Quietus

He speaks to me truths, Which take in theft, All I ever knew, And all I possess, Never had I thought, In my heart or my head, That I would find solace, In the arms of Death.

      — Возможно, они решают этот вопрос спаррингом, — монотонно размышлял Сай. — Хотя на мой взгляд в этом мало смысла: разве это не неподобающее поведение для старых друзей — нападать друг на друга с кулаками?       Какаши устало вздохнул.       — В этом-то и проблема, Сай, — ответил он смиренным тоном. — Саске больше не признает Наруто своим другом. Я боюсь, что теперь он рассматривает весь мир как своего врага.       Сай, который считал всю концепцию дружбы довольно трудной для понимания, задумался над этим. По правде говоря, он просто испытывал облегчение от того, что все еще был жив. Он находился почти в ужасе от мысли, что Саске передумает сохранить ему жизнь и схватит раньше, чем он достигнет поверхности. Однако Сакуре явно удалось сдержать гнев правителя Подземного Мира, и за это Сай был обязан ей своей жизнью.       — Он опаздывает, — прокомментировал посланник, бессмысленно указывая на очевидное.       Не в силах больше сосредоточиться на книге в руках, Какаши скользнул одиноким видимым глазом к часам на стене. Действительно, два часа, которые он предоставил Наруто, уже прошли. Разрываясь между верой и мыслью подождать еще немного, прежде чем поднять тревогу или решить действовать немедленно, он поднялся со своего места, засунув руки в карманы темно-синих брюк, и направился к окну.       «Мы договорились ровно через два часа, — рассуждал он про себя. — Я не могу позволить себе рисковать, когда в этом замешан Саске…».       В этот самый момент раздался однократный стук во входную дверь, заставивший обоих обитателей комнаты обратить взгляды в сторону коридора. Не говоря ни слова, Какаши быстро направился к двери, выкрашенной в оттенок красного дерева. И действительно, через глазок с другой стороны показался мрачный Наруто.       Какаши отпер замки и впустил его, и сразу же заподозрил, что все прошло не слишком хорошо — по удрученному виду, с которым Наруто прошел мимо него. Голова низко опустилась, плечи поникли.       Закрыв дверь, Какаши последовал за ним в скудно обставленную гостиную.       — Наруто?.. — начал он вопросительно.       Его голос, казалось, подействовал как спусковой крючок, потому что Наруто сразу же задрожал: напряжение от сдерживания чувств, наконец, захлестнуло его. Тяжелые рыдания вырвались из его груди. Звук был настолько прерывистым, что Какаши почувствовал, как его собственное сердце упало.       Что, во имя Олимпа, произошло в Подземном Мире? Что было так ужасно, так совершенно невыносимо, что вечно оптимистичный Наруто, который никогда не сдавался — даже когда сталкивался с чудовищными трудностями — был доведен до такого жалкого состояния абсолютного поражения?       Стало еще хуже; Наруто рухнул на четвереньки на пол, рыдая так, как на памяти Какаши не рыдал с момента новости о безвременной кончине своих родителей.       Сай был сильно озадачен и слегка встревожен столь тревожным проявлением эмоций и не знал, что делать или говорить. Он мудро держал рот на замке, оставив Какаши разбираться с проблемой.       Тот же опустился на колени и схватил Наруто за левое плечо.       — Наруто! — воскликнул он настойчиво. — Что случилось?       Но Наруто лишь покачал головой, не в силах вымолвить ни слова. Его попытки говорить глушились рыданиями, сотрясавшими все его тело, и всхлипываниями, которые он так отчаянно пытался подавить, бессмысленно вытирая нос рукавом джемпера.       Какаши сжал челюсти за маской. Он не собирался этого терпеть. Это был не тот Наруто, которого он знал! Какими бы мрачными ни были новости, он никогда не терял надежды.       Старейшина схватил Наруто за другое плечо и рывком поднял его на ноги. Тот продолжал рыдать, и Какаши грубо встряхнул его, пытаясь вывести из истерического состояния.       — Наруто! — резко окликнул он. — Возьми себя в руки.       — Т-ты не понимаешь, — всхлипнул Наруто. — Мы с-слишком поздно, Какаши-сенсей! Мы опоздали! — он издал громкий вой, вытирая глаза тыльной стороной другой руки, снова согнувшись пополам, когда опустошение новой волной накрыло его.       Сердце Какаши екнуло. Что он имел в виду, говоря, что они опоздали?! Саске причинил вред Сакуре после визита Сая во дворец? Он моргнул, отказываясь поддаваться панике. Он ничего не узнает, если Наруто продолжит так отчаянно рыдать, это точно.       Как его успокоить? Какаши решил, что у него не осталось выбора. Дернув Наруто наверх, он ладонью огрел его по голове слева.       Боль, казалось, наконец заставила Наруто сосредоточиться, потому что он икнул, его блестящие голубые глаза с красными прожилками, принявшие темный кобальтовый оттенок, наконец поднялись, чтобы встретиться с глазами Какаши.       — Что случилось? — требовательно спросил тот.       Ничто не могло подготовить его к тому, что он услышал дальше.       — С-Сакура-чан, — пробормотал Наруто, все еще всхлипывая. — Она ... она съела Фрукт... — Его голос прервался на последнем слове — слове, которое обрушилось на Какаши с разрушительной силой всепоглощающего цунами.       Фрукт! Он больше не мог сдерживать свою тревогу.       «Нет, — подумал он про себя в полном неверия ужасе. — Нет!»       Схватив Наруто за плечи обеими руками, он снова встряхнул его.       — Ты уверен? Наруто!       — Саске сам это сказал!       Его хватка на Наруто была почти сокрушительной, пока Какаши боролся за сохранение невозмутимости. Однако удержать безумные мысли от скоростного движения по катастрофическим маршрутам оказалось непросто.       Если Сакура действительно съела Плод Мертвых... запретный гранат Подземного мира… все было кончено. Она никогда не сможет уйти — и весна никогда больше не расцветет на поверхности, сколько бы времени от жизни Сакуры ни осталось.       Саске… В груди поселилась мучительная тяжесть от осознания того, насколько жестоко мстительным стало божество смерти — как низко стоило пасть, чтобы прибегнуть к наказанию их таким бессердечным способом. «Почему? Что ты наделал?..»       Горе Наруто, тем временем, наконец-то сменилось гневом.       — Этот ублюдок! — взорвался он. — Я убью его! Я убью его!       Какаши убрал руки; мысли кружились в бесконечном порыве, когда кое-что внезапно пришло ему в голову. Он почувствовал, как проблеск оптимизма прогоняет надвигающуюся тьму, что начала собираться в его сознании.       Он не выслушал историю до конца. Возможно, еще не вся надежда была потеряна.       — Сколько их? — наконец спросил он.       — Что?.. — Наруто, глаза которого все еще были полны слез, не сразу понял вопрос.       — Сколько зерен она съела?       Наруто испуганно моргнул.       — Сколько? — тупо повторил он. — Я не… Какаши-сенсей, какое это имеет отношение к делу?       — Я думаю, количество зерен, которые съедает человек, напрямую соответствует продолжительности времени, в течение которого он должен оставаться в Подземном мире, — проинформировал Сай, вклиниваясь в разговор.       Наруто смущенно нахмурился, когда его взгляд переместился с Какаши на Сая, а затем снова на Какаши.       — А?       — Он прав, — кивнул старейшина. — Так Саске уточнил, сколько зерен?       — Эм, нет, — покачал головой Наруто. — Он просто сказал, что она его съела, так что я подумал…       — Нет, — перебил Какаши, подняв руку. — Если мы не будем знать наверняка, что Сакура съела двенадцать зерен, у нас могут быть шансы вернуть её!       — Но Какаши-сенсей, — в отчаянии воскликнул Наруто. — Он не будет слушать! Даже после того, как я рассказал ему, что произойдет, если он не вернет Сакуру-чан... — он внезапно в страхе зажал рот ладонью, осознав, что выдал слишком много.       Какаши замер; чувство ужаса внутри него значительно усилилось, когда он задался вопросом, как, во имя Зевса, Наруто мог сделать что-то настолько безрассудное.       Но в этом-то и заключалась проблема; именно он отправил Наруто в Подземный мир. Какаши в тот момент очень сожалел, что поддался его настойчивым мольбам. Следовало прислушаться к собственным инстинктам и отправиться туда лично.       Наступила напряженная тишина; Наруто замахал руками в отчаянной попытке подавить ярость, которую он почувствовал в своем старом учителе.       — Ты сказал ему что? — наконец пробормотал Какаши.       Сердце Наруто бешено забилось. Он знал, что гнев Какаши проявляется как тихая буря – именно поэтому он был таким пугающим.       — Я ... — он запнулся, побледнев от строгого взгляда. — Какаши-сенсей, он заставил меня! Он сказал, что если я не раскрою ему правду о Сакуре-чан, он убьет ее!..       — Как ты мог быть таким беспечным, Наруто! — разочарованно выругался Какаши. —Я предупреждал тебя ни при каких обстоятельствах не упоминать о Сущности! — Он взмахнул руками. — Саске может быть в сговоре с нашим врагом!..       — Ты меня слушаешь? — закричал Наруто, вцепляясь в свои волосы. — У меня не было выбора! Этот ублюдок угрожал убить ее!       Какаши сжал челюсти. Бесполезно было спорить и терять головы обоим. Это не помогло бы ни им, ни Сакуре. Им нужно успокоиться. Проведя рукой по своим тонким серебряным прядям, он глубоко вздохнул, обнаружив, что снова вынужден разгребать беспорядок, созданный Наруто.       — Что еще? — он сменил тему. — Ты спрашивал его о пропавшем флаконе?       Наруто мрачно опустил взгляд.       — Нет.       Какаши раздраженно поднял глаз к потолку; внутри он боролся с быстро ускользающим терпением.       — Тогда ты выяснил причины действий Саске?       — Нет, — ответ был наполненным виной.       — То есть на самом деле ты ничего не добился, — как ни в чем не бывало подметил неуместно улыбающийся Сай.       — Закрой свой проклятый рот, Сай! — повернулся к нему Наруто. — Ты тоже облажался! — и тут же начал оправдываться перед Какаши: — У меня не было шанса. Он знал о печати на Сущности, и застал меня врасплох, сразу же спросив об этом…       Какаши резко вдохнул. Саске уже знал о печати? Как?       — Это плохо, — пробормотал он. — Если Саске знает, то кто-то другой, должно быть, сказал ему, а это значит, что он не единственный в курсе.       — Когда я спросил его, он сказал, что никто этого не делал, — сообщил Наруто. Слезы наконец-то прекратились, и он просто стоял, переполненный смесью уныния и гнева.       Голова Какаши начала пульсировать от бремени тревожных мыслей. Возможно ли, что Саске сумел выяснить это самостоятельно? Он всегда был проницательным и умным божеством – фактически одним из самых умных в своем Клане.       Наруто, заметив напряженные морщины на лбу своего сенсея, тяжело сглотнул.       — Я все улажу, — начал он. — Какаши-сенсей, я все исправлю. Я пойду к нему еще раз и заставлю его понять. На этот раз я использую свои кулаки, чтобы вбить в него здравый смысл!       Какаши, однако, покачал головой.       — Мы пытались сделать по-твоему. Ты доставил достаточно проблем, Наруто. С этого момента я возьму все на себя.       — Но Какаши-сенсей!       — Хватит, Наруто! — Какаши наконец вышел из себя. — Мы больше не можем держать это в секрете!       Глаза Наруто расширились. Он не мог смириться с тем, что слышал.       — Нет, Какаши-сенсей! Мы можем справиться сами!       — Я больше не стану защищать Саске, — Какаши прямо встретился взглядом с ним. — Не после того, чему он позволил случиться. Не тогда, когда мы не знаем его истинных мотивов. И не за счет Сакуры!       Наруто выдохнул.       — Ты не можешь, — прошептал он в ужасе. — Ты не можешь им сказать. Тогда у него не будет возможности когда-либо вернуться к нам…       Какаши отвернулся, игнорируя боль в собственном сердце, и серьезно заявил:       — Он никогда не собирался возвращаться.

***

      Навязчивая мелодия карусели наполнила ее уши, пока лошадь, на которой она сидела, поднималась и опускалась в мягком, успокаивающем ритме.       Но колотящееся в груди сердце препятствовало успокоению. Сакура видела, как глупо вскарабкалась на завораживающий аттракцион — и с совершенной ясностью вспомнила, что произошло дальше.       Когда лошадь остановилась, в животе у Сакуры запорхали бабочки. Она знала, кого увидит у панели управления, когда повернет голову.       Она знала, кто пришел за ней. Карусели всегда будут ассоциироваться с ним.       Закрыв глаза, она заставила себя не смотреть. Возможно, если бы она этого не сделала, все сложилось бы по-другому.       Однако было уже слишком поздно. Когда она снова подняла веки, то обнаружила, что больше не сидит на лошади. Вместо этого она стояла у панели управления аттракционом. Смотрела на руку, задержавшуюся прямо под кнопкой «СТОП».       Задавалась вопросом, что произойдет, если она нажмет на нее.       — Сакура…       Все ее тело содрогнулось от ощущения теплого дыхания, щекочущего пряди волос над правым ухом. Ее имя было выдохнуто в шелковой ласке, от которой по ее спине пробежал электрический ток.       — Ты нашел меня, — произнесла она, не совсем понимая, зачем говорит это. Знала лишь, что в глубине души по необъяснимой причине надеялась на это – так же сильно, как и боялась его прихода.       Стальные руки обхватили ее за талию, и она прижалась спиной к теплому, сильному телу.       — Пойдем со мной, — прошептал он, и его голос был чистым соблазнением, окутывающим ее чувства, словно черный бархат.       Она сказала себе, что не хочет этого — что он уведет ее в те самые тени, которых она всегда так ужасно боялась. Но ее глаза уже закрывались. Тело сдавалось. Ее голова сама по себе склонилась вбок, когда гладкие губы чувственно скользнули по изящному изгибу ее шеи, оставляя дразнящие мурашки по всей обнаженной коже.       — Да, — прошептала она; согласие автоматически слетело с ее языка, когда ее тело, казалось, растаяло под его.       Короткое слово отразилось оглушительным эхом, когда черный дым повалил внутрь, окутав их обоих покровом тьмы.

***

      Пульс Саске стал неуклонно учащаться. Сакура наконец зашевелилась и начала медленно приходить в себя.       Он расхаживал по комнате, нехарактерно обеспокоенный. Сакура скоро проснется. Почему он чувствовал себя так катастрофически неподготовленным? Разум прокручивал одни и те же вопросы снова и снова, сводя его с ума.       Что он должен ей сказать?       Какую часть правды он раскроет?       Сколько?       Неужели он ничего не скажет ей, чтобы держать ее в блаженном неведении, чтобы защитить ее, как предупреждал Наруто? Или скажет половину, чтобы снять хотя бы часть обмана, который затуманил ее зрение? Или выдаст полную версию, но без деталей?       Саске мысленно выругался, расстроенный, и провел рукой по непослушным темным волосам. Он должен был принять решение и быстро. Он уже знал, что не мог просто рассказать Сакуре все, как бы сильно ему этого ни хотелось; существовали вещи, которые были слишком опасны для нее, которые могли ее раздавить – например, о ее судьбе. Судьбе, которую он собирался предотвратить всеми силами. Ей не нужно было знать о прошлых сосудах и о том, как каждое тело было обречено умереть молодым. Не сейчас— эта информация её бы только напугала. Ей не нужно было страдать от боли сильнее, чем действительно необходимо.       Но он и молчать не мог, Саске знал это. Она жила во лжи – и он не мог просто стоять в стороне и потакать этому фарсу.       Он мог бы рассказать ей о тех моментах, которые уже начали вызывать у нее подозрения, – таких как настоящая личность ее матери и тех на поверхности, кто был ей дорог. Она также хотела знать о приступах — он мог бы раскрыть их причину и просто не вдаваться в подробности о происхождении Сущности Коры.       Но что, если его решение рассказать ей немного правды обернется против него? Что, если Сакура будет подавлена и не сможет справиться или осознать реальность своей ситуации? Что, если она так расстроится, что это вызовет еще более сильный приступ? Сердце Саске пропустило удар от этих мыслей, что полностью выбили его из колеи. Был ли он действительно готов справиться с этим и любыми другими непредвиденными потенциальными последствиями?       Остаться в неведении и защищенной… или достаточно информированной и наделенной полномочиями, чтобы взять свою судьбу в собственные руки? Какой выбор предпочла бы Сакура?       Саске уже знал ответ. И он также знал, что на самом деле у него не было выбора. Если он собирался убедиться, что Сакура была последней полностью возрожденной формой Богини Весны, он не мог держать ее в неведении обо всем, даже если что-то пойдет катастрофически не так. Тогда у него все еще оставался последний способ — отчаянный шаг — обратить вспять потенциальный ущерб от его действий.       Если часть знаний, которыми он собирался поделиться с ней, навредит Сакуре, тогда он мог бы дать ей несколько капель воды Леты, вызывающей амнезию. И она снова забудет об этом.       Однако мысль о том, чтобы манипулировать ее памятью таким образом, вызвала у божества смерти отвращение. Это было неправильно на разных уровнях: вмешиваться в ее разум против ее воли, идти вразрез со строгими законами использования Леты. Но он сердито уничтожил чувство вины, которое последовало за простой мыслью об использовании священной реки, убедив себя, что не будет необходимости предпринимать такие экстремальные действия — потому что Сакура ментально сильнее всех других предыдущих сосудов, созданных Сущностью.       Конечно, она примет правду и найдет способ справиться с этим.       Он верил в это. В конце концов, Сакура уже продемонстрировала ему огромную стойкость и, приняв его мир и все в нем, доказала, что способна адаптироваться.       Тем не менее, не было никакого абсолютного понимания, как она отреагирует, когда он расскажет ей то, что она так отчаянно хотела знать. Будет ли она плакать? Кричать на него? Попытаться покинуть его Царство? Последняя мысль вызвала жжение в горле. Саске напрягся, готовясь к неизбежной конфронтации, когда Сакура позади него издала тихий стон.       Веки Сакуры дрогнули, открылись, сильная головная боль сконцентрировать в висках. Она моргнула, на мгновение смутившись, когда обнаружила, что смотрит на красиво оформленный потолок. Ее мозг вяло распознал и, наконец, зарегистрировал окружение.       «Что случилось?..»       Прошло несколько секунд – и затем все встало на свои места. Не успела Сакура задать себе этот вопрос, как на нее нахлынули воспоминания.       Шокирующее появление Сая и болезненный уход.       Ужасающая ярость Саске.       Спор, который возник между ними.       Реальность, где Сай был еще более ненормальным, чем она когда-либо могла себе представить.       И, наконец, Саске запускает Шаринган, выжигая неоспоримую команду в ее сознании.       Сакура вскочила так быстро, что на нее накатила волна головокружения. Она не обратила на это особого внимания, слишком разгневанная, чтобы зацикливаться на том, как комната поплыла вокруг нее.       Почему этот сводящий с ума, приводящий в бешенство придурок — божество? Он вырубил ее только потому, что не хотел ей отвечать, и оставил ее спящей в кресле!       Как унизительно!       Она повернула голову — и ахнула, когда ее взгляд упал на того самого придурка, о котором она внутренне кричала. Он стоял у большого камина, пристально вглядываясь в мерцающее пламя.       — Саске! — воскликнула она, немедленно возмутившись. Ей показалось, что она увидела, как он напрягся при звуке ее голоса – или, может быть, это было просто ее воображение. Слишком рассерженная, чтобы обращать на это внимание, она спустила ноги с кушетки, намереваясь встать. — Я не могу поверить, что ты отключил меня!       Но у Саске явно были другие планы. Он резко повернул голову; свет пламени отразился от его дымчатых радужек. В одно мгновение он сократил расстояние между ними, как раз когда Сакура поднялась на ноги.       Его правая рука сжала ее левое плечо, решительно толкая ее обратно в сидячее положение.       — Что ты?.. — требовательно начала она; прекрасные черты лица нахмурились, когда она попыталась снова подняться.       — Сядь, — приказал он, резко оборвав ее хмурым взглядом, и надавил рукой сильнее, давая понять, что он не позволит ей встать.       Она открыла рот, чтобы возразить, но он бросил на нее предупреждающий взгляд. Затем он удивил ее, небрежно пододвинув один из изящно сконструированных одиночных стульев ближе к тому месту, где она сидела, и поставив напротив.       Она уставилась на Саске в искреннем замешательстве, когда он сел на мягкое бархатное сиденье; его колени оказались менее чем в полуметре от ее.       Зловещее и необъяснимое чувство страха внезапно охватило Сакуру, когда инстинкт предупредил ее, что это совсем не похоже на Саске. Своей позой он напомнил ей о врачах и медсестрах в больницах, когда у них есть разрушительные новости, которые они должны сообщить встревоженным семьям неизлечимо больных пациентов.       Ее раздражение по отношению к нему испарилось, только чтобы смениться чем-то еще более неприятным. Нервозностью.       Саске пристально посмотрел на нее; его быстрый ум работал, чтобы найти оптимальный способ заговорить. Он знал, что необходимо действовать осторожно; он не хотел пугать ее с самого начала, но Саске никогда не был тем, кто смягчает или приукрашивает слова. Сказать ей правду, которая, как он знал, должна была ее расстроить, было бы непросто для того, кто не знал, как сформулировать фразу, чтобы она не звучала грубо.       Тактичная речь всегда была одной из бесчисленных сильных сторон его старшего брата. Саске стиснул зубы. Теперь он понял, почему не чувствовал себя готовым. Он только что сам переварил правду и теперь столкнулся с мучительной задачей пересказать ее фрагменты по-своему.       Тч. Это будет сложнее, чем он ожидал…       Сакура, тем временем, становилась все более встревоженной. Почему он так на нее уставился?       — Саске? — она вглядывалась в его лицо в поисках каких-либо намеков на то, о чем он думал, и находила его таким же непроницаемым, как и всегда. — Что такое? В чем дело?       — Ты спрашивала об амброзии, — заявил он.       Сердцебиение Сакуры начало учащаться, когда она вспомнила вопрос, который она задала ему о своей матери, прежде чем он беззастенчиво заставил ее уснуть. Неужели он сейчас собирается ей все рассказать? Потрясенная его внезапной, открытой уступчивостью, она с подозрением неуверенно покачала головой. Что, черт возьми, произошло, пока она была без сознания? Что заставило его передумать, если он явно был против этого раньше и потому вырубил ее?       Решив, однако, не испытывать судьбу, она ответила:       — Да.       Он моргнул. Да. Она хотела знать правду – и этого было достаточно, чтобы сказать ей. Он должен был это сделать: она заслуживала знать. Его ярость из-за несправедливости ее судьбы не позволит ему больше позволять ей нежиться в неведении.       И все же он чувствовал необходимость предупредить ее.       — Ты хочешь правды, — продолжил он.       Сакура посмотрела на него с опаской, словно ожидая внезапного подвоха.       — … Да.       Однако, похоже, не было никакого подвоха. Взгляд Саске встретился с ее взглядом.       — Что, если тебе не понравится то, что ты услышишь? — потребовал он. Его глаза были жесткими и сверкающими подобно черным бриллиантам.       Сакура сглотнула. Нервозность внутри превращалась в шепот дурного предчувствия. Он, казалось, испытывал ее решимость – или давал ей последний шанс отступить. Она не была вполне уверена, что больше походило на правду.       — Я справлюсь с этим, — храбро ответила она.       — Но можешь ли ты принять это? — задал следующий вопрос Саске, пристально наблюдая за ней.       Опасения усилились. Сакура разорвала зрительный контакт. На ужасное мгновение она замолчала, почувствовав, что вот-вот услышит что-то, что, несомненно, изменит ее жизнь — навсегда.       Иначе зачем бы Саске предупреждал ее, хотя раньше никогда так не делал?       Наконец, она ответила:       — Если бы я не могла, ты бы мне не говорил. — Сделав глубокий вдох, она снова посмотрела на него и убежденно сказала: — Я рискну.       — Хн. — Глаза Саске на мгновение опустились. Ему придется внимательно следить за реакцией Сакуры. Он снова посмотрел на нее. — Ты что-нибудь видела? — Когда она озадаченно уставилась на него, он подсказал: — Пока спала.       Сакура нахмурилась — это было не то, что она ожидала услышать в первую очередь. Какое это имеет отношение к ее матери? Она порылась в своей памяти. Она была уверена, что что-то видела, но потом ей приснилась карусель, отчего прежние воспоминания стали смутными и нечеткими. И она определенно не хотела думать о втором видении, которое последовало за этим, — о том, как она почувствовала, как чьи-то губы дразняще коснулись ее кожи.       Она боролась с румянцем, который угрожал заалеть на щеках. Это казалось таким реальным. К ее ужасу, кожу на правой стороне ее шеи начало покалывать при одном воспоминании. Сакура была в ярости на саму себя. Что на нее нашло? Она уже была достаточно напугана, чтобы обнаружить, что ее мозг начал придумывать неуместные, воображаемые сценарии ее отношений с Саске. И сейчас определенно было не время зацикливаться на этом! Это просто глупая, глупая, запутанная, сумасшедшая альтернативная версия воспоминаний ее разума об их первой встрече. Вот и все.       — Мне кажется, я видела лес, — ответила она, надеясь, что он не заметит ее внезапного смущения. — Но на этот раз я не могу вспомнить это отчетливо.       Она все еще не могла последовательно вспоминать сны самостоятельно. Это успокаивало Саске. Значит, у нее все еще было много времени.       — Почему ты спрашиваешь? — Сакура слегка наклонилась вперед, любопытство победило ее краткий приступ дискомфорта. — Ты узнал что-нибудь новое о том, что означают эти сны?       Что-нибудь новое? Это еще мягко сказано. Он узнал все.       — Твои видения — это воспоминания, — повторил он то, что говорил ей раньше.       Сакура затаила дыхание. Неужели она наконец получит ответы?       — Чьи?       Саске невольно заколебался. Вот он — момент, который начнет разрушать стеклянный купол, который ее друзья и семья на поверхности создали вокруг нее.       — Божества, — ответил он как ни в чем не бывало, а затем сделал паузу. Ему нужно было дать ей достаточно времени, чтобы осознать каждую деталь, которую он собирался ей рассказать.       Он наблюдал, как брови Сакуры удивленно взлетели вверх, прежде чем сошлись вместе, образовав недоуменную гримасу.       Правильно ли она его расслышала?       — М?       — Воспоминания принадлежат умершей богине, — пояснил Саске.       Сакура недоверчиво уставилась на него.       — Что? Но в этом нет никакого смысла, — она покачала головой. — Как это вообще... почему я должна их видеть? — она замолчала, заметив странный взгляд, который бросил на нее Саске.       Она проглотила внезапную сухость во рту.       — Что?       Правда сама собой сорвалась с кончика языка бога смерти.       — Они содержатся внутри частицы, запертой внутри тебя, Сакура.       Он ждал, что откровение поразит её, но почувствовал всплеск раздражения, когда выражение лица Сакуры сменилось с изумления на внезапное веселье.       Саске уставился на нее. Она находила это забавным? Это было совсем не смешно!       — П-прости, — она разразилась коротким приступом смеха и тщетно пыталась подавить веселье, прикрыв рот рукой. — Но ты бы слышал, как нелепо это звучит, Саске. — Она снова подавила смешок. — Я имею в виду, это просто совершенно… — ее голос затих, когда она увидела, как глаза божества смерти неодобрительно сузились из-за ее неуместного приступа смеха. — Это просто... — ее заплетающийся язык не смог закончить начальную фразу.       Потому что именно тогда это обрушилось на нее – волна удушающего, ужасающего осознания, которое быстро поглотило любые неуместные, затяжные чувства веселья.       Он действительно так думает.       Последовало тяжелое молчание, в котором она изо всех сил пыталась смириться с тем, что он ей говорил.       — Ты… — наконец смогла прошептать она, и ее губы приоткрылись в жалкой тревоге. — Ты действительно… ты не шутишь…       Он слегка повернул голову вправо; сережка в левом ухе сверкнула. Сакура получила подтверждение, которое ей на самом деле не требовалось, — что он никогда не был более серьезным.       Сакура медленно выдохнула, впившись ногтями в край сиденья. В этих бездонных глазах было что-то такое, что заставило ее сердце забиться еще сильнее и быстрее. Внезапно всем, о чем она могла думать, стало предупреждение, которое он дал ей, когда она так смело заявила, что может справиться с правдой.       «Сможешь ли ты принять это?».       Она сглотнула. Чувство страха становилось все сильнее. Маленькая часть ее умоляла, чтобы она спросила только о своей матери. Но большая часть знала, что уже слишком поздно поворачивать назад: мешала жгучая потребность разобраться во всем том, что она слышала.       — Я ... — она запнулась. — Это просто ... о чем ты говоришь? Что ты имеешь в виду, говоря, что во мне есть частичка богини? Это просто безумие! Я человек!       — Да, — согласился он.       Сакура прижала левую руку к груди и прерывисто вздохнула, еще более сбитая с толку, чем когда-либо.       — Тогда почему она должна быть во мне? Как это могло случиться?       Это была та часть, где Саске было необходимо немного отклониться от истины. Чтобы защитить ее — чтобы она не узнала о предыдущих сосудах и ужасе прошлых действий Кроноса. Он знал, что эта информация действительно ошеломит ее – и он не мог позволить этому случиться.       — Она выбрала тебя, — заявил он.       Это не было полной ложью. Сущность решила создать Сакуру в ее нынешней форме. На несколько секунд Сакура была потрясена и потеряла дар речи. Что, черт возьми, он говорил? Она не знала, чего ожидать, но подобное точно не появлялось в её мыслях.       — Выбрала меня, — бездумно повторила она, отчаянно пытаясь собраться с мыслями, но это становилось все труднее. В основании ее горла образовался огромный ком, и она начала ощущать все большее беспокойство и тошноту. — Что ты имеешь в виду под «выбрала меня»? Кто она?       — Частица Весны.       Дыхание Сакуры замерло. Даже когда он это сказал, она не могла в это поверить.       — Весны? — тупо переспросила она. — Ты имеешь в виду, как сезон?       Его пристальный взгляд на ее лице оставался твердым в молчаливом подтверждении. У нее внутри находилась какая-то мистическая частица, которая каким-то образом была ответственен за приход весны? Сама идея звучала нелепо. В детстве у нее никогда не было никаких особых способностей.       Саске ошибся. Он должен был ошибиться.       — Нет, — тихо сказала она. — Нет. Это невозможно. — Вспомнив уроки естествознания, она автоматически продолжила: — Вращение Земли отвечает за смену времен года.       Что-то промелькнуло в радужках Саске, когда её взгляд остекленел, и он наклонился вперед. Как он и ожидал, она замкнулась в скорлупе отрицания.       — Подумай, Сакура, — он начал объяснять. — Когда у тебя случаются приступы?       «Весна», — ответ громоподобно отозвался в ее черепе. В глубине души она каким-то образом знала, что Саске не лгал ей. Зачем ему врать о чем-то столь ужасном? Точки, безусловно, соединялись. Единственная проблема заключалась в том, что Сакуре было ужасно трудно принять полную картину, которую они формировали.       Так называемая "частица", терзающая ее тело, была ответственна за боль, которую она испытывала каждый год в начале весны всю жизнь? Это было ответственно за то, что мучило ее воспоминаниями, которые ей не принадлежали?       Божество смерти могло видеть мелкую дрожь, которая начинала сотрясать ее тело. Возможно, он раскрыл слишком много.       — Почему я? — прошептала она.       Ее чувство тревоги усилилось, когда взгляд Саске оторвался от ее глаз.       — Саске! — она заговорила громче, протягивая руку, чтобы крепко схватить его за правое предплечье. Ее глаза блестели от слез. Он видел, что она изо всех сил пытается сдержаться, когда почти умоляла: — Почему это выбрало меня?       Что-то скрутилось внутри него. Он не мог сказать ей правду. Вместо этого он ответил уклончиво:       — Она не может выжить сама по себе. Ей нужен совместимый сосуд.       Совместимый сосуд? Шок и опустошение Сакуры росли. Она была чем-то вроде временного человеческого контейнера для частицы, которая потеряла свою первоначальную форму? Она делила свое тело с сущностью-паразитом, которая заставляла ее легкие задыхаться от недостатка кислорода всякий раз, когда начинался весенний сезон?       Последствия этого были слишком ужасны, чтобы думать об этом.       — Совместимый? — недоверчиво переспросила она. — Оно просто случайно решило, что хочет жить во мне? Ты это хочешь сказать?       Саске не ответил. В этом не было необходимости.       Изумленная Сакура удивлялась, как из всех людей именно ее сочли подходящей хозяйкой. Единственное, что у нее было общего с весной, – имя и экзотический цвет волос, который соответствовал вишневым деревьям, которые цвели в начале сезона.       Ее мозг отчаянно пытался поместить происходящее в контекст.       — Она выбирала других до меня?       Саске колебался. Он знал, что искажает правду, заставляя ее поверить, что она была просто случайным сосудом, выбранным по прихоти останков Богини Весны. Но разве у него был выбор? Он не мог сказать ей, что она оказалась последним воплощением в бесчисленной череде тех, которые были обречены умереть с того момента, как запечатанная Сущность создала их.       — Да, — сухо ответил он.       Сакура судорожно выдохнула, ее рука соскользнула с Саске. Ее голова склонилась, и она зажмурилась, изо всех сил стараясь не заплакать.       Но она чувствовала, как горячие, влажные слезы побеждают, когда они потекли из уголков глаз. В этом не было никакого смысла! Она была обычной человеческой девушкой, которая хотела стать медиком. Почему частица богини весны выбрала ее тело в качестве дома? У нее и близко не было умственных и физических сил, необходимых для того, чтобы нести такое ужасное бремя, заботиться о чем-то, что было так решительно выше нее во всех мыслимых отношениях.       — Нет, — она уныло закрыла лицо руками, качая головой. — Я нормальная, — отчаянно настаивала она. — Я всегда была нормальной!       Саске неловко наблюдал за ней. Ему все еще предстояло нанести завершающий удар, который повергнет ее мир в смятение.       Внезапно Сакуре в голову пришла идея. Резко вдохнув, она снова посмотрела на безмолвное божество смерти.       — Она может уйти? - с надеждой спросила она. — Ты можешь вытащить это из меня?       Саске покачал головой.       Сакура больше не могла сдерживать сдавленные рыдания, снова опустив лицо в ладони.       «Нет, — сказала она себе. — Нет! Этого не могло быть!».       Сначала она обнаружила, что Сай не совсем человек – а теперь она сама несла в себе что-то божественное, что даже не принадлежало ей?       — Я не понимаю! - воскликнула она, зажмурив глаза. — Я не понимаю, почему она выбрала меня! Я... я ничто! Я никто!       Но разве Саске не выбрал ее тоже? Сердце Сакуры дрогнуло, когда ужасная мысль пришла ей в голову. Последний кусочек головоломки встал на свое место с почти слышимым щелчком.       Ее мать.       Амброзия.       У нее перехватило дыхание. Наклонившись вперед, уперев локти в колени и обхватив руками голову с обеих сторон, она распахнула полные слез глаза, судорожно вздохнув.       — Моя мама... - ошеломленно прошептала она. Ее сердце теперь беспорядочно колотилось внутри нее, на грани того, чтобы полностью вырваться из груди. — Амброзия…       — Без амброзии она стала бы нестабильной внутри твоего смертного тела, – объяснил Саске. — Твоя мать знает это.       Ужас Сакуры стал абсолютным – ибо она чувствовала каждой клеточкой своего существа, что это, несомненно, правда. Она вдруг вспомнила все случаи, когда просыпалась ночью, страдая от приступов, которые становились все более интенсивными и мучительными по мере того, как она становилась старше. Была ли эта частица внутри нее всю ее жизнь? Неужели ее мать ничего не сделала, чтобы предотвратить это или помочь ей? Знала ли она об этом с самого начала – но никогда не считала это достаточно важным, чтобы действительно сказать ей?       Мысль, еще более ужасная, чем любая другая, тогда с неистовой силой вторглась в ее разум. Была её мать… была ли ее мать той, кто поместил частицу в нее?       Такая вероятность была слишком ужасающей, чтобы она могла подвергнуть ее словесному сомнению. Сердце Сакуры словно разрезали на куски, когда острое лезвие предательства пронзило его.       Затем Саске произнес слова, которые подтвердили ее самые большие опасения, слова, которые ее разум уже обдумывал, но упрямо отказывался воспринимать. И с этими восьмью словами вся вселенная Сакуры начала распадаться.       — У нее есть амброзия... потому что она богиня.       Сакура ахнула. Красивое лицо матери всплыло в ее мыслях. Эти теплые, медовые глаза. Ее грозный нрав. Ее неизменные, вечно юные черты лица.       Грудь Сакуры болела. Голова пульсировала, когда она поймала себя на том, что задается вопросом, как она могла быть смертной, если женщина, которая предположительно была ее "матерью", не являлась человеком.       Была ли она вообще ее матерью?.. Или это тоже ложь? Может быть, поэтому ей никогда не говорили, кто ее отец?       — Нет, — рыдала она. Она уже не знала, что реально, а что нет. Она почувствовала слабость. Головокружительную. Дезориентирующую. Ей отчаянно хотелось вырваться из кошмара, который она переживала, но рядом не было никого, кто мог бы ее утешить. Никого, кроме Саске, и ужасающей правды, которую она больше не желала слышать.       — Она не хотела, чтобы ты узнала, — продолжал царь Подземного Мира.       — Остановись, — захныкала Сакура. — Пожалуйста, не надо!       — Есть и другие, — безжалостно вещал Саске, игнорируя ее просьбу. Почему-то он не мог остановиться. Он был зол — и каждое имя, которое он произносил дальше, было подчеркнуто силой его кипящей ярости.       С каждым именем Сакура чувствовала, как стены, олицетворяющие жизнь, которую, как она думала, она знала и любила на поверхности, раскалываются и разрушаются все сильнее, бросая ее разум и сердце в тиски безжалостного хаоса.       При каждом имени ее сердце сжималось, словно его разрывали в кровавые клочья мстительные, чудовищные когти.       — Сай.       Его лицо промелькнуло перед мысленным взором Сакуры. Странный, безэмоциональный художник.       — Куренай. Какаши.       Она снова ахнула, приблизившись к истерике. Онемевший разум изо всех сил пытался запомнить знакомые имена.       Ее преподаватели в колледже.       — Шикамару. Ли.       Ленивый гений и влюбленный толстобровый мальчик, который называл ее своим «Цветком юности».       — Неджи. Хината.       Стойкая Хьюга и её застенчивый, робкий двоюродный брат — один из ее самых близких друзей. Она подумала о них — но внезапно ей показалось, что она даже не может их узнать.       — Гай. Ирука. Шизуне.       Другие учителя. Лучшая подруга ее матери и старшая медсестра в больнице.       Шарада. Ее жизнь была не чем иным, как фарсом. Внезапно все, во что она верила, ускользнуло сквозь ее пальцы мелкими песчинками. Прочные основы мира, которые она знала до встречи с Саске, яростно раскачивались и рушились, отправляя ее в океан тьмы, беспомощную в борьбе с стремительными, мрачными приливами, что тянули ее ко дну. Она тонула, задыхаясь от силы боли, которая пронзала ее с неумолимой силой, разрывая внутренности на куски.       Не надо больше. Она заткнула уши в безнадежной попытке заглушить голос Саске. Она больше не могла это слушать! Но она все еще слышала его, и когда Саске прошипел последние два имени, ей показалось, что два железных гвоздя вонзились прямо в сердце, проколов его безвозвратно.       — Ино.       — Нет, — задыхалась она, в отчаянии раскачиваясь взад и вперед, безудержно всхлипывая. Ее лучшая подруга. Ей Сакура доверяла больше, чем кому-либо другому.       И затем прозвучало последнее, произнесенное с таким отвращением, что сердце Сакуры опасно забилось и разлетелось на миллион осколков.       — Наруто.       Она увидела смеющиеся ярко-голубые глаза. Улыбка была такой яркой, что могла соперничать с самим солнцем.       — НЕТ! — бессмысленно закричала она на Саске, поднимаясь на ноги. — Ты ЛЖЕШЬ!       Он тоже мгновенно вскочил со стула, когда она попыталась увернуться от него, чтобы покинуть комнату. Она не могла дышать, не могла сосредоточиться, не могла думать. Ничего не могла. Она знала только, что ей нужно выбраться, уйти как можно дальше от Саске, насколько это было возможно физически.       — Сакура… — он поймал ее за левое запястье и грубо развернул лицом к себе.       — Я не буду слушать! — она задыхалась, пытаясь вырваться, ее зрение было затуманено слезами, которые не переставали скатываться. Она была неуправляема, эмоционально расстроена, близка к гипервентиляции. Она и близко не была похожа на себя обычную, рациональную. Весь здравый смысл и логическое мышление покинули голову, полностью поглощенные зияющими челюстями истерии и шока, ее тело подпитывалось исключительно жестоким циклоном эмоций, бушующим в ней.       — Отпусти меня! — истерически закричала она и содрогнулась, будто его рука была огненными оковами. Внезапно непреодолимая, обжигающая сила пронеслась сквозь океан мучений, оставив ее бездыханной и пораженной.       Ярость. Сакура резко возненавидела его и всю боль, которую он обрушил на нее с той проклятой секунды, которую выбрал, чтобы похитить ее. Она ненавидела его за то, что он заставил ее подвергнуть сомнению все, что она когда-либо знала, за все противоречивые, ужасные вещи, которые он заставлял ее чувствовать. И больше всего на свете она ненавидела его за то, что он отнял и полностью разрушил ее последний оплот безопасности, единственное, за что она так отчаянно цеплялась все то время, что провела с ним.       Горечь отвращения затопила все шансы на связное мышление. Оно закружилось назревающим, поднимающимся водоворотом внутри нее, неудержимо кипя, обжигая, как кислота, и достигло кончика языка, где было выплюнуто, как яд, в Саске, в форме трех слов, которые поразили его сильнее, чем любой физический удар.       — Я НЕНАВИЖУ тебя!       Глаза Саске слегка расширились. Затем он сердито посмотрел на нее сверху вниз. Она хотела знать! Почему она вымещала на нем свое негодование и разочарование?       Он не понимал ее. И снова она сводила его с ума.       — Ты хотела правды, — возмущенно рявкнул он.       Даже когда слова сердито сорвались с его губ, он знал, что это было неправильно, что он не помогал Сакуре разобраться. Было очевидно, что она отчаянно нуждалась в утешении — но Саске не знал, как это дать ей. Его сердце бешено колотилось в груди. Он презирал это тревожащее ощущение.       Правда причинила ей боль, как он и ожидал. Но он никогда не мог предвидеть такой глубины страданий. Сакура так смертельно побледнела, что Саске охватило тошнотворное чувство тревоги.       Что, если она не сможет принять это? Что, если в своем стремлении заставить ее ненавидеть их так же, как он ненавидел за то, что они держали ее в неведении, он действительно зашел слишком далеко? Что, если он поспособствовал тому, чего больше всего боялся, — запуску пружины, которая приведет к ее безвременной кончине?       «Нет, — он яростно отверг это в своем уме. — Это был просто шок и первоначальный гнев. Она ошеломлена и расстроена, ей нужно время, чтобы осознать это – и тогда она справится с этим. Чтобы стать окончательной формой Коры, она должна была это сделать».       Чувствуя бессмысленную потребность что-то сказать, несмотря ни на что, он резко произнес:       — Они скрыли это от тебя, Сакура!       — Нет! — снова крикнула она, ее голос был грубым и хриплым от эмоций. С внезапным приливом силы, что застал Саске врасплох, ей удалось вырвать свое запястье из его хватки, прежде чем быстро протиснуться мимо него. — Оставь меня В ПОКОЕ!       Затем, когда она, безутешно рыдая, выбежала из комнаты, Саске пришло в голову, что предоставление Сакуре пространства было единственной формой утешения, которую он мог предложить.       Проглотив горечь в горле, божество смерти застыло в неподвижности. Что-то невыносимо и тяжело заныло глубоко в груди, когда три слова эхом отозвались в его голове, мучительно отрикошетив в черепе.       «Я ненавижу тебя».

***

— Эта невыносимая женщина, — в отчаянии пробормотал под нос Джирайя, укрывшись в одной из множества пещер, окружающих горные границы Конохи. Цунаде, как обычно, вела себя упрямо, невыносимо сварливо, отказываясь принимать всерьез любые предложения или советы, которые он ей озвучивал.       У нее всегда была проблема: она полагала, что вино и женщины — единственные две вещи, о которых он что-то знает. Хотя Джирайе и в голову не пришло бы отрицать, что он, безусловно, был очень хорошо образован в этих двух конкретных темах, существовало множество других вещей, в которых он считал себя хорошо обученным.       Не то чтобы Цунаде когда-либо удосуживалась заметить это. В прошлом она всегда была слишком занята, заискивая перед своим неадекватным любовником, и так и не смогла смириться с его смертью.       Джирайя нахмурился; маска беззаботного веселья, которую он предпочитал демонстрировать миру, почти исчезла с его лица. Он не собирался праздно ждать, пока они назначат встречу с Данзо. Он никогда до конца не доверял этому человеку.       Пришло время взять дело в свои руки. Конечно, с небольшой помощью одного из немногих божеств, которых он мог выдержать.       — Я получил твое сообщение, — заявил он, сразу почувствовав прибытие своего спутника. — Звучало довольно срочно. Даже панически. Это не похоже на тебя, Какаши.       Седовласый мужчина вздохнул, произнося слова, которые он хотел бы никогда не произносить.       — Это из-за Саске.       Легкая, понимающая улыбка изогнула губы Джирайи, когда он стал вслух размышлять:       — Мне было интересно, сколько времени тебе потребуется, чтобы прийти поговорить.

***

      Несмотря на толстый барьер, образованный массивными двойными дверями и мощно построенными стенами, он все еще слышал приглушенные звуки ее рыданий. Хмурый Саске беспокойно расхаживал взад и вперед за пределами ее комнаты, взволнованный и нетерпеливый больше чем когда-либо.       Он никогда прежде не чувствовал себя так — столь напряженным и на взводе. Он был уверен, что ему это не нравится. На самом деле, он категорически ненавидел чужеродные эмоции, которые сеяли хаос в его теле. Но было невозможно сосредоточиться на собственных чувствах, когда Сакура так долго запиралась в своей комнате и просто не переставала плакать.       Он намеревался дать ей время и пространство. Он оставался в гостиной до тех пор, пока был в состоянии стоять. Затем ноги сами по себе перенесли его в комнату Сакуры. Теперь он обнаружил, что не может уйти, как будто его уши были пленниками, вынужденными слушать ее плач.       Почему бы ей не остановиться? Как могло случиться, что кто-то такой маленький пролил так много слез? Он не мог понять, почему или как они так повлияли на него, так нехарактерно выбили из колеи и вывели из себя.       Сердитое божество смерти бесшумно прошествовало еще раз влево, прежде чем резко повернуться к дверям, подняв правую руку, чтобы постучать и подать сигнал о своем присутствии – только для того, чтобы в последний момент остановиться.       О чем он только думал? Она явно все еще была расстроена. Что хорошего было бы, если бы он вошел в комнату прямо сейчас? Он уже слышал несколько зловещих ударов и грохот, которые сигнализировали о том, что она швырялась предметами. Довольно точная интуиция Саске подсказала ему, что следующий предмет имеет почти стопроцентный шанс быть нацеленным прямо ему в голову, если он осмелится войти в ее комнату.       — Тч, — он внутренне выдохнул от разочарования. Пальцы, которые сжались в кулак с намерением постучать в двери, напряглись, когда он внезапно обнаружил, что рассматривает свою все еще поднятую руку, будто она ему даже не принадлежала.       И он поймал себя на том, что мрачно размышляет: с каких это пор он вообще начал прибегать к стуку, чтобы войти в комнаты в собственном дворце? Это было совершенно абсурдно. С какого момента он вообще начал задумываться о таких излишних человеческих привычках?       Он знал ответ. Это было ее проклятое влияние. Сакура заставляла его думать и делать вещи, которые раньше всегда казались ему немыслимыми. Вещи, которые всегда казались недопустимы для его гордости.       Саске сердито отдернул свою предательскую руку и прислонился к стене у дверей, скрестив руки на груди и угрюмо глядя в длинный коридор.       Хотя тело оставалось напряженно неподвижным, разум продолжал лихорадочно работать. Он не понимал, почему испытывает почти сводящую с ума потребность что-то сделать.       Она страдала из-за лжи, в которой жила на поверхности и за которую он не был ответственен. Однако он был ответственен за то, что избавил ее от фальши и причинил ей боль правды.       "Я ненавижу тебя".       Его челюсти сжались, выражение лица потемнело, когда ненавистные слова вернулись, чтобы снова вызвать беспокойство. Внезапно, почти против своей воли, он поймал себя на том, что мрачно размышляет обо всех действиях, которые он решил предпринять в стремлении удержать Сакуру в своем мире.       Раньше он мог бы ухмыльнуться своей сообразительности. На то, как старательно он замел свои следы. Но, очевидно, он недостаточно хорошо их спрятал. В конце концов, последний идиот каким-то образом сумел выяснить настоящее местонахождение Сакуры. И было ясно, что глупые Наруто и Какаши пытались сами разобраться в ситуации с Сакурой, не предупредив других божеств с поверхности.       Это была всего лишь еще одна из многих ошибок, которые они совершили.       Но вместо того, чтобы чувствовать самодовольство от того, что добился своего, как он сделал бы в прошлом, все, что Саске ощутил, была неприятная горечь в горле, когда он подумал о фрукте, которым он накормил ее из собственных рук. И Сакура... Она все еще понятия не имела, что значит съесть шесть безобидных на вид алых семян.       Он сглотнул. Чувство вины было эмоцией, практически неизвестной членам его гордого, величественного Клана. Саске когда-либо испытывал ее только в прямой связи с неспособностью предотвратить гибель своей семьи. Поэтому он находился в полной растерянности, чтобы четко осознать значение странной тяжести, которая упрямо лежала где-то глубоко в груди.       Эта тяжесть побуждала его действовать, двигаться; сделать что-то не для себя или своей собственной выгоды. На этот раз, ради Сакуры — пусть даже косвенно. Его грудь горела от совершенно незнакомого чувства. Он хотел бороться с этим, полностью отказаться от этого, но потом снова услышал ее тихие, прерывистые рыдания и обнаружил, что не может.       Он был так встревожен и недоволен, что, когда его разум внезапно выдвинул ему абсурдное предположение, он, не задумываясь, немедленно сорвался с места.

***

      В течение неизмеримо долгого времени Сакура оставалась запертой в своей комнате. Она выплакала больше слез, чем, по ее мнению, было возможно с медицинской точки зрения, пока реки, стекающие из ее глаз, полностью не высохли, а легкие не выдохлись от каждого дрожащего, прерывистого рыдания, которое они могли выдать. Она чередовала приступы истерического плача и приступы ярости, в одну секунду колотя по несчастным подушкам на своей кровати, а в следующую крепко прижимая их к груди. В конце концов она рухнула на кровать, умственно, эмоционально и физически истощенная.       Влага давно высохла на ее щеках, и Сакура замерла и затихла. Она лежала на правом боку, бессмысленно уставившись в пространство, у нее болело горло, дыхание было поверхностным, а в голове пульсировала боль.       Смешанное чувство шока, ярости и отрицания исчезло, оставив после себя только тупую, ноющую боль. Слова Саске повторялись в ее сознании снова и снова, снова и снова, мучая ее жестокостью того, что она наконец – после очень долгой и продолжительной борьбы – приняла за абсолютную правду.       Она знала, что это правда, потому что начала вспоминать мелочи, которые раньше всегда считала нормальными. Когда была такой наивной и доверчивой. Когда была такой жалкой, глупой и слепой.       Ее мать и ее друзья всегда были такими чрезмерно заботливыми — по мнению Сакуры, необоснованно. Она не могла вспомнить, когда в последний раз находилась одна до того, как Саске похитил ее. Потому что такого не происходило: по крайней мере один из ее друзей всегда находился с ней. Она просто была слишком занята глупыми подростковыми представлениями о дружбе, чтобы заметить, что у нее никогда не было своего личного пространства. Наруто, Ино, Шикамару или кто-то другой всегда сопровождали ее за пределами дома. Мать никогда не позволяла ей выпадать из их – или ее — поля зрения.       Она всегда настаивала, чтобы Сакура запирала двери дома. Она подарила ей ожерелье, которое должно было защитить ее – хотя оно не справилось с Саске. Сакура всегда получала строгие инструкции никогда никому не открывать дверь, когда она оставалась дома одна. И ее мать всегда постоянно проверяла, как она.       И теперь Сакура точно знала, почему. Не только потому, что она была единственным ребенком в семье. Она хранила что-то внутри себя: фрагмент, принадлежавший умершему божеству, которое выбрало ее своим временным сосудом. Как ее мать допустила это и как это вообще оказалось запертым внутри нее — вопросы, на которые у нее все еще не было ответов.       Она также понятия не имела, как она могла быть связана со своей матерью, если ее тело было смертным, как утверждал Саске, а у ее матери — нет. У Сакуры было странное чувство, что спрашивать об этом божество смерти бесполезно. Оно было непосредственным виновником ее срыва – но она знала, что не оно было ответственно за тот факт, что в ней находились останки богини.       Только ее мать могла дать ей объяснение, которого она так отчаянно жаждала и в котором нуждалась.       Затем она задалась вопросом, как Саске сам узнал правду. Говорил ли он с кем-то из ее близких? С ее матерью? Был ли он лично знаком с Цунаде? От этой странной мысли у Сакуры еще сильнее заболела голова. Было слишком тяжело даже думать об этом.       Она устало закрыла глаза. Ничто больше не имело смысла. Как она могла когда-нибудь вернуться к своему прежнему существованию? Теперь, сильнее чем когда-либо, это было невозможно. И все благодаря некоему божеству смерти, которое вошло в ее жизнь и безжалостно перевернуло все, что она знала, с ног на голову – в буквальном смысле.       Ее сердце сжалось, а глаза горели от новой потребности пролить слезы, на которые у нее больше не было сил. Саске. Если бы он не похитил ее, если бы он никогда не развеял блаженный пузырь, который окутывал ее всю жизнь, она бы ничего не узнала. Она все еще находилась бы на поверхности, жила бы своей обычной жизнью, совершенно не обращая внимания на близких людей – и на ужасную тайну, которую она таила в себе.       Ее левая рука была прижата к груди. Где именно он находился, этот фрагмент, который, как утверждал Саске, она хранила? В сердце? Она судорожно вздохнула, вспоминая жгучие боли в груди, которые возникали в начале каждой весны. Что произойдет, если его каким-то образом удалить?       Умрет ли она?       Она испуганно заскулила, свернувшись в более плотный клубок, и снова задала себе тот же мучительный вопрос. Почему? Почему такая ужасная сила хранилась внутри нее? И почему ее мать скрывала это от нее, называла все бесчисленные анализы крови и медицинские осмотры обычными процедурами?       Лезвие предательства ранило ее глубже, чем что-либо другое. Это было похоже на постоянное, невыносимое жжение. Как кто-то мог снова прийти в себя, когда все вокруг него, все, во что он верил, оказалось не более чем пародией?       Ее глаза снова открылись; негодующий гнев из-за того, что ее ввели в заблуждение те, кого она любила больше всего, медленно возвращался. Сквозь глубины горя и беспомощности в ней разгорелось внезапное пламя. И голос раздался из уголка ее сознания с удивительной силой и интенсивностью.       «Что хорошего тебе когда-нибудь приносили слезы? Эти лишь прихоть. Что это изменит сейчас? Ты пролила слезы — но что ты собираешься делать дальше? Останешься здесь и спрячешься навсегда, отвергая то, что является правдой, – или согласишься с тем, что не можешь изменить произошедшее, и встанешь и продолжишь борьбу?».       Она судорожно сглотнула. Сила, которую она черпала из возвращающегося уравновешенного мышления, медленно просачивалась в ее конечности, позволяя ей наконец пошевелиться. Она осторожно села, переводя взгляд на камин, и ей наконец удалось сосредоточиться на мерцающем пламени.       «Я не могу… Я не могу развалиться на части. Не сейчас, — яростно сказала она себе. — Это трудно, и это так больно, но если я смогла смириться с тем, что все это время находилась в Подземном мире, то я могу принять и смириться с этим».       У нее не было выбора. Она должна была справиться с этим — потому что продолжать плакать и валяться в отчаянии определенно не было оптимальным вариантом.       Она уже усвоила этот урок от Саске.       Сакура медленно выдохнула, с горечью пытаясь убедить себя, что это всего лишь еще один неожиданный и неприятный шок в череде непредвиденных происшествий, которые она пережила за относительно короткий промежуток времени.       Единственная разница заключалась в том, что эта ситуация оказалась самой ужасной. Она ошеломила до потери сознания, полностью выбила почву у нее из-под ног, надолго оставила ее калекой и почти поверившей, что она никогда больше не сможет стоять.       Но она сделает это. Сакура сглотнула и соскользнула с кровати, поставив ноги в сандалиях на пол, прежде чем подняться. Она сделала еще один глубокий вдох, направляясь к теплу камина. Теперь, когда у нее было время все переварить, она могла начать мыслить более рационально, более объективно.       Несомненно, у ее матери были свои причины скрывать от нее подобное. Несомненно, у ее друзей – других богов (было странно думать о них как в таком ключе) — тоже имелись мотивы.       Затем разум Сакуры резко остановил бег, когда ее внезапно осенило.       Суйгецу. Теперь она знала, почему он помогал ей. Ее мать наверняка послала его на ее поиски!       Она выдохнула, изо всех сил стараясь дышать ровно, даже когда сердце снова стало учащенно биться от ошеломляющей тяжести понимания.       Он все это время был таким скрытным в своих намерениях. Не потому ли, что ее мать потребовала от него молчать?       Должно быть так оно и есть! Сакура покачала головой, гнев снова вспыхнул в ее груди.       Затем ей пришло в голову кое-что еще. Что-то более нервирующее. Если ее мать действительно просила Суйгецу о помощи, она должна была в какой-то степени доверять ему — не так ли?       Если Бог Океана подтвердит ее подозрения при следующем общении, то как это изменит ее ситуацию? Будет ли она тогда, наконец, готова выполнить их первоначальный, согласованный план?       Однако мысль о том, чтобы ударить Саске в спину в этот момент, больше, чем когда-либо прежде, заставила ее почувствовать себя отвратительной.       Она попросила его рассказать правду. Он дал ей только то, чего она хотела. И она все еще подумывала о том, чтобы сделать что-то столь ужасное?       Как она могла? Но если она этого не сделает, как она вернется на поверхность и предстанет перед матерью и остальными?       Сакура потерла пульсирующую голову. Все было в хаосе. Она больше не могла думать. Ей нужно было выбраться из комнаты, чтобы проветрить голову — ей нужно было выбраться из дворца. Необходимость сделать это была почти удушающей.       Выйдя из спальни, она обнаружила Юме и Чизу, ожидающих снаружи. Юме, что сидела, прислонившись к стене и сгорбившись, вскочила при виде Сакуры.       — О! — воскликнула она. — Госпожа! Наконец-то вы вышли!       — С вами все в порядке, миледи? — лоб Чизу был озабоченно наморщен.       — Я в порядке, — глухо отозвалась Сакура. Затем, после минутного колебания, она спросила: — Где Саске?..       — У господина дела за пределами дворца, — ответила Чизу.       — Он велел нам присматривать за вами и проинструктировал нас не выпускать вас из виду! — Юме озабоченно кивнула. — С вами все в порядке, госпожа? Мы слышали, как вы так долго плакали…       — Вы выглядите ужасно бледной, — Чизу потянулась, чтобы взять Сакуру за руки. Она испуганно ахнула. — Боже мой! У тебя замерзли руки, дитя!       «Забавно», — подумала Сакура про себя, поскольку она совсем не чувствовала холода. На самом деле все ее тело странно онемело. Остатки шока — предположила она.       — Я в порядке, — повторила она.       — Не желаете что-нибудь съесть? — Юме придвинулась к ней поближе, словно пытаясь согреть. — Вы выглядите такой ужасно бледной, госпожа. Повар только что приготовил вкусный свежий суп. Я могла бы принести вам немного?       Прошло много времени с тех пор, как она что-нибудь ела, но аппетит, который у Сакуры мог бы быть раньше, полностью испарился. Сама мысль о том, чтобы положить что-нибудь в рот, вызывала тошноту.       — Нет, спасибо, — она рассеянно похлопала Юме по руке. — Я действительно не голодна. — Она сделала паузу, прежде чем сообщить им: — Я хочу пойти прогуляться.       — Конечно, моя госпожа, — понимающе кивнула Чизу. — Мы можем пойти в сад, если вам хочется…       — Нет, — перебила Сакура. — Я имею в виду, что хочу выйти за пределы дворца.             — О, — Юме обменялась нервным взглядом с Чизу. — Хм. Н-ну, госпожа. Видите ли ... — она неловко запнулась.       — Наш Повелитель приказал следить за тем, чтобы вы не покидали территорию дворца, моя госпожа, — вступила в разговор Чизу с извиняющимся видом.       Сакура стиснула зубы.       Что ж, внезапно она перестала обращать внимание на его инструкции. Она хотела прокатиться с Эос, чтобы прочистить мозги, и будь она проклята, если что-нибудь или кто-нибудь остановит ее.       Притворяясь покорной, она вздохнула.       — Тогда, я полагаю, нам лучше послушаться его приказов, — сказала она, фальшиво улыбнувшись.       Юме кивнула, неуверенно улыбнувшись в ответ с явным облегчением от того, что Сакура не спорила.       Сакура почти чувствовала себя виноватой. Почти.       — Тогда я просто пойду в конюшню, — пожала она плечами. — Надеюсь, вы не будете возражать, если я немного побуду наедине с Эос.       Старшая служанка, однако, колебалась.       — Господин приказал нам оставаться с вами…       — Простите, — извинилась Сакура. — Мне просто очень нужно побыть одной прямо сейчас. Если Саске вернется, ты можешь сказать ему, что я просила тебя дать мне пространство. Я уверена, что его кони все равно будут следить за мной для него.       Ее служанки обменялись неуверенными взглядами – разрываясь между строгими приказами своего господина и желанием Сакуры остаться наедине.       — До тех пор, пока вы не покинете территорию дворца… — неуверенно начала Чизу.       Сакура сжала их ладони в своих.       — Спасибо вам за понимание, — мягко сказала она. — Мы погуляем вместе позже.       С этими словами она рассталась с ними и направилась к конюшням, где ее ждала Эос. Ангельски выглядящая лошадь нетерпеливо высунула голову из-за деревянных барьеров при виде хозяйки и взволнованно заржала от неожиданного визита.       Сакура отметила, что три скакуна Саске также все еще были внутри, включая Аластора. Она сразу узнала темпераментного жеребца по тому, как он фыркнул дымом, увидев ее.       Молодой конюх, одетый в выцветшую коричневую тунику и мешковатые брюки, только что закончил чистить шерсть всех лошадей и вышел из дверей конюшни с ведром и щеткой в руках.       — Миледи, — веснушчатый рыжеволосый юноша вежливо поклонился ей.       — Как тебя зовут? — спросила Сакура. Ее поразило то, каким юным он казался. На вид ему было не больше четырнадцати.       — Сора, — мальчик застенчиво опустил светло-голубые глаза.       — Спасибо, что ухаживаешь за ней, — произнесла Сакура.       Сора моргнул, явно удивленный открытой благодарностью, выраженную ему господами. Непривычный к этому, он пробормотал, сильно покраснев:       — Э - э - э ... это ... это честь, миледи.       Сакура улыбнулась его милой застенчивости.       — Не мог бы ты, пожалуйста, оседлать ее для меня? — поинтересовалась она.       — Конечно, мисс, — юноша оставил свои чистящие инструменты и немедленно направился сделать то, о чем его просили.       — Привет, маленькая красавица, — Сакура повернулась к Эос, пока ждала, улыбаясь и нежно поглаживая ее шелковистую гриву. Вид ее верной лошади немедленно наполнил ее теплом. Сакура наклонилась, прижавшись щекой к опущенному лбу Эос. Через минуту она отстранилась, наблюдая, как Сора умело закрепил поводья.       Теперь, когда она однажды увидела, как это делается, она сказала себе, что в следующий раз сможет повторить без посторонней помощи.       — Она готова, мисс, — Сора почесал затылок. Неловкое движение смутно напомнило ей Наруто, когда он был смущен, – и у Сакуры в горле образовался новый ком.       — Спасибо, — улыбнулась она. — Не мог бы ты помочь мне подняться?       Мальчик повиновался без единого слова, соединив руки в перчатках, чтобы подсадить ее в седло. Как только Сакура удобно устроилась в нем, она произнесла, успокаивающе похлопав Эос по шее:       — Пожалуйста, передай своему господину, когда он вернется, что я пошла на мост. Он поймет, где это.       Сора кивнул, отступая в сторону, чтобы позволить ей свободно управлять лошадью.       — Да, миледи.       С этими словами Сакура наклонилась вперед и прошептала Эос желаемые координаты.

***

      Саске отрешенно уставился на неподвижную фигуру перед собой, один уголок его губ приподнялся в презрительной усмешке.       Этот дурак больше не станет вмешиваться. Он позаботился об этом. Протянув руку, он легонько приложил первые два пальца правой руки ко лбу человека в коме, действуя до того, как тот успел передумать.       Отпусти, приказал он.

***

      Гай тяжело вздохнул, разглядывая мерцающие высоко вверху звезды.       — Ты помнишь те дни? — он пожаловался человеку, сидевшему рядом с ним на вершине холма. Любому наблюдателю они показались бы отцом и сыном, потому что у обоих были одинаковые густые пушистые черные брови, странные круглые глаза, сильные челюсти и прически с закрытыми чашечками, похожие на грибы. Они также носили похожие зеленые топы с черепашьим орнаментом, брюки и темно-зеленые, без рукавов, открытые, мягкие куртки сверху. — Когда мы смотрели с небес на мир внизу?       — Да, Гай-сенсей, — эмоционально согласился Ли, его нижняя губа задрожала. — Это действительно были славные дни!       — Они не исчезли бесследно! — внезапно с горячностью воскликнул старший серафим, ударив кулаком в воздух. — Мы вернем их себе! Ли! Никогда не отказывайся от Силы Юности!       — Я никогда этого не сделаю! — поддержал Ли. — Я обещаю, Гай-сенсей!       — Ли! — его кумир одобрительно кивнул, и взгляд его вернулся к огромному пейзажу перед ними.       — Я обещаю! — с энтузиазмом повторил Ли. — Я … — он резко оборвал себя. — ГАЙ-СЕНСЕЙ! — Младший из двоих внезапно встал, его взгляд зацепился за что-то, чего, он был уверен, раньше не наблюдалось на горизонте перед ними. Он указал вперед: — ПОСМОТРИТЕ ТУДА!       Гай мгновенно вскочил на ноги, когда его взгляд упал на темную фигуру на некотором расстоянии от них: она скорчилась под группой деревьев, которые успели отрастить лишь редкое количество нездоровых желтых листьев. Мужчины бросились вперед, быстро сокращая разрыв, пока не остановились рядом с неподвижной фигурой тревожно знакомого человека.       — ГАЙ-СЕНСЕЙ! — Ли ахнул, опускаясь на колени рядом с неподвижным телом, от удивления его темные глаза почти комично расширились. — Это ... неужели это действительно может быть?!       Словно разбуженная их голосами, фигура зашевелилась и застонала, когда наконец начала приходить в сознание.       Гай протянул руку и положил ее на плечо Иноичи.       — Иноичи! — воскликнул он, и искреннее замешательство на мгновение затмилось облегчением от того, что он увидел своего друга невредимым. — Иноичи! — он потряс его. — Ты нас слышишь? Пожалуйста, ответь!       Светловолосый серафим проворчал себе под нос, поднося руку к своей ноющей голове:       — Ты достаточно громкий, чтобы разбудить проклятых мертвецов, Гай.       Вместо того чтобы обидеться, Гай громко рассмеялся. Ли разрыдался, переполненный эмоциями.       За пределами их восприятия полуночные глаза презрительно сузились при виде воссоединения.       «Как сентиментально, — с отвращением подумал он. — Какими невыносимо жалкими они были – каждый из них».       Бесшумно, как тень, Саске исчез из реальности.

***

      Она совсем забыла, насколько впечатляющим было это зрелище. Глаза Сакуры следили за журчащим потоком массивного каскадного водопада. Как она и надеялась, непревзойденная красота кристально чистой воды помогла успокоить ее измотанные нервы и успокоить внутренние тревоги – пусть даже временно. Когда она оперлась локтями на верхушку беломраморного защитного парапета, украшенного изысканной резьбой, и взглянула на это безмятежное зрелище, она обнаружила, что ее мысли вернулись к тому времени, когда она в последний раз стояла на этом же мосту.       Казалось, это было так давно. Так много изменилось с тех пор. Она изменилась. Невозможно представить себя той же девушкой, какой она была в тот роковой день, когда впервые очнулась в Подземном мире.       Непрошеное воспоминание об Ино, разговаривающей по телефону со своим парикмахером, всплыло в голове Сакуры. Ино, ее лучшая подруга, девушка, которую она всегда считала биологической сестрой, которой у нее никогда не было, которую она почти боготворила… Правда не то, чтобы Сакура когда-либо доставляла той удовольствие узнать, насколько она действительно уважает ее.       Саске сказал, что Ино была бессмертной. Так какой же богиней она была?       А как насчет Хинаты? Она не могла представить, что такой застенчивый, робкий маленький цветок обладает огромной силой.       Затем ее мысли обратились к Наруто. Она подумала о его мерцающих голубых глазах, о его глупой улыбке, которая могла обезоружить ее, даже когда она была им очень недовольна.       Наруто…       Глаза Сакуры начали гореть от знакомого жжения свежих слез. Разве она уже не использовала их все? Но вместо того, чтобы расстроиться или разозлиться на себя за очередную минутную слабость, она не ощутила ничего, кроме пустоты, когда одинокая слеза скатилась по правой щеке. Она закрыла глаза, заставляя себя оставаться спокойной.       Командовать было легче, чем делать.       Поездка к месту назначения на спине Эос промелькнула расплывчатым пятном и всплеском адреналина. У нее не было времени предаваться унылым мыслям или зацикливаться на них, когда лошадь понесла ее, словно ветер, через просторы Подземного мира. Но, оставив лошадь ждать у входных ворот, что вели к сюда, и рискнув подняться на мост, окруженный двумя водопадами, Сакура обнаружила, что уныние начало возвращаться в центр ее размышлений, несмотря на все ее попытки отогнать его.       Глаза Сакуры автоматически открылись, словно почувствовав приближение чужого присутствия. Она выдохнула, не отрывая пристального взгляда от сверкающего каскада перед ней, когда пульс ускорился, немедленно отреагировав на его прибытие.       Саске вышел на дорожку. Он неторопливо направился к ней и остановился на тщательно рассчитанном расстоянии вытянутой руки. Его кисти были засунуты в карманы брюк, холодная небрежность его позы ничем не выдавала внутреннего напряжения, которое также мучило его.       Вместе они долго смотрели на открывающийся вид в тишине.       В последний раз, когда они разговаривали, Сакура кричала ему, чтобы он оставил ее в покое. С тех пор прошло более нескольких часов на поверхности, и Саске не был уверен, чего ожидать. Она, конечно, казалась спокойнее, но он оставался осторожным, ожидая, когда она сделает первый шаг.       Сакуре тоже было неловко вспоминать свой предыдущий срыв. Чувство вины пронзило ее; она сказала что-то в пылу момента, накричала на него, не подумав. Тогда ее мозг был затуманен истерией, буйные чувства взяли верх над разумом.       Саске дал ей только те ответы, о которых она сама просила его.       Она задавалась вопросом, беспокоил ли его тот факт, что она покинула дворец вопреки его указаниям. Однако, когда бог смерти не упомянул об этом, Сакура предположила, что, возможно, он понял.       Наконец она заговорила.       — Я не хотела тебе верить, — прошептала она.       Взгляд Саске был упрямо прикован к потрясающему пейзажу перед ними. Он молчал.       Сакура глубоко вдохнула, прежде чем продолжить:       — Хотя в глубине души я знала, что ты говоришь мне правду… Я не хотела в это верить. — Ее глаза опустились на руки, неподвижно лежащие на парапете. Сглотнув, она тихо продолжила: — Я не хотела, чтобы это было правдой.       Она снова посмотрела на водопад.       — Все, что я знала… все то, в чем я была так уверена... — она покачала головой. — Все разваливается на части. Я ... — она замолчала, снова тяжело сглотнув, и на этот раз глаза защипало более настойчиво — к ее огромному разочарованию. Она сказала себе, что говорить с Саске об этом было ошибкой. Она только вновь доведет себя до того же состояния.       Но почему-то она не могла остановиться. Разговор был способом разобраться в смешанных эмоциях – хотя она сомневалась, что Саске был готов услышать что-нибудь еще на эту тему, учитывая то, как она набросилась на него ранее.       Она понятия не имела, насколько ошибалась. Божество смерти внимательно прислушивалось к каждому слову, его уши улавливали каждую деталь за ровным шумом текущей воды.       Сакура склонила голову.       — Я не понимаю, почему моя мать скрывала все это от меня… — Наконец она взглянула на бога смерти. Он стоял неподвижно, неотрывно глядя вперед.       Легкая, грустная улыбка тронула ее губы, когда она снова отвернулась от него.       — Думаю, я пойму, если ты не захочешь говорить об этом сейчас, — тихо сказала она. — Я просто… я потерялась. Так много нужно принять, и я была так ошеломлена…       Она сглотнула. Почему ее языку было так трудно сформулировать то, что она хотела сказать? Сакура знала ответ. Ее мысли были разрозненны.       Взгляд Саске переместился. Его лицо, однако, оставалось наклоненным вперед. Сакура тяжело вздохнула. После еще одной долгой паузы она заговорила снова.       — Я на самом деле не ненавижу тебя, Саске, — пробормотала она в качестве извинения.       Саске моргнул. Он медленно и бесшумно выдохнул, даже не осознавая, что не дышал.       — Это забавно, — добавила она. — Потому что я знаю, что должна.       Плечи Саске напряглись при этих словах. Она не заметила едва заметного изменения в нем – теперь ее глаза были опущены.       — Я имею в виду, что ты перевернул мою жизнь с ног на голову всеми возможными способами. Но... — она на секунду прикусила нижнюю губу, прежде чем закончить, — ...без тебя я…       Его голова наконец повернулась налево в ее направлении.       — Без тебя я бы все еще жила во лжи, — закончила Сакура. Внезапно угрожающие слезы навернулись на ее глаза, проливаясь на свободу. Дрожа, она рискнула сказать: — Они не те, за кого я их принимала. Ни один из них. И я ... то, что у меня внутри ... — она приложила правую руку к сердцу. — Это то, что причиняет мне боль и так сильно меня пугает.       Тревожная тяжесть в его груди, казалось, усилилась, пока Саске наблюдал за ней. Он хотел подойти ближе. Но не осмелился преодолеть пропасть. Его конечности, к сожалению, снова были отягощены нехарактерной для него нерешительностью.       — Оно убьет меня, Саске?.. — спросила она приглушенным голосом. Теперь все ее тело сотрясала дрожь. — Неужели я умру?       — Нет, — наконец произнес он, и его ответ был резким. Она вздрогнула. Саске прикусил язык – прежде чем повторить менее жестким тоном: — Нет, Сакура.       Она выдохнула. Его слова были произнесены с такой твердой убежденностью. И внезапно она поверила ему. Он властвовал над смертью. Он не допустит, чтобы ей причинили какой-либо вред.       Снова закрыв глаза, она прошептала:       — Теперь все иначе. Я не знаю, что реально, а что нет. Во что верить. Ничто не имеет смысла. — Ее голос надломился. — Я даже больше не знаю, кто я такая — кем я должна быть.       Что-то внезапно перевернулось в груди Саске при виде нее — такой хрупкой, такой сломленной. Затем его ноги автоматически понесли его вперед, сокращая расстояние между ними, когда он остановился рядом с ней.       Он не думал о том, что сказал дальше. Слова вырывались сами собой.       — Сакура, — заявил он.       Ее глаза открылись, блестя от слез, которые ему было неприятно видеть. Она обернулась к нему, когда ее нижняя губа задрожала.       — Ты Сакура, — констатировал он.       Она выдохнула.       «Я… Сакура», — ее разум отозвался эхом. Это было неожиданно, но каким-то образом эти два простых, но очевидных слова помогли ей успокоиться.       — Верно… — она слабо улыбнулась ему, но с таким страданием во взгляде, что Саске обнаружил, что его правая рука мгновенно поднялась — словно во внезапном трансе. — Я Сакура, — согласилась она, и ее глаза снова наполнились слезами.       Когда кончики его пальцев коснулись ее левой, заплаканной щеки, она не пошевелилась. Бурлящий водопад вокруг них превратился в тихий гул, и внезапно все, на чем ее глаза могли сосредоточиться, был красивый бог, стоящий так близко рядом с ней.       Ее полный слез взгляд медленно скользнул по его лицу, и она удивилась, когда мельком увидела там детали, которые, она была уверена, никогда раньше не могла различить.       Такие, как необъяснимые тени, которые, казалось, заполнили его бездонные радужки, когда его прохладная ладонь обхватила ее щеку; такие, как легкая хмурость, которая нависла над его лбом; и едва заметный наклон левого уголка его рта вниз – как будто вид ее, такой расстроенной и несчастной, не только беспокоил его, но и непосредственно влиял на него.       И именно в этот момент, стоя вместе с богом смерти на мосту его матери, Сакура наконец-то почувствовала все в полную силу. Внезапно она смогла увидеть это, словно река ее горя смыла все темные пятна, омрачавшие ее прошлое видение, не оставив ничего, кроме нетронутого, прозрачного зеркала, которое оставило ее с незамутненной ясностью.       Ему было не все равно.       Волна неизвестного, неожиданного чувства нахлынула на нее — будто баррикаду смыло с ее груди — когда значение того, что она увидела, пронеслось по всему ее телу, оставив ее совершенно изумленной.       Ему всегда было не все равно. Она просто была слишком слепа раньше, никогда не удосуживалась присмотреться достаточно близко, чтобы понять, насколько сильно — до этого решающего момента.       Это откровение вызвало еще больше слез. Его взгляд, который медленно скользил по ее чертам, внезапно остановился, найдя единственную точку фокусировки.       У Сакуры перехватило дыхание. Кончики пальцев на ее щеке, казалось, направляли электрический ток прямо в ее нервную систему. Внезапно она задрожала совсем по другим причинам.       — Сакура, — ее имя было произнесено неровным шепотом, будто собственные легкие Саске тоже с трудом ловили кислород. В какой-то момент его голова склонилась к ней. Все, что Сакура могла слышать, это бешеный стук — стук ее бешено колотящегося сердца — и кровь, бешено пульсирующую в ушах. Каким-то образом ее тело потянулось к нему, прижавшись к изгибу его левой руки.       Его большой палец погладил шелковистую кожу ее щеки, когда Саске инстинктивно обнаружил, что предлагает ей утешение, о котором раньше не знал. Утешение, о котором он даже не подозревал, что может предложить. И каким-то образом, словно по волшебству, это, казалось, сработало, потому что Сакура потянулась к нему, и ее глаза были устремлены на него, словно она не могла отвести взгляд.       Его мысли находились в диссонансе, но он не мог сконцентрироваться на них. Все, что он мог видеть, были ее чарующие зеленые глаза, манящие его все ближе и ближе.       Позже Сакура не сможет объяснить, что на нее нашло дальше. Возможно, это была отчаянная потребность в утешении — и тот факт, что Саске был единственным доступным существом, который мог дать ей физическое утешение. Или, может быть, просто она была слишком измотана и устала все время бороться.       Обычные предупреждающие голоса, которые кричали на нее всякий раз, когда она оказывалась в подобных ситуациях раньше, тревожно смолкли. Не было ничего, кроме водопада и ее сердцебиения.       Подсознательно — или, возможно, нет – ее голова слегка откинулась назад, подбородок поднялся вверх. Еще более предательски ее губы слегка приоткрылись, выпуская еще один прерывистый вздох.       Что-то промелькнуло в полуночных радужках глаз Саске; он почувствовал ее покорность в явном отсутствии сопротивления в ее теле — и это было невысказанное согласие, которого он искал, которого так ужасно долго жаждал получить.       Его сердце громко забилось, когда он тихо выдохнул в свою очередь. Ни секунды не колеблясь, он приблизился, чтобы устранить короткий промежуток между их лицами – и Сакуру сразу охватило тепло, когда его губы слегка прижались к ее губам.       Он нежно поцеловал ее. Медленно. Чувственно. Любые остатки борьбы, которые могли остаться внутри Сакуры, исчезли, когда ее тело содрогнулось и, казалось, растворилось в нем. Ее широко раскрытые глаза оставались открытыми мгновение — прежде чем закрыться, когда она, наконец, перестала бороться с приливом, что поднялся в ней, и поддалась, наконец, чистому чувству.       Обжигающая смесь огня и электричества потрескивала по ее венам, заставляя разум Сакуры кружиться от интенсивности неизведанных ощущений, пронизывающих ее. Было страшно, как мгновенно ее тело отреагировало на него. Порхающие бабочки вырвались из глубин. Его прикосновение заставило ее задрожать, заставило почувствовать, что она падает с огромной высоты. То, как нежно его губы касались ее губ, было целомудренным действом, но реакция, которую они вызвали в ней, была определенно греховной.       Ощущение ее мягкости рядом с ним, ее сладкий вкус — Саске горел... и только Сакура могла успокоить агонию и потушить огонь, что угрожал полностью поглотить его. Он был полностью обезоружен, абсолютно не в своей тарелке от волнующего прилива того, что он испытывал, но ему было все равно. Потому что это была Сакура, которая находилась в его объятиях, и это были ее дрожащие губы, которые начали слегка шевелиться — с мучительной нерешительностью и осторожностью. Ее ответ на поцелуй был едва заметен, но он все равно почувствовал разницу, когда ее губы приоткрылись.       На этот раз он не украл у нее поцелуй. На этот раз она дала ему разрешение. И это все изменило.       С большой неохотой он, наконец, прервал поцелуй, пытаясь сохранить ровное дыхание, даже когда его грудь вздымалась. Его левая рука, однако, осталась на месте, крепко прижимая ее к себе. Щеки Сакуры порозовели, цвет вернулся к ее ранее бледной коже. Ее глаза с длинными ресницами оставались закрытыми в течение долгого мгновения, пока чужеродное покалывание, вызванное его прикосновением, сохранялось. Когда они наконец открылись и снова уставились на него, Саске увидел, что они блестят свежими слезами.       При виде этого он почувствовал болезненное стеснение в груди. Она снова расстроилась – но почему? Он хотел избавиться от тревожного чувства, но это было бесполезно. Оно не поддавалось. Эти чувства были так же новы для него, как и для нее; он был так же искалечен царящим в нем хаосом, как и она.       Божество смерти смогло прочитать невысказанные слова в ее выразительных глазах; то, как они, казалось, умоляли его, когда она слегка покачала головой, словно в прямом ответе на неопределенность того, что только что произошло между ними. А также мог прочесть незнакомые, мучительные чувства, которые его прикосновение пробудило к жизни внутри нее.       «Пожалуйста, остановитесь», — умоляли глаза. Он видел страх в них – потому что она верила, что они такие разные. Что то, что он делал, было неправильно. Однако она не понимала, что они не так уж непохожи, как она думала.       В конце концов, он не сказал ей, что она была реинкарнировавшей формой богини.       «Остановись», — умоляли ее глаза.       Крошечная, несчастная впадина снова образовалась в уголке рта Саске, когда пальцы на ее левой щеке наконец опустились. Остановиться? Она все еще не понимала. Он не мог остановиться. Он пытался; в течение многих лет он боролся, боролся и вел войну с самим собой, пытаясь изгнать ее из своего разума. Теперь это было более невозможно, чем когда-либо прежде, потому что ей каким-то образом удалось укорениться в самых глубоких его частях. Но он не мог произнести слов, чтобы сказать ей об этом.       Он не мог их найти.       Божество смерти ожидало, что она отстранится. Сакура сразу же задумалась об этом, понимая, что глупо позволила втянуть себя глубже в липкое месиво, которое клубилось вокруг нее. Но внезапно все вышло из-под ее контроля, и она была так ужасно опустошена эмоциональными американскими горками, которые она пережила. Отчаянная потребность уцепиться за что-то твердое, чтобы удержаться на плаву, сохранить рассудок, взяла верх над всем остальным.       Саске был удивлен, когда она опустила голову и уткнулась лицом ему в грудь.       Сакура слушала, как колотится его сердце — так же прерывисто, как и ее собственное; казалось, что органы, как птицы в неволе, стремятся вырваться из своих клеток. И тогда она поняла — даже когда ее охватила новая дрожь страха и неуверенности, даже когда она сказала себе, что то, чему она только что позволила случиться, было полным безумием… Она знала, крепко зажмурив глаза, словно для того, чтобы отгородиться от остального мира, что между ними что-то происходит. Что-то сдвигается и меняется.       Они оба это знали.

***

      Он застыл на месте, недоверчиво моргая широко распахнутыми глазами, не веря тому, что видел, и его рот открылся в шоке. В течение долгой минуты он изо всех сил пытался осознать то, чему только что стал свидетелем, совершенно неспособный принять это.       Затем сфера воды в его ладони резко рассеялась, капли разлетелись во все стороны в ответ на быстро нарастающий гнев.       Рука Суйгецу опустилась, пальцы сжались в яростные кулаки, а аметистовые глаза сузились, превратившись в опасные щелочки.       Он прожил достаточно долго, чтобы точно знать, в каком направлении непредсказуемо развиваются события.       Он этого не допустит. Больше никаких игр в милое божество. Он решил, что ему пора активно вмешаться.