей. Твоя синестезия всегда была красивой. Ты знаешь, когда я лгу. Ты слышишь от меня правду прежде, чем я могу принять её сам. Это, дорогой Гарри, называется красотой. — Спасибо. Хотя я всё ещё не уверен, — говорит Гарри, смущённо улыбаясь. — Ты всегда так хорошо относишься ко мне. — Это моя работа, — дразнит Луи, и он любит этого парня так сильно, что это ранит. — Мы найдём способ показать миру, насколько красива твоя синестезия, котёнок. Поверь мне. Гарри отвечает не сразу, путаясь в собственных мыслях. — Извини, что я вернулся, — говорит Гарри, смутившись. Он не должен так себя чувствовать, думает Луи, потому что он не сделал ничего плохого, кроме поиска самого важного для него: любви. — Я знаю, что не должен был. Но… — Не извиняйся, тебе не за что извиняться, — объясняет Луи. — Я твой друг. Ты прислал мне… то сообщение, и я знал, что ты в конце концов вернешься. Я помню, всегда буду помнить о том, какой ты чувствительный, Хаз. Я всегда знал, когда тебе нужна поддержка. Гарри серьёзно кивает. — Я знаю. Но всё же мы ругались последний раз, когда я видел тебя. — Котёнок. — Прозвище вылетает изо рта автоматически, голос становится мягче. Так Луи называл раньше Гарри, и только его. — Да, я знаю, и я сожалею об этом. Я не должен был вести себя так... драматично. Гарри улыбается своей чудесной улыбкой, сияющей, как луна, и смотрит на Луи с преданностью, любовью и обожанием; все те вещи, которые, как думает Луи, он не заслуживает. — Всё в порядке, Лу. — Ничего не в порядке, — возражает он, качая головой. — Мы были друзьями, Эйч, я должен был уважать тебя. Ты всегда был чувствительным, и я знал об этом, я совершил ошибку и хочу извиниться за неё. Быть другом Гарри звучит не очень хорошо. Но по крайней мере это хоть что-то. — Ладно. Спасибо тебе. Правда. — Он действительно благодарен, и благодаря этому Луи чувствует себя немного лучше. — Я, возможно, немного ненавидел тебя поначалу, — шутит он, у глаз появляются морщинки. — Но я до сих пор… Он не продолжает, но это и не обязательно, Луи и так знает, что он хотел сказать. Я до сих пор люблю тебя. Гарри сглатывает, качая головой. — Извини, — бормочет он. — Я знаю, что это трудно для тебя. Луи хочет ударить себя в лицо. Он не хочет, чтобы Гарри испытывал трудности из-за него, ради бога, у парня уже и так много проблем с непонимающим отцом и тем фактом, что люди всегда называют расстройствами вещи, которые они не могут понять. — Я… Возможно. Гарри смотрит на него так внимательно, что Луи хочет скрыться под кроватью и никогда не выходить. Он в небезопасности с Гарри, потому что он не может контролировать свои чувства с ним. Он не может просто солгать. — Я не буду спрашивать о твоей сексуальной ориентации, Лу. Я знаю, что для тебя это всё ещё сложно. Луи вздрагивает при словах Гарри. Он пытается пропустить вопрос, как что-то малозначительное, но на самом деле это основная проблема их отношений. Подтверждением тому служит тот факт, что Гарри всё ещё любит его, а Луи не в состоянии принять себя. Если крики Троя в голове Луи всегда угрожали его самооценке, Гарри всегда знал об этом. Если слова ушедшего человека навсегда оставили шрамы на нём, Гарри знает. — Спасибо, котёнок. Правда, спасибо. — Но если хочешь знать, — говорит он, протягивая руку вперёд, чтобы провести большим пальцем по скуле Луи. Луи дрожит, когда Гарри касается его, но попытка отстраниться проваливается, когда он чувствует его тепло на своей коже. — Я не думаю, что ты жалкий. Луи вздрагивает при этих словах. «Родители могут так испоганить жизни своих детей» — думает он. — Хаз, на сколько ты здесь останешься? — Хм, где-то на неделю, наверное. Луи хочет, чтобы он остался навсегда, но ему необходимо найти лучшее оправдание, чем потребность в его присутствии. Нуждаться в ком-то так, как он нуждается в Гарри, что ж… Не это должно происходить с Луи. Это не тот абсолютно-натуральный-Луи-Томлинсон, которым он должен быть. — Ну, может, ты бы хотел остаться на неделю здесь? Я имею в виду в моём доме. У нас есть пустая комната, так что… Гарри даже не выпучивает глаза, он просто стоит, как статуя. Он реагирует на просьбу Луи со спокойствием воскресного утра и ничего не выражающим лицом. — Хаз, по крайней мере сделай вид, что рад этому! — Я рад, Лу, я правда рад, — отвечает он мгновенно без какого-либо оттенка радости на лице, и это расстраивает Луи больше, чем должно. — Просто… Я… Ты застал меня врасплох. Луи делает вид, что не наклоняется ближе к Гарри. — Хаз, пожалуйста. Останься со мной. Он умоляет. Луи Томлинсон никогда не звучал так отчаянно в своих просьбах, но, опять же, Гарри переворачивает его мир с ног на голову. Он умоляет так, будто бы Гарри имел какую-то суперсилу, чтобы помочь ему принять себя. Которая у него на самом деле была: его сила в умении слышать ложь Луи в цвете его голоса. Луи колеблется. — Я имею в виду… Если ты хочешь?.. — Луи отчаянно нужно заполнить тишину между ними. — Всё в порядке. Да, я хочу этого. — Гарри кивает, и у него не получается скрыть радость от предложения Луи. — Если ты не возражаешь. — Не глупи, Гарри, это же я тебя спросил. Конечно, я не возражаю. — Точно? — Точно, — кивает Луи. — Эйч, пока ты будешь здесь, пастельные тона — это всё, что ты услышишь. Обещаю. — Мне хватает и одного твоего красного. Луи не понимает, что же такого он сделал в жизни, чтобы заслужить столь прекрасного человека, как Гарри.