***
Зима на северных землях всегда гость, задерживающийся надолго. Еще вчера веяло теплом, но сегодня в воздухе снова чувствовался колкий мороз. С серого, затянутого плотными облаками неба на землю опускался снег, легкий и мягкий. Ветра не было, и снежинки не спеша кружились в завораживающем танце, то опускаясь, то вновь взлетая ввысь. Казалось, они стремились вернуться туда, где зародился их путь. Это могла быть одна из тех самых красивых картин природы северного края, которой можно было наслаждаться вечно. Но две эльфийские девы, спешащие в сопровождении дюжины воинов, не обращали внимания ни на красоту, ни на прохладу. Королева и принцесса Лихолесья торопились в Эсгарот. Брант встретил правительниц соседнего королевства и почтенно склонил голову. Он жестом пригласил их войти в городскую ратушу, в большом зале которой развернули полевой госпиталь. — В этой битве мы победили, но потери весьма велики, — произнес правитель людей. — Прошу вас, — он кивнул в конец зала, где возвышалась ширма, отделяющая короля эльфов от других раненых. Тауриэль молча следовала за Брантом и матерью. При своем отце она была командиром элитного отряда, но никогда не участвовала в таких масштабных битвах и находилась в полевом госпитале впервые за свою долгую по меркам людей жизнь. Молодую душу эльфийки до самых глубин поражало то, что видели ее глаза и слышали уши. Более сотни раненых, некоторых расположили на немногочисленных кроватях, но основная масса лежала прямо на полу, и лишь немногим достались пледы и подстилки. Каменные стены ратуши поглощали нескончаемые стоны и плачь, а на Тауриэль давило страдание существ, находившихся здесь. Запах спирта и трав смешивался с привкусом железа во рту, от которого начинало подташнивать. Принцесса отвела взгляд и до самого конца зала заставляла себя неотрывно следить за грязным подолом походной мантии Анариэль. Королеве же, в отличии от своей дочери не раз доводилось видеть ужасы войны и полевых лагерей для раненых. Конечно, это не давало ей защиту от пронизывающего ощущения холодных мурашек под теплым плащом. И ее так же мутило от вида и запаха, казалось бы уже въевшегося в камни этих стен. Но она сохраняла хладнокровное спокойствие, лишь однажды ее пробила легкая дрожь — когда Анариэль увидела группу эльфов и людей, которым местные помощницы лекарей смазывали зеленой жижей участки сгоревшей кожи. Снова огонь. Она огляделась, заметив, как много раненых с ожогами. Страх все сильнее охватывал ее, пока она заставляла себя идти вперед, сохраняя на лице невозмутимое выражение. Шаг за шагом, прогоняя из своих мыслей страшные картины обгоревшей до черноты кожи. Анариэль знала, что в прошлом сотворил огонь с ее супругом и молила Эру, чтобы это не повторилось вновь. Анариэль первая заглянула за ширму. Королева сильно сжала зубы. Она уверяла себя, что готова к любым ужасам, с которыми могла сейчас столкнуться. Мысленно твердила, что она полностью контролирует себя и что на ее лице ни дрогнет ни единый мускул. Что бы она не увидела. Но когда ее взгляд встретился с пронзительными голубыми глазами Трандуила, Анариэль ощутила, будто стискивающие ее тиски, исчезли. Она шумно выдохнула, плечи опустились, в теле появилась приятная легкость. За спиной короля Лихолесья молчаливо стоял стражник, один из тех воинов, которому повезло на поле боя остаться невредимым. Справа от короля суетился человек, который, судя по всему, был лекарем. Он менял повязку на боку эльфа, пытаясь одновременно остановить кровь и намазать что-то травяное на рану. Трандуил молча терпел поистине сильную боль от манипуляций человека. Анариэль видела, как ее супруг сильно сжал губы, которые превратились в тонкую полоску. Она точно знала: король, мягко говоря, недоволен. — Простите, — обратилась она к человеку, — позвольте мне закончить. Я справлюсь… Лекарь не сказал ни слова, он передал чистую ткань и снадобье в руки королевы и быстро ушел в сопровождении Бранта, оставившего королевское семейство наедине. — Кажется, он обрадовался, что его сменили, — произнесла Тауриэль, проводив взглядом человека. — Он сильно устал, — ответила Анариэль, аккуратно снимая пропитанную кровью повязку. Однако, зная своего мужа, она полагала, что до ее прихода Трандуил успел высказать лекарю свое мнение о здешних методах лечения. — Ada (Папа), — тихонько позвала Тауриэль, хмуро глядя на глубокую рану отца, — как ты? — Я прожил шестьдесят пять веков, проживу и еще столько же, — ответил Трандуил. Он протянул руку, чтобы дочь обхватила своей ладошкой его пальцы. — Не переживай, бельчонок. — Родная, — позвала дочь Анариэль, — ты не могла бы позвать Веалинеля? Я хочу, чтобы он осмотрел рану и заговорил ее. — Да, мама, — кивнула Тауриэль. Она развернулась, чтобы быстрым шагом покинуть Ратушу и позвать королевского лекаря, но замешкалась и нерешительно обернулась на родителей. — А… я могу… Мне нужно к… Губы Трандуила снова вытянулись в полоску, но Анариэль взяла его за руку и ответила дочери: — Ступай, но не задерживайся, милая. Когда принцесса ушла, Анариэль медленно перевела взгляд на Трандуила. Он заметно расслабился, и его лицо приняло теперь не напряженный, а уставший вид. Его длинные волосы были спутаны, кожа еще более бледной, чем обычно, под глазами залегли тени. Королева аккуратно прижала свободной рукой чистую ткань к ране, чтобы остановить кровь, пока не придет их лекарь из Лихолесья. Другую, в которой сжимала пальцы своего короля, она медленно притянула к своим губам, и прикоснулась ими к тонким пальцам Трандуила. Затем развернула его ладонь и прижалась к ней щекой. Он легонько погладил ее кожу и Анариэль захватило ощущение счастья и радости. От этой легкой, привычной ласки. Просто от того, что он был рядом. — Слава Эру, что он пощадил тебя в этом сражении, — прошептала она, закрыв глаза и позволив своему голосу слегка вздрогнуть. Перед своими поданными и жителями соседних государств она выглядела стойкой и сдержанной, и держаться такой было невероятно трудно. Особенно, когда боишься самого страшного — смерти суженного. — Все хорошо, — так же тихо ответил Трандуил, без труда понимая, о чем она сейчас думает, — эта битва выиграна. Рана заживет. И ты здесь. — Ваше величество, — кашлянув, обратился Веалинель. Анариэль открыла глаза и, встав, обошла кровать с другой стороны, дав лекарю достаточно места для работы. Он осмотрел рану, несколько раз покивал головой сам себе, достал из свертка, который принес с собой, необходимые снадобья, и начал заниматься лечением. — Как она… — Трандуил поморщился, хотя то, с какой легкостью эльфийский лекарь перевязывал и смазывал рану, не шло ни в какое сравнение с человеком. — Как Тауриэль восприняла новость о смерти Короля гномов? — С ужасом в глазах. Но на удивление сдержано, — ответила Анариэль, все еще сжимая в руке пальцы короля. Не могла заставить себя отпустить. — Ей непросто… она уже не любит его, но светлые чувства остались… — Он спас меня, — неожиданно быстро для своей привычной речи произнес Трандуил, перебив супругу. — Кили, — пояснил он, подняв на нее глаза. — Кили и еще один гном… они вытащили меня с поля сражения к стене Эсгарота. — Что ж, — Анариэль позволила себе легкую улыбку, — Король-Под-Горой, действительно, благородный государь. Чтобы ты о нем не думал. — Я не хочу, чтобы Тауриэль знала об этом, — Трандуил словно не слышал слова супруги. — Я не хочу, чтобы кто-либо хоть когда-то узнал об этом, — он смотрел в глаза Анариэль. — Это должно остаться между нами. Второй гном, что был там… — Трандуил на мгновение задумался, — он никому не скажет.***
Тауриэль спешилась с одолженного в городе людей бурого коня, немного провалившись сапогами в грязь. Принцесса обвела взглядом величественную гору, возвышавшуюся над ней: на севере весна всегда была поздней, и сейчас она еще только-только начинала бороться с зимними морозами. Это было хорошо видно по горе — весна поднималась к вершине постепенно, отвоёвывая ярус за ярусом, и сейчас большая половина горы была все еще покрыта толстым снежным покрывалом. Оттепель перемешала снег с землей, и трава еще не думала показываться на поверхность, ожидая более солнечных дней. Но птицы, вернувшиеся с южных берегов, уже вовсю радовались даже небольшому теплу, они быстро сновали туда-сюда, озабоченные поиском места для будущих гнезд, в которых будут высиживать яйца. Их звонкие трели заставляли сердце покорится радости маленьких птах, но Тауриэль даже не улыбнулась, прекрасно понимая, что ждет ее за воротами королевства гномов. Принцесса даже сомневалась, что ее пустят за порог Государства-Под-Горой. Но едва она кивнула двум стражам гномам в знак приветствия, как они немедленно пропустили ее. Не стали даже докладывать. «Может, потому что докладывать уже не кому… — мелькнула в голове Тауриэль грустная мысль. — Хотя, это не так. Фили II, сын короля, немедленно стал новым правителем…» Стражник помог отворить тяжелую железную створку ворот, потянув за бронзовую ручку в виде кольца. Неожиданно, но стальная дверь закрылась за принцессой бесшумно. Тауриэль, чувствуя, как сильно бьется ее сердце, посмотрела перед собой. Каменный мост до трона был укрыт богатым ковром, на месте трона находился каменный саркофаг, на котором в окружении цветов, золота и самоцветов лежал погибший в битве король. Вокруг него молча стояли гномы, которые словно по приказу, расступились, чтобы Принцесса Леса смогла беспрепятственно подойти и попрощаться с Королем-Под-Горой. Они знали, что она придет. Не все, но кто-то, кто имел над гномами Одинокой Горы власть, знал. Рэдис, вдовствующая королева, подошла к принцессе, преодолевшей половину моста. Тауриэль резко остановилась перед ней и склонила голову. Рэгис поклонилась в ответ. Пару мгновений они молча смотрели друг другу к глаза. Взгляд зеленых и карих, одинаково печальных. Но в глубине зеленых глаз таилась печаль и испугом, а в карих с принятием. Достойным принятием. — Мы оставим вас наедине, — произнесла Рэдис и, развернувшись, махнула рукой, приказывая подданным на время оставить своего падшего короля. Испытывая благодарность, Тауриэль медленно поднялась по трем ступеням, ведущим к саркофагу. Она подошла сбоку и посмотрела на Кили. Битва не изуродовала его лицо, уже испещрённое морщинами: он лежал с таким спокойным выражением, словно просто уснул. — Твоя королева очень мудра и великодушна, — тихо произнесла Тауриэль, мягко положив ладонь на ледяную руку Кили, сжимавшую свой меч на груди. — Она не прогнала меня, и дала время простится с тобой. Навсегда. Снова, — хрустальная капелька прочертила дорожку на щеке эльфийской девы. — Кили, я… Мы оба виноваты в том, что наши судьбы сложились порознь. И сейчас, увидев твое королевство и твою семью, я понимаю, что так и должно было случится. Ты должен был полюбить Рэгис. Она сделала тебя тем, кем ты стал. Достойным Королем-Под-Горой. А я бы тебя погубила, — принцесса достала из кармашка чёрный камешек с гномьми рунами. — Я… — Махал позаботится о его душе, — вдруг произнес чей-то низкий голос, отдаленно знакомый. — Она превратится в камень, в особом чертоге Мандоса. И наступит день, когда Великий Илуватар благословит творения Махала и назовет гномов своими детьми… — к саркофагу поднялся Бофур, комкая свою шапку-ушанку в руках. Он только что пришел и не знал о велении Рэдис оставить Тауриэль наедине с королем. Принцесса Леса кротко улыбнулась, не зная, что сказать на это. Бофур посмотрел на нее, затем на ладонь Тауриэль, все еще лежавшую на руке Кили, и снова произнес: — Мне порой кажется, что распри между гномами и эльфами вовсе не из-за древних стычек. А из-за любви, — он поймал удивленный взгляд зеленых глаз, — из-за отчаянья и нелепых обид… — Ты…понимал его, да? — тихо спросила Тауриэль, безошибочно понимая, о сем говорит гном. Бофур пожал плечами, смотря на спокойное лицо своего падшего короля: — Лириан большую часть прошедших лет была в двух днях пути и навестила ме… — он кашлянул, — нас лишь пару раз. Меня так это злило, что мне кажется, да — я понимал его, — он снова посмотрел на принцессу. — Но я понимаю и ее. И тебя. И это… все это просто грустно, ничего не поделаешь, — Бофур поджал губы и смущенно сошел на ступень ниже. — Извини, я помешал тебе попрощаться, — с этими словами он вновь водрузил на седую голову латаную-перелатанную шапку, и скрылся в тени нижнего яруса. Тауриэль грустно выдохнула. Гном был прав: это просто грустно, ничего не поделаешь. Она любила Линдира всем сердцем и искренне надеялась, что такие же чувства были между Кили и Редис. — Принцесса, — позвал ее Фили, тихо подошедший со спины. — Нам пора на церемонию погребения. Вы останетесь? Тауриэль выпрямилась и вытерла влажные дорожки со щек: — Нет, я… мне нужно возвращаться к отцу. — Как он? — понимающе кивнув, поинтересовался Фили. — Поправляется, — ответила Тауриэль, сжимая в ладони холодный камушек. — Фили… — она сделала робкий шаг к гному и протянула ему камень. — Это… — Памятка! — неожиданно воскликнул Фили. — Бабушка Дис рассказывала о ней, — он поднял восторженный взгляд на Тауриэль. — Правда, отец сказал, что потерял ее… — Да, он, — принцесса неловко помялась, не зная, как бы правдоподобнее сказать, — потерял ее в наших темницах. Я нашла и хочу вернуть. — Благодарю, — Фили поклонился. — Мне жаль, что вы не останетесь на погребение, позвольте я провожу вас до ворот.