Американская роза

Marina & The Diamonds — I'm a Ruin

Луи было шестнадцать, когда его отец вернулся. Он помнит каждую деталь того момента, момента, который он не должен был наблюдать. Это был личный разговор его отца и матери, он не должен был его слышать. Луи подумал, что Трой вернулся к ним, чтобы исправить все свои ошибки и, наконец, стать ему настоящим отцом. Неважно как хорошо он ладил со своим отчимом, Марком, в глубине сердца Луи всё ещё надеялся, что Трой не отказался бы от него. Луи оказался наивным идиотом: его отец пришёл, чтобы просить у Джей деньги. Она тогда плакала, Луи до сих пор помнит выражение ее лица. Худшая в мире боль — наблюдать, как твоя мать плачет, зная, что ты не можешь ей помочь, потому что, в первую очередь, ты не должен был об этом знать. На улице сильный дождь, и капли ударяют по крыше дома Луи, в то время как его голова забивается воспоминаниями. Он переворачивается на другую сторону кровати, закрывая глаза и пытаясь выбросить из головы слова, которые мгновенно возникают в ней. Жалкий твинк. Трой назвал своего собственного ребёнка жалким твинком. Шестнадцатилетний парень, открыто проявляющий себя и свои чувства, был, по его мнению, жалким твинком. Луи до сих пор притворяется, что ему плевать. Он притворяется, что слова отца никогда не ранили его. Он притворялся всё это время и полностью исключил вероятность, что он мог бы быть геем. Луи потонул в нескончаемой паутине лжи, где его жизнь была красивой, гетеросексуальной и идеально распланированной. Его жизнь была построена на том, чтобы доказать Трою, что был он не прав. Но появляется Гарри... Гарри, которого Луи любит всем, что у него есть и чего нет. Гарри, который так же, как и он, является парнем, что доказывает правоту Троя. Луи знает, что не сможет уснуть в ближайшее время. Его голова забита мыслями о Гарри, который находится в соседней комнате и, вероятно, спит без одежды, учитывая, что он любит, блять, спать без одежды. Луи делает вид, что его не возбуждает этот образ. Он переворачивается на кровати, ложась на живот и зарываясь лицом в подушку, издавая безнадежный стон. Соприкосновение его полу-возбуждённого члена с простыней посылает ему ощущение удовлетворения, и он неосознанно всхлипывает. Он не будет дрочить на свои представления о голом Гарри, распластавшемся на кровати, отчаянно прося Луи трахнуть его. Он не будет дрочить на фантазии о красивой молочной коже Гарри, испачканной спермой Луи. Прежде чем Луи может обдумать свои действия, он начинает по инерции двигать бедрами, потираясь своим членом о мягкий материал простыни. Он чертовски возбуждён, и, кажется, его голова вообще не соображает, когда ему так или иначе нужно получить сексуальное удовлетворение. Он толкается сильнее, прижимая подушку к груди, немного выгибаясь в спине и откидываясь корпусом назад, чтобы получить больше свободы для движений в нижней части. Он правда, правда хочет кричать его имя, умолять выебать его, даже если фактически Гарри с ним нет. Мысль о том, что он мог бы увидеть, как Луи совершает все эти действия, посылает ему электрические заряды по всему телу, концентрируясь внизу живота. Короткие вспышки удовольствия атакуют тело Луи, его оргазм приближается, собираясь внизу живота. Он очень хотел бы притвориться, что возбуждается так от подпрыгивающей груди, женских задниц и истекающих смазкой вагин. Он запускает руку в трусы, чтобы обхватить пульсирующий член; Луи никогда не был таким твёрдым, но, опять же, голый Гарри находится в соседней комнате. Он издает приглушённый стон, начиная дрочить со сбитым дыханием. Когда он кончает, единственное, о чём он думает, — это милые минетные губы и толстый член в его заднице. Он снова зарывается лицом в подушку, на этот раз сильнее, чтобы заглушить звуки имени, которое он стонет, пока кончает, имя, которое он сам не хочет слышать от себя. Он ждёт, пока его бешеный пульс и дыхание придут в норму, чувствуя влагу на своей промежности. Он только что испортил простыни, он словно маленький мальчик, который не может контролировать себя. Это смущает Луи в том смысле, что это, наверное, необычно для кого-то его возраста, кто дрочил в своей жизни очень много раз. И это было чертовски сильно, один из лучших оргазмов, который он получил от мастурбации, и всё потому, что он думал о чёртовом Гарри Стайлсе. Луи вылезает из кровати, отчаянно нуждаясь в душе. Он надеется, что никто не слышал, как он дрочил, потому что это было бы очень неловко. Чувство вины тяготит его, словно ему повесили тяжелый валун на душу; и эта вина исходит ещё откуда-то, помимо его предыдущих действий. Как только он выходит из комнаты, чувство вины превращается в ужасное ощущение одиночества, опустошенности. Он — ничтожество, и все те ночи, которые он провёл с девушками, ничего не значили, потому что в конце концов он остается один наедине с вечным вожделением человека, с которым он не может быть. В доме темно, повсюду стоит тишина, заполняемая лишь стуком дождя по крыше и иногда громом грозы. Луи идёт босиком по коридору, пока не доходит до ванной комнаты, дверь которой оказывается закрытой. Он ждёт несколько минут, пока дверь не открывает никто иной, как Гарри. Луи становится пунцово-красным, как только их взгляды пересекаются, вспоминая, как сильно он кончил от вида его губ. Гарри полусонный; спасибо Иисусу, он надел трусы. — Боже, спасибо, — бормочет Луи больше для себя, чем для Гарри. — А? — Ты в трусах, — шепчет Луи. — Да? Я не дрочил, — объясняет Гарри, из-за того, что он сонный, он придает словам Луи не тот смысл. Однако Луи не становится смешно с этого; с его лица сходят все эмоции, и он напрягается. Его так легко сбить с толку. — Я имею в виду… Если что. Вспышка молнии освещает дом на секунду. — Нет. Я имел в виду не в этом смысле. Просто… Мой дом полон маленьких девочек, так что. Да. — Да, — соглашается Гарри. — Извини, плохая шутка. Луи кивает, и уголки его губ образуют скромную улыбку. — Ты… Ты всегда любил шутки про пенисы, — бормочет он с намёком на странное удовольствие в голосе. — Я до сих пор их люблю, — шепчет Гарри, приближаясь к Луи, чтобы не повышать голос. — Почему петух не носит штаны? — Не знаю, — отвечает Гарри, заранее хихикая. Идиот. — Потому что у него клюв на головке. Шутка — 3/10, но Гарри смеётся над ней так, будто ничего лучше в жизни не слышал. Он обхватывает живот руками и хохочет, как маленький мальчик, пытаясь заглушить свои звуки. — Это было ужасно, — говорит Гарри, восстанавливая дыхание. — Ты засмеялся, — подмечает Луи, поднимая брови. Он не осознает, насколько широкая и нежная улыбка у него на лице. — Потому что она ужасна! Луи легко забывает, что дрочил на фантазию с этим красавцем перед ним в главной роли, где тот отсасывал ему и самозабвенно его трахал. Кроме того, как только Гарри оказывается рядом с ним, ноющее чувство одиночества исчезает. — Я пойду в кровать, Лу, — говорит Гарри, зевая. Луи до сих пор помнит, каким крошечным и невинным, как ребёнок, Гарри выглядит, когда спит. Он хочет прижаться к нему. Для дружеских целей, конечно. — Ладно. Мне нужно сходить в туалет. Ночи, Хаз. — Ночи, Лу. Луи провожает Гарри взглядом, пока тот идёт к своей комнате. Как только Гарри исчезает из поля зрения, Луи немного подмывается, писает и отправляется обратно в кровать. Или пытается это сделать. Он останавливается перед гостевой комнатой, вспоминая те ночи, когда беззащитный Гарри просил обнять его, как маленькую ложечку, и спеть ему перед сном, потому что голос Луи был розово-красным, а Гарри слышал только чёрный. Он чувствует дрожь, когда воспоминания заполняют его голову, потому что у Гарри есть эта способность делать его беспомощным, понимать правду из его лжи только благодаря цвету. Он, наконец, входит в комнату, обнаруживая Гарри свернувшимся на кровати, как маленький мальчик, спиной к двери. Его тело движется в ритме его дыхания, и Луи хочется плакать от того, как он красив и умиротворен. Луи знает, что он слаб, а слабый — значит жалкий. Он вздрагивает, вспоминая об этом, зная, что его мать здесь, и если она увидит, как он обнимается с Гарри, это будет означать лишь то, что его отец был прав, и он действительно жалкий твинк. Ему хочется плакать, потому что ему страшно и он ненавидит своего отца. — Лу? Видимо, Гарри ощутил присутствие Луи, потому как он оборачивается и замечает его, стоящего у края его кровати. Его голос оказывает непосредственное влияние на душу Луи, помогая ему расслабиться. Любовь Гарри к нему намного сильнее неуверенности Луи. — Хэй, — спрашивает Гарри, когда Луи заползает на кровать, устраиваясь у него под боком, — что ты здесь делаешь? Это тот вопрос, на который Луи не хотел бы отвечать прямо сейчас. — Ты до сих пор предпочитаешь быть маленькой ложечкой, Гарри Стайлс? — Да, — кивает Гарри. Его сонный голос звучит мило и более хрипло, чем обычно, порождая покалывание в нижней части живота Луи. Его голубые глаза внимательно разглядывают Гарри, пока тот смотрит на него с сонным выражением лица. Такое чувство, будто он не понимает, что с ним происходит, как если бы Луи был чем-то вроде слишком невероятной мечты, чтобы существовать в реальности. — Луи? Он произносит его имя так мягко, что сердце Луи теплеет. — Можно я?.. — Он не может закончить предложение, не в силах сказать слова, которые он до смерти хочет произнести. Во всяком случае, Гарри понимает, потому что молча кивает головой. — Можно. Луи улыбается в ответ, но не обнимает Гарри сразу. Он ждёт. Ждёт, пока идея об объятиях со спины осядет в его голове, и он будет уверен, что такие объятия — это то, что делают все лучшие друзья, не только парочки. Луи нерешительно кладёт руку на плечо Гарри. Контакт молочной кожи парня с кончиками его пальцев заставляет его вздрогнуть; и он нуждается, он нуждается в нём. Ты такой красивый, хочет сказать Луи, но, опять же, Трой напоминает ему, что он жалкий твинк. — Котёнок. — выдыхает Луи, когда Гарри находит его руку, переплетая с ним пальцы. Финальный толчок Луи приходит из того причиняющего ему боль факта, что он на грани потери Гарри, потери света его жизни. Он не вернётся к нему в третий раз, если Луи снова разобьёт ему сердце, а он не хочет жить без Гарри. Когда Луи обнимает Гарри вокруг талии, прижимая его максимально близко, Гарри выпускает тихий стон и сворачивается небольшим клубком. Луи понимает, что ему тяжело дышать; он закрывает глаза и считает до десяти. Где-то внутри он чувствует отчаянное желание быть любимым. — Я скучал по этому, — произносит Гарри тихо. Луи не может сформулировать предложение. От Гарри исходит такое приятное тепло, он пахнет, как дом, и Луи хочет его, хочет его так сильно, но не может сказать об этом. — Это по-дружески, — бормочет Луи, зарываясь лицом в мягкие кудри Гарри и вдыхая его запах. Он чувствует, как слёзы покалывают его глаза, слёзы искренней печали. Он пытается контролировать свои эмоции, пытаясь остановить дрожь в теле. — Друзья. — Друзья, — шепчет Гарри в ответ. Они оба засыпают в объятиях друг друга, пока звуки дождя и мир Морфея постепенно растворяют их страхи.