With gaze of obsidian, He tempts her near, Enticing ever closer, With eyes that sear, Scorching, blistering, sweltering flames, Will her to forget from whence she came, And in His hand - that woeful bane, The Forbidden Fruit, Upon her lips stains, Its cruel, irresistible, bittersweet blood, Crimson as Death, Crimson as lust.
Шизуне вздрогнула от давления прижавшейся к ране руки. – Цунаде-сама, – выдавила она. – Прошу. Вы не должны… – Лежи спокойно,– мрачно обрубила Цунаде, посылая в правую ладонь нестабильный, колеблющийся поток чакры. Она прикрыла глаза, представляя поврежденные ткани, и начала направлять поток, чтобы восстановить и обновить их. Однако из-за ограничений на её чакре скорость преображения клеток существенно упала. Шизуне сглотнула, когда жгучая боль в ноге начала медленно отступать. – Почему? – прошептала она. – Почему, Цунаде-сама? Вам не нужно было использовать запрещенную технику переноса… – Если бы у меня были другие варианты, думаешь, я бы ими не воспользовалась? – рявкнула Цунаде. Они были в меньшинстве и главным приоритетом стало избежать новых ран Шизуне. Заметив вспышку грусти и вины в глазах той, Цунаде на миг перестала дышать, прежде чем медленно выдохнула, пытаясь обуздать свой невыносимый характер. – Это не твоя вина, – добавила она. – В последнее время мы часто нарушаем правила; а теперь, когда мы знаем, что Кабуто в одной связке с этим змеем Орочимару, неясно, сколько остальных вовлечено. – После очередной паузы Цунаде с уверенностью продолжила: – Похоже, шпионы Орочимару везде. И он нарушил собственное правило, делясь запрещенными знаниями с неподготовленными смертными. – Что он хотел этим сказать? – покачала головой Шизуне. – Что он пообещал Кабуто? И почему именно Кабуто? – Орочимару знает, что им можно манипулировать с максимальной выгодой, – с горечью выплюнула Цунаде. – Как он делал в прошлом с другими идиотами. Удовлетворившись тем, что повреждения кожи зажили, Цунаде похлопала Шизуне по ноге, давая понять, что травмы устранены. – Спасибо, Цунаде-сама. Отмахнувшись от благодарности подруги, Цунаде присела на корточки и достала из кармана джемпера оставшийся пузырек. Крепко стиснув его в руке, она прошипела: – Этот ублюдок Кабуто – как он вообще смог заполучить в свои грязные руки две склянки? Напрашивался второй вопрос: как долго он наблюдал за ними? Шизуне прикрыла рот левой ладонью, когда ей в голову внезапно пришла тревожная мысль. – Что если… – в ужасе начала она, – …что если у него есть еще? Цунаде покачала головой. – Невозможно. Мы проверили все остальные флаконы, прежде чем запереть их в хранилище. У нас был полный набор, Шизуне! Как он мог?.. – она резко замолчала и сняла пробку с флакона. Глубоко вдохнув, она нахмурилась. Она была уверена, что запах был другим, когда она слушала его на поверхности. Снова принюхавшись, она поняла, что глубоко ошиблась. Влажный и землистый запах в тайном подвале Кабуто каким-то образом повлиял на её обоняние. Что произошло? – В чем дело? – встревоженно взглянула на нее Шизуне. – Это… – Цунаде потрясла головой. – Оно пахнет не так. – Что? – подруга выглядела обеспокоенной. – Что вы хотите сказать, Цунаде-сама? В подвале вы казались уверенной… – Нет. Первичный запах такой же, но потом что-то не то, – она протянула флакон Шизуне, чтобы та тоже послушала. Она ахнула, возвращая склянку. – Ты права! Но тогда как?.. Цунаде несколько мгновений молчала. Потом её глаза резко расширились, когда в лихорадочном мозгу возникла сумасшедшая идея. Было ли это каким-то образом возможно, чтобы Кабуто украл образец только из одного флакона и нашел способ изменить генетический состав полученной крови, скрестив её с экстрактами растений, чтобы получить те слабые копии? Но для человека это невозможно. Без нечеловеческого вмешательства, по крайней мере. Они уже знали, что он был связан с Орочимару – имевшим божественные связи и силы. Орочимару, явно нашептывающим Кабуто ядовитые секреты: секреты, что ни один смертный не имел права знать. Чем больше Цунаде думала об этом, тем сильнее это вызывало в ней чувство ужаса, пока к ней не начало подкрадываться тошнотворное осознание. Имеет ли это отношение к тому, что Орочимару выбрал именно Кабуто? В его заявлении для приема на работу был указан чрезвычайно высокий уровень IQ. Но воспроизвести ДНК крови бессмертного в лаборатории невозможно. Даже если добавить амброзию, были бы несоответствия кода и неожиданные деления клеток, опасные и нестабильные мутации… У нее перехватило дыхание. Это же именно то, чем являлись ужасающие создания «Зецу». Мутации, ошибки природы, безбожные скрещивания между людьми и растениями. Цунаде поднялась на ноги с колотящимся сердцем. – Шизуне, проведи анализ клеточной структуры в этом флаконе, – приказала она, протягивая склянку. – Цунаде-сама? – Шизун последовала её примеру и взяла пузырек, не сводя с подруги вопросительного взгляда. – Думаю, – раздраженно начала Цунаде, – если результаты теста будут такими, как я предполагаю, тогда этот сукин сын Кабуто может найти способ создать генетически модифицированные образцы крови, имитирующие оригиналы! Это также значило, что Кабуто представлял собой даже большую угрозу, чем они думали ранее. Потрясенное выражение лица Шизуне быстро сменилось решимостью. – Я займусь этим немедленно! – пообещала она, тут же сорвавшись с места. Но её быстро остановил голос, от которого у Цунаде неприятно закрутило живот. – Прежде чем ты это сделаешь, поделись со мной подробностями такого увлекательного разговора, Цунаде. Руки Цунаде тут же сжались в кулаки. Стиснув зубы, она обернулась к двери, чтобы увидеть озорное подмигивание и улыбку, которая осталась лишь на губах Джирайи. – Опять что-то от меня скрываешь, старушка?***
За бесконечные годы своего существования Орочимару выяснил, что эмоциями смертных и божеств манипулировать одинаково легко. Главное было знать, на какие кнопки давить – или, чаще, какие кнопки оставить нетронутыми и неповрежденными. Он сверг многих могущественных мужчин и бесчисленное множество убитых горем человеческих женщин – как и божеств, что гордились своим величайшим умом. То, что начиналось как искреннее любопытство к глубинам человеческих и божественных эмоций, и к тому, как их можно подчинить своей воле, превратилось в жестокую, смертельную, уничтожающую игру – предоставившую ему немало выгод и обеспечившую союзы, в итоге продвинувшие его великие проекты. С каждой новой душой, которую он терзал страхом, болью и сомнениями его силы росли. Один из таких союзников сейчас стоял перед ним, облаченный в алое и черное – цвета, отражающие окровавленную историю его прошлого. И история же научила Орочимару, что, хотя союзников нужно держать близко – а непредсказуемых врагов стоит держать еще ближе. – Надеюсь, у тебя есть объяснение этому? – руки собеседника были сцеплены за спиной, и он не потрудился обернуться. Его обычный знак неуважения. – Совершенно неожиданный поворот событий, – отозвался Орочимару, – но тот, который можно быстро исправить, уверяю.. Между ними воцарилось молчание, которое, как было известно змею, являлось неозвученным приглашением продолжать разговор. – Кабуто – человек совершенно исключительный. Его жажда знаний гарантирует, что он не остановится ни перед чем, чтобы заполучить желаемое. – Надеюсь, это правда – для его же жалкого блага, – холодно произнес собеседник. Слегка повернув голову влево, он добавил: – Ибо в тот миг, когда он перестанет быть полезным, он прекратит дышать. – Ну конечно, – вкрадчиво согласился Орочимару. Собеседник снова посмотрел перед собой. – Цунаде заполучила один из пузырьков. Выясни местоположение другого. Любой ценой. – Считайте, что уже сделал, – кивнул Орочимару, делая шаг назад. – И, Змей, – добавил собеседник, заставляя бледнокожее олицетворение Страха и Ужаса задержаться. – Условия Перемирия дискредитировали. Это предвещает нам нового союзника. Любопытство и интерес Орочимару тут же поймали в ловушку. Он мог терпеть другого игрока на поле – пока это не мешает его собственным планам. После долгой, задумчивой паузы, собеседник продолжил: – Думаю, тебе пора нанести визит под землю. В последний раз, когда я там был, молодой Король желал отомстить богам с поверхности так же сильно, как и я. Возможно он уже преодолел свои детские обиды и готов выслушать заманчивое предложение. Орочимару зловеще улыбнулся; змеиный язык медленно пробежал по губам. Что ж, это безусловно придает происходящему интересный поворот. В прошлом он был обижен тем самым, о ком шла речь, и возможность подвергнуть его мучениям в отместку наполняла все существо Змея ликованием. Он исчез в одно мгновение. Глаза его собеседника не отрывались от большой, толстой, непробиваемой кристаллической структуры. Его самая ценная собственность. Единственное, что напоминало ему о том, как он разорвал на куски Олимпийских Богов и их драгоценный порядок. Он мрачно улыбнулся неподвижной фигуре, заключенной в непроницаемую прозрачную гробницу. – Несмотря на всю свою предусмотрительность, вы не смогли осознать свою главную ошибку, – тихо пробормотал он. – В конце концов, какие у жалкого человечества шансы выстоять против Войны и Смерти? Бледное лицо в своем вечном заточении оставалось бесстрастным.***
Длинные тонкие пальцы рассеянно вертели флакон, а темные глаза пристально смотрели в камин. Он снова и снова прокручивал в голове тот обмен репликами, что услышал на поверхности, и его острый ум стремительно работал, сопоставляя это со всеми полученными фактами. Во флаконе была кровь. Саске понял, что она была ценной, увидев реакцию человека по имени Кабуто на её потерю. Настолько, чтобы заставить Цунаде использовать технику переноса, чтобы сбежать с оставшимся образцом. Он никогда еще не видел столь странных созданий, что напали на двух женщин; было ли существование 'спор Зецу’, которые упоминал Кабуто, связано с кровью во флаконе? Обычный смертный не мог играть роль бога и создавать таких чудовищ. Кабуто игрался с запретными вещами и тем самым приманивал к себе смерть раньше времени. Но прежде чем он уберет досадную проблему, Саске должен точно понять, с чем он имеет дело; с кем именно работал Кабуто и откуда взял содержимое пузырьков. Не говоря ни слова, он встал и покинул освещенную огнем камина гостиную, направляясь в дворцовый сад. Был лишь один способ проверить теорию, крутящуюся в его голове. Выйдя наружу, он нашел клочок свободной земли подле группы молочно-белых цветов и опустился на колени, откупоривая флакон. Наклонив его, он позволил одной капле упасть в почву – и стал ждать. С минуту ничего не происходило, только сердце колотилось в волнении. Саске моргнул. Возможно, этого недостаточно. Может требуется больше одной капли – или может он просчитался и ошибся в своих подозрениях. Нахмурившись, он снова открыл флакон и понюхал его содержимое. Управление смертью означало, что он был кем-то вроде эксперта по запаху крови смертных – и эта не пахла как обычная кровь. Но и отчетливого сладковатого аромата крови божества, насыщенной амброзией, не было. Он собирался добавить еще одну каплю, когда рука, державшая флакон, вдруг оцепенела. Дыхание Бога Смерти замерло, когда он с неверием уставился на клочок земли. В том месте, куда упала капля крови, начала прорастать белая нитевидная спора. Она раскрывалась у Саске перед глазами – а потом вдруг резко сморщилась, посерела и увяла в считанные секунды. Выдохнутые в отчаянии слова оглушительно отразились в голове Саске. «Мадара! Мы должны… держать это в секрете от него! Сущность… сущность весны…» Весна. Сезон, управляющий жизнью. Сила, способная лелеять и взращивать… Пальцы Саске крепко стиснули флакон. Это та сущность, о которой упоминал Наруто? Но как это возможно? Она казалась какой-то мутной, словно лишь тень того, чем она должна быть. Слабый, разработанный ученым вариант, лишенный жизненно важных нитей генетического кода, что объясняло, почему она не могла поддерживать жизнь слишком долго – как у шатающихся на поверхности Зецу. Кровь в его руках не была подлинной – с резким вздохом заключил Саске. Оригинал находится где-то в другом месте – и если у этого измененного образца были такие ограниченные возможности, оригинал бесспорно мог вливать жизнь без ошибок. Если бы его обнаружили смертные… их возможности были бы бесконечны. Он медленно выпустил воздух из легких. У Цунаде, он был уверен, есть оригиналы. Она была хранителем. Так же, как охраняла Сакуру… Сакура. Её дочь была названа в честь весны; девушка с чистой, незапятнанной душой. Девушка, странным образом знающая имя Аида, имеющая кровь смертного – но более восприимчивая к амброзии, чем любой другой обычный человек, которого он знал. Девушка, страдающая таинственными приступами в начале весны – боли, которую могло облегчить лишь вино богов. Мысли Саске сумасшедше мчались. Амброзия работала, изменяя химию крови. И какой бы таинственный недуг её ни одолевал, она реагировала на это и реагировала положительно. Слова, сказанные ему другим старшим божеством, эхом отозвались в памяти; слова, которые он не мог игнорировать. «Напротив, это касается и тебя». «Деревья уже сбрасывают свои цветы…» Мысли божества смерти с шумом остановились, и все, что осталось на их месте, был оглушительный гул. Он выдохнул, ошеломленный, и недоверчиво уставился на пузырек в руке. Все вдруг встало на свои места с леденящей душу завершенностью. В головоломке оставалось еще множество пробелов – ему нужно было еще немного времени, чтобы собраться с мыслями, – но картинка, которая сейчас сложилась, была верной. На какую великую тайну он случайно наткнулся? Он мгновенно вскочил на ноги. Незаметно вернувшись на территорию дворца, он едва узнал Юме, присевшую перед ним в реверансе и держащую в руках большой серебряный поднос с едой. – Мой Господин.., – начала она учтиво. – Приведи Сакуру в мои покои, – приказал он, проносясь мимо нее, и, не останавливаясь, добавил настойчиво: – Сейчас же.***
‘Ну, что нового, горячая штучка? Саске все еще тебе доверяет?' Сакура лениво колыхала воду в раковине указательным пальцем. Доверяет? Казалось, ничего из того, что она делала или говорила, не могло заставить расслабиться непробиваемого Бога Смерти. Она вспомнила, как Саске оставил её, когда они вернулись из своего путешествия по небесам. Они сошли с колесницы, и она поблагодарила его – совершенно искренне – за то, что позволил ей взглянуть на священные места. Вспомнив его ответ, она выпятила нижнюю губу. Пронизывающий молчаливый взгляд, заставивший пульс странно сбиться – а потом он просто извинился. Просто так. Никакого прощания. Ни "обращайся" или "не стоит, Сакура". Ничего. Оставил её возвращаться в свою комнату в одиночестве и безуспешно пытаться успокоить взволнованные нервы горячей ванной, пока она силилась понять, почему он был так раздражен. ‘Мне кажется, сейчас он меня ненавидит,’ – мрачно заключила она. 'Хах! Между любовью и ненавистью тонкая грань, так ведь? В смысле, все великие романы на протяжении веков…’ – телепатический голос Суйгецу вдруг стал раздраженным. – ‘Эй, может хватит возиться с водой? Твое кукольное личико освещает мой день, и я думаю, что во всем этом дерьме, которое я терплю ради тебя, запертый в этой пятизвездочной камере, ты должна мне позволять хотя бы спокойно его рассмотреть’. Сакура тяжело вздохнула и убрала руку. ‘Он взял меня посмотреть Элизий и его поля’, – с отсутствующим взглядом она добавила: – ‘Все было таким совершенным… таким прекрасным’. Божество воды изумленно моргнуло – на её реакцию и новости одновременно. 'Серьезно? Он провел тебя на оба неба?' – когда Сакура кивнула, он присвистнул. – ‘Дьявол, да ты даже лучше, чем я думал. Он начинает тебе доверять’, – пригрозив ей пальцем, он решительно сообщил: – ‘Тебе лучше тоже показать ему доверие’. 'Как?' – спросила Сакура, борясь с искушением вновь всколыхнуть водную гладь. ‘Хм, ну, дай подумать’, – Суйгецу насмешливо постучал пальцем по подбородку. – ‘Думаю, ты могла бы, ну знаешь?..’ – он махнул рукой в воздухе, прежде чем небрежно закончить: – ‘подарить уже этому жалкому ублюдку поцелуй?' Сакура раздраженно ударила по поверхности воды, каплями орошая зеркало перед собой. 'Ладно, ладно, черт, ну прости, прости!' – извинения Суйгецу были какими угодно, только не искренними. ‘Я уже говорила, что не сделаю этого!’ – сердито посмотрела на него Сакура. – ‘Сколько раз надо повторить, чтобы ты понял?’ ‘Во имя Зевса, ты самая симпатичная, но самая невозможная ханжа, какую я когда-либо встречал…’ Ханжа? Значит именно это слово подходило девушкам, которые уважали свое тело и отказывались манипулировать эмоциями мужчин – смертных или других? Глубоко оскорбленная, Сакура сделала вид, что намеревается дернуть указательным пальцем за цепь, сдерживающую заглушку в раковине. 'Эй, эй, стой, Розочка, погоди!' – Суйгецу поднял руки, сдаваясь: – ‘Хотя бы минуту подумай об этом трезво…’ ‘Я думаю трезво, и если ты не сменишь тему, я выдерну заглушку’. Суйгецу комично отмахнулся. 'Окей, но послушай меня хоть секунду. Он взял тебя с собой в Элизий и на Елисейские поля; это серьезный шаг. Действительно значимое решение. Ты должна чем-то отплатить ему, если хочешь, чтобы наш план работал. Покажи ему, что доверяешь физически. Перестань так нервничать возле этого парня. Я б никогда не вступился за совесть этого ублюдка, но к его чести он мог бы уже сотню раз накинуться на тебя, никак тебя не предупредив, не так ли?’ Эта мысль была очень тревожной, и Сакура могла только изумленно смотреть на отражение Суйгецу. Если он пытался её успокоить, то делал это ужасно. ‘Что в этом такого особенного?' – беспечно продолжал Суйгецу. – ‘Всего лишь один жалкий маленький поцелуй. Ты даже не почувствуешь. Чем ближе ты его заманишь, тем выше вероятность, что он ослабит бдительность. Ты же не хранишь его для какого-то человека на поверхности?' Возмущенная Сакура ощетинилась. ‘Возможно это что-то жалкое и незначительное для вас, бессердечных божеств, но для меня это вправду важно…’ ‘Ой’, – Суйгецу выглядел картинно уязвленным. – ‘У меня есть сердце, Розочка. Правда есть’. ‘Как ты можешь знать, что я не храню это для кого-то на поверхности?’ – сердито возразила она. Печальное выражение лица Суйгецу тут же испарилось, когда он насмешливо фыркнул. 'Ох, ладно, хорошо. Думаешь, любовничек Саске исполнит твое желание? Он всегда был собственническим мудаком. Стоит тебе только взглянуть на другого парня, и он уже будет гулять по берегу Ахерона раньше, чем ты успеешь сказать «Сайонара». Если это в любом случае произойдет, почему не обратить это в свое преимущество?’ Сакура подняла глаза и угрюмо взглянула на свое отражение в зеркале. Это звучало как нечто ужасное, что мог бы сделать Саске, и как бы ни была ужасна эта мысль, горькая правда заключалась в том, что дома её никто не ждал. Она никогда ни в кого по-настоящему не влюблялась, за исключением горстки знаменитостей, по которым однажды сходила с ума каждая девочка-подросток на планете. Как она вообще могла смотреть на мир по-прежнему, узнав Саске и его царство? Она потеряла все. Но она не могла потерять и свой первый поцелуй. Саске оказался божеством, которое решает, кто попадет в ад, а кто нет, но это не гарантировало того, что она не будет брошена в терзающий огонь просто потому, что он решил похитить её, особенно учитывая то, каким нечестным способом она намеревалась покинуть его царство. Поцелуй, однако, уже несколько раз почти случился. Сакура все сильнее напрягалась, оставаясь в состоянии повышенной тревожности. И возможно это пугало её больше всего. Она была обычной девочкой-подростком и возмутительная физическая красота Саске в сочетании с его магнетической аурой таинственного очарования, темной, опасной, хищной силой, которую он излучал, могли заманить в ловушку даже самых стойких женщин. Его голос, похожий на облаченную в шелк сталь, легкая грация и таинственность движений… все в нем завораживало и соблазняло чувства. "Этого следовало ожидать, – внезапно подумала Сакура, – что смерть будет обладать такой неотразимой и притягательной формой, чтобы добиться немедленного и добровольного подчинения каждого". И хотя она презирала способ, которым её так бессердечно похитили из дома и от близких, она не могла отрицать, что Подземный мир – и, следовательно, его привлекательный и загадочный правитель – взывал к самой сокровенной её части, всегда жаждавшей приключений и волнений. Сакура поймала себя на мысли, что ей интересно, что бы она сделала, если бы тогда у карусели Саске просто решил честно с ней поговорить – без угроз и без обмана. Она знала, что этого бы никогда не произошло, но если бы – как бы она его приняла? После того как она испугалась и он доказал ей, что действительно тот, за кого себя выдает; неужели она бы правда отвергла предложение исследовать таинственный неведомый мир? Мир, который остальные видели буквально после того, как умерли и оказались похоронены? Даже когда она спрашивала себя, Сакура уже знала тревожащий ответ. Один момент нерешительности. Одна неуверенная секунда – и её бдительность слабеет. Это все, что нужно Саске – и этот факт страшит её. «Но что если… – неуверенно зашептал тихий голосок в голове, – что если бы он гарантировал свободу? Смогла бы ты пожертвовать крошечным поцелуем?» Суйгецу, заметив её отсутствующее состояние, надел обеспокоенное выражение лица и прочистил горло, пытаясь догадаться, что она задумала: 'Э, Розочка? Свет горит или ты отключаешься?' Сакура потрясла головой, возвращая ему внимание. Прежде чем она смогла что-то сказать, её тело замерло при звуках открывающихся двойных дверей ванной. ‘Снаружи кто-то есть – мне надо идти!' – спешно сообщила она Богу Воды. 'Хорошо – просто помни, что я тебе говорил. Расслабься немного рядом с ним’, – напомнил ей Суйгецу, подмигнув. С колотящимся сердцем Сакура потянула за ручку унитаза, чтобы скрыть шум утекающей из раковины воды. Пригладив волосы и прочистив горло, она открыла дверь и вышла, отчасти паникуя, что сейчас встретит ожидающие её темные, испытующие глаза Саске – но с облегчением обнаружила вместо него Юме. – О! Госпожа! Вот вы где! – воскликнула та. – Вас зовет Господин. Сакура моргнула. Саске вернулся? Когда? – Где он? – осведомилась она. – В своих покоях. Он вызывает Вас, Госпожа, – сообщила Юме. Сакура разомкнула губы. Саске хотел видеть её… в своей спальне? Она была там всего единожды, и в тот раз Бог Смерти полностью завладел её вниманием, поэтому она даже не запомнила, как выглядит опочивальня. Ей действительно удобно идти в его комнату одной? Когда он был недоволен, оставляя её? «Будь мужиком! – дал ей мысленный пинок внутренний голос. – Как Суйгецу и сказал, у него была тысяча возможностей раньше. Но он ничего не сделал. Ничего не случится. Ты контролируешь ситуацию. Это просто комната. В которой он, оказывается, спит. Если вообще засыпает. Все нормально с тобой будет!» – Но я… я не думаю.., – пробормотала Сакура, неуверенно опуская взгляд на одежду. После ванны она выбрала прелестное темно-розовое шифоновое платье с горловиной сердечком и полупрозрачными рукавами-бабочками, в серебряных бусинах, и дополнила его соответствующими серебряными украшениями и сандалиями. Но внезапно, почему-то, она почувствовала себя неловко. Юме понимающе хихикнула и успокаивающе произнесла: – Вы выглядите прекрасно, Госпожа.***
Одинокий глаз безропотно следил за перемещениями Наруто. Какаши знал, о чем говорит такое беспокойное расхаживание по комнате. Наруто, без сомнения, разрабатывал сумасшедший и безрассудный план, включающий в себя штурм Подземного мира и набеги на каждый его уголок, пока не будет обнаружено точное местоположение Сакуры. По правде говоря, Какаши все еще пытался смириться с мыслью о том, что Сакура может находиться в плену под землей. Конечно же в этом был смысл, учитывая то, что они так тщательно прочесали все на поверхности. Джирайя, конечно, тысячу раз предупреждал его о Саске. И все же его продолжали терзать сомнения; крошечная доля бредовой, давней надежды, что каким-то образом, ну как-то, Наруто ошибался. Его подробное описание реакции божества смерти, когда он упомянул о сущности весны – та доля секунды колебания, удержавшая руку Саске от удара – она же могла быть простым совпадением? Возможно Саске заставило остановиться имя Мадары. Но Наруто был непреклонен, твердя, что его интуиция права. Он был уверен в том, что видел. И нельзя было отрицать природу печати, мешающую Саю говорить правду. Но еще сложнее было понять, почему Сакуру держали там. Тревожная мысль о том, что Саске использует её для мести им, тяжело давила на совесть Какаши. Саске никогда не причинит ей вреда, продолжал настаивать Наруто, когда первый шок от того, что его подозрения оказались верны, исчез и он пришел в себя. Какаши, однако, не был в этом так уверен. Судя по смертельному приему, который он применил на Наруто, минувшие со времен ужасной войны между богами бесчисленные годы почти не усмирили гнев Саске. Он изменился до неузнаваемости, став еще холоднее и бессердечнее, чем когда-либо. Сай молча сидел на ковре, выглядя совершенно опустошенным. Они находились в доме Какаши, и бледный юноша не произнес ни слова – потому что не мог. Даже попытки Наруто задать однозначные вопросы, требующие лишь подтверждающего кивка или отрицания, не увенчались успехом. – Наруто, – осторожно начал Какаши. – Мы не можем продолжать это скрывать от остальных. Мы должны рассказать Цунаде и чем раньше, тем лучше. Вместе мы можем найти способ вытащить Сакуру. Наруто продолжал возбужденно расхаживать по комнате. – Нет. Нет, мы можем справиться сами. Мы сможем вернуть Сакуру в целости и сохранности. Какаши почувствовал, как что-то неожиданно кольнуло глубоко в груди. Даже спустя столько времени, Наруто продолжал искать проблему Саске. Но разве он не пытался сделать то же самое? Но Какаши знал, что больше не может так. Саске раз и навсегда перешел все границы, похитив Сакуру. – Как ты предлагаешь объяснить её исчезновение, если мы сможем каким-то образом вызволить ее? – спросил Какаши. – Ты не можешь продолжать лгать, покрывая его, Наруто. По его действиям ясно, что он больше не считается ни с кем из нас. – Я как-нибудь выкручусь, – пробормотал Наруто, взъерошивая блондинистые волосы рукой. – Дьявол, – прошипел он. – Почему, Саске? Почему ты это сделал? – Наруто, – тихо произнес Какаши. – Как бы я ни ненавидел эти слова, но мы больше не можем ему доверять. Наруто внезапно остановился. – Я спущусь туда, – решительно сообщил он. – Я спущусь и верну её сам. Какаши раздраженно поднял глаз к гладкому кремовому потолку. Как обычно, Наруто не продумывал свой план тщательно. Он действовал импульсом – и с Саске такие опрометчивые действия приведут к смертельным последствиям, практически буквально. – Это слишком опасно, – терпеливо объяснил он. – Ты видел, как он атаковал тебя. Ты серьезно веришь, что он позволит тебе сказать хоть слово, прежде чем попытается убить тебя? Включи голову, Наруто! – Если он узнает то, что знаем мы о Сакуре-чан, возможно он послушает… – Ты уже рассказал ему предостаточно, Наруто. Делиться нашими секретами с Саске глупо. Мы не знаем, как он отреагирует! Он может быть на стороне Мадары, насколько нам известно… – Нет! – глаза Наруто горели яростным синим пламенем. – Саске никогда не объединится с этим ублюдком! Не после той роли, которую он сыграл в уничтожении его семьи! – Возможно не в прошлом, но мы не знаем, что Мадара планирует сейчас. Он хитер, Наруто. Он мог что-то предложить Саске, пообещать. – Саске не глуп, – выплюнул Наруто. – Он высокомерная сволочь, но не дурак. – Похищать Сакуру было глупо, – приподнял бровь Какаши. – Он должен был это знать. Наруто промолчал. И тогда раздался голос Сая. – Он уже не тот бог, которого вы знали, – произнес он со странным спокойствием. – Он без колебаний уничтожит все, что встанет на его пути. Глаз Какаши расширился от внезапного осознания. – Минуту, – выдохнул он. – Тогда… исчезновение Иноичи… это было?.. Сай опустил взгляд. И ничего больше не сказал. Наруто сжал руки в злые кулаки. Что Саске делал? Как он мог так измениться – зайти так далеко, чтобы убить серафима просто потому, что считал угрозой? У них не было доказательств смерти Иноичи – но и никаких доказательств обратного. – Тогда неизвестно, что он сделает, если мы снова вмешаемся лично, – заключил Какаши. Это была леденящая душу правда и единственная, кажется, наконец осевшая в сознании Наруто. – Мне просто нужно знать, что она в безопасности, черт возьми! – взорвался он, полностью противореча своему предыдущему утверждению, что Саске не причинит вреда его дорогой подруге. Покачав головой, он рухнул на диван и закрыл лицо руками: открытое проявление беспомощности, разрывающей его изнутри. – Мы расскажем остальным, – твердо заявил Какаши. Наруто потер лицо и снова покачал головой. – Нет, – отказался он. – Мы не можем. Если Саске узнает – если он почувствует угрозу… – он сглотнул и закончил с болью в голосе: – я… ты прав. Мы не знаем, что может произойти. – Горько рассмеявшись, он с грустью сознался: – Я так хорошо знал Саске. Я понимал его. А теперь я… мне кажется, я не могу до него дотянуться. Он так охвачен ненавистью и гневом, что даже не может услышать меня. – Он ясно дал понять, что случится, если мы снова появимся в Подземном мире, – напомнил ему Какаши. – Но мы должны с ним поговорить! – воскликнул Наруто. – Мы не можем идти к остальным, пока не поймем, почему он это сделал! Какаши молчал. Хоть его здравый смысл и твердил обратное, он должен был признать правоту Наруто; подойти к Цунаде и остальным и рассказать то, что они знали – навлечь катастрофу на всех. Они не знают, как отреагирует Саске. Они могли составить план только в том случае, если поймут его намерения. Но снова входить в Подземный мир опасно для обоих. Саске сказал это достаточно четко. Остальные же с недоверием относились к Богу Смерти и Какаши знал, что возмущению Цунаде не будет предела. Лучше решить этот вопрос тихо, привлекая как можно меньше людей со стороны. Его взгляд сместился на Сая, сидящего с опущенными глазами. И идея внезапно посетила его. Им нужно отправить Саске очень, очень тщательно продуманное сообщение, которое обеспечит им аудиенцию. То, что пробормотал, заставило Наруто и Сая одновременно повернуть головы. – Возможно есть способ безопасно пообщаться с Саске.***
Следуя за Юме мимо одинокого молочного дерева, мерцающего посреди безупречного ухоженного двора, Сакура ощущала, как нарастает степень неуверенности. Они продолжили идти по северному пути, ведущему прямо к месту назначения, и когда Юме остановилась перед поразительной парой арочных серебряных дверей, обозначающих вход в покои Саске, сердце Сакуры уже стабильно стучало в гулком ритме. – Прошу, входите, Госпожа, – жестом пригласила её Юме. – Мой Господин ждет Вас внутри. Сакура крепко вцепилась в струящуюся юбку платья и сглотнула. Взяв минуту на то, чтобы успокоить нервы, она решительно кивнула и поблагодарила служанку, склонившуюся в поклоне, прежде чем удалиться. Оставшись в одиночестве, уставившись на массивные, устрашающие двери впереди, Сакура еще раз напомнила себе, что она контролирует ситуацию, и сделала глубокий вдох, прежде чем шагнуть вперед и подняться по трем широким, низким ступеням, ведущим к каменной площадке в виде полумесяца перед дверями. Потянув за увесистый, выполненный из чистого золота молоточек, Сакура ударила дважды и приготовилась ждать. Прошла минута. За ней другая. Ответа не было. Она вновь постучала и опять подождала ответа. Ничего не услышав и в этот раз, Сакура тревожно оглянулась. Почему Саске не отвечает? Разве Юме не сказала, что он внутри? Должна ли она стоять в холле, пока он не ответит? – Саске? – неуверенно позвала она. – Ты здесь? Тишина. Она посмотрела на золотые дверные ручки и потянулась к одной из них. Не успела она прикоснуться, как звук открывающихся дверей эхом разнесся вокруг и Сакура уставилась, удивленная, на то, как они распахиваются. Она осторожно вошла внутрь и её глаза наконец-то узрели полное, имперское величие королевских покоев. Опочивальня была даже шире и роскошнее её собственной, что уже невероятно впечатляло. Она не совсем понимала, что ожидать, но то, на что она смотрела, определенно превосходило все, что она могла бы себе представить. Сакура едва ли заметила, как тяжелые двери с громким стуком закрылись за спиной. Она была слишком занята рассматриванием эстетически ошеломляющего декора. Комната была выполнена в королевских оттенках темно-синего, серебряного и золотого. Стены украшали изысканные гобелены с изображениями ночных пейзажей и с гордостью демонстрирующие фамильный герб Учиха. Богатые обои, украшенные тонкими дамасскими нитями цвета жженого золота, ловили сияние, исходящее от множества серебряных напольных канделябров, освещающих комнату. Толстые темно-синие ковры лежали на полированном полуночном полу. На одном из них слева были со вкусом разбросаны экзотические подушки разных форм и размеров, а рядом стояла большая серебряная арфа. Еще более широкий, замысловато сплетенный ковер, усеянный неимоверным количеством подушек, расположился подле камина, почему-то еще более величественного, чем прочие, которые она видела. Над ним висело массивное зеркало. Рядом с камином находилась элегантная темно-синяя кушетка в золотом обрамлении, а подле нее – высокий круглый стол, на котором стоял хрустальный графин с амброзией. С потолка свисала огромная, сверкающая золотом и хрусталем, люстра с мерцающими сапфировыми каплями. А прямо за ней, прижавшись к самой северной стене, стояла… Губы Сакуры разомкнулись. Место, где спала Смерть. С четырьмя затейливо вырезанными позолоченными и посеребренными столбиками и богато украшенной рамой, роскошным полуночным балдахином и шелковыми простынями двух оттенков темного кобальта, кровать, бесспорно, подходила королю. Прозрачные серебряные драпировки были аккуратно привязаны к столбам толстым плетеным золотым шнуром. Массивные арочные окна с потрясающими синими, пурпурными и серебряными витражами были установлены в дальней стене по обе стороны от постели и прикрывались царственного вида тяжелыми шторами. В правом углу Сакура заметила пару широких балконных дверей, обрамленных соответствующими драпировками. Она потрясла головой, безнадежно впечатленная, когда снова обвела взглядом королевские покои. Здесь было еще три дополнительных серебряных двери; две странно располагались за прозрачными, свободно перехваченными шнуром, струящимися шторами в дальнем левом углу, а другая – в середине стены справа от нее. Сакуре было любопытно, куда они вели. Потом ей пришло в голову, что она настолько увлеклась рассматриванием интерьера, что поначалу даже и не обратила внимание на свое одиночество. Саске не было видно. Сакура обернулась и вздрогнула, внезапно заметив внушительные мраморные статуи-близнецы, расположенные по обе стороны больших дверей позади. Они походили на пантер или леопардов – она не могла точно определить. Шагнув подальше от них, она отважилась пройти дальше в комнату, поражаясь великолепному убранству. В воздухе висел приятный пряный аромат. Сакура тут же нашла источник; благовония в горшочках на двух столиках. Но где был Саске? Она неловко замерла, не желая оглядываться, даже когда искушение было неимоверным. Сцепив руки за спиной, она ждала. Всюду царила тишина, исключая потрескивание огня в камине. Сакура отсчитала про себя минуту. Две минуты. Три, четыре… После пяти она решила, что не будет ничего плохого, если она присядет, ожидая появления Саске. Она пошевелилась, тут же потянувшись к арфе. При ближайшем рассмотрении она впечатляла даже сильнее – этими красиво вырезанными закрученными деталями с позолотой. Сакура провела пальцами по всей длине примечательного инструмента. Саске определенно был опытным музыкантом… кто бы мог подумать, учитывая его личность? Он бог – напомнила она себе. Он совершенен во всем. Ну, почти во всем, поправила себя Сакура, и неожиданная улыбка тронула уголки её губ. Социальные навыки, безусловно, являлись областью, требующей срочного усовершенствования. Усевшись на мягкие удобные подушки, она лениво перебирала струны неумелыми пальцами и брала незнакомые ноты. Нежные, убаюкивающие звуки арфы резонировали в воздухе, вызывая недовольный вздох. Как бы она хотела знать, как играть! Прикрыв глаза, она позволила себе наслаждаться успокаивающими звуками инструмента, в то время как пальцы продолжали цеплять случайные струны. Чем сильнее она концентрировалась на нотах, тем более расслабленной себя ощущала и тем охотнее двигались её руки – пока не начали играть начало чего-то, почти напоминающего настоящую мелодию. Она начала всплывать в сознании, словно извлеченная из самых глубоких и темных катакомб её разума; что-то, звучащее устрашающе и до боли знакомо – а еще Сакура не могла сказать, где и когда слышала это. Все, что она знала – это звучало так успокаивающе. Она почти могла слышать вплетающийся в мелодию смех. Тепло солнечного света. Бранные слова, произнесенные словно во сне… 'Кора!' ‘Ты оскорбляешь меня!' ‘Играй, как я тебя учил*… со страстью!' За прозрачными сапфировыми и серебряными портьерами в левом углу комнаты, Саске, замерев, молча наблюдал за ней. Внимательно прислушиваясь к дрожащему призраку мелодии, что резонировала с нарушаемой плавностью арфы. Он знал, что Сакура никогда не брала уроков музыки. Его глаза не отрывались от её фигуры, когда он вышел из-за разделяющего их туманного барьера, и бесшумно, как тень, направился к ней. Тепло в её сознании ускользало с той же быстротой, с которой появлялось, и вместе с ним её пальцы вновь стали неуклюжими, замедляясь, и она уже вновь просто перебирала струны. Она открыла глаза и опустила руки – только чтобы зажмуриться, когда её локти неожиданно соприкоснулись с руками, внезапно заключившими её в кольцо. Знакомые кисти зависли над струнами. Сакура сделала глубокий вдох. Она не слышала его. Он не дал ей ни малейшего шанса уклониться от его близости или отодвинуться. – Саске, – начала она, отчаянно стараясь игнорировать то, как сердце сжалось от его доминирующего присутствия. Неужели она снова рассердила его, посмев играть без разрешения? – Я ждала тебя. Я не собиралась бездельничать… Но Богу Смерти явно были не интересны её извинения и он прервал её. – Ты слишком сильно дергаешь струны, – его ровный голос тихо говорил ей в правое ухо. Сакуре пришлось приложить усилия, чтобы подавить дрожь, грозившую пронзить позвоночник ударом молнии. Он был так близко, что она касалась спиной его груди и могла чувствовать исходящее от него тепло. Не будь так напряжена! Твердила она себе, вспоминая совет Суйгецу. Мучительно медленно она заставляла свой позвоночник понемногу расслабляться. – Смотри, – пробормотал Саске и заиграл – с восхитительным мастерством. Сакура могла лишь восхищенно слушать завораживающе красивую мелодию. Его длинные, элегантные пальцы танцевали на струнах, лаская серебряные нити, а не пощипывая. Она с ужасом осознала, что её тело автоматически расслабляется, когда музыка трогает её душу. Она ни на секунду не могла отвести глаз от его рук. Когда мелодия затихла, между ними повисла пауза, которую Сакура использовала, чтобы собрать свои разлетевшиеся мысли. – Это было потрясающе, – произнесла она, её руки взлетели к струнам, рядом с его. Не раздумывая над следующими словами, она выпалила: – Можешь научить меня? «Прекрасная идея, – саркастично прощебетал внутренний голос. – Ведь странному Богу Смерти явно нечем заняться в свободное время». «Может поэтому он так не торопился с ответом?» – встревоженно думала Сакура. Секунды текли и напряжение между ними, которое сняла музыка, начало подкрадываться в компании с ускоренным сердцебиением. А потом Саске заметил: – Кажется, ты знакома с некоторыми нотами. Сакура наблюдала, как его руки легко обхватили её запястья, перемещая их на арфу. – Ой, нет, – отозвалась она, качая головой. – Я никогда не играла на арфе. В смысле, – добавила она бездумно, – кроме того раза, когда я вместе с Наруто дурачилась на одной в аудитории, но не думаю, что это считается. Она была искренне озадачена, когда пальцы на её запястьях внезапно напряглись – слабо, но ощутимо. – Наруто, – безэмоционально повторил он имя. Восприняв это как невысказанную просьбу идентифицировать человека, которого она имела в виду, Сакура пояснила: – О, Наруто это мой крайне громкий и бестолковый друг. Саске, казалось, обдумал её просьбу обучить основам игры на инструменте, потому что отпустил её запястья. Она услышала тихий шорох одежды, сказавший, что он поднялся на ноги. Сакура обернулась к нему и удивилась тому, что он был одет менее формально, чем обычно; в свободную черную рубашку с длинными широкими рукавами и серебряными резными деталями на плечах и манжетах. Шнурки на воротнике были развязаны, поддразнивая видом приоткрытой верхней части торса. На ногах были черные брюки, свободно собранные от колен и захваченные на икрах ремнями сандалий. В левом ухе мерцала капля из сапфира в серебре. Сакуре казалось, что он выглядит еще более греховно, чем обычно, в своем традиционном черном одеянии. Подойдя к графину с амброзией, стоящему у камина, он бросил на нее взгляд из-под черных ресниц. – И как давно ты знаешь этого… Наруто? – поинтересовался он, произнося имя отстраненно, словно оно было непозволительным в приличном обществе словом. Озадаченная этим вопросом и несколько сбитая с толку тем фактом, что он, казалось, заинтересовался её жизнью на поверхности, Сакура поднялась с подушек и ответила: – Несколько лет. Он перевелся из другой школы. Саске, начавший наполнять амброзией два серебряных кубка, замер. Неужели это та история, которую этот идиот скормил бедной наивной Сакуре? Какую еще бесстыдную ложь сообщила ей Цунаде? Уголок его рта дернулся; призраком презрительной усмешки. Ничто не мешало ему раскрыть правду о так называемых друзьях Сакуры. Мысль о том, чтобы сделать это, разбить окружающие её стеклянные стены, выглядела соблазнительно. Это будет несложно, он знал, после того, как она преодолела первичное отрицание, изменить её отношение к людям с поверхности и использовать это в своих интересах. Единственное, что его удерживало от этого – непонимание, почему Цунаде и другие прошли через такие сложности, чтобы держать Сакуру в полном неведении об их истинных сущностях. И о том, чем она тоже была на самом деле – как он только начал понимать. Слишком поспешное вмешательство было бы неразумным, особенно если бы существовала действительно важная и оправданная причина скрывать все от Сакуры – причина, которая защищала ее. Как только Саске поймет, что это, от кого или от чего они стараются её оградить, он без колебаний разорвет все нити обмана, сплетенные вокруг девушки. Он гадал, насколько охотно она вернется к тем, кто лгал ей всю жизнь, как только узнает правду. Подойдя к ней, он молча протянул руку, предлагая кубок с амброзией. Взгляд Сакуры встретился с его собственным, и он прочел в нем неуверенность. – Не знаю, – произнесла она. – Кажется, оно слишком сильно действует на меня. Бог Смерти не отвел руку и, когда она неохотно приняла, она поняла причину. Он наполнил кубок лишь наполовину. Маленькая порция, которую она получала прежде. Это подтолкнуло её вспомнить о вопросе, который она хотела задать ему, о схожести амброзии с лекарством, которое мама давала ей во время тех состояний. – Саске, – начала она, смотря на сверкающую жидкость в кубке. – Средство, которое мама давала мне во время приступов… оно было похожим, – подняв на него глаза, она мотнула головой, искренне недоумевая. – Как это возможно? Амброзия же доступна только богам? Как моя мама могла её получить? Взгляд Саске пронизывал её. Его молчание становилось нервирующим. Сакура снова посмотрела на напиток и подумала о другом божестве. О том, как это божество жаждет вернуть её матери. Её начало покалывать от странного ощущения. Теперь, когда она задумалась об этом, разве она раньше не замечала в кабинете матери книг, касающихся антропологии и фитомедицины из разных культур? Неужели мама нашла способ каким-то образом получить амброзию на земле? Было ли это вообще возможно? О чем ты думаешь? Зашептал голос разума в голове. Как ты можешь подумать о том, что твоя мать может быть связана со всем этим? Но как еще Цунаде могла получить доступ к вину? Потребность в объяснениях горела яростно внутри. Она посмотрела на Саске в надежде получить ответ. Он подошел к большому, инкрустированному драгоценными камнями сундуку, который Сакура при своем осмотре комнаты каким-то образом упустила из виду: он расположился между двух напольных канделябров. – В мире множество секретов, Сакура, – произнес он. С легким рывком он поднял крышку, демонстрируя завораживающую гору золотых монет и безделушек. Сакура тут же подошла ближе, не в силах отвести глаз от сверкающего блеска золота, отражающего свет свечей. Саске продолжил, почти гипнотизируя её слух шелковистым голосом. – Есть те, кто жаждут найти богатства, спрятанные в скрытых местах, – он взял пригоршню монет и демонстративно пропустил между пальцев. – Другие желают вечную молодость. Кто-то ищет знания, – его глаза вновь вцепились в нее. – Те, кто слишком зациклился на их раскрытии, получают безвременную кончину. Глаза Сакуры расширились. Не намекает ли он на то, что её мама гонится за запретным знанием? Или богатством? Или?.. У нее внезапно перехватило дыхание, когда дикое предположение ворвалось в мысли. Молодость. Разве её мать не следила зорко за тем, чтобы на лице не появилась лишняя морщинка? «Нет, – отрицал тонкий голосок в голове. – Мама никогда не сделает чего-то столь глупого». Веки Саске опустились. Он положил руку на заостренный кончик чего-то, похожего на копье. Когда он извлек это из горы монет, Сакура обнаружила, что смотрит на украшенную гранатом золотую корону. – Такова была судьба многих смертных королей, – добавил Саске, позволяя короне упасть на груду мерцающих богатств с оглушительным грохотом. Сакура остановилась у сундука, молча взирая на его содержимое. И снова Саске не ответил ей прямо. Однако что он хотел сказать – это лишь породило новые вопросы в голове. Но разве он только что не предупредил её о судьбе людей, которые заходят в запрещенные для них места? Что делает её иначе жаждущей знаний? И в чем смысл идти далеко за всем, что он упомянул, когда биологические часы человека тикают все ближе к концу? Взволнованная, она выпила напиток одним глотком, нуждаясь в утешительном тепле, что он давал. Саске наблюдал за ней ястребиным взглядом. В ожидании момента, когда амброзия начнет действовать. Когда она расслабится. – Люди рождаются, – тихо начала Сакура. – Живут. Всю жизнь учатся, работают, чтобы выжить. Но когда умирают, ничего не могут взять с собой. Деньги, богатства… даже знания, – она достала из сундука монету неправильной формы. Это то, ради чего начинались войны. Удручающая правда заключалась в том, что большую часть разговоров на поверхности начинало богатство. Деньги в буквальном смысле были силой. Серьезно, почему это так важно, когда финал для всех одинаков? Все, что ждет человека, когда его срок подходит – надгробие и могила. – В чем смысл? Саске предвидел её вопрос. Тот же, что смертные задавали с начала времен. – У всего есть цель. Его голос вывел её из задумчивости. Долгое время они смотрели друг на друга молча, и Сакуре пришло, что сейчас они находятся в самом долгом взаимодействии за все время. Это ощущалось… странно. Но не совсем неприятно. Когда его ладонь без предупреждения легла на область её сердца, Сакура быстро начала обдумывать, не было ли то, что она чувствовала, неприятным. Как и всегда, её тело внутри реагировало на его прикосновения. Это было нечто, что она не могла контролировать, как бы сильно ни старалась. Взгляд Бога Смерти на мгновение опустился, словно он мог чувствовать, как сердце стучит под ладонью, прежде чем он посмотрел прямо Сакуре в глаза. Они были широкими, зрачки почти полностью поглотили радужку. – Это сердце, – спокойно начал он, сохраняя зрительный контакт, пристально наблюдая за её лицом и реакцией. – Почему оно бьется? На её очаровательном лице промелькнула неуверенность. Он видел, что она смутилась, не зная, как реагировать. Он сильнее надавил ладонью, уточняя: – Ради чего ты живешь, Сакура? В голове Сакуры нарисовалась абсолютная пустота. Она знала, что его вопрос связан с её собственным, заданным несколько минут назад, но… это было то, что она никогда не обдумывала. Кто, кроме философов и религиозных лидеров, действительно в обыденной жизни посвящал время таким глубоким думам? На поверхности она всегда была слишком занята в колледже и с друзьями. Она никогда не измеряла свое истинное качество жизни. Конечно, она всегда была рада, что у нее есть крыша над головой, уютный дом, вся одежда, какую она хотела, и полная тарелка еды. Но у нее было странное чувство, что Саске говорил не об этом, и она вдруг обнаружила, что размышляет над истинным смыслом вопроса. – Ну, я… – медленно, осторожно начала она, стараясь не обращать внимания на то, как комфортно лежала его рука. Словно идеально подходила ей. – Я хочу помогать другим. Я хочу спасать жизни. Жизнь. Она придавала этому большое значение. Её ответ лишь раздул пламя подозрений, что появились о ней. – А если ты не сможешь? – продолжил Саске; тон его был по-прежнему небрежным, ничем не выдавая внутренних мыслей. Он с живым интересом наблюдал, как в её яблочно-зеленых глазах укрепляется решимость. – Тогда я буду пытаться спасти столько, сколько смогу. – Почему? Теперь она выглядела озадаченной. Словно не ожидала, что он продолжит разговор. – Почему? – эхом повторила она, качнув головой. – Потому что это то, что делают доктора, Саске. Заботятся о людях. – Ты будешь тратить годы своей жизни, продляя жизни тех, кто в конечном счете все равно умрет? – его голос звучал скептично. Словно он до конца не мог понять, зачем ей тратить столько времени и сил на достижение цели, выглядящей в его глазах бесполезной. Сакура заставила себя не сводить с него глаз, когда рука над сердцем проскользила вверх, кончики его пальцев коснулись её левой ключицы. От этих касаний под его пальцами потрескивали крошечные электрические разряды. И снова ей потребовались все силы, чтобы не удостаивать это вниманием. – Никто не хочет видеть, как его близкие умирают, – произнесла она, когда его пальцы на миг замерли. Саске, смотрящий на собственную руку у основания её шеи, снова перевел на нее взгляд. Чувствуя, что все еще не убедила, она продолжила: – Если я могу сделать людей счастливыми, пусть и ненадолго продлив их жизнь, разве это не стоит того? Его темные глаза сузились. – Человеческие лекарства вызывают побочные эффекты. Жизнь, продленная ими, часто проходит в мучениях. – И все же это лучше, чем окончательная смерть, если есть хоть малейший шанс вылечить человека. Между ними повисла пауза, во время которой правитель Подземного мира взвешивал её слова. – А что с теми, кого ты не можешь спасти? – задал следующий вопрос Саске; его пальцы возобновили свой путь, очерчивая линию слева от её горла. Это было опасно чувственное прикосновение: столь легкое, едва заметное, но все же способное вызвать такое волнение внутри. Словно землетрясение, сдвигающее пластины у самого ядра. Это было тревожное и незнакомое чувство, и Сакура не знала, как с ним справиться. – Я знаю, что некоторых людей нельзя спасти, – она ответила так спокойно, как смогла. – Поэтому я буду делать все возможное, чтобы уменьшить их боль. Саске покачал головой. – Сакура, – произнес он почти снисходительно. Она сглотнула от внезапных изменений в его голосе. – Смерть – это единственное освобождение. Брови Сакуры сомкнулись в хмуром взгляде. – Может это и так, но я не могу просто стоять и ничего не делать. Жизнь должна быть сохранена любым, доступным мне способом. – Даже когда пренебрегают её неприкосновенностью? – возразил он, задержав руку на шее. – Зачем помогать тем, кто делает зло другим, кто намеренно причиняет вред своему телу? – Потому что каждая жизнь – бесценна, даже если некоторые люди этого не видят, – отозвалась Сакура. – Люди не имеют права судить друг друга, Саске. Всегда есть причины, по которым они выбирают свои пути. Ты ведь бог; ты это понимаешь. Что-то промелькнуло в его глазах, и у Сакуры возникло чувство, что он удовлетворен её ответами. Однако его следующая фраза застала её врасплох. – Сакура, – он растягивал её обычное имя, заставляя его звучать более соблазнительно, чем Сакура могла себе представить. – Ты живешь ради других – но пренебрегаешь своими желаниями. Дрожь внутри становилось все труднее сдерживать, особенно когда Саске шагнул вперед; так, что они почти касались друг друга телами. – И какова цена такого самоотречения, – прошептал он, заставляя сердце Сакуры затрепетать, и наклонился, чтобы многозначительно добавить прямо на ухо: –…ты не живешь. Она закрыла глаза, сражаясь с собой, чтобы сохранить неподвижность. Его присутствие было слишком возбуждающим, её нервы уже были на пределе. Заставив шевелиться отказывающий в эту секунду язык, она произнесла: – Ты управляешь смертью. Что ты можешь знать о жизни? – Хм, – тепло его выдоха пошевелило пряди над ухом. К счастью, его рука тут же опустилась, и он обошел её кругом с размеренной медлительностью. – Я слышу их сожаления, – сообщил он. – Их страхи и причитания. – Остановившись позади нее, достаточно близко, чтобы чувствовать сладкий цветочный аромат, исходящий от волос, он закончил тише: – Их желания. Ногти Сакуры впились в кубок с такой силой, что если бы он был сделан из мягкого материала, навечно оставили бы следы. На нее нахлынуло облегчение, когда она почувствовала – но не увидела, – как он отходит, не прикасаясь к ней вновь. Её позвоночник едва-едва держался ровным. Но когда она совершила глупую ошибку и обернулась, она начала погибать. Саске подошел к покрытой скатертью столу, где стояла широкая золотая ваза с фруктами. В ней лежали необычайно крупные алые плоды. Она моментально их опознала. Гранаты. Сакура смотрела, как он взял маленький нож, воткнутый в один из гранатов, и использовал, чтобы разрезать фрукт на две части. Потом он оставил нож и откусил прямо от раскрытой половины, что держал в руке – с таким же спокойствием, словно бы ел яблоко. Он остановился у камина, казалось, не обращая внимания, на то, что она открыто следит за ним. Её внимание вернулось к той половине, что он оставил в чаше. Она могла видеть съедобные зерна – но ни одной знакомой желтой губчатой мембраны, от которой так раздражает их отделять. Потом ей пришло в голову, что она еще никогда не видела столь крупной, блестящей мякоти. Цвет был даже более насыщенного малинового оттенка, чем у тех, что она видела в банкетном зале. Они блестели от влаги, и Сакура поймала себя на мысли, что не верит Чизу, утверждавшей, что плоды кислые. У нее вдруг возникло ужасное желание попробовать их. Её взгляд снова метнулся к Саске, откусившего от граната вновь и наблюдающего за огнем. Удивительно, изумленно подумалось Сакуре, что половина плода по размеру была как целый на поверхности. Моргнув, правитель Подземного мира резко повернул голову, чтобы искоса взглянуть в её сторону, словно наконец осознав её внимание. Заметив, куда был направлен её взор, Бог Смерти опустил глаза и сглотнул – прежде чем вновь посмотреть на Сакуру. Темная бровь понимающе поднялась, и, не говоря ни слова, он протянул ей половину нетронутой стороной. Привлекательность его молчаливого жеста и то, как он поймал её взгляд, было сокрушительным и абсолютным. Сакура мгновенно и необъяснимо оказалась в ловушке. Возможно, именно завораживающий свет камина, что танцевал и отбрасывал блики на его скульптурное лицо, не давал отвести от него взгляд. Возможно, насыщенный пряный аромат, висящий в воздухе, заставил её почувствовать себя странно пьяной. Возможно это был зов невинных объемных, блестящих зерен – почти греховный от того, что Саске держал их. Или все же расслабляющий эффект амброзии наконец начал действовать. Что бы ни было тому виной, ноги без раздумий тянули её вперед – ближе, ближе, пока она не оказалась прямо перед ним. Кроваво-красные крупные бусины призывно блестели. Его голова, отрешенно откинутая назад, склонилась, а всепоглощающие глаза поймали Сакуру на месте. ‘Попробуй', – расплавленным черным бархатом голос ласкал её разум. Губы Сакуры приоткрылись – и она впилась зубами в нежную мякоть. Невероятная сладость, не похожая ни на что испробованное ранее, взорвалась на языке. Насыщенный, дразнящий аромат охватил чувства – настолько всепоглощающий, что заставил её прикрыть глаза. Тихий вздох вырвался из легких, когда зубы раздавили зерна, заставляя их лопнуть и выпустить райский нектар. Никогда прежде… никогда прежде она не пробовала ничего столь восхитительно прекрасного – столь мягко-сладкого и сочного… Саске смотрел на нее с широко раскрытыми глазами. Его сердце колотилось. Она съела фрукт. Небольшую часть, шесть больших зерен – но сейчас он не желал давать ей больше и не мог себе позволить в открытую наслаждаться победой, о которой Сакуре неизвестно. Потому что поле его зрения сузилось и все, что он мог видеть – багровое пятно на её розовых приоткрытых губах. То, как сок стекал из уголка её рта вниз по нежному изгибу подбородка. Чистое, чувственное соблазнение, заманивающее его к себе. Как смертельная зависимость, как самый сладкий яд – и она божественно выглядела в алом. Это всколыхнуло глубоко внутри что-то плотское, что-то, что полыхало за пределами стойкости, и тогда Саске понял. В этот самый момент он понял, что больше не может сдерживаться. Остатки граната были выброшены из руки. Они с глухим стуком упали на пол, алые бусины рассыпались по ковру. Сакура только проглотила сочную мякоть, намереваясь наслаждаться каждой секундой – и внезапное ощущение тепла, коснувшееся левого уголка губ, застало её врасплох. Её глаза распахнулись и разум, все еще отвлеченный остатком чудесной сладости фрукта во рту, оказался сбит с толку происходящим. Этой доли колебания Саске было достаточно, чтобы завладеть её губами. Сакура резко вдохнула, оцепенев в ошеломлении. Легкие забыли о дыхании. Предательский ум споткнулся и забыл, как думать. На мгновение, заставившее остановиться и сердце, и время, она могла лишь чувствовать – обнаружив, что совершенно не готова к лавине чужеродных ощущений, нахлынувших на нее, сгорая от тепла и мягкости губ Саске, прижавшихся к её. Поцелуй был легким. Медленным. Чистым. Словно он стремился проверить неясную и неизвестную территорию. Но этого было достаточно, чтобы заставить сердце Сакуры бешено забиться, и когда руки Саске дразняще скользнули по обнаженной коже её рук, это было так, словно его пальцы одновременно испускали прицельную комбинацию огня, молний и льда через каждое нервное окончание её тела, оставляя её одновременно горящей, замерзающей и испытывающей острые покалывания. Его прикосновение произвело на нее головокружительный и пугающий эффект одновременно. Что это за тревожные чувства? Они сбивали с ног сильнее, чем все, что она раньше испытывала в его присутствии, и оставляли дрожь внутри. Когда Саске отстранился, Сакура оцепенело и безмолвно оставалась на месте. Смотря на него широко раскрытыми, шокированными глазами, она медленно подняла руку к губам. Мучительное осознание того, что её первый поцелуй был украден Смертью, теперь ударил со всей силы, вызывая тремор. Тот факт, что она не ответила взаимностью, утешал мало и лишь усугублял положение. Она не отдала ему первый поцелуй. Он забрал его – это было чем-то совершенно иным. Это произошло так неожиданно, появилось ниоткуда. Вот она ела гранат – а в следующую секунду… Она густо сглотнула. Бог Смерти смотрел на нее взглядом, которого она не видела прежде. По тому, как вздымалась его грудь, она понимала, что он изо всех сил пытается восстановить дыхание. Последовавшая за этим напряженная тишина оглушала. Они смотрели друг на друга. Сакура была первой, кто сломался, не в силах больше терпеть. Изо всех сил стараясь сдержать жгущие глаза слезы, она выдавила из себя: – Что ты делаешь? Хотя она знала ответ. Конечно знала. Но гордость предписывала столкнуться с ним лицом к лицу. В устах Суйгецу это звучало так просто. Но в реальности все стало намного сложнее. И почему её глупое, глупое сердце не перестает беспощадно колотиться? Когда Саске ничего не ответил, она продолжила; дрожащий голос выдавал множество противоречивых эмоций, разрывающих её изнутри. – Ты бог, Бог Смерти, – покачала головой и, сделав шаг назад, добавила с нарастающей тяжестью: – я человек… это неправильно, Саске! Он моргнул, выражение его лица вновь стало безразличным, и он двинулся вперед: медленно, осторожно, словно опасаясь расстроить еще сильнее. Его движения лишь усилили её беспокойство. Она продолжила отступать. – Я создаю правила, Сакура, – напомнил ей Саске, намекая на то, что у нее нет причин бояться, быть осужденной кем-то еще. У Сакуры от недоверия отвисла челюсть; она остановилась, заставляя его сделать то же. Так выглядит его оправдание? Именно он решает, по какому пути пойдет её душа после смерти, поэтому все нормально? Как… как бесстыдно высокомерно… просто ожидать её согласия, не принимать во внимание её чувства по этому поводу, как абсолютно неправильно это выглядело с учетом обстоятельств – обстоятельств, которые он выбрал. Она с трудом дышала, охваченная почти ослепляющей яростью, которую не испытывала ни раза в жизни. Но где-то за ней, тоненький голосок шептал, что если бы она действительно хотела, она бы смогла прийти в себя и оттолкнуть Саске, когда он приблизился. Это приводило её в еще большую ярость – и на него, и на себя. Было трудно держать в голове слова Суйгецу и план побега, когда в жилах кипел гнев. Она знала, что должна успокоиться. Собраться. Когда она вновь заговорила, ей потребовалось немало усилий, чтобы сдержаться и не сбежать. – Ты отнял мою свободу, – прошипела она, – ради чего? Ради этого? Саске заметно напрягся. Словно бы её слова задели его за живое или, что еще удивительнее, вправду обидели. В его глазах промелькнул опасный блеск – что-то темное и враждебное. Пространство между ними было заполнено тягучей, удушливой тишиной. Затем, прищурившись, Саске холодно произнес: – Ты не пленница здесь, Сакура. Сакура растерялась, не находя слова. У него хватало наглости заявлять это, когда он похитил её с поверхности, сказал, что его мир теперь её новый дом, и явно не собирался возвращать обратно, пока не сделает все, что хочет – если вообще собирался? Когда он заковал её ноги в кандалы? Короткий, горький, почти истерический смешок сорвался с её губ. – Ты.., – в изумлении начала она. – Ты же не можешь вправду думать, что я верю тебе… Взгляд Саске стал каменным. Ничего не говоря, он поднял левую руку и один раз щелкнул пальцами. Она почувствовала внезапное, мимолетное давление на лодыжки, за которым последовал пульсирующий жар – а потом что-то ослабло и с мягким стуком упало на пол. Моргнув, Сакура опустила глаза; ошеломленный мозг пытался осмыслить то, что они видели. Золотые браслеты, которыми Саске сковал её, лежали на полу. Она выдохнула, её мысли кружились в какофонии недоумения. Справа её обдало потоком воздуха. За одно мгновение Саске оказался рядом. – Верь мне, – язвительно прошипел он ей в ухо. А в следующий миг он покинул опочивальню, оставив Сакуру ошеломленно взирать на лежащие у ног браслеты.