The heart that pounds, In fitful discord, It quivers and trembles, As if to afford, The reason why, Mine ears could hear, That resonant pulse, So thunderous, clear.
Широко раскрытыми от шока глазами Сакура уставилась на отброшенный кубок. Конечности онемели, голова осталась прижата к крепкой груди Саске. В голове вертелась сумасшедшая кутерьма беспорядочных мыслей, что яростно сталкивались друг с другом. Любые попытки разобрать слова рикошетили о стенки черепа, останавливаясь почти гипнотизирующим звуком громового сердцебиения Саске. Она вслушивалась, охваченная потоком противоречивых чувств. Неверие. Тревога. Любопытство. Неопределенность. Замешательство. И за этим всем – дрожь от страха. У божества смерти было сердце. Как у человека. Которое, похоже, реагировало так же, как сердце обычного смертного. Сакура не была уверена, почему осознание этого так удивило её. Только когда стук беспокойного органа наконец стал замедляться до спокойного ритма, её ошеломленный мозг получил возможность обдумать вероятное значение того, что она услышала. Но в действительности она знала – из этого можно было извлечь всего один логический вывод: тот, который было сложнее всего принять. Сама мысль о том, что нечто могло потрясти или встревожить Саске – смешила. Он был так холоден, отчужден, сдержан и черств. Однако его сердце отреагировало так и на нее; что это значило? Что еще это могло означать? В голове вновь раздался тихий шепот внутреннего голоса. Он увидел твой приступ. Это выбило его из колеи. Сакура слабо выдохнула, едва осознавая, что она сдерживала дыхание. Неужели Саске… неужели Саске в некотором роде волновался о её состоянии?.. В голове Сакуры царила полная неразбериха. Забота о ком-то требовала определенного уровня эмоционального сопереживания, однако сдержанная натура Саске и резкие слова в её адрес говорили об обратном; все ограничивалось недовольством и пренебрежением. Но она вновь воскресила в воспоминаниях тлеющий взгляд. Его игнорирование личного пространства. Все томительные прикосновения. То, что он украл её с поверхности – с чего все началось, после наблюдения за ней на протяжении неопределенного времени… Глубоко в животе что-то затрепетало, когда разум попытался собрать более последовательную цепочку из разрозненных кусочков. И когда разлетающиеся фрагменты наконец удалось соединить, она осталась один на один с суровой реальностью, которую было невозможно отрицать. Сумасшедше бьющееся сердце Саске означало, что он беспокоился о ней – в некоторой степени. Других объяснений не существовало. Изумленная, она наконец отстранилась, приказывая себе не поднимать взгляда на божество смерти. Чувствуя себя ужасно неловко, она попыталась осторожно заговорить: – Я уже в порядке. Хватка на её руках не ослабла. Пульс Сакуры ускорился, когда слова её столкнулись с затянувшимся молчанием. Она высчитала несколько секунд, прежде чем, не способная и дальше это выдерживать, украдкой взглянуть на Саске – чтобы воздух вновь выбило из легких. Бог Смерти смотрел на нее в упор – и пристально. Словно его глаза старались просверлить её череп. Она заметила напряжение в его сжатой челюсти, нетипично выдающее внутреннее потрясение, что неистово крутилось в нем. Сакура, взволнованная близостью их тел и тем, что она являлась единственной мишенью пронизывающего взгляда, снова отвела глаза. – Саске… – она нащупывала каждое слово. – Серьезно, я… – Что это было? – прервал он; жесткий голос рубил безжалостно. Встревоженная, Сакура боролась с желанием высвободиться из его хватки. Она знала – он отпустит её не раньше, чем сам решит это сделать, и потому не решилась сильнее раздражать его. Кроме того, она все еще ощущала себя дезориентированной. Наверное именно поэтому Саске еще не отпустил её. Он желал объяснений. Это было последнее и не требующееся подтверждение того факта, что Саске действительно волновался. Продолжая отводить глаза, она аккуратно начала: – Это происходит каждую весну. Саске явно ждал продолжения, и потому Сакура медленно произнесла: – Доктора не знают точно, почему, но лекарство помогает справиться с этим. Повисло тяжелое молчание, прежде чем Саске ровно повторил: – Лекарство. – Да, – Сакура кивнула. – Это… – она на миг замерла, прежде чем рассказать: – На вкус оно напоминает напиток, что ты дал мне. Но мама давала мне меньше… – её голос сорвался, горло сдавило горечью. Она ужасно скучала по матери; в голове запульсировало. Она хотела отдохнуть, но Саске продолжал удерживать её руки. Она моргнула, когда знакомая тяжесть потянула веки вниз. Каждый приступ оставлял её истощенной, поэтому после она спала несколько часов. Не спи, приказала она себе. Она не могла уснуть в присутствии Саске. Она должна была быть уверенной, что она не… Саске напрягся, когда Сакура снова резко подалась вперед. Он опустил глаза на розовую макушку, чтобы увидеть, как она погрузилась во внезапный глубокий сон. Нахмурившись, он удерживал её еще пару мгновений, прежде чем аккуратно опустить на постель. Натянув на нее покрывало, он отступил; взгляд его был устремлен на её безмятежное лицо, пока он обдумывал информацию, что она предоставила ему. Со слов Сакуры, приступы случались каждую весну. Человеческие врачи не могли диагностировать проблему, но лекарство по вкусу походило на амброзию. Шестеренки разума божества смерти пришли в движение. Возможно ли, что Цунаде поила Сакуру вином богов? Но с какой целью она решила это делать? Только ли чтобы успокоить агонию странных приступов, что мучили Сакуру? Или же она давала его девушке и в другое время? Он никогда не был свидетелем приступов Сакуры. Возможно, они происходили в ночи, когда он не приближался к её дому, чтобы полюбоваться на нее спящую. Если Сакура страдала от загадочной болезни, что не могла быть определена, тогда становилось понятно, что её гиперзаботливая мать решилась прибегнуть к напитку богов, чтобы вернуть здоровье своему ребенку. Однако – молча возразил Саске, опустив взгляд на дремлющую пленницу – эффект амброзии был временным, если её давать малыми, редкими дозами. Цунаде знала, что у напитка есть способность исцелять раны и несерьезные болезни, если не принимать регулярно большие дозы, которые могут менять химический состав крови смертного. Однако, переход от человека к божеству зачастую был крайне неприятным, даже болезненным. Люди не могли просто стать богами. Мощный и дурманящий эффект амброзии был виной тому, что сначала они испытывали сильное недомогание. Лишь те, кто умудрялся выдержать множество побочных эффектов, среди которых значились галлюцинации, лихорадка, ночная потливость и тошнота, получали главный приз – вечную жизнь. Но даже достигнув этого, они узнавали, что бессмертие временно – присутствует, только пока оно поддерживается регулярными дозами. Человек, обретший божественную суть, всегда должен пить амброзию, чтобы сохранять бессмертие. Чем дольше её пить, тем меньше её будет требоваться. Нового приступа, когда ‘лекарство' прекратило действовать, у Сакуры не случилось; и это привело Саске к выводу, что её состояние выравнивалось амброзией – по крайней мере, до следующей весны. Саске нахмурился сильнее. Почему приступы случались исключительно весной? Это не могло быть сезонной аллергией – сейчас Сакура находилась в Подземном мире. Что тогда являлось причиной? Как амброзия могла лечить её, если она получала минимальные дозы, почти глотки? Он вспомнил загадочные слова Джирайи о состоянии деревьев, начавших сбрасывать лепестки слишком рано. Было ли это как-то связано с состоянием Сакуры? В ней всегда было что-то – что-то, что Саске все не удавалось расшифровать. И теперь еще одна тайна вплелась в крепко связанные нити, что создавали саму суть Сакуры. И то, что его мысли вновь хаотично разлетелись над ней, приводило в ярость. Она не была обычным человеком. Это он знал наверняка. Даже свет, что она излучала, кричал об этом. То, как ей удалось привлечь его безраздельное внимание, являлось еще одним веским доказательством. И все же, её кровь была кровью смертного человека. Она уставала как человек. Она была слаба – как человек. Человек, способный обратиться к каналам чакры с первой попытки. Божество смерти в отчаянии взъерошило черные волосы. Она вся была соткана из противоречий. И то, чему он только что стал свидетелем, превратило в хаос все заключения о ней, сделанные прежде. Понять и раскрыть все её секреты перестало быть для Саске простым желанием. Это больше не было внезапной прихотью. Ему требовалось знать, кто она такая. Ему требовалось знать, почему Цунаде так активно скрывала её – и почему прочие привязанные к поверхности боги и богини оберегали её. Он всегда полагал, что это было лишь потому, что она – приемная дочь Цунаде. Но теперь интуиция Бога Смерти говорила ему совсем иное. Сакура – пришел он к выводу, убрав указательным пальцем бледно-коралловую шелковистую прядь с её лица – являлась ценностью. Или же обладала чем-то ценным, чем-то, о существовании чего не знала даже она. И Саске мысленно поклялся сделать все возможное, чтобы точно выяснить, что это.***
Цунаде опустила взгляд на ряды ампул, аккуратно вставленных в сдвоенные металлические подставки, которые Шизуне осторожно опустила на кофейный столик. Узкие контейнеры, внутри абсолютно стерильные, были выкованы из прочной стали. – Ты твердо уверена, что была одна, когда вводила код? – спокойно осведомилась Цунаде. Шизуне кивнула. Она взяла выходной в больнице по требованию Цунаде и добросовестно доставила ампулы, которые просила подруга. – Да, Цунаде-сама. Прошу прощения за задержку; я хотела убедиться, что рядом никого нет. Цунаде вытащила одну ампулу из стойки. – А Кабуто? – подсказала она; её брови сошлись к переносице при одном только упоминании имени младшего врача. – Он не совершил ничего подозрительного, – отозвалась Шизуне. – Продолжай следить за ним, – приказала Цунаде. – Мы не можем позволить себе рисковать. – Слушаюсь, Цунаде-сама, – кивнула Шизуне. Цунаде тяжело вздохнула, протягивая руку к маленькой пиале сакэ, которое она залила в себя. – Две недели, – пробормотала она тихо. – И никаких следов. Как я могу снова потерять ее?.. Я сделала все, что в моих силах, чтобы уберечь её на этот раз, Шизуне. – Прошу, не вини себя, – попыталась утешить подругу Шизуне. – Кто бы ни украл её, он явно долго планировал это. – Я не должна была её и на мгновение выпускать из-под наблюдения, – покачала головой Цунаде, расстроенно прижимая ко лбу сжатую в кулак руку. – Я знаю, той ночью пошло что-то не так. Я чувствовала нечто холодное, Шизуне. И все же я позволила ей уйти следующим утром, – она опрокинула в себя остатки алкоголя, прежде чем наполнить пиалу заново. – Она была не одна, – мягко напомнила ей Шизуне. Цунаде хмыкнула. – Мне стоило лучше подумать головой и не доверять её Ино. Она всего лишь самоуверенная пустоголовая девочка. – Она очень заботится о Сакуре. Должно быть сейчас она чувствует себя ужасно… – Недостаточно ужасно, – оборвала её Цунаде. – Если б она не была так занята болтовней по телефону со своим парикмахером, тогда,.. – внезапно она оборвала фразу на полуслове. Она знала, что нет смысла винить Ино. В действительности, это Цунаде оказалась недостаточно бдительна. Умоляющие глаза и мягкая улыбка Сакуры всегда были её слабостью. Грудь сдавило тисками. Как же она желала увидеть девочку вновь! Снова вздохнув, она пробормотала: – Земля уже начинает страдать от её отсутствия. Я делаю все возможное, чтобы поддерживать флору, но без Весны цветы не могут полноценно цвести. – Деревья уже сбрасывают листья, – грустно согласилась Шизуне. – Чертов Суйгецу! – выругалась Цунаде, яростно глядя на стоящий перед ними несчастный стол. – Никогда б не подумала, что он может нанести нам такой удар в спину! – Это выглядит слишком странно для него, – заметила Шизуне. – Особенно когда он знает, что перевес сил не на его стороне. – Он дурак, – кипела Цунаде. – Он может лишь бесконечно избегать нас, – затем она вернула внимание ампуле в руках. – Мы должны поместить это в безопасное место. Мы не можем позволить чему-либо случиться с её кровью. – И куда мы их денем? – уточнила Шизуне. Цунаде задумчиво осмотрела контейнеры, прежде чем ответить: – Я запечатаю их на базе. А затем, – решительно добавила она, бросив грозный взгляд на подругу, – я загляну в больницу и лично прослежу за этой змеей Кабуто.***
– У меня для тебя потрясающий сюрприз! Кора ощутила, как по щекам от этих слов, произнесенных мягким, приятным голосом, поползло тепло. Не так часто Зевс приглашал её в свой дворец для беседы, но еще больше её радовало то, что ей выпала честь говорить с их главой наедине. Она была изрядно удивлена, что Гера не стояла позади, словно преследуя его бесконечно. Они стояли на одном из чистых белых балконов, выходящих на великолепные сады. Кора украдкой бросила взгляд на сияющего Громовержца, величественно расположившегося рядом, и на нее нахлынула новая волна благоговения. Ей было более чем ясно, почему Зевс так популярен у женщин. Она могла понять, почему они падали в обморок и молили о его внимании всякий раз, когда он проходил мимо. Поразительные черты его лица были словно вылеплены искусным скульптором и сочетались с непослушными золотыми волосами и пронзительными небесно-голубыми глазами, что сияли чистотой, когда он дарил очаровательные улыбки, и зловеще затуманивались, если он был рассержен. Он обладал спокойным, приветливым нравом, что мог омрачаться лишь вспышкой нехарактерного для него гнева или его склонностью внезапно ввязываться в спор со своей темпераментной красавицей-женой. Кора слышала немало историй о легендарных разногласиях между супругами, в которых Гера – как утверждалось – всегда одерживала победу. Но несмотря на всю любезность, склонность к флирту и тяге ко всему прекрасному, Зевс был справедливым и мудрым Королем, уважаемым и почитаемым его собратьями-божествами, и внушающим страх молящимся ему смертным. Никто не осмеливался оспорить его авторитет. Хитрые глаза поймали её взгляд и игриво подмигнули. Кора еще пуще покраснела, прежде чем вежливо отвести глаза. – Это наш маленький секрет, Кора, – Зевс театрально понизил голос: – Если твоя мать узнает, она наверняка меня убьет. Мне едва удалось убедить её позволить тебе провести со мной день. Сердце Коры затрепетало в предвкушении. Был ли сюрприз Зевса ранним подарком к её дню рождения? Он всегда настаивал, чтобы она звала его 'отцом' – хоть она и знала, что он точно не являлся её биологическим родителем, – но из всех прочих богов он находился ближе всего к этой роли, и она была крайне тронута, что он вспомнил о грядущем событии. – Я обещаю сохранить это в секрете, – прошептала она в ответ, отчаянно желая узнать, что же её ждет. Зевс усмехнулся и ласково погладил её по голове. – Хорошая девочка. Прошу, не волнуйся о матери – оставь её на меня. Кора кивнула, ощущая спокойствие. Тепло мимолетного прикосновения растаяло, когда Зевс вновь устремил взгляд на раскинувшиеся под ними сады. – Твой сюрприз ждет тебя у лестницы, ведущей к горной тропе. Тебе стоит поторопиться, если не хочешь опоздать, – загадочно добавил он. Ей не нужно было повторять дважды. Благодаря улыбающегося Зевса за его великодушие и время, Кора глубоко присела, прежде чем крутануться и покинуть балкончик. Она проскочила через пышные, цветущие сады, спеша к величественным, грандиозным золотым вратам, которые приветствовали входящих во дворец Зевса. Страж, что был к ним приставлен, едва поднял взгляд со своего места на большом валуне, где он строчил стихи в маленькой книжице, когда она пробежала мимо. Кора едва дышала, достигнув вершины бесконечной, широкой каменной лестницы, ведущей вниз с горы Олимп. Среди смертных она была известна как Тропа Опасности: старательно охраняемый путь, подле которого были ужасающее, девятихвостое чудовище у самого подножья, три песчаных воина, что поджидали глупых вторженцев на середине пути, и боец, владеющий семью клинками, на вершине. Это была дорога, на которую людям не дозволялось вступить, а те немногие, кто рисковал, должны были доказать свою силу в бою. Перед первой ступенью послушно ожидали четыре ослепительно белых скакуна с золотыми глазами, гривой и крыльями. Надетые на них поводья были отделаны серебром и золотом и крепились к прекрасной, выполненной из чистого золота колеснице. Великолепный сияющий герб с изображением солнца и огня был вплетен в изысканные линии корпуса. Под ним светились крепкие колеса с круглыми гербами меньших размеров. От внезапного узнавания Кора ахнула, взгляд её метнулся к прекрасному, золотоволосому молодому богу, небрежно стоящему у колесницы. – Аполлон! – воскликнула она; сердце затрепетало в предвкушении, когда её острый ум моментально пришел к выводу, что перед её глазами тот самый подарок на день рождения. Аполлон, облаченный в белую тогу с золотым поясом, накрест проходящим через его атлетически сложенную грудь, широко улыбнулся ей в ответ. – Хочешь прокатиться? – глубокие синие глаза лукаво блеснули. Кора ахнула. Зевс сговорился с сыном, чтобы организовать ей экскурсию по небу? И это ведь совершенно точно та самая колесница, на которой Аполлон выезжает на небеса каждое утро! Она с трудом сдерживала свою радость. Она знала, что мама бы этого не одобрила – но сейчас Кору это не волновало. Она всегда жаждала приключений и чего-то, волнующего кровь; и стоящий перед ней очаровательный Аполлон предлагал и то, и другое. – Серьезно? Мне можно? – нетерпеливо спросила она. Аполлон усмехнулся. – Конечно. Думаю, нам лучше тронуться прежде, чем твоя мама заметит! Кора не стала терять и секунды. Она запрыгнула в колесницу, широкая улыбка осветила её лицо. Аполлон шагнул следом; его руки обняли её с обеих сторон и крепко сжали поводья. Лошади неспешно сдвинулись с места, сделав плавный круг и постепенно начав набирать скорость. Когда они приблизились к краю первой ступени, Аполлон перекрыл голосом звук галопирующих копыт: – Держись крепче! Кора вцепилась в передний бортик колесницы и взвизгнула от страха, когда волшебные лошади раскрыли могучие крылья и сорвались в полет. Колесница накренилась, и Кора почти потеряла возможность держаться, захваченная врасплох сумасшедшей скоростью и моментом, когда они начали путешествие по воздуху. Левой рукой Аполлон отпустил поводья, чтобы крепко удержать её. – Хах, – он усмехнулся ей в ухо. – Как тебе это, Кора? Кора сглотнула, смотря за пределы просторной колесницы, но не видя ничего, кроме чистоты синего неба и слоев мягких облаков. Желудок совершил кульбит, и на какое-то ужасное мгновение ей показалось, что её мутит. К счастью, ничего не случилось, и тело начало адаптироваться к странному, невесомому ощущению полета. – Ты делаешь это ежедневно! – воскликнула она, размышляя, как прекрасно должно быть даровать животворящий свет земле, раскинувшейся под ними. – Ага, – отозвался Аполлон. – Поверь, это утомляет! – Как ты можешь такое говорить? – покачала головой Кора, когда они пересекли кристально чистые воды океана. – У тебя столько свободы! Аполлон пожал плечами. – Иногда мне хочется проводить больше времени на земле. Кора тоскливо вздохнула. – А я всегда желала уметь летать. Аполлон рассмеялся. – Поэтому мы идеальные друзья, правда? Она мягко улыбнулась. – Конечно, – отозвалась она. – Полагаю, тебя можно вытерпеть. Аполлон драматично простонал. – Ты ранишь меня, Кора! Она хихикнула, когда прекрасный бог направил колесницу через облака вниз, приближаясь к земле. Они пролетели мимо храма Афродиты, через лес и горы. Кора жадно впитывала в себя картину захватывающих дух видов, созданных природой вокруг. Лошади проскочили через стаю птиц, что вмиг разлетелись, давая им дорогу. Когда Аполлон направил скакунов еще ниже, Кора восторженно рассмеялась; из желудка вспорхнули бабочки. – Сбавь скорость! – беспомощно вскрикнула она, но улыбающийся Аполлон, наблюдающий её неприкрытое восхищение, только ускорил бег лошадей. – Если ты думаешь, что это быстро, ты еще ничего не видела! – с гордостью заявил он, когда они взлетели над золотым кукурузным полем. Кора не опознала его как одно из принадлежащих матери и наклонилась вперед, когда заметила темный движущийся объект прямо перед ними. Похоже, Аполлон тоже его заметил, и, после пристального изучения, внезапно торжествующе воскликнул: – Ха! Этот ублюдок! – ликовал он. Сердце Коры подскочило к горлу, когда колесница внезапно пошла на снижение с пугающей скоростью. – Аполлон! – взвизгнула она. – Что?.. Колесница резко столкнулась с землей и Кору отбросило влево. Аполлон придержал её за талию и быстро вернул обратно. Но лошади не замедлили бега, как ожидала Кора. Вместо того они продолжали скакать галопом, пока не оказались перед движущимся объектом, который Кора заметила сверху. Другая колесница – в черных тонах и украшенная завитками сияющего золота, управляемая внушительными, но грациозными вороными конями – молнией летела сквозь поле. Её наездник был темноволос и облачен в полночно-синий. Без предупреждения Аполлон приказал лошадям обгонять и нарисовался прямо перед темной колесницей, резко останавливая её движение. Кора обмерла и разомкнула было губы, чтобы сделать Аполлону выговор за такое ужасное приземление, но её взгляд зацепился за темноволосого владельца колесницы, которую они подрезали. Слова, что она заготовила, чтобы осудить друга, моментально растаяли, когда её ударило узнаванием. Хмурясь, на Аполлона смотрел Аид. – Что тебе нужно? Его глубокий раздраженный голос терзал её чувства, и Кора обмерла, ощутив, как жар приливает к щекам. Сердце сумасшедше забилось от одного взгляда на таинственного, привлекательного молодого бога, к которому Афродита приковала её внимание – о чем она отчаянно жалела. Что это было за чувство? Её мучило бессмысленное желание спрятаться за спиной Аполлона, подальше от взгляда этих пронзающих глаз, но Аид даже не заметил её присутствия. – Ха! – просиял Аполлон. – Как всегда само радушие! Что ты тут делаешь? Тебе дали другое поручение? Аид нахмурился еще сильнее, и Кора, так безнадежно увлеченная, ничего не могла с собой поделать – она продолжала смотреть. Он абсолютно точно был самым прекрасным из мужчин, что ей доводилось видеть. На вопрос Аполлона он ответил собственным: – Почему ты на поверхности? Как всегда бездельничаешь? – Бездельничаю? – недоверчиво повторил Аполлон. – Да я тружусь больше тебя, избалованный ублюдок! Что ты в действительности делаешь в Подземном мире? Всем за тебя управляют родители! Сердце Коры пропустило удар. Подземный мир? Аид был связан с этим страшным, отвратительным, лишенным света местом? Афродита не потрудилась сообщить ей об этом! В ответ Аид только потянул на себя черные и золотые поводья, закрепленные на красноглазых жеребцах, и пренебрежительно заявил: – Хм. Ты ничего не знаешь. – Я знаю, что ты проиграешь. Аид одарил его острым взглядом. Когда Аполлон просто широко улыбнулся ему в ответ, Аид неохотно требовательно уточнил: – Что?.. – Ты проиграешь гонку, которую мы проведем, – поддразнил его Аполлон. Кора не осмелилась ничего сказать. Но внутри она кричала на Аполлона. Он, похоже, вообще забыл, что она тоже здесь находится. И её странным образом раздражало то, что Аид тоже не уделил ей и короткого взгляда, словно бы и он считал её невидимкой. Темноволосый бог хмыкнул. – Без меня. – Ха! – ухватился за это Аполлон. – Что такое, Аид? Боишься опозориться перед девушкой? Пульс Коры ускорился, когда взгляд бездонных глаз Аида наконец едва скользнул по ней. Во взгляде не промелькнуло и искры узнавания; ничего, что позволило бы предположить – он запомнил её в ночь фестиваля. Затем – слишком быстро – его внимание вернулось к Богу Солнца за её спиной. – Ты всегда лузер, – насмешливо бросил Аид, напоминая тому о предыдущих пяти поражениях. – Не в этот раз, – радостно заявил Аполлон. – Давай через это поле и в тот лес, прямо сейчас. Что скажешь? Аид выглядел скучающим. – Не вижу причин делать это, – равнодушно ответил он. Аполлон фыркнул. – Ублюдок. Хорошо. Давай сделаем ставки. Кора незаметно ткнула Аполлона локтем в бок. Она была готова слезть с колесницы и сбежать домой, и сделала бы это, но магнетическое присутствие Аида крепко удерживало её на месте. Аполлон мазнул по ней взглядом. – Не бойся, – рассеянно произнес он. – Мы точно выиграем. Кора замерла и вознамерилась запротестовать, что она не намерена участвовать в каких бы то ни было детских состязаниях, которое он планировал начать с Аидом, но Аполлон уже заговорил снова. – Если я выиграю, ты признаешь, что ты лузер, и позволишь мне в течение дня управлять своей колесницей. Аид закатил глаза. – Идиот. Мои кони не позволят чужаку управлять ими. – Ты прикажешь им подчиниться, – улыбнулся Аполлон. – Разве что, конечно, ты боишься проиграть! Аид раздраженно тряхнул головой, прежде чем неохотно согласиться: – Ладно. – Да! Готовься к поражению! 'Дьявол, Аполлон’, – внутренне кипятилась Кора. Она молчаливо пообещала себе ударить безрассудного молодого бога, как только они окажутся вне поля зрения Аида… – Твои условия? – потребовал Аполлон. Аид, казалось, на миг задумался, прежде чем дать ответ: – Твоя колесница… Бог Солнца махнул рукой. – Хех. Наконец признал, что она лучше твоей? Конечно, ты сможешь получить её на день, если ты… – … с девушкой на ней, – закончил Аид. Челюсти Коры и Аполлона одновременно отвисли. Её охватило безмолвное изумление. Практически все это время Аид игнорировал её – и теперь решил вписать её в список призов? – Чт?.. – недоверчиво выдавил Аполлон. – Что слышал, – небрежно бросил Аид. – Нет, Аполлон, – яростно зашипела на друга Кора; сердце возбужденно колотилось в груди. – Я отказываюсь быть частью этого глупого состязания! Если моя мать узнает, что я с незнакомцем, ты знаешь, что она… – Разве что, – ледяной голос Аида сочился сарказмом, – ты боишься проиграть. – Да чтоб мне провалиться в Тартар! – парировал Аполлон. – Если ты это сделаешь, я никогда тебя не прощу! – свирепо зашептала Кора. Аполлон бросил на нее беспомощный взгляд, а затем вернул внимание Аиду. – Эм… леди желает выйти из нашего соревнования. Давай я сначала её отправлю домой, а потом мы можем… – Ты тратишь мое время, – невозмутимо заявил Аид, прежде чем мгновенно направить лошадей обойти вокруг них. – Стой!.. – начал Аполлон и посмотрел отчаянными, умоляющими глазами на Кору. – Кора, Аид мне как брат. Тебе нечего бояться с ним. Я знаю, его вид и действия могут немного пугать, но это напускное. Мы не проиграем и это будет весело. Твоя мама не узнает, обещаю! – Нет, – отозвалась Кора, непреклонно складывая руки на груди. Кони Аида выглядели очень быстрыми, и один только взгляд на непоколебимого бога, объезжающего её на колеснице, вызывал неприятное трепетное ощущение в животе. Она находилась в полной растерянности – почему загадочное божество выдвинуло такое желание. Единственным реальным объяснением было, что он таким образом намеренно решил зацепить Аполлона. Между этими двоими, кажется, существовала ненормальная дружба. – Пожалуйста? – он бросил взгляд на колесницу Аида. Кони темноволосого бога рысью поскакали от них. – Мы давно не гоняли, и я знаю, мы можем выиграть, когда въедем в лес… Её ударило внезапное понимание. Аполлон хотел её помощи, чтобы она убрала растения с их пути – это даст их команде преимущество. Она нахмурилась и покачала головой. – Твой друг раньше использовал нечестные методы? – Да Аид постоянно это делает. Ты еще узнаешь, как он невыносим. Разве ты не хочешь его проигрыша? Кора разомкнула губы, чтобы вновь ответить отказом, но Аполлон, слишком хорошо её знающий и способный чувствовать колебания её решимости, надавил: – Обещаю, Кора, тебе понравится. Ты всегда говорила мне, что хочешь приключений. Вот оно, прямо сейчас перед тобой. Давай сокрушим его вместе, а потом ты сможешь попробовать управлять этой колесницей сама. Я буду рядом. Что скажешь? – он подарил ей полную надежды улыбку – ту, что всегда умудрялась задеть струны её сердца. – Но моя мать… – Никогда не узнает. Отец позаботится об этом. Кора поджала губы. Она знала, у них нет причин проиграть, да и перспектива вести колесницу была, конечно же, крайне привлекательной. Возможно она даже сумеет удивить Афродиту. Кроме того, она думала, что ей бы хотелось видеть хмурого Аида чуть дольше. Тяжело вздохнув, она пробормотала: – Ох, ладно. Я это делаю ради тебя, Аполлон! Но ты мой должник. Аполлон с восторгом на мгновение заключил её в спешные радостные объятия, прежде чем обернуться и окликнуть Аида. – Эй! Ублюдок! Не так быстро! Мы сделаем тебя сию же секунду! И словно предполагая это, Аид остановил коней и обернулся через плечо, чтобы посмотреть на них. Когда колесница Аполлона поравнялась с его собственной, Кора бросила нервный взгляд на таинственное божество, вновь полностью игнорирующее её присутствие. – Мчим до долины за лесом, – заявил Аид. – Идет! – просиял Аполлон, в его глазах зажегся вызов. – Ты проиграешь! К изумлению Коры, левый уголок губ Аида дернулся в призрачной улыбке. Эта картинка заставила её пульс участиться. Она всегда наблюдала за ним тайно, издалека. Находиться в его присутствии, не скрываясь, было странно. Как-то… волнующе. Аполлон провел отсчет от трех, и по его сигналу, лошади, повинуясь командам хозяев, сорвались вперед.***
Яркие картинки обращались во тьму, все остатки воспоминаний рассеялись в небытие. Сакура очнулась, ощущая головокружение и тошноту. С минуту она пустыми глазами смотрела на полог, прежде чем вернулась память о случившемся. Она испытала приступ, которому Саске стал свидетелем. Божество смерти дало ей выпить золотистую жидкость, работающую так же, как и лекарство, которым поила её мама. Он спрашивал её, что происходит, а потом… потом… Должно быть, я потом уснула, – сонно подумала она про себя. Медленно, она присела и осмотрелась – чтобы обнаружить Саске, сидящего в кресле подле теплящегося очага. Стоило ему заметить, что она проснулась, он перевел взгляд с огня на её лицо. Сакура в безмолвном удивлении уставилась на него в ответ. Ждал ли он все это время здесь, пока она спала? Между ними грохотала тишина, разрушаемая лишь треском ровно горящего пламени. Осторожно, Сакура сдвинула простыни и вылезла из-под них, спустив ноги над краем постели. Стоило ей встать на пол – Саске поднялся. Но комната вдруг закружилась, вынуждая её, потеряв баланс, наклониться влево. В одно мгновение Бог Смерти оказался рядом. Сакура резко выдохнула, когда крепкая рука Саске обхватила её талию, позволяя ей опереться на него. Однако чувство тошноты в животе помешало ей сконцентрироваться на ощущении от контакта их тел. – Голова, – выдавила она, зажмуриваясь. – Она кружится. – Это из-за амброзии. Головокружение чуть стихло, позволяя Сакуре вновь открыть глаза; Саске помог ей вновь сесть на постель. Он же остался стоять напротив, пристально смотря на нее. – Амброзия? – неуверенно повторила она. Это звучало странно знакомо, но попытки вспомнить, где и когда она это слышала, были напрасны – как если бы слово принадлежало тем далеким воспоминаниям, которые она не могла распознать. Саске помедлил, прежде чем уточнить: – Твое лекарство. Она озадаченно взглянула на него и разомкнула было губы, чтобы спросить, каким именно лекарством являлась амброзия, когда комната вновь покачнулась. – Ох, – она схватилась за голову, приказывая неприятным ощущениям уйти. – Сакура, – его четкий голос словно немного стягивал туман с его разума, и она заставляла себя сохранять спокойствие. Она обнаружила, что, когда она делает так, комната кружится менее интенсивно. – Да? – прошептала она, оставляя глаза крепко зажмуренными. Так было легче поддерживать нормальный разговор, когда угольно-черный взгляд не мог затянуть её в свою темную паутину. После новой паузы Саске коротко осведомился: – Сколько раз? Сакура застыла, но не открыла глаз. – А? – переспросила она. – Сколько раз что? – Сколько раз это происходило? О, осознала Сакура. Он имел в виду приступ. Ей казалось странным, что Бог Смерти, похоже, ждет от нее ответа. Серьезно, у него же была способность просто прочесть всю информацию в её голове? Но очевидно, он этого не делал, или не мог. Он заботился, даже если самую малость, шептал голос в её разуме. Он просто спросил. Возможно, он хочет понять?.. Она изо всех сил старалась игнорировать мурашки, покрывшие кожу, когда пальцы Саске легко коснулись её лба. Почти сразу невыносимая боль угасла, но вытесняющее все чувство закручивающейся воронки осталось. – Каждый год они различаются, – медленно начала она. – Сначала был один приступ. Потом их стало два. В прошлом три, но за год до того я испытала четыре. Её ответ столкнулся с тишиной. Когда же она стала невыносимой, Сакура нерешительно позвала: – Саске?.. – Отдыхай, – приказал он не терпящим возражений тоном. Она услышала его движение, после – звук раскрывающихся дверей, шагов, потом Саске пробормотал что-то, что она не разобрала – и затем двери закрылись. Когда Сакура снова открыла глаза, она поняла, что божество смерти покинуло комнату. Перед ней стояли Чизу и Юме, их лица изучали одинаковое беспокойство.***
Каждый год они различались. А еще всегда случались весной. Мысли Саске стремительно крутились в голове, пока он спускался по главной лестнице и шел к своим покоям. Значит, его предположение было неверно – приступы не спровоцированы амброзией; они просто утихали, пока не случался новый. Брови сошлись в хмуром выражении. Какой недуг мучил Сакуру? И что более важно, как вообще он мог не заметить этого раньше? Он наблюдал за ней так долго, но ни разу не был свидетелем этих страданий. Он не мог обнаружить в её теле ни единой болезни. Так что это за таинственная хворь? Божеству смерти не нравилось это ощущение незнания, что именно с ней происходит. Он был богом! Как вообще такое возможно, что он не способен связаться с её разумом в разгар агонии? Затем его раздосадованные мысли метнулись к напитку, что он дал ей. Лекарством Сакуры являлась амброзия – это можно было и не обдумывать. Ничто с ней не сравнится по вкусу. Саске напомнил себе, что он позволил ей выпить больше, чем обычно, учитывая порцию во время тренировки и после, когда у нее случился приступ. Но этого было недостаточно, чтобы спровоцировать изнуряющие побочные эффекты. Обычному человеку требовалось бы еще минимум два полных кубка, чтобы получить головокружение, на которое она пожаловалась. Похоже, Сакура имела повышенную чувствительность к воздействию амброзии, что было очередной странностью. Смертным приходилось ждать около десяти минут, чтобы напиток начал действовать на организм. У Сакуры реакция случилась моментально. Вопросы; у него было столько демоновых вопросов. Спрашивать об этом Сакуру, он знал, совсем непродуктивно. Девушка не имела и понятия о том, что с ней происходит. Но Цунаде-то наверняка должна знать? В конце концов, она была специалистом в сфере медицины и здоровья. Для Саске казалось немыслимым, что гиперзаботливая женщина закрыла бы глаза на проблемы со здоровьем дочери. Он был практически абсолютно уверен, что Цунаде знала точную причину приступов Сакуры и решила, по какой-то необъяснимой причине, заставить девушку поверить, что докторам это неизвестно. Знали ли другие божества, толпившиеся вокруг Сакуры, о её состоянии тоже? Или же Цунаде скрыла это и от них? Но почему она держала это в тайне? Что такого было в Сакуре, что требовало такой скрытности и защиты? Вопрос вернул его к той же сводящей с ума исходной точке. Он все время кружил в потоках мыслей, лишь чтобы прийти к той самой, что лежала в основе его желания понять её – что делало Сакуру столь особенной?***
Сакура рассеянно смотрела, как Юме аккуратно складывает свежее белье. Головокружение, наконец-то, ослабло. Её служанки послушно оставались рядом, ежеминутно тревожно спрашивая, не требуется ли ей что-нибудь. Сакура хотела только воды, за которой только что ушла Чизу. Служанки помогли ей переодеться в струящееся серебристое платье с плиссированными золотыми лентами и такого же цвета поясом, обернувшим стройную талию. Волосы остались небрежно распущены. Юме довольным голосом щебетала о желании показать Госпоже оставшиеся части дворца. Сакура слушала, мыслями находясь далеко и сосредоточившись совсем на других вопросах. Если точнее, крутились они вокруг конкретного Бога Смерти. Несмотря на резкий, сдержанный тон, Саске так осторожно обращался с ней. Как это вообще возможно, поймала себя на новой мысли Сакура, что эти уничтожающие руки могли быть так нежны? – …тронный зал, не так ли, Госпожа?.. – произнесла Юме. Сакура моргнула, устыдившись, что оказалась поймана на невнимательности, и вытряхнула из головы все мысли о Саске. – Простите… что? – переспросила она. Юме моргнула большими глазами, а потом хихикнула. – Надеюсь, я не покажусь грубой, сказав, что вы выглядите рассеянной, Госпожа. Сакура тяжело вздохнула. Часть её отчаянно желала кому-то доверительно рассказать о Саске и о том, как он её расстраивал и обескураживал. Но она знала, что Юме и Чизу не имеют прав обсуждать своего Повелителя, и пытаться заговорить с ними о загадочном божестве – станет причиной неловкости обеих сторон. – Простите, – извинилась она снова. – Вы правы, я просто задумалась… – она резко замолкла, настороженная каким-то звенящим звуком. Она осознавала, что должна была слышать его ранее, но будучи поглощенной своими мыслями, не обращала на него внимания. Глаза её опустились к тонкой талии Юме, где был замечен набор ключей на большом серебряном кольце, прикрепленном к черному поясу. Юме, занятая складыванием одежды, не заметила её взгляда. Сакура моментально вспомнила таинственную запертую дверь и её вновь охватило внезапное любопытство. Не может ли её открывать один из ключей, находящихся при Юме? Помня о том, что Чизу может вернуться в любой момент, Сакура быстро прокрутила в голове мысль и обыденным тоном поинтересовалась: – Для комнат этого дворца существует главный ключ? На этот раз захваченной врасплох оказалась Юме, расправившая складки на свежем платье и посмотревшая на него. – Хм? А, да. Думаю, его нужно еще раз погладить. Тут складки. Сердце Сакуры встрепенулось в надежде. Здесь был главный ключ! Однако все еще остается актуальным вопрос, во владении ли Юме этот ключ. Разум сформулировал поспешный план и Сакура осторожно произнесла: – Думаю, я не смогу взять этот ключ ненадолго? Юме оглянулась через миниатюрное плечо и подарила ей недоуменный взгляд. – Простите за любопытство, Госпожа, но… зачем Вам понадобился ключ? Сакура подумала о месте во дворце, куда Юме бы пошла в последнюю очередь, и наугад ляпнула: – Тренировочная арена. Там есть запертая дверь. Саске собирался показать мне её раньше, но у нас не было времени. Юме выглядела озадаченной. Сакура не винила её. Она знала, что её слова выглядят какой-то бессмыслицей. О Боги! Не было времени? Ты вообще себя слышала? – стонал её внутренний голос. – Полная чушь! Придумай что-то более убедительное! С приклеившейся к лицу фальшивой улыбкой, Сакура добавила: – Вы знаете эту дверь? Юме покачала головой. – Нет, Госпожа. Сознаюсь, я никогда не осмеливалась туда зайти. – Ох, – произнесла Сакура, думая об удивительном везении – наугад и сразу в точку. – Ну, я правда бы хотела открыть эту дверь, и раз Саске разрешил мне, думаю, вы не против одолжить мне ключ. Я сразу же верну, – решив рискнуть, она стала блефовать: – Может, мы пойдем туда вместе? Юме выглядела неуверенной. – Я,.. – начала она. – Думаю, возможно, Вам стоит дождаться Господина… Дьявол, мысленно пришла в ярость Сакура. Юме не купилась! Это стало сюрпризом. Её легенда была готова разойтись по швам. Где её острый ум, когда она так нуждалась в нем? И тут её ударила внезапная идея. Она помедлила, ощущая себя ужасно даже при мысли об этом. Но желание увидеть то, что скрывалось за запертой дверью, перевешивало. – Ладно, – вздохнула она, махнув рукой. – Не важно. Я просто скажу Саске, что вы не дали мне ключ. Я уверена, что он покажет мне все позже, когда будет не так занят. Эффект от произнесенных слов оказался мгновенным. Глаза Юме расширились и она даже, похоже, побледнела. – О-о, – запнулась она: – Прошу, не говорите Господину, что я не дала Вам ключ. Если он дал Вам разрешение, Госпожа, пожалуйста, берите, – она отцепила большой серебряный ключ от кольца на поясе и протянула Сакуре с робкой улыбкой. Та, чувствуя отвратительное ощущение от необходимости прибегнуть к эмоциональному шантажу, приняла его. – Спасибо, – мягко произнесла она. Юме была такой милой и доверчивой. Она так напоминала Сакуре о Хинате. Терзаемая чувством вины за ложь, она едва не отдала ключ обратно. Но двери распахнулись, впуская Чизу, несущую поднос, переполненный едой такой горячей, что от нее шел пар. Сакура инстинктивно убрала ключ в карман юбки своего платья, подальше от чужого взгляда. Когда Юме отвернулась, чтобы продолжить складывать оставшуюся одежду, Чизу опустила поднос рядом с Сакурой и произнесла: – Я подумала, что Вы можете быть голодны, Госпожа.***
Суйгецу поднял голову, когда раздался знакомый звук приближающихся шагов по камням. Ну наконец, мысленно произнес он, раздраженно закатив глаза. Карин привыкла быть абсолютно не пунктуальной – как и остальные женщины, с которыми он был знаком. – Думаешь, заставлять мужчину ждать – это так сексуально? – бросил он, недовольно складывая руки на груди. – Ничерта. Это бесит. Карин выстрелила пренебрежительной усмешкой. – С чего бы мне проявлять сексуальность перед тобой, идиот? – сверкнула она глазами. Бог Морей одарил её острозубой намекающей улыбкой. – Мы оба знаем, почему. Карин пришла в ярость, когда её щеки заалели. – И-идиот, – запнулась она. – Ты отвратителен! Суйгецу просто послал ей понимающий взгляд и усмехнулся. Затем, решив, что он больше не может тратить время, обратился к ней мысленно: ‘Саске согласился тренировать Сакуру. А это значит – нам пора придумывать, как достать зелье’. Карин недовольно нахмурилась. Ей не нравилась идея 'тренировок' Сакуры при участии Саске – это рождало в её голове шепот параноидальных, опасных мыслей. ‘Я уже говорила, что разберусь с этим’, – бросила она ему телепатически. ‘Тогда тебе стоит поторопиться. Чем раньше ты отдашь его Сакуре, тем больше у нее шансов все провернуть’. ‘Маленькая розоволосая уродка наверняка провалит задание’, – насмешливо заявила Карин. – 'Она выглядит так, словно вообще ничего не может!’ Суйгецу заржал. ‘Ты так сильно ревнуешь? Просто потому, что она проводит столько времени с твоим обожаемым Саске-куном? Хотя, ты права; она наверняка провалит все прямо перед лицом этого ублюдка. Спорим, ему тоже понравится’. Когда до нее дошел смысл, секунды потекли вновь. У Карин тут же отвисла челюсть. ‘Ты… ты так ужасен!' Суйгецу невинно моргнул. ‘А что я сказал?' – поинтересовался он, симулируя непонимание. ‘Угх!' – Карин уперлась руками в бедра. – ‘Я навещу ведьму, как только избавлюсь от Джуго. Прекрати все время меня дергать!' ‘Эй, я никогда не звал тебя. Тебе не нужно было приходить сюда, чтобы поговорить со мной’, – после паузы, Суйгецу подметил: – ‘Не моя вина, что ты так по мне скучаешь’. ‘Хмпф!' – Карин кинула в него острый взгляд. – ‘Мечтай, идиот! А теперь не доводи меня или можешь забыть о зелье!' 'Сучка. Ты попрощаешься со своей жизнью, если ударишь в спину,' – глаза водного божества грозно светились. – ‘Сакуры это тоже касается. Предашь её – предашь меня. Мы уйдем вместе. Ясно?' Карин отвела взгляд. ‘Как угодно’, – огрызнулась она. Затем, одарив его кислым взглядом, коротко сообщила: – ‘Она получит зелье, когда я буду готова’. С этим водная нимфа развернулась и унеслась прочь, оставив Суйгецу смотреть ей вслед; его светящиеся глаза недоверчиво сузились.***
Желудок Сакуры скрутился узлами, когда она прошла через галерею, мысленно молясь, чтобы её не перехватил никто из слуг, или, что еще хуже, сам Саске. После того, как она быстро закинула в себя горячий суп и хлеб, как и запрошенную воду, Сакура сообщила Юме и Чизу, что ей нужен еще отдых. Служанки оставили её в одиночестве, и, выждав немного времени – как она полагала, достаточно, – Сакура выбралась из своих покоев. Часть её все еще ощущала себя ужасно из-за обманного вытягивания ключа. Она всегда была такой примерной и честной, считала ложь отвратительным, постыдным поступком. Что с ней произошло? У нее не было выбора – яростно защищалась она. Если Саске намерен хранить от нее секреты, тогда ей нужно принять определенные меры, чтобы выяснить все самостоятельно; как еще ей предлагается понять лучше ситуацию и её похитителя? Когда Сакура достигла конца галереи и вошла в коридор, что вел к таинственной двери, её охватила тревожная дрожь. Что если действительно есть важная причина, по которой Саске не хочет, чтобы она видела сокрытое за этой дверью? Что если ей не понравится увиденное? Что если её ждет нечто ужасное, страшное? Что если Саске узнает о её вторжении? Трусишь? Издевался внутренний голос. Что бы сказала Ино, увидев, что ты в последний момент утратила решимость? Замолчи, огрызнулась Сакура на саму себя и попыталась подавить свои разошедшиеся нервы. Она пронеслась сквозь арочный проем справа и остановилась перед невинно выглядящей золотой дверью. Пульс ускорился, когда она бросила настороженный взгляд через плечо. Никого. Сейчас или никогда. Она достала ключ из кармана и, не давая себе и секунды на новое промедление, вставила его в замочную скважину. Сердце подпрыгнуло, когда она услышала щелчок одинарного поворота. Глубоко вдохнув, она повернула ручку и осторожно толкнула дверь; тело напряглось в ожидании чего-то, что может выскочить на нее. Ничего не произошло. Её встретила обычная длинная прямоугольная комната, освещенная свечами, с очередным впечатляющим сводчатым потолком. Сакура быстро шагнула внутрь и плотно закрыла за собой дверь. Звуки её шагов поглощал ковер глубокого алого цвета. По обе стороны вытянулись столы, покрытые золотыми скатертями. На них штабелями лежали книги и стопки пергамента. Сакура приметила даже древнего вида свитки. Любопытство разгорелось и она приблизилась к ним. Комната освещалась длинным напольным двухрожковым бронзовым канделябром, что не давал рассмотреть все четко. Сакура протянула руку и взяла свиток, поднося его к ближайшему источнику света. То, что оказалось написано в нем, она не могла разобрать. Аккуратно вернув его на место, она взяла следующий и, осторожно развернув, обнаружила очень блеклое изображение. Некоторое время её глаза не видели ничего внятного. Затем, медленно, она распознала линии лица и волос. Черное и золото. Два человека – она напрягла зрение, чтобы увидеть это – похоже, стояли рядом. Пергамент был настолько потерт, что различить черты их лиц отчетливо не представлялось возможным. Сакура отбросила попытки это сделать и потянулась к следующему. На нем было нарисовано солнце. Сакура предположила, что когда оно (являющееся гербом) выглядело великолепно, но теперь цвета тоже поблекли, а детали стали неразличимы. Вау, оценивающе протянула Сакура; книжный червь внутри нее пришел в восторг от неожиданного открытия. Какими же старыми были эти свитки? Её страх полностью растворился, не оставив ничего, кроме чувства полного очарования. Она была абсолютно поглощена, ощущая себя так, словно наткнулась на древние артефакты, принадлежащие престижному музею. Она отчаянно жалела, что не может распознать тех, кто изображен на пергаменте, и на страницах тяжелых книг, расположившихся перед ней. Сакура двинулась по правой стороне и приступила к исследованию необычно выглядящих, забавных безделушек и даже еще более таинственных свитков и книг. Она ахнула, заметив красивый красно-белый веер учива, украшенный драгоценными гранатами, лежащий на одном из пергаментов, представляющем собой что-то вроде карты. Почти боясь дотронуться до него, Сакура все же потянулась и взяла веер за рукоять. Он был действительно поразительным, изящным произведением искусства, судя по весу, отлитым из чистого золота. Огонек свечи рядом колыхнулся и моргнул, и что-то на периферии взгляда привлекло её внимание. Продолжая сжимать веер в руке, Сакура обернулась; глаза её расширились в удивлении. В конце комнаты находился еще один низкий столик с множеством маленьких свечей. На черном полотне, укрывающем его, был вышит такой же знак учива. Сакура приблизилась, замечая, что веер был изображен и на голых каменных стенах комнаты. Дойдя до стола, она обнаружила прекрасный букет свежих, душистых цветов. Она узнала хризантемы, сухоцветы и лилии – все траурные и поминальные цветы. Стоящие перед ней свечи усиливали какое-то томительное ощущение, что она приблизилась к святыне. Внезапно её настигло странное, тревожно чувство слежения. Сакура осторожно обернулась, но все было спокойно, она определенно оставалась одна. Тогда она вернула внимание столу и, до того поглощенная видом цветов, наконец подняла глаза на стену перед собой. То, что она увидела, выбило воздух из её легких. В массивную золотую раму был заключен большой портрет, что скрывался от чужих глаз в тени, когда она только вошла в комнату. Её взгляд тут же упал на человека, находящегося в центре потрясающей картины – и её поразил удар внезапного узнавания. Саске. Это не мог быть никто иной. Да, он выглядел иначе, и она не могла поверить, что она смотрит на того же бога, который её похитил. Темные волосы были длиннее, лицо яснее и даже каким-то образом светлее. И Сакура осознала, почему. Его губы украшала искренняя полуулыбка – от такого вида Сакура ахнула. Он сидел в великолепном, обтянутом золотой тканью, кресле, облаченный в оттенки синего и насыщенно золотого, с сапфировой каплей в левой мочке уха. Он целиком и полностью производил впечатление царственного и гордого принца. Ослепленные глаза Сакуры поднялись, чтобы рассмотреть удивительно прекрасную женщину, расположившуюся по правую сторону от него; её тонкая, светлая рука аккуратно лежала на плече Саске. Её смуглое лицо были почти точной копией лица Саске. Женщина была одета в по-королевски роскошное полночно-синее платье, длинные черные волосы украшены косами и мелкими серебристыми жемчужинами, усыпанными звездами. Она мягко улыбалась, а темные, обрамленные длинными ресницами глаза сияли неприкрытой любовью. Лицо в форме сердца выглядело невероятно молодым, и все же Сакура ошеломленно думала, что в её личности сомнений быть не может – это мать Саске. Внимание сместилось в сторону высокого, привлекательного, сурового мужчины, стоящего позади Саске. Его волосы имели насыщенный оттенок каштанового и касались плеч, взгляд был темным и пристальным. Лоб прочертили признаки усталости, облачен он был в черный и серый; на его роскошном плаще с высоким воротом лежала аккуратная серебряная цепь. Мужчина выглядел грозным и впечатляющим. На лице его не было и следа улыбки. Его отец?.. – изумленно думала про себя Сакура. Она могла совершенно точно выделить некоторую схожесть с ним в том, как хмурился Саске. Затем её взгляд перешел к последней фигуре, стоящей слева от Саске на картине. Облаченный в глубокий алый и золото, с вороньими перьями на плаще, молодой мужчина со столь притягивающими чертами, что Сакура почти буквально ощутила, как из легких пропал воздух. Острые, скульптурные линии сильной челюсти были очень схожи с линиями Саске; аристократический нос; гордая, изящная поза. Длинные темные волосы незнакомца были убраны назад, выбившиеся пряди по бокам обрамляли точеное, красивое лицо. В мочке левого уха блестела малиновая капля. Он тоже не улыбался. Однако в отличие от остальных он был при оружии, крепко держа в левой руке меч, находящийся в инкрустированных драгоценными камнями ножнах. Затем Сакура обратила внимание на последнюю особенность, упущенную при первом рассмотрении, и снова потеряла возможность дышать. Взгляд незнакомца, казалось, пробивал череп. Глаза под густыми ресницами пронзали своей силой; яркие алые глубины, подавляющие сознание. Странное, чужеродное ощущение подкралось к ней. Сердце колотилось и головокружение поспешно вернулось. Чем больше она смотрела в эти глаза, тем сильнее её охватывало жуткое, зловещее предчувствие. Удушающий, иррациональный страх. Внезапно, словно стены комнаты сдвинулись ближе. Что-то белое стремительной вспышкой пронеслось перед глазами и разум охватила выжигающая все боль. Сильные беспощадные пальцы сжимают подбородок. Слов она слышать не может. Вращающиеся, кровавые калейдоскопы… Эти глаза. Пылают, устремляясь прямо в её душу. Она бессмысленно лихорадочно думает, что не может позволить им этого, что должна отвести взгляд, потому что иначе… иначе… Это случится снова. Что?.. – встревоженно думала Сакура, чувствуя удушье, неспособность втянуть воздух в отяжелевшие легкие; невнятный шепот оглушительно звучал в голове. Что произошло? Любые попытки собрать воедино хаос, наступивший при виде этих глаз, лишь приводил к новой боли. Еще один приступ агонии настиг её, оставляя отпечаток алой вспышки в мозгу. Слезы затуманивали видимость, и потому она ахнула, когда комната покачнулась; желудок тоже совершил кульбит. Она протянула руку, чтобы удержать равновесие, но в своей неуклюжести столкнула что-то – свечу, что упала со стола и покатилась по полу. Край одежды загорелся моментально, стоило ему лишь соприкоснуться с пламенем. Это привело к исчезновению последних остатков рассудка из охваченного паникой разума Сакуры. Недолго думая, она шагнула назад; единственная связная мысль в её голове – ей нужно скрыться от этих глаз. Бежать. Она должна была бежать, чтобы они не видели её, чтобы не обрекли её вновь… С невероятным усилием она оторвала взгляд от безмолвного незнакомца. Задыхаясь и игнорируя попытки дурноты одолеть её, Сакура развернулась. Она вылетела из комнаты – и врезалась прямо в теплое, крепкое тело. Пальцы правой руки выпустили веер учива, упавший с резонирующим звуком на мраморный пол. Пошатываясь, Сакура подняла глаза на Саске. Он инстинктивным жестом потянулся схватить её за дрожащие руки и приготовился что-то сказать, но резко остановился; дыхание внезапно замерло в горле, когда взгляд скользнул с заплаканного лица Сакуры в открытую дверь за её спиной. Вид, открывшийся ему, заставил Бога Смерти в абсолютном ужасе распахнуть глаза. Стол в конце комнаты. Он был в огне.