Quietus

She gave herself to him, 
 He stole away her heart,
 Claimed her as his, 
They were never to part, 
He consumed her light,
 Took his fill,
 She sighed and adored,
 And lost herself to the thrill,
 Her gravest mistake, 
 A great error in measure, 
To fall into the honeyed trap
 Of love and pleasure.

      Было странно, как после стольких лет он все еще мог без усилий вызвать в ее животе порхание бабочек. Простая прогулка до его квартиры заставила сердце забиться быстрее. Однако постоянное беспокойство о нем придало ей смелости навестить его снова. Она сохранила его тайну, как он и просил. Но она задавалась вопросом, сколько еще ей придется молчать. Узнал ли он что-нибудь еще о видениях Сая? Квартира не была ни роскошной, ни дорогой: совершенно не соответствовала стандартам того, что можно было бы ожидать от сына царя богов. Но это всегда было одной тех из вещей, которыми Хината восхищалась — и любила — на поверхности. Неджи задержался у машины, настороженно наблюдая за происходящим. Он стоял, скрестив руки на груди, осматривая окрестности, словно часовой на посту. Впрочем, им он и был. Личный страж Хинаты. Она глубоко вдохнула, остановившись у входной двери. Занавески в скромных размеров гостиной были задернуты, и внутри горел свет, указывающий на то, что он был дома. Ее сердце проделывало эту забавную маленькую штуку — переворачивалось в груди — всякий раз, когда она была в непосредственной близости от него. Она подняла руку к дверному звонку – но замерла, когда услышала сердитое восклицание Наруто. Его слова были слегка приглушенными, но все еще различимыми для ее ушей. — Ты вообще меня слушаешь? Ты правда думаешь, что это хорошая идея — просто пойти туда и встретиться с ним лицом к лицу? Ты знаешь, каким он становится, когда его загоняют в угол… — Говори тише, Наруто, — предостерег глубокий голос. — Мы уже договорились, что мы с Какаши разберемся с этим. — Мы собираемся вести переговоры, — более спокойно произнес другой голос. Хинате пришлось напрячь слух, чтобы расслышать фразу. Ее серо-зимние глаза расширились в замешательстве. Джирайя и Какаши-сенсей были с ним внутри? О ком они говорили? Куда они хотели пойти? Она отбросила любопытство. Было невежливо подслушивать их приватный разговор. «Не самое подходящее время звонить», — сказала она себе. С сожалением прикусив нижнюю губу, она отступила назад с честным намерением отвернуться и уйти, не желая больше вмешиваться или подслушивать. Но следующее, что невольно уловили ее уши, заставило ее остановиться на месте. — Сначала нам нужно выяснить, сколько зерен она съела, — произнес Какаши. — Не вижу причин, по которым он бы скрывал это от нас, — прокомментировал Джирайя. Зерна? Хината в тревоге поднесла руку к открытому рту. О чем они говорили? ‘Хината-сама’, — телепатически обратился к ней Неджи, почувствовав ее дискомфорт и нерешительность. — ‘Все в порядке?’. ‘А!’ — ответила она. — ‘Д-да. Я просто... Наруто-кун сейчас не один, так что мы должны…’ А потом она услышала это. Что-то, что заставило ее сердце биться в гораздо более неприятном ритме. Эти слова были бы бесполезны для обычных людей. Но она не была обычным существом, и ее уши улавливали все. — И все же мы должны быть осторожны, — продолжал Джирайя: — Невозможно предсказать, как отреагирует кто-то вроде Саске, поэтому мы должны быть всегда начеку. Хината тихо ахнула в свою ладонь, не веря своим ушам. Внезапная дрожь охватила ее. Саске? — И мудро подбирать слова, — добавил Какаши. — Вы должны взять меня с собой! — разглагольствовал Наруто. — Я ни за что не смогу просто так отсидеться!.. — Нет, — мгновенно отверг Какаши, его тон не оставлял места для споров по этому вопросу. — Не в этот раз, Наруто! Джирайи, Сая и меня будет достаточно. Ты останешься здесь и присмотришь за Цунаде и остальными. — Что?!.. — взвыл Наруто. — Сай? Ты что, издеваешься надо мной? Почему он идет?! — Я Посланник, — услужливо подсказал другой голос. Сай — опознала Хината. — Не умничай! — заорал на него Наруто. — И в любом случае, разве Саске не сказал, что убьет тебя, если ты вернешься туда?! — Тебе он сказал то же самое, — сухо напомнил ему Какаши. — Это не считается, я слышал это миллион раз раньше, и я все еще жив! Хината отключилась от остальной части препирательств, отчаянно пытаясь разобраться в своих хаотичных мыслях. Сакура съела зерна... из Подземного мира? Находилась ли она там сейчас? Было ли это тем местом, где она пребывала все это время? С Саске? У нее закружилась голова. Ошеломленная и шокированная, она могла только в оцепенении стоять на месте, в ужасе уставившись в землю, надеясь вопреки всему, что она каким-то образом ослышалась, что все это было каким-то ужасным недоразумением. Неджи у машины напрягся; его острое зрение сразу же заметило ее дискомфорт. — Хината-сама... — начал он со спокойной озабоченностью, автоматически двигаясь вперед – в тот самый момент, когда входная дверь распахнулась, и появился Какаши в маске. Его единственный видимый глаз опустился, когда он увидел Хинату, прижавшую руки к груди, с наполовину пристыженным, наполовину испуганным выражением на лице. Она плохо скрывала свое присутствие, но, с другой стороны, она всегда была исключительно честна. — Мааа… — вздохнул он, раздраженно поднимая взгляд вверх. Это было последнее, в чем они нуждались – чтобы кто-то еще из их группы узнал об этом. — Тебе лучше зайти внутрь, Хината. — Я ... — она запнулась, сильно покраснев. — Мне так жаль, я!.. — выдохнула она, когда Наруто внезапно появился позади Какаши; его голубые глаза расширились от ужаса, стоило им остановиться на ее лице. Не говоря ни слова, он вышел и, схватив ее за запястье, потащил в квартиру. — Оставайся там, ттебайо! — он указал на Неджи, прежде чем резко захлопнуть дверь. Неджи нахмурился и неохотно отступил назад. Что, черт возьми, происходит? Почему Хината была так расстроена? За дверью Хината почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Наруто обошел гостиную, сказав двум старейшинам, что он справится с этим. Она не оказала никакого сопротивления, когда Наруто потащил ее за собой, пока они не добрались до кухни, где он закрыл дверь, усадил ее на один из двух деревянных стульев у единственного центрального прохода и крепко держал руки на ее плечах, вглядываясь в ее багровое лицо. — Хината, — произнес он обеспокоенно. — Как долго ты стояла снаружи? — Я.., — заикаясь от стыда, пробормотала она. — Наруто-кун, я пришла только... чтобы посмотреть, все ли с тобой в порядке, и я уже собиралась уходить, но потом услышала … — она низко склонила голову, плечи приподнялись. — Мне так жаль, Наруто-кун! Я не хотела — я была снаружи всего несколько минут! Выражение лица Наруто смягчилось, когда она зажмурилась, находясь на грани слез. — Хината… — начал он, его пальцы на ее плечах расслабились. — Я не хотела! — повторила она в тревожной спешке. — Пожалуйста, прости меня, Наруто-кун! Но когда я услышала о Саске-куне… Правая рука Наруто взметнулась, и он скользнул пальцами под ее подбородок, приподнимая ее голову. Ее глаза распахнулись, и она ахнула, когда его лазурный взгляд встретился с ее. — Хината, - произнес он приглушенным голосом. — Ты должна пообещать мне, что ничего никому не скажешь! Она прикусила дрожащую нижнюю губу. Она не думала, что у нее хватит смелости скрыть от Цунаде такую важную правду. — Но... но почему? - она в замешательстве покачала головой, явно потрясенная и расстроенная. — Наруто-кун, если ты знал, где она была все это время, то почему… почему ты нам не сказал? Наруто отстранился, напряженно провел рукой по своим солнечным волосам, беспокойно расхаживая перед ней. — Черт возьми, — пробормотал он в отчаянии. — Ты знаешь, что они думают о Саске. Я не знаю, почему он забрал Сакуру-чан, но поверь мне, Хината! — он повернулся к ней. — Поверь мне, он не причинил ей вреда! Она молча смотрела на него широко раскрытыми глазами, ее губы приоткрылись в изумлении. — Ты знаешь, что мы с Саске были как братья, — тихо сказал он, подходя ближе к тому месту, где она сидела, сложив руки в кулаки на коленях. — И это глупо, я знаю, но я не могу разорвать эту связь. Я чувствую, что… Я чувствую, что он заблудился, Хината! Я чувствую, что каким-то образом несу за него ответственность. Даже после всего… Но они не станут меня слушать. Они думают, что он предал нас, но я никогда в это не верил. Я просто знаю, что должна была быть причина, по которой он выступил против нас. Мне нужно как-то выяснить, что случилось! Хината начала качать головой. Ее сердце сжалось. Она любила Наруто всеми фибрами души, хотела поддерживать его всеми возможными способами, но держать что-то подобное в секрете? Она не была так уверена, что сможет. Словно прочитав нерешительность на ее лице, Наруто встал на колени, протянул руку и взял ее руки в свои. Ее пульс участился от этого прикосновения. — Пожалуйста, - прошептал он, серьезно глядя ей в лицо. — Хината, я умоляю тебя. Я знаю, что ты не понимаешь всего, что происходит, и я уже так многого от тебя прошу, но я обещаю тебе. Я обещаю тебе, я обязательно расскажу тебе все, как только мы выясним, почему он забрал ее. — Она... — Хината попыталась заговорить, когда его пальцы скользнули под ее, разжимая ее кулаки. Сглотнув, она испуганно продолжила: — Она съела немного зерен, Наруто-кун?.. Его глаза вспыхнули болью и на мгновение опустились. — Да. — Покачав головой, он пробормотал: — Я не знаю, зачем он это сделал. Это не имеет смысла. Я хочу надрать ему задницу, но сейчас самое главное, чтобы мы попытались заставить его вернуть ее. В противном случае… Ему не нужно было заканчивать. Хината прекрасно понимала, что произойдет, если Сакура не вернется на поверхность до начала осени. Она неуверенно выдохнула. Она даже представить себе не могла, какой ужас испытывала Сакура. Оказаться в ловушке в таком месте, с таким опасным божеством… —Наруто-кун… — ее голос нерешительно затих. —Я… Я не знаю, смогу ли я… — Обещай мне, — настаивал он, снова глядя на нее. — Хината, ты не можешь сказать Цунаде, или Ино, или кому-либо еще. Пока нет. Я знаю, что в конце концов они узнают, но если бы ты могла продержаться еще немного. Я ... — настала его очередь закрыть глаза. — Я знаю, что не имею права просить тебя об этом, но такой человек, как ты… которого я так люблю и которому так доверяю!.. Я знаю, что могу на тебя положиться! Так что, пожалуйста! — Он наклонил голову вперед, чтобы умоляюще прижаться лбом к ее рукам. — Пожалуйста, доверься и мне тоже! Жар на ее щеках усилился. В ее груди тающее сердце подпрыгивало и взлетало. Человек, которого он так любил и которому так доверял. Медленно она убрала одну из своих тонко дрожащих рук и нежно положила ее на его золотистую голову. Любовь вспыхнула в ней от ощущения мягких, непослушных прядей под кожей. Как долго она жаждала прикоснуться к нему вот так? Чтобы дать ему прямой, физический комфорт, вместо поддержки на расстоянии? Как она вообще могла ему в чем-то отказать? — Я доверяю тебе, Наруто-кун, — успокаивающе прошептала она, заставив его вздохнуть с облегчением и еще одним, невыразимым чувством, когда он остался в поклоне перед ней, эгоистично наслаждаясь успокаивающей нежностью ее прикосновения, когда она ласкала его волосы своими тонкими пальцами цвета слоновой кости.

***

Кора нетерпеливо фыркнула, чувствуя раздражение. Аполлон сказал ей, что придет вовремя сегодня вечером. Но он снова опоздал, и она действительно была не в настроении потакать ему. Особенно когда она предпочла бы быть где-нибудь в другом месте, с кем-то другим, заниматься чем-то другим… Скрестив руки на груди, она прислонилась спиной к стволу дерева, подняв глаза к звездному небу, мерцающему за верхушками деревьев высоко над ней. Ее мысли автоматически начали успокаиваться, стоило вспомнить вторую ночь страсти, которую она разделила с Аидом, снова в святилище своего храма. Ее сердце пропустило удар, и ненасытная боль внутри вновь вспыхнула, когда она вспомнила, как их мокрые от пота тела извивались вместе. Это занятие любовью было более грубым, быстрым, чем их первый раз. Кора закрыла глаза от чувственного воспоминания о том, как его губы прижимались к ее коже, посасывая точку пульса, кусая и клеймя, пальцы собственнически скользили по контурам ее бедер, когда он снова заявлял на нее свои права. Она изо всех сил старалась заглушить всхлипы, когда он яростно вонзался в нее, словно желая доказать им обоим, что он может действовать намного, намного лучше. — Скажи мне, — выдавил он между затрудненными вдохами, дразня ее, когда она умоляюще застонала, прося освобождения под ним. — Это, — он еще сильнее врезался в нее, сводя ее с ума от желания, — хорошо, Персефона? Это было больше, чем "хорошо". Это было невероятно, умопомрачительно, и она бы закричала, если бы его губы не пожирали ее, чтобы ее крики не были слышны за толстыми, высокими двойными дверями ее личной комнаты. Глаза Коры открылись, и она тихо выдохнула в теплый ночной воздух. Аид был страстным и пылким любовником, и она наслаждалась безжалостной силой его страсти, его уверенной мужественностью, его обжигающим жаром. Он был весь из железа и пламени, воспламенял ее кровь. Прошло пять ночей с тех пор, как она видела его в последний раз, и как цветы жаждут поцелуя солнечного света, так и ее тело жаждало новых ощущений, которые он открыл ей. Где он был? Был ли он здоров? Возможно, он просто был поглощен своими обязанностями в Подземном Мире. Как она все время была поглощена мыслями о нем, и ей было трудно, даже мучительно, сохранять видимость «Коры» — невинной, наивной девушки — рядом со всеми остальными. Особенно с матерью. Кору терзало чувство вины, и ее тошнило каждый раз, когда она встречалась взглядом с Деметрой. Это была битва за то, чтобы попытаться действовать как можно более обыденно, сохраняя при этом столь ужасную тайну. Но она знала, что сейчас никак не может покинуть Аида. Не тогда, когда они стали одним целым. Она оттолкнулась от дерева и начала рассеянно бродить по подлеску. Если Аполлон не появится в ближайшее время, ей просто придется… Ее разум так и не завершил эту мысль, потому что, когда она случайно подняла глаза, ее взгляд упал на фигуру, полностью облаченную с головы до ног в черное, за исключением темно-фиолетового пояса, завязанного на груди. Такая же аметистовая капля свисала с мочки его левого уха. Ее сердце сильно затрепетало при виде него и сразу же ускорилось. Аид медленно вышел из кустов, за которыми прятался, и неторопливо направился к ней. В его грациозных движениях было что-то почти хищное. — Аид! — она нервно огляделась вокруг. Она не могла ощутить божественную энергию Аполлона в лесу, но у Бога Солнца была неприятная привычка появляться из ниоткуда. — Аполлон попросил меня встретиться с ним здесь, — сказала она бездумно. — Он может прибыть в любой момент, так что… Ее голос затих, когда он остановился на тщательно отмеренном расстоянии от нее. Вместо надменного выражения высокомерия, самодовольства или безразличия, которое она привыкла видеть на его лице, Кора заметила намек на хмурость в уголках его губ. Он казался напряженным. Недовольным. Даже раздраженным. — Что случилось? — она растерянно моргнула. Его глаза сверкали жестко, как черные бриллианты. Они сузились, глядя на нее. — Не играй со мной, — отрезал он ледяным тоном. Она напряглась, оскорбленная. Нахмурившись, она покачала головой, не понимая, что могло его беспокоить. — Аид, о чем ты говоришь? - спросила она, странно нервничая. Что она сделала не так? В последний раз, когда они виделись, все казалось идеальным. Что изменилось? — Аполлон сказал мне, — выпалил он. Замешательство Коры росло. — Что? — Я сказал, — он шагнул вперед; темная аура, окутывающая его фигуру, пульсировала вокруг него, как густые струйки удушающего, смертоносного дыма. — Не прикидывайся идиоткой. — Но я не понимаю, о чем ты говоришь, — воскликнула Кора, в смятении заламывая руки. — Серьезно, Аид, я не понимаю. — Я не думал, что ты из тех, кто так щедро делится собой. — Его глаза обвиняюще сверкнули. Все больше расстраиваясь, Кора взмахнула рукой: — О чем ты говоришь? Не скажешь ли ты мне, какое преступление я совершила? — Твои… — он выплюнул следующее слово с ненавистью, как будто это была клевета, которая оскорбляла его всеми возможными способами, — «чувства» к Аполлону. — Мои чувства к?.. — тупо повторила Кора. Что он там говорил? — Аполлону? — повторила она в замешательстве. С чего бы Аиду вдруг задавать такой вопрос? — Но… — она снова покачала головой. — Он мне как брат. Я не… — Это не то, — сверкнул глазами Аид, - что он думает. Гнев вспыхнул внутри Коры из-за необоснованных обвинений. Что он пытался предположить? Затем внезапное осознание обрушилось на нее, заставляя сердце замереть. То, что она сказала Афродите за несколько месяцев до этого. Ложь, которую она сплела, чтобы скрыть природу своих истинных чувств к Аиду. Но Афродита обещала ей, что не скажет ни слова! Неужели она снова открыла рот и принялась сплетничать? Кора в отчаянии хлопнула себя ладонью по лбу. — Что тебе сказал этот дурак? - она на мгновение закрыла глаза, пытаясь набраться терпения. Хмурый взгляд Аида стал еще мрачнее. Аполлон пришел к нему двумя днями ранее, наполовину в панике, наполовину хвастаясь тем, что Афродита проговорилась, что Кора питает глубокие, тайные чувства к Богу Солнца. По правде говоря, Аид не прислушивался к остальным подробностям. Он был слишком разгневан и немедленно вызвал Аполлона на дуэль, сражаясь с ним, пока они оба не остались избитыми и в синяках. Следующие два дня он провел, кипя от злости на самого себя, пока, не в силах больше выносить всепоглощающую горечь, не разыскал Кору, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. — Ты знаешь, о чем я говорю, — прошипел Аид. Глаза Коры снова открылись. — Да, - она тяжело вздохнула, но он совершенно неправильно понял ее намерения. Аид ощетинился, резко вдохнул. — Тогда ты не отрицаешь этого. — Я сказала эти слова, — призналась Кора, — но это было только потому, что ... — она замолчала, увидев возмущенное выражение на лице Аида. Что-то враждебное мелькнуло в его проницательном взгляде. Он был просто в ярости, его руки были сжаты в кулаки по бокам. Ее челюсть отвисла, когда что-то лестное и волнующее внезапно пришло ей в голову. Он ревновал. Ревновал — к Аполлону! От перспективы того, что она обратит внимание на другого! От неожиданного, но очень приятного открытия у нее закружилась голова от счастья. Она ничего не могла с собой поделать, глядя на это очаровательное нахмуренное лицо – она расхохоталась, – что, как она скоро обнаружит, было совершенно неправильным курсом действий, поскольку это только еще больше разжигало опасный гнев, зреющий в груди Аида. — Ты! - разинула она рот. Кто бы мог подумать, что бог, столь уверенный в себе, столь напыщенный и пренебрежительный ко всему и ко всем, будет питать такую распространенную неуверенность? — Ты ревнуешь, - усмехнулась она. — К Аполлону! О, Аид! — Заткнись, — прорычал он ей. Из многих явлений, которые он ненавидел в этом мире, быть осмеянным находилось высоко в иерархии его самых презираемых вещей. — Мне очень жаль, - выдохнула она. — Это просто ... что ты ... ревнуешь! К этому неуклюжему, невежественному… — Я, — едко возмутился он, определенно сверкая на нее глазами-кинжалами, — нет. Но он ревновал. Все в его оборонительной позе и выражении лица кричало об этом. Кора согнулась пополам, хрипя, чтобы отдышаться. Затем она выпрямилась, но продолжала неудержимо хихикать в ладонь. — Так и есть, — хихикнула она. — Ты думаешь, что мы с Аполлоном… Она так и не закончила. Аид быстро пришел в движение, и секунду спустя задыхающаяся Кора почувствовала, как ее отбросило назад, на ствол дерева. Аид грубо развернул ее так, что передняя часть ее туловища оказалась неудобно прижатой к шершавой коре. Его руки обхватили ее запястья, чтобы зафиксировать в нужном положении, поймав ее, когда он всей тяжестью навалился ей на спину. — Аид! — Она сразу же встревожилась, ее глупое веселье быстро иссякло. — Я ... я не это имела в виду! Я сказала это Афродите, потому что она подозревала, что я ... ах? — она сглотнула, когда его рот приблизился прямо к ее левому уху. — Ты думаешь, - горячо выдохнул он, заставляя ее кожу покалывать. — Он может сравниться со мной? Ее глаза расширились, когда он отпустил ее правое запястье, чтобы сердито провести рукой вниз по ее хитону, по мягкому подъему груди, по животу, а затем между ее ног, слегка приподняв ткань юбки, чтобы коснуться теплой ладонью под самым интимным местом. — О… — выдохнула она дрожащим голосом. Сердце бешено забилось о грудную клетку. Она могла сказать, что сама попала в беду. — Как ты думаешь, – прошипел он, когда его ладонь начала стимулировать ее — движение, от которого внутренности Коры затрепетали от желания, — он может заставить тебя чувствовать себя так? Она хныкала и извивалась, что невольно приподняло ее бедра, заставив прижаться к его промежности. Она почувствовала выпуклую твердость его эрекции, когда та вонзилась в нее из-под его туники, и сглотнула, чувствуя головокружение от похоти при ярком доказательстве того, насколько страстно он желал ее тоже. Она начала тереться о него ягодицами, и Аид зашипел, сильнее прижимаясь к ней, когда отпустил ее левое запястье, чтобы сжать ее левую грудь. Тепло разлилось у нее между ног, и она почувствовала, как становится влажной, когда он сильнее прижал к ней ладонь. Кора изо всех сил пыталась объясниться с ним. Внезапно ей показалось, что вообще трудно произнести какие-либо слова. — Аид… — ее голос опасно дрогнул. — Она… она подозревала, что я ... что у меня были чувства к тебе… о-о-о... — хрипло простонала она, когда он сердито всосал кожу между ее шеей и плечами, решив оставить свежие следы. — Я должна была что-то сказать, чтобы отвлечь ее… Я не могла позволить ей узнать... Поэтому я сказала ей… — она ахнула, когда почувствовала, как его руки опустились ниже, чтобы нетерпеливо дернуть ее за юбку, поспешно приподнимая материал выше бедер. — А ... об Аполлоне, — пробормотала она, когда он поспешно начал расстегивать ремень одной рукой, чтобы освободить свой ноющий член. Он укусил ее за мочку уха, что вызвало еще одно мяуканье, сорвавшееся с ее губ. Кора прислонилась к нему, наслаждаясь его силой, его доминирующим присутствием, тем, как стальная мускулистая рука обвилась вокруг нее. — О… — слабо запротестовала она, каким-то образом все еще умудряясь сохранять связное мышление, хотя безумно хотела его, каждым дюймом своего существа. — Не здесь!.. Аид, пожалуйста… он идет… Но Аид не слушал или, казалось, ему было все равно. — Для него ты всегда будешь только Корой, — прорычал он. — Девочкой. Ребенком. У нее перехватило дыхание, когда он скользнул в нее сзади. Аид провел шершавым языком по ее горлу, жадно облизывая. Кора почти обезумела от желания к нему. Как он мог так сильно повлиять на нее? Как он мог заставить ее тело так опустошительно пульсировать для него? — Я не хочу, — хрипло прошептал он и резко прижался к ней один раз, — делиться, Персефона. Она ахнула, вцепившись в ствол, чтобы ноги не подкосились. — Ни с Аполлоном, — усмехнулся он, снова входя в нее с большей силой. — Ни с кем-либо другим. — Ах! Аид… — взмолилась она. Теперь, когда он был плотно заключен в ее стенах, она отчаянно нуждалась в освобождении. — Ты… — собственнически прорычал он, снова грубо толкнувшись. — Моя. — Он отстранился, затем снова глубоко вонзился в нее, его движения были мучительно неторопливыми, когда он полностью погрузился в нее. — Только моя, — соблазнительно выдохнул он ей в ухо, вырываясь-прежде чем снова врезаться в нее, заставив ее захныкать. — Всегда. — Д-да! — Голова Коры откинулась назад в знак покорности, и она начала нетерпеливо тереться о него. — Твоя! — Она была вознаграждена тремя жестокими толчками. —Всегда т-твоя! Ах! — Скажи, — он выскользнул, — это, — еще один глубокий толчок, — снова. — Твоя… — простонала она. — О, Аид, только твоя… ооо… да… пожалуйста…ммф! — она повернула голову так сильно, как только могла, и он наклонился к ней, чтобы запечатлеть ее губы в горячем, влажном, страстном поцелуе, страстно соприкасаясь языками. Он снова прижал ее запястья к дереву, продолжая входить и выходить из нее с мучительной медлительностью. Внезапный, отдающийся эхом крик заставил их напрячься и прервал поцелуй, грубо вырвав их из наполненного похотью тумана. — Кора! — Веселый голос Аполлона эхом разнесся вокруг них. Он быстро приближался. Кора чувствовала его. — Он здесь! — в панике прошептала она, пытаясь высвободиться, отстраниться от него. Но Аид просто сильнее прижал ее к дереву, опустив руки, чтобы впиться в ее бедра, когда он начал ускорять свой ритм, врываясь в нее с такой интенсивностью, что у нее перехватило дыхание. — А!.. — она подавила сдавленный крик. Аид запустил руку в ее волосы, дернул ее голову назад, продолжая яростно врезаться в нее сзади, сотрясая все ее тело дикой силой своих безжалостных толчков. Кора сильно прикусила язык, ощутив характерный металлический привкус меди. Она любила это, жаждала этого, то, как ее стенки восхитительно покалывало с каждым толчком, с каждым пронзающим ударом. — Да! — задыхаясь, выдохнула она. — Да, да, сильнее!… — Кора! Я здесь! Извини, что заставил ждать! Она закрыла глаза. Нет, нет! Он не мог их найти! Не тогда, когда она была так, так близко! Она пожелала, чтобы растения вокруг них замолчали, чтобы они проглотили хлюпающие, шлепающие звуки Аида, безжалостно вливающегося в нее. — Давай же! Выходи! Где ты? — Бог Солнца заскулил. Он почти добрался до их места. Каким-то образом опасность разоблачения сделала их запретную возню еще более захватывающей, все более рискованной и захватывающей, отвергла ворчащего Аида, чтобы ускорить ее с новой настойчивостью, решив освободить их обоих до того, как их найдут. — А-Аид!.. — Она подавила вздох, контроль ускользнул, как зыбучий песок между ее пальцами. Аид тихо выругался ей на ухо. Она сглотнула, чувствуя, как искра внутри нее сжимается все сильнее, сильнее, сильнее — пока, наконец, не взорвалась, раскаленная добела и интенсивная, заставляя ее видеть звезды, когда ее волнующий оргазм пронзил ее дрожащее тело. Ее рот открылся, не в силах сдержать крик, когда эйфорическое удовольствие пронзило ее — но было быстро заглушено прерывисто дышащим Аидом, который крепко зажал ей рот ладонью, заставляющей замолчать.

***

— Ты кажешься рассеянной в последнее время, дочь, — заметила Деметра, когда они сидели вместе, сплетая корзины из соломы. Сердце Коры бешено забилось. Конечно, ее всегда проницательная мать заметила, и это была та самая конфронтация, которой она боялась последние три месяца. Она действительно была удивлена, что Деметра так долго молчала. Изобразив на лице улыбку, она попыталась легко отмахнуться: — О, нет, ничего такого. — Кора, — строго произнесла мать. — Я знаю эту фальшивую улыбку. Кора сглотнула, мысли лихорадочно метались. Что она могла сказать? В ужасе почувствовав, как румянец заливает щеки, она опустила голову, выдергивая солому из плетения, которое слишком затянула, когда волна беспокойства охватила ее. Как бы ей хотелось в этот момент обладать завидным талантом Аида скрывать эмоции! — Пустяки. Правда, мама. — Тогда почему ты краснеешь? — Я… Деметра поджала губы и опустила корзину на пол. Какое-то время она была подозрительна; она знала Кору лучше, чем кто-либо, и ее странное поведение подтверждало, что что-то тяжело давило на ее совесть. Протянув руку, она нежно положила ладонь на левую руку Коры, давая ей знак тоже остановиться. Кора сглотнула. Ее пульс бился так быстро, что она была уверена, что ее мать каким-то образом могла уловить его бешеный ритм. — Скажи мне, — приказала Деметра. Как это могло случиться? Она приложила столько усилий, чтобы вести себя максимально обыденно. Но, очевидно, этого было недостаточно, чтобы сбить зоркую мать со следа. Теперь она была поймана в ловушку, загнана в угол, и, к ее огорчению, ее язык, казалось, утратил способность говорить. — Кора? — Деметра протянула руку, ухватила дочь за подбородок и повернула ее голову, чтобы встретиться глазами с обеспокоенным медовым взглядом. — Мне так жаль, — выпалила Кора, нервно прикусив нижнюю губу. — Я не хотела беспокоить тебя... Я... я боялась, что ты рассердишься на меня!.. — В чем дело? — Деметра нахмурилась. — Я… — Кора почувствовала себя несчастной. Затем внезапный луч надежды озарил ее: она вспомнила трагическую историю любви, о которой Афродита рассказала ей меньше недели назад. Конечно, она была бы проклята в Тартаре за то, что озвучила своей собственной плоти и крови такую ужасную ложь ради сокрытия тайны столько прискорбным способом, и Аид был бы бессилен что-либо сделать, чтобы предотвратить это! Но она яростно твердила себе, что у нее нет выбора. Соблазнительные темные глаза вспыхнули в ее сознании, и отчаянная потребность защитить его – защитить их , взяла верх над всем остальным. — Недавно я видела в лесу охотника, мама. Я не знаю, кем он был, но… у него было такое очаровательное лицо! Деметра нахмурилась. — Только не говори мне ... — начала она чересчур покровительственно. Кора вскинула руки в защитном жесте. — Подожди, мама! Есть одна нимфа, которая ужасно в него влюблена. Ты слышала об Эхо? — Эхо, — повторила мать. — Нимфа, которая сладко поет? — Да, — кивнула Кора. — Она дико влюблена в этого мальчика-охотника, но он не хочет ее. Видишь ли, он ужасно горд, и мне больно видеть, как она так сильно страдает. Она часто приходила в мои леса за утешением и очень много говорила о нем. Мне было так жаль ее. Я пытаюсь найти способ помочь ей, но Афродита говорит мне, что ее любовь обречена. Это было выдумкой лишь отчасти. Эхо приходила к ней несколько раз. Просто не так часто, как это звучало из уст Коры. И она всегда говорила так долго, что даже столь терпеливая и внимательная богиня, какой была Кора, обнаружила, что устала от ее бесконечной болтовни. Афродита приходила оба раза, чтобы прогнать бедную больную любовью девушку. Деметра покачала головой, удовлетворенная объяснением. Как это похоже на ее добродушное дитя — нести на своих плечах чужие беды. — Любовь, — пробормотала она. — Действительно, дурацкое занятие. Кора замялась. — Ты ведь была влюблена, не так ли, мама? Ее мать напряглась. Но вместо того, чтобы рассердиться, чего боялась и ожидала Кора, Деметра тихо ответила: — Да, дитя. Я познала любовь. И порой я жалею, что сделала это. Кора с облегчением выдохнула. — Но не часто? — спросила она. — Не так часто, как хотелось бы, — уныло призналась Деметра. Затем она слабо улыбнулась. — Если бы я не испытала этого, то самое дорогое для меня в этом мире не существовало бы. Кора с любопытством наклонила голову. — Что это, мама? Деметра встретилась с ней взглядом и протянула руку, чтобы погладить дочь по голове. — Конечно ты, дочка. Редкое проявление открытой нежности отразилось в ее прекрасных чертах. Тяжелая вина внутри Коры превратилась в такое невыносимое бремя, что она почувствовала, как слезы защипали глаза. С трудом сглотнув, она сумела искренне улыбнуться в ответ.

***

Руки и колени Коры дрожали от усилий удержать тело в вертикальном положении. Она была измучена, ее изнеможенное тело было восхитительно удовлетворенным, но, казалось, Аид был далек от завершения, потому что он наклонился к ней сзади, его сильная грудь крепко прижималась к ее спине, а его губы зависли над ее правым ухом. — Не можешь соответствовать? — насмешливо прошептал он. — Пожалуйста… — Она закрыла глаза, тяжело дыша. — Н… больше нет. Я не могу… — Тсс, — усмехнулся он, самодовольно ухмыляясь, когда крепко обнял ее за живот, притягивая ее еще плотнее к себе. Дрожь пробежала по спине Коры, когда она почувствовала, как его напряженные, стальные руки сжались у нее на талии. — Я еще не закончил с тобой, — прорычал он собственнически. Кора прикусила нижнюю губу, когда почувствовала, как его твердая, пульсирующая длина снова толкнулась в нее, и громко застонала, когда он снова погрузился. Стенки все еще пульсировали после предыдущего оргазма, который он ей подарил, и ощущение его полноты, снова растягивающей ее до предела, вызывало сладкую боль. Она думала, что ее тело удовлетворено, но когда он снова начал медленно входить и выходить из нее, она почувствовала, как неугасимый огонь желания снова стал разгораться в глубине живота, и ее охватила неистовая лихорадка вожделения, которой он заражал ее каждый раз, когда прикасался к ней. И Аид был так же ненасытен, его пальцы мяли ее ягодицы и впивались в бедра, когда он увеличивал силу и скорость своих толчков. Всхлипы Коры становились все громче и громче, и она стонала его имя снова и снова, отчаянно прижимаясь к нему, усиливая жаркое трение, быстро нарастающее между ними. Ее пальцы поджались, когда электрические разряды в животе усилились. Она вздрогнула, когда Аид опустил голову, чтобы соблазнительно провести губами по изгибу ее позвоночника, а затем повторить путь языком, чувственно лаская ее блестящую от пота кожу, прежде чем наклониться над ней, жадно посасывая уголок между шеей и правым плечом. Его руки скользнули под нее, чтобы обхватить и сжать ее груди. Она ахнула, когда он резко изменил ее положение, потянувшись, чтобы усадить ее к себе на колени. Он сжал ее предплечья в руках и свел их за спиной, запирая в крепком захвате, когда он вошел в нее еще глубже и под более жестким углом. Голова Коры запрокинулась назад, а хриплые стоны стали пронзительнее. Аид продолжал грубо входить в нее, пока она наконец не достигла своей вершины, и ее разум и тело не погрузились в чистый экстаз. Когда она ритмично сжалась вокруг него, он издал болезненное шипение и застонал у нее на плече. Он прохрипел ее имя, вцепившись в нее с таким отчаянием, которое переполняло его, словно она была единственным якорем, за который он мог уцепиться, чтобы оставаться в этом мире. Когда все закончилось, они некоторое время лежали вместе. Аид заключил ее в объятия, сплел их пальцы вместе, и улыбающаяся Кора удовлетворенно положила голову ему на грудь. В конце концов они поднялись, чтобы одеться, и пошли по каменной дорожке, которая огибала храм Коры сзади и вела в тщательно ухоженный, обширный сад. Кора по-девичьи хихикала, чувствуя себя коварным преступником в ночи, когда они пробирались сквозь тени и она шла впереди Аида, который позволил ей тащить его за собой без сопротивления. Но неожиданное появление одной из ее сопровождающих нимф заставило их резко остановиться. Кора испуганно ахнула. Ее хватка на Аиде инстинктивно усилилась; живот скрутило страхом. Глаза ошарашенной нимфы выпучились и метнулись к их соединенным рукам. Она перевела взгляд с Коры на Аида и снова на Кору, шок и ужас отразились в ее милых чертах. — Миледи! — выдохнула она, явно потрясенная. — Деспина, — отчаянно прошептала Кора, — я могу объяснить… Дрожащая нимфа начала медленно пятиться, недоверчиво качая головой, бормоча, что леди Деметра будет очень недовольна, отчего Коре показалось, что в грудь вонзили зазубренное лезвие и повернули вокруг, заставив ее похолодеть от страха. — Нет! — начала она, бездумно шагнув к нимфе с громыхающим в ушах пульсом. — Деспина, я приказываю тебе не делать этого… Рывок помешал ей идти дальше. Она яростно оглянулась через плечо, чтобы увидеть Аида, выглядящего удивительно равнодушным ко всему происходящему. — Не беспокойся, — спокойно заявил он, прежде чем отпустить ее руку и встать перед ней. — Нимфа, — обратился он к перепуганной девушке с каменным лицом, и Кора увидела, как его глаза вспыхнули алым. — Остановись. Деспина застыла статуей, будто его приказ приковал железные кандалы к ее конечностям. Аид подкрался к ней с грацией хищной кошки. Подойдя ближе, он грубо схватил ее за подбородок, запрокидывая ее голову назад, чтобы заставить смотреть на него. — Не причиняй ей вреда! — в тревоге воскликнула Кора. Но Аид просто прошипел девушке, пойманной в его безжалостную хватку: — Ты ничего не видела. Ты ничего не будешь говорить. Ты ничего не будешь помнить. У Деспины перехватило дыхание, и Кора увидела, как остекленели ее глаза. Секунду спустя ее тело обмякло. Аид отпустил ее, и она рухнула на траву. Кора в ужасе бросилась вперед. — Что ты с ней сделал? - потребовала она. — Аид!.. Он протянул руку и схватил ее за левую руку, чтобы помешать ей ухаживать за нимфой. — Она спит. — Она ранена? — забеспокоилась Кора. — Нет, — коротко сообщил он ей, притягивая ее обратно к себе. — Она ничего не вспомнит, когда проснется. — Видя ее нежелание уходить, он нетерпеливо нахмурился: — Перестань суетиться, Персефона. Кора тревожно прикусила нижнюю губу и бросила последний виноватый взгляд через плечо на спящую нимфу, прежде чем смягчилась и позволила Аиду провести ее сквозь темноту. Она продолжала требовать у него заверений в том, что Деспина проснется невредимой, и раздраженный Аид продолжал отвечать, что она проснется, поэтому Кора поверила ему и сказала себе не волноваться. Он должен был вмешаться, оправдывалась она перед собой, как бы ужасно это ни было для него — влезть в мысли нимфы. Однако она была уверена, что Деспина ни за что не смогла бы сохранить их тайну, если бы Аид бездействовал. Они не могли рисковать и позволить Деметре узнать о них. Когда они достигли окраины сада, Аид повернулся к ней. Кора автоматически подняла лицо в ожидании его прощального поцелуя и удивленно моргнула: ее глаза распахнулись, когда она почувствовала легкое прикосновение к центру лба. Покраснев, она в замешательстве подняла глаза и обнаружила насмешливую полуулыбку, играющую в уголке гордых губ Аида. Губ, которые делали с ней такие невыразимо жестокие вещи. Он усмехнулся над ее комичным выражением лица — короткий, резкий звук, от которого сердце Коры растаяло. Он нечасто смеялся, и ей было приятно сознавать, что именно она была источником его веселья. — Скоро увидимся, — пообещал он.

***

Они укрылись на дереве от проливного дождя, и Аид, прислонившись к крепкому стволу, прижав Кору спиной к груди, рассеянно выводил круги на гладкой коже ее правого предплечья, когда Кора, нехарактерно напряженная, внезапно дернулась и отстранилась от него. Затем она пошевелилась на ветке, и когда он вопросительно посмотрел на нее, постаралась избежать его взгляда. Он ждал, зная ее к тому времени достаточно хорошо, чтобы верить, что она заговорит, когда будет готова. Ее яркие радужки приобрели более темный оттенок, чем обычно, что делало очевидным, что ее что-то беспокоит. Конечно же, юной богине не потребовалось много времени, чтобы заговорить. — Как давно мы вот так встречаемся, Аид? — тихо спросила она. — Хм. — Аид пожал плечами. На самом деле он не потрудился вести счет. Кроме того, что она имела в виду? Как долго они физически были вместе или как долго они вообще начали узнавать друг друга после того, как он повел ее посмотреть на светлячков? Ответы были не одинаковыми, но с другой стороны, время всегда, казалось, ускользало, когда они были вместе. Казалось, этого всегда было недостаточно, и Аида начало немного беспокоить то, как часто он ловил себя на мыслях о Богине Весны. — Прошло чуть больше пяти месяцев, не так ли? — подсказала она. Его глаза скользнули по прекрасному профилю ее лица. — Какое это имеет значение? — Я… — неловко начала она, и на щеках вспыхнул румянец. — Я не хочу, чтобы это было... — она запнулась, пытаясь сформулировать то, что хотела выразить деликатно. Но нервы взяли верх, и она откровенно выпалила: — Когда я с тобой, Аид, ты заставляешь мое тело чувствовать, будто оно горит. Но... — она прикусила нижнюю губу и покачала головой. — Я не хочу, чтобы то, что между нами, было только этим. Она не хотела, чтобы их связь была сосредоточена только на физической близости. Они занимались друг другом так часто, как позволяли время и обстоятельства, и внезапно его поразило, что действительно казалось, будто их отношения стали сосредоточены на похоти. Их частый секс превосходил по количеству те моменты, когда они просто сидели вот так, наслаждаясь обществом друг друга, – главным образом потому, что испепеляющая химия мешала им держать руки подальше друг от друга. В этот момент Аид понял, что ее страхи не совсем беспочвенны. Он просто был слишком поглощен удовольствием, которое она ему доставляла, чтобы думать об этом. В ответ он протянул руку и увлек ее назад, так что ее спина снова оказалась прижатой к его груди. Он почувствовал, как она задрожала, будто ей было холодно или она боялась его ответа, и молча расстегнул свой черный плащ, чтобы накинуть ей на плечи. Кора сглотнула, когда он переплел их пальцы вместе и поднял перед ней. Он повернул запястье, чтобы полюбоваться безупречной кожей на тыльной стороне ее левой руки, обдумывая ее слова. Ее сердце сжалось от его молчания. Она еще не была готова признаться вслух, что любит его, даже когда уже влюбилась в него так быстро и сильно. Она была на полпути туда еще до того, как у них завязались романтические отношения. Любовь, которую она питала к Аиду, была подобна постоянной физической боли, которую можно было унять только взаимностью и комфортом его присутствия. Но она начала беспокоиться, что всепоглощающая страсть, которой они наслаждались, скоро угаснет. Что Аид устанет от нее, как, по словам Афродиты, уставали многие боги, как только насыщались женщиной. Аид был молод, и, конечно, не было причин, чтобы он согласился на одну богиню. Кора также знала, что глупо развлекаться легкомысленными романтическими представлениями о том, чтобы провести вечность рядом с ним и только с ним. Что, если он не испытывал к ней таких чувств? Что, если он просто проводил с ней время? Она так часто беспокоилась об истинной природе его чувств к ней, и теперь, когда она вторглась в эту тему, ее сердце не могло перестать бешено колотиться. Что, если он не даст ей ответа, который она жаждала услышать? Аид, который задавался вопросом, почему она вообще могла подумать такое, пробормотал: — Почему ты вдруг об этом заговорила? Кора сглотнула. — Иногда мне просто хотелось бы поговорить с тобой. Или посидеть рядом в тишине. Но я чувствую… — ее голос дрожал. — Я чувствую, что все происходит так быстро. Иногда у меня от этого перехватывает дыхание. Я не могу думать, и это похоже на то, что меня поглощают. — Ее голос понизился до шепота, и она закрыла глаза, прерывисто выдыхая. — Я все время тоскую по тебе, Аид. Я не должна ... я не должна чувствовать себя так сильно. Я знаю, что это глупо, и все же я… Я не могу это остановить. Иногда я боюсь. Он наклонился губами к ее руке, легко провел ими по костяшкам пальцев. — Я… — она заколебалась. — Я боюсь, потому что мы слишком разные, и все же, когда я с тобой… ничто другое, кажется, не имеет значения. Есть только ты и я. Я никогда ни к кому раньше не испытывала таких чувств, и это меня пугает. Он хотел сказать ей, что никогда раньше не испытывал такого влечения ни к одной женщине. Он хотел сказать ей, что искры между ними тоже выбили его из колеи, и все же он пристрастился к ним, к порыву и эйфории, которые она ему дарила. Но это, конечно, была не единственная причина, по которой он был с ней. Он хотел сказать ей, чтобы она не боялась. — Персефона, — он вздохнул, закрыв глаза и зарывшись лицом в ее волосы. Он не мог ответить ей взаимностью на ее слова. Обсуждать чувства – и вообще разговаривать — ему никогда не давалось легко. Но он позволил ей ощутить его уверенность в том, как он вдыхал цветочный аромат ее влажных, мокрых от воды локонов, как он поднял правую руку, чтобы крепче прижать ее к себе. Она прикусила нижнюю губу. — Не мог бы ты просто… обнимать меня сегодня вечером? Он моргнул, и затем услужливо обнял ее другой рукой в ответ, почувствовав ее облегчение, когда она расслабилась, прислонившись к нему, и выдохнув, будто сбросила тяжелое бремя с груди. И с той ночи Аид, уважая ее чувства, позволил ей выбирать и инициировать, когда им заниматься любовью.

***

Он уставился на предмет, который она протянула ему. Нечто было скрыто под тяжелой черной тканью. С любопытством подняв на нее глаза, он спросил: — Что это? — Подарок, — она застенчиво улыбнулась, и ее щеки окрасились в тот очаровательный розовый оттенок, который, казалось, всегда принимали, когда она видела его. — Зачем? — он усмехнулся. Сегодня не его день рождения, и он ничего ей не дарил. Лента, которую он заменил, не в счет. Она воскликнула: — Клянусь богами, Аид, невежливо, знаешь ли, отказываться от подарка! Он закатил глаза и неохотно принял предложение, хотя бы для того, чтобы побаловать ее. Кора сцепила руки за спиной, нетерпеливо покачиваясь на носках, наблюдая, как он взвешивает таинственный предмет в своих ладонях, прежде чем он начал разматывать материал, в который она поместила предмет. Ее сердце забилось в предвкушении и волнении, когда он снял ткань, обнажив тонкий, прекрасно сделанный охотничий лук, выкованный из дерева высочайшего качества. Аид моргнул, удивление явно отразилось на его обычно непроницаемых чертах. Оружие казалось приятно легким в его руках, но искусное мастерство, с которым оно было выточено, было очевидным. Он провел пальцами по гладко отполированному дереву. Знаки отличия его Клана были выгравированы на изящно изогнутых концах лука. На тонких сторонах верхней и нижней конечностей оружия были выгравированы декоративные филигранные завитки. В глазах Коры плескалась тревога. — Тебе нравится? — с надеждой спросила она. Темные глаза Аида вернулись к ней. — Где ты это взяла? — Гефест выковал его для Артемиды, а она подарила его мне. Я не охочусь, но знаю, что тебе нравится соревноваться с Аполлоном, поэтому я хочу, чтобы у тебя это было. Он колебался. Что, если Артемида спросит об оружии? Кора, казалось, прочитала его мысли, потому что отмахнулась от его беспокойства. — Не волнуйся. Я скажу Артемиде, что просто положила его не на место, а ты можешь сказать любому, кто тебя спросит, что какой-то охотник уронил его, и ты взял его, потому что тебе понравилось. Для Аида это звучало достаточно хорошо. Он опустил глаза, чтобы еще раз полюбоваться луком. Гефест. Неудивительно, что работа была такой отличной конструкции и долговечности. Артемида, как известно, владела лучшими охотничьими луками на поверхности. А Аид всегда питал слабость к стрельбе из лука… — Тебе нравится? - снова спросила она. — Это высококачественное ремесло, - ответил он, вызвав у Коры волну восторга от откровенно впечатленного тона, которым он говорил. Она усмехнулась. — Я добавила собственные штрихи к дереву. Как твой фамильный герб. И... — добавила она нетерпеливо, - маленький секрет, если ты внимательно изучишь рукоятку… Аид окинул ее оценивающим взглядом и наклонил лук, чтобы получше рассмотреть удобную рукоятку. Сначала он пропустил его, потому что он был таким маленьким, но при повторном осмотре он обнаружил крошечную резьбу цветка с пятью лепестками. Он вопросительно поднял взгляд на Кору. — Чтобы ты не забыл меня, — сказала она, отводя взгляд и заправляя длинную прядь волос за правое ухо, прежде чем снова повернуться и застенчиво взглянуть на него. Аид фыркнул. Чтобы он не забыл? Он не думал, что когда-нибудь сможет выбросить из головы надоедливую маленькую богиню, даже если попытается. Какой сентиментальной она была. Но ему очень понравился подарок, и ему не терпелось отправиться с ним на охоту. Ему не нужно было выражать это, потому что Кора уже видела его одобрение. Он поднял его, оттягивая туго намотанную тетиву, будто собирался сделать экспериментальный выстрел – прямо в нее. — Это идеально, — самодовольно сказал он, — чтобы сбивать некую богиню с верхушек деревьев, где она любит прятаться. Кора подавила смешок и подняла руки в знак капитуляции. — Но ты не должен целиться ей в голову, Аид, — поддразнила она. Он почти настороженно приподнял темную бровь. — Тогда где? — он произнес нараспев. Она застенчиво улыбнулась и протянула руку, чтобы переместить центр наконечника стрелы себе на грудь. Чуть левее. — В ее сердце, — драматично прошептала она, встретившись с ним взглядом, и хрипло добавила. — Туда, куда ты уже поразил ее. Аид моргнул, крепче прижав лук к груди, и ухмыльнулся.

***

Она ахнула, когда однажды ночью он неожиданно появился в купальне ее храма. Его волосы цвета воронова крыла были еще более растрепаны, чем обычно, а на лице и руках виднелись неглубокие ссадины и пятна травы. Передняя часть его серой туники была разорвана, открывая взгляду пятна грязи на груди. К его спине был привязан маленький черный колчан. — Что случилось? — воскликнула Кора, останавливаясь у алтаря, на котором расставляла свежие цветы. В ответ он поднял лук, который она дала ему, и торжествующе объявил: — Мы выследили гигантского дикого кабана. Кора закатила глаза. Еще одно безрассудное состязание Аполлона и Аида. Но она была внутренне взволнована, увидев, что он воспользовался ее даром. — Вы двое... — она обреченно вздохнула. Затем, наблюдая за ним, она забеспокоилась: — Никто из нимф не видел тебя, не так ли? — Я же говорил тебе, - категорично ответил он. — Тени… — Твои, — закончила она. — Я знаю. — После паузы она с любопытством спросила: — Так… он одолел тебя? Аид выглядел оскорбленным и снисходительно фыркнул. — Конечно я выиграл, — сообщил он ей. — Этот придурок все еще плачет от поражения на поле, где я его оставил. Идиот. Кора хихикнула, представив, как Аполлон закатывает истерику. Аид продолжал смотреть на нее пронзительными глазами, и она прикусила нижнюю губу. Он выглядел неукротимым, диким. Гордый, пылкий и желанный. Внезапное покалывание между ног подсказало ей, что прошло слишком много времени с тех пор, как они в последний раз занимались любовью. Эти моменты становились гораздо реже и дальше друг от друга. Они проводили больше времени вместе, просто разговаривая, гуляя или занимаясь другими делами. Она наслаждалась этим усилившимся чувством близости и эмоциональной удовлетворенности. Но она солгала бы себе, если бы стала отрицать, что сильно скучала по ощущению его присутствия внутри себя. Она шагнула вперед и протянула руку, чтобы расстегнуть кожаный ремень колчана на его груди. Он оставался неподвижным, молча наблюдая за ней, любуясь ее образом в темно-розовом длинном хитоне с разрезами до бедер с обеих сторон — гораздо более откровенном, чем все, что она надевала, когда выходила из своего храма. Аиду это очень нравилось. — Могу представить, — тихо произнесла она, отложив колчан в сторону, когда повернулась к поясу на его талии и сняла его, прежде чем расстегнуть плащ и позволить ему упасть на пол. — Но посмотри на себя, — она неодобрительно прищелкнула языком. — Столько грязи. Позволь мне привести тебя в порядок. Она вложила свою правую руку в его левую и с соблазнительным, манящим взглядом увлекла его вперед, к круглому беломраморному бассейну для купания прямо перед возвышающимся алтарем. Его обрамляли четыре высокие стройные колонны. А меж ними были натянуты занавеси из цветущих виноградных лоз, и несколько алых лепестков упали на светящуюся бирюзовую поверхность воды. Небольшой водопад за алтарем стекал в глубокие канавки, проделанные в мозаичном полу и постоянно наполняющие бассейн. Спустившись по трем ступенькам, ведущим вниз, Кора потянула Аида присоединиться к ней. Кристально чистая вода доходила ему до середины бедер и чуть выше пупка Коры. Он позволил ей снять с себя рубашку и молча, как завороженный, смотрел, как она потянулась за губкой для купания, лежащей на одной из раковин, расставленных рядом с бассейном. Окунув губку в воду и слегка сжав, Кора поднесла ее к его груди и начала стирать грязь. Затем она набрала немного воды и провела ладонью по его грудным мышцам, споласкивая и слегка царапая ногтями кожу. Ее сердце забилось быстрее, когда она увидела, как влажные ручейки стекают по подтянутым мышцам. Как ей хотелось проследовать за их движением своим языком! Адский жар разлился в животе Аида, когда он наблюдал за ней. Это было самое эротичное и интимное переживание – ее мокрые от воды руки, блуждающие по его верхней части торса, и то, как светящаяся поверхность бассейна отражалась в ее глазах, придавая им золотисто-бирюзовый оттенок. Она была прекрасным видением. Тихо напевая во время работы, Кора не торопилась вытирать ему руки. Она потерла его спину, шею. Она использовала раковину побольше и поглубже, чтобы вылить воду ему на голову. Вода стекала с его приглаженных волос, попутно забрызгивая ее хитон. Он не сводил с нее глаз, пока она подносила губку к его лицу и нежно, аккуратно вытирала. Его пальцы чесались от желания прикоснуться к ней, но он сдерживался. Закончив с его кожей, Кора взяла цитрусовое масло и втерла в его волосы. Аид тихо выдохнул от удовольствия, почувствовав, как кончики пальцев массируют кожу, когда она полила водой его склоненную голову. Закончив, Кора отложила раковину в сторону и намазала маслом его обнаженную верхнюю часть торса. У Аида странно пересохло в горле, когда ее умелые ладони, скользя, втирали масло в его кожу опасно чувственными движениями. — Все чисто, — пробормотала она, улыбаясь ему. Теперь их тела разделяли всего несколько дюймов. Аид поднял левую руку, чтобы неторопливо провести кончиками пальцев по ее восхитительной линии подбородка. Его сердце бешено колотилось, кровь бурлила. Ее хитон полностью промок, прилипая к коже и оставляя для воображения очень мало от того, что он уже видел много раз. Он хотел ее. Так сильно, что отказывать телу в живительном эликсире ее прикосновений было сродни физической пытке. Опустив голову, он уткнулся лбом в место соединения ее шеи и правого плеча и обхватил руками стройную талию, наслаждаясь близостью. Она скользнула пальцами с его скользких от масла плеч вниз по груди, и спустившись ниже, пробежалась по стальным выступам его живота и оказалась в опасной близости от его нижней одежды. Аид резко вдохнул и убрал руки, чтобы схватить ее за запястья. — Персефона, — хрипло выдавил он. Он не думал, что сможет сдержаться на этот раз, если она продолжит соблазнять его в воде, словно сирена. — Прекрати. Но она покачала головой, и тогда он понял, как глупо было волноваться, потому что, когда она подняла на него глаза, он увидел в них тот же неприкрытый голод. Желание, что бушевало так же ненасытно и неудержимо, как и его собственное. — Разве ты не хочешь меня, Аид? — она надулась, чувственно скользя ладонями обратно к его грудным мышцам, и наклонилась к нему, подняв подбородок в соблазнительном приглашении, в подчинении. Его дыхание сбилось, а брови сошлись вместе — будто ему было больно от того, как сильно он нуждался в ней, — прежде чем он скользнул рукой по ее затылку и наклонил голову, чтобы захватить ее приоткрытые губы в голодном, неистовом поцелуе.

***

У Коры перехватило дыхание, когда она почувствовала, как сильные руки внезапно схватили ее, полностью оторвав от земли. Ее настигло головокружения, и веселый голос слишком громко прокричал ей в ухо, — А вот и мое любимое блюдо! Кора! Она визжала и извивалась, пытаясь вырваться из крепкой хватки. Аполлон не разжимал рук и продолжил кружить ее, и вскоре раздался раздраженный голос. — Отпусти ее, идиот. Аполлон рассмеялся, наконец-то смягчившись и прекратив кружить испытывающую тошноту Кору. Но он продолжал обнимать ее, прижимаясь щекой к ее макушке. — Ты просто завидуешь, ублюдок, потому что я могу обнимать ее, когда захочу, а ты нет. Чтобы подчеркнуть мысль, он крепче обнял Кору, заставив ее протестовать против силы его хватки. — Ну-ну, — усмехнулся Аид, закрыв глаза и пренебрежительно скрестив руки на груди. Кора чуть не рассмеялась неуместно громко. Бедный Аполлон понятия не имел, что Аид делал гораздо больше, чем просто обнимал ее… Бог Солнца наконец отпустил Кору, которая сердито шлепнула его по руке. — Я уже говорила тебе раньше, чтобы ты не подкрадывался ко мне! — отчитывала она, тыча пальцем ему в грудь. — Прости, прости, — Аполлон театрально замахал руками. — Я ничего не могу с этим поделать, поверь! Ты просто такая маленькая и легкая... — проворковал он, протягивая руку, чтобы погладить ее по голове, как будто она была ребенком. Кора возмущенно пихнула его, и он взвыл, тут же упав на пол. Аид приоткрыл один глаз, когда понял, что это безопасно, в то время как Аполлон остался на траве, театрально перекатываясь. Сердце Коры подпрыгнуло к горлу, когда Аид связался с ней телепатически. ‘Хм. Ты никогда не жалуешься, когда я это делаю…' — в его словах таились лукавство и раздражающее самодовольство. Она покраснела в темноте и отвернулась, прежде чем кто-либо из них смог заметить ее румянец.

***

После того, как он рассказал ей немного больше о Подземном мире и ответил на ее вопросы об Элизиуме, Аид откинулся назад, чтобы лечь на траву, сложив руки за головой, закрыв глаза, наслаждаясь тишиной и покоем ночи. Конечно, безмятежность длилась недолго. Этого было глупо ожидать, когда с ним была Богиня Весны. Он слегка хмыкнул, когда почувствовал, как она внезапно плюхнулась ему на живот, обхватив ногами его бока. — Ты тяжелая, — категорично заявил он, не потрудившись открыть глаза. Конечно, он не это имел в виду: ему нравилось, когда она сидела на нем таким образом. Он привык наслаждаться видом снизу, очень сильно – независимо от того, была ли она полностью одета или нет. Кора фыркнула. — Аполлон так не думает. — Она теребила малиновый пояс, перекинутый через его грудь поверх черной туники. — Аполлон думает, что я вешу чуть больше перышка. — Тч, — презрительно скривился Аид. — Аполлон — некомпетентный идиот. — Но ты все еще его друг, — усмехнулась Кора. — Нет, — невозмутимо ответил Аид. Кора улыбнулась его фальшивому отрицанию. Она находила его сварливость такой милой. Затем она нахмурилась. — Я действительно тяжелая? — она заволновалась вслух. Афродита всегда дразнила ее по поводу веса… — Тяжелее, чем Кракен, — саркастически ответил Аид, и ему пришлось сдержать искреннюю полуулыбку веселья, когда Кора издал недовольный, детский скулеж. — Аид! — запротестовала она. — У тебя никогда не было никаких проблем с тем, чтобы поднять меня! Он фыркнул в ответ, рассеянно жуя длинную травинку. — Ну, — небрежно воскликнула она. — Тогда ты, должно быть, слабее Аполлона. Она сразу поняла, что задела за живое, потому что глаза Аида распахнулись, и он бросил на нее испепеляющий, возмущенный взгляд. — Возьми свои слова обратно, — угрожающе прогрохотал он. Кора скрестила руки на груди и вздохнула, с сожалением отводя взгляд. — Я не могу, потому что ты сказал мне, что я такая же тяжелая, как... ах! — взвизгнула она, когда Аид резко поменял их положение и прижал ее к себе. Его движения были быстрыми и плавными, как у атакующей гремучей змеи. Она моргнула, очарованная его жарким видом над ней. — Возьми свои слова обратно, — рявкнул он, его губы зависли в нескольких дюймах от ее губ. — Ты должен сказать "пожалуйста", — Кора осмелилась еще больше разозлить его. — И ты должна повиноваться, Персефона, — выдохнул он, проводя кончиком своего аристократического носа по ее короткой, дерзкой переносице. — Если понимаешь, что для тебя лучше. — Может быть, тебе стоит научить меня быть послушной, — прошептала она, ее пульс трепетал от предвкушения. — Хм, — проворчал Аид, опуская голову, чтобы чувственно провести языком по ее нижней губе. — Может быть, я так и сделаю.

***

Аид прислонился спиной к стволу дерева, наблюдая за Корой, которая плела корзину, предназначенную для сбора урожая в начале осени. Время от времени она бросала взгляд на звезды и тоскливо вздыхала, будто хотела бы жить там, наверху, среди небесных тел. Она оживленно рассказывала о предстоящем сборе урожая, о том, как ей всегда становилось так грустно, когда лето заканчивалось. Аид слушал молча, время от времени передавая ей соломинки из кучи, которую она принесла с собой в лес. Она рассказала ему о золотых пшеничных полях своей матери, сожалея, что они не могут свободно бродить по ним вместе. Пока она говорила, Аид поймал себя на том, что его взгляд прикован к алой ленте, которую она носила в волосах. Той, которую он подарил ей и которую она носила почти каждый день. Она настаивала, что это потому, что ей так нравился шелк, но он уже давно начал подозревать, что имеет какое-то отношение к ее одержимости этим. — Ты сегодня молчалив, - заметила она, принимая от него еще одну соломинку. — Я имею в виду, — поправилась она, — больше, чем обычно. — Взглянув на него, сидящего рядом с ней, она вопросительно наклонила голову. Аид поспешил отвести от нее взгляд. — С тобой все в порядке? — Нормально, — сказал он. А затем, чтобы увести ее от подозрений, он добавил: — В любом случае, ты говоришь достаточно за нас обоих. Она виновато хихикнула. — Прости. Я не хочу тебя утомлять. Могу замолчать, если ты хочешь? Аид покачал головой. Он не сказал ей, что втайне ему нравится звук ее мелодичного голоса. Он привык ассоциировать его благозвучные тона с удовольствием, удовлетворением, покоем. Итак, Кора беспечно продолжала говорить, а Аид внимательно слушал, хотя его разум был отягощен гораздо более тревожными мыслями. Наконец, Кора закончила свою корзинку и, полюбовавшись делом своих рук, сонно потерла глаза. Она чувствовала себя немного виноватой. Обычно она любила задерживаться с Аидом гораздо позже, но в промежутках между тем, чтобы помогать матери все утро с подготовкой урожая и играть в бега с Афродитой и несколькими лесными нимфами весь день, Кора предположила, что дневные нагрузки наконец-то настигли ее. Она подавила зевок, чувствуя себя совершенно невежливой, надеясь, что он этого не заметит. Но он это сделал. Его ястребиные глаза сразу же внимательно изучили ее. — Прости, — снова извинилась она. — Я чувствую себя совершенно измотанной. Должно быть, это все из-за подготовки к сбору урожая. — Уже поздно, - согласился он и встал. Кора сделала то же самое, неся свою готовую корзину, и они вместе пошли по лесу. Но она продолжала тереть свои отяжелевшие веки, и когда она практически начала волочить ноги и бормотать, что ее храм кажется слишком далеким, Аид подошел к ней, взял ее корзину и опустился перед ней на колени. — Садись, — приказал он. Радостно улыбаясь, она обняла его за широкие плечи. Аид перекинул корзину через правую руку, просунул руки ей под ноги и без особых усилий поднял ее к себе на спину. — Ммм… — Она положила подбородок на его левое плечо, глубоко вдохнула его теплый аромат специй и древесного дыма, когда он начал неторопливо нести ее домой. — Кажется, ты сказал, что я слишком тяжелая? — Так и есть, — заверил он ее, не сбавляя шага. —Хм… — промурлыкала она и уткнулась лицом в его шею. — Нужно… перестать есть... так много, — сонно пробормотала она. Затем она вздохнула: — Спасибо, — и вскоре после этого успокоилась — ее сморил сон. Глаза Аида опустились, и он тяжело сглотнул.

***

Их занятия любовью в ту ночь были на удивление нежными, почти горько–сладкими — ничего похожего на взрывы, к которым Кора так привыкла. Но они были не менее страстными и влияли на нее не менее сильно. Во всяком случае, снижение темпа каким-то образом сделало его более интенсивным, сжало ее набухающее сердце с такой ужасной сладостью, что она была уверена, что оно было готово разорваться и истечь кровью от ее любви. Аид целовал ее медленно, глубоко, неторопливо поклоняясь ее телу, будто хотел насладиться каждым дюймом кожи, которого касались его губы и пальцы, запечатлеть в памяти каждую ее частичку. Между ними вспыхнула нежность, они наполнили друг друга ею до краев, и она целовала его так же осторожно, дрожащими губами, словно это был их самый первый раз, снова и снова. После этого она безмятежно заснула, уютно устроившись рядом с ним, излучая тепло, женственную мягкость и то, что соткано из света, чего Аид никогда не думал, что когда-нибудь захочет, а тем более будет иметь. Она задремала и поэтому не слышала его тихого выдоха, не видела, как его голова наклонилась к ней, как он очень долго смотрел, как она спит. Как его алые глаза медленно скользили по ее обнаженному телу, впитывая любовные укусы, оставленные его зубами на ее нежной шее, плечах, груди, бедрах. Впитывая красоту ее черт, сияние и доброту, исходившие от ее божественной души, которую он поглощал так жадно. Он пристально смотрел на нее, и суровые черты смягчились и стали почти страдальческими, будто он не мог отвести взгляд или хотел навсегда запомнить, какой спокойной и красивой она была во сне. Или словно это был последний раз, когда он смотрел на нее, спящую рядом с ним. Потому что это был последний раз, когда они любили друг друга.

***

Они сидели, наблюдая за звездами, и Кора рассказывала ему об истории Эхо и Нарцисса и о том, что стало с бедным, высокомерным парнем. Ее рука была переплетена с его рукой, и она прислонилась к его боку, слишком увлеченная рассказом, который плела, чтобы заметить, что его пальцы были вялыми, не сжимали ее, как обычно. Она была слишком увлечена своим оживленным пересказом трагедии любви Эхо, чтобы заметить вспышку вины в темных глазах Аида, напряженный, почти горький взгляд, который он украдкой бросил в ее сторону, когда она посетовала, что не всем так везет в любви, как им. — Для нас прошел почти год, — заявила она затем, прислонив голову к его плечу и подняв свободную руку, чтобы нежно прижаться к нему. — Может быть, — мечтательно вздохнула она, — нам следует сбежать? Ты можешь себе представить, Аид, — она прикусила нижнюю губу, — какой шум это вызовет? Зажмурив глаза от радостного удовлетворения, она хихикнула ему в плечо. Она восприняла его затянувшееся молчание как обычное явление, поскольку Аид редко говорил, если у него не было чего-то, что он считал необходимым сказать, и она знала, что он не очень любит обсуждать сентиментальные темы. Пораженная любовью и ослепленная собственным счастьем, Кора не обратила внимания на предупреждающие знаки в том, как он тяжело сглотнул, как он так безмолвно, так безучастно смотрел на траву. Не заметила ощутимого напряжения в его челюсти. Она пребывала в неведении о внутреннем напряжении и смятении, которые Аид стремился так тщательно скрывать от нее.

***

Прошло двенадцать дней с тех пор, как он в последний раз навещал ее, и Кора была вне себя от беспокойства. Самое большее их расставание длилось неделю, когда у него была совершенно оправданная причина в виде обязанностей в Подземном Мире. Почти две недели, которые она не видела его, сделали ее раздражительной и рассеянной. Где он был? Все было в порядке? Брови Коры сошлись на переносице. От ее внимания не ускользнуло, что в последнее время он стал приходить к ней гораздо реже. Сначала она не придала этому значения, но теперь, поразмыслив, поняла, что за последние три недели они встречались всего дважды. Для нее этого было недостаточно. Сердце ныло, а руки болели от желания обнять его. Она скучала по его успокаивающему присутствию, по ощущению его рядом с собой, по темному трепету, который он посылал по ее венам. Без него она чувствовала себя разбитой, опустошенной, будто ей не хватало другой половины, которая позволяла ей чувствовать себя целостной. Взволнованная, она прислонилась спиной к дереву, теребя гирлянду, которую начала плести в надежде отвлечься. Это было безнадежно. Ее творение было каким угодно, только не вдохновляющим — оно отражало ее внутреннее горе. Внезапный хруст шагов по сухим листьям заставил ее резко обернуться. Сердце пропустило удар. Там, между деревьями, стоял Аид. Длинная черная мантия скрывала все его тело, закрепленная на левом плече брошью из серебра и оникса. Это придавало ему более официальный, более царственный вид — и каким-то образом более отстраненный. Его полуночные глаза встретились с ее, и он не поздоровался. Беспокойство Коры усилилось. Казалось, в нем было что–то другое, но она не могла точно определить, что именно. Она подбежала к нему, обняла и тесно прижалась к его телу, надеясь, что ее прикосновение растопит морозный воздух, который кружил вокруг него снежной бурей. — Аид! — Ее голос звучал приглушенно, когда она уткнулась лицом ему в грудь. — Где ты был? Я так беспокоилась о тебе! Он молчал. От нее не ускользнуло, что его руки не ответили на ее объятия. Она отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо. Красивые, любимые черты были каменными. Казалось, в его взгляде промелькнули тени, которых она раньше не замечала. Кора протянула руку и погладила его по щеке. Она казалась странно холодной, как и глаза, которые мрачно смотрели на нее сверху вниз. — В чем дело, любовь моя? — прошептала она, лаская большим пальцем его кожу. — Ты в порядке? Когда он, наконец, ответил, его ответ был кратким. — В порядке. Она с тревогой вглядывалась в его лицо. — Почему ты не приходил увидеться со мной? Он моргнул. Выражение лица не изменилось; он решительно скинул ее руки. Не говоря ни слова, он обошел ее. — Я был занят, — уклончиво ответил он, двигаясь вперед. Она последовала за ним, чувствуя себя странно нервной и напуганной тяжелым молчанием между ними. Это продолжалось, даже когда она попыталась втянуть его в разговор. Когда они добрались до опушки леса, а он не обернулся к ней, она почувствовала себя так, словно в ее желудок были вшиты тяжелые камни, которые давили на нее. Он проигнорировал ее зов, выйдя на равнину, где она не могла последовать за ним, и она смотрела, как он уходит, не говоря ни слова. Разум кружился в смятении, глаза щипало, горло горело. *** В следующий раз, когда она поймала его, это произошло на окраине одного из лесов Деметры. Она знала, что для нее было рискованно перехватывать его там, но ей было все равно. Отчаяние и беспокойство за него заставляли ее терять разум. Мать начала замечать, что она стала меньше есть. И Афродита тоже. Но Кора отмахнулась от их вопросов, притворяясь счастливой, хотя сердце, казалось, разрывалось на миллион кусочков. Ибо Аид больше не приходил в ее храм. Он больше не ждал в ее лесах. Они не целовались и не прикасались друг к другу уже два месяца, с той ночи, когда он так нежно любил ее. Спрыгнув с ветки, она приземлилась перед ним, ярость огнем пылала в ее зеленых радужках. — В чем дело? — потребовала она ответа, стыдясь того, что не может сдержать дрожь в голосе от переполнявших ее эмоций. — Почему ты избегаешь меня? Он молчал, смотрел на нее слишком холодными глазами, слишком сильно напоминая ей о том, как он смотрел на нее с таким же презрением до того, как они узнали друг друга так близко. Она осмелилась подойти ближе. Он наблюдал за ней с такой безличной отстраненностью, что у нее внутри все похолодело. Подойдя к нему, она подняла руку, снова надеясь, вопреки надежде, что ее прикосновение каким-то образом согреет его. То, что он впустит ее, поможет ей понять, почему ей вдруг показалось, что он ее отталкивает. Его левая рука быстро вскинулась и схватила ее за запястье почти болезненным захватом. Кора испуганно ахнула. — Возвращайся в свой храм, — приказал он. Его голос звучал глухо. На глаза навернулись слезы. — Зачем ты это делаешь? — дрожащим голосом спросила она. — Почему ты не хочешь говорить со мной? Это из-за того, что я сказал раньше? О побеге? Я разозлила тебя?— Когда он не ответил, но продолжал сжимать ее запястье, она продолжила: — Я не это имела в виду, Аид. Мы можем оставить всё как было — я счастлива, пока мы вместе… Он резко отпустил ее, отбросив ее руку, будто она ошпарила его. Но Кора проявила настойчивость, шагнула вперед и, прежде чем он смог остановить ее, обхватила его лицо ладонями. — Скажи мне, что происходит, — умоляла она. — Не закрывайся от меня! — Отпусти. — Жесткость в его тоне пробрала до костей, и Кора больше не могла сдерживать слез. Они катились по ее щекам. Аид отвел взгляд. — Что с тобой случилось, Аид? Почему ты мне ничего не рассказываешь? — Мне нечего рассказывать, — холодно ответил он. — Ты лжешь, — она шагнула ближе, преодолевая оставшееся расстояние между ними. — Я знаю, что ты лжешь мне. Я не сделала ничего плохого. И все же ты отвергаешь меня. Почему? Почему ты больше не приходишь ко мне? Почему ты такой отстраненный? — Она склонила голову, положив ее ему на грудь. Он не тянулся к ней, как когда-то. — Где та любовь, которую мы разделили? — прошептала она в отчаянии. Аид молчал. Все еще. — Ты притворяешься, что она исчезла? — Она снова посмотрела на него, слова были неуверенными. — Почему ты стремишься причинить мне такую боль? Разве я не отдала тебе все? Ты... — Она почувствовала тошноту, озвучивая свои страхи. — Я тебе надоела? Меня недостаточно? Это всё? Он по-прежнему ничего не сказал. Выражение его лица оставалось непостижимым. — Ответь мне! — Расстроенная, Кора опустила руки, чтобы толкнуть его, отчаянно желая получить реакцию — любую эмоцию, даже гнев. К ее отчаянию, он оставался невыносимо бессердечным, когда она прижала его спиной к стволу дерева. Она чувствовала, как ее охватывает удушающее чувство паники. — Ты не можешь... - она сглотнула. — Ты не можешь так поступить со мной! Ты не можешь оставить меня жить вот так, без причины или объяснения. Скажи мне, что я сделала не так, и я исправлю это! Пожалуйста! — Подавив рыдание, она взмолилась: — Пожалуйста! Затем она снова подошла ближе, снова обхватила его лицо ладонями, желая, чтобы Аид, которого она знала последний год, вернулся к ней. — Пожалуйста… — прошептала она со слезами на глазах и, прибегнув к последнему, что пришло ей в голову, чтобы напомнить ему о страсти, которая существовала между ними, приподнялась на цыпочках, чтобы прижаться губами к его губам. Ее сердце чувствовало себя так, словно его разорвали в клочья, а затем заключили в толстый лед, а внутренности словно вытаскивали из нее шипастыми металлическими крюками, когда он намеренно отвернул лицо от ее поцелуя. В ту ночь она заперлась в личной комнате своего храма и рыдала до тех пор, пока ее глаза не покраснели от пролитых слез, пока ее тяжело вздымающиеся легкие не иссякли, а тело не обессилело. И именно в ту ночь Кора наконец начала осознавать и принимать, что Аид ускользает у нее из рук, что она теряет его – и, наконец, начала понимать, слишком поздно, что имела в виду ее мать, когда предупреждала ее держаться подальше от бессердечных молодых богов, которые хотели только одного от женщины.

***

Неделю спустя она стала свидетельницей ссоры между ним и Аполлоном, подглядывая из-за деревьев. Она никогда не видела Аида таким разгневанным, и это напугало ее, стоило увидеть, каким опасным он становился, когда приходил в ярость. Темнота, окружающая его, стала намного более мощной и опасной, потрескивая, как зловещее, удушающее грозовое облако, заряженное отрицательным током. Аполлон, казалось, тоже был ошеломлен, но все же он настаивал, требуя объяснить то, что происходит с его другом, озвучивая те самые тревоги, которые мучили Кору столько ночей и лишали всех попыток заснуть. Она поднесла дрожащую руку к губам, прижав ладонь ко рту, чтобы сдержать сдавленный всхлип, вырвавшийся из ее горла, когда они сражались до крови и синяков. Ее сердце дико забилось, когда Аид грубо оттолкнул Аполлона и внезапно исчез. *** Прошло больше месяца с тех пор, как она в последний раз встречалась с ним лицом к лицу. Он был удивлен, наткнувшись на нее в лесу, который не принадлежал ни ей, ни ее матери, ни даже Гестии. Возможно, это была жестокая ирония, свидетельство того, как далеко он заставил ее свернуть с пути послушания. Но Кора стояла там, не боясь быть обнаруженной, потому что она каким-то образом предвидела его приход, предчувствовала маршрут, который он мог выбрать этой ночью. Аид, снова закутанный с головы до ног в развевающийся черный плащ, остановился, увидев ее. Она была одета в кремовый хитон длиной до колен, украшенный цветами. Язык ее тела говорил о замкнутости, плечи ссутулились, открыто выдавая ее внутреннюю печаль. Они уставились друг на друга. Кора выдержала его взгляд так твердо, как только могла. Аид моргнул и первым нарушил напряженное молчание. — Почему ты бродишь здесь посреди ночи? - спросил он монотонным голосом. Она слегка пожала плечами. — Я знала, что тебе придется пойти по этому пути, если ты собираешься отправиться в храм Аполлона сегодня вечером, — тихо ответила она. — Так что я просто ждала здесь... Казалось, он обдумывал значение этого. Затем он решительно произнес: — Этот лес находится за пределами твоих границ. Тень слабой, болезненной улыбки украсила ее губы. — Ты научил меня принимать собственные решения, - тихо напомнила она ему. Аид мгновение смотрел на нее, а затем опустил взгляд, шагнув вперед, чтобы небрежно пройти мимо нее. — Уходи, — приказал он. — Возвращайся в свой храм. Кора прикусила нижнюю губу, прислушиваясь к звуку его шагов, когда они переступали через ветки, листья и землю, унося его все дальше от нее. Прежде чем она осознала это, все ее тело задрожало, а по щекам потекли горячие слезы. Это было его намерение, чтобы они расстались, не сказав больше ни слова. Однако ее голос снова донесся до него. И по какой-то причине ноги заставили его остановиться. —Почему?.. – прошептала она, поворачиваясь, чтобы бросить несчастный взгляд через плечо на его спину. – Почему ты больше ничего мне не говоришь? Почему ты всегда так молчалив? — Я уже говорил тебе раньше, — решительно ответил он. — Нечего рассказывать. Глаза Коры опустились, зрение затуманилось от слез. Ее сердце уже было разбито. Она задавалась вопросом, имела ли она вообще значение для него, не выдумала ли она все, причудливо вызвала в воображении всепоглощающую, пламенную страсть, которая заставила их обоих пылать, ревущее пламя, которое погасло так внезапно, без каких-либо объяснений с его стороны. Мрачная улыбка тронула ее губы. И все же она была влюбленной дурочкой, которая тосковала по нему даже сейчас. И все же она не могла его отпустить. Аид оставался неподвижным еще мгновение. Затем он пошевелился, собираясь продолжить путь. И снова ее голос остановил его от ухода. — Теперь ты, должно быть, действительно ненавидишь меня, - пробормотала она, полностью поворачиваясь к нему. — Ни слова мне не говоришь. Он ничего не сказал. — Ты помнишь, не так ли? — прошептала она, все еще глядя на землю под своими босыми ногами. — Когда мы впервые встретились наедине, в таком же лесу, как этот. Ты спрашивал меня о моем даре. Ты сказал мне, что смерть выше жизни. Ты был так зол, когда я убежала. Ты помнишь, Аид? Пауза. А потом: — Я этого не помню. Ее глаза расширились и вернулись к его спине. Она судорожно сглотнула, стараясь принять удар как можно лучше. Но это задело. Так много. Что он даже забыл тот первый раз, когда они должным образом общались наедине, без кого-либо еще вокруг. —Ха… — Она издала слабый звук, который был фантомным воспроизведением смеха. Она не могла вспомнить, когда смеялась в последний раз. Аид был ее самым дорогим счастьем. И теперь он отнимал у нее эту радость. — Полагаю, ты прав. Это было давным-давно в прошлом, не так ли? — Она покачала головой. — Но тогда все и началось, — продолжила она, глядя на свои руки. Какими бледными, маленькими и хрупкими они казались, судя по тому, как мелко дрожали, несмотря на всю силу, которой они обладали. — Это был первый раз, когда мы были по-настоящему одни. И после того, как мы начали встречаться с Аполлоном, и хотя его выходки чуть не доставили нам неприятностей… Мне все еще нравилось это время, которое мы все проводили вместе. А потом, ты и я... — ее горло сжалось от эмоций. Она не думала, что может говорить об отношениях, которые у них были. Было слишком больно вспоминать об этом. Как она верила, что они влюблены друг в друга. Было ли это похоже на то, чтобы подлететь слишком близко к пламени? Было ли это то, что чувствовал мотылек, настолько бессильный спасти себя, когда его беспомощно тянуло к тому самому, что, как он знал, уничтожит его? Кора знала, что она поняла это слишком поздно. Казалось, что она все это время была слепа. — Я видела, как ты спорил с Аполлоном, — сообщила она. — Я не знаю, что происходит между вами двумя, но я знаю, что должно быть что-то ответственное за то, что ты так изменился. Чтобы заставить тебя внезапно отвернуться... — Я знаю, — вставил он. Кора недоуменно выдохнула. — Я отличаюсь от вас обоих, - тихо сказал Аид. — Я обитатель Подземного мира. Мой путь не может быть таким же, как твой. — Он сделал паузу, прежде чем продолжить: — Я никогда не буду таким, как ты и Аполлон. — Почему? — Ее голос дрогнул. — Почему ты заговорил обо всем этом сейчас? Год, который мы провели вместе… неужели ты все это забыл? Неужели это действительно ничего не значило для тебя, Аид? Все ночи, которые мы провели вместе... — она прервалась, шмыгая носом, и на глаза навернулись новые слезы. Он снова замолчал. Она не видела, как его руки под плащом сжались в крепкие кулаки. — У меня могут быть друзья и мать, которая любит меня... — сказала она. — Но без тебя… это было бы так, как если бы я осталась одна! Ты заставил меня увидеть мир в другом свете. Ты научил меня, что ночи не нужно бояться – что в темноте тоже есть красота! Ты научил меня верить в себя, иметь смелость поступать так, как мне заблагорассудится, думать самостоятельно и принимать собственные решения, а не подчиняться диктату всех остальных! — Она быстро вдохнула. — И так же внезапно, как ты дал мне это, теперь ты забираешь все это. Ты не знаешь, - она покачала головой, - какую боль я перенесла без тебя. Не понимая, почему ты не хочешь говорить со мной. Почему ты больше не приходишь ко мне. Почему... — она подавила рыдание, — ты не подпускаешь меня близко к себе. Последовала еще одна пауза. То, что он сказал дальше, разбило ей сердце. Превратило его в кровавые клочья. Как будто он вообще не слышал ее пронзительной мольбы. — С этого момента мы с тобой пойдем разными путями. С этого момента и впредь. Отвратительное осознание того, что он собирался оставить ее навсегда, обрушилось на Кору, заставив ее задохнуться. Напуганная. Огорченная сверх всякой меры. — Не делай этого... — прошептала она. — Новыми путями, богиня, — безжалостно продолжал он, — которые не могут пересекаться. — Богиня? — она недоверчиво фыркнула. Как холодно и официально это звучало! Как будто они были незнакомцами, как будто они никогда не были влюблены! — Теперь ты даже не будешь называть меня по имени? — А чего ты ожидала? — Его голос был резким. Ножом. Как будто он потерял терпение. — Что я буду вечно потакать твоим глупым романтическим фантазиям? Она ахнула, прижимая руку к своей пробитой груди. Его колющие слова врезались в нее, оставив зияющие, кровоточащие раны, которые никогда не заживут. — Фантазиям? — дрожащим голосом повторила она. Внезапно простой акт говорения показался невыносимым подвигом. — Это… это все, что было для тебя? Была ли я!.. Была ли я просто способом скоротать время? Игрой, Аид? И снова он не ответил. — Ты лжешь, — воскликнула она, чувствуя, как истерика подрывает ее хрупкое самообладание. — Ты лжешь мне! Аид, которого я знаю, никогда не был бы таким бессердечным… — Это то, что я есть, — безжалостно перебил он. — Бог, рожденный в тени. В темноте. Вдали от светлых путей, по которым ступаете вы с Аполлоном. Мое место только во тьме. — Нет, — Кора задрожала так сильно, что ее затошнило. — Нет, в тебе тоже есть доброта. Я видела это. Я видела ее в твоей любви! Она не заметила, как сжалась его челюсть. — Ты была слепа, богиня. — Затем он холодно добавил: — У меня никогда не было причин любить тебя. Эти слова были сродни физическому удару. Как будто он орудовал самым острым кинжалом и вырезал тайники ее сердца, дюйм за дюймом. Кора чувствовала, как ее дыхание становится все более поверхностным. Она быстро теряла волю оставаться на ногах, когда последние обрывки ее самообладания разлетелись вдребезги. Она умирала. Умирает, как цветок, лишенный света и тепла, которых он жаждал. Умирала, как цветок, увядающий во тьме всеохватывающих теней, отбрасываемых Аидом. — Ты… ты не это имеешь в виду, — запинаясь, пробормотала она. Как он мог быть таким бесчувственным, таким отстраненным после всего, что они разделили? Неужели она действительно была слепой и доверчивой, влюбившись так сильно, что даже не заметила предупреждающих знаков? Но Кора была уверена, что никаких предупреждений не было. И, возможно, это было то, что разрушало ее больше всего. Он чувствовал себя так близко к ней. Часть самой ее души. Они были счастливы. И теперь, внезапно, казалось, что он был далеко за пределами ее досягаемости. Что бы она ни делала, как бы отчаянно ни гналась за ним, он оставался недосягаемым. Она судорожно втянула воздух. — Кто-то обнаружил нас? Так вот почему ты это делаешь? — Несчастная, она воскликнула: — Ты даже не смотришь на меня?!" — Мы закончили, богиня, — голос Аида был безжалостно резким, в нем чувствовалась разрушительная, безошибочная окончательность. Он по-прежнему бесчувственно стоял к ней спиной. Полное отчаяние и отчаяние переполняли грудь Коры. Это было больно. Это было так больно - пережить такую тяжелую потерю. Любовь, которую она, по-видимому, воображала, заставила ее расцвести и завершила ее, и теперь его бессердечный отказ заставлял ее увядать. Коре казалось, что саму ее сущность жестоко вырывают из ее тела – как будто она теряет то, что стало такой фундаментальной частью ее существа. Она не могла вспомнить, каким было ее существование до того, как появились «они». Она даже представить себе не могла – не хотела представлять – будущее без него. Искалеченная болью, нарастающей истерией, самым настоящим ужасом от того, что ее оставили навсегда и она больше никогда не увидит Аида, Кора шагнула вперед, прижимая руки к разбитому сердцу. —Я!.. — Она не хотела произносить эти слова. Чтобы признаться. Оставить себя открытой и уязвимой для еще большей травмы или позволить себе еще больше унижаться. Но, несмотря ни на что, она не могла удержаться от того, чтобы они не слетели с ее языка. Она ничего не могла поделать с тем, что чувствовала к нему, даже когда он ранил ее каждым жестоким оскорблением, каждое пренебрежительное замечание было сродни брошенному в нее зазубренному камню. — Я так сильно люблю тебя, что не могу этого вынести!.. Я знаю, что если бы ты только доверился мне, если бы ты только сказал мне, что заставило тебя стать таким, тогда мы могли бы найти способ преодолеть любые барьеры! Я знаю, что должно быть что-то, что я могу сделать, чтобы помочь тебе! Я знаю, что это не ты! Я знаю, что ты и я... мы не могли быть ложью! Пауза. А затем резкий шепот: — Ты ничего не знаешь. Прерывистый крик вырвался из ее горла, наивная, доверчивая часть ее, которая так сильно, так ужасно страдала из-за него, все еще цеплялась за глупое отрицание. Ее плечи вздымались от душераздирающих рыданий, сотрясавших тело. — Я сделаю все, о чем ты попросишь меня, Аид! Что угодно! Нет ничего, чего бы я не сделала для тебя! Так что, пожалуйста, останься со мной! Если ты вернешься ко мне, я клянусь своей бессмертной душой, что ты будешь счастлив! Каждый день будет другим! Я уже отдала тебе все, - жалобно заплакала она. — Все, что у меня есть, но я... я найду другой способ, каким-то образом, снова сделать тебя счастливым, я обещаю тебе! Так что, пожалуйста!.. — взмолилась она. — Пожалуйста, не оставляй меня! Последовала ужасная, тяжелая тишина, прерываемая только ее прерывистым дыханием и судорожным всхлипыванием. Ее сердце бешено колотилось, пока она ждала его ответа, и в течение долгой, мучительно мучительной минуты Аид был смертельно неподвижен. Наконец, он пошевелился, чтобы бросить взгляд через плечо. От выражения его лица у нее перехватило дыхание. Он больше не был ледяным или безразличным, но таким душераздирающе знакомым. Его полуулыбка дразнила Кору, слишком сильно напоминая ей о боге, который столько раз крал ее сердце и делал ее своей. Под его глазами залегли тяжелые тени. Его темные брови были слегка сведены вместе, образуя складки на лбу. Как будто он был чем-то обеспокоен или огорчен. Почти как будто с сожалением. — Ты действительно… — мягко произнес он, — чертовски раздражаешь. Глаза Коры расширились от шока. Он не дал ей ни секунды, чтобы осознать значение или иронию своих слов, потому что затем снова повернулся к ней спиной и снова пошел прочь. Нет. Эхо оглушительно отдавалось в ее черепе, синхронизируясь с шумом крови в ушах. Нет! Весь ее мир разваливался на части. Она никогда не чувствовала себя такой беспомощной, такой неуправляемой. — Не оставляй меня! — Она сделала последнюю попытку, и каким-то образом заставила дрожащие ноги вести ее за ним. — Если ты уйдешь, я закричу и!.. У нее перехватило дыхание, а сердце бешено заколотилось, когда Аид внезапно исчез. Охваченная паникой, наполовину сошедшая с ума от горя, она подумала, что он ушел, – когда долю секунды спустя она почувствовала явное изменение давления воздуха позади себя, когда Аид размылся и появился у нее за спиной. Неудержимо дрожа, Кора безмолвно смотрела вперед. Шок стал приводить ее в оцепенение. Она отдала все, перепробовала все, чтобы убедить его передумать. Но этого было недостаточно. Что еще она могла сказать или сделать? Она была слаба. Беспомощная марионетка в его руках, привязанная к нему красной нитью судьбы, которая оказалась кандалами, ловушкой из колючей проволоки. Он ввел ее в заблуждение. Он раздавил ее. Он разбил ее на мелкие кусочки, и никогда больше она не будет цельной. Ее плечи опустились в явном поражении, а слезы продолжали тихо катиться по ее щекам. Вокруг них начали опадать листья с деревьев. Словно они непосредственно пострадали от страданий своей хозяйки. Словно они тоже плакали. Кора тихо, неровно всхлипнула, когда до нее дошло, что, вероятно, это был последний раз, когда она чувствовала Аида так близко к себе. Достаточно близко, чтобы она могла ощутить тепло и силу, темноту его ауры, которая так сильно соблазнила ее. Возможно, это была та же тьма, которая затуманила ее зрение, похитила ее разум и чувства. Та, что превратила ее в дурочку. Она солгала ради него. Пошла против воли своей матери, действовала за ее спиной. Ради него. Ради любви. Она знала, что никогда больше не полюбит. Он был ее единственным. Ее всем. Она никогда не оправится от такой травмы. Даже Афродита не смогла бы исцелить ее. — Персефона. Она моргнула, слишком ошеломленная, чтобы понять, что он снова обращается лично к ней, слишком безутешная, чтобы признать мягкость его голоса, звучавшего так близко позади нее, так не вязавшегося с резкостью его предыдущих слов. Стоя к нему спиной, она не видела, как Аид заколебался и нехарактерно запнулся. Она не видела, как он с силой впился зубами в нижнюю губу, словно сдерживая то, что не мог сказать. Последовала еще одна долгая пауза, в течение которой она ждала завершающего удара, смертельного выпада в яремную вену. Когда это произошло, это было не совсем то, чего она ожидала. — Спасибо, — тихо пробормотал он. Дыхание Коры сбилось, а глаза расширились, ее убитый горем разум изо всех сил пытался понять смысл его странного выбора прощальных слов. Ее взгляд был прикован к усеянной ветками и спутанной травой земле в смятении, а сердце не переставало безжалостно, беспорядочно биться. «Спасибо?..». Ее беспокойные мысли пришли в смятение. С чего бы ему выражать благодарность после всех тех ужасных вещей, которые он ей наговорил? Как он мог продолжать так злонамеренно разрушать ее переполненные эмоции? И все же его тон… Падающий лист был последним, что увидела Кора, прежде чем почувствовала внезапное, жгучее давление у основания шеи, а затем весь ее мир померк, погрузившись в бесконечную тьму.

***

После очень долгого ожидания Саске, наконец, рискнул вернуть ее в Подземный мир. Его сердце колотилось все это время, реальный страх забрать ее с поверхности и снова вызвать ужасные последствия обосновался на переднем плане его разума. Но, возможно, Судьба наконец сжалилась над его бедственным положением, потому что Сакура продолжала мирно спать в его объятиях. Он отнес ее прямо в ее опочивальню, уложил в постель — с неловкостью, которая казалась ему такой чуждой, — и некоторое время в волнении расхаживал перед камином, прежде чем, наконец, переставил одно из кресел к ее постели и занял позицию часового. В задумчивости он ждал, когда она проснется. Он ждал и ждал, с каждой минутой становясь все более расстроенным и беспокойным. Терпение никогда не было его сильным качеством. Он не привык, чтобы его заставляли ждать. И все же он сидел здесь. В очередной раз Сакура полностью высмеивала его давние ценности и традиции. Но он не мог оставаться недовольным ею — не тогда, когда она оставалась такой тревожно неподвижной и молчаливой. Единственными звуками, вырывавшимися из нее, были звуки ровного дыхания. Взгляд Саске почти не отрывался от ее лица. Глазные яблоки быстро двигались под сомкнутыми веками, указывая на то, что она непрерывно смотрела сны. Бог смерти поймал себя на том, что ему интересно, что она видит. Когда время стало тянуться слишком долго, он наклонился вперед, чтобы опереться руками о кровать. Наклонившись и положив лоб на руки, которые сжимали правую кисть Сакуры, он зажмурил глаза и тихо выдохнул; тысячи мыслей сводили с ума. Он почти жалел, что не может заставить их испариться, и они с энтузиазмом продолжали крутиться на повторе. Она никогда не спала так долго. Почему она не просыпается? Черт возьми. Что я должен делать? Сколько еще времени это займет? —Эхехехех… — сухой, кудахтающий смех прозвучал позади него. — Какое это знаменательное событие в истории — стать свидетельницей того, как некогда свирепый и гордый царь впал в состояние подавленной меланхолии. Глаза Саске распахнулись, и его плечи немедленно напряглись. Сопротивляясь непреодолимому желанию вскочить со своего места, вместо этого он проявил самообладание и, стиснув зубы, медленно поднял голову. Не было никакого смысла двигаться. Она уже видела его. Внутренне он был несколько встревожен ее неожиданным появлением. Прошло очень, очень много времени с тех пор, как Чиё посещала дворец, и когда она навещала его в последний раз, Саске не был правителем Подземного мира. Не потрудившись обернуться и поприветствовать ее – поскольку он никогда не был из тех, кто соблюдает вежливые формальности, — он невозмутимо спросил: — Почему ты здесь, старая карга? — Как всегда крайне гостеприимен, — прищелкнула языком Чиё. — Твой брат бы в могиле перевернулся. — Она, казалось, обдумала это, потому что затем добавила: — Если б она у него была. Ярость вспыхнула внутри Саске. Неужели она пошутила за счет его покойного родственника? Он осторожно высвободил свои руки из рук Сакуры и сжал в кулаки на подлокотниках кресла, стараясь при этом сохранять достоинство. — Я не хотела тебя обидеть, — Чиё заметила, как он напрягся при ее словах. — Просто твое отсутствующее гостеприимство бросает тень на твоих прекрасных родителей и Итачи. — Тогда убирайся. — Огрызнулся Саске. — Охохохо! — закудахтала Чиё. — Такой обидчивый, маленький царь! — Затем ее тон резко изменился, и Саске практически почувствовал, как она смотрит ему в спину. — Придержи свой дерзкий язык, юный Саске. Я пришла сюда не для того, чтобы терпеть твои оскорбления. — Постукивая деревянным посохом по полу, она закончила: — Я пришла сюда за девушкой. Саске замер. Его сердце сжалось. Неужели она пришла, чтобы забрать у него Сакуру?! — Я пришла, – пояснила Чие, как будто она снова почувствовала его мысли – то, что она всегда делала раздражающе точно, и не с Саске, наедине, — чтобы обсудить ее ситуацию. Теперь ты своими глазами видел пагубные последствия ее долгого пребывания вдали от поверхности. Саске нахмурился. — Ты знала, — обвинил он. — О Сущности. — Знала, — согласилась Чиё, — Я знаю еще множество вещей, но не могу говорить о них. Не в моих обычаях вмешиваться в волю Мойр. — Тогда зачем ты пришла сюда? — Это был не вопрос. Чиё вздохнула, и он услышал, как она зашаркала вперед, пока он не увидел ее справа боковым зрением. — Потому что время для этого дитя быстро уходит. Ты знаешь это, Саске. Подержи ее здесь еще месяц, и попомни мои слова. Ее душа покинет тело, которое ты видишь перед собой. Саске неподвижно сидел на своем стуле. На это он ничего не сказал. — Ее душа, - задумчиво повторила Чио. — Но, возможно, не ее сосуд. Я думаю, ты не понимаешь, что ты натворил. Бог смерти был не в настроении терпеть ее загадки. — О чем ты болтаешь? — нетерпеливо спросил он. — Я буду говорить прямо, — прохрипела в ответ Чиё. — Чтобы даже такой слепой ребенок, как ты, мог понять меня. Саске определенно не нравилось, когда его принижали. Он почти желал придушить надоедливую богиню, но был достаточно умен, чтобы понять, что это очень опрометчивый шаг. — Запретный плод, — продолжила Чиё. Его хватка на подлокотниках усилилась. То, что богиня знала, не удивляло. В конце концов, существовало очень мало того, что было недоступно ее глазам. — Шесть семян, — Чиё потерла подбородок. — Они останутся в этом теле, даже если душа покинет его. Так что на самом деле ты навечно привязал смертную оболочку этой девушки к себе и к своему Царству. Она всегда должна возвращаться сюда. И из-за этого… если возникнет необходимость… ты можете временно вселить в него другую душу, чтобы сохранить его живым. Саске резко вдохнул, потрясенный этим открытием. Он не… он не думал, что такое возможно, но в этом был смысл. Он обладал способностью возвращать души в тела – хотя, строго говоря, это противоречило его функциям. Ему это было безразлично. Ради Сакуры он нарушил бы все правила, уже отказавшись от стольких. И хотя очевидно он не мог контролировать нестабильную Сущность или предотвратить ее бегство, возможно, существовал способ предотвратить потерю нынешнего тела Сакуры навсегда. Это подарило ему неожиданную мысль. Если Сущность должна была покинуть тело Сакуры, то семена, которые сделали физическую форму его собственностью, дали ему силы поддерживать тело живым столько, сколько необходимо. Затем он нахмурился. Какой в этом был прок, если воспоминания и личность Сакуры исчезнут в ту же секунду, как уйдет ее душа? Запечатывать еще одну внутри нее было бы бесполезно. Это было бы похоже на Сакуру. Но это была бы не Сакура. — Что хорошего в этой физической оболочке без души? — огрызнулся он. Он не видел, как Чиё криво улыбнулась в ответ на это. — Ах, маленький царь. Ты еще многого не знаешь. Если бы это тело принадлежало нормальному человеку и не содержало Сущность Весны, тебе потребовалась бы другая душа, да, чтобы сохранить ее живой. Но в этом случае ты, скорее всего, этого не сделаешь. Саске ненавидел быть сбитым с толку. Ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не вскочить со своего места и не попытаться вытрясти информацию из ведьмы. — Ты обрек этот цветок, необратимо привязал ее к своему Царству, но все же ее проклятие, возможно, также является скрытым благом, — загадочно добавила Чие. — Что? — Саске резко повернул голову. Глаза Чиё загорелись весельем. — Механизм работы семян таков, что ее тело не может раствориться в бассейне, в который вернулись его предыдущие воплощения, потому что теперь ты в определенной степени владеешь этим витком жизни, — мудро объяснила она. — Оно не может вернуться в бассейн, потому что должно вернуться к тебе и в Подземный Мир. И если это так, то теоретически, не должна ли Сущность быть вынуждена вернуться в это тело? В запечатанном виде ее полномочия ограничены. Она не может создать другой сосуд, если предыдущий не растворится. Сердце Саске заколотилось, когда ошеломляющий вес того, что она сказала, обрушился на него. Широко раскрыв глаза, он снова посмотрел на Сакуру. Его разум помутился. Были семена, которые он дал ей… не оказались ли они непреднамеренно неожиданным благословением? Говорить внезапно показалось трудной задачей. И все же Саске заставил себя выдавить: — Ты видела, как это происходило раньше? — Такого еще не было, — мрачно ответила Чиё. — Твое вмешательство сильно нарушит цикл. Однако, — она покачала головой, — у нас нет возможности предвидеть последствия возвращения Сущности в умершее тело. Невозможно узнать, сможет ли оно регенерировать или воспоминания Сакуры будут потеряны, даже если Сущность узнает этот сосуд. Саске оглянулся на спящую девушку. — Может быть, — размышляла Чиё, — она станет еще более нестабильной. Это может причинить ей такие страдания, которые мы не способны даже представить. И поскольку семена будут в теле вечно, цикл перерождений не может продолжаться. Мы не можем знать, что с ней случится, если не позволим этому произойти. — Нет. — Саске сразу же резко отказался, прищурившись, снова бросив взгляд на Чие. Это было слишком опасно. Слишком непредсказуемо. Зерна граната, очевидно, оказались палкой о двух концах. Даже если бы они позволили себе какую-то извращенную лазейку, которая позволила бы обманом лишить Сущность возможности создать другое тело и заставить ее вернуться в свою предыдущую оболочку, не было точного способа узнать, какие побочные эффекты это окажет на Сакуру. Что он натворил? Внезапно он начал сожалеть о том, что вообще скормил ей Фрукт. Если его действия означали, что она будет мучиться вечно… значит, это его вина. Он только хотел, чтобы она осталась рядом с ним. Не вмешиваться в естественный порядок вещей. Но его невежество и эгоизм не позволили ему предвидеть последствия своих действий. Он не хотел, чтобы Сакура страдала. Она не была каким-то экспериментом. Неожиданная надежда, которая зародилась в его груди, съежилась, сменившись все тем же гнетущим чувством вины и отчаяния. Они вернулись к исходной точке. И он не мог позволить ей умереть — он должен был найти какой-то способ полностью снять с нее печать. Теперь необходимость сохранить ее жизнь казалась еще более важной. — Нет? — повторила Чиё. — Тогда есть только один путь, чтобы избежать этого. Ты знаешь, что должен сделать. Взгляд Саске вернулся к Сакуре. Он молчал. — Шесть семян, — категорично заявила древняя ведьма. — В течение шести месяцев, каждый год, Сакура будет возвращаться сюда и будет твоей. Она останется в твоем Царстве, рядом с тобой. Но в остальное время... — ее голос затих. Ей не нужно было озвучивать остальную часть. Челюсти бога смерти плотно сжались. Он проглотил неприятный комок, образовавшийся у него в горле. Загнанный в угол, из которого не было видимого выхода, Саске знал, что выбора нет. Он больше не мог думать только о себе. Сакура – и ее жизнь — были в приоритете. Что-то глубоко в его груди болезненно сжалось. В этот момент до него в полной мере дошла серьезность того, с чем он собирался согласиться и смириться. Но другого выхода не было. Он должен был это сделать. Для нее. Его угрюмый взгляд наконец опустился. В неохотной, невысказанной — и сердитой — капитуляции.

***

Когда видение исчезло, Сакура почувствовала, что стремительно падает с огромной высоты, и конца этому не было видно. Сердце болело. Она пыталась успокоить себя, что это лишь остаток мучительного последнего видения, но боль в груди не утихала, и погружение в темную бездну не прекращалось, и Сакура начала чувствовать знакомые уколы паники, пронзающие ее. «Где я нахожусь? — Она забеспокоилась тревожно. — Что со мной происходит?». Внезапно ощущение падения прекратилось, и Сакура неловко зависла на месте, прежде чем ноги снова коснулись твердой земли. Но она не могла видеть, где приземлилась. Темнота все еще окружала ее, не позволяя разглядеть даже собственные руки перед собой. Она проснулась? Она все еще спала? Казалось, она полностью осознавала свое тело. Но если это так, то где же Саске? Она утешающе обняла себя, чувствуя необъяснимый холод. Остатки снов, которые она видела, все еще были живы в ее сознании. Впервые Сакура обнаружила, что может вспомнить некоторые из них с совершенной ясностью, а не под дымкой, как в прошлые разы. Затем что-то привлекло ее внимание. Проблеск, искра далеко впереди нее. Сакура прищурилась. Огонек внезапно исчез. Как раз в тот момент, когда она начала думать, что ей это померещилось, он снова сверкнул. Что это?.. Она напряглась, чтобы определить источник. Затем она услышала мимолетный шепот в своем сознании. Вздрогнув, она повернула голову, внимательно прислушиваясь. — Сакура... — голос был таким же легким, как мимолетный ветерок. — А? — она удивленно моргнула, но все было по-прежнему темно. — Сакура… — снова вздохнул голос. — Кто там? — испуганно позвала она, стараясь держаться как можно тише. Ее голос эхом отдавался в бесформенных тенях. Затем внезапная, одновременная, резкая вспышка боли в голове и груди заставила на мгновение согнуться пополам. Схватившись за лоб и над сердцем, она приказала себе выпрямиться и обнаружила тот самый мерцающий свет, парящий над ней. Он разделился, образовав два отдельных сверкающих шара, которые, в свою очередь, снова разделились, образовав меньшие, и продолжали делать это, пока их не стало по крайней мере двадцать. Они были похожи на небесные звезды — ослепительно красивые, золотистого цвета, напоминающие солнце. Постепенно золото переходило в бледно-зеленый, а затем обратно в золото. Огни, казалось, гипнотически пульсировали – будто обладали собственной жизненной силой. Они закружились перед ней, вращаясь друг вокруг друга. К ее крайнему изумлению, огни заговорили, и Сакура обнаружила, что это был тот же самый голос, который она слышала в своей голове. — Сакура, — раздался голос. — Это было цветущее дерево, в честь которого мама назвала нас. Сакура недоверчиво приоткрыла рот. — Кто ты? — наконец выдавила она. — Не бойся. Мы - одно целое, ты и я. Сакура неуверенно покачала головой. Что означали эти огни? Затем это внезапно поразило ее, как грубое пробуждение. Резко вздохнув, она прошептала: — Ты… ты фрагмент внутри меня? Фрагмент Весенней Богини… — Она нервно сглотнула, прежде чем закончить: — Кора? Голос, казалось, вздохнул. Это больше походило на набор вздохов с последующим сильным эхом. — Кора, — повторил он. — Да. Это было наше имя. Давным-давно. Но не более того. Сакура была ошеломлена. Как получилось, что фрагмент мог говорить? Но прямо сейчас она могла думать только о той боли, которую перенесла, когда он был заперт внутри нее. Гнев придал ей сил бороться со страхом. Она требовательно спросила: — Как ты со мной разговариваешь? — Мы вспоминаем. Чем больше мы помним, тем больше мы можем слушать. — Что ты имеешь в виду? — Этот сосуд. Он становится все слабее. Сакура нахмурилась, услышав это. — Почему ты внутри меня? Кто поместил тебя сюда? — Мы это сделали». — Что? — она глупо моргнула. — Кто это "мы"? — Мы… — заискрились огни. В этом не было никакого смысла. Все больше расстраиваясь, она воскликнула: — Я не понимаю. — Мы едины, — снова сказал он. — Нет, это не так. Ты причинил мне боль. Ты чуть не убил меня! Ты показываешь мне вещи, которые я не хочу видеть. Я хочу, чтобы ты исчез! — Исчезнуть?.. — Теперь это звучало печально. — Мы не можем покинуть это тело, пока цикл не завершится. — Что? Какой цикл? - резко спросила Сакура. — Возрождение… — огни закружились. — Мы навеки связаны с этой судьбой... — Что ты подразумеваешь под возрождением? Кто это «мы»?! — Сакура снова отчаянно попыталась прощупать почву. — Мы, — повторили огни. — Ты и я. Нас звали «Кора». Ужас захлестнул ее. — Я не Кора, — яростно заявила она. — Я Сакура. Я не имею к тебе никакого отношения. Я не знаю, что ты имеешь в виду, говоря о создании этого тела! Это мое. Не твое. Я не знаю, почему ты решил существовать во мне! — Это наше…. — Нет. — Сакура сглотнула. — Ты не можешь это получить! Еще один дрожащий вздох. — Мы все еще цепляемся за отрицание. Потому что мы не хотим помнить правду… Сакура слушала в смятении. По какой-то причине она почувствовала бессмысленное желание заткнуть уши. Но у нее было чувство, что это не помешает ей слышать. — Потому что мы не хотим вспоминать... Сакура была уверена, что ее кровь превратилась в лед. — Что?.. — прошептала она. Свет потускнел – как будто в знак траура. — Мы никогда не должны были нарушать запреты нашей матери. — Прекрати, - Сакура бессмысленно заткнула уши. — Перестань называть нас "мы"! Я не имею к тебе никакого отношения! Ты просто паразит, запечатанный внутри меня! Последовала пауза. Затем огни повторили с оттенком гнева: — Еще одна ложь... — Я хочу, чтобы ты убрался отсюда! — Сакура уже плакала. — Я не хочу иметь с тобой ничего общего! Твои воспоминания — не мои. Что произошло между тобой и Аидом… все твои чувства к нему — я не хочу их знать. Перестань заставлять меня чувствовать то, чего я не хочу! — Мы не можем перестать вспоминать. Мы не можем перестать чувствовать. Даже сейчас его глаза уничтожают нас… — Нет, — задрожала Сакура. — Нет, я хочу, чтобы ты перестал со мной разговаривать! Тебе не место здесь, в моей голове! Убирайся! — Я всегда был здесь. — Голос, наконец, назвал себя от первого лица. Казалось, эхо стало слабее, четче и ближе, и огни начали притягиваться друг к другу, сливаясь и соединяясь, пока не образовали очертания, почти напоминающие человеческие. Сакура испуганно отступила на шаг назад. — Ты всегда слушала меня. — Нет. — Я — твой внутренний голос. Огни запульсировали, а затем ярко вспыхнули. Сакура была вынуждена прикрыть глаза. Когда она, наконец, осмелилась снова оглянуться назад, ее сердце, казалось, остановилось. Дыхание застряло у нее в горле. Она уставилась на свет, лишившись дара речи. Огни приняли полупрозрачную человеческую форму. Как души, которых она мельком видела на берегах реки в Подземном мире. Неземное сияние окружало похожую на духа фигуру. Она была вся в мерцающем золоте. В результате было невозможно точно определить оттенок ее волос и глаз. У стройной девушки, смотревшей на нее в ответ, были большие глаза, обрамленные такими длинными ресницами, что они путались в уголках. Глаза совсем как у Сакуры, но они выглядели грустными. Ее волнистые волосы были длиннее и ниспадали до талии. Она была немного выше Сакуры. Форма ее лица была такой же, нос таким же, но мягкие губы были немного полнее. Бриллиантовая метка украшала центр ее лба. Было что-то тревожное в ее прекрасных чертах. Будто Сакура смотрела в зеркало и видела отражение того, кто, возможно, когда–то был кем-то, кого она когда-то знала, очень давно, но отражение изменилось далеко за пределы ее сознательного распознавания, и она не могла полностью сопоставить лицо с его истинной идентичностью. Ошеломленная, Сакура могла только смотреть на золотую форму в приглушенном шоке. Она почувствовала тошноту. Она не знала почему. Ее сердце билось громко, неистово. Наконец, ей удалось прошептать в ужасе: — Ты… кто ты?.. Затем девушка улыбнулась. — Ты все еще не узнаешь меня? — она говорила хриплым, мягким голосом. Гулкое эхо исчезло. — В глубине души ты знаешь, что мы одинаковые. — Чт… — Сакура запнулась. — Что… Нет. Нет. Мы не можем… Я человек. — Она вспомнила все, что Саске рассказал ей о фрагменте. — Я человек, — настаивала она. — Ты всего лишь фрагмент, живущий внутри моего тела. Ты не можешь… мы не одинаковые. Ты — остаток богини, а я человек, и тебе нужно убираться отсюда. Ее сильно трясло. Казалось, она не могла остановиться. Улыбка Коры стала еще печальнее – будто она знала много секретов, которые Сакура даже не могла понять, но ей было запрещено говорить о них. Затем она замолкла. Когда она заговорила в следующий раз, в ее тоне звучала тревожная настойчивость. — Наше время подходит к концу. Мы должны вернуться на поверхность. Если весна не наступит, мы погибнем. Мы не можем допустить, чтобы это произошло. Не в этот раз… Сакура испуганно ахнула. — Что ты имеешь в виду, говоря, что мы погибнем? — Печать снова погружает меня в сон. Сделай то, что мы не могли сделать раньше. Беги от него подальше. Не позволяй тьме снова соблазнить нас. Возвращайся! — Ее голос снова зазвучал эхом. — Возвращайся, прочь от теней! Прочь от него! Возвращайся к маме! Сакура прижала ладонь ко рту и беззвучно зарыдала. Она не понимала, что происходит. Она никогда не чувствовала себя такой сбитой с толку, такой потерянной. И она не знала, почему ее сердце, казалось, так сильно болело. Форма Коры начала мерцать и пульсировать, и маленькие блестящие золотые шары стали расходиться от ее тела. В считанные секунды она снова превратилась во вращающиеся, мерцающие огни. — Назад на поверхность… — голос, казалось, эхом отдавался вокруг нее. — Назад к свету, где безопасно... Эти последние слова, казалось, опалили череп Сакуры изнутри. Приказ — срочный, неоспоримый. Затем, так же внезапно, как и появились, мерцающие огни погасли, полностью исчезнув. Сакура снова осталась одна в темноте, где единственным звуком был стук ее сердца и прерывистое дыхание. Затем невидимая почва под ее ногами подалась, и она опять падала, падала, мчалась вниз, в бесконечную пропасть…

***

Веки Сакуры дрогнули и поднялись. Ей потребовалось несколько раз моргнуть, чтобы избавиться от тумана в дезориентированном зрении, и как только дымка, наконец, рассеялась, она обнаружила, что смотрит на знакомую изнанку тяжелого вышитого балдахина над кроватью. Сердце бешено колотилось о грудную клетку. Все тело чувствовало себя лишенным энергии, совершенно опустошенным. В голове пульсировало, будто кто-то ударил по ней кувалдой. Морщась от боли, Сакура слегка повернулась вправо, ее взгляд инстинктивно скользнул к источнику света в тускло освещенной комнате. В одном из кресел перед камином, сгорбившись, сидела фигура. Сакура моргнула в вялом замешательстве. Саске?.. Он наклонился вперед, положив локти на колени. Его голова была опущена, руки перебирали волосы, пальцы крепко сжимали тонкие пряди, в жесте, который открыто выдавал его внутреннее состояние возбужденного беспокойства. Она смотрела на него в оцепенелом молчании долгую минуту. Он казался почти незнакомцем. Потому что она никогда не видела, чтобы его обычно собранная поза казалась такой несчастной. Полной муки. Неужели он чувствовал это... из-за нее?.. — Са… ске… — ей наконец удалось собраться с силами, чтобы заговорить. В горле у нее пересохло, губы стянуло. Внезапно она осознала, как дико хочет пить. Глаза бога смерти, которые были прикованы к ковру под ногами, расширились при звуке его имени. Он резко вдохнул и тут же вскинул голову. В мгновение ока он оказался у ее постели. — Сакура. — Его голос звучал тихо, почти нерешительно. Сакура была слишком ошеломлена, чтобы уловить уязвимый проблеск открытого беспокойства, зарождающийся в штормовых радужках, когда он смотрел на нее сверху вниз. — У меня болит голова, — прохрипела она, устало закрывая глаза. Ладонь сразу же прижалась к ее лбу, и она почувствовала, как охлаждающая чакра просачивается сквозь кожу, заглушая боль. — Что еще? — спросил Саске, восхищенно изучая ее лицо, чувствуя странную потребность быть внимательным, уменьшить боль любым возможным способом, даже когда это полностью противоречило его натуре — проявлять заботу и делать что-либо, кроме разрушения и нанесения увечий. Она облизнула потрескавшиеся губы. — Вода… — пробормотала она. Он наполнил кубок из кувшина на подносе, стоявшем на низком столике у кровати, и присел на край матраса рядом с ней. Осторожно просунув руку ей под голову, поддерживая ее, он поднес кубок к ее губам. Сакура жадно пила, проглатывая все без перерыва. Аккуратно опустив ее голову обратно на подушку, Саске ждал, что она попросит дальше. Еще несколько минут прошло в молчании. Затем Сакура, почувствовав себя немного лучше, пошевелилась и села в постели. Саске не возражал, вместо этого продолжая внимательно наблюдать за ней. Но когда ее тело внезапно обмякло в изнеможении, и она снова начала падать на спину, он быстро придвинулся, чтобы позволить ей прислониться спиной к его груди. Слезы затуманили ее зрение. Она устало закрыла глаза, прислонив голову к его левому плечу. — Я думала… Я готовилась умереть, — слабо призналась она. Его левая рука защитно обвилась вокруг нее, прижимая ее к себе. Он не сказал ей, что был не в себе, опасаясь того же самого. — Я так боялась... — прошептала она. — Сакура, — он, наконец, заставил себя заговорить. Его голос был низким. Почти хриплый. — Я… — он колебался. Он не имел права давать обещания, которые не мог сдержать. Но он сказал себе, что найдет способ выполнить это задание. Чтобы защитить ее любой ценой. — Я не позволю этому случиться. Она медленно выдохнула и открыла глаза. Она поймала себя на том, что вспоминает их спор перед тем, как случился приступ. Очевидно, ее слова не произвели никакого эффекта на бога смерти. Она все еще находилась в его дворце, в его владениях. Она даже не сказала всего, что должна была сказать, но какой в этом смысл? Саске был совершенно непримирим. Не обременен сожалением или чувством вины. Гнев и отчаяние разъедали ее изнутри, обжигая кислотой. Значит, Суйгецу был прав насчет того, что Саске не прислушивался к доводам разума, в конце концов… И все же, сдерживаемые эмоции, которые она могла уловить в его словах… Она выбросила эту мысль — и то, как она заставила ее сердце биться быстрее — из головы. Теперь, когда она точно знала, что произошло между Корой и Аидом, она подвергала сомнению его предполагаемый интерес к ней. Затянувшееся головокружение было быстро изгнано вихрем мыслей. Чем больше она размышляла об этом, тем больше все вдруг обретало смысла. Хотя ее телу было слишком комфортно прижиматься к его теплу, Сакура заставила себя отстраниться, не встречаясь с Саске взглядом. — Я в порядке, — она сглотнула. Но Саске остался на месте, будто не до конца ей поверил. Однако он не сделал ни малейшего движения, чтобы снова прикоснуться к ней. Сакура попыталась разобраться в своих беспорядочных мыслях. Божество смерти ранее во время их спора намекнуло, что он не просил, чтобы это произошло. И, возможно, зная, что она сейчас сделала, возможно, он был прав. Может быть, дело было в том, что он просто ничего не мог с этим поделать. «Это должна быть не я», — подумалось ей, и Сакура не поняла, почему в горле образовался комок. Должно быть, это было неведомое влечение к остаткам прошлой любовницы, которое подсознательно повлияло на его действия. То, что он увидел ее и похитил, когда она хранила фрагмент, принадлежавший Коре, больше не могло быть простым совпадением. Тем не менее, Сакуре было трудно представить себе нынешнего Саске, которого она узнала, преследующего другую девушку. И сложно переварить тот факт, что он когда-то был близок с другой. Трудно было увидеть Саске в столь незнакомом свете. Свете, который в очередной раз заставил ее пересмотреть свое восприятие его. Это было невозможно, но она знала, что видения — не плод ее воображения. Они казались такими реальными в мире грез. В этом не было никаких сомнений: у Коры и Аида определенно была общая история. Но по какой-то причине Саске не помнил об этом. Почему? Что случилось такого, что заставило его забыть? Подавил ли он это сам? Или с ним случилось что-то более катастрофическое? Она вспомнила встречу с золотыми огнями. Независимо от того, что утверждал фрагмент… она и Кора не были одинаковыми. Сакура агрессивно отрицала это, абсолютно отказывалась принимать подобную вероятность. Потому что это было невозможно. Кора жила тысячи лет назад, задолго до рождения Сакуры. Они никак не могли быть связаны — кроме общего тела. Она не знала, что означали слова фрагмента о том, что они были одинаковыми, или о печати и цикле перерождений. Саске ничего не упоминал об этом. Ведь он бы что-нибудь сказал, если бы подобное существовало. Да и сама идея была смехотворной. Безумной. Сама мысль о том, что они каким-то образом стали одним целым, как настаивала Кора, ошеломила Сакуру. Она пережила эти воспоминания, как и всегда, как если бы была Корой. Что означало, что она, к сожалению, видела все глазами умершей богини. Знала ее мысли и эмоции. Чувствовала, как Аид обнимает ее и занимается с ней любовью — словно это было тело Сакуры. Но это была лишь жестокая уловка разума. Хотя сердце все еще трепетало, когда она вспоминала обжигающую интенсивность его прикосновений. Так вот на что это было похоже? Быть желанной богом? Она не могла вспомнить каждый отдельный момент – некоторые были более тусклыми, чем другие, – но она знала, что страсть, которую разделяли Кора и Аид, была сумасшедшей, всепоглощающей. Сакуру сильно смущала мысль о том, как сильно они горели вместе. Ей было неудобно, неловко и тревожно так близко знать о прошлом, которого, как утверждал Саске, никогда не было. Это заставляло Сакуру чувствовать себя испорченной. Грязной. Потому что ей не пристало знать такие личные вещи. Она чувствовала, как щеки начинают гореть. Она хотела бы забыть кадры отдельных сцен, которые все еще были запечатлены в ее сознании, как это всегда происходило раньше. Лента. Светлячки. Тайные встречи. Их первый раз. Кора отдает Аиду лук. Украденные поцелуи и тайное бегство из храма Коры ночью. Купание в священном бассейне Коры. Слезы Коры, когда он так бессердечно бросил ее… Было много других. Но от попытки вспомнить их все начинала пульсировать голова. В некотором смысле, Сакура почувствовала облегчение. Ее разум и так был достаточно обременен. В конце концов, это все равно было ложью, не так ли? Он оставил Кору с разбитым сердцем. И если он сделал это с богиней, которая была намного более стойкой, чем смертная женщина, это лишь подчеркивало, по мнению Сакуры, тот факт, что Саске был ни чем иным, как самым ужасным, что могло произойти. Она даже представить себе не могла, что он с ней сделает, когда устанет от нее. Сакура сказала себе, что ей нужно забыть о тревожных чувствах, которые вызвали в ней видения. Они не принадлежали ей. Было крайне важно отделиться и дистанцироваться от них, стереть границы между своими чувствами и чувствами Коры, запертыми глубоко внутри фрагмента. Тем не менее, ей нужно было рассказать Саске о том, что ей снилось, даже если ему было неприятно это слышать. Она больше не могла молчать. Не после всего, что ей пришлось увидеть. И была еще одна вещь, которая тяжело давила на нее. Слова Коры о том, что они умрут, если не вернутся на поверхность… она задавалась вопросом, знал ли Саске что-нибудь об этом, и если да, то почему ему пришло в голову пропустить эту важную деталь. — Ты говоришь, что не позволишь этому случиться, но что, если это то, что ты не можешь предотвратить? — спросила она как ни в чем не бывало и без предисловий. Он успокоил мигрень в ее голове, но она знала, что он не мог избавить ее ни от тяжести, которая давила на грудь, ни от мучительной боли в сердце. — Нет, — быстро отозвался Саске. Он подвинулся, чтобы сесть под таким углом, чтобы смотреть ей в лицо. — Я чувствую это, — сообщила она ему, поразив Саске убежденностью своего тона. Твердо встретив его взгляд, Сакура продолжила: — Я чувствую это. Вот, — она приложила руку к сердцу. — Он говорил со мной. Фрагмент Коры. Я встретила его в своем сознании. Саске уставился на нее, встревоженный и застигнутый врасплох этой неожиданной новостью. Он думал, что печать предотвратит такую вещь, как прямое общение, или остановит Сакуру от воспоминаний, но тот факт, что она начала вспоминать более точно, был пугающим напоминанием о том, насколько нестабильной стала Сущность. Как много, он боялся выразить словами, это ей сказало? — Он сказал мне, что если я не вернусь на поверхность, я умру. — Заявила Сакура, заставляя свой тон оставаться ровным. Саске виновато отвел от нее глаза. Черт возьми. Он хотел защитить ее от ужаса и боли от осознания этого. Ее откровение стало поворотным моментом в работе, потому что оно было опасно близко к реальной правде. Он не мог сказать ей. Он боялся того, что травма сделает с ней. Он не был уверен, что Сакура сможет пережить такое жестокое нападение, каким было последнее. И все же он видел, что это написано у нее на лице; она считала, что он намеренно скрывает от нее информацию, потому что хочет манипулировать ею. Но это было совсем не так. — Это правда, Саске? — тихо спросила она. Когда он замолчал, нарастающее чувство ужаса начало накатывать на нее каскадом. Внезапно она почувствовала, что продрогла до костей. Если фрагмент не лгал об этом, то что она должна была сделать из всего остального, что сказали останки Коры? — Что ты мне не договариваешь? — прошептала она, чувствуя, как по ней снова начинает пробегать дрожь. Он пошевелился, как будто хотел отодвинуться от нее, но Сакура быстро протянула руку и схватила его правую руку своей левой. Крепко держась за него, она взмолилась: — Саске. Пожалуйста. — Сакура… – коротко начал он, а затем, казалось, закипел в неудачном месте на полу, но позволил своей руке остаться в ее руке. — Пожалуйста, — повторила она, слегка наклонившись вперед, чувствуя, что ему нужен дополнительный толчок, чтобы убедить его заговорить. — Я не знаю, что происходит. Что означали слова фрагмента о том, что я умираю? Пожалуйста, скажи мне, чтобы я знала, чего ожидать. Чтобы я могла подготовиться. Он на мгновение закрыл глаза, борясь за контроль. — Ты не можешь, — процедил он сквозь зубы, — подготовиться. Ее сердце бешено колотилось. — Что ты имеешь в виду?.. Если я в какой-то опасности, тогда почему ты мне не сказал? — Сакура, — его тон был хриплым от сдержанности. Он не хотел, чтобы она снова так быстро заводилась. — Не сейчас. — Тогда когда? — ее голос дрожал. — Когда ты мне скажешь? Никогда? Например, как ты никогда не признаешь, что похищать меня было неправильно? Она увидела, как на его лице промелькнуло недовольство. Тогда он действительно потянул ее, чтобы она отпустила его. Сакура схватила его за запястье другой рукой, чтобы остановить его, хотя она знала, что этого будет недостаточно, если он действительно захочет отстраниться. Она ощутила ощутимую напряженность мускулов его предплечья, когда они напряглись под ее прикосновением. — Ты больше не можешь этого избегать, Саске! — воскликнула она. Она увидела, как сжалась его челюсть. Он долго молчал и старался не смотреть мне в глаза. — Это сделало бы тебя счастливой, — жестко отрезал он, наконец. — Если бы я это признал? Воздух в легких Сакуры замер. Может слух сыграл с ней злую шутку? Действительно ли он признал, что похищение ее было ошибкой? Он это имел в виду? Действительно ли он раскаивался или просто говорил это, чтобы успокоить ее, заставить сменить тему? Она уставилась на него в ошеломлении. Была ли глубоко внутри него совесть, как она подозревала? Саске мельком взглянул на нее, несколько секунд изучал ее лицо, а затем снова отвел взгляд, издав низкий раздраженный рык. — Не смотри на меня так, — огрызнулся он и, наконец, собрал достаточно силы, чтобы грубо вырвать свою руку из хватки ошеломленной Сакуры. Он ненавидел эти большие, как у лани, зеленые-зеленые глаза, которыми она смотрела на него. То, как они всегда, казалось, заставляли его решимость колебаться. Он абсолютно ненавидел это. Ее горло обожгло, когда она смотрела, как он встал и направился обратно к камину. Всем телом он словно оборонялся. Его неожиданная, нехарактерная уступка была ошеломляющей, но она ничего не значила, если он не предпринял шагов для активного исправления ситуации. — Ты серьезно? — прошептала она. — Ты действительно сожалеешь? Он положил руку на камин, повернувшись к ней спиной. Он упрямо молчал, изо всех сил пытаясь обуздать бурю своих чувств. Сакура облизнула губы. Она предположила, что это было самое близкое, что она могла получить в качестве извинения в настоящее время. Хотя не то, чтобы это изменило их ситуацию. Однако это нашептывало ей, что, возможно, Саске был способен думать о других – хотя Суйгецу утверждал обратное. Это было определенно больше, чем то, что она вытянула из него, когда впервые рассказала о своем похищении. И все же она не могла простить его. Этих слов было не достаточно. Между ними повисло долгое молчание. Наконец, Сакура попыталась снова, обхватив себя руками, чтобы сдержать дрожь. — Это правда? Я умру? Саске прикусил язык, чтобы остановить "да", которое было опасно близко к тому, чтобы сорваться с языка. Когда он больше ничего не сказал, не решив просвещать ее дальше, она решила, что пришло время рассказать ему, что она видела. — У меня были видения. О Коре. И... — Она глубоко вздохнула. — Тебе. Саске нахмурился, наблюдая за пламенем. Только не это снова. Она и раньше заявляла о подобных вещах, и ему не нравилось это слышать. — Сакура, — начал он, пытаясь сдержать раздражение. Это было совсем не то, о чем он желал поговорить. Он не знал, почему чувствовал себя таким беспокойным и взвинченным. Возможно, дело было в том, что он не хотел оказаться втянутым в очередную ссору. Не после того, как все закончилось в прошлый раз. Он не хотел чувствовать себя таким беспомощным, снова так сильно беспокоиться о ней. — Я уже говорил тебе… Сакура сглотнула, но не отступила, не заботясь о том, что она рискует вывести его из себя. Он должен был знать. И будь она проклята, если позволит чему-нибудь еще когда-нибудь остановить свой язык. — Я знаю, ты не хочешь это слышать. Но что, если я смогу доказать тебе, что ты действительно знал ее? Пораженный, Саске заметно напрягся. Он вообще не ожидал, что их разговор пойдет в этом направлении. — Что? — Он недоверчиво вдохнул. Сакура откинула одеяло, свесила ноги с края кровати, которая была такой высокой, что ее ступни даже не касались пола. — Я могу это доказать, — она соскользнула с перины и встала, вызывающе подняв подбородок. — Прямо сейчас. Он бросил на нее циничный хмурый взгляд. И как, по ее мнению, она собиралась это сделать? Она подошла к нему. — Отведи меня в оружейную, — сказала она. В ответ на его недоверчивый взгляд и очевидное, сдержанное нежелание, она настаивала: — Если ты так уверен, что ты прав, тогда эта просьба не должна тебя беспокоить. Пожалуйста, отведи меня туда. Это было нелепо, Саске знал. Абсолютный абсурд. Но, полный решимости доказать ошибочность ее возмутительной теории и заставить ее замолчать раз и навсегда, он все же протянул руку и положил теплую ладонь ей на затылок. Сакура сглотнула, подавляя дрожь, стараясь не зацикливаться на том, как его прикосновения посылали электрические разряды, потрескивающие вдоль позвоночника. Дернув ее к себе, Саске нетерпеливо прорычал: — Хорошо. Она моргнула. Секунду спустя Саске материализовал их перед оружейной. Он подтолкнул ее – твердо, но не агрессивно – к двери. Сердце Сакуры учащенно забилось. Она была не заперта. Когда они вошли внутрь, она вспомнила единственный другой раз, когда была здесь. Каким давним казалось это событие. Ее взгляд скользнул по мечам и щитам, копьям, дубинкам и другому снаряжению, выискивая то, что она искала. Саске последовал за ней внутрь, скрестив руки на груди, наблюдая за ней, как ястреб. — Что ты ищешь? — потребовал он, когда она потратила время на то, чтобы обшарить все вокруг. — Они должны быть где-то здесь, — рассеянно ответила она. — Где они... О, там! — Она заметила то, что искала, прислоненное к ряду больших бочек. Она опустилась на колени, и любопытный, озадаченный Саске подозрительно заглянул ей через плечо. Почему она вдруг так заинтересовалась луками? Сакура брала лук за луком, внимательно изучая их. Ее отчаяние стало нарастать, когда на десятом она потерпела неудачу. Позади нее Саске раздраженно закатил глаза. Он понятия не имел, во что играет эта надоедливая девчонка, но ему не нравилось, что его время тратится впустую. — Он должен быть здесь, — сказала она себе. — Если только ты его не сломал или не потерял... — Потерял что? — огрызнулся Саске, достигнув края. Он достаточно долго потворствовал этой чепухе. Что бы она ни пыталась найти, этого явно не было, и беспорядок, который она устраивала, отбрасывая луки направо и налево, начинал действовать ему на нервы. Сакура отбросила в сторону еще один лук, и он с громким стуком упал на кучу, еще больше разозлив бога смерти. Он презирал беспорядок любого рода. — Сколько луков тебе нужно? — она фыркнула. Затем она вспомнила, что вся семья Саске когда-то жила в Подземном Мире, и поэтому такое количество одинакового оружия не должно было ее удивлять. Она уже начала отчаиваться, когда ее взгляд внезапно привлек красиво отполированный лук, лежащий далеко позади, ближе к концу коллекции. Она вытащила его и внимательно осмотрела. Ее сердце подпрыгнуло, когда она увидела два веера учива, нарисованные на концах. Было ли это оно? У других тоже была эмблема, но красноречивый знак заключался в секретной надписи, которая находилась внутри рукояти. Она поднесла его поближе к лицу. И торжествующе ахнула. Вот оно! Мельчайшая резьба в виде цветка. Она вскочила на ноги и победоносно повернулась к Саске, протягивая ему оружие. — Этот лук! — воскликнула она. — Где ты его взял? Он протянул руку и резко забрал лук у нее со свирепым выражением лица. Затем он посмотрел вниз – и его брови сошлись на переносице. Он, несомненно, принадлежал ему, а не другому члену Клана. Где он его взял? Его разум, к его ужасу, выдал лишь гудящую пустоту. Разве мать не подарила его ему? Нет. Он не мог вспомнить. Его сердцебиение ускорилось, когда он с замиранием сердца понял, что понятия не имеет. Он знал только, что часто пользовался им в прошлом. Ощущение и вес этого предмета в его руках были знакомыми, блеск дерева безошибочно узнавался. — У него есть надпись внутри рукоятки, — продолжила Сакура. — Крошечный цветок с пятью лепестками. Коре подарила этот лук Артемида. Затем она подарила его тебе. Глаза Саске оставались опущенными, когда он повернул запястье, чтобы осмотреть рукоятку. И действительно, он разглядел мельчайшую фигурку цветочной головки, которую легко было не заметить с первого взгляда. Он напоминал цветок. Он сглотнул, глубоко встревоженный; растерянный хмурый взгляд омрачил его черты. Откуда Сакура могла это знать? Как она могла выбрать один из его личных луков? Она никак не могла знать, что он сделал, никак не могла точно определить конкретное оружие из всей коллекции. Потому что это был не обычный лук. Он узнал в нем свое любимое охотничье оружие. — Кора дала это тебе, — повторила она. — Вы были вместе, Саске! Я не знаю, как и почему ты не помнишь, но это правда. Нет никакого другого способа, которым я могла бы узнать об этом оружии! Саске молчал. Но его разум мчался со скоростью света. — Было что-то еще, — Сакура потерла лоб. — Что это было… — Она попыталась вспомнить. И тут до нее неожиданно дошло. — Цветок! Голубой цветок... тот, который никогда не умирает. Его дыхание замерло. Таких цветов было два, и оба росли в личном саду его матери. Он еще не водил туда Сакуру. Она никак не могла знать об этом. Он провел пальцами по дереву, думая о цветке, о котором она упоминала. — Это… — Саске почувствовал странную одышку, будто легкие не могли сделать вдох. Он изо всех сил старался говорить как можно более холодным тоном. — Это вечноцветущее растение. Пульс Сакуры учащенно забился. Его голова была опущена. Его голос был таким тихим. На этот раз он не стал отвергать ее обвинения. Он действительно слушал. — Да, — прошептала она, внутренне дрожа по причинам, которые не могла понять. Пораженная внутренней реакцией своего тела, она откинулась назад, чтобы сесть на одну из бочек. — Это… то, что сказала тебе Кора. Тошнотворная вероятность того, что его собственные воспоминания были подделаны, снова начала беспокоить Саске. В прошлом он всегда яростно отвергал эту идею. Но внезапно это перестало казаться таким уж надуманным. Что, если на него тоже была наложена какая-то печать? Ошеломленный до безмолвия, он мог только недоверчиво взирать на крошечную цветочную резьбу. Сакура сделала глубокий вдох. — Все это. Влечение... — она колебалась всего секунду, прежде чем решиться, — влечение ко мне и все, что связано с желанием, чтобы я была с тобой… Саске... разве ты не видишь? Теперь все имеет смысл! Ты когда-нибудь думал, что, может быть... — она сглотнула. — Может быть, это то, что у меня внутри, заставило тебя заметить меня на похоронах? Может быть, это фрагмент, принадлежащий умершей богине, которая когда-то любила тебя, который ответственен за все это — за этот хаос между нами! Тебе нужна не я. А Кора. Саске резко вдохнул, ощетинившись от гнева, адская ярость ревела в его теле. Ее слова были жалящим ударом, оскорблением, насмешкой над всеми удушающими чувствами, которые он испытывал к ней, всеми эмоциями, которые мучили и причиняли ему боль. Одно дело намекать на то, что в его воспоминания кто-то вмешался. Другое дело, когда она обвиняла его в том, что его влечет к ней только потому, что в ней была сущность, которая принадлежала той, кого Сакура искренне считала другой девушкой, которую он просто не мог вспомнить. Будто она сама ничего не значила. Будто все время, которое они провели вместе, было ничем. Потому что он тосковал по богине, с которой, по-видимому, когда-то был. Несмотря ни на что, она заблуждалась. Заблуждалась, потому что ее доводы были совершенно несостоятельны. Она не знала, что он сделал. Она не понимала, что та самая девушка, которую она обвинила его в том, что он хотел ее вместо нее... на самом деле была тем же существом, ответственным за создание Сакуры, которая стояла перед ним. Она не осознавала, что она и была Корой, Богиней Весны. Возрожденной, дремлющей в другом теле, потому что ее первоначальное тело было отравлено и не поддавалось исцелению. Если Саске знал эту богиню "Кору", на чем настаивала Сакура, это открывало пугающе ясную перспективу, если всё действительно было правдой. Хотя бога смерти приводила в неописуемую ярость мысль о том, что им тоже могли каким-то образом манипулировать без его ведома, это определенно объясняло бессмысленное влечение, которое он испытывал к Сакуре с самого начала. Но не по той причине, в которую она верила. Не потому, что он бессознательно искал другую девушку, которую знал в прошлом. Но потому, что он бессознательно искал ее. Ту Кору, память о которой, возможно, была стерта из него. Он вспомнил, как Наруто рассказывал ему, что они встречались несколько раз. Это не могло быть совпадением. А если правда? Как он мог отказаться от такой возможности сейчас? Конечно, он бы ничего не помнил, если бы его разум был изменен. Осознание этого повергло его в смятение, у него перехватило дыхание. Казалось, его внутренности вытаскивали из тела металлическими шампурами. Он уставился на нее с недоверием, потрясенный, близкий к тому, чтобы глупо разинуть рот. Его губы слегка приоткрылись, брови нахмурились, когда внезапно слишком вероятная реальность обрушилась на него тонной кирпичей. Почему же тогда его не привлекли предыдущие воплощения? Он вспомнил слова Наруто о том, что Сакура наиболее близка к своей первоначальной форме, как по внешнему виду, так и по характеру, и почувствовал еще большее беспокойство. В животе Сакуры образовался комок страха. В глазах божества смерти мерцал понимающий блеск, который ей определенно не понравился. Внезапная искра понимания, которая заставила ее нервничать. — Что? — она заставила себя задать вопрос. И почувствовала, как по спине поползли мурашки. Нервно сглотнув, она добавила: — Почему ты так смотришь на меня?.. Саске моргнул, вырванный из хаоса мыслей звуком ее голоса. Его лицо вновь отражало лишь раздражающую пустоту. Стиснув зубы, он еще раз посмотрел на лук. Грохочущие волны шока заставили его стальное самообладание на мгновение ускользнуть. Он не мог позволить, чтобы это повторилось снова. Может быть, ей было бы легче поверить в эту ложную теорию. Потому что не было никакого способа, которым он мог бы сказать ей, кем она являлась на самом деле. Это должно было означать, что его воспоминания действительно украдены. Нельзя. Не сейчас. Не тогда, когда она так физически уязвима. Он и сам не мог полностью принять это. — Ничего, — коротко ответил он. Сакура колебалась. Что-то подсказывало ей, что он был не совсем честен. — Но ты помнишь лук? — настаивала она. Он снова поднял глаза и встретился с ней взглядом. — Да. — Он тихо уступил и не мог удержаться, чтобы снова открыто не посмотреть на нее, его глаза пристально изучали каждую черту в ее лице, будто в первый раз. — Тогда… — она снова встала и сцепила руки за спиной, глядя в сторону, чувствуя себя особенно взволнованной. Тяжесть его проницательного взгляда нервировала еще больше, чем обычно. Казалось, он пристально изучал ее. — Тогда что ты думаешь? О том, что я сказала? Бог смерти молчал. В его груди бешено колотилось сердце. По точке пульса на ее шее он мог видеть, что ее сердце делает то же самое. Даже несмотря на то, что он не прикасался к ней. Даже несмотря на то, что он почти не сказал ей ни слова. Он поймал себя на том, что размышляет, что это должно было означать. Имелся ли подсознательно хотя бы мизерный шанс, что ее тоже тянуло к нему, но она была слишком встревожена, слишком напугана, чтобы признать это или допустить это. Теперь он признал, что виноват. Похищение разрушило те небольшие шансы, которые у него когда-либо были — на то, чтобы добиться ее признания нормальным способом. Он не мог изменить прошлое. То, что он уже сделал. Но он мог взять под свой контроль будущее. — Я думаю, — ответил Саске, его тон снова стал лаконичным, — ты ошибаешься, Сакура. Ее широко раскрытые глаза вернулись к нему, когда он небрежно бросил лук на землю. Прежде чем она успела сказать или сделать что-нибудь еще, он повернулся и выскользнул из оружейной, оставив ее смотреть на брошенное оружие на полу у ее ног, не в силах понять или избавиться от странного, необъяснимого стеснения в груди.