Herald the coming, The impending dawn, In which fragments are cast, To the ground as stones, Spelling a name, Unspoken, unknown, Shrouded by time's veil, Forgotten, forgone.
Она никогда еще не чувствовала себя настолько живой. Настолько бодрой и полной энергии. Казалось, словно жидкий солнечный свет струился по венам и все тело дрожало от эйфории. Она чувствовала себя взбудораженной, свободной – словно удалось сбросить невероятную тяжесть с груди. И её ноги – как легки они были и удивительно проворны! Улыбаясь, Сакура порхала между деревьев, двигаясь с такой грацией и элегантностью, какой раньше не испытывала. Это раскрепощало и одновременно было ей чуждо – а еще казалось странно знакомым. Словно она была уверена, что когда-то, в далеком прошлом, она могла так же быстро бегать – но не могла вспомнить, когда же именно. Её легкие наполнялись сладким, свежим запахом цветов, травы, деревьев, и все её чувства ликовали. Именно это и есть истинная свобода. Чувствовать, как легкий ветерок шевелит волосы, чувствовать аромат земли вокруг. Быть единой с природой. Как же ей этого не хватало. Бурлящая в крови энергия заставила шагнуть Сакуру вперед. Она не знала точно, куда направляется. У нее не было цели. Все, что она знала – она не может стоять спокойно, когда чувствовала себя настолько живой. Мир вокруг нее, казалось, светился и мерцал ярче, словно она смотрела на него сквозь новые, идеально сфокусированные линзы – и, как ни странно, она ощущала, что тоже светится. Но все же, среди радостного тепла, заполняющего тело, в самых мрачных катакомбах разума Сакура продолжала слышать шепот неуверенности, умоляющий перестать убегать. Однако её совесть вновь проиграла эту битву, когда Сакура отбросила осторожность. В эту секунду её не беспокоило преследование Смерти. Она даже была уверена, что может затеряться. Она наверняка это делала раньше? Что?.. В замешательстве спросила себя Сакура, когда деревья и подлесок остались позади. О чем я думаю? Я никогда не выигрывала у Саске в гонке. Чем сильнее она пыталась вспомнить, тем активнее к горлу подкатывала тошнота, словно зловещая волна, угрожающая накрыть пузырь восторга, окутавший её. Потому Сакура прекратила об этом думать и вместо того сконцентрировалась на прохладе травы под ногами. Она уже давно сбросила сандалии. Кто вообще придумал такие глупые предметы одежды? Она совершенно в них не нуждалась. Она услышала тихий шелест листьев позади и танцующая на её губах улыбка превратилась в усмешку. Он пытался её поймать. Она постарается сделать так, чтобы ему это не удалось, и от мысли, что это будет его раздражать, внутри появился странный трепет. Впереди между деревьями мелькнуло розовое пятно. Она оказалась быстрой. Саске не ожидал, что она будет так ловко владеть своими ногами, и пришлось снова задуматься, насколько чувствительна Сакура к пище, наделяющей людей силой богов. Она определенно не проглотила столько яблока, чтобы его свойства так на нее повлияли. Она не была быстра как богиня – но определенно стала быстрее, чем когда была простым человеком. Что-то не сходилось. Так же, как и от амброзии, Сакура проявляла реакции, не соответствующие норме. Еще одно, не требовавшееся уже доказательство, что в ней скрывалось больше, чем видели его глаза. Он пробирался за ней сквозь деревья, желая поддаться искушению, чтобы воздействовать на браслеты на её лодыжках и резко прекратить детскую игру Сакуры в догонялки. Но любопытство увидеть, куда она их ведет, было сильнее, и потому он решил преследовать её. Исходящий от её тела свет был совсем не обычным. Слишком ярким. Слишком нестабильным. Его мысли метались. Это та сущность, о которой говорил Наруто? Нечто, что должно оставаться скрытым? Как яблоко заставило ауру Сакуры превратиться в нечто иное, когда она сделала лишь пару укусов? Потому что она не совсем смертная, – теперь Саске знал это с абсолютной уверенностью. Все знаки и подсказки, которые он накопил, привели к такому заключению. Её кровь, несомненно, принадлежала смертным – но не душа. Что же тогда она из себя представляет? Даже полубогиня обладала бы некоторыми следами бессмертия в венах. Но в Сакуре нет крови Цунаде. В ней нет ничего. Он ускорился и уменьшил расстояние между ними – только чтобы увидеть, как она прыгнула на камень, прежде чем легко взобраться на ветви дерева. Он остановился, на мгновение удивленный и восхищенный красотой и уверенностью её движений – прежде чем в нетерпении нахмуриться. – Сакура. Прекрати. Она взглянула на него, равнодушная к его раздражению. – Почему? – спросила она; её голос отчетливо эхом отражался вокруг. Для слуха Саске он был подобен сладкому нектару. – Я принадлежу деревьям. – Поглаживая кору огромного дерева, в ветвях которого она укрылась, Сакура добавила рассеянно, словно внезапно вспомнив: – Они – мой дом. Брови божества смерти сошлись к переносице. Что за чепуху она бормочет? Крадучись вперед, словно большая черная пантера, не спуская с нее глаз, он махнул рукой, показывая, что хочет её возвращения на землю. – Спускайся. Яблочно-зеленые радужки Сакуры встретились с его глазами и она упрямо скрестила руки на груди. – Нет. Брови Саске поползли вверх в ответ на её категорический отказ. – Мне нравится здесь, – добавила она. А потом, без предупреждения, она прыгнула с одной ветки на другую – словно делала так каждый день. Саске безмолвно наблюдал, пока она снова не исчезла из поля его зрения. Что на нее нашло? В мгновение ока он приземлился на ветку, которую Сакура только что покинула, и грациозно прыгнул за ней, ожидая увидеть её коралловую макушку в любой момент. Спустя пару минут без намека на нее, Саске начал осознавать, что она ускорилась. Словно эффект от золотого яблока усиливался. Другого возможного объяснения он не мог найти. Деревья проносились мимо к в тумане, когда он включил между ними связь и продолжил следить за ней. Она сместилась влево. Он плавно двинулся в том же направлении, над ветвями и под ними, сквозь переплетения листьев и свисающих цветущих лоз, пока не почувствовал, что она снова спустилась на землю. Вместо того, чтобы сделать то же, он скрылся за деревьями; когда он ускорился, движения его были целеустремленными и точными. Наконец он заметил Сакуру и на мгновение оказался заворожен этим зрелищем: она неслась как молодая бодрая лань, её прекрасные волосы струились позади темным водопадом. Он пробежал по ветке и скользнул на нижнюю, не сводя с нее глаз, пока не остановился параллельно ей, но на дереве. И как только он вознамерился шагнуть вперед и оказаться у нее за спиной, перед его глазами оказалась завеса из зеленых листьев, а потом Саске обнаружил, что Сакура исчезла из виду, оставив его несколько ошеломленным. Его глаза метались из стороны в сторону, стараясь найти её в подлеске. Он не мог её увидеть – и внезапно, к своему величайшему удивлению, почувствовать не мог тоже. Словно что-то вмешалось в связь между ними – и теперь сбивало его с толку посторонними сигналами. ‘Сакура', – позвал он телепатически. – 'Достаточно. Выходи’. Пение птиц и шелест травы под тихим ветром были единственными звуками, что ему отвечали. Саске ждал, хмурясь, нетерпение и неуверенность возрастали с каждой секундой. Что случилось? Только он мог снять браслеты с её лодыжек. Как так вышло, что он больше не мог выследить её через них? Вернувшись на землю, он бесшумно двигался, надеясь, что Сакура выдаст свое местонахождение. Несколько долгих минут ничего не происходило. – Я вижу отсюда поля. Он замер, его глаза удивленно расширились. Она над ним? Но он даже не слышал и не видел, как она скрылась за деревьями. Он обернулся, чтобы увидеть её сидящей на самой высокой ветке, её ноги свисали вниз. Браслеты все еще были целы. Приблизившись, Саске заметил, что её ноги касались тонких виноградных лоз, свисающих с ветки. Некоторые из них, казалось, скрывали ее икры – нет, осознал он секундой позже: виноградные лозы обвивали её ноги. Может это как-то связано с тем, что какое-то мгновение он не мог её обнаружить? – Сакура… – снова начал он. – Кто это? Он замолчал, глядя на нее снизу вверх и ожидая её дальнейших слов. Она обернулась к нему, но взгляд её оставался сосредоточен на чем-то другом. – Имя, которое ты произносишь? Его тревожило то, как часто его застигали врасплох. Саске не привык к такому – и это ему очень не нравилось. В конце концов, это шло вразрез с его божественными принципами. Она играла с ним в какую-то игру? Но нет – он уже знал, что её вопрос был искренним. Она казалась рассеянной – но вправду смущенной. – Это… – он запнулся, пораженный нелепостью ситуации. Что сделало с ней это проклятое яблоко? Гесперидам придется серьезно объясниться. – Твое имя, – закончил он. Теперь её взгляд метнулся к нему; она выглядела сбитой с толку. – Мое… имя?.. – растерянно повторила она. А потом покачала головой, словно выгоняя мысли. Между ними повисло короткое молчание, в котором выражение лица Сакуры словно застыло и она пробормотала себе под нос: – Верно... Аид... ему всегда нравились эти деревья... Её слова были тихими, едва слышными, но оглушительно и мучительно звенели в ушах божества смерти. Как будто пытались насмехаться. Что-то неожиданно дернулось в животе, когда он посмотрел на нее, и во второй раз за несколько минут Саске снова оказался ошеломлен. Она снова произнесла это. Имя, от которого давно отказались. Имя, с которым смертные поклонялись ему тысячелетия назад. Словно оно ей было знакомо – словно где-то в глубине души знала о нем. Быстро спрятав внутреннюю бурю, Саске напряженно спросил: – Откуда ты знаешь это имя? Сакура, казалось, его не слышала и витала где-то в облаках. Саске приблизился к основанию дерева медленно, чтобы не спугнуть её. Громовая сила сердцебиения смутила его, и часть его только что согласилась признать, что прошло очень и очень много времени с момента, когда кто-то мог так же легко, как Сакура, обойти его. Саске бесшумно опустился позади нее, но не делал попыток коснуться, опасаясь, что она вновь в любой момент может исчезнуть. Его взгляд вцепился в её затылок и он смотрел, как ветер колышет её шелковистые локоны. Может ли быть, что ему почудилось, как её волосы приобрели более глубокий оттенок розового? – Откуда ты знаешь Аида? – уже тише снова спросил он. Сердце гулко колотилось; сочетание предвкушения и проклятой нерешительности. Получит ли он ответ на этот раз? Сакура моргнула, когда голос за спиной заставил её выйти из задумчивости.. – Ммм? – рассеянно протянула она. О чем это Саске? Имя звучало смутно знакомо; он уже произносил его? Она старалась вспомнить, но чем больше пыталась, тем сильнее пульсировала голова. Она решила, что не может концентрироваться на его вопросе. Не когда она могла видеть такие блаженно прекрасные поля, раскинувшиеся за оградой садов перед ней. Поля звали её. Желание идти туда было непреодолимым, как и внезапная потребность двигаться. Обеспокоенный её молчанием, Саске протянул руку, чтобы коснуться её правого плеча и развернуть к себе – когда Сакура резко прыгнула вперед, ловко покинув ветку и оказавшись на земле, оставляя Саске хватать пальцами воздух. Он долго стоял, озабоченно нахмурившись, прежде чем вновь пуститься в погоню.***
Деревья становились реже. При осознании того, что она приближается к поляне впереди, Сакура с нетерпением ускорилась. Вскоре она добралась до края рощи и выбежала на безграничные поля, торжествуя. Её глаза встретились с пылающим закатным небом – даже более ярким, чем когда-либо виденное ей на поверхности. Она задалась вопросом, как это вообще возможно. А потом вспомнила, что находится в раю. Радостно смеясь, она подхватила подол платья, и зашагала по колышущейся траве, наслаждаясь ощущением щекочущих лодыжки травинок. Ветерок поднимал в воздух несметное количество чудесных лепестков, делая его еще более ароматным. Сакура кружилась и кружилась, протягивая руки ввысь и поднимая лицо к небу. Свет заходящего солнца таким теплом касался кожи. Эти ощущения… единение с природой… то, как её тело, казалось, питалось сущностью природы вокруг… возникало чувство, словно она жаждала этого – даже если не понимала, «как» или «почему». Затем неестественная энергия как внезапно к ней пришла, так и стала утекать. Продолжая кружиться, Сакура почувствовала резкий болезненный укол глубоко в груди, и задохнулась, когда в голове неожиданно запульсировало, вызывая звезды перед глазами. Она внезапно ощутила себя невероятно истощенной. И словно марионетка с обрезанными нитями безвольно рухнула в траву. Небо высоко над головой вращалось, и призрачный солнечный свет теперь давил и причинял боль глазам. Она лежала распростертая, задыхающаяся и дезориентированная. Что со мной происходит?.. Она ведь чувствовала себя такой живой. Теперь же жизнь словно высосали из её вен. Будто она пробежала бесконечный марафон или забралась на огромную гору. Но даже паника об этом, казалось, требовала слишком много энергии. Её накрыло тошнотой и она попыталась встать, когда ощутила неровный стук сердца в груди. Однако это было невозможно: конечности казались мертвым грузом. Она не могла собраться с силами даже для того, чтобы пошевелить пальцем, о ногах и говорить нечего. Са… Саске… пронеслась смазанная мысль, когда головокружение усилилось, заставляя страдальчески застонать. Где он? Тело казалось было объято огнем, но все еще ей вдруг стало ужасно холодно. Боль в груди постепенно стихала, но в голову все еще вбивали гвозди. На нее начала наваливаться тяжесть, превращая простую задачу держать глаза открытыми в тяжелую работу. Веки дрогнули и закрылись и горящее небо угасло, когда она погрузилась в забытье.***
Ночь была ясной. Ни одного облака на небе. Неторопливо прогуливаясь по лесу, Аид издал легкий раздраженный вздох. Танатос отправил его на очередную охоту за душами. Он не понимал цели этих «упражнений», когда в половине случаев Танатос сам их мог собрать. В конце концов, это его старший брат был истинной Смертью. Стоит ему лишь подумать об этом, и сердце несчастного смертного перестает биться. Работа Аида, как младшего в семье, кроме выполнения поручений, заключалась лишь в поддержании порядка на берегу Ахерона и обеспечения платы перевозчику. Тем не менее Танатос часто вкладывал Шлем Тьмы в его руки и заставлял 'тренировать' себя в сборе конкретного количества душ в оговоренные временные рамки. Аид нахмурился. Он не видел смысл в этом ограничении времени – не когда он научился чертовски быстро собирать души. Иногда ему становилось любопытно, не давал ли Танатос ему эти дополнительный задания, только чтобы избавиться от него на несколько часов. Они с Гипносом в последнее время крайне редко появлялись в Подземном мире, и в тех редких случаях, когда Аид видел Смерть и его бессменного спутника Сна, они были странно молчаливы. Ну, или по крайней мере, шумный Гипнос – подумал Аид и слабая усмешка украсила его губы. Его брат в целом не был склонен к пустой болтовне. Он нашел указанных смертных и отправил их в последний путь, как было приказано, с двумя часами в запасе. Два часа до того момента, когда Танатос назначил ему встречу у входа в Подземный мир. У него оставалось два часа, чтобы сделать… что? Аид лениво задумался, что этот главный идиот из идиотов, Аполлон, делает в такое время. Он грациозно двинулся вперед, облаченный в темно-синий, с длинным черным плащом на плечах. Отражение тьмы, из которой он родился. Он был шепотом, тенью, невидимой для смертных и других божеств. Шлем на голове, ценный артефакт Клана, гарантировал, что его не увидит даже владыка Зевс. Днем он редко выходил на поверхность, однако наслаждался тишиной и покоем в верхнем мире ночью. Иногда он гулял один после захода солнца. Хотя он и притворялся незаинтересованным в присутствии Аполлона, ему было любопытно, насколько поверхность отличалась от его дома. Но ему не нравились свет и шум, что сопровождали день, и потому он избегал посещения верхнего мира кроме случаев крайней необходимости. И в таких ситуациях Аполлон обычно быстро его находил. Он мог поклясться Тартаром, что никогда не встречал столь громкого и безрассудного бога. Удивительно, что ему отвели такую важную роль, хотя, в конце концов, он был сыном самого Зевса. Если ему везло, Танатос иногда гулял вместе с ним, в уютном молчании, терпеливо выслушивая его вопросы и тихо рассказывая истории о мире наверху. Порой, к ним присоединялся Гипнос, сыпя саркастичными и остроумными шутками и пустыми угрозами Танатосу, что однажды в наказание он погрузит Аида в глубокий сон, если тот не станет быстрее уклоняться от попыток Гипноса схватить его за голову. Аид знал, что Гипнос был единственным, кого терпел брат. Они всегда были вместе, настолько неразлучны, что невежественные смертные их считали близнецами в масках. Иногда Аид завидовал тому, сколько времени Гипнос проводит с Танатосом. Но он знал, что во многом это связано с характером их работы – Сон и Смерть всегда неразрывно связаны. Эти приятные случаи товарищеских отношений становились все реже. Аид нахмурился, перешагивая через упавшее бревно. Возможно он вернется домой раньше. Какое имеет значение, был ли он… Его мысли прервались, когда внимание привлекло мерцание справа. Не имея срочных поводов переключиться на что-то другое, он резко поменял курс и крадучись направился в сторону мерцания, бесшумно пробираясь сквозь подлесок, пока не достиг красивой маленькой поляны. Скрываясь за деревьями, он с любопытством её оглядел. Спиной к нему стояла стройная девушка, облаченная в легкое белое платье-паутинку, с тонким поясом из золотистых плетеных кос, обернутым вокруг изящной талии. Её волосы напоминали бледную шелковистую реку, струящуюся до самых бедер, но именно свет, исходящий от нее и мерцающий в её вытянутых руках, привлек его внимание – и моментально удержал. Он завороженно наблюдал, как тусклая трава вокруг ног девушки зашелестела и вытянулась, словно наполнившись новой жизнью. Цветы распустились и радостно расцвели с всплеском мягкого зеленого света. Листья, бывшие сухими и хрустящими, вдруг увлажнялись и заблестели. Виноградные лозы, свисавшие между деревьев на другом конце поляны, становились гуще и сильнее. Вскоре все пространство искрилось жизнью. Даже защищавшее его дерево, казалось, вздохнуло – словно бы присутствие богини на поляне вдохнуло в него новую силу. Взгляд Аида метнулся назад, чтобы увидеть, как она начала грациозно покачиваться. Он наблюдал, как её бедра соблазнительно двигаются в такт нежной мелодии, и когда она внезапно обернулась, он был поражен узнаванием – и встревожен незнакомым, неожиданным толчком в груди. Это лицо. Оно было ему знакомо. Эти необычного оттенка волосы. Во имя Тартара. Он узнал её. Трава мягко обвивала её икры, словно напрямую питаясь ослепляющей сущностью, исходящей от нее. Один за другим цветы застенчиво раскрывали лепестки, испуская невероятно сладкий аромат. Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Что за странный дар? Почему цветы тянутся к ней – словно она была их солнцем? Словно была самой Весной? Он никогда не видел ничего подобного. Тепло и свет, исходящие от нее – на протяжении ужасного, пугающего момента он не мог оторвать предательских, ослепленных глаз от её пронизанной сиянием фигуры. Это изумляло, очаровывало – и в то же время было ему чуждо. Он так привык к темноте, что не знал, как справиться с таким блеском. То, что он видел, было полной противоположностью смерти – сфере его Клана. Он бездумно положил руку на дерево перед собой – и в тот же миг Кора ахнула и замерла. Она резко обернулась и посмотрела прямо на него; Аид напрягся, застигнутый врасплох. Это невозможно – она не могла его видеть, пока на его голове шлем. И все же её сияющие, золотисто-зеленые глаза смотрели на него в упор. – Кто здесь? – её голос, такой же мягкий и медовый, каким он его помнил, потребовал ответа. Аид нахмурился – и тут его осенило и он с упреком посмотрел на обновленное дерево перед собой. Он предположил, что дар, которым обладала богиня, позволял ей каким-то образом контактировать с подпитываемой флорой. – Тебе лучше показаться, – добавила она, её голос дрожал от неуверенности, – прежде чем я сообщу матери о тебе. Он должен был испугаться? Подавляя желание презрительно фыркнуть, Аид не видел смысла прятаться. Ему нечего скрывать. Протянув руку, он снял с головы шлем и прикрепил к поясу – прежде чем выйти из-за дерева. Он испытал удовлетворение, когда она вздрогнула. Тонкая рука взлетела к розовым губам, когда она выдохнула: – Т-ты! В ответ он поднял темную бровь. Несколько ударов сердца они смотрели друга на друга с осторожностью. Она осмотрелась, выглядя странно нервной. А потом, с гибкостью и быстротой, заставшими Аида врасплох, Кора бросилась прочь, скользнув глубже в тихий лес словно бодрый олень, стремящийся сбежать от хищника. Он растерянно смотрел ей вслед. Что ж, в этом было что-то новое и освежающее – девушка убегала от него, вместо того, чтобы броситься к его ногам. Как интригующе. Аид бросился преследовать её и уже запоздало начал задумываться о том, что делает. Он повиновался своей прихоти, говорил он себе, потому что у него было свободное время. Потому что он никогда не встречал божеств со столь захватывающим даром. Потому что, хоть он этого и никогда не признает, его любопытство было задето и ему хотелось вновь увидеть, как она создает жизнь. Поймать девушку не займет много времени. Все же мало кто из бессмертных мог сравниться с ним в скорости. Наивная маленькая богиня с оленьими глазами не может вызвать сложностей. Но Кора оказалась быстрее, чем он ожидал, потому что он почти моментально потерял из виду её стройную фигуру в подлеске. Словно бы сами деревья пытались преградить ему путь своими низкими ветвями и бесконечными завесами листьев. Вскоре он остановился на небольшой поляне и прислушался. Тишина. Потом что-то затрещало на ветвях над ним, но когда он поднял голову, увидел только пронзительно кричащую синюю птицу, вопросительно склонившую голову. Все еще старательно прислушиваясь, Аид заговорил, почему-то уверенный, что она близко – даже если не мог ни видеть, ни слышать её. – Я безоружен, – обьявил он, держа руки подальше от клинка на поясе, показывая, что не намерен его использовать. Он ждал, и когда в течение минуты ничего не произошло, добавил: – Я не причиню тебе вреда. Прошла еще минута. Когда Аид уже начал думать, что ей удалось то, что не удавалось другим бессмертным – ускользнуть от него, он услышал тихий шорох за спиной и обернулся, чтобы увидеть выглядывающую из-за дерева богиню. Лунный свет, пробивающийся сквозь полог листьев, бросал на её лицо серебристые лучи. Да, при ближайшем рассмотрении она действительно оказалась той самой богиней, что он встретил в компании Аполлона – но почему-то выглядела более хрупкой, чем он запомнил. Она излучала чистоту и свет. Её глаза были большими, обрамленными длинными ресницами, а детский носик-пуговка и розовые губы заставили мысленно подвергнуть сомнению её возраст. Её шелковистые, струящиеся волосы были поразительного кораллово-розового оттенка и стекали вниз великолепной рекой. Они обрамляли её лицо-сердечко и она автоматически убирала мешающиеся пряди за правое ухо. И только когда она заговорила, Аид вдруг понял, что совершенно открыто смотрит на нее. – Прошу, покинь этот лес. Моя мать и леди Гестия вернутся в любой момент, и я ни с кем не должна говорить. Аид скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что никуда уходить не собирается. Кора крепче вцепилась в ствол дерева. Сердце бешено колотилось, и она не была настолько глупа, чтобы пытаться отрицать причину. Загадочный Аид стоял прямо перед ней, облаченный в глубокий синий и черный, и выглядел все таким же греховно прекрасным – возможно даже сильнее под этим покровом темноты. Казалось, он был облачен в ночь как во вторую кожу. Его угольные глаза сверкали в лунном свете, пронзая её, и ауры невероятной силы и мужественности, исходящей от его высокой привлекательной фигуры, было достаточно, чтобы заставить все её тело напрячься. С чего вдруг он начал блуждать по полям её матери? Как его никто не заметил? Как долго он наблюдал за тем, как она создает цветы, и почему решил последовать за ней? Часть её шептала, что она должна бежать. Он определенно выглядел как необратимая беда. Другой голос молил её остаться – он был охвачен любопытством. Она желала еще долго смотреть в это лицо. Каким он был? Действительно ли он такой холодный, высокомерный и безразличный ко всему, каким кажется? Она никогда не говорила с ним один на один – в прошлый раз Аполлон прервал её попытку. Будет ли он иначе взаимодействовать с ней, когда рядом нет Бога Солнца? Она отвлеклась от размышлений, когда Аид заговорил вновь; его голос был словно черный бархат, окутывающий её уши роскошной темнотой. – Хм. Как по-детски, – прокомментировал он и позволил себе миг самодовольства, когда увидел, как она удивленно моргнула – прежде чем возмутиться. – Я… прошу прощения? – запнулась она. – Ты всегда бежишь к матери? – поддел он. Кора разомкнула губы и нахмурилась. Она всегда слушалась мать, безусловно – но она определенно не желала, чтобы бог вроде Аида думал, что она лишь гиперопекаемая, избалованная маленькая девочка. – Все, что делает моя мать – только ради моей защиты, – возразила она. – Значит ты ребенок, – усмехнулся он. – Я не ребенок. – Хм, – он пренебрежительно отвернулся. В ужасе от того, что он ей не поверил, Кора повторила: – Я не ребенок! Тут же обжигающие глаза вновь уставились на нее. – Докажи. Кора дрогнула, неуверенно смотря на него. Что он задумал? Аид небрежно кивнул. – Подойди ближе, – он бросал ей вызов. Она машинально покачала головой и шагнула назад. Темноволосый бог холодно посмотрел на нее, а потом усмехнулся: – Боишься, маленькая богиня? Кора сглотнула. Часть её желала сбежать. Её мать множество раз предупреждала её о богах вроде Аида. Они всегда хотели только одного. То, что молодой бог, стоящий перед ней, казался другим и был в какой-то странной дружбе с Аполлоном, не значило, что она может позволить себе ослабить бдительность. Однако другая часть – та, которую Афродита постоянно пыталась из нее вытянуть – кричала доказать ему обратное. Она помнила, как Афродита вечно подкалывала её робость и послушание. – Тц, – издевательски цыкнул Аид. Она могла видеть, как быстро теряет его внимание, потому что он отступил и начал отворачиваться. Она больше не была ему интересна. Просто еще одна бестолковая, запутавшаяся девица, которая была слишком молода, чтобы принимать собственные решения. Даже её дар, создающий жизнь, не мог её спасти. Не успел он сделать и трех шагов, как услышал её движение. Он оглянулся, чтобы увидеть, как она отходит от дерева, приближаясь к нему. Она сжимала юбку в руках. Струящаяся ткань была длинной сзади и открывала колени спереди. Его взгляд ненадолго задержался на её ногах, отмечая, что она была босой – прежде чем вернуться к её лицу. Она продолжила идти к нему, остановившись, лишь когда между ними осталось два метра. Она с вызовом, как ему показалось, подняла голову. Он подавил внезапное желание ухмыльнуться. Она выглядела больше испуганной и встревоженной, чем храброй – как пыталась. Такая мелочь… и все же он был готов предположить, что она являлась жизненной силой, поддерживающей весь лес. – Ты управляешь жизнью, – заметил он. Кора прикусила язык. Мать всегда запрещала ей раскрывать информацию о себе. Но насколько может быть опасен друг Аполлона? Искушение ответить ему было непреодолимым, хотя изнутри грызло чувство вины за непослушание. Она ощущала то же необъяснимое, почти магнетическое притяжение, которое испытала, впервые его увидев. Он излучал такую элегантность, такую темную красоту… и эти обжигающие глаза, казалось, хранили все самые соблазнительные секреты. – Ты друг Аполлона, – ответила она, пытаясь определить, безопасно ли ему что-то рассказывать. Аид фыркнул и отвел глаза. – Хм. Этот придурок, – произнес он, но скорее с раздражением, нежели с искренней неприязнью. – Он может быть немного невыносимым, – Кора нервно теребила конец пояса. Когда Аид на это ничего не сказал, а просто посмотрел на нее в ответ, Кора ощутила, как учащается пульс. Что он хочет? Почему смотрит на нее молча? Внезапно она почувствовала себя ужасно неловко. Неужели он считает её странной? Непривлекательной? Она ощутила жар на щеках и поблагодарила ночь за его сокрытие. – Я… – начала она, но Аид её быстро прервал. – Почему этот лес цветет? Кора моргнула, смущенная очевидностью вопроса. – Уже почти весна, – отозвалась она. И тогда Аид ударил. – Это ты – Весна, – уверенно заявил он. Она покачала головой, понимая, что вопрос его был намеренно задан так, чтобы сделать вывод. – Прошу, уйди. Если моя мать вернется… – она замолкла, потому что Аид шагнул к ней. Она хотела инстинктивно отпрянуть, но его движения были столь осторожными, что это заставило её передумать и остаться на месте. Однако она послала шепот траве под его ногами, готовая при необходимости защищаться, как учила мать. Но Аид невинно протянул руку и раскрыл пальцы. На ладони лежал коричневый лист. – Верни его к жизни, – велел он. Взгляд Коры метнулся от его лица к листу и обратно. – Он был отделен от своего корня… – Но ты можешь его восстановить, – настаивал Аид. Их взгляды встретились и в течение долгой минуты Кора не могла разорвать эту связь. Его просьба была странной, и она не понимала причины. Но он уже видел, как она создает цветы. Он уже знает о её даре. Какой смысл отрицать? Ему так хотелось увидеть, как она восстановит листок. Она не хотела потерять его интерес. И она предположила, что может заручиться помощью Аполлона в сокрытии тайны, чтобы Аид никому об этом не рассказал. Отбросив всякую осторожность, она решила довериться ему. Она не думала, что друг Аполлона может оказаться каким-то злодеем – не когда Аполлон побратался с ним. Она держала правую руку над его ладонью. Аид едва осознавал, что затаил дыхание, когда невероятное тепло от света, исходящего от её руки, разлилось по его ладони и потекло вверх. Это было так непривычно. И все же… странным образом успокаивало. Он наблюдал, широко распахнув глаза, как начал меняться цвет листа, пока первичный зеленый не вернулся к своей первозданной сияющей свежести. Он вновь посмотрел на богиню. Её глаза светились. Он снова ловил себя на том, что не может отвести взгляд, пока мозг лихорадочно перерабатывал то, что она только что показала ему. Если она могла обратить вспять смерть растений, могла ли она сделать то же самое с людьми? Или её дар ограничивался временами года? Он был поражен открытием, что существует еще одно божество, способное аннулировать разрушение. Она начала убирать руку – и когда Аид потянулся схватить её за запястье, Кора тут же отшатнулась. Сердце гулко колотилось. Она решила, что продемонстрировала ему более чем достаточно. Ошибочно было столько открывать Аиду, когда она почти ничего о нем не знала. – Мне нужно идти. Прошу, пусти, – умоляла она, отступая. Он шагнул вперед, словно не собирался позволять ей сбежать. – Моя мать вернется в любой момент, – Кора казалась встревоженной. – Если она увидит тебя здесь, рядом со мной… – Ты больше не сбежишь от меня, – уверенно заявил Аид; его глаза сверкали неприкрытым вызовом. Кора удивленно моргнула, и на мгновение ни один из них не мог пошевелиться. Затем она резко ринулась прочь, но он в мгновение ока пустился за ней в погоню. Они неслись через весь лес, петляя между деревьев, под и над ветвями. Когда она схватилась за ветви, Аид последовал за ней, стоило метнуться через подлесок – сделал то же. Она действительно была очень быстра, или, возможно, просто её окружение давало ей огромное преимущество. Ноги Коры, казалось, знали каждый короткий и чистый путь. Но Аид всегда был уверен в своей скорости. Наконец он начал продвигаться вперед, пока не оказался достаточно близко, чтобы протянуть руку и схватить её. Он вытянул руку, его пальцы коснулись её запястья – и это было последнее, что он запомнил, прежде чем остальное размылось. Он почувствовал, как нечто обвилось вокруг его руки, рвануло и сдавило – а потом мир с громким криком резко остановился. Он моргнул и, опустив взгляд, ошеломленно обнаружил, что вокруг рук и туловища обвились виноградные лозы, что обездвижили его. Он поднял голову и увидел Кору, грациозно повисшую на виноградных лозах между деревьев. – Прости, – тихо пробормотала она, выглядя искренне извиняющейся. – Я просила тебя отпустить. Он пристально смотрел на нее пару секунд – прежде чем легкая ухмылка украсила его губы. Ему всегда нравился вызов – и эта глупая маленькая богиня безусловно оказалась самой интересной из всех, кого он встречал в последнее время. В ней скрывалось явно больше, чем он предполагал в самом начале – но она явно не имела понятия, с кем связалась. Сердце Коры бешено колотилось. Ухмылка на его губах была такой коварной. Такой жестокой. Такой… слишком восхитительной. Кора была в ужасе от греховности своих мыслей. Её мама всегда твердила ей, что неправильно желать кого-либо до брака. Она открыла рот, чтобы сообщить ему о приближении матери, но слова так и не сорвались с её губ. Она смотрела, широко раскрыв глаза с нарастающим шоком и ужасом, как её виноградные лозы начали менять оттенок с яркого зеленого в бледный, болезненный, прежде чем стать коричневыми. Они высохли и сморщились без особых усилий; Аид начал освобождаться, его пронзительный взгляд впился в нее, когда те увяли. Встревоженная, она обратилась к новым. Но он продолжал убивать их, многозначительно прищурившись. – Смерть, – надменно произнес он, позволяя ей заглядывать в частицу силы, которой обладал, – превосходит жизнь. Кора была поражена. Это его дар? Он приносит зиму? Приносит ли он страдания деревьям? Она в ужасе ахнула, не желая больше этого видеть, слишком встревоженная осознанием того, что бог, чья дьявольски красивая внешность соткала какое-то заклинание над её рассудительностью, оказался обладателем столь чудовищной силы. Боясь, что мать вот-вот почувствует чужака в своих владениях и поймает её с поличным наедине с незнакомцем, она собрала достаточно виноградных лоз, чтобы удержать Аида и не дать ему последовать за ней, прежде чем развернуться и поспешно сбежать. К тому времени, как Аид полностью освободился, он с легким раздражением – и нежеланным уважением – признал, что Коре снова удалось оставить его проигравшим.***
На Элизиум опускался закат. Когда Саске достиг края группы деревьев, которые выводили с территории Сада Гесперид, он обнаружил, что размышляет над тем, куда ушло время. Казалось, он всегда терял ему счет в присутствии Сакуры. Но он не желал вдаваться в подробности того, что же это в действительности означало. Она была прямо по курсу и остановилась. Он снова мог её ощущать без помех. Неторопливо шагнув к ней, он ощутил, как колотится сердце. На этот раз он поклялся, что ничто не помешает ему прочитать её мысли. Он наконец раз и навсегда выяснит, откуда она узнала об Аиде. Он заметил её, лежащую на траве, растянувшуюся, словно в глубоком сне. Значит она снова потеряла сознание. Он тихо вздохнул, приблизившись к ней. Это было почти предсказуемо, такая странная модель поведения. Подойдя к ней, он моргнул, гадая, не шутят ли над ним глаза. Но никакой иллюзии не было. Цветы, окружавшие её, действительно тянулись к ней. Это было почти неуловимо, и он бы не заметил, если не присматривался внимательно. С минуту он недоверчиво стоял над ней, вглядываясь в каждую черточку лица. Её кожа все еще блестела от росы. Казалось, в ней до сих пор что-то не так. Он опустился на колени, и как только он это сделал, цветы, казалось, расслабились в своих изначальных положениях. Нахмурившись, Саске вернул внимание Сакуре и убрал прядь волос с её глаз. – Сакура, – позвал он, даже зная, что она не может его слышать. Затем прямо на его глазах странное сияние, подаренное ей яблоком, начало угасать. Она вздохнула во сне и её лицо вновь стало нормальным, ослепительный свет внутри возвращался к чистой ауре. Саске протянул руку, чтобы коснуться её, но замешкался. В мягком сиянии заходящего солнца она была болезненно прекрасна. Как самый красивый цветок, находящийся на грани расцвета. Его глаза остановились на её губах. Они были мягкими и пухлыми, и влажный блеск призывно сверкал на нижней. Кончики его пальцев прошлись по её щекам, и он едва осознавал тот факт, что практически склонился над ней. Словно бессильно притянутый к пламени мотылек, знающий, что его поглотит. Как долго он ждал, чтобы ощутить сладость этих губ? Слишком долго, он знал по болезненной боли, пульсирующей внутри. Ни одно другое божество столько бы не сдерживалось. Многих цепляли более красивые лица. Так что же заставляло его держаться, когда мысли о Сакуре так долго мучили его пробужденную сущность? Он желал близости с ней, и все же его руки не осмеливались делать то, что другие божества делали с привлекшими их женщинами. Это была её чистота. Та же сила, что безжалостно притягивала его к ней, держала и на расстоянии. Она растянулась перед ним, уязвимая, беззащитная, и хотя он мог бы воспользоваться такой заманчивой ситуацией, он обнаружил, что теперь не может это сделать. Он не мог запятнать её. А именно это его руки делали великолепно. Саске слушал её дыхание – глубокое и медленное. Он мог ощущать стабильный ритм её сердца. И он проклинал это. Потребность, которую она вызывала в нем, с которой он боролся, чтобы подавить. Ради нее. Он выдохнул, внезапно охваченный гневом и негодованием. Когда его стали так заботить её чувства? С каких пор они начали подавлять его собственные? Разве его совесть не увяла вместе с его давно забытым прошлым? Что она с ним делала? Её губы были так близко. Словно в доказательство своей правоты, он сократил дистанцию между ними, остановившись лишь на расстоянии шепота. Что если он не сможет остановиться? Что, если однажды испробовав эти божественные губы, он будет целовать её, пока не заберет последний воздух из её легких? Он прижался своим лбом к её и закрыл глаза, испустив дрожащий вздох. 'Что ты такое?' – мысленно спросил он. Щебет птиц и ленивое шуршание травы вокруг были единственным ответом. Он наклонил голову, чтобы захватить её рот, задаваясь вопросом, сможет ли это каким-то образом погасить огонь внутри него и дать все объяснения, которые он так отчаянно искал. Но его губы лишь слегка и целомудренно коснулись её губ, прежде чем его сознание, которое потянулось, чтобы исследовать её разум, внезапно наткнулось на ослепительно белый барьер. Пульсирующая боль пронзила голову, заставив резко отпрянуть. Он полагал, что этим все кончится, памятуя прошлый раз, но сейчас все было иначе. Что-то быстро промелькнуло перед глазами – такой раздражающе знакомый отпечаток, что он почти его узнал – но когда он протянул руку, стискивая зубы, чтобы коснуться её лба, пытаясь пробиться сквозь ментальную преграду, боль стала невыносимой. Настолько мучительной, что заставила взорваться воздух в легких, а зрение поплыло. Это было последнее, что он запомнил, прежде чем все поглотила тьма.***
Глаза Сакуры распахнулись навстречу мерцающему полуночному небу. Она сонно моргнула, изо всех сил пытаясь вспомнить, где она и что с ней приключилось. Она пошевелилась, когда воспоминания медленно просочились сквозь туман в голове. Саске привел её в Сад Гесперид. Она глотнула прохладного воздуха – и через секунду потеряла его, взглянув вправо. Саске лежал на спине на траве подле нее. С тяжело сдерживаемым испуганным вскриком, Сакура резко села, уставившись на него широко раскрытыми глазами. Пульс тут же участился. Что он здесь делает? Божества определенно не дремлют просто так – и даже если дремлют, она не могла представить, чтобы Саске так просто опустил свою защиту рядом с ней. Что с ними произошло? Она осмотрела себя. На первый взгляд все было в порядке. С колотящимся сердцем она обернулась к богу смерти. Если не считать ровно вздымающейся и опускающейся груди, он был совершенно недвижим. Сбитая с толку, Сакура нервно осмотрелась. Это какая-то шутка? Серьезно, шутка? Неужели он просто заснул, ожидая её пробуждения? Но это не похоже на него. И как вообще она сама уснула? Она даже не могла вспомнить этого. Склонившись над ним, она осторожно позвала: – Саске? Тишина. Он не ответил. Сакура помешкала, прежде чем протянуть руку и легко потрясти его за левое плечо. Он по-прежнему не двигался. Затем до нее дошло, что король Подземного мира не спит. Казалось, его что-то вырубило. Но для Сакуры это выглядело еще большим абсурдом, чем внезапная дремота. Она не могла представить что-то или кого-то, способного физически вывести из строя свирепое, гордое божество, лежащее перед ней. Она немного посидела, аккуратно сложив руки на коленях. Что ж, ситуация определенно неловкая. Что ей делать? Она точно не может покинуть эти поля одна. Не видя других вариантов, кроме как ждать, Сакура занялась наблюдением за ним. «Забавно, – подумала она рассеянно, когда терзавшая её голову тяжесть начала уходить, – как он изменился во сне». Когда её взгляд скользнул по красивым чертам, усиленным серебристым сиянием призрачного лунного света, она поймала себя на том, что размышляет, насколько более юным и менее пугающим он сейчас казался. Саске был прекрасен, даже когда хмурился, но она никогда не видела его лицо таким беззащитным и была поражена этим. Я бы хотела знать, что с ним произошло, она задумалась, вспоминая слова богини Чиё, обращенные к нему. Когда он так спал, он выглядел почти как обычный, хороший, только возмутительно великолепный парень… Она поймала эту нелепую мысль прежде, чем та успела развиться. Вспыхнув, она отвела глаза, тяжело вздохнув, наблюдая за тем, как травинки и цветы игриво танцевали под освежающим ветерком. Она вздрогнула, потирая руки. Было прохладно и она пожалела, что не накинула плащ. Потом она вернула внимание небу. Небу, так похожему на домашнее, что на поверхности, но все же – подумалось ей с грустью и острым приступом ностальгии – не точно такое же. Её глаза снова опустились к божеству смерти. Легкий ветерок сместил пряди его непослушных волос, отбрасывая их на глаза с длинными ресницами. У Сакуры возникло бессмысленное желание убрать их. Чем больше она на него смотрела, тем сильнее оно становилось. Эти пряди действительно раздражали. Но не сумасшедшая ли она, даже развлекаясь идеей прикоснуться к нему? Что если он внезапно очнется? Не будь такой трусихой, отчитывал её внутренний голос. Разве ты не видишь, что он в полной отключке? Решив поддаться прихоти, Сакура тихонько придвинулась ближе. Интересно, что бы сказала Ино, увидев лицо как у Саске. Сакура задумалась, что бы Ино сделала, оказавшись на её месте. Она подавила внезапный смущенный смешок. Ответ был очевиден. Сердце заколотилось сильнее, когда она склонилась над ним. Даже протянуть руку, чтобы невинно убрать волосы с лица Саске, казалось преступлением. Конечно же греховно прикасаться к богу, когда он этого не осознает. А потом Сакура вновь отчитала себя. Она практически не дотрагивалась до него! Нет ничего плохого в том, чтобы убрать с его глаз эти шелковые черные волосы. Интересно, они такие же мягкие на ощупь, как выглядят? Сакура продолжала смотреть на него и её охватывало странное чувство. Казалось, она не может отвести глаз. Её левая рука поднялась как в трансе и приблизилась к его лицу на миллиметр. Она едва заметала охватившую кончики пальцев мелкую дрожь. Ближе. Ближе. Пока… Она ахнула, когда без предупреждения левая рука Саске взметнулась вверх и его глаза распахнулись. Желудок скрутило, когда они сощурились. А потом она поняла, что её дернули вперед, и за один удар сердца, слишком стремительно, чтобы она смогла уследить за этим, Саске грациозно сменил их позиции, прижав её к траве под собой. Его глаза, под лунным сиянием превратившиеся в расплавленный антрацит, прожгли её насквозь. Воздух выбило из легких. Она никогда не видела, чтобы он смотрел на нее так пристально. Он выглядел мертвенно-бледным – и это лишь усилило сердцебиение в груди. – Ты, – в голове звучало обвинение. – Что ты сделала? Сакура уставилась на него, озадаченно приоткрыв рот. О чем он говорит? Но она не могла думать связно, когда его руки так крепко сжимали её запястья и его вес давил на нее. – Я… чт?.. – запуталась она. – Са… Я никогда… Я не… – Прекрати лгать, – оборвал он. Взволнованная Сакура собралась с мыслями. Он был явно недоволен тем, что его вырубили – и это понятно. И она знала, что лучше не сопротивляться. У нее ни шанса физически одолеть божество. Взяв пару секунд, чтобы успокоить натянутые нервы, она сглотнула, прежде чем возмущено выпалить: – Я просто очнулась и увидела тебя здесь! Клянусь, Саске, я не знаю, что произошло! Саске посмотрел на нее сверху вниз. Он обвинил её во лжи – но все, что он видел в её глазах, это правда и искренняя боль. Она была расстроена. Как нелепо. Она заставила его потерять сознание, и у нее хватает наглости расстроиться из-за него? Его сердитый взгляд стал резче. Он кипел, разъяренный тем, что Сакура каким-то образом сделала нечто – очевидно даже не осознавая этого – что привело его к потере сознания. Оставила его таким открытым и беззащитным перед ней! Сколько он пробыл без сознания? Последнее, что он помнил, прежде чем отключиться, была яркая, пульсирующая боль в голове. Что за проклятая, таинственная сила, которой она обладала, была заперта столь глубоко внутри нее? Он не мог вспомнить, когда так волновался в последний раз. Так, что выходил из зоны комфорта. Но он также знал, что станет еще хуже, если позволить ей увидеть степень его разочарования, потому, с большой неохотой, Саске обуздал бурю внутри себя и с последним хмурым взглядом, брошенным на Сакуру, отпустил её и отстранился, возвращаясь к более комфортной дистанции между ними. Она села, прижав ладонь к бешено колотящемуся сердцу, прежде чем потереть руки. Воздух вокруг снова стал холодным. Долгое время они сидели в полной тишине; Саске отодвинулся от нее, упершись локтями в колени и сжав пальцы в кулаки. Когда тишина между ними затянулась, а Саске не двигался, Сакура, становясь все сильнее и сильнее встревоженной, непроизвольно выпалила: – Ты в порядке? Саске застыл; его глаза недоверчиво расширились, смотря на несчастный цветок перед ним. Теперь она спрашивает, в порядке ли он? Что с ней не так? Он совершенно её не понимает. Он резко обернулся, чтобы бросить в её сторону недовольный взгляд и бросить: – Ты раздражаешь. У Сакуры не нашлось слов. Первой мыслью, промелькнувшей в сознании, было недоверие. Потом ей вдруг захотелось разразиться истерическим смехом. В конце концов её эмоции сменились чувством оскорбления. Но прежде чем она открыла рот, чтобы сказать что-то в собственную защиту, Саске плавно поднялся на ноги. Не смотря на нее снова, он расстегнул плащ и молча накинул ей на плечи, проходя мимо, и заговорил очень тихим, учитывая его предыдущую вспышку, голосом. – Мы уходим.***
Свет не горел. Она точно знала, что он вернется со смены только после полуночи. Бросив взгляд на пассажирское сиденье рядом, Цунаде кивнула спутнице. – Ты уверена, что хочешь это сделать? Я не жду этого от тебя, Шизуне. Шизуне тихо вздохнула. – Я не оставлю вас одну, даже если вы мне прикажете это, Цунаде-сама. Её подруга усмехнулась, прежде чем серьезно кивнуть. – Тогда нам нужно действовать тихо и быстро. Эта змея не вернется еще несколько часов, но мы должны быть бдительны. – Конечно, – мягко согласилась Шизуне. Обе женщины вышли из машины и прошли к дому Кабуто. Шизуне натянула бейсболку ниже, чтобы прикрыть лицо, и поправила черный шарф, когда Цунаде потянула за веревочки капюшона темно-зеленого джемпера. Шизуне украдкой осмотрелась. Не считая старика, выгуливающего собаку на другой стороне дороги впереди, улица была пуста. ‘Чисто', – мысленно сообщила она Цунаде, тут же проверившей ворота дома. Они были выполнены из цельного железа – но это не представляло для нее большой проблемы. 'У него не было бы такой системы безопасности, если бы ему было нечего скрывать’, – мысленно заметила она, презрительно усмехнувшись. Пока Шизуне продолжала следить, она зарядила крошечный поток чакры в руки и аккуратно раздвинула прутья: достаточно широко, чтобы обе женщины протиснулись. Оказавшись по другую сторону, она вернула им первозданный вид. Женщины поспешили по тропинке, замечая маленькие садовые огоньки, освещающие раскинувшийся искусственный газон. Он был глубокого зеленого цвета. Цунаде ощутила болезненный укол в сердце. Без Весны настоящая трава не могла быть такой яркой. ‘Там наверху сигнализация’, – предупредила Шизуне, указывая рукой в перчатке на большой красный огонек, хорошо заметный злоумышленникам снаружи. Цунаде кивнула. Прижав палец в перчатке к замку, она вызвала новую волну чакры и прикрыла глаза, когда та просочилась сквозь замок, принимая его форму, прежде чем сформировать подходящий фантомный ключ. С приливом силы Цунаде приказала тому повернуться и улыбнулась, услышав ожидаемый звук отпирающейся двери. Таким же образом она открыла второй – нижний – замок. ‘Как давно я этого не делала', – задумчиво пробормотала она. ‘Однако вы не потеряли хватку', – довольно заметила Шизуне. Они вошли в дом, тихо прикрыв за собой дверь. Достав из привязанной к поясу сумки большой фонарь, Цунаде сообщила: 'Разделимся. Я поищу внизу. Ты смотришь наверху. Ищем все, что требует ключ для открытия. Если услышишь, как кто-то возвращается, выходишь из окна наверху. Я разберусь с ними здесь’. 'Хорошо, Цунаде-сама’, – кивнула Шизуне и включила собственный фонарик, прежде чем осторожно начать подниматься по ступенькам. Цунаде вошла в первую комнату и посветила фонариком вокруг: это оказалась гостиная. Современный дом Кабуто был непримечательным. Декор в бледных, «вымывшихся» цветах; такой же стерильно чистый, как и сам мужчина. «Какая ирония», – с горечью подумала Цунаде. Она внимательно осмотрелась, стараясь ничего не двигать и не трогать, если только в этом не было острой необходимости. Она проверила дощатый пол, изучила стены, ища хоть какую-то подсказку, для чего может быть использован обнаруженный ей ключ. Не найдя ничего ценного в гостиной, она перешла в соседнюю кухню. Открыв и закрыв все шкафы и ящики, заглянув в дверцу бойлерной, она ушла во вторую прихожую. Она была меньше, но все такой же тусклой. Она отметила время на стене. Они искали уже двадцать пять минут, но безуспешно. ‘Ему определенно нравится белый’, – мысленно обратилась к ней Шизуне со второго этажа. ‘Хм’, – фыркнула Цунаде, выдвинув ящик стола и не найдя в нем ничего кроме визиток. Она снимала рамы для картин со стен, в поисках каких-либо тайников за ними. Но ничего не находила. Её разочарование росло, когда она переходила к следующей двери. Оказавшейся запертой. Концентрируя чакру в руке, она нажала на ручку и оказалась в безупречно чистой подсобке. Надежды обнаружить здесь что-то интересное быстро рассеялись. Ничего не казалось подозрительным. Она вернулась в главный холл, посветила фонариком вокруг и открыла следующую дверь, ведущую в маленькую белую ванную. Проверила время. Сорок три минуты прошло с их появления здесь. ‘Это должно быть где-то здесь. Иначе зачем ему носить ключ с собой?’ – подумав про себя, она адресовала следующую фразу Шизуне: – ‘Если только этот пронырливый жук не хранит то, что этот ключ открывает, где-то еще?’ ‘Ничего нет, Цунаде-сама’, – с сожалением проинформировала её Шизуне. – ‘У меня осталась последняя комната'. "Дьявол", – выругалась Цунаде про себя. Распахнув дверь в сад, она посветила фонариком в заднюю часть дома. Похоже, здесь не было подвала, а это значило, что оставались поиски лишь на чердаке и в сарае. Но, заглядывая в последний, она знала, что вряд ли что-то здесь найдет. На контрасте с остальным домом, в сарае был полнейший хаос: завалы старой мебели, сломанных велосипедов, горшков с растениями. Она обошла дом по периметру и нахмурилась, наткнувшись на составленные бочки с чем-то, напоминающим переработанный компост. Был ли Кабуто увлеченным садоводом? Она прошла мимо бочек и продолжила путь вдоль стены дома. Ничего. Удрученная она вернулась в подсобку через боковую дверь снаружи и собиралась позвать Шизуне вниз – когда половицы под её ногами заскрипели. Цунаде посмотрела вниз. Посреди подсобки лежал ковер. Она присела на корточки и отбросила его, а затем посветила фонариком на пол. На первый взгляд деревянные доски ничем не привлекали внимание. Но рассмотрев их снова, Цунаде был уверена, что видит слабый, искусно скрытый контур квадрата: достаточно большого, чтобы вместить человека. 'Шизуне!' Подруга тут же отозвалась. 'Иду, Цунаде-сама!' Тридцать секунд спустя, обе женщины смотрели на деревянные доски. Цунаде ударила по ним кулаком. ‘Здесь звук совсем другой’, – её сердце ускорилось в надежде. – ‘Под ним должно быть что-то спрятано’. Расправив ладони, она направила чакру в пол. Слабый зеленый свет выделил квадратную панель и у Цунаде перехватило дыхание. Она слегка надавила. Панель не двигалась. Но когда она подала еще силу, дерево заскрипело. Выхватив из своей сумки гвоздь, Цунаде вбивала его в контур молотком, пока панель не пошла. Шизуне помогла отодвинуть её, и обе женщины увидели, что смотрят на крутую лестницу, уходящую в темноту. Они переглянулись, прежде чем Шизуне одобрительно кивнула. – Я буду прямо за вами, – прошептала она. Цунаде начала спускаться, освещая себе путь фонариком. Ощущение, что она вот-вот откроет что-то важное для себя, усиливалось с каждым шагом. Лестница под ногами скрипела и каждый звук казался оглушительно громким. Наконец она спустилась и наткнулась на выключатель. Стоило потянуть за веревочку, помещение залил тусклый свет. – Что это? – шепотом осведомилась Шизуне. Вокруг них стояли бочки с компостом, в которых всходили какие-то споры. Цунаде нахмурилась, осматривая одну из них. В воздухе висел тяжелый запах земли и сырости. Может Кабуто выращивал какие-то лекарственные растения? Но она знала все о медицине и наркотиках, а эти споры опознать не могла. Они были болезненно белыми. У стен стояли мешки с нераспечатанным компостом. Зрелище было очень странным. – Этот ублюдок, – пробормотала она. – Первым делом завтра утром я уволю его тощую задницу. – Смотрите! – внезапно воскликнула Шизуне. Цунаде обернулась и увидела, что подруга склонилась над большим ящиком, ловко спрятанным с бочками с компостом. Но он оказался гораздо тяжелее, чем должен был по виду, и когда они подняли крышку, поняли почему. Внутри находился металлический сейф – с кодовым замком. Не медля ни секунды, Цунаде забыла о том, что прежде не оставляла улик и с размаху ударила по двери заряженным чакрой кулаком. Она рывком открыла сейф и обнаружила внутри еще одну дверь, уже с обычным замком. Вынув ключ из сумки, она вставила его в замок и, затаив дыхание, повернула. Дверца открылась – показывая два серебряных флакона. Шизуне встревоженно ахнула. – Невозможно! Это не может быть… Её сердце гулко колотилось; Цунаде схватила флаконы и трясущимися руками открыла один. Поднесла к носу, вдохнула – и по тому, как краска отлила от её лица, Шизуне поняла, что ее предположения верны. – Этот ублюдок, – прошипела Цунаде, крепко прижимая флаконы к груди. – Этот проклятый сукин сын. Я убью его голыми руками. – Я… я была уверена, что больше никто не имеет доступа к образцам… Цунаде сама, клянусь… – Шизуне запнулась, охваченная ужасом. Цунаде успокаивающе подняла руку. Она знала, что Шизуне охраняла образцы в меру своих возможностей. Дело в том, что Кабуто просто нашел способ обхитрить их – значит, он наблюдал за ними даже дольше, чем Цунаде предполагала. Крепче сжав флаконы в руках, она напряженно бросила: – Уходим. Они спешно поднялись по лестнице и только вернули на место панель в подсобке, как услышали это. Звук чьего-то возвращения домой. Секундой позже в холле зажегся свет и они услышали свист. Шизуне встревоженно округлила глаза. Она инстинктивно схватила подругу за руку. ‘Через боковую дверь’, – прошипела телепатически Цунаде. – ‘В сад. Быстро, Шизуне!' Стараясь быть как можно более тихими, женщины выбрались в сад. Собирая чакру в руках, Цунаде открыла дверь и тихо закрыла за ними. Они шли, пока не достигли переднего двора – и замерли, когда позади них вздохнул знакомый голос: – Дамы. Вторгаться в чужую частную собственность – уголовное преступление. Вы конечно же знаете закон. Цунаде обернулась и увидела, что Кабуто стоит у входной двери, засунув руки в карманы. Он выглядел расслабленным и, к нарастающему подозрению Цунаде, совершенно не удивленным визиту незваных гостей. – Доктор Харуно, – мягко продолжил Кабуто. Цунаде с трудом подавила шок. Как ему удалось так легко её опознать, когда их лица с Шизуне были скрыты? – Вы никогда не казались мне преступницей. Цунаде схватила Шизуне за запястье, требуя молчать. 'Тихо. У него нет доказательств, что это мы. Жди моей команды’, – проинструктировала она. Кабуто снова вздохнул и поправил очки. – В любом случае, боюсь, я не могу позволить вам уйти с образцами. Сердце Цунаде сделало кульбит и она невольно напряглась. Эта коварная змея… – Вы же именно за этим пришли? – будничным тоном продолжил Кабуто. Когда они так ничего ему и не ответили, он махнул рукой. – Ой, бросьте. Не так уж сложно это понять. Во-первых, мой ключ пропал. Тогда я подумал про себя, кто же тот единственный человек, имеющий доступ к моему шкафчику – или кто бы хотел его иметь? Я знаю, я никогда вам особо не нравился. И я не мог понять, почему. Я всегда был очень обходителен с вашей дочерью. Она была такой очаровательной штучкой… какая жалость, что она пропала. Потерян такой потенциал… Разъяренная Цунаде сорвала с себя капюшон и шарф, поклявшись, что заставит его заткнуться – навсегда – после того, как вытащит всю необходимую ей информацию. – Ублюдок! – зарычала она. – Ты украл флаконы! – Украл – слишком грубое слово, – Кабуто пожал плечами. – Мне больше нравится думать, что я держу их в безопасности. – Как ты умудрился наложить на них свои грязные руки? – требовательно спросила она. – Можно научиться многому, просто наблюдая за другими, доктор Харуно, – отозвался Кабуто; его тон остался таким же дружелюбным. Улыбнувшись, он продолжил: – Например. Наблюдая за Сакурой-сан, я узнал, что она необычно любит цветы и природу. А наблюдая за вами, я обнаружил, что вы невероятно одержимы сохранением жизни – хотя в последнее время вы пренебрегаете своими обязанностями… Медовые глаза Цунаде шокировано расширились. Так она все это время была права! Кабуто был шпионом. – Ты знаешь змея! – воскликнула Шизуне приглушенным из-за шарфа голосом. – Теперь так к великому лорду Орочимару не обращаются, – возразил Кабуто, покачав головой. Мысли Цунаде лихорадочно метались; она смирилась с неприятной правдой. Кабуто, смертный, был в союзе с монстром из её ненавистного прошлого. Но как? Почему? Что было обещано этому дураку? Как низко он должен был когда-то опуститься, чтобы даже встретиться с Орочимару? – Ха! – презрительно выплюнула она. – Это так он теперь себя называет? – Ты вообще понимаешь, во что влез? – добавила Шизуне. – Ты осознаешь, кто он такой на самом деле? – Лорд Орочимару обещал мне величайший из даров. Он признал мой потенциал. Он нашел меня, когда я был на самом дне. Он показал мне путь. Цунаде уставилась на него. Она не знала, пожалеть дурака или все же презрение в ней сильнее. Но она знала, что язык Орочимару способен ввести в заблуждение даже самых благочестивых. Он питался негативными эмоциями и использовал их, чтобы манипулировать доверчивыми людьми. – Путь куда? – в смятении спросила Шизуне. – К бессмертию. Как только я получу сыворотку, я тоже обрету величие. – Он усмехнулся, выглядя взволнованным такой перспективой. – Все так просто. Я войду в историю как величайший из живших докторов. Тот, кто нашел лекарство от всех бед, настигших человечество. – Послушай себя, – рявкнула Цунаде. – Ты идиот, если мог поверить этому змею. Его слова – яд. Он перережет тебе горло, как только закончит с тобой. – Именно это ты сейчас хочешь сделать, да? – задумался Кабуто. – Эти склянки очень ценны. Мне жаль, доктор Харуно. Я не могу позволить вам уйти с ними. Без них мои создания не станут совершенными. – Создания? – неуверенно повторила Шизуне. Он говорил как безумный ученый. И внезапно выглядеть стал так же. – Я зову их Зецу, – ответил Кабуто, выглядя крайне довольным собой. – Позвольте мне представить вам концепт. Вы же заметили растущие споры, когда вторглись на мою территорию? Женщины обменились неуверенными взглядами. – Кто бы мог подумать, что такое возможно? Смешав ДНК растений и человека, я создал нечто, получившее лучшее от обоих миров. Конечно же, этот научный прорыв не был бы возможен без помощи лорда Орочимару. И, конечно, без образцов, которые вы пытаетесь забрать у меня. Такая своеобразная молекулярная структура… – он задумался, потирая подбородок. – Лорд Орочимару сказал, что если я ему помогу, он скажет, где я могу взять больше образцов. – Сукин сын, – процедила Цунаде. – Человеческий мир еще не совсем готов к представлению Зецу. Но я не вижу причин, по которым я не мог бы провести эксклюзивную презентацию, – улыбнулся Кабуто. – Конечно я надеялся решить вопрос полюбовно. Я очень уважаю вашу работу, доктор Харуно. Если вы просто отдадите мне образцы, мы забудем этот инцидент. – Только через мой труп! – рявкнула в ответ Цунаде. – Я переломаю тебе каждую косточку прежде, чем ты к ним прикоснешься! – Ясно, – тяжело вздохнул молодой врач. Значит его господин был прав, говоря, что склянки представляют большую ценность. Он не может их потерять. Поправив очки, он взглянул на женщин; его ранее вежливое выражение лица сменилось мрачно-зловещей улыбкой. – Тогда, боюсь, вы не оставили мне выбора. Он щелкнул пальцами, и земля вокруг них тут же загрохотала. – Споры были рассеяны по всем моим владениям, – спокойно пояснил Кабуто. – Таким образом мои творения наблюдают за мной. – О чем он говорит? – ахнула Шизуне, испугано осматриваясь вокруг. – Не важно, – покачала головой Цунаде. – Орочимару разрушил его. Он не в себе. Приготовься, Шизуне! – Ну же, не стесняйтесь, – усмехнулся Кабуто. И тут они увидели это; нелепые белые споры прорастали сквозь траву вокруг них. Это были обнаженные андрогинные существа с лицами, отдаленно похожими на человеческие. Увеличиваясь в размерах, споры начинали обретать человеческие конечности. Семь из них достигли окончательной формы и, шатаясь, направились к Цунаде и Шизуне. Цунаде с отвращением взглянула на Кабуто. В какие запрещенные искусства вляпался этот дурак? Что за дьявольские создания он породил? – Если ты думаешь, что твои отвратительные марионетки способны меня остановить… – начала она. – А, да. Кажется, припоминаю. Лорд Орочимару сказал, что ОН всегда наблюдает. Вам ведь запрещено прикасаться к печати чакры, да? – он снова усмехнулся. – Это меняет ситуацию в мою пользу, не так ли? Шизуне была в ужасе. Как много Кабуто известно? Она была ошеломлена; Орочимару решил открыть так много простому человек… ‘Шизуне', – голос Цунаде эхом пронесся в её голове. – ‘Беги по моему сигналу. Их становится все больше, но они медленные. Мы легко их обгоним’. 'Да, Цунаде-…’ – она прервалась, задыхаясь от ощущения скользкой руки, обхватившей её лодыжку. Она отпнула нападающего, сумела вырваться из его лап, а потом они с Цунаде совсем забыли о времени и рванули к воротам. Но споры Зецу продолжали прорастать и теперь размножались быстрее. Цунаде пнула одного из них достаточно мощно, чтобы откинуть далеко назад его качающуюся голову. Шизуне сняла дубинку с пояса и ударила другого. – Я задержу их! – крикнула она. – Открывайте ворота, Цунаде-сама! Цунаде не требовалось даже направлять чакру в огромный удар. Она оттолкнула локтем одну спору Зецу и пригнулась, когда на нее кинулась другая. Но она не заметила того, кто подкрался к ней сзади, и чуть не задохнулась, когда влажная холодная рука схватила её за горло. Она резко шагнула назад левой ногой. Зецу издал странный стон и рухнул обратно в траву. – Становится интереснее, – прокомментировал Кабуто, внимательно наблюдая за схваткой. Шизуне ударила и заколола еще троих. – Скорее, Цунаде-сама! Цунаде бросилась к воротам, ныряя и уворачиваясь от ужасных белых тел, пытавшихся преградить ей путь. Она полагала, что как только Кабуто 'усовершенствует' свои творения, они станут быстрее, сильнее и смогут дать отпор. Отталкивая еще одного, она лихорадочно размышляла, что значит это откровение. Знали ли они, чья кровь находится во флаконах? Вообще как много известно змею и его марионетке? Как много ОН – самый ненавистный в небесах – знает? Неожиданно перед ней выросли три споры, и одной удалось схватить сумку, висевшую у нее на поясе. По инерции от движения часть ремня оторвалась. Сердце Цунаде подскочило к горлу. Она не могла потерять ни капли! Без пропавших двух флаконов, образцы, которые они с Шизуне надежно хранили, будут неполными! С громким криком она обернулась; инстинкт защищать то, что принадлежало ей, пересилило осторожную часть, предупреждающую не касаться чакры. Направив небольшую порцию в руку, она ударила кулаком прямо в лицо Зецу, отсекая ему голову. В воздух брызнула зеленая жидкость. Она яростно пнула спору, пытающуюся подползти к ней. Внезапный звук выстрела и крик заставили её замереть на месте.***
Ночь была холодной. Определенно холоднее, чем должна быть в это время года. Саске остановился напротив дома, нахмурив брови: он его не узнал. Вернув Сакуру во дворец и оставив на попечение Юме и Чизу, и долго и упорно думал о том, что увидел и испытал в Элизиуме, раздражение нарастало с каждой раз за разом проигрываемой в памяти деталью. Его терпение иссякло. Он устал от всех этих загадок. Он хотел ответов – и пришел их получить. Шлем на голове делал его невидимым для смертных и бессмертных. Она была здесь. Он не мог ошибиться в знакомой ауре. Одно из преимуществ его роли – он мог выследить кого угодно, даже бога. Она была не одна. Он засек радом с ней другого человека. Сестра, осознал он, приблизившись к дому. Но что они здесь делали? Он ожидал увидеть Цунаде дома и послушать её разговоры с другими, надеясь узнать что-то о Сакуре. Что-то, что он должен был узнать раньше – но в попытке замести следы оставил сбор информации этому никчемному мальчишке-посланнику. Он презрительно усмехнулся. Ему не нужно, чтобы кто-то приносил ему новости. Он добудет их собственными силами. Подойдя ближе, он понял, что что-то не так. Воздух наполнился шумом драки, и когда он с любопытством заглянул за ворота, его глаза расширились от неожиданного зрелища. Цунаде сражалась с существами, которых он прежде не видел. Шизуне находилась рядом, изо всех сил стараясь отогнать скопление белых монстров. Во имя Тартара, что это? Потом его взгляд метнулся к фигуре, стоящей у дверей дома. Он тут же его узнал. Седовласый доктор из больницы. Сакура следила за ним перед тем, как Саске забрал её. Он не потрудился вспомнить имя молодого дурака и нахмурился. Кто вызвал этих чудовищ? Учитывая то, что существа не нападали на этого человека, это мог быть он. Саске удивился, как это вообще возможно, но оставил мысль на потом, увидев, как человек поднял левую руку, чтобы наставить пистолет на Шизуне. Раздался выстрел и крик Шизуне пронзил воздух. Она упала, схватившись за ногу; белые существа приближались к ней. Он быстро перепрыгнул стену и приземлился с другой стороны. Цунаде использовала чакру, чтобы прикончить существ на своем пути. Она нарушала правила, наложенные на всех богов, связанных с поверхностью. Саске прислонился к дереву, с большим интересом наблюдая, как Цунаде подошла к спутнице, с ненавистью проклиная седовласого доктора. – Будь ты проклят, Кабуто, – зарычала она. – Я голыми руками отправлю тебя к Аиду! Глаза Саске сузились. Он не думал, что это возможно – но он почти забыл, какой свирепой могла быть эта женщина, если её разозлить. – Нет нужды разводить такую драму. Всего этого можно было бы избежать, если бы вы просто отдали мне склянки, – отозвался Кабуто. – Мне бы не хотелось снова стрелять. Верните их мне и я сразу позволю вам уйти. Склянки? Взгляд Саске метался из стороны в сторону. О чем они говорят? – Отойди от нее! – разъяренно крикнула Цунаде, отгоняя назад еще четыре споры. – На этот раз я не промахнусь, – вздохнул Кабуто, приближаясь. – Мои споры Зецу никогда не устанут. Мы оба знаем, что вы вступили в заведомо проигрышную битву, доктор Харуно. Зецу споры? Саске нахмурился. Этот человек явно слишком сильно вмешивался в запретные искусства ради собственного блага. Он уже знал его судьбу. Еще один Зецу бросился к Цунаде, потянувшись к сумке на её талии. Женщина машинально сместилась, чтобы ударить его, поспешно убирая флакон из руки – но внимательно наблюдающий Кабуто снова выстрелил. Отвлекшись, Цунаде обернулась к Шизуне, опасаясь, что ту вновь подстрелили – и это сыграло на руку Кабуто. Сумка оторвалась от ремня под настойчивой хваткой Зецу, но не раньше, чем Цунаде успела нанести сокрушительный удар по его локтю, сломав руку пополам. Сумка взмыла в воздух и силой импульса оставшийся флакон вылетел из нее. – НЕТ! – одновременно вскрикнули Цунаде и Кабуто. Глаза Саске следили за вращающимся флаконом, радужки моментально стали алыми. Черные томоэ завертелись под мысленным приказом. Только что склянка была там – а в следующее мгновение растворилась в воздухе. Шизуне прижала руку к груди и Цунаде вновь обратила на нее внимание. – Оставьте меня, Цунаде-сама! – ей не хватало дыхания. Кабуто с воем бросился к месту, где должен был упасть флакон. – Нет! Нет, он исчез! Как это возможно? Где он? ГДЕ ОН?! Используя его отвлеченность в своих интересах, Цунаде шепнула подруге: – Закрой глаза. – Что? Нет. Цунаде-сама… эта техника… это строго запрещено… В мгновение ока они исчезли.