Love is folly, blind — or so they say, Still it lingers when hearts are cast away, No man, nor woman - nor immortal god, Can escape its sweet ruin, Its tempestuous road, A will of its own - it bends for none, Not mind, nor spirit – all sense it shuns, As the clock's hand ticks, it runs its course, A most turbulent passion, An unstoppable force.
Поудобнее поправив на переносице богато украшенную золотую маску для лица, Кора бросила последний изучающий взгляд в зеркало в медной раме, повернувшись так, что пышная юбка ее белого шелкового хитона мягко колыхнулась. Пальцы пробежались по плетеному поясу из золота и жемчуга, трижды обмотанному вокруг плоского живота. Заплетенные спереди и по бокам пряди длинных волос закреплялись на затылке декоративными заколками, в то время как остальные мягко развевающиеся локоны ниспадали каскадом по спине. Такие же золотые украшения сверкали на тонкой шее, запястьях и в мочках ушей. Кора должна была отдать должное Афродите, которая взволнованно собирала ее для первого праздника Весеннего равноденствия: Богиня Любви позаботилась о том, чтобы Кора выглядела потрясающе. Имелась лишь одна крошечная проблема — аномалия в привлекательном отражении, что смотрело из глубин зеркала. Цвет ее волос и глаз изменился. Это было одно из нескольких строгих условий, которые поставила ей мать, каким-то образом, наконец, поддавшаяся давлению Коры (а еще Аполлона, Афродиты, Геры и, что наиболее важно, Зевса) и позволившая наконец принять участие в Равноденствии. Но ее согласие сопровождалось инструкциями о том, что волосы дочери должны быть окрашены в темный оттенок блонда, а яркие радужки — в темный карий. Иначе она бы слишком выделялась, а Деметра не хотела, чтобы Кора привлекала к себе нежелательное внимание, особенно в присутствии стольких — как она выражалась — "похотливых" богов. Другие условия ее разрешения заключались в том, что танец, в котором Кора должна была участвовать, исполняли в масках, чтобы скрыть ее черты (маска также должна была оставаться на ее лице всю ночь), и Афродита должна была все время находиться рядом. Кроме того, и Зевс, и Аполлон должны были внимательно следить за Корой на протяжении всего вечернего торжества. Кора пришла в слишком большой восторг от неожиданной уступки со стороны Деметры, чтобы сильно протестовать из-за того, что ей не предоставили абсолютную свободу, о которой она так долго мечтала. Возможно, в следующем году Деметра окончательно смягчится и позволит Коре присутствовать во всем своем естественном великолепии. Кора слегка надулась в отвращении, откидывая назад светлые локоны. Они были не такими яркими, как у Аполлона, и не такими ослепительно прекрасными, как у Афродиты. Они даже не соответствовали красивому оттенку волос ее матери, а казались грязными и тусклыми. Кора предположила, что в этом и был смысл: уменьшить ее природное очарование. Потому что одна только фигура наверняка привлекала достаточно пристальных взглядов. — Ты не видела мое ожерелье? — воскликнула Афродита, когда Кора отошла от зеркала и направилась по расшитым золотом малиновым коврам ко входу в палатку. — Разве ты не положила его на стол? — рассеянно ответила она, отодвигая тяжелую коричневую ткань, закрывающую вход, чтобы выглянуть в раннюю весеннюю ночь. Запах вкусной еды и манящих благовоний, смешанный со сладким ароматом цветов, донесся до ее носа. Большой, поросший травой круг, образовывавший пространство для развлечений, в настоящее время был пуст, если не считать деревянных поленьев, в центре которых горел и потрескивал огонь. Гости расположились на деревянных стульях, расставленных по кругу, и громко и радостно беседовали. Там же стояли две большие приподнятые платформы, где восседали члены королевской семьи как с Олимпа, так и из Подземного мира. Каждое возвышение было увешано знаменами с изображением фамильного герба правящего дома. Декоративные цветы, транспаранты и ленты ярких оттенков были натянуты между высокими деревянными столбами. Суровые вооруженные кентавры патрулировали вокруг площадки, а множество услужливых нимф с поверхности подавали гостям серебряные блюда, наполненные деликатесами и амброзией. Сердце Коры екнуло, когда ее ищущие глаза наткнулись на помост, занятый правящей семьей Подземного Мира. Величественный Царь и скромная Царица Подземного Мира, одетые в темные, официальные наряды и увешанные драгоценностями — родители Аида, как Кора сразу же поняла с благоговением, — сидели на самом большом троне. А слева от них расположились трое незнакомых божеств, на тронах поменьше. Именно эти неизвестные привлекли пристальное внимание Коры. Он, конечно, был там — она провела предыдущую ночь без сна, беспокоясь и надеясь, что он появится. И он выглядел с головы до ног принцем, каким она всегда его считала. Аид был облачен в соблазнительные оттенки черного и полуночно-синего, и сидел с раздраженным видом между своей потрясающе красивой матерью и элегантным длинноволосым молодым человеком, чье лицо было повернуто в сторону другого красивого, ухмыляющегося божества. Аид выглядел совершенно незаинтересованным праздником и скучающим. Кора с удивлением наблюдала, как его мать — женщина с кожей цвета слоновой кости — заметила это и, улыбаясь, наклонилась к нему, чтобы что-то прошептать, положив руку на его ладонь. Аид опустил голову, и хмурое выражение его лица, казалось, немного смягчилось, когда его мать тихо засмеялась. Кора почувствовала необъяснимый укол зависти. Это было смешно и невозможно, но она страстно желала находиться рядом с ним. Хотя он даже не узнал бы ее, Кора знала это. Но все же факт его присутствия не остановил внутренних бабочек от трепета. Ее взгляд скользнул по другим гостям, сидящим на маленьких стульях, расставленных по кругу. Она заметила игривого Посейдона, который покинул свое место рядом с другими олимпийцами и каким-то образом одновременно флиртовал и ссорился с сердитой нимфой с алыми волосами, которая пыталась подать ему вино. Энергичный Аполлон, щеголевато выглядящий в белых одеждах, тоже покинул свое место. Кора видела, как он подошел к платформе, на которой сидел Аид, и поприветствовал его и его семью, прежде чем пошутить над не впечатленным праздником другом. Позади Коры великолепная Афродита надменно заявила: — Что ж, похоже, сегодня вечером я как всегда разобью много сердец! Она перестала восхищаться собой и возиться с причудливо уложенными локонами в волосах, кинула взгляд на других нимф и богинь, которые с завистью смотрели на нее, а затем принялась тревожно выкрикивать им последние приказы. — Прекратите пялиться на мою красоту, все вы! Как только Лорд Зевс закончит свою вступительную речь, настанет наша очередь выходить на сцену! Будьте готовы. Перестань болтать, ты там! Ты, темноволосая нимфа! Что, во имя Зевса, случилось с твоими волосами? О, иди сюда, скорее! Позволь мне подколоть их еще раз, иначе ты выставишь нас всех на посмешище! Кора проглотила не совсем подобающий леди смешок. Доверьтесь Афродите, чтобы в последний момент она запаниковала из-за вашего внешнего вида. Кора почувствовала, как легкая рука коснулась ее плеча, и повернулась, улыбнувшись, когда увидела застенчиво смотрящую Селену, которая была одета и замаскирована так же, как и она. Однако ее прямые волосы до талии были распущены, и в пурпурно-черных локонах находилось больше жемчуга. — Ты выглядишь прекрасно, — Кора протянула руку, чтобы ободряюще сжать ее ладонь. Селена тоже впервые участвовала в танце. Она смущенно посмотрела на свои обутые в сандалии ноги. — Ах... — тихо начала она нежным голосом, нервно теребя пояс, обернутый вокруг стройной талии. — Ты не думаешь, что это платье... возможно, слишком… откровенное? Кора хихикнула. — Если бы это было так, моя мать никогда бы не позволила мне надеть такое. Сияющие серебристые с лавандовым оттенком глаза Селены расширились. Она наклонила голову и пискнула: — Но ч-что, если… что, если они посмотрят на меня?.. Мне будет так неловко… Кора дразняще улыбнулась. — О, тебе не стоит беспокоиться об этом, — невинно ответила она. — Я уверена, что Аполлон выжжет им глаза за то, что они уставились на тебя. Селена поднесла руки ко рту, чтобы подавить вздох. Восхитительный румянец окрасил видимые части ее лица в красный, и она взмолилась: — Пожалуйста, пожалуйста, не говори таких вещей, умоляю тебя! Кора снова хихикнула. — Держись рядом со мной. Она подмигнула и повернулась, чтобы раздвинуть ткань, когда группа нимф, игравших на музыкальных инструментах, замерла, и все почтительно замолчали. Ясный, властный голос Зевса зазвенел в воздухе, зазвучав с другой стороны помоста на противоположной стороне круга от места, где находились Аид и его семья. Это было вне поля зрения Коры, находящейся внутри палатки, но она знала, что ее мать тоже сидела там. — Мои друзья и родные, братья и сестры! Моя царица и я тепло приветствуем вас в день Весеннего равноденствия. Мы польщены вашей милостью присутствовать здесь. — Он сделал паузу, прежде чем спокойно продолжить: — Весна — это время нового роста и благословений. Новых начинаний. И так же, как цветок, который распускается в это самое благоприятное время года, пусть долго будет процветать согласие, заключенное между олимпийцами и обитателями Подземного мира. Мы собрались здесь этой ночью, чтобы отпраздновать мир, возобновить союзы и добрую волю между нашими благородными домами. И хотя он, к сожалению, не присутствует среди нас сегодня вечером, мы поем хвалу лорду Кроносу за его роль в создании порядка и равновесия в этом мире. Приветствуем тебя, Кронос! — Приветствуем! — Зрители на своих местах скандировали в унисон. Медовый голос Геры прозвучал следующим. — Мы надеемся, что вам понравится первое развлечение, которое мы подготовили для вас, а также праздник и торжества, которые последуют за этим. — Она хлопнула в ладоши. — Пожалуйста, будьте безмятежны и веселы сегодня вечером. Давайте начинать! Нимфы немедленно последовали приказу, заиграв на струнных инструментах, флейтах и барабанах. Соблазнительная музыка поплыла в воздухе, и чувство предвкушения внутри Коры набрало обороты. — Готовы, девочки? — прошептала Афродита своему отряду из десяти танцовщиц. Все они нетерпеливо закивали, кипя от возбуждения. Богиня Любви грациозно скользнула перед Корой. — Держись поближе ко мне, как мы и договаривались! — Конечно, — пообещала Кора. — Только подумай, наконец-то твой первый танец! — Я в ужасе. Что, если я упаду, или неправильно поставлю ногу, или?.. — Кора сглотнула. Сердце колотилось о грудную клетку. Чего она действительно боялась, так это каким-то образом повернуться на полпути и обнаружить на себе темный, пронизывающий взгляд Аида. Перспектива была захватывающей и ужасающей в равной мере. — С тобой все будет в порядке, — подмигнула Афродита. — Я ... я чувствую слабость, — слабо призналась Селена. — Не смей мне падать в обморок, — Афродита развернулась и указала на нее идеально наманикюренным пальцем. Кора потянулась назад и снова сжала руку Селены в молчаливой поддержке. — Это и мой первый танец тоже, — прошептала она. — Мы сделаем это вместе. Селена сглотнула, но кивнула. Афродита глубоко вздохнула – и затем вышла из палатки. Кора последовала за ней, а дальше потянулись Селена и остальные. Они заняли свои позиции вокруг костра, и когда музыка достигла отправной точки, они стали двигаться в идеально синхронизированном ритме. Нервы Коры быстро расслабились, когда мелодия проникла в ее уши и завладела телом. Она покачивалась и кружилась, все время держась рядом с Афродитой. Они взялись за руки у огня, танцуя изящным кругом, входя и выходя в него, прежде чем снова расстаться. Каждый раз, когда она поворачивалась и умудрялась украдкой взглянуть в сторону Аида, ее сердце замирало. Он даже не смотрел, подперев подбородок рукой, упершись локтем в подлокотник, и, казалось, направлял взгляд куда угодно, только не на танцующих. Когда она снова повернулась, ей показалось, что она увидела, как красивое длинноволосое божество рядом с ним слегка наклонилось вправо и что-то пробормотало — вероятно, легкий выговор за то, что они кажутся неблагодарными и невежливыми перед хозяевами вечера, — что заставило задумчивого, недовольного Аида наконец поднять глаза. Сердце Коры забилось быстрее. Но, к счастью, он все так же не смотрел на нее. Она поняла, что он уставился на огонь вместо того, чтобы внимательно наблюдать за кем-либо из них. Возможно, это было для нее благословением. Заставляя себя игнорировать его, насколько это возможно, Кора продолжала безупречно исполнять па в танце, бросив осторожный взгляд на свою мать, когда та повернулась в противоположном направлении. Если Деметра и была напряжена, то внешне этого не показывала. Но ее глаза все время оставались прикованными к своему ребенку, лишь на мгновение скользнув по остальным, чтобы избежать подозрений. Наконец танец достиг последних па. Кора опустилась в свое финальное положение для отдыха и не смогла удержаться, чтобы не бросить еще один торопливый взгляд вверх. На этот раз ее сердце, казалось, застряло в горле. Голова Аида была отрешенно откинута назад, а его замкнутая поза все еще свидетельствовала о полной апатии. Но темные глаза безошибочно смотрели прямо на нее. Кора чувствовала, как они прожигают насквозь, несмотря на расстояние, и быстро отвернулась, чувствуя, как щеки вспыхнули против ее желания. «Это просто совпадение», — лихорадочно подумала она про себя с колотящимся сердцем, когда музыка наконец закончилась, и публика разразилась восторженными аплодисментами, бросая в танцовщиц цветы. Похоже, так оно и было, потому что, когда она еще раз украдкой взглянула на него, Аид повернулся к улыбающейся матери и больше не смотрел на Кору. Остаток вечера прошел в приятном тумане. Кора оставалась вне поля зрения на банкете, обедая в своей палатке с друзьями, как велела мать. Деметра посетила их однажды, похвалив дочь за танец, прежде чем выскользнуть обратно, чтобы присоединиться к Зевсу и другим старшим богам. Кора продолжала поглядывать через отверстие палатки, и когда Афродита с любопытством спросила ее, кого она ищет, она солгала, что просто хотела посмотреть на других, потому что она никогда раньше не была на Равноденствии, и все ей казалось таким необычным и чудесным. Афродита, казалось, поверила ей, потому что пожала плечами и больше не беспокоила вопросами. Когда Аполлон прокрался в палатку, раскрасневшаяся Селена чуть не упала в обморок. Он заключил Кору в медвежьи объятия и покрутил, что заставило ее рассмеяться. Затем, потирая затылок так, как делал всякий раз, когда ему было неловко, он сбивчиво поприветствовал падающую в обморок Богиню Луны, которая едва сумела пробормотать "спасибо", когда он сказал ей, что она тоже очень хорошо танцевала. Афродита встретила лукавый взгляд Коры и понимающе подмигнула. Наконец нимфы и другие богини покинули шатер, чтобы пообщаться. Кора держалась поближе к Афродите, Селене и Аполлону, когда они выходили к остальным. Зевс и Гера переместились, чтобы побеседовать с родителями Аида на их возвышении, и Кора обнаружила, что постоянно ищет неуловимого бога – и разочаровывается. Божеств было слишком много, и ее глаза не могли найти его. Потому она решила просто хорошо провести время со своими друзьями, хотя мысли об Аиде оставались в глубине ее сознания. В конце концов, празднование подошло к концу с последним танцем, который разделяли божества Подземного мира и люди с поверхности. Кора, отстраненная от участия в этом, послушно вернулась в палатку, а когда выглянула, увидела, что Аид вернулся на свое место. Зевс произнес заключительную речь, и оба правителя пожали друг другу руки, чтобы укрепить их продолжающийся союз. Затем божества стали расходиться, и место проведения праздника медленно начало пустеть. Когда Афродита вернулась в палатку, Кора, теперь стоявшая прямо у выхода, внезапно снова увидела высокую фигуру Аида. Он накинул черный плащ на широкие плечи и пошел в противоположном направлении, к палатке побольше. Она потеряла его из виду, когда другие божества прошли между ними. Расстроенная, она снова скользнула в свое убежище и рассеянно слушала, как торжествующая Афродита утверждала, что, как обычно, разбила много сердец в ту ночь и способна влюбить в себя любого, кого захочет, даже обитателя Подземного мира. На сомневающийся взгляд Коры Богиня Любви и Красоты поклялась, что докажет свою точку зрения, прежде чем они разойдутся. Селена пожелала ей спокойной ночи, и другие нимфы вскоре ушли, оставив Кору наедине с Афродитой, которая, выглядывая из прорези в палатке, восхищенно ахнула, будто заметила кого-то интересного. Или ничего не подозревающую добычу. Проинструктировав Кору оставаться на месте и безопасно наблюдать изнутри, она выскользнула наружу. Кора с любопытством последовала ее совету, раздвигая ткань. Она разинула рот в нервном смятении, наблюдая, как Афродита кокетливо накручивает прядь золотистых волос на тонкий указательный палец, хлопая трепещущими ресницами перед красивым молодым богом с непослушными темно-каштановыми волосами и острым взглядом. Это был тот, кого Кора уже видела: одно из двух царственно выглядящих божеств, которые сидели рядом с Аидом на возвышении. Незнакомец был высок и при ближайшем рассмотрении казался еще более привлекательным. В его позе читалась почти томная грация. Кора с трудом могла в это поверить — Афродита действительно не шутила, когда утверждала, что будет приставать к обитателю Подземного Мира. — Гипнос, не так ли? — спросила Богиня Любви. Он склонил голову набок. — Ты знаешь, кто я, — прокомментировал он. Его глубокий голос обладал насыщенным, ровным, убаюкивающим тоном. И, казалось, соответствовал его имени. — Конечно, — Афродита улыбнулась одной из своих неотразимых улыбок, прежде чем драматично заявить: — В конце концов, нас с тобой связала судьба. Его темные брови взлетели вверх при этих словах. Хотя Кора держалась на безопасном расстоянии, она могла с совершенной ясностью разглядеть выражение лица бога. К ее великому удивлению, он и близко не казался таким пораженным или взволнованным, как все остальные молодые божества, с которыми прежде заговаривала Афродита. Обычно ей требовалось всего несколько минут, чтобы они либо начали есть с ее ладони, либо стали смотреть на нее с похотливыми, бесчестными намерениями. Этот не делал ни того, ни другого. Он даже казался слегка удивленным. Как будто он находился в доброжелательном настроении и решил заговорить с маленьким ребенком, а не с восхитительной Богиней Любви и Красоты. — И как это? — протянул он, легкая улыбка заплясала на его губах. — Любить и спать, — застенчиво прошептала она. — Разве это не очевидно, сэр? Взгляд божества неторопливо скользнул по ее пышной фигуре, отмечая то, как платье сидело на теле. Но он сделал это с заметной отстраненностью. — Ясно, — задумчиво произнес Гипнос, не делая ни малейшего движения, чтобы изменить свою обычную позу, небрежно откинувшись назад и опершись локтями о деревянный забор. — А ты как думаешь? — Афродита флиртовала. Гипнос, казалось, на мгновение задумался. Затем он заявил: — Я думаю, что у меня есть идея гораздо лучше. Кристально чистые голубые глаза Афродиты расширились. Она наклонилась вперед, тоже упершись локтями в столб. — И что же это может быть? — соблазнительно промурлыкала она. Тогда Гипнос действительно изменился. Он повернулся и, в свою очередь наклонившись к ней, улыбнулся. Афродита сделала вид, что очарована, когда Гипнос внезапно поднял указательный палец и стукнул им по ее носу. — Я думаю, тебе лучше попытать счастья с каким-нибудь другим, более доверчивым дурачком, — ухмыльнулся он, прежде чем сделать небольшое движение рукой, как бы призывая ее уйти. — А теперь иди, маленькая богиня. Губы Коры приоткрылись. Божество, которое отвергало Афродиту? И насмехалось над ее попытками соблазнения? Это было невозможно! Какой необыкновенной силой железной воли обладал этот «Гипнос"? Афродита ощетинилась от такого отказа. — Маленькая богиня?! — возмущенно воскликнула она, выпрямляя спину и хмурясь. Даже нахмурившись, она была ослепительно красива. — Да как ты смеешь!.. — Ну, это определенно изменило твое выражение лица, не так ли? — заметил Гипнос, изображая удивление. — А теперь слушай сюда, ты, дерзкий, напыщенный… — Напыщенный? Я? — Гипнос усмехнулся. — Ты не знакома с моими кузенами. Кора видела достаточно — она не хотела стать свидетелем последствий. Теперь у нее был шанс. Она знала, что другого не представится. В то время как Афродита была занята Гипносом, и вокруг никого, кто мог бы ее сопровождать, у нее имелась прекрасная возможность прокрасться к палатке, к которой Аид прошел ранее. Ее сердце бешено колотилось, когда она выскользнула из своей палатки и поспешно двинулась в том направлении, куда, как она видела, направлялся Аид. Он не узнает ее, снова сказала она себе. Не с ее изменившимся цветом глаз и волос и маской, которая все еще скрывала половину ее лица. Он просто подумал бы, что она одна из танцующих нимф, которых он видел на празднике. Она знала, что желание увидеть его было безрассудным и, вероятно, неразумным. Но ей странно хотелось этого, пусть даже всего на мгновение, и потребность была слишком велика, чтобы она могла отказаться. Кора опустила голову, проходя мимо множества других палаток, надеясь, что по пути не встретит никого из знакомых. И Фортуна, казалось, благоволила ей. Коре было интересно, почему бабочки в ее животе, казалось, трепетали все более взволнованно по мере ее приближения к намеченному месту назначения. Когда она наконец добралась туда, сердце билось так быстро, что она почти испытывала искушение убежать обратно в спасительные стены своего убежища. Она сдвинула тяжелую черную ткань — только для того, чтобы ее жадно ищущие глаза обнаружили, что внутри пусто. Плечи разочарованно опустились. Неужели она пришла не туда? Но она была уверена, что он вошел в этот шатер. Или, может быть, он уже ушел? Затем ее глаза расширились, когда она внезапно заметила фигуру, которую сначала в спешке проглядела, — находящуюся почти вне поля зрения за декоративным плюмажем из больших павлиньих перьев. Человек был высок и полностью одет в черное — в плащ с капюшоном, идентичный тому, который Аид накидывал на себя, направляясь в палатку. Ее сердце подпрыгнуло. Он был здесь! Не раздумывая, Кора шагнула вперед в палатку, ее губы автоматически приоткрылись, чтобы позвать его, как раз в тот момент, когда он поднял руки, чтобы откинуть капюшон. — А!.. — ее дыхание перехватило в тревоге, и она проглотила остаток его имени, когда капюшон соскользнул, и затылок, на который она смотрела, оказался чужим. Шелковистые волосы были черными, да, но другого оттенка и намного длиннее, собранные в высокий элегантный хвост на макушке. Однако она поняла свою ошибку слишком поздно, потому что незнакомец заметил ее присутствие и повернулся, чтобы посмотреть на нее. Коре пришлось бороться с собой, чтобы подавить испуганный вздох. Это был другой бессмертный, которого она видела раньше, — тихий, равнодушный, который сидел прямо слева от Аида. В то время как лицо Гипноса казалось беззаботным, расслабленным, этот бог выглядел гораздо более внушительным и сдержанным. Его величественная, властная осанка излучала ауру непринужденной грации и устрашающего блеска. И все же, какой бы неотразимой ни была его фигура, в нем было что-то еще, что нервировало ее. Что-то почти опасное, мощное, подавляющее, заставившее Кору застыть на месте, когда его пронзительные алые глаза остановились на ней. Они, казалось, испепеляли ее душу своей обжигающей силой, и были еще более поразительны из-за длинных, тяжелых черных ресниц, окаймлявших их. Пряди темных волос обрамляли его лицо, а мочку левого уха украшала гранатово-золотая капля. Он был прекрасен. Настолько, что Коре показалось, будто она восхищается величественным шедевром искусства, когда ее ослепленные глаза в замешательстве скользнули по его лицу. Точеное совершенство его аристократических черт сильно напомнило ей Аида — эти острые плоскости и скульптурные углы. Но он казался старше. Еще более пугающим и великолепным. И она не могла понять, как это вообще возможно, как кто-то может сравниться, а тем более превзойти совершенство, которым был Аид. Хотя незнакомец не был таким задумчивым и, казалось, не обладал такой же степенью беззастенчивого высокомерия, его красота выглядела определенно более неземной. Кора была очарована и испугана одновременно. Он моргнул, глядя на нее. Хотя на его лице не было никакого выражения, удушающая тяжесть его тяжелого взгляда наводила на мысль о глубине мудрости и знания, которые выходили далеко за рамки юного существования Коры. — Я… — наконец, она запнулась. — Мне очень жаль! Пожалуйста, простите меня. Должно быть, я свернула не туда! Затем бог заговорил, и его глубокий, тихий голос был похож на самый богатый, самый роскошный из шелков. Гладкая, темная, чувственная ласка, от которой по спине Коры пробежала сильная дрожь. Его голос… это было неотразимо и успокаивающе, соблазнительно скользило по чувствам и делало мышление трудоемкой задачей. Это был такой голос, который требовал немедленного подчинения и подавлял всякое сопротивление, без необходимости хоть как-то изменять тон или повышать высоту. — Ты звала Аида. Это был не вопрос. Кора сглотнула. Значит, его уши уловили это имя до того, как она смогла остановиться! Не было смысла отрицать это. Ее мысли метались. «Думай!» — она убеждала себя. Но то, как он смотрел на нее, нервировало и заставило жар вины прилить к щекам. Почему-то она не могла смотреть ему в глаза и лгать. Отведя взгляд, она неловко заерзала: — А-а… да. Я была послана Богом Солнца, чтобы забрать его. — В попытке звучать еще более убедительно, она рискнула спросить: — А… Вы не он, милорд? Последовала тяжелая пауза, в течение которой она чувствовала, что его глаза продолжают пристально наблюдать за ней. И затем прозвучало: — Нет. — Тогда, пожалуйста, простите… — она начала вежливо кланяться, ибо это казалось правильным и уместным поступком перед этим величественнейшим из богов, когда другой, более знакомый и столь же манящий голос ясно прозвучал в палатке. Аид в точно таком же плаще внезапно вошел через отверстие напротив того, которым воспользовалась Кора. — Танатос. Гипнос ждет нас у… — он резко замолчал, моргнув, когда заметил ее присутствие. Сердце Коры билось так громко, что она чувствовала, как оно сотрясает все ее тело, перемещая внутренние органы словно при землетрясении. При виде его у нее перехватило дыхание, и на какое-то ужасное мгновение она испугалась, что он каким-то образом узнает ее. Он взглянул на бога, которого, как теперь выяснила Кора, звали Танатос, а затем коротко наклонил голову в ее сторону. — Кто она такая? — прямо спросил он. — Посыльный к тебе, — ответил Танатос и небрежно отвернулся, чтобы забрать меч. Аид холодно посмотрел на нее. Когда она просто уставилась на него, его брови сошлись в недовольстве. — Что тебе нужно, нимфа? Кора сглотнула, ужаснувшись тому, что ее голос, возможно, полностью покинул ее. Теперь она действительно попала в затруднительное положение! Ей пришлось повторить ложь, так как Танатос все еще присутствовал здесь. Ее щеки горели. В какую же передрягу она вляпалась. Что, если Аид отправится на поиски Аполлона и обнаружит, что тот вообще его не звал? И о чем она только думала? С каких это пор Аполлон посылал других с поручениями, особенно когда дело касалось Аида? Это не имело значения — она отчаянно пыталась успокоить себя. Аид понятия не имел о ее истинной личности и не мог привлечь ее к ответственности. К счастью, ей удалось выпутаться из ситуации, стыдясь того, как нервно она звучала, изо всех сил стараясь, чтобы голос был как можно более хриплым и неузнаваемым: — Аполлон, Бог Солнца, послал меня. Он хочет тебя видеть. Дымчатые глаза Аида сузились, глядя на нее. Она попыталась выдержать его взгляд так твердо, как только могла, хотя от этого ее пульс забился еще быстрее. — Хм, — затем он презрительно отмахнулся, на мгновение закрыв глаза. — У меня нет никакого желания разговаривать с этим идиотом. Танатос, закончивший собирать свое оружие, бросил на него молчаливый взгляд. — Идем. Брат. — Аид кивнул ему. Брат? Глаза Коры расширились. Это объясняло поразительное сходство во внешности: они были родственниками! Как только Танатос вышел из палатки, Аид последовал за ним. Кора как раз собиралась вздохнуть с облегчением, что, в конце концов, все обошлось, – когда Аид резко развернулся и бросил на нее через плечо тлеющий взгляд. Кора была не в силах отвести глаз. Его пристальный взгляд заставил ее почувствовать, будто кровь воспламенилась и породила мучительную, пульсирующую боль глубоко внутри нее. Затем ее сердце бешено подпрыгнуло к горлу, когда он пробормотал с насмешкой, тихо, только для ее ушей: — Этот цвет ужасен. Воздух застрял у нее в легких, и она уставилась на него в нескрываемом изумлении. Он имел в виду ее измененные чакрой грязные светлые локоны. Но как он мог это обнаружить? Он даже назвал ее "нимфой"! Не было никакого мыслимого способа, чтобы он узнал, кто она на самом деле!.. Маскировка была безупречной! Но не было и крупицы сомнений — когда крошечная, самодовольная, снисходительная ухмылка изогнула уголок этих надменных губ как раз перед тем, как Аид отвернулся и ушел, — что он безошибочно узнал ее.***
После того, как Сакура погрузилась в приятный сон, а темные облака в ночном небе начали слегка моросить дождем, Саске еще долго оставался на месте, защищая Сакуру в своих объятиях. Он не был уверен, какая именно странная сила была ответственна за то, что его конечности застыли на месте. Возможно, он все еще не оправился от ошеломляющего шока, вызванного наблюдением за редкими небольшими участками зеленого мха, которые начали появляться на окружающих их голых, безжизненных деревьях, или за нежными, тонкими, как нитка, побегами в почве, так осторожно раскрывающими крошечные бутоны листьев. Он считал, что в бесплодном, окутанном туманом лесу ничего не может вырасти. Каким-то образом это все же происходило, демонстрируя мощную, неоспоримую силу, которая была запечатана внутри Сакуры. Или, быть может, Саске не осмеливался пошевелиться, опасаясь того, что произойдет, если он унесет Сакуру обратно под землю. Неужели Сущность уже вызвала весну? Сколько времени занял этот процесс? Было ли это моментально, как все, что начало прорастать с кропотливой медлительностью вокруг него? Это заняло сутки? Неделю? Все три месяца, которые обычно длился сезон, или ее влияние продолжалось до конца лета? Если он вернет Сакуру в свое царство, будет ли Сущность реагировать еще более нестабильно? Его глаза снова скользнули по ее лицу. Во сне она казалась еще более уязвимой. Слова, которые она камнями швыряла в него во время их предыдущей стычки, вернулись, чтобы преследовать его, снова и снова прокручиваться в голове, несмотря на все усилия избегать и игнорировать их. Он давно ожидал, что она поднимет тему своего похищения, и всегда думал, что будет полностью готов разобраться с этим. Но оказалось, что не будет. «Саске, ты похитил меня!» «Даже если бы у тебя не было другого выбора, это не оправдывает твоих действий! О чем ты только думал? Что я просто справлюсь с этим, приспособлюсь, и все просто встанет на свои места и все будет хорошо?» Он крепко сжал челюсти. «Ты забрал меня из моего дома!» «Ты мог бы объяснить, почему похитил меня, и, может быть, — просто, может быть, — я бы поняла!» Нет. Она бы не поняла, Саске знал — потому что даже он не до конца понимал, когда забрал ее, почему это сделал. Тогда он по глупости назвал это прихотью. Он желал только одного — разгадать ее тайну. Понять чистоту ее души и причину, по которой она завлекла его как никто другой. Сначала он намеревался сделать именно это — а когда выяснит, что она не такая уж особенная, отказаться от нее. Вот только все оказалось не так просто. Бог смерти проглотил горечь, застрявшую в горле. В самом начале он не знал. Как он мог понять или предвидеть последствия своих действий тогда? Но теперь он все выяснил. Теперь он знал все слишком хорошо. И это нервировало его больше всего на свете: то, что он был настолько не в себе, как все вышло из-под его контроля. Для такого дотошного в планировании и разработке стратегии существа, каким всегда был Саске, это было похоже на катастрофу. Он не знал, как справиться с сокрушительными, чуждыми эмоциями, которые грызли его изнутри. Он находился в растерянности, не понимая, как справиться с тем, что заставляла его чувствовать сама мысль об освобождении Сакуры. Он не мог смириться с ужасной болью внутри. И с каждым словом, которое он вспоминал, эта боль усиливалась, и он чувствовал, будто части его самого раскалывались, кусочек за кусочком. Он хотел вырвать это ощущение, разорвать свою грудь, найти источник и избавиться от него раз и навсегда. Но он не мог. Не мог. Он напрягся, когда внезапный тихий всхлип сорвался с ее губ, и ее брови сошлись вместе, словно она неожиданно пришла в себя. Когда ее веки приподнялись, открыв растерянные, ошеломленные зеленые глаза, он почувствовал, как участился его пульс. — Ум… — простонала она, когда ее взгляд оторвался от неба, чтобы ненадолго остановиться на его лице. Она на мгновение смутилась, как будто ей было трудно узнать его. — Са ... — наконец сказала она и попыталась заговорить так же, как и раньше, прохрипеть его имя. — Са-ске?.. — Здесь, — произнес он гораздо резче, чем намеревался. Слезы покатились по ее щекам. Она, казалось, хотела сказать что-то еще, но вдруг ахнула и напряглась, словно ей снова стало больно. Ее голова откинулась назад, и глаза опять закрылись; ее возвращение в сознание было слишком недолгим. Безжалостный, ледяной кулак сжал его сердце. Саске ничего не мог сделать, кроме как беспомощно смотреть, как она снова замерла. Он знал, что пытаться окликнуть ее было бессмысленно. Что с ним стало? Что она с ним сделала? Он ощущал, что теряет рассудок, чувства, и она была единственной, кто нес за это ответственность. И он ничего не мог сделать, чтобы предотвратить это, остановить, спасти себя от катастрофы, которая угрожала затащить его в свой смертоносный поток. Где тот спокойный, гордый, непоколебимый король, которым он когда-то был? В какого жалкого дурака он теперь превратился? Он не знал, на кого злился больше — на нее или на себя. Все было намного проще до того, как он впервые увидел ее. Как он теперь ненавидел тот проклятый день за смятение, которое он на него обрушил, как сожалел о случайной встрече, которая оказалась замыслом садистской Судьбы. До того, как он увидел ее… он не был обременен такими сводящими с ума мыслями. Эти ужасные эмоции слабости. Он жил ради своей цели, своей функции, и только ради этого. Так бы и оставалось, если бы он не дрогнул и не поддался соблазну похитить ее. И все же, как бы он ни говорил себе, что ненавидит это… он не мог представить себе все иначе. Он не мог представить свое царство без Сакуры. Без ее любопытства, улыбок, света и тепла, которые она излучала. Но она смотрела на это по-другому. Она слишком ясно дала это понять, когда столкнулась с ним лицом к лицу. «Ты хоть представляешь, как сильно я эмоционально страдала? Каково это было для меня — оказаться здесь в ловушке, как тяжело мне было приспосабливаться к совершенно новому миру, как это было страшно, думать, что любое мое неверное движение сведет тебя с ума, заставит тебя убить меня!» «Ты вообще думал о чем-нибудь из этого? Или ты думаешь только о себе и о том, чего хочешь?!» Он не думал ни о чем из этого и даже не заботился об этом с самого начала. Все случилось, как она слишком точно указала, только из-за его эгоистичных желаний. Она просто была объектом любопытства, подлежащим изучению, а не личностью со своими собственными чувствами и мнениями. Это было до того, как он узнал, как много скрывалось внутри Сакуры. До того, как он признал ее мужество и отвагу. Силу ее духа и то, как она всегда брала себя в руки, снова и снова, несмотря ни на что. Но теперь каждое слово, которое он вспоминал, яростно вонзалось в него зазубренными осколками стекла. «Ты не можешь просто похитить меня и ожидать, что я... просто приму тебя!» Его брови сошлись вместе в отчаянии. Пальцы, сомкнутые прямо под ее левым плечом, напряглись. Он привык всегда брать все, что хотел, когда хотел, не задумываясь о последствиях. Это всегда был его закон, абсолютный в своей нерушимости — который управлял всем. Но теперь… теперь он понимал, что его закон был не единственным, что имело значение. И когда дело дошло до Сакуры, он оказался совершенно неэффективным. «Ты ожидаешь, что я просто прощу и забуду? Принимать все, будто ничто во всей этой ситуации не неправильно? Всё в этом неправильно, Саске! Всё!» Возможно, она видела это именно так, кисло подумал Саске. И, может быть, теперь, как бы трудно ему ни было и как бы ни было больно признаваться самому себе, он мог ясно увидеть допущенные ошибки, которые привели к эмоциональному и физическому ущербу, нанесенному потерявшей сознание девушке в его объятиях. Что еще он мог сделать? Какой еще у него был выбор? Мог ли он изо всех сил стараться игнорировать ее все те годы, что наблюдал за ней из тени? Мог ли он приложить больше усилий, чтобы вычеркнуть ее из своей системы? Нет, и если бы он этого не сделал, она бы все еще жила во лжи. Не обращая внимания на источник своих внутренних страданий. Часть его была взбешена тем, что она все еще так отчаянно хотела вернуться к ним — к тем самым людям, которые держали ее за стеклом как хрупкую вазу и обращались с ней как с ребенком. Которые с готовностью потакали ее слабостям вместо того, чтобы развивать ее сильные стороны. Саске ненавидел их. Но он также ненавидел то, как что-то необъяснимо ломалось глубоко внутри него, когда он признавал суровую, скрытую правду за всем, что она сказала. Сакура не хотела оставаться в Подземном Мире. И не только потому, что она желала понять, почему ее мать и друзья утаили от нее информацию, или даже потому, что по ее мнению они слишком разные. Она не хотела оставаться с ним. Он резко вдохнул, его грудь горела. Это был тяжелый удар, который оказалось трудно вынести. Его гордость изо всех сил пыталась принять это, проглотить. Воспринимать себя не как царя, который привык навязывать свою волю подданным железным кулаком, или могущественного бога, который брал все и вся, что желал, — а как мужчину, которому открыто отказывала женщина. Бог смерти стиснул зубы, глядя на Сакуру сверху вниз с внезапным уколом сильной зависти, которая приводила в замешательство. Еще одно незнакомое чувство, которое он не мог припомнить с тех пор, как погибла его семья. Он обиженно подумал, что наверняка ей было легко освободиться от оков всего, что он испытывал, от всех нежелательных, калечащих чувств. Находиться в блаженном забытьи, индифферентной к океану мучений, в котором бурлила такая глубокая внутренняя бессмысленная тоска по чему-то, что она не может и не хочет ему дать — это она дала понять ясно. И он даже не знал, пока она не ответила на его поцелуй, не понимал, чего на самом деле действительно жаждал от нее получить. Возможно, он стал слишком нетерпелив. Слишком много надежды, когда она поначалу не оттолкнула его снова, что Сакура, возможно, наконец, наконец-то начинает принимать его. Потому что это было все, чего он ждал. То самое, чего он неосознанно действительно искал все это время. Ее принятие. Почему? Вопрос оглушительно прозвучал в его голове, без конца расстраивая его. Почему обретение этого стало для него таким важным? И когда? Когда он начал так чертовски сильно заботиться о ней? Было ли это внутри него все время, подавляемое слоями гордости? А если так, то почему он больше не мог подчинить ее себе сейчас? Она не приняла его. И когда голова Саске опустилась, и дрожь гнева, разочарования и чего-то еще совершенно незнакомого — чего-то, что встревожило его и потрясло до глубины души, — пробежала по его телу, он наконец понял, с тревожным, замирающим, тошнотворным чувством, что ничто из того, что он сделал, никогда не сможет заставить ее. «Ты не можешь насильно вызвать чувства, Саске! Может быть, ты способен заставить произойти в мире все, что захочешь, но чувства… они требуют времени, и их нужно ждать свободно!» Он закрыл глаза, бессвязно выдохнул и прижался лбом к ее лбу. Он нелегко признавал поражение и чувство вины, и было удивительно, что Сакура оказалась той, кто пробудил и то, и другое одновременно. Или, возможно, это было не так уж и поразительно. В конце концов, она все это время имела над ним эту странную власть. Разве не так? Она жаждала вернуться домой — и все же он уже необратимо привязал ее к своему царству. Ему еще предстояло сказать ей об этом. И хотя раньше он, возможно, с удовольствием сделал бы это, теперь перспектива подобного наполнила его необъяснимым чувством страха. Если она задержится еще немного, то рискует умереть: попасть в место, до которого он не сможет добраться или куда не сможет следовать за ней. Как он мог пойти на компромисс со всем этим? Почему одна только мысль об этом заставляла его обычно острый ум пульсировать, хотя решение уже должно было легко прийти к нему? Это все из-за нее. Она заставляла все расплываться, путала приоритеты, которыми он всегда гордился, путала его мысли и бросала их в скрежещущие челюсти беспорядка, оставляя его неспособным делать то, что у него получалось лучше всего, и думать. Он хотел, чтобы она навсегда осталась рядом с ним. И должен был отпустить ее. Но как он мог? Он никогда не желал отпускать ее. Однако она не могла остаться. Он хотел, чтобы его глаза пили ее свет, пока он не ослепнет. Но если бы он не отпустил ее на поверхность, в ней не осталось бы света. Полил дождь, промочивший их обоих, но Саске едва замечал ледяной туман, окружающий его, или прикосновение ледяных капель воды к коже. Внезапно он почувствовал невыносимую усталость. Измученный непрекращающейся потребностью в ее близости и тепле, он ничего так не хотел, как вырвать свое предательское сердце, даже когда руки крепче сжали Сакуру. Как он ненавидел этот бьющийся орган. Каким жалким он оказался! Как беспомощен перед бурными приливами внутреннего конфликта, в войне в своих глубинах. Привязанный к Сакуре красной нитью судьбы, которая больше походила на удушающие железные кандалы, петлю из колючей проволоки вокруг его шеи, из которой текла кровь, стесняя дыхание. Как бы ему хотелось вернуться в то время, когда он верил, что оно такое же неподвижное и холодное, как безжизненные тела душ, населявших его мир. Освобожденный от любых мучительных уз. Он больше не хотел ничего чувствовать — только вернуться к пустоте, холоду и оцепенению своего прежнего, унылого существования. Когда он не имел ничего, кроме теней мертвых вокруг, ничего, кроме темноты, в качестве своего спутника, до дня похорон. До мучений Сакуры.***
Аполлон радостно ухмыльнулся, продираясь сквозь подлесок, сфера света парила над его ладонью. Не было абсолютно никакого шанса, что он проиграет эту гонку этому сварливому ублюдку Аиду. На самом деле, он поздравил себя с гениальной идеей бросить вызов своему сопернику на соревнование, чтобы посмотреть, кто сможет добраться из одного конца леса Коры в другой, не упустив из рук светящийся шар. Аид, всегда готовый к возможности превзойти его, немедленно согласился. Кора, которая с любопытством наблюдала с дерева, как они препираются, удивила обоих, потребовав своего участия в веселье. Аид мгновение пристально смотрел на нее, прежде чем пренебрежительно отвернуться. Аполлон сделал ему выговор за то, что он, как обычно, невыносим, а затем, чувствуя себя добрым, с энтузиазмом согласился позволить ей присоединиться, хотя он немного нервничал из-за риска того, что она пострадает. Чем дальше, тем веселее он ей улыбался — даже если у бедняжки Коры действительно не было никаких шансов угнаться за ними. Единственным правилом было то, что они не могли использовать свои способности для получения преимущества. Скорость разрешалась любая, и поэтому приходилось прибегать к основной физической силе, чтобы выбить сферу из-под контроля — но никаких особых атак стихий, подпитываемых чакрой, не было. Они начали с того, что подбросили сферу в воздух. Аид – черт бы его побрал – первым заметил ее и бросился вперед. Аполлон, наконец, догнал его, толкаясь, и сумел выдернуть сферу. Это было совсем недавно. К этому времени он потерял их обоих из-за густых деревьев… Что-то маленькое внезапно выскочило справа от него. Аполлон моргнул, с удивлением обнаружив, что Кора остановилась рядом с ним. Богиня Весны сладко улыбнулась, бросив на него озорной взгляд. — Хех, должен признать, ты быстрее, чем я думал, — похвалил он. — Это мой лес, — многозначительно ответила она. — Я знаю его дорожки лучше, чем ты. А теперь ты будешь джентльменом и отдашь мне эту сферу? Он с сожалением улыбнулся. — Мне очень жаль, Кора! Ты знаешь, я бы все отдал тебе, но, видишь ли, этот проклятый Аид... — Прямо за тобой, — зловеще произнес голос темноволосого молодого бога слева от него, когда тот бросился прямо на Бога Солнца. — Черт возьми!.. Ты ублюдок! Я ни за что не проиграю тебе! — Аполлон увернулся, отступая ближе к Коре, которая краем глаза внимательно наблюдала за ними обоими, когда они одновременно перепрыгивали через спутанные зеленые лианы и перевернутые корни деревьев. — Ты все время это говоришь, придурок, — возразил Аид. — Пока не проиграешь. — О, да? Смотри, как я вытираю твою задницу по всей этой лесной подстилке… — Попробуй. — Аид снова приблизился, схватившись за длинный конец золотого пояса, повязанного поверх белой туники Аполлона. Аполлон отвел его руку в сторону. — Просто подожди, тупой ублюдок! Глаза Коры сузились, и ее наполнила искра негодования и раздражения. Они вели себя так, как будто ее там не было, как обычно, затевая один из своих детских споров, когда они игнорировали все вокруг. Что ж, они совершали серьезную ошибку, недооценивая ее и обращаясь с ней так, словно она даже не была реальной угрозой или соперником. — Продолжай трепаться, неудачник, — огрызнулся Аид в ответ. — Кто из нас неудачник, кислые штаны? — потребовал Аполлон, когда их плечи столкнулись друг с другом. Аид толкнул его. — Скажи это еще раз… — Кислые штаны! Сварливый дедуля! «Клянусь богами! Могли ли его оскорбления быть еще более возмутительно детскими?» — Кора чуть не хихикнула, увидев недоверчивое, оскорбленное выражение на лице Аида. Почти, но не совсем — потому что она уловила подходящий момент – и воспользовалась им, грациозно бросившись влево и выхватив сферу из рук отвлекшегося Аполлона. — Ты идиот, — услышала она, как зарычал Аид, и сразу же бросилась к ближайшему дереву, плавно пробегая по ветвям. Ощущение дерева под босыми ногами было чудесным, и она наслаждалась адреналином и азартом погони. Все всегда было намного интереснее, когда рядом были Аполлон и Аид. Особенно Аид. — Продолжайте спорить, мальчики, — пропела она. — Пока я краду победу прямо у вас из-под носа! — О-о-о! — Аполлон заскулил в отчаянии, взгляд его голубых глаз взлетел вверх, чтобы проследить за ее движениями, когда она ловко перепрыгивала с ветки на ветку. — Давай же, Кора! Вернись сюда! Уваа! Он внезапно взвыл, когда Аид, воспользовавшись отсутствием внимания, грубо толкнул его локтем в живот. Он согнулся пополам, задыхаясь, и Аид воспользовался моментом слабости, чтобы толкнуть его вниз на покрытую листвой лесную подстилку. Он сделал это с достаточной силой, чтобы ошеломить Аполлона, что стоило ему драгоценных секунд. Другой вид возбужденного трепета охватил Кору, когда взгляд темных глаз Аида поднялся, чтобы зафиксироваться на ней, пока он следил за ее движениями по земле, не отставая. — Тебе следует смотреть вперед, — крикнула ему Кора, быстро спрыгивая с виноградной лозы. — Прямо перед тобой канава! — Как будто это обманет меня, — усмехнулся он, и его ноги почти споткнулись, когда он достиг того места, о котором она его предупреждала. Он остановился в самый последний момент, вытянув руку, чтобы не упасть и не свалиться в провал в земле. Когда он снова посмотрел в сторону деревьев, Кора уже исчезла. Она улыбнулась, услышав яростные крики Аполлона далеко позади себя. — Когда я доберусь до тебя, ублюдок, ты пожалеешь о дне, когда родился! Как это похоже на Аполлона — говорить такие чересчур драматичные вещи. Кора хихикнула, бережно прижимая сферу к груди, и метнулась между деревьями с большей ловкостью и элегантностью, чем самая бойкая из нимф. Это была ее территория. Она знала эти маршруты так же хорошо, как свои пять пальцев. Теперь, когда она была в потоке и пряталась за укрытием из густой листвы и виноградных лоз, они никак не могли ее догнать. Только тогда, когда ей пришлось опуститься на нижнюю ветку, чтобы продолжить свой путь, она поняла, насколько преждевременным и ошибочным было ее ощущение триумфа. Аид возник перед ней, бесшумно, как тень, опустившись на конец толстой, крепкой ветви. У нее перехватило дыхание, и она резко остановилась при его внезапном появлении. Он был как шок для ее чувств, мгновенно заставивший прийти в себя и осознать его удушающее, всеобъемлющее присутствие. Принц Подземного мира подкрался к ней, выглядя так же соблазнительно опасно, как и всегда, в дымчато-серой тунике без рукавов и темно-сером плаще. Его глаза, казалось, прожигали ее насквозь, когда он неторопливо продвигался вперед, и Кора чувствовала, как бешено колотится сердце в ответ на его усиливающуюся близость. Во имя Олимпа. Неужели он должен был так на нее смотреть? Взглядом настолько огненным, что это заставляло ее чувствовать себя так, словно она была пропитанным маслом деревом, готовым вспыхнуть? — Сфера, — просто и категорично заявил он, подняв выжидающую руку, по локоть обмотанную черными бинтами. Она сглотнула и медленно покачала головой, что заставило Аида сузить глаза, как будто он не привык к тому, что ему отказывают в его требованиях. Кора краем глаза заметила свое спасение — свисающую виноградную лозу справа внизу. Все, что ей нужно было сделать, это переместиться и спрыгнуть, прежде чем Аид сможет понять ее предполагаемый маршрут и точку побега… Но она даже не закончила эту мысль, когда Аид пришел в движение так быстро, что ошеломленная Кора поняла, что движется не в том направлении, только когда почувствовала короткий, резкий рывок в волосах. Алая лента, которую Афродита подарила ей на последний день рождения, зацепилась за низкую, нависающую ветку, которая разорвала шелковую ткань и вырвала из волос, отчего светлые локоны полетели Коре в лицо. Через мгновение она ударилась спиной о ствол дерева, выбив воздух из легких. Аид придавил ее в нужном положении, его правая рука была прижата чуть выше ее вздымающейся груди. Кора быстро заморгала, ее глаза наполнились слезами, когда его угольный взгляд втянул ее в неизбежный водоворот тьмы. У нее перехватило дыхание. Он полностью сократил расстояние между ними всего за долю секунды. Прежде чем она успела отреагировать или сделать что-нибудь еще, его губы сердито впились в ее губы. Она напряглась, глаза расширились, когда удивление и шок заставили ее застыть на месте. Его поцелуй был диким. Ударом. Клеймом. Сожжением. И тело Коры мгновенно отреагировало секундой позже, ад внутри нее с готовностью ожил от взрывающейся искры его прикосновения. Это было ужасно — его физическая власть над ней и то, как мгновенно он воспламенил ее кровь. Она слабо застонала в его рот, когда ее губы полностью раскрылись для него, и на краткий, блаженный миг поцелуй стал глубже, стал более безжалостным и неистовым, более пугающе голодным. Казалось, он украл кости из ее тела… А потом, так просто и слишком рано, Аид разорвал его. Кора моргнула, ее разум заметался, выходя из тяжелого оцепенения. Когда она снова пришла в себя, Аид уже метнулся обратно к концу ветки. Он поднял левую руку, ухмыляясь той холодной, коварной, самодовольной ухмылкой, которая совершала ужасные вещи с ее сердцем. Последние обрывки наполненного похотью тумана были полностью изгнаны из ее головы и заменены негодованием, когда она увидела сферу, парящую над его ладонью. Он наклонил голову, молча насмехаясь над ней; его глаза горели победой. —Ты!.. — пролепетала Кора, ошеломленная и оскорбленная тем, что была настолько глупа, что не распознала его дешевый, коварный выбор отвлекающего трюка. Конечно, он целовал ее с каким-то скрытым мотивом. Как это похоже на бесстыдно высокомерного Аида! Она не знала, на кого больше злилась — на себя или на него за то, что он играл с ней. Но как она могла защититься от такого убийственно страстного поцелуя? Аид уже скрылся из виду. Ярость наполнила Кору, окрасив ее розовые щеки в более глубокий оттенок красного. Он не сможет так легко победить! Ее взгляд остановился на тонкой ленте на ветке – изодранной, не подлежащей восстановлению, как отметила она с грустью. Затем она прыгнула на виноградную лозу, которую изначально намеревалась использовать, и бросилась в погоню, вернувшись на нижнюю площадку, где обнаружила Аполлона, перепрыгивающего через густой подлесок. Его пристальный взгляд был прикован к Аиду, изящно маневрирующему впереди них. — Брось это, ублюдок! На этот раз я ни за что не приму поражение! — Тебе следовало бы привыкнуть к нему, идиот! — эхом отозвался голос Аида. — Я надеру тебе задницу так сильно, что это почувствует Кронос! Кора продолжала мчаться вперед, лицо ее выражало мрачную решимость. Они быстро приближались к опушке леса, к финишной точке состязания. Она не проиграет! Они сейчас на ее территории! Она преподаст урок этому самоуверенному Аиду, думающему, что он может легко победить ее. Аполлон сумел догнать черноволосого бога и бросился на него, схватив за живот и сбив с ног. Аид выругался, ударил его свободной рукой, и они покатились по земле, сражаясь, пиная и оскорбляя друг друга. Аполлон сделал дикий выпад к светящейся сфере и сумел дотянуться до нее пальцами – только для того, чтобы Аид оттолкнул ее за пределы его досягаемости. Они еще недолго дрались, несколько раз выхватывая сферу друг у друга. И как раз в тот момент, когда казалось, что Аполлон наконец взял верх, наблюдающая и ожидающая Кора сделала свой шаг. Ухватившись за виноградную лозу рядом с собой, она качнулась вниз, прямо на их путь, протянув правую руку, чтобы выдернуть сферу из под того места, где Аполлон только что был вынужден снова ее потерять. Лоза с ослепительной скоростью понесла Кору к ближайшему дереву. Приземлившись на него, она, не теряя времени и злорадствуя, побежала вперед, игнорируя протесты Аполлона на земле. Когда два бога, наконец, достигли края леса, все еще недовольно препираясь друг с другом, Кора спустилась с ветки, на которой ждала их, и грациозно развернулась, поднимая сферу в руке и победоносно встречая угрюмый взгляд Аида. — Я победила, — решительно заявила она, ее глаза яростно сияли триумфом. Аполлон моргнул — а затем разразился громким смехом. Он добродушно хлопнул лучшего друга по спине, заявив, что они оба проиграли девушке, и рассказал, какой невероятной и удивительной была Кора. Взгляд Аида опустился, и он фыркнул, пренебрежительно отвернувшись. Но пока он изображал видимое безразличие ко все еще хихикающему Аполлону, его голос телепатически достиг сознания Коры. И то, что он сказал, во второй раз застало ее врасплох. Заставило ее сердце трепетать, несмотря на все попытки казаться спокойной и собранной. Редкая кроха неохотного уважения. ‘Хм. Хорошо сыграно, Кора’.***
Коре напевала себе под нос мелодию, мастерски сплетая цветочную гирлянду, повернув лицо вверх, чтобы насладиться ярким солнечным светом, который просачивался сквозь полог леса. Молодая лань, составлявшая ей компанию, ласково толкала ее в плечо, пока она работала. Улыбнувшись, юная богиня протянула руку, чтобы погладить ее по голове, прежде чем вернуться к плетению. Наконец она наклонила голову и подняла гирлянду для осмотра, спрашивая своего компаньона-животного: — Ну, что думаешь? Одобряешь? В ответ лань уткнулась носом ей в волосы. Кора хихикнула. — Конечно, — сказала она нежно. — Тебе нравится все, что я создаю, не так ли? Уши лани дернулись, и она подняла голову, насторожив большие глаза, когда заметила внезапный шорох в деревьях вокруг них. — М? — Кора наблюдала за ней. — Что такое? — Затем она снова повернула лицо вверх, заметив движение с одной из ветвей. — О! — удивленно воскликнула она, когда великолепный ястреб с темными перьями спикировал прямо на них. Он грациозно покружил вокруг Коры, прежде чем плавно приземлился на маленький плоский пень рядом с ней. Кора с благоговением уставилась на него. Это было прекрасное величественное создание с пронзительными золотыми глазами. Она не видела подобной птицы ни в одном из своих лесов. Ее охватило любопытство. — Привет, красавчик, — поприветствовала она его. — Что привело тебя в эти края? Ястреб прыгнул вперед и склонил голову набок, наблюдая за ней острым взглядом. Именно тогда Кора при ближайшем рассмотрении увидела, что он что-то нес: компактный мешочек из черной кожи, прикрепленный к шнурку, закрепленному на шее птицы. Ястреб-посланник? Для нее? Заинтригованная, Кора потянулась к нему, нежно проведя указательным пальцем по царственной голове птицы. В ответ он взъерошил перья и позволил ей осторожно отвязать шнурок. — Интересно. Может быть, это послание от Артемиды? — Кора размышляла вслух. Восторг наполнил ее. Обычно она не получала посланий там волнующим способом. На самом деле она почти ни от кого не получала посланий. В конце концов, ее общение с другими божествами было крайне ограниченным. Ястреб вскрикнул, словно оскорбленный. Затем Кора подумала про себя, что она не могла припомнить, чтобы Артемида держала такую птицу. — Ой? Если не Артемида, то кто?.. Кора расстегнула шелковый мешочек, и первым, что она нашла, был сложенный кусок пергамента. Чувство замешательства росло. Кора разгладила бумагу и обнаружила надпись, выведенную аккуратным, элегантным почерком. Брови сошлись в искреннем недоумении, когда она прочитала короткое, краткое сообщение. «Замена. Для той, что порвалась». — Что это? — Взгляд Коры метнулся обратно к ястребу. Он пристально наблюдал за ней. Покачав головой, она заглянула в мешочек, засунув внутрь пальцы – только для того, чтобы ее кожа коснулась чего-то мягкого и гладкого. Она вытащила это нечто и увидела аккуратно перевязанный кусок темно-красного материала. Она уставилась на него в изумлении. Ее сердце забилось быстрее, когда она размотала его, и как только она это сделала, у нее перехватило дыхание. В ее руках была длинная, тонкая шелковая лента — подозрительно похожая на ту, которую она потеряла во время гонки за сферой три ночи назад. Кора тихо, прерывисто вздохнула, лаская гладкий, богатый материал. Он был более глубокого оттенка, чем тот, который подарила ей Афродита. Каким-то образом это делало его еще более притягательным. Она судорожно сглотнула, чувствуя, как щеки порозовели. Она с трудом могла в это поверить, и все же в этом не было никаких сомнений: только один бог был с ней, когда ее лента зацепилась за грубую ветку и была вырвана из ее волос. Она была удивлена, что он вообще это заметил. Но она предполагала, что именно он был ответственен за то, что это произошло. Не поэтому ли он решил возместить ей потерю? Ее взгляд вернулся к птице со смесью недоверия и изумления. Аид! Высокомерный, бесчувственный Аид приложил столько усилий, чтобы направить этого ястреба на ее поиски? Ее охватила неуверенность. Что он под этим жестом подразумевал? Что ей было думать и делать? Это казалось таким непохожим на него — но, возможно, она неправильно его поняла? Возможно, в нем действительно было что-то большее, чем холодный фасад, который он являл миру? Была ли эта птица его личным ястребом-посланником? Вернется ли она прямо к нему? Правильно ли было с ее стороны принять то, что он прислал? Коре стало не по себе. Мать всегда предупреждала ее, чтобы она не позволяла божествам баловать ее подарками. Но как она могла отказаться от такой прекрасной вещи? Это была, несомненно, самая красивая лента, которую она когда-либо видела. Она уже любила ее и знала, что с этих пор будет носить ее в волосах каждый день. Сердце пело от радости. Закусив нижнюю губу, она сложила записку и аккуратно засунула за вырез хитона, опасаясь, что ее обнаружат, если она спрячет ее где-нибудь еще, и застенчиво прошептала: — Ты тоже возьмешь что-нибудь от меня, маленький принц? Ястреб издал характерный клекот, который она приняла за согласие. В конце концов, она предположила, что хозяин приказал ему дождаться какого-то ответа, прежде чем он улетит. Сжимая маленький мешочек, Кора вернулась к своей гирлянде и выбрала самый красивый цветок, какой смогла найти. Его лепестки были глубокого, насыщенного синего оттенка. Оттенка, который напомнил ей о полуночном небе — о нем. Она призвала свою силу, чтобы наполнить его обновленной жизнью, чтобы он засиял неземным светом. Затем она осторожно обвязала шнурок вокруг стебля цветка и надела его на шею ястреба. С очередным клекотом птица расправила изящные крылья и поднялась в воздух, и сердце Коры, казалось, воспарило вместе с ней, когда она смотрела, как она улетает обратно к своему хозяину.***
Он пришел к ней четыре ночи спустя. Закутанный с головы до ног в черный плащ с капюшоном, он бесшумно соткался в тени, когда она сидела на нижних ступеньках своего храма, рассеянно играя на золотой арфе и с тоской глядя в ночь. Кора яростно покраснела при виде него, и пульс сразу же перескочил на беспорядочный ритм. Она провела все четыре дня, взволнованно гадая, получил ли он ее цветок, и глупо смотрела в небо в романтической надежде, что его ястреб вернется к ней. Конечно, этого не произошло, и она начала отчаиваться, что, возможно, он не подумал о ее ожидании. Она бросила отчаянный взгляд назад, на вход в храм. Если бы ее нимфы вышли наружу и увидели их… Аид, однако, выглядел таким же равнодушным, как и всегда. Скрестив руки на груди, он сузил ониксовые глаза, глядя на нее, и презрительно произнес: — Какая мне польза от цветка? Кора бессознательно подняла руку к волосам. Она обернула ленту вокруг повязки на голове и украсила букетиком маленьких розовых цветочков. Длинные шелковистые концы красиво ниспадали по волосам. — Он будет вечно цвести, — ответила она, защищаясь; ее голос был тихим. — Я наполнила его вечной жизнью. Ты мог бы посадить его в саду, который показал мне… Он легкомысленно фыркнул, и она почувствовала укол оскорбления. Словно в подтверждение своих слов, она стянула с головы ленту для волос и, с большим сожалением, бросила ее к его ногам. — Мне тоже не нужен твой подарок! — раздраженно воскликнула она. Его взгляд опустился. Затем он наклонился и поднял ленту. — Не льсти себе, — сказал он холодно. — Это был не подарок. Я просто заменил вещь, за повреждение которой был ответственен. — Я не просила тебя об этом, — она отвернула пылающее лицо, чтобы показать свое расстройство. Но внутри она чувствовала, что начинает сдаваться, когда ощущала, как его глаза наблюдают за ней. Отчаяние охватило ее. Она просто ничего не могла поделать с тем, как реагировало ее тело всякий раз, когда она видела его. Она не знала, что за безумие овладевало ею. — Тч, — наконец вздохнул Аид. — Раздражаешь. Она моргнула, еще больше уязвленная этими словами. Затем она повернула голову назад — и обнаружила, что он шагнул вперед и протягивает ей ленту. Неуверенно прикусив нижнюю губу, она заколебалась, потому что действительно хотела сохранить подарок, и все же не хотела, чтобы он видел ее нетерпение. — Если я тебя раздражаю, — сказала она тихим голосом, — незачем приходить ко мне. — Хм. Кто сказал, что я здесь, чтобы увидеть тебя? — требовательно осведомился он. Ее рот приоткрылся в недоумении. Она неопределенно махнула рукой за спину. — Это мой храм, и здесь больше никого нет… — Просто возьми это, — ледяным тоном приказал он, желая сменить тему. — Но я не хочу… — запротестовала она. — Возьми, — нетерпеливо бросил он. — Или я сожгу этот дурацкий цветок. Ее глаза расширились. Он все же сохранил его? Медленно она встала, бросив еще один осторожный взгляд на ступеньки позади себя. Ее нимфы еще не слышали их. Затем она подошла, чтобы оказаться рядом с ним на ровной земле, и протянула руку, чтобы снова принять подарок. — Ты сохранил его, — сказала она; легкая улыбка изогнула ее губы, когда она вернула ленту на место, разглаживая концы ленты пальцами. Он презрительно отвернулся и отрезал: — Я не люблю цветы. Улыбка Коры стала шире. — Но ты сохранил его, — игриво поддразнила она. Он выглядел таким угрюмым и недовольным, что она с трудом подавила смех. Она подумала, что, может быть, наконец-то начинает понимать его немного лучше. Аиду явно было трудно выразить какие-либо чувства, кроме насмешки, скуки и раздражения. — Почему ты снова поцеловал меня? — она не смогла удержаться, чтобы не выпалить это, и сердце пропустило удар. Не глядя на нее, он бесстрастно ответил: — Чтобы забрать сферу. — О. — Все было именно так, как она и думала. Через мгновение она добавила: — Но в итоге ты не выиграл. — Вместо того, чтобы быть разочарованной, она чувствовала только веселье, наблюдая за ним. — Тогда не было ли это пустой тратой времени? — Да, — с горечью выдавил он. На этот раз Кора не смогла удержаться от хихиканья. Что ж, похоже, она выиграла во многих смыслах. Он напрягся, резко повернув голову, чтобы посмотреть на нее. Он не слишком благосклонно реагировал на то, что над ним смеялись. Но Кора любезно улыбнулась ему со странным огоньком в ярких глазах и отвернулась, вприпрыжку поднимаясь по ступенькам, чтобы забрать свою арфу. — Куда ты пошла? — он обнаружил, что шипит, не привыкший, чтобы его оставляли первым. Он не сказал ей, что она может идти. Она обернулась и послала ему еще одну милую улыбку. — Возвращаюсь внутрь. Ты же пришел не ко мне. И с этими словами она исчезла, оставив Аида в отчаянии смотреть ей вслед, совершенно встревоженного тем, как у него, казалось, сжалось горло, когда ее музыкальный смех эхом отозвался в его ушах.***
Они сплетничали высоко в безопасности на одном из деревьев, окаймлявших окраину густого леса, что окружал храм Гестии, когда внезапно Афродита ахнула и указала на каменистую местность под ними. — Смотри! Разве это не?.. Точно! Кора выглянула из ветвей. Конечно же, она заметила знакомую солнечную белокурую голову, а позади него был… ее сердце подпрыгнуло. Ни кто иной, как Аид, — тот самый бог, который так часто не давал ей спать по ночам, который мучил ее мыслями наяву. Даже когда она изо всех сил старалась изгнать его, забыть о нем. Не в силах этого сделать, она решила хранить эту преступную тайну до конца своего существования — потому что, хотя он поцеловал ее дважды, она знала, что ни один из этих случаев на самом деле ничего не значил. Он сделал это лишь для того, чтобы получить преимущество над ней. В остальном он относился к ней с тем же презрением и отстраненностью, что и ко всем остальным. Она не была настолько наивна, чтобы поверить, что между ними может что-то быть. В конце концов, он был обитателем Подземного Мира. Она была Богиней Весны. Обреченная концепция с самого начала. И все же ее сердце и тело по-прежнему глупо тосковали по нему. Она отчаянно надеялась, что Афродита не заметила, как она рассеянна в последнее время. В конце концов, любовь была ее сильной стороной. — Тише! — Кора запаниковала, презирая то, как она сразу занервничала, как забилось ее сердце. — Они нас увидят! Афродита не знала о ее случайных встречах с Аидом в компании Аполлона. По какой-то причине Кора подумала, что это плохая идея — рассказать все лучшей подруге. Хотя она чувствовала себя обманщицей, скрывая правду. Она определенно не собиралась признаваться в том, что они общались наедине. Ее щеки покраснели от смущения при одной мысли об этом. — Если бы только твоя мать не была такой строгой, — тяжело вздохнула Афродита. — Тогда нам не пришлось бы прятаться здесь, наверху, и мы могли бы немного безобидно пофлиртовать с этими восхитительными представителями юных богов. — Затем она нахмурилась. — Подожди минутку, что это там внизу, с ними? Кора, которая также заметила молодую женщину с алыми волосами, которая вцепилась в руку очень недовольного Аида, изо всех сил старалась не хмуриться. — Это, должно быть, нимфа, — сказала она, напрягаясь, чтобы получше разглядеть. Она ощутила, как что-то неприятное шевельнулось внутри при виде незнакомой девушки, обвившейся вокруг Аида, воркующей и жеманно улыбающейся ему. Что-то, что вызвало горький привкус в горле. Она пришла в ужас, безошибочно поняв, что это была за эмоция. Ревность. «О, конечно, он был популярен среди женщин, — обиженно подумала она. — С его чертовски идеальным лицом, идеальным телом и идеальным голосом. Все в нем было заманчивым. Стоит ли удивляться, что нимфа набросилась на него?». Афродита озорно улыбнулась. — Какая была бы шутка, — лукаво пробормотала она Коре, — если бы я заставила этого чванливого павлина-бога влюбиться в скромную, простую нимфу. Кора напряглась, встревоженная самой мыслью. Афродита не могла подарить сердце Аида другой! Ее маска апатии полностью исчезла, и она не смогла удержаться, чтобы не прошептать яростно: — Нет! Когда Афродита удивленно моргнула, глядя на нее, она добавила в смущении: — Он... он опасен. Ты же говорила мне, помнишь? Афродита закатила глаза. — Моя дорогая Кора. Он может быть могущественным богом в битве, но он все еще мужчина, и его сердце — лишь игрушка в моих руках. Хм. — Она прищурила пастельно-голубые глаза, и жестокая улыбка искривила ее губы. — Может быть, это было бы идеальным возмездием за все те разы, когда он пренебрегал мной. Испуганная Кора, поняв, что подруга всерьез обдумывает эту идею, взмолилась: — Пожалуйста, не надо, Афродита! Оставь его в покое. Глаза лучшей подруги превратились в подозрительные щелочки. — Почему тебя это так волнует? — потребовала она. — Ты никогда раньше не выступала против моих игр в сватовство. — Я всегда выступаю против них, — возразила Кора в ответ. — Только когда они касаются тебя… — она внезапно ахнула, и что-то неприятно сжалось в животе Коры, когда Афродита ткнула в нее осуждающим пальцем. — Только не говори мне, что ты влюблена в Аида! Кора покачала головой. Ее сердце колотилось быстрее, чем когда-либо. — Нет! — яростно прошипела она. — Это совсем не то! — Не лги мне, Кора. Я знаю выражение любви, и оно написано на твоем покрасневшем лице! Ты не хочешь, чтобы я это делала, потому что ревнуешь! — Все не так! — Кора изо всех сил старалась говорить как можно тише. К счастью, Аполлон был таким же громким, как и всегда, что, как она надеялась, помогло скрыть шум, который они поднимали на деревьях. — Я указала тебе на него как на игру, — на лице Афродиты был написан ужас. — А не на достойный объект для твоего серьезного рассмотрения. От него одни неприятности, Кора! Все обитатели Подземного мира такие. — Она дико замахала руками. — Как ты можешь даже ради развлечения смотреть на него? Да твоя мать насадила бы мою голову на вилы! — Это не... я не ... — Кора подыскивала слова. В отчаянии разум подсказал ей единственный возможный путь к отступлению — тот, который был неверным, вызывал стыд, но оставался ее единственным доступным вариантом сбить Богиню Любви со следа. — Это не он. Я... — она сглотнула, прежде чем решиться, — я не хочу, чтобы Аполлон пострадал! — Аполлон? — Афродита казалась еще более озадаченной. Кора отвела взгляд. Она сделала вид, что беспокойно теребит свою цветочную гирлянду. — Аполлон важен для меня, — пробормотала она. — А Аид — его самый близкий друг… Брови Афродиты взлетели вверх, а челюсть отвисла от шока. Потрясающие черты лица комично исказились от недоверия. — Ты … — она резко вдохнула. — Тебе нравится Аполлон? — недоверчиво пискнула она. Кора прикусила нижнюю губу. Подруга схватила ее за плечи. — Так вот почему у тебя в последнее время такие мечтательные глаза? Из-за Аполлона? — Она потрясла Кору. — Ты серьезно?! Ты что, сошла с ума? Он тебе практически брат! — Замолчи! — взволнованно прошептала Кора. — Ты не должна никому ни слова говорить об этом. Особенно Аполлону. Или моей матери! Афродита в отчаянии хлопнула себя ладонью по лбу. — Клянусь троном Олимпа, Кора! Ты, должно быть, шутишь надо мной! Это шутка, не так ли? Я не могу тебе поверить! — Пожалуйста, помолчи. Кора с несчастным видом отвернулась, чувствуя себя ужасно из-за того, что прибегла к такому обману, но разве у нее был другой выбор? Она не могла позволить Афродите узнать ужасную правду. И она не хотела, чтобы подруга околдовала Аида, чтобы отдать его сердце раздражающей нимфе, которая сопротивлялась его попыткам снять ее с него. — Ну, и как давно ты так себя чувствуешь? — задала Афродита следующий вопрос. — Не знаю, — Кора закрыла покрасневшее лицо. — Я не могу сказать, с какого момента. Афродита раздраженно вздохнула и подняла глаза к небу, призывая себя к терпению. — Но ты же знаешь, как Селена к нему относится… — Вот почему никто не узнает! — прошипела Кора, крепко сжимая ее запястье. Покраснев, она успокоила подругу: — Возможно, это просто неуместное увлечение. Аполлон всегда был так добр ко мне. И ты права – я, должно быть, сошла с ума, потому что он практически мой брат. Это пройдет. Он не должен знать. Обещай мне, что не скажешь ему! Обещай! — Хорошо, хорошо, — хмуро согласилась Афродита. — Но я не знаю, почему ты позволила себе так страдать. Я могу искоренить твою привязанность прямо сейчас... — она подняла руку. Если бы Афродита протянула руку и коснулась сердца, она узнала бы, к кому Кора питает истинные чувства. Нельзя было этого допустить. — Нет! Это пройдет! — настаивала Кора. — Так что, пожалуйста, — взмолилась она, — не заставляй Аида страдать из-за игры. Это заденет чувства Аполлона, и я не хочу... — ее голос затих. Афродита пристально вгляделась в ее лицо на мгновение, а затем снова закатила глаза. — О, что я делаю для тебя, глупая девочка, — она прищелкнула языком. — Аполлон — невежественный идиот. Кто бы мог подумать, что он будет первым, кто привлечет твое внимание? Но с другой стороны, он — единственное божество, которое твоя мать терпит рядом с тобой… — Ее взгляд вернулся к нимфе. Аполлон теперь отчаянно пытался помочь Аиду вырваться из ее рук. — А она довольно настойчива, — заметила она. — Полагаю, мне лучше вмешаться, — она строго указала пальцем на Кору. — Ты останешься здесь! Кора кивнула, когда Афродита грациозно подошла к виноградной лозе и воспользовалась ею, чтобы спуститься с дерева на землю. Выскользнув из-за толстого ствола, она вышла на равнину и приблизилась к троим. Кора наблюдала, как лучшая подруга быстро прогнала нимфу, вероятно, пригрозив, что заставит ее влюбиться в ужасного зверя, если она не скроется. Кора облегченно выдохнула, когда возмущенная нимфа покраснела до оттенка, который соответствовал ее ярким, неровно остриженным локонам, прежде чем неохотно отойти от Аида и наконец исчезнуть. Затем Афродита прижалась к Аиду, соблазнительно улыбаясь ему. Раздражение вспыхнуло внутри Коры, но Аид презрительно усмехнулся Богине Любви. Аполлон громко рассмеялся и оттащил ее от своего друга, поймав ее в игривый замок, в то время как она кричала ему, чтобы он перестал портить ей волосы. Аид стоически наблюдал, как Аполлон развернул визжащую Афродиту так, чтобы их спины были обращены к лесу и Коре. Сидя на своей ветке, Кора с тоской наклонилась вперед, наконец-то сумев полностью и открыто взглянуть на Аида без всяких оговорок. Счастье — и облегчение от того, что он был спасен — придали ей смелости попытаться связаться с ним телепатически, хотя она не была уверена, что он позволит ей позвать его, и уж тем более удосужится ответить. ‘Эта нимфа была раздражающей, не так ли?’ Она увидела, как слегка напряглись его плечи – верный признак того, что он услышал ее сообщение. Когда Аполлон театрально взвыл в ответ на попытки отвлеченной Афродиты ударить его, как только ей, наконец, удалось вырваться из его хватки, голова Аида едва заметно сдвинулась, подбородок слегка откинулся назад, и его взгляд устремился вверх к деревьям. Он нашел ее почти сразу. Кора была остановлена обжигающей тяжестью этого дымчатого взгляда с тяжелыми ресницами. У нее странно перехватило дыхание, когда его сардонический ответ эхом отозвался в ее голове. 'Хн. Не такой раздражающей, как ты’.***
Она несчастно дулась у маленького ручья в другом из своих лесов, когда однажды ночью Аид случайно наткнулся на нее. — Где Аполлон? — потребовал он, как только увидел ее, пропустив, как обычно, все вежливые приветствия. Бог Солнца договорился о встрече в этом месте, но после того, как он побродил по лесу, и его раздражение достигало пика с каждым шагом, Аид обнаружил, что идиота-соперника нигде не было видно. Кора неподвижно сидела на плоском камне, свесив одну тонкую ногу, чтобы пальцы могли погрузиться в кристально чистую воду. Она была одета в кремовый хитон до колен. Бретели в виде красных лент, завязанных узлами-бабочками, драпировались на вырезе с оборками. С плеч свисали золотые полосы, украшенные бусами. В волосах находилась увитая цветами лента для волос, перевязанная длинной алой лентой, которую он ей подарил. Она не подняла на него глаз, что показалось Аиду таким же странным, как и то, что он задержался на месте на противоположной стороне мелкого ручья. Обычно у нее не было привычки полностью игнорировать его. — Не знаю, — наконец тихо ответила она. Ее подбородок покоился на коленной чашечке левой ноги, которая была подтянута вверх к груди. Она продолжала рассеянно смотреть на воду. Аид подумал было уйти, но она выглядела такой нехарактерно подавленной, что он обнаружил, как прислонился спиной к большому валуну. Он рассудил, что может подождать, пока Аполлон найдет их обоих здесь. Его темные глаза сузились, когда он отстраненно посмотрел на нее. Все в ее сгорбленной позе открыто выражало несчастье. — Я хочу, чтобы меня оставили в покое, — сказала она наконец, когда больше не могла выносить тягучего молчания. Вместо того, чтобы выполнить ее просьбу, он продолжал пристально смотреть на нее. Кора, наконец, подняла голову, чтобы взглянуть на него, смущенная его пристальным изучением. Как всегда, он казался выкованным из соблазнительной ночи, одетый в черную тунику и бриджи, которые доходили ему чуть ниже колен. Его голени были обуты в черные сандалии. Высокий воротник туники без рукавов был отделан серебряной строчкой, как и края пройм. Искусно выгравированные, выгоревшие серебряные щитки на предплечьях были закреплены от запястий и до зоны чуть ниже локтей. Струящийся черный плащ ниспадал ему до лодыжек, колыхаясь за спиной, как волна тьмы. Украшенная драгоценными камнями серебряная серьга-капелька в мочке левого уха качнулась, когда он слегка наклонил голову к ней. — Почему ты так на меня смотришь? — спросила она, и на гладкому лбу образовалась легкая морщинка. — Ты выглядишь жалко. Он смотрел невозмутимо. По правде говоря, это была только одна из причин. Он испытал странное чувство удовлетворения, наблюдая за лентой в ее волосах и за тем, как она сочеталась с ее платьем, но не было ни единого шанса, что он признает это вслух. Кора напряглась. Но вместо того, чтобы яростно ответить, как он надеялся, она опустила плечи еще ниже. — Наверное, все так думают, — тихо пробормотала она. Когда Аид увидел, что ее глаза наполнились слезами, он усмехнулся про себя. Она действительно была ребенком, не так ли? Что, черт возьми, с ней происходит? Кора снова поссорилась с матерью. Деметра не позволила ей подняться на Олимп, чтобы навестить Зевса и Геру сегодня. Она сказала то же самое, что всегда говорила — что у Зевса "важные" гости. Кора надеялась, что после того, как мать разрешила ей посетить Праздник Равноденствия, она станет более снисходительной и в других вопросах. Но ничего не изменилось, и Кора снова впала в отчаяние из-за того, что она была единственной молодой богиней, которой было отказано в свободах, дозволенных всем остальным. Единственными местами, где она могла бродить без сопровождения, были земли ее матери и Гестии, а также ее собственные леса и храм. Все прочее находилось под строгим запретом для прогулок без доверенной компаньонки, и разочарование Коры росло. Она хотела увидеть остальной мир. Общаться с божествами, которых она никогда не встречала. Весь день она пребывала в подавленном настроении. Даже Афродита не смогла ее подбодрить и в конце концов оставила барахтаться в своих страданиях, вынужденная вернуться в собственный храм из-за молитв, которые возносили там смертные. — Должно быть это правда, — продолжала Кора, снова глядя на воду. — Все относятся ко мне как к ребенку. И вот я здесь, плачу как ребенок. Я действительно жалкая. Аид неодобрительно скрестил руки на груди. — Тогда перестань вести себя как ребенок, — заявил он. Она устало вздохнула, не в настроении выслушивать его насмешки. Он судил ее так же, как и остальные. И все же... Она поймала себя на том, что все равно хочет поговорить с ним. Возможно, это было потому, что ей так отчаянно нужно было довериться кому-то, кто действительно понимал, каково это — чувствовать себя в изоляции. Разделить бремя, которое опустошало ее. Афродита всегда сочувствовала — но что она на самом деле знала о жизни в клетке? О том, чтобы каждое твое движение и решение подвергалось сомнению и отслеживалось? Она знала, что не получит сочувствия от равнодушного Аида. Она также знала, что нарушает все правила, делясь своими проблемами с ним. Но это не помешало ей заговорить. — Не имеет значения, что я делаю, — призналась она, ожидая, что он оборвет ее и уйдет в любой момент. Но он оставался неподвижным, поэтому она продолжила: — Независимо от того, насколько взрослой и ответственной я пытаюсь показать себя, это бесполезно. Моя мать излишне опекает меня. Аид указал: — Ты присутствовала на Равноденствии. — Да, — согласилась она. — Но под маской. Даже тогда я не могла быть собой. — Ей было стыдно чувствовать, как слезы подступают все настойчивее. — Я … — она прерывисто вздохнула. — Я не знаю, почему я единственная богиня, которую не пускают на Олимп. Я была там всего несколько раз, и когда я все-таки попадаю туда, это выглядит так, будто меня должны тайно провести во дворец Лорда Зевса. Взгляд Аида, в свою очередь, опустился к воде, когда он с большим интересом выслушал ее откровение, внутренне любопытствуя, почему ей тоже отказали в свободе. Он предположил, что это должно было быть связано с важной природой ее способностей. Она сглотнула. — Создается ощущение, что у меня нет прав на мнение. Никакой собственной личности. Как будто мои силы ничтожны — второстепенная функция, которую никто не ценит и не признает. Многие божества даже не знают о моем существовании. — Она тихо рассмеялась. — Они считают меня причудливым созданием. Я изолирована, и мне никогда не говорят, почему. Она бросила камешек в ручей и пронаблюдала за рябью, которую он создавал, ударяясь о поверхность воды. — Я не могу бродить, где мне заблагорассудится. Я прикована к своим лесам или землям моей матери. Или к нашим храмам. — Она уныло опустила голову и уткнулась лбом в колено, чтобы скрыть первые, падающие слезы. — Я не видела океанов, — прошептала она, дрожа всем телом, пытаясь сохранить перед ним самообладание. — Не видела огненные вулканы. Я не знаю ощущения песка под ногами. — Шмыгнув носом, она продолжила: — Даже светлячков, которые обитают в лесах на восточных хребтах, далеко за пределами границ моей матери. Глаза Аида вернулись к ее жалкой, унылой фигуре. Затем Кора, казалось, взяла себя в руки, потому что она поспешно вытерла слезы и встала. — Мне очень жаль, — произнесла она. — Я устроила сцену, да? Как тебе, должно быть, скучно слушать мои несущественные горести. Я знаю, что тебе наплевать на чужие беды. — Покачав головой, она пробормотала: — Как слабо с моей стороны плакать. — Она склонила голову в почтительном прощании и пробормотала: — Прости пожалуйста. Аид выпрямился, когда она отвернулась от него. Его голос заставил ее остановиться, когда она не успела сделать и четырех шагов. — Дар жизни — не ничтожен. Она была удивлена неожиданным утешением, которое нашла в его словах. В них не чувствовались нотки сарказма или неискренности. На этот раз Аид имел в виду то, что сказал. — Тогда почему?.. — прошептала она, не поворачиваясь, чтобы посмотреть на него. — Если это не так, то почему моя мать не доверяет мне? Почему она прячет меня подальше? Почему она держит меня рядом и не позволяет мне бродить, где мне заблагорассудится, или делать свой собственный выбор? Когда он заговорил в следующий раз, он был прямо за ней. Она даже не слышала, как он пошевелился. — Сделай один сейчас, — бросил он вызов. Тогда она с любопытством повернулась к нему. Он протянул руку, взглядом призывая ее отказаться. Кора колебалась всего мгновение – прежде чем вложить свою ладонь в его. Она моргнула, и сильный порыв ветра окружил их. Она почувствовала, как земля уходит у нее из под ног, и когда она восстановила равновесие и осмотрелась, то обнаружила, что Аид перенес их в незнакомое место. Это был также густой, покрытый листвой лес, но влажный воздух, запах почвы и гул энергии здесь были другими, чуждыми для чувств Коры. Она с удивлением поняла, что это не один из ее обычных лесов или владений ее матери. Это было одно из бесхозных скоплений деревьев, выросших за их пределами. Сила Коры охватывала всю землю, но леса, по которым ей разрешалось гулять, были ограничены. — Аид? — неуверенно спросила она. — Где мы находимся? Он вышел из-за ее спины, жестом приглашая ее следовать за ним. Они молча шли через подлесок. Наконец Аид остановился на небольшой полянке между деревьями, откуда Кора могла видеть неожиданные искорки света. Оглянувшись на нее, он наклонил голову, безмолвно приглашая ее присоединиться к нему. Кора нерешительно шагнула вперед и остановилась рядом с ним. И громко ахнула от удивительного зрелища, которое предстало ее широко раскрытым глазам. Светлячки — чистое золото и оранжевый — изящно парили в воздухе, создавая танцем волнистые узоры, которые пленили Кору. Она сделала еще один маленький шаг, и Аид оказался прямо за ней. Его темные глаза оторвались от впечатляющего природного зрелища, открывшегося перед ними, чтобы рассмотреть профиль ее лица. Она была явно очарована, ее выразительные глаза сияли радостью и удивлением. Аид не понимал, почему сглотнуть вдруг оказалось труднее, чем обычно. Он даже по-настоящему не думал о том, чтобы показать ей то, о чем она так страстно говорила, — все произошло по спонтанному, нехарактерному для него импульсу. Это ничего не значило, отчаянно пытался успокоить себя он. Простой поступок, совершенный из жалости к ее тяжелому положению. Но тревожное ощущение незнакомого тепла, расцветшего в его груди, когда она заговорила, говорило об обратном. — О, Аид... — прошептала она, поднимая руки, чтобы сложить их перед собой в благоговении. — Они такие красивые. Он молчал. Казалось, он не мог доверять своему предательскому языку, чтобы сказать что-нибудь прямо сейчас. Внезапно его тело слишком тревожно осознало ее присутствие. Он стоял достаточно близко позади нее, чтобы чувствовать цветочный аромат ее волос. Его глаза проследили за концами ленты, вплетенной в ее распущенные локоны. У него возникло внезапное, бессмысленное желание протянуть руку и провести пальцами по шелковистым прядям. Часть его задавалась вопросом, были ли ее волосы еще мягче на ощупь, чем казались. Они стояли там некоторое время, наблюдая за светящимися маленькими шарами света вместе. Когда светлячки начали подлетать к ним, словно притягиваемые их божественной энергией, Кора засмеялась от восторга, кружась и следуя за их полетом. Окруженный их завораживающим кругом, видя, как их свет освещает ее черты и подчеркивает золотые искры в ее глазах, Аид обнаружил, что не может оторвать от нее взгляда. Затем несколько светлячков подплыли слишком близко к его лицу, и он инстинктивно наклонил голову, чтобы избежать их, – только чтобы замереть от мягкого ощущения губ Коры, слегка коснувшихся его левой щеки. Он моргнул, пораженный до оцепенения, не совсем готовый к тому, как что-то неопознанное, почти болезненно дернулось в его груди. Его растерянный взгляд метнулся к ее лицу, чтобы найти очаровательный румянец на ее щеках, когда она, скромно отведя глаза, застенчиво поблагодарила его за то, что он осуществил одно из ее желаний. Сердце Коры бешено заколотилось. Испугавшись, что обидела его или переступила личные границы – ведь раньше у нее никогда не хватало смелости преодолеть физическую пропасть между ними, – она открыла рот, чтобы автоматически извиниться. Но он не выглядел сердитым. Вместо этого он пристально смотрел на нее, словно она была самой сложной головоломкой, которую ему срочно нужно было решить, – и все же он находился в растерянности, совершенно не зная, как поступить. Каким-то образом это неизвестное заставило его пульс забиться быстрее, а что-то внутри — измениться. Внезапно лес вокруг них исчез. Остались только светлячки и они двое, и его тело, казалось, двигалось по собственному замыслу. Когда его губы встретились с ее на этот раз, это было по-настоящему — не частью игры или уловки. Поцелуй был мягким и нерешительным. Скоротечным. Нежным. Это заставило сердце Коры забиться и воспарить, и все ее горести, казалось, растаяли от его прикосновения. Они были так захвачены друг другом и поглощены открытием новых, зарождающихся эмоций, что не могли видеть или обнаружить двух людей в масках, спрятавшихся на верхушках деревьев высоко над ними. Наблюдатели, молчаливые часовые в тени, со светящимися, пронзительными, алыми глазами.***
Со временем Кора обнаружила, что начинает тосковать по наступающей ночи. Она всегда резвилась под солнцем, купалась в его тепле и золотистом свете — предпочитала жизнь, которую оно создавало, тишине и спокойствию, которые следовали за сумерками. Но темноту она начала предвкушать, потому что ассоциировала ее с ним. Тем, кого она больше не могла отрицать, кто полностью похитил ее сердце, и каждое мгновение ее бодрствования и даже сны были наполнены тоскливыми мыслями и фантазиями о нем. Всякий раз, когда мать оставляла ее с нимфами-компаньонками, Кора садилась на нижние ступени своего храма и с тоской вглядывалась в горизонт, надеясь мельком увидеть его знакомые очертания. Она знала, что у него не было ни причин, ни обязательств навещать ее, но все равно всегда искала его. И так много раз он так и не приходил, и ее сердце всегда замирало от разочарования, которое становилось все труднее пережить. Однако после их встречи со светлячками, казалось, что-то начало меняться между ними. Внезапно Аид все чаще материализовывался из тени, и она все чаще встречала его в безопасном, скрытом убежище своих лесов – без Аполлона на буксире. Иногда они просто гуляли. Часто Кора говорила слишком много, но Аид, казалось, не возражал, а если и возражал, то не давал этого понять. Они наблюдали за звездами сквозь кроны деревьев и по очереди указывали на созвездия или сидели в уютной тишине и наслаждались спокойствием журчащей воды у заваленного камнями ручья. Аид никогда много не говорил, но время шло, они все больше привыкали к обществу друг друга, и он удивлял ее, говоря немного здесь и там, рассказывая ей больше о неожиданных чудесах Подземного мира. Кора всегда с благоговением слушала его слишком краткие и лаконичные истории, которые рисовали совершенно иную картину ужасного места, которого она так сильно боялась. Однако в основном Аид просто довольствовался тем, что слушал, как она рассказывает о себе и своем дне. Иногда они бегали друг с другом наперегонки. Иногда Аид побеждал. В другое время Кора выигрывала. Однажды он бросил ей вызов на матч-реванш со сферой и столкнул ее вниз по пологому склону на лесную траву. Она приземлилась, по-девичьи хихикая под ним, и ее сердце бешено заколотилось, когда он завис над ней, обхватив ее руками. Она задавалась вопросом тогда, когда лежала под ним, каково это — быть полностью захваченной им. Она подумала, что, возможно, подобная мысль пришла и ему в голову, когда он смотрел на ее растрепанные локоны и раскрасневшиеся щеки. Возможно, так оно и было, потому что он вдруг показался напряженным и быстро отпрянул от нее, пробормотав, что гонка была "глупой" и результатом стала ничья. В редких случаях, когда они встречались с Аполлоном, Аид держался от нее на почтительном расстоянии, едва ли признавая ее присутствие словесно — то, что всегда приводило Бога Солнца в ярость. Но всякий раз, когда Аполлон отворачивался, они украдкой поглядывали друг на друга. Каким-то образом тот факт, что они встречались тайно, делал все еще более захватывающим. Кора знала, что то, что она делала, запрещено. Что это разобьет сердце ее матери, если та когда-нибудь узнает. Но она была зависима от Аида: от того, как он заставлял ее чувствовать себя живой. Она не могла удержаться, чтобы не увидеть его. А однажды ночью он сделал нечто неожиданное и необычное — предложил ей приключение, которого она жаждала, восхитив ее. Импровизированное путешествие по лесу на темной колеснице. Они мчались как ветер, так умопомрачительно быстро, что у нее кружилась голова, и она всю дорогу смеялась и визжала. Она была слишком поглощена своим волнением, чтобы увидеть, как Аид снова был совершенно не в состоянии оторвать от нее глаз на протяжении всего путешествия.***
Кора бросила осторожный, изучающий взгляд через плечо, и бешено колотящееся сердце затрепетало. Ночь была тихой. Как всегда, она позаботилась о том, чтобы за ней никто не следил. Она тихо проскользнула в лес, в круг ожидающих объятий Аида. И стоило его губам найти ее, а жару его пальцев обжечь ее кожу, она забыла обо всем остальном. Сердце Коры заколотилось, когда она взглянула на Аида. Он выглядел соблазнительно в темно-синем, и она мимолетно подумала, как хорошо, что он был облачен в такой оттенок. Она и представить себе не могла, что когда-нибудь станет считать темноту такой заманчивой — станет с такой готовностью приветствовать ее всеми фибрами своего существа. Таков был эффект, который произвели на нее тайные ночные встречи с Аидом: он кружил ей голову, заставлял ее чувства петь. Она желала его и все, что он воплощал. Она знала, что им никто не помешает в уединении ванной комнаты ее храма. Никому не дозволялось входить сюда без разрешения Коры — даже мать не беспокоила ее здесь. Кристально чистая вода в северном беломраморном бассейне перед ее молитвенным алтарем была священной, очищала душу и исцеляла тело. Кора знала, что это понадобится ей еще до конца ночи, чтобы смыть следы того, что она собиралась сделать. Она приняла решение — и ничто не могло ее отвлечь. Все мысли о матери казались ей далекими. Она чувствовала, как тело дрожит от возбуждения и предвкушения, когда Аид остановился перед ней. — Здесь нас никто не найдет, — прошептала Кора. Ей успешно удалось провести его внутрь так, чтобы никто из ее нимф этого не заметил. Конечно, помогло то, что он так хорошо сливался с тенями. Аид огляделся, с интересом осматривая большую, освещенную свечами комнату. Два ряда мощных рифленых каменных колонн обрамляли центральное пространство для прогулок, возвышаясь до потолка столь высокого, что он исчезал в тени. Каждая колонна была украшена вьющимися виноградными лозами, на которых росли разнообразные цветы. Их аромат наполнял воздух, создавая атмосферу в выбранной Корой обстановке. Затем его темные глаза снова обратились к ней. Она чувствовала, как тело медленно воспламеняется, когда его взгляд скользнул по ее фигуре, по тонкой ткани кремового хитона, перехваченного на талии золотым поясом. Она видела его голод — голод, который неуклонно рос в течение бурных месяцев их запретного романа, и чувствовала, как это пробуждает ее собственную внутреннюю тягу к нему. — Тогда почему ты шепчешь? — спросил он, приподняв бровь от ее приглушенного тона. Кора прикусила нижнюю губу, когда прекрасное божество расстегнуло пояс на своей талии, чтобы вынуть из ножен клинок, который всегда был при нем. Прислонив его к ближайшей колонне, он в свою очередь расстегнул свой плащ и, отложив в сторону, стал неторопливо кружить вокруг нее. — Это просто мера предосторожности, — попыталась небрежно отмахнуться она. Он остановился позади нее и наклонился, легко, дразня, проводя кончиками пальцев по ее обнаженным плечам. Коре чувствовала, как статические разряды проникают ей под кожу. — Забудь об этом, — сказал он. — Что? — Кора закрыла глаза, осознавая его, его тепло и пульсирующую мужественность позади нее, что вызывали покалывание по всему телу. Ей было трудно обращать внимание на его слова, когда он стоял так близко к ней. — Ты не будешь тихой, — пренебрежительно уточнил он. Крылья бабочек в животе Коры затрепетали сильнее от невысказанного смысла его слов. Он, конечно, имел в виду, что то, что он намеревался с ней сделать, побудит ее быть более громкой. На щеках расцвел радостный румянец. Не робея и не нервничая, как она ожидала, она обнаружила, что не может ждать… она слишком долго тосковала по нему на расстоянии. Он еще даже не начал, а ее тело уже взывало к нему. Она вздрогнула, когда он прижался кончиком носа к ее распущенным волосам и глубоко вдохнул, наслаждаясь цветочным ароматом. — Аид… — ее голос дрогнул. Это заставило его остановиться. — Ты уверена? — теперь настала его очередь говорить спокойно. Сердце Коры бешено забилось. Это был ее последний шанс отступить, изменить курс, который они оба добровольно выбрали. Но как она могла? И с чего бы ей это делать? Она была влюблена. Аид заставил ее почувствовать себя более бодрой и живой, чем когда-либо. Он породил в ее сердце такую радость — чувство завершенности, — что она даже не поняла, чего ей не хватало. Она хотела ощутить всю силу его страсти. Она хотела, чтобы он растворился в ней, принадлежал ей и только ей. Она хотела, чтобы он сделал ее своей полностью, чтобы она принадлежала ему вечно. И она знала — по тому, как он сдерживался, хотя никогда не говорил этого словами, — что он, несомненно, чувствовал то же самое и к ней. Он не был похож на других богов, о которых ей рассказывала Афродита, — похотливых, которые гонялись за богинями с единственной целью. Аид был терпелив и ждал, когда она станет абсолютно готова. Он ждал, когда она подаст ему сигнал. Он был другим. Кора всегда это знала. В глубине души она чувствовала, еще в ту секунду, когда впервые увидела его, что Аид навсегда изменит ее жизнь. Дрожа, она кивнула. — Да, — ответила она, задыхаясь, и почувствовала тепло его губ, прижавшихся к ее левому плечу, оставляющим там сладкие маленькие поцелуи. — Да, — повторила она, когда руки Аида чувственно скользнули по ее животу, пробуждая мучительную боль внизу. — Я хочу быть твоей, Аид, — прошептала она, прижимаясь к нему, когда его стальные руки обхватили ее, крепко прижимая к себе; чувствуя, как темная сила, которой он командовал, пробивается сквозь тонкий материал, который скрывал от него ее кожу. Это всколыхнуло ее кровь. Возбуждал ее. — Возьми меня, — прошептала она. Она почувствовала, как его губы коснулись ее плеча. Одним быстрым движением он развернул ее, прижимая к твердой стене своей груди. Его рот завис в нескольких дюймах от ее рта. Аид одарил ее той злобной ухмылкой, пожирающей, хищной, которая превратила ее ноги в желе и заставила ее почувствовать, что она падает в бездонную пропасть. — Скажи «пожалуйста», богиня, — насмешливо произнес он. Потеряв терпение и решив не позволять ему веселиться, Кора потянулась, обвила руками его шею, чтобы притянуть его голову вниз и сократить расстояние между их ненасытными губами. Он немедленно ответил на ее нетерпение, погрузив горячий, влажный язык ей в рот, где столкнулся с ее собственным. Кора тихо застонала в ответ на поцелуй, проводя пальцами по темным шелковистым волосам. Руки Аида медленно обводили контуры ее боков, словно пытаясь запечатлеть их в памяти, прежде чем уютно устроиться на нежном изгибе ее бедер. Он немного отстранился, положил ладонь ей на затылок, изучая черты ее лица. — Возьми меня, — прошептала она еще раз, все еще с закрытыми глазами, наслаждаясь ощущением своих губ, задержавшихся на его губах. Он застал ее врасплох, заставив хихикнуть от удивления, когда поднял ее на руки. Кора почувствовала себя невесомой, автоматически обвила ногами его талию, чтобы сохранить равновесие, и отстранилась, чтобы восхищенно полюбоваться его лицом. Она обнаружила, что его взгляд был тяжелым и дымился от страсти. Она подняла руку, чтобы нежно погладить его по левой щеке. Не сводя с нее пристального взгляда, Аид направился вперед, донес ее до ближайшей колонны и прижал спиной. Ощущение того, что она оказалась в ловушке между теплом его сильного тела и холодным камнем, вызвало радостный трепет. Когда его губы нашли чувствительную кожу ее стройной шеи и начали страстно целовать, она прерывисто выдохнула, ободряюще поглаживая его волосы. Короткие мимолетные поцелуи превратились в покусывания и полноценные укусы, сменившись чувственно долгими посасываниями, которые были достаточно жесткими, чтобы оставить собственнические следы и синяки. Кора снова застонала, на этот раз громче, и выгнулась в спине, чтобы сильнее прижаться к нему спереди. Почти бессознательно она крепче обхватила его торс ногами. Аид понял, что доставляет ей удовольствие, — по тому, как участилось ее дыхание, по умоляющим тихим стонам, срывавшимся с ее приоткрытых губ. Он поднял голову и снова поцеловал ее в губы. Кора смело впилась зубами в его нижнюю губу, когда он отстранился. Она видела, как он благосклонно отреагировал, видела, как похоть в его угольно-черных радужках, казалось, вспыхнула еще ярче. Полная решимости удовлетворить и его тоже — хотя отсутствие опыта и знаний делало ее неуверенной и немного нервной в том, как именно доставить ему удовольствие, — она извивалась, давая понять, что хочет, чтобы он опустил ее на землю. Аид позволил ей чувственно скользнуть вниз по его груди, и трение их одетых тел усиливало мучительную боль внутри. Как только ноги Коры снова встали на каменный пол, она притянула его голову к себе, чтобы покрыть сладкими поцелуями его подбородок, щеки и правое ухо. Он тихо выдохнул ей в плечо; его ловкие пальцы пытались развязать пояс вокруг ее талии. Ее руки поднялись к его тунике. Она уже была расстегнута на груди, что позволяло легко раздвинуть половинки ткани и впервые увидеть его восхитительно вылепленную обнаженную грудь. Кора сглотнула, наслаждаясь восхитительным видом четко очерченных грудных мышц и стальных выступов твердого, как камень, живота. У нее перехватило дыхание. Во имя Олимпа, он был прекрасен! В благосклонном свете свечей бог, стоящий перед ней, казался сложенным из золотистой гладкой кожи и рельефных, натренированных мышц. Жажда Коры усилилась. Она хотела почувствовать, как эти мышцы сжимаются и напрягаются под ее прикосновением. Боль внизу живота, казалось, распространилась и поселилась между бедер. Закусив нижнюю губу, Кора впервые почувствовала робость. В этот момент она не решалась прикоснуться к нему. — Я… — начала она, ненавидя то, как дрогнул ее голос. — Я никогда ... — она запнулась, когда он слегка отстранился, чтобы посмотреть на нее. — Я никогда не делала этого раньше, — призналась она едва слышным шепотом. Аид моргнул. Затем он ответил, снова поцеловав ее и развеяв все сомнения, обхватив ее запястья и подняв ее руки к своей груди, прижимая ее ладони к своей коже. Контакт был подобен взрыву, от которого кровь Коры зашипела. Внезапно им показалось, что между ними слишком много одежды. Она хотела чувствовать каждую частичку его тела, прижимающуюся к ней. Она потерялась во времени, когда он стянул скрученные бретельки ее хитона, чтобы обнажить ее грудь для своих ищущих прикосновений. Когда он осторожно прикоснулся к ней и в первый раз для пробы сжал, Кора подавила вздох удивления. Никогда она не думала, что это будет так хорошо. Или, может быть, просто Аид так искусно управлялся со своими пальцами, что заставлял ее тело трепетать от опьяняющего удовольствия. Эротично обхватив указательными пальцами ее розовые соски, он провел губами по ключице, и Кора требовательно потянула его за брюки. Они спотыкались, ничего не видя, обхватив друг друга руками в страстном объятии. В следующий раз, когда она воспользовалась моментом, чтобы сделать вдох, Аид осторожно опустил ее на выложенный мозаичной плиткой пол возле умывальника и алтаря. Он навис над ней, разглядывая ее обнаженную верхнюю часть тела, в его взгляде читалось молчаливое одобрение. Смущенная интенсивностью его пристального взгляда, она машинально попыталась прикрыться, но он поймал ее запястья и развел ее руки в стороны, качая головой на выдохе. Затем он жадно наклонился губами к ее правому соску и экспериментально лизнул его. — А… Кора напряглась. Это прикосновение вызвало божественное покалывание удовольствия, пронзившее ее. Когда он полностью взял грудь в горячий рот и провел по ней языком, Кора издала гортанный, страстный стон и закрыла глаза, полностью отдавшись его прикосновениям. Руки Аида скользили по ее обнаженной коже, поклоняясь ее телу, как будто это был храм — его храм. Затем он наклонился и поднял ее обратно, усадив к себе на колени. Ее ноги оседлали его, когда она обвила руками его шею. Задрав юбку хитона, он лениво провел пальцами по шелковистой коже ее ног и снова глубоко поцеловал ее. Когда его блуждающие руки достигли ее бедер и погладили внутри, Кора прижалась к нему еще крепче, и пульсация между ног усилилась от ощущения сильной, мужской груди, прижавшейся к ее собственной. Она так сильно хотела его. Нуждалась в нем каждой частичкой своего существа. И внезапная выпуклость, которую она почувствовала, прижимающаяся к ней из-под его брюк, выдала его собственную безошибочную потребность в ней. — Аид… — выдохнула она, когда он отстранился, чтобы провести кончиками пальцев вниз по изгибу ее позвоночника, в то время как другая его рука ласкала ее левую грудь. Каждое прикосновение стимулировало ее еще больше, вызывало восхитительные маленькие толчки, которые пробегали по всему телу. Ее голова откинулась назад, и он снова провел шершавым языком по ее горлу, целуя и впиваясь в кожу. Инстинкт, казалось, вел ее тогда, когда она осторожно потерлась о его твердость. Она была вознаграждена тихим шипением дыхания и, воодушевленная слышимой реакцией, которую она, наконец, вызвала у него, она опустилась с большей силой, вращая бедрами, пока не нашла устойчивый ритм. — Кора… — у него перехватило дыхание, когда напряженная спираль внутри него напряглась. Она почувствовала, как мускулистые мышцы его рук сжались вокруг нее, когда он посасывал ее грудь. — Ммм, — одобрительно промурлыкала она, продолжая тереться промежностью. Сладостное, мучительное напряжение! Это было так хорошо. Влажность и жар, которые она чувствовала между ног, только побуждали ее ускорить движения. Аид хмыкнул и поднял голову. Он чувствовал свою эрекцию, болезненно пульсирующую для нее. Когда ее глаза встретились с его глазами, она поняла, что он больше не сможет сдерживаться. Когда он медленно опустил ее обратно на землю, она не сопротивлялась и охотно раздвинула для него ноги. Он снова поцеловал ее, медленно и глубоко, а затем прижался лбом к ее лбу. Единственным звуком, который они слышали тогда, был шум крови в ушах, смешение их прерывистого дыхания, прерываемое потрескиванием свечей и успокаивающим течением воды в умывальнике рядом с ними. — Кора, — пробормотал он, поднимая руку, чтобы провести пальцами по ее спутанным локонам. — Я готова, — прошептала она в ответ; сердце колотилось в предвкушении. Он выдохнул ей в губы, слегка отстранившись, чтобы посмотреть в лицо. На этот раз удивление в его глазах было нескрываемым, и Кора почувствовала, как у нее самой навернулись слезы при неожиданном виде его абсолютной беззащитности. Его честности в эмоциях. Никто никогда не смотрел на нее так, будто она была самым прекрасным созданием во всем мире. Это было почти так, как если бы он был очарован ею, находился в полном благоговении перед розовощекой богиней, лежащей под ним. Сердце Коры наполнилось любовью. Он выглядел почти ошеломленным. Это все так не вязалось с уверенным высокомерием, которое она привыкла видеть на его лице. Она ощутила внезапную потребность успокоить его. — Пожалуйста, Аид, — взмолилась она, протягивая руку, чтобы погладить его по щеке. — Сделай меня своей. Его веки тяжело опустились, и он кивнул. Затем он слегка отстранился и быстро сбросил оставшуюся одежду. Кора приподнялась на локтях, чтобы впервые взглянуть на полностью обнаженную фигуру бога. У нее перехватило дыхание, когда она упивалась его эротическим видом. И какая это была божественная форма! Она была ошеломлена его огромной длиной и толщиной и уставилась на полностью налившийся член в возбуждении, открыв рот от восхищения. Ее зубы впились в нижнюю губу, когда желание внутри вспыхнуло, словно дикое, неугасимое пламя. Жгучая боль стала невыносимой, но Кора отчаянно беспокоилась, сможет ли она вместить в себя его впечатляющие размеры. Он снова наклонился и стянул хитон с ее бедер; его собственное желание усилилось, когда он посмотрел на треугольник мягких завитков между ее ног. Она услышала, как у него в свою очередь перехватило дыхание, и он нерешительно протянул руку, чтобы впервые коснуться ее девственных складок. Пронзительное удовольствие, которое она испытала на этот раз, было еще более сильным. — О… — вздохнула она, снова опускаясь на спину, поднимая руки, чтобы обхватить свою грудь, и закрывая глаза, полностью отдавшись в его власть. Аид пристально наблюдал за ней, изучая, как прекрасные черты исказились, словно в агонии, когда он повторил движение, чувственно поглаживая вход указательным пальцем. Когда его большой палец нашел пучок нервов, которые образовывали место наслаждения, Кора выгнулась и ахнула, давая ему понять, что полностью одобряет то, как он ее стимулировал. Наклонившись вперед, он снова завладел ее губами. Она обхватила его руками за шею и потянула еще ниже. Он издал низкий стон у ее губ и, наконец, потерял последние остатки самообладания. Кора почувствовала, как его длина толкнулась к ее входу, и крепче зажмурилась. Он потянулся, чтобы освободить ее руки и переплести их пальцы. Крепко вцепившись в нее, он снова прижался лбом к ее лбу – а затем одним быстрым, сильным толчком прорвал ее девственную плеву и глубоко погрузился в нее. Кора вскрикнула от жгучей боли, но Аид быстро заглушил ее еще одним обжигающим поцелуем. Слезы потекли из ее глаз, когда она почувствовала, как он глубоко вошел в нее. Подобно пылающему клинку, вонзенному по самую рукоять, он заполнил ее, растягивая стенки до предела. Но исцеляющая чакра ее тела работала, чтобы мгновенно восстановить внутренние повреждения, оставляя от первичной боли лишь легкий дискомфорт. Аид прервал удушающий поцелуй и посмотрел ей в лицо взглядом, в котором светилась такая забота о ней, что на глаза навернулись новые слезы. Он напрягся. Не был ли он слишком груб? — Кора... — неуверенно начал он, все еще удерживая себя в ней. — Тебе больно?.. — Я в порядке, — заверила она его, улыбаясь сквозь слезы. — Я просто… — она подавила рыдание. — Я так счастлива, — прошептала она. Он тихо вздохнул с облегчением и сцеловал слезы с ее щек. Она ахнула, когда он осмелился снова шевельнуться в ней. — Ах! Аид… ты наполняешь меня так глубоко! Он поцеловал ее в челюсть и с кропотливой осторожностью снова начал выходить из нее. Ободренный ее умоляющими, одобрительными всхлипываниями, он стал совершать поступательные движения. Медленные, бессвязные, неуклюжие и поначалу неопытные. Но он был богом и всегда очень быстро учился. Когда Аид оказался абсолютно уверен, что она больше не испытывает дискомфорта, он начал ускорять свои толчки, и его ритм становился ровным, более сильным. — Оооо… — простонала она более громко, поднимая ноги, чтобы зацепить лодыжки над напряженными, твердыми мышцами его спины, увеличивая напряжение стенок вокруг него. Проклятие сорвалось с губ Аида, когда усилившееся трение ускорило его восхождение к пику наслаждения. Незнакомое напряжение, сжимавшееся внутри нее, становилось все сильнее и теплее с его увеличившимся темпом, но Аид все еще следил за тем, чтобы он не двигался слишком быстро или резко. Их занятие любовью было несдержанным, но медленным, нежным — как и все первые союзы между влюбленными. Его брови сошлись вместе от сосредоточенного усилия сдержаться, чтобы не врезаться в нее со всей страстью. Во имя Элизиума! Он никогда не испытывал такого удовольствия и чувствовал, что тонет в экстазе, который Кора так сладко дарила ему. Он целовал ее лицо, ее груди, везде и всюду, куда могли дотянуться его губы, опьяненный вином ее любви. Ее хриплые стоны эхом отдавались в его ушах, синхронизируясь с колотящимся сердцем, когда он чувствовал, что тонет в ее золотисто-изумрудных глазах. Она зачарованно наблюдала за ним, не в силах отвести взгляд от его раскрасневшихся щек, от того, каким уязвимым он выглядел в этот момент. Подумать только, что именно она давала божеству, такому опасному и отчужденному, каким обычно был Аид, такую глубину удовлетворения... заставляя его терять свой железный контроль… ошеломляющая тяжесть осознания заставила ее душу воспарить, увеличила ее собственное блаженство. — Кора, — прохрипел он. Погрузившись в нее так глубоко, как только мог, Аид просунул руку ей между ног, ища чувствительный бугорок. Она вскрикнула, когда он почти неистово потерся о нее, страстно желая дать ей такое же освобождение, к которому, как он чувствовал, стремился сам. Покалывание становилось все сильнее и сильнее, и Кора была ошеломлена, задыхаясь, не зная, чего ожидать дальше. — Ах! — Ее ногти впились ему в спину, достаточно сильно, чтобы заставить его зарычать; достаточно сильно, чтобы оставить сердитые полумесяцы на его блестящей от пота коже. — А-а-а! Аид! — Ее сдавленные крики вырывались бессвязно, прерываемые движением его толчков. — Д-да! Да! О! По-жалуйста! Да! Ах! Это было оно, Кора знала, почти рыдала, ее учащенное сердцебиение сотрясало ее до глубины души. Это было то, чего она ждала всю свою жизнь. Самое сладкое, самое сладкое освобождение… — Хаах, — с трудом выдохнул он. Звук кожи, шлепающейся о кожу, заполнил ее уши, заставил пламя похоти бушевать вне контроля, и Кора была совершенно не готова, когда она, наконец, достигла своего первого оргазма, и ее спина выгнулась, когда волны оргазма затопили ее, толкая в самый райский взрыв, который она когда-либо знала. Вскоре после этого Аид почувствовал облегчение; ощущение ее ритмично сжимающихся стенок, сжимающихся вокруг него, доводило до края, заставляя разум и тело кружиться от опьяняющего удовольствия, когда он изливал в нее горячее семя. Гортанный стон вырвался из его горла, когда он зарылся лицом в уголок ее шеи и наслаждался экстазом своего освобождения, его толчки становились все более дикими, более бессвязными, когда его бедра бесконтрольно двигались против ее. Когда последние всплески эйфории начали угасать, и они мягко спустились со своих общих небес, Аид остался на ней, погребенный в ее тепле. Они тяжело дышали, прижавшись друг к другу, ошеломленные тишиной, с благоговейным трепетом от нового открытия в их затуманенных удовольствием глазах. Его вес придавил ее, но Кора обнаружила, что наслаждается чувственным ощущением их скользких, раскрасневшихся тел, сплетенных вместе. Так вот на что была похожа настоящая близость — то, что ее мать хотела скрыть от нее. Кора не могла в это поверить, не понимала, почему. И теперь, когда она однажды ощутила обжигающий жар божественной страсти, она знала, что уже никогда не будет прежней. Наконец Аид скатился с нее и лег рядом. Они уставились в высокий потолок, переводя дыхание, используя тишину, чтобы собраться с мыслями. Наконец, Кора бросила на него робкий взгляд. Его волосы были восхитительно взъерошены, а глаза с густыми ресницами закрыты. Ее сердце затрепетало от крошечной довольной ухмылки, которую она заметила в левом уголке его губ. Застенчиво она прижалась к нему поближе, положив руку на его плоский живот. Он не пошевелился. — Это было... — ее разум оказался слишком потрясен, чтобы подобрать правильное прилагательное, и все, что она смогла выдавить, было: — ...хорошо. Глаза Аида открылись, чтобы снова посмотреть вверх. Он громко фыркнул. — Хн. Хорошо? — эхом отозвался он. Он же был лучше, чем «хорошо»? Кора уткнулась лицом ему в грудь и усмехнулась. — Я имею в виду, мне действительно понравилось, — созналась она по секрету. Он пошевелился и обнял ее левой рукой за плечи, крепче прижимая к себе. Счастье Коры было похоже на головокружительный, плавающий пузырь внутри нее. Она не хотела, чтобы он лопнул. — Хн, — вяло пробормотал он. А потом он сделал редкую уступку, которая восхитила ее слух. — Да. Он имел в виду, что и он тоже. Она обеспокоенно прикусила нижнюю губу, внезапно вспомнив кое-что неприятное. — Что, если моя мать узнает? — спросила она приглушенным голосом. Она не могла себе представить, насколько опустошенной и разъяренной будет Деметра, и содрогнулась от такой перспективы. Последовала пауза. Затем Аид коротко сказал: — Не узнает. — Но… — встревоженно начала Кора. — Это никого не касается, — закончил он. Она решила, что он прав. Она не могла по-настоящему беспокоиться об этом тогда, когда они лежали так близко друг к другу. Еще одно уютное молчание установилось между ними. Оно было нарушено лишь тогда, когда Аид внезапно снова презрительно выдохнул. — «Хорошо», — неодобрительно пробормотал он; ее невысокая оценка его способностей явно беспокоила его. — Тч. В следующий раз ты скажешь не так. Сердце Коры подпрыгнуло. — Ты… — она облизнула губы, осмеливаясь надеяться; его слова ослабили ее внутренние страхи, что он насытился и оставит ее. — Ты думаешь, мы сделаем это снова? Он закрыл глаза и фыркнул, словно должно было быть очевидно, что он собирается снова овладеть ею, и повернул голову, чтобы прижаться губами к ее виску. — Кора, — протянул он насмешливо и плавно. И он считал ее такой невинной. Что ж, так оно и было, самодовольно ухмыльнулся он про себя... До того, как начал прикасаться к ней так греховно, так порочно. Она взглянула на него, когда он удобно устроил ее голову у себя под подбородком и погладил случайные завитки на ее левом плече. — Персефона, — поправила она, рисуя узоры на его груди. Он приоткрыл темный глаз. — Что? — Персефона, — тихо повторила она. — В детстве меня звали Кора, дева. Я больше не девушка. — Переплетя пальцы своей левой руки с его правой, она добавила: — Теперь я женщина. — Снова покраснев, она улыбнулась ему в шею: — Твоя женщина. Его второй глаз открылся, и он уставился в потолок, прежде чем повернул голову, чтобы взглянуть на нее сверху вниз. Он, казалось, обдумывал это, повторял имя в мыслях, проверяя, как оно звучит. Затем он кивнул и легонько поцеловал ее в лоб. — Персефона, — согласно пробормотал он, задержав губы на ее голове.