Quietus

The Fates continue to unravel their thread,
 And woe! See what turmoil falls abound!
 Chaos and deceit in the Land of the Dead,
 As secrets concealed, are unearthed - unwound, 
In cold blood is deadly treason spun,
 More callous than cutting steel of blade,
 Colder than winter's frost, in absence of sun,
 By its cruel dagger – are hearts pierced, unmade.

      Он заглянул в неземной светящийся источник. Спокойная сине-зеленая поверхность рябила в большой, глубокой, круглой чаше, отбрасывая завораживающие, подвижные отражения на скалистые стены. По обе стороны источника стояли две длинноволосых, изящных, женских фигуры из позолоченного белого мрамора, которые непрерывно лили воду из узких кувшинов.       Расположенный глубоко в сердце Подземного мира, священный источник Мнемозина был спрятан в пещере, доступ к которой мог быть открыт только по велению Царя. Это был аналог Леты, но если Река Забвения стирала воспоминания, то Мнемозина могла их восстанавливать.       Оставив Сакуру во дворце, Саске, страшно обеспокоенный ее словами о его предполагаемом прошлом с Корой, направился к источнику в поисках ответов. Она настаивала на том, что ее видения были реальностью. И ее знания о его охотничьем луке и вечно цветущем цветке в саду его матери, конечно же, подкрепляли и усиливали ее доводы. Она никак не могла знать ни то, ни другое сама, если он не говорил с ней об этом. Саске смущало то, что она знала..       Маленькая, непокорная часть его души все еще протестовала против возмутительности всего этого. Он был слишком горд и упрям, чтобы признаться в столь значительном провале в памяти, ибо это было серьезной слабостью. И все же более спокойная и логичная его часть признавала, что он не может продолжать отрицать это. Просто было слишком много совпадений, чтобы он мог их игнорировать и отбросить. Когда Сакура говорила об этом, с таким отчаянием, с такой убежденностью, он видел честность, сияющую в ее глазах. Он больше не мог обвинять ее в выдумках.       Если все, что она утверждала, было правдой — что он каким-то образом знал ее в ее первоначальной форме в прошлом, но по какой-то причине не помнил этого — тогда было только два объяснения его серьезной потере воспоминаний.       Первое: он заставил себя забыть — совершенно нелепое предположение, которое Саске категорически отвергал. Он очень тяжело переживал гибель клана и мог в любой момент прибегнуть к помощи воды Леты, вызывающей амнезию, чтобы облегчить страдания. Но он этого не сделал. Зачем же ему делать это ради богини, если боль от потери семьи была еще более тяжкой?       Второе, гораздо более тревожное объяснение заключалось в том, что кто-то другой намеренно хотел, чтобы он не помнил о своем знакомстве с Богиней Весны. В связи с этим возникает вопрос — почему? Что именно произошло с ней тогда? Действительно ли Наруто рассказал ему все? Знают ли об этом божества с поверхности? Ему казалось, что нет. В конце концов, когда Наруто говорил с ним, он явно ожидал, что Саске вспомнит, что несколько раз встречался с Корой. Что, если кто-то пожелал, чтобы он забыл, потому что хотел, чтобы он держался подальше от Сакуры? Если так, то план потерпел грандиозное фиаско. Он нашел ее — кажется, снова. Но если все было сделано только для того, чтобы он никогда не вспомнил об их очевидных прошлых отношениях, то, по мнению Саске, затея кому-то удалась с блеском.       Или это было сделано для того, чтобы защитить Сакуру от того, кто уничтожил ее первоначальное тело? Что, если Саске никогда не хотел узнать правду о печати на ней, потому что это было для него тяжкой ношей?       Но кто бы стал так старательно это делать?       Он сглотнул, неприятные ощущения поползли вверх по позвоночнику. Знала ли Чие и о его странном случае амнезии тоже? Подозрение вспыхнуло в нем. У него было неприятное ощущение, что старая карга знает все.       Расстроенный, он шагнул вперед. Как он должен был отвечать Сакуре, защищать себя, когда он даже ничего не мог вспомнить — когда он не мог сказать ей, что она была Корой, возрожденной? Он представил, как она расстроится, когда узнает. Он задавался вопросом, изменит ли это ее отношение к нему или заставит ее еще больше бояться, оттолкнет еще сильнее. Он размышлял о том, что это значило для них обоих, если он не мог вспомнить изначальную Кору, а Сакура понятия не имела, что она была той самой дремлющей богиней, в связи с которой обвиняла его.       Саске опустил руку в светящийся источник. Это был прохладный, жидкий шелк, успокаивающий кожу, но мало помогавший избавиться от проклятого напряжения, которое так туго скрутило все его тело. Он хотел избавиться от этого раз и навсегда — от этого отвратного чувства, что он на взводе, совершенно не в своей тарелке.       Сердце бешено колотилось, когда он набирал воду в ладонь. Он знал, что одного глотка будет достаточно, чтобы заставить его вспомнить все, что он когда-либо забывал в прошлом. Но был ли он готов узнать? Был ли готов открыть то, что было заперто? Если это действительно сработает, готов ли он иметь дело с последствиями?       Бог смерти почти дрогнул. Необъяснимо нервничая — эмоция, которую он совсем не привык испытывать — он яростно сказал себе, что ничего не боится, что ему нужно знать правду ради собственного здравомыслия, и, не колеблясь ни секунды, поднес ладонь к губам и сделал глоток холодной, безвкусной воды.       Саске ждал. С затаенным дыханием и учащенным пульсом он предвкушал момент, когда ужасающая ясность внезапно взорвется внутри него, когда воспоминание нахлынет, как приливная волна, и оставит его плыть по течению.       Прошла напряженная минута. Секунды. Три минуты, и он не почувствовал никаких изменений. Четыре, пять, и его мысли не изменились, остались такими, какими он их знал, без каких-либо новых воспоминаний.       Он снова выпил. Еще один глоток. Потом еще один. По-прежнему ничего. Саске уставился на источник в оцепенелом шоке. Власть Мнемозины была абсолютной. Источник всегда возвращал то, что Лета украла.       И именно тогда вероятность второго и единственного альтернативного объяснения медленно начала полностью доходить до него. Его сердце колотилось так сильно, что физически сотрясало все тело, когда ужасающий и неизбежный вывод обрушился на него.       Он не пил из Леты.       Кто-то явно прибегнул к более тщательным мерам, чтобы украсть — или навсегда запечатать — его воспоминания о Коре.

***

      Сакура еще долго сидела в оружейной комнате после ухода Саске, уныло держа лук в руках. Ее разум был переполнен свозящими с ума мыслями, когда она смотрела вниз на прекрасно сконструированное оружие. Казалось, оно почти насмехалось над ней, и ее волнение росло, пока, не в силах больше этого выносить, она не выбежала и не направилась обратно на территорию дворца.       Ее руки разочарованно сжались в кулаки, когда она пересекала вестибюль. Он исчез, как обычно, чтобы избежать разговора с ней. Почему Саске был таким невероятно упрямым? Она думала, что на этот раз он искренне выслушал ее. Почему он отвергал то, что она ему сказала, когда она точно знала, что это правда?       Он был связан с Корой. Но по какой-то причине он не мог этого вспомнить.       В некотором смысле, Сакура не могла винить его. Это должно было стать для него шоком. В конце концов, боги были физически совершенными существами. Они не могли случайно что-то забыть, особенно значимый жизненный опыт. Это должно было стать серьезным ударом по его огромному эго, он не мог это просто принять. Значит, что-то должно было произойти, чтобы лишить Бога Смерти его воспоминаний — если только он сам намеренно не сделал что-то, чтобы навсегда стереть их? Может быть, он наглотался воды из реки, которая смыла воспоминания. Как он ее назвал? Ах, да, Лета.       Чем больше Сакура размышляла об этом, тем больше в этом было смысла. Должно быть все произошло именно так! Какое еще могло быть объяснение? И, конечно, если он это сделал, у него не было возможности узнать об этом, потому что все его воспоминания исчезли.       Но он бросил ее прежде, чем она смогла обсудить с ним эту идею.       Тьфу! Сакура тихо выругалась про себя, когда, наконец, добралась до своей комнаты. Она знала, что проснулась в беспорядке после тренировки, а затем перенесла приступ. С уходом Саске она стала очень остро осознавать, что чувствует себя грязной. Войдя в ванную комнату, она поспешно скинула с себя несвежую одежду и смыла грязь и пот с кожи. Закончив, она вернулась в свою спальню, где обнаружила ожидающую ее Чизу.       Слишком поглощенная своими мыслями, чтобы сопротивляться, она позволила старшей служанке высушить и пригладить ее волосы, а затем помочь переодеться в бархатное платье с длинными рукавами. У него был вырез с открытыми плечами, который подчеркивал миниатюрную фигуру Сакуры, а цвет из изумрудно-зеленого в верхней части переходил в более глубокий оттенок от талии вниз. Изящная золотая строчка украшала вырез, рукава и подол юбки. Материал подчеркивал естественные изгибы во всех нужных местах.       Сакура посмотрела на свое отражение в зеркале и увидела, как Чизу надела ей на шею ожерелье из золота и изумрудов в тон. Каждый драгоценный камень изысканной огранки, несомненно, стоил как дом Сакуры на поверхности. Затем она надела подходящие серьги-капельки. Этот цвет подчеркивал прекрасную зелень ее глаз, и она была поражена тем, как… царственно она выглядела. Но с другой стороны, каждое платье в ее огромном гардеробе подходило принцессе.       Откинув назад распущенные волосы, Чизу восхищенно улыбнулась, отражая свои мысли.       — Вы выглядите как королевская особа, миледи.       Эти тревожные слова эхом отдавались в голове Сакуры, когда она, извинившись, вышла из своей комнаты и направилась в банкетный зал. Она снова кипела от злости из-за того, что Саске опять ускользнул от нее, когда она толкнула дверь. Он самый бесящий, невыносимый и совершенно невозможный!.. Она даже не смогла закончить оскорбление. Казалось, не было достаточно подходящего слова, чтобы точно описать Повелителя мертвых.       Проскользнув внутрь и тихо закрыв за собой дверь, Сакура на мгновение замерла, разглядывая огромный камин, сложенный из камня и расположенный в середине самой дальней стены прямо напротив нее — за столом, уставленным едой. Затем ее взгляд на мгновение поднялся к огромному квадратному гобелену, висящему над камином. На нем была изображена эмблема клана Учиха, вышитая на тонкой черной ткани. Она поймала себя на том, что невольно вспоминает, как впервые вошла сюда. Какой растерянной и напуганной она была. Каким пугающим и обескураживающим показался ей размер зала. Осматривая в этот момент яркий, залитый свечами зал, она обнаружила, что он остался точно таким же, ничуть не утратив своего величия. Но изменилась Сакура.       Сакура медленно подошла к столу. Прошло некоторое время с тех пор, как она что-либо ела, и она внезапно осознала, что проголодалась. Она предположила, что это все из-за стресса от неприятных сюрпризов, который наконец настиг ее. Глаза жадно блуждали по богатому выбору блюд, выставленных на столе, и она решила начать с пикантных закусок, вкус которых оказался просто божественным. Пристрастие к сладкому не заставило себя долго ждать, и Сакура обнаружила, что разглядывает красиво оформленный бисквит с ванилью, сливками и клубникой. Казалось, стыдно отламывать кусочек и портить столь прекрасное блюдо, но разве кто-то еще собирался это есть? Саске никогда не казался ей любителем сладкого. Она не могла представить его жующим торт.       «Может быть, это именно то, что с ним не так, — угрюмо подумала Сакура. — Может быть, ему просто нужно запихнуть хороший кусок торта в свой высокомерный рот, и тогда он действительно станет менее ворчливым».       Она слегка хихикнула при виде этого мысленного образа и, взяв себе ломтик, сначала сорвала клубнику, прежде чем насладиться легким и воздушным бисквитом. Удовлетворенно вздохнув, она как раз собиралась перейти к пирожным с начинкой из крема, когда краем глаза зацепила что-то алое.       Сакура проглотила последний кусочек торта и зачарованно уставилась на золотую вазу с гранатом. Все плоды были неочищенными — за исключением одного в верхней части горки, который был разломан пополам, чтобы показать содержащиеся внутри пухлые зерна: настолько крупные, что уже несколько из них полностью бы забили рот. Подобно сверкающим драгоценным камням, они призывно взывали к ней, и Сакура была бессильна устоять перед их таинственным очарованием. Было что-то такое заманчивое в гранатах в царстве Саске. Она вспомнила, каким восхитительно сочным и сладким было то, что она пробовала в его комнате, и у нее потекли слюнки.       Оторвав половинку, она нетерпеливо поднесла ее к губам, намереваясь откусить щедрый кусок, когда стальные пальцы внезапно сомкнулись вокруг ее запястья и с силой дернули руку вниз.       Пораженная Сакура повернула голову, чтобы встретиться с яростным взглядом Саске. Она даже не слышала, как он вошел в комнату.       — Саске? Что?!.. — начала она в замешательстве.       В складках его бровей и плотно сжатом подбородке четко читалось напряжение. Он выглядел сердитым – но это было еще не все. К удивлению Сакуры, он казался взволнованным. Почти встревоженным. Но ей, должно быть, показалось, потому что Саске никогда не волновался.       Не говоря ни слова, он выхватил гранат у нее из рук и отшвырнул в сторону с агрессией, которая встревожила ее. Он приземлился с глухим стуком, рассыпав по земле зерна.       Пульс Сакуры участился. Мгновение она в шоке смотрела на выброшенный фрукт, прежде чем поднять глаза и уставиться на Саске с открытым ртом.       Он сердито посмотрело на нее сверху вниз. Она выглядела такой красивой, но он был слишком потрясен тем, что почти произошло, чтобы по-настоящему задуматься о том, как сногсшибательно сидело на ней зеленое платье. В груди судорожно забилось сердце. Она даже не осознавала, что непреднамеренно почти совершила!       Неужели если бы он прибыл всего на несколько секунд позже…       — Саске! Что это было? — требовательно спросила она. Что, черт возьми, на него нашло, что вызвало такую ненужную чрезмерную реакцию? Она попыталась высвободиться из его объятий, но это было бесполезно. Он был слишком силен. Расстроенная, она сдалась, нахмурившись. — Я просто хотела немного фруктов!       — Не ешь отсюда, — коротко приказал он.       — Что? — Недоумение Сакуры усилилось. Еда, которую она употребляла, никогда раньше не была проблемой! С подозрением она спросила: — Почему нет? Саске открыл рот, чтобы сказать ей правду, но, к его разочарованию, слова внезапно, казалось, сбежали с кончика языка.       Он злился на нее еще несколько секунд, прежде чем отрубить:       — Это несъедобно.       — Эм? — Сакура нахмурилась еще сильнее. Плод не показался ей испорченным; напротив, он выглядел спелым и сочным. — Но выглядит прекрасно.       — Нет. — Хватка Саске на ее запястье усилилась. Казалось, он стал еще более беспокойным. Встревоженным. — Это не так, — сухо продолжил он.       — Но, Саске…       — Сакура. — Наконец он отпустил ее и пренебрежительно отвернулся. — Хватит.       Она потерла запястье, а затем с несчастным видом скрестила руки на груди. Как обычно, она вывела его из себя, отказавшись сделать то, о чем он просил, и вместо этого продолжила:       — Сначала ты просто уходишь от меня, а потом внезапно появляешься снова и случайно решаешь, что я не могу съесть гранат? Ты уже давал мне попробовать один раньше, теперь они несъедобны? — Она с сомнением покачала головой, глядя на него.       — Они причинят тебе вред, — Саске снова попытался найти выход из ямы, которую он невольно вырыл для себя. Это была не совсем ложь. Фрукты причинили бы ей вред... причинили бы вред ее существованию. Он не особо задумывался, когда вошел в банкетный зал и обнаружил Сакуру с гранатом в нескольких дюймах от губ. Явная паника охватила его разум и подтолкнула к немедленным действиям. У него был только один приоритет – остановить ее любой ценой. Он не подумал о том, как объяснит ей свое поведение.       Она поджала губы.       — Я знаю, что еда здесь не портится, как на поверхности. И ты никогда раньше не говорил мне ничего не есть. В чем дело на самом деле, Саске? — она уже допрашивала.       Это был подходящий момент, чтобы ответить ей – и все же Саске упрямо отказывался встречаться с ее изучающим взглядом. Он хотел быть честным. Да, действительно, он это сделал. Но как он мог честно рассказать? Она и раньше заявляла, что не испытывает к нему ненависти, но откровенность по поводу Запретного плода наверняка заставила бы ее презирать его вечно. Она не поверила бы, что он не до конца понимал последствия своих действий тогда, когда соблазнил ее попробовать гранат. Она не поверила бы, что он искренне сожалел об этом, что, если бы мог, он бы вернулся и отменил действия, которые так эгоистично совершил.       Саске никогда не был красноречив, когда дело доходило до эмоциональных вопросов, и какое бы объяснение он ни сформулировал, это звучало абсолютно отвратительно, выставляло его тем самым ублюдком, которым, он знал, она его сочтет — злодеем, которым имеет полное право называть. Но он никогда не собирался причинять ей вред. Он просто был ослеплен своей эгоцентричной потребностью держать ее рядом. Он никогда не предполагал, что до этого когда-нибудь дойдет.       Это тот самый Запретный плод. Он проклянет тебя и привяжет к теням моего Царства. <I>      Ты уже съела шесть зерен. Ты должна возвращаться сюда ежегодно и оставаться здесь в течение шести месяцев. Со мной.       Пища мертвых не предназначена для употребления живыми. Когда ты добровольно приняла плод из моих рук, ты навеки привязала себя к этому царству. Ко мне.       Теперь ты принадлежишь тьме. Подземному миру. Мне.</i>       Нет. Он не мог этого сказать! Он не мог. Давным-давно он бы не обратил внимания на жестокость этих слов, не обратил бы внимания на хаос, который, как он знал, они обрушат на Сакуру и ее чувства. Саске, возможно, когда-то даже наслаждался бы этим и самодовольно бы радовался своей тщеславной победе. Но не теперь. Теперь простое повторение этих фраз в голове вызывало у него отвращение. Он чувствовал себя несчастным, подавленным ненавистью к самому себе и горечью вины. Он и близко не был готов признаться ни в одном из этих заявлений — даже когда знал, что время, которое у него было с ней, почти истекло, и ему придется признаться во всем, прежде чем оно закончится полностью. Она не могла вернуться на поверхность, не зная о своей судьбе.       — Сакура, — он сглотнул, снова пытаясь поступить правильно. В конце концов, он сам создал этот хаос. После всего, что он сделал, он полагал, что заслужил ее ненависть — даже несмотря на то, что подсознательно жаждал прямо противоположного. Она уже ясно дала понять во время их предыдущего спора, что не верит, что они когда-либо могут быть связаны. Как бы она отреагировала, если бы он рассказал, что ей придется проводить шесть месяцев в году из того, что осталось от ее жизни, в его царстве, с ним? Он просто представил ее истерику, ее попытки отвергнуть правду, и почувствовал себя еще хуже. Он снова возненавидел смятение, которое она вызвала в нем.       — Я… — он закрыл рот, стиснув зубы. Почему говорить так трудно?       Сердце Сакуры бешено колотилось. Это не похоже на Саске — быть таким нерешительным. Таким противоречивым. Что с ним не так? Тревожные колокольчики неистово звенели в ее голове.       — Я знаю, — тихо сказала она и шагнула вперед, ближе к нему, чтобы ухватиться за левый рукав его туники. Ее глаза нашли его, и она увидела в них проблеск уязвимости, настолько чуждый ему, что она забыла дышать. Очевидно, что-то давило ему на плечи, ужасно беспокоило его — до такой степени, что он изо всех сил пытался скрыть это и изобразить свое обычное безразличие.       Возможно, именно это больше всего тревожило Сакуру. То, что подобные эмоции были не в характере гордого, стоического царя Подземного мира: он не мог проявлять слабость, какой бы незначительной она ни была. Его взгляд всегда был таким пристальным, таким непоколебимым — и все же, прямо в этот момент, казалось, он едва мог встречаться с ней глазами.       Но почему?       — Есть что-то, о чем ты мне не говоришь, Саске. Что это? Он снова отвернулся. Сакура, однако, была непреклонна и протянула руку, прижимая ладонь к его правой щеке, чтобы заставить его снова посмотреть на нее.       — Расскажи мне, — настаивала она.       Он посмотрел в ее ярко-зеленые глаза – такие зеленые, как распускающиеся весной листья. Так подходящие тому, кем – и чем – она была. Глаза, которые так давно пленили его на похоронах. Глаза, которые все еще заманивали его в ловушку, независимо от того, как сильно он пытался бороться с их непреодолимым магнетическим притяжением. Эти яркие изумруды безмолвно умоляли его дать ответы. Но он усомнился в том, что сейчас подходящее время. Сначала ему нужно было соблюсти другие договоренности на поверхности, прежде чем они начнут этот разговор. И позорная реальность заключалась в том, что Саске все еще нужно было найти способ открыть ей правду таким образом, чтобы это не привело к тому, что она закричит и истерически набросится на него. Или сделает что похуже.       Бог смерти не был так уж уверен, что есть какой-то способ смягчить удар. Он поклялся, что расскажет ей. Он бы так и сделал. Он не позволил бы никому другому раскрыть то, что должен был озвучить ей сам. Но она бы возненавидела его. И как бы Саске яростно ни пытался убедить себя, что он может справиться с этим, что это будет правосудие, свершенное над ним, все равно он пытался этого избежать. И все же ее право знать, несомненно, имело приоритет над всем остальным. Чем дольше он скрывал от нее это ужасное бремя, тем хуже ему будет, когда она все же узнает. А это неизбежно.       Ее рука соскользнула с его лица, когда он снова отвернулся. Сакура увидела напряженную линию его челюсти. По тому, как он избегал ее взгляда, она поняла, что у него нет абсолютно никакого намерения говорить дальше на эту тему. Она узнала неприступное выражение его лица — и почувствовала, как ее сердце упало.       Ее глаза опустились, и она проглотила свое разочарование.       — Так, значит, — тихо пробормотала она. — Не скажешь.       Она не пыталась скрыть гневное разочарование, которое испытывала. У нее было слишком много подобных взаимодействий с Богом Мертвых раньше, чтобы понять — он был упрям до крайности, и никакие нападки на него по этому поводу не заставят его заговорить, если он полностью и беззаветно решил отступить обратно в титановый кокон. Она не собиралась тратить дыхание впустую. Не в этот раз.       Она внезапно устала от игры, в которую они играли. Саске морально и эмоционально истощил ее. С нее было достаточно.       Не говоря больше ни слова, она начала отворачиваться от него, держа голову так высоко, как только могла, изо всех сил стараясь казаться равнодушной к его наказывающему молчанию. Она уйдет с достоинством, сказала она себе. У нее не было выбора. Саске не согласился вернуть ее на поверхность и заставлял ее действовать – заставлял ее выбрать тот самый маршрут, которого она хотела избежать. Единственное, что оставалось сделать, это…       Его левая рука метнулась вперед, быстро, как атакующая кобра, чтобы схватить ее за предплечье, резко развернув ее лицом к себе. Но его глаза по-прежнему были устремлены в сторону камина.       Когда он заговорил опять, его тон был резким. Осторожным.       — Сакура, — начал он, и она была озадачена и обеспокоена в равной мере, когда заметила, как он судорожно сглотнул. Несомненно, это было плохим предзнаменованием. Затем ей пришло в голову, что он все-таки собирается ответить, и это заставило ее сердце забиться быстрее.       — Гранат… — он, казалось, несколько секунд внутренне боролся с собой, прежде чем выдавить: — …это необычный фрукт в моем царстве. Если его вкусить... — он внезапно напрягся и замолчал, резко вдохнув, глаза слегка расширились – как будто он внезапно осознал что-то, что серьезно смутило его. Сакура вздрогнула, когда его хватка на ее руке бессознательно усилилась.       Затем он повернул голову и прямо встретился с ней глазами. Он уставился на нее, сдвинув брови, слегка приоткрыв губы, и одарил ее таким тревожным взглядом, что Сакура сразу испугалась.       — Что? — неуверенно спросила она. — Саске, в чем дело?! — Однако в тот момент он, казалось, не мог говорить, и просто продолжал смотреть на нее с тем же ужасным выражением лица. Покачав головой, она попыталась вывести его из того состояния шока, которое парализовало его. — Что ты там говорил о гранате? Что ты имеешь в виду, говоря, что это не обычный фрукт… что?..       Ее резко дернули вперед, достаточно близко, чтобы встать с ним нога к ноге. Встревоженная, она моргнула и взглянула на него – только для того, чтобы прерывисто вздохнуть, когда он опустил лицо до расстояния в несколько дюймов от ее собственного. Его глаза, внезапно ставшие завораживающе-алыми, заставили ее застыть на месте.       — Оставайся во дворце, — строго произнес он и отпустил ее руку.       — Что? — Замешательство и беспокойство Сакуры усилились, и она нахмурилась, глядя на него. — Подожди, почему? Саске, что происходит?..       Секунду спустя он исчез из поля ее зрения.       Она уставилась на пустое место, где он стоял всего несколько секунд назад. Он сделал это снова! Исчез, прежде чем должным образом ответить ей! Но что-то шептало ей, что на этот раз это не было преднамеренно. Очевидно, что-то его встревожило. Возможно, он почувствовал какое-то беспокойство в своем царстве, которое требовало его немедленного внимания?       Беспорядочные мысли рикошетом отбивались внутри ее черепа. Нервирующее выражение лица Саске, его поспешный, резкий уход… но все они были сосредоточены вокруг одной фразы, которая повторялась снова и снова, непрерывно звеня, как колокол для казни.       ‘Гранат — это необычный фрукт в моем царстве. Если его вкусить…'       Она почувствовала тошноту. Что происходит, когда его едят? Что такого ужасного, из-за чего Царю Подземного мира было так трудно даже затронуть эту тему?       Потребность знать была настойчивой, как непрекращающийся гул в ее голове. Поскольку Саске сбежал по срочному делу, оставался только один бог, который мог просветить ее.       Напоминая солдата, выполняющего фаталистическую миссию, Сакура направилась прямиком в свою комнату. Чизу, как она с облегчением обнаружила, уже закончила менять постельное белье и ушла. Запершись в туалете, Сакура открыла краны на полную мощность и наполнила раковину водой. Ее охватил трепет, когда она вспомнила, как в последний раз взывала к божеству океана.       Суйгецу предупредил ее, что если она решит пойти своим путем, он может не ответить в следующий раз. Она сама видела, что Саске не собирался отпускать ее добровольно. Она была глупа, думая, что он может.       Неловко поворачивая краны, она телепатически попыталась связаться с ним.       ‘Суйгецу! Я знаю, ты можешь меня слышать’.       Единственным ответом ей стала тишина.       'Я знаю, что ты здесь!’ — Сакура продолжила, ничуть не смутившись.       И вновь она ничего не услышала.       ‘Ну давай же, Суйгецу! Мне надо поговорить с тобой!'       Никакого ответа.       Она закатила глаза.       'Это глупо. Я знаю, что ты взбешен. Просто поговори со мной!'       И снова в голове была лишь тишина.       Черты лица Сакуры искривились от раздражения.       ‘Я буду кричать, пока не ответишь’, — Она обиженно сложила руки на груди и с несчастным видом посмотрела на воду. — 'Даже если мне придется оставаться здесь целую вечность и Саске придет искать меня!'       Еще одна долгая пауза. Затем ее сердце подпрыгнуло, когда язвительный голос наконец ответил: ‘Окей, это будет реально тупо’.       'Суйгецу!' — она мысленно вздохнула с облегчением, когда его лицо, наконец, появилось на поверхности воды. Он угрюмо посмотрел на нее.       ‘Ты в курсе, что должна меня умолять выслушать тебя прямо сейчас, после всего дерьма, с которым мне пришлось смириться в прошлый раз’.       Ради того, чтобы сгладить ситуацию, Сакура уступила: ‘Хорошо. Ладно. Ты прав’.       Это, казалось, несколько успокоило его.       'Срочная новость для тебя — я всегда прав. И у тебя хватает наглости приползти обратно ко мне’. — Он почти комично выпятил нижнюю губу и, прищурившись, посмотрел на нее. — 'Какого дьявола тебе нужно? Я не в настроении тратить свое время впустую из-за какой-то легкомысленной маленькой девочки, которая «не видит причин»’.       'Я больше не буду отнимать у тебя время. Но есть кое-что, что мне нужно знать, прежде чем мы продолжим’.       Суйгецу моргнул и бросил на нее неуверенный взгляд.       'Хм. Прежде чем мы продолжим? Ты согласна, так внезапно?'       Взгляд Сакуры опустился.       'Мы опять конфликтовали с ним из-за моего похищения’.       Суйгецу, казалось, сразу понял.       'И ты, наконец, признаешь, что он бессердечный ублюдок, которому наплевать на твои чувства? Наконец-то! Тогда мы снова на одной волне’. — Он ухмыльнулся. — 'Может быть, я прощу тебя за то, что ты такая дурочка. В конце концов, ты всего лишь глупая смертная. Помогает то, что прямо сейчас ты выглядишь супер-сексуально в зеленом’.       Было неловко, как быстро он переменил свое поведение. Прямо как океан — подумала Сакура.       Он с любопытством уставился на нее, мгновенно отбросив все заигрывания.       'Так что такое? У тебя такое одурманенное выражение лица. То, которое ты надеваешь, когда снова слишком сильно задумываешься. Поторопись и выкладывай, пока я не передумал’.       Она сглотнула – и сформулировала свой вопрос.       ‘Что не так с грантами?'       Суйгецу выглядел совершенно пораженным.        ‘Эмм…', — он почесал подбородок и странно уклончиво отвел взгляд. — 'Хех. А чего ты о них так внезапно заговорила?'       Его реакция только заставила стать громче сирены тревоги, которые зазвучали в голове Сакуры. Она наблюдала за выражением его лица, как ястреб.       ‘Я пыталась съесть один сейчас…'       Взгляд Суйгецу в тревоге метнулся к ней. Теперь он выглядел ужасно нервным.       'Пыталась?'       ‘Саске меня остановил’, — пояснила Сакура.       Океанское божество громко вздохнуло с видимым облегчением.       'Фух! Хех… ты заставила меня на секунду занервничать, Розочка’. — Он потер одну сторону лица. — 'Наверное, мне следовало упомянуть об этом с самого начала, но это не то, что разрешено предлагать живым. Этот ублюдок очень бдителен, когда дело доходит до гранатов’.       Сердце Сакуры начало колотиться в самом неприятном ритме.       ‘О чем ты?'       'Ах, не о чем волновать твою хорошенькую головку. Саске совершил бы серьезное преступление, если бы заставил тебя съесть этот фрукт, но поскольку ты говоришь, что он остановил тебя… тогда, по крайней мере, он придерживается одного правила. Никакого вреда не причинено’. — Словно про себя, он пробормотал: — 'И к лучшему, потому что твоя мать, блядь, задушила бы меня’.       Сакура крепко вцепилась в край раковины.       ‘Суйгецу…', — она изо всех сил старалась оставаться собранной и спокойной. Обычной. Это становилось все более сложным. — ‘О чем ты говоришь?.. Что не так с этим фруктом?' Суйгецу наклонил голову.       'Здесь, внизу, это называют Пищей мертвых, или Запретным плодом. Как я уже сказал, гранат запрещен для смертных. Саске может есть столько, сколько ему нравится, потому что он все равно привязан к этому месту. Это на него не влияет’.       'Что произойдет… если смертный съест это?' — Сакуре уже почти удалось справиться с собой, и ее инстинктивное чувство страха резко усилилось.       И именно тогда Суйгецу сказал это. Слова, от которых пол исчез из-под ног Сакуры, которые сбросили ее в зияющую бездну хаоса.       'Ты имеешь в виду, если кто-то настолько глуп, чтобы действительно съесть это по собственной воле?' — Он не заметил, как Сакура сглотнула при этом. — 'Тогда они тоже привязываются к этому месту.' — Он пожал плечами и постучал указательным пальцем по подбородку. — 'Если я правильно помню, я думаю, что каждое зерно стоит одного месяца на поверхности. Так что, если ты съешь один, придется вернуться в эту дыру на месяц в году, если съешь два, это два месяца. Ну, дальше понимаешь математику.'       Комната яростно завертелась. Сердце Сакуры упало к ногам. Она промерзла до костей, изо всех сил стараясь сохранять вертикальное положение, потому что ноги превратились в растекающееся желе. Мир вокруг нее снова раскалывался и разваливался на части. Она не могла дышать. Онемев от шока, она могла только застыть на месте, крепко вцепившись руками в раковину. Лицо Суйгецу то расплывалось, то исчезало, когда на нее накатила изнуряющая волна тошноты. И в ее голове одно слово звучало снова, и снова, и снова.       Нет. Нет. Нет, нет, нет, нет, нет!       Морской бог хихикнул, не обращая внимания на отчаяние Сакуры.       'Если сделаешь два или три укуса, ты облажалась по-полной. Я не знаю всех подробностей о том, как это активируется, но я слышал, что зерна остаются в вашем желудке навсегда и никогда не перевариваются. Хотя это паршиво. Ходят слухи, что они действительно вкусные.' — Он сцепил руки за головой и закрыл глаза, ухмыляясь. — ‘Думаю, этот фрукт — настоящая ловушка.’       Сакура почувствовала головокружение. Удушье. Саске предложил ей фрукт. Своей собственной рукой! Его глаза загипнотизировали ее, соблазнили откусить кусочек. И она согласилась! По собственной воле она сделала полный укус и до сих пор помнила, как спелые зерна истекали сладким нектаром у нее на языке…       Сердце было готово вырваться прямо из груди. Что она натворила?       Она вспомнила, каким взволнованным казался Саске, когда появился из ниоткуда, как раз вовремя, чтобы выбить гранат из ее руки. Он знал все это время. Он понял это в ту же секунду, как предложил коварный плод. Он даже слизнул остатки с ее губ, когда поцеловал ее, сразу после.       Она почувствовала себя слабой. Больной. Разъяренной, обезумевшей, опустошенной. Преданной и оставленной без утешения. Все это время он расставлял свою ловушку, старался заманить ее. И он сделал это.       Если несколько укусов обрекли на вечность… тогда сколько зерен она проглотила? Что, если она никогда не сможет уйти?       Подумать только, что он хранил от нее такой секрет все это время... и все это время она даже начала жалеть его! Он сделал все, о чем предупреждал ее Суйгецу: манипулировал ее эмоциями, выставлял ее полной дурой, какой она и была. Никогда больше, поклялась она себе. Никогда больше! Ярость Сакуры была бурной, разрушительной, неудержимой силой, которая разрывала ее грудь. Как он мог? Разве ему было недостаточно похитить ее? Разве он не был доволен тем, что перевернул ее жизнь с ног на голову? Он должен был навсегда привязать ее к этому месту — и к себе тоже?       Нет. Нет. Она ему не позволит! Она выберется и найдет какой-нибудь способ обратить это вспять, даже если ей придется вырезать зерна из собственного живота!       Он обманул ее. Обманул. Он был эгоистичным и черствым, и ее сердце болело, отяжелев от муки предательства. Он не заслуживал пощады. Он ничего не заслуживал. Если она когда-либо и предполагала, что сможет в конечном итоге простить его, как только найдет способ вернуться на поверхность, то сейчас это казалось совершенно невозможным.       Это была последняя капля. Око за око. Больше никакого чувства вины. Она не колебалась больше ни мгновения. Она вернется на поверхность.       Как и предупреждала ее Сущность Коры.       'Но, как я уже сказал,' — Суйгецу беспечно продолжал, когда снова открыл глаза, — 'Саске не может заставить тебя съесть это, так что тебе действительно не о чем беспокоиться, потому что эта еда недоступна для тебя…' — он замолчал, когда падающие слезы покрыли рябью поверхность воды, и он поднял глаза, чтобы увидеть Сакуру, плачущую тихо, без звука. Ее плечи тряслись от усилий сдержать рыдания.       Но в ее глазах он не узрел печали или беспомощности. Он мельком увидел яростный, неудержимый огонь, которого он никогда раньше не видел, неистовое пламя, которое ошеломило великое божество воды и заставило его замолчать.       Наконец, он справился с собой: — ‘Вот дерьмо. Только не говори, что ты…’.       Она прервала его, заговорив вслух, сжав пальцы в крепкие кулаки. Ее голос дрожал от гнева, когда она встретила его пристальный взгляд прямо и прошептала с убеждением:       — Теперь я готова.       Встревоженный Суйгецу долго наблюдал за ней, и на него нахлынуло суровое осознание. Это не было приятной новостью — и он не собирался сообщать об этом Цунаде. Сакуре не нужно было говорить ему то, что он и так мог ясно прочитать по ее расстроенным чертам. Она вкусила фрукт. Он не знал, как сильно, и боялся поколебать ее решимость, если продолжит настаивать на этом вопросе, но он знал, что Саске придется ответить за свои действия.       ‘Тогда слушай внимательно’, — кивнул он. — ‘И делай все, что я тебе скажу. Давай заставим этого высокомерного ублюдка поплатиться’.

***

      Они наблюдали, как он выплыл из теней, словно окутанный ими, едва различимый в туманной темноте, если не считать ярко-алых глаз. Шаринган, отметил Джирайя. Опасное, проклятое наследие клана Учиха.       Он стоял во весь рост, скрестив руки на широкой груди, справа от него стоял Какаши, а слева — Сай.       — Быстрый прием, — прогремел его голос, громким эхом отразившись от скалистых стен огромной пещеры. — Возможно, твое гостеприимство несколько улучшилось, юный Саске.       Видимый глаз Какаши опустился. Он очень надеялся, что Джирайя не станет противостоять изменчивому божеству смерти. Это было определенно последнее, в чем они нуждались. Пока он хранил молчание из уважения к старшему богу, веря, что Джирайя обеспечит им желаемый результат.       Саске остановился рядом с рычащим Цербером. Словно напоминая им о железном кулаке своего правления, он протянул ладонь к адскому псу, и Цербер полностью замолчал.       Царь Подземного мира надменно откинул голову назад. Значит, на этот раз они тоже взяли с собой Джирайю.       Обе стороны смотрели друг на друга сверху вниз. Сай постарался не вздрогнуть, когда этот суровый взгляд на мгновение остановился на нем. Наконец, Джирайя заговорил снова.       — Насколько мы понимаем, ты держишь дочь Цунаде в своем царстве. Ты подтвердил это Наруто, не так ли?       Саске и глазом не моргнул. Он ничего не сказал, его левая рука небрежно – но со спокойной угрозой – покоилась на рукояти его вложенного в ножны клинка Кусанаги.       Не смущенный отсутствием ответа, Джирайя продолжил:       — Мы также понимаем, что она вкусила Запретный плод…       — Изложи свои условия, — решительно прервал его Саске. Он почти усмехнулся, когда увидел, что ему успешно удалось застать их всех врасплох. Ну, по крайней мере, двоих старших. У Сая как всегда не хватало эмоций.       Чего ожидали эти идиоты? Что он попытается это отрицать? Он пришел не для того, чтобы вести бесполезную светскую беседу. Им больше нечего было обсуждать, кроме как приготовлений к освобождению Сакуры. Кроме этого, у него не было абсолютно никакого интереса ни к одному из них.       Какаши обменялся взглядами с Джирайей и осторожно начал:       — Саске. Сначала мы хотели бы знать, сколько зерен съела Сакура.       Джирайя ожидал, что он ухмыльнется, чтобы позлорадствовать. Но Саске поступил совсем наоборот. Он продолжал выглядеть суровым и неприветливым. Его глаза сузились, и на долгое мгновение он замолчал.       Наконец, он коротко ответил:       — Шесть.       Глаза Джирайи расширились. Рядом с ним Какаши тихо вздохнул с облегчением. Он даже не осознавал, что затаил дыхание, ожидая ответа Саске.       ‘Шесть зерен!’ — Он услышал, как Джирайя обращается телепатически. — ‘В конце концов, не вся надежда потеряна, Какаши!’       ‘Да, но это целых полгода’, — отозвался тот. — ’Здесь мы должны быть осторожны. Могу я продолжить?’       'Любыми средствами. Я бы предпочел говорить как можно меньше этому напыщенному маленькому негодяю'.       Какаши взял слово.       — Саске, мы знаем, что Наруто рассказал тебе правду о Сакуре и о том, что Кронос делал в прошлом. Если он каким-то образом узнает о ее истинной личности, у нас нет сомнений, что он попытался бы снова использовать ее способности.       — Печать защищает ее, — кивнул Джирайя. — Это скрывает ее силы даже от таких глаз, как твои. То, что мы говорим тебе, это... — он сделал паузу, прежде чем решиться, — ...мы не можем допустить, чтобы эта информация дошла до него любой ценой. Если ты каким-либо образом связан с Кроносом…       Глаза Саске сузились.       — Кронос, — он с ненавистью выплюнул это имя, — не представляет для меня интереса.       — Тогда, естественно, возникает вопрос о мотивах твоих действий, — продолжил Джирайя. — Это акт мести, Саске? За потерю своего клана? Ты хочешь использовать ее, чтобы наказать нас? Ты знаешь, что девушка невиновна. Она не играла в этом никакой роли.       Саске напрягся при упоминании о своей погибшей семье. Пальцы крепче сжали рукоять Кусанаги.       Сердце Какаши подпрыгнуло. Хотя он был искренне рад услышать подтверждение того, что Саске, похоже, не был в сговоре с основателем Учиха, он не хотел обострения ситуации.       — Ты будешь призван ответить за свои действия, Саске, — вмешался он, пытаясь нейтрализовать напряжение, которое быстро нарастало между ними. — Ты знаешь законы своего царства лучше, чем кто-либо другой. Красть смертных строго запрещено. Если ты сейчас изложишь нам свои причины, если поможешь нам понять, что это было сделано не назло, чтобы наказать нас, тогда, возможно, мы могли бы попытаться вести переговоры от твоего имени…       — Я пришел сюда не для того, чтобы отчитываться перед кем-либо из вас, — ледяным тоном произнес бог смерти.       — Но в конце концов тебе придется это сделать. Если не сейчас, то когда тебя вызовут в Высший суд. Ты понимаешь это, не так ли? — сообщил ему Джирайя. — Ты не полностью вне досягаемости наших законов, Саске. Когда ты берешь что-то, что принадлежит нам, ты должен дать этому объяснение.       Саске презрительно задрал нос, глядя на него. Казалось, лекция ему совершенно наскучила.       — Я сказал, изложи свои условия, мудрец, — последнее слово было наполнено весомым, невежливым сарказмом.       Брови Джирайи дернулись, он все сильнее раздражался. Саске был высокомерен и совершенно непримирим. Он всегда был до смешного упрям, но, казалось, с годами стал еще хуже. Это приводило в бешенство.       — Признаешь ли ты, что твои действия имели серьезные последствия на поверхности? — потребовал он тоном, который напоминал тон сердитого взрослого, отчитывающего своенравного подростка. — Ты хоть понимаешь, что натворил? Изобильного урожая в этом году не будет! Многие погибли, Цунаде не благословит урожай без Сакуры. Если девочку не вытащат на поверхность до конца лета, она и многие другие умрут!       Саске слегка наклонил голову.       — Ты закончил, старик?       — Ах ты, наглый маленький сопляк, — пробормотал Джирайя. — Я собираюсь наказать тебя прямо сейчас.       Через секунду Саске вытащил катану. Раскинув руки, он насмешливо подзадорил:       — Попробуй.       — Прекратите! — Какаши перехватил роль в разговоре, еще раз пытаясь избежать конфронтации. По прошлому опыту он знал, что это был неправильный способ общаться с Саске. — Мы пришли сюда не сражаться, Саске, а вести переговоры.       — Жаль, — сокрушался Джирайя. — Ему не помешала бы хорошая порка. Он абсолютно не уважает старших, даже тебя, своего старого спарринг-партнера и учителя, Какаши.       Один уголок губ Саске приподнялся. Не совсем ухмылка. Не совсем насмешка. Он никогда раньше не сражался с Джирайей. Нетерпеливый воин внутри него, который всегда искал новый вызов, задавался вопросом, действительно ли Джирайя был таким легендарным, каким всегда был Наруто в давнем прошлом.       Какаши, отчаянно пытаясь удержать их в верном направлении, попробовал другой путь.       — У нас есть твое слово, Саске? Что Сакуре не причинят вреда, пока она находится в твоем мире?       Саске молчал. Они наполовину ожидали, что он не ответит. Но он удивил их, как ни в чем не бывало бросив:       — Да.       Джирайя и Какаши снова обменялись неуверенными взглядами, и божество смерти знало, что они общались телепатически в своих умах. Наконец, Какаши кивнул ему.       — Тогда таковы наши условия. Сакура должна появляться на поверхности, чтобы каждый год наступала весна. Мы предлагаем, чтобы она проводила весенние и летние месяцы со своей матерью. Мы будем присматривать за ней, как делали всегда, и скрывать ее от Кроноса и его шпионов.       — Затем, когда наступит осень, и на всю зиму, она вернется сюда, — хрипло закончил Джирайя, желая, чтобы такой компромисс не был достигнут. — Ее силы дремлют в эти сезоны. Пока она на поверхности, она должна быть свободной и жить так, как жила до того, как попала в это место. Ты не должен вступать с ней в контакт. Приемлемы ли для тебя эти условия?       Саске обдумал. Затем он сказал:       — Принимаю. С одним условием.       Джирайя поднял брови.       — И что бы это могло быть?..       — Пока она здесь, никто из вас не будет вмешиваться.       Джирайя вздохнул и признал:       — Полагаю, это справедливо. — Обращаясь к Какаши, он пробормотал: — Хотя эта невыносимая мегера, скорее всего, оторвет нам обоим головы за это.       Какаши боялся представить ярость Цунаде, когда она узнает все. Но они пытались извлечь максимум пользы из очень ужасной ситуации. Все могло быть гораздо хуже. Сакура могла бы съесть больше зерен. Она могла быть проклята, чтобы вечно оставаться в ловушке теней царства Саске. Каковы были бы последствия этого?       Глядя на стоического Царя Мертвых, Какаши поймал себя на том, что недоуменно спрашивает, чего же на самом деле добивался Саске. Каковы были его истинные причины похищения Сакуры? Если не для того, чтобы нанести им удар, то для чего еще? У него никак не могло быть интереса к этой девушке. Это было совсем не похоже на Саске. Было ли это?..       Его охватило дурное предчувствие. Какаши предполагал, что они все узнают, как только Сакура вернется к ним и когда Саске придет отчитываться за свое поведение перед Верховным судом.       — Тогда решено, — объявил Джирайя. — Но прежде чем договор вступит в силу, он должен быть урегулирован и официально утвержден Высшим судом. Сакура должна быть возвращена нам до конца лета. Ты знаешь это, Саске.       Это было оно. Точка невозврата. Но Саске напомнил себе, что он делает это ради Сакуры. Ему не доставило удовольствия ответить:       — Я позабочусь об этом.       — Как мы узнаем, когда прийти за ней?       Глаза Саске снова сузились. Разве ответ на этот вопрос не был очевиден?       — С вами свяжутся.       Джирайя удовлетворенно кивнул. Какаши, обрадованный тем, что им удалось достичь какого-то урегулирования и сохранить все конечности в целости, добавил последнее замечание.       — Есть только еще одна вещь. Когда зерна активируются, Саске? Есть ли у тебя какое-либо влияние на это, или обратный отсчет до шести месяцев вступает в силу, как только она ступит на поверхность? Потому что в нынешнем виде сроки нашего соглашения изменились на противоположные. Она не может прибыть сюда весной.       Саске решил, что он задержался достаточно надолго. Он уже точно знал, как он будет обращаться с так называемым «Высшим судом».       — Вы узнаете, — сообщил он им загадочно, небрежно, и пренебрежительно отвернулся, давая понять, что их разговор окончен. — А теперь уходите, — зловеще сказал он, — пока я не выполнил свое слово и не убил вашего Посланника за то, что он вернулся сюда.       Сай напрягся.       С этими словами божество смерти исчезло из виду, оставив их одних. ***       Когда он вышел в следующий раз, это было перед внушительными парадными дверями его дворца. Войдя в них, Саске наткнулся на личных служанок Сакуры, обе несли корзины для белья.       — Ваше величество, — они низко присели в реверансе.       — Сакура, — произнес он косвенный вопрос о ее местонахождении и самочувствии и выжидающе замер.       — Она отдыхает, мой господин, — Чизу почтительно склонила голову. — В своих покоях, ваше величество.       Саске коротко кивнул. Затем ошеломил их обеих приказом.       — Соберите ее вещи с поверхности.       Чизу быстро заморгала, уставившись в землю, застигнутая врасплох. Юме пришлось подавить вздох изумления и побороть желание спросить, почему их царь отдал такой приказ.       Сакура покидала их? Но у нее почти не было никаких вещей, за исключением одежды, в которой она прибыла, и браслета, подаренного ей Господином.       Чизу была первой из них, кто пришел в себя.       — Да, немедленно, мой царь, — она снова присела в реверансе. Юме повторила это действие, и затем обе женщины поспешили исчезнуть за дверью, которая вела в прачечную.       Саске повернулся и посмотрел на лестницу, намереваясь направиться прямо в комнату Сакуры, чтобы рассказать ей все, но внезапно остановился, обнаружив неожиданное присутствие за мгновение до того, как входные двери позади него снова открылись.       Он искоса посмотрел на новоприбывшего, в равной мере подозрительный и недовольный. Что, по ее мнению, она делала, появляясь ни с того ни с сего, без предупреждения? Ей не место было в его дворце. Как дерзко! Она даже не подумала попросить у него разрешения войти.       Но что-то в ее встревоженном выражении лица заставило Саске призадуматься. Казалось, у нее перехватило дыхание. Как будто она поспешила прибыть вовремя, чтобы найти его. Двери снова закрылись с оглушительным стуком, и они долго стояли в тяжелом молчании, глядя друг на друга.       Видеть его стоящим в коридорах его великолепной обители было почти невыносимо для Карин. Такой величественный. Великолепный. Она с благоговением уставилась на то, что их окружало, прежде чем снова уставиться на него. Ей пришлось заставить себя сосредоточиться, напомнить себе, зачем она здесь, удержаться от того, чтобы открыто не пускать слюни на то, каким мрачно-соблазнительным и красивым он выглядел.       Саске дал ей понять, что он думает о ее неуважительном, беззастенчивом взгляде, и впился в нее глазами словно кинжалами.       — Почему ты покинула свой пост? — ледяным тоном потребовал он. — Карин. Речная нимфа, все еще полностью закутанная в черную мантию своей униформы, глубоко вздохнула.       — Мой царь, — официально обратилась она к нему, поправляя очки. — Я ваша верная подданная и я пришла предупредить вас!       Саске нахмурился. Что она говорила? Почему она не позвала его, вместо того чтобы осмелиться прийти к нему без приглашения и без предварительной договоренности? Однако то, что она произнесла дальше, заставило его повернуться к ней всем телом.       — Есть кое-что, что вам нужно знать, — сказала Карин, внутренне наслаждаясь своими словами. — О той девушке, которую вы привели сюда. О Сакуре.

***

      Сакура закрепила последние ремешки черных сандалий на икрах, а затем выпрямилась, чтобы завязать пояс. Она сменила бархатное платье на наряд для спарринга. Топ без рукавов был малинового цвета, с вырезом в виде сердца. Он плотно облегал верхнюю часть тела. Короткая юбка доходила до середины бедер и была сшита из полосок черной кожи, сложенных вместе. На предплечьях были кожаные щитки. Она поспешно собрала свои длинные волосы в хвост.       Сакура переоделась из соображений практичности. Чтобы иметь возможность свободно передвигаться. Сунув меч в ножны, которые крепились к поясу на талии, она решительно уставилась на свое отражение в зеркале.       Ее глаза были красными от слез, но она уже давно истратила все свои слезы. Вместо отчаяния остались лишь железная воля и неугасающий гнев.       Инструкции Суйгецу четко звучали в ее голове. Она знала, что ей нужно делать. Никаких колебаний. Не в этот раз.       Кивнув самой себе, она отвернулась от зеркала и целеустремленно направилась к дверям. У нее не было никаких вещей, ничего, что она хотела бы взять с собой. Саске мог оставить свои богатства и подарки.       Она не желала ничего из них.       Когда она шла по тепло освещенным коридорам, она очень внимательно следила за маленьким флакончиком с ядом, который она спрятала у себя в топе, между грудей. Это было самое безопасное место для его сокрытия. Она надеялась, что ей больше не придется использовать яд. Она молилась, чтобы стратегия, в эффективности которой она заверила Суйгецу, что Саске ни о чем не догадается, сработала гладко и без заминок. Даже если способ, которым она намеревалась ее осуществить, был совершенно отвратительным.       Она не сказала Суйгецу, как все совершит. Она просто заверила его, что это будет более скрытно и менее опасно, чем просто подмешать яд в напиток. Океанское божество кивнуло, доверившись ей.       Сакура была полна решимости, но это не означало, что внутри она не была встревожена или напугана. Ее сердце бешено колотилось, она полностью осознавала, в какой опасности находится. Ей предстояло совершить предательство по отношению к Владыке подземного мира, к Царю мертвых. Кто бы не боялся этого? Она бросала вызов и предавала бога. И не просто бога, а того самого, который имел власть бросить ее в адские ямы на вечные муки, если он каким-то образом узнает об этом. Если ее план провалится. Риски были значительными. И все же, каким-то образом, она черпала силу и мужество в своей ярости и обиде, в ощущении предательства. После всего, что Саске сделал с ней, ее поступок казался несущественным. Он оправится от яда. А вот она никогда не оправится от пережитого испытания.       И все еще не было никаких гарантий, что он не последует за ней, когда она вернется на поверхность. Сакура надеялась, что ее мать и другие божества смогут как-то защитить ее. Хотя в глубине души она знала, что ничто не может укрыться от ужасающей силы Саске. Если Смерть снова придет за ней и попытается оборвать ее жизнь, даже ее мать не сможет помешать этому.       Сакура сглотнула. Она не могла поддаться упадническим мыслям. Не было смысла беспокоиться о будущем, пока она находилась в настоящем. Она должна была сосредоточиться на реальности. Пока она правильно разыгрывает свои карты и сохраняет спокойствие, у нее есть все шансы осуществить план и украсть Кусанаги. Она должна была действовать по-прежнему еще некоторое время. Хотя после того, как она узнала правду о Запретном плоде, скрывать свои эмоции, притворяться, что между ней и Саске все в порядке, казалось сложнее, чем когда-либо. Что, если он сразу же смог прочитать ее?       Ей было интересно, как долго он еще будет скрывать это от нее. Возможно, он действительно собирался рассказать ей об этом в банкетном зале, пока его не отвлекли посторонние дела. Но даже к тому моменту было уже слишком поздно.       Когда она повернула налево, стена коридора открылась с правой стороны, образуя позолоченные колонны, когда Сакура наконец приблизилась к величественной лестнице. Как и договаривались, она поспешила на тренировочную арену. Но она резко остановилась от неожиданности, услышав донесшийся из вестибюля снизу голос, который она не могла определить.       — …все это время притворяясь! Она с самого начала планировала вас предать!       Кровь в жилах Сакуры мгновенно застыла. Каждый мускул в ее теле окаменел, и она в шоке стояла, прикованная к месту.       Нет, громогласное сердце болезненно заколотилось. Нет, этого не может быть!..       Заставив ноги двигаться, она пошла вперед, чтобы заглянуть между колоннами, которые окаймляли верхнюю часть лестницы. И то, что она увидела, подтвердило ее опасения, заставило сердце упасть, когда она в ужасе с открытым ртом смотрела вниз на сцену из своих кошмаров.       Карин льнула к Саске, произнося слова, в которых открыто говорилось о ее предательстве.       — Забудь о ней, Саске, — мурлыкала она. — Она всего лишь ненадежная предательница! Как только этот идиот Суйгецу рассказал мне о том, что они планируют, я ждала подходящего момента, чтобы рассказать тебе.       Она чувственно провела ладонью по его левой руке, медленно, осторожно. Бог смерти не шелохнулся и не оттолкнул ее.       Нет. Это иллюзия. НЕТ! Кровь в ушах Сакуры ревела. Ей стало плохо, и все ее тело задрожало. Карин настучала на них в самый последний момент! Прямо перед тем, как они собирались осуществить свой план! Ее взгляд упал на Саске. Он молча стоял у подножия ступеней, повернувшись к ней спиной, но она отчетливо ощущала, как напряглись его плечи.       Даже со своей высоты она ощущала его безудержную ярость.       Сакура в ужасе поднесла дрожащую руку ко рту. Это было последнее, чего она ожидала! Ненависть к вмешавшейся Карин взорвалась внутри нее, смешиваясь со страхом. Суйгецу заверил ее, что Карин будет сотрудничать!..       Что же ей теперь делать? Разум бешено метался, пытаясь найти способ спасти ситуацию от разворачивающейся катастрофы. Может быть, лучше сделать так, чтобы о ее присутствии узнали? Попытаться отрицать все?       Однако то, что Карин сказала дальше, привело Сакуру в еще больший ужас.       — Обыщи ее. У нее точно будет яд! Она хочет с его помощью выкрасть твою катану, чтобы они с Суйгецу смогли открыть ворота и выбраться из Подземного мира!       Эта… эта двуличная сука! Она ведь тоже участвовала! Но Саске ни за что не поверит Сакуре. Она покачала головой, не в силах оторвать взгляд от Карин, которая теперь осмелилась обхватить второй рукой неподвижное божество смерти.       Отвращенная и потрясенная, пораженная Сакура жалела, что не может сломать эти руки. Никогда и никому она не желала зла так, как Карин в этот момент. Она разрушила все еще до того, как Сакура попыталась осуществить свою стратегию.       Взгляд Карин внезапно переместился, и она увидела, что Сакура наблюдает за ними. Она улыбнулась через левое плечо Саске. Словно кошка, получившая сливки, она ворковала, не сводя глаз с Сакуры:       — Такая предательница не достойна вашего высокого расположения.       На глаза Сакуры навернулись яростные слезы. Она сглотнула их. Ее руки сжались в разъяренные кулаки..       — Я… — Карин наклонила голову, чтобы соблазнительно прошептать ему на ухо, —… всегда была верна тебе, все эти годы… Я не позволю никому причинить тебе вред, Саске…       Сакура, оцепенев от ужаса, не могла больше смотреть на это. Она не хотела смотреть, как Карин бросается на шею Саске, как лебезит перед ним. Но Саске вдруг зашевелился, потянулся вверх, чтобы распутать руки Карин, обвившиеся вокруг его шеи. Он с силой оттолкнул ее назад.       Затем он слегка повернул голову — и устремил смертоносный взгляд прямо на Сакуру.       Воздух покинул ее легкие. Его глаза были кроваво-алыми. Холодная ярость, которую она увидела в них, пробрала ее до костей. Ей казалось, что этот страшный, пугающий взгляд физически пронзает ее грудь, пронзает ее душу. Никогда еще ее сердце не билось так сильно и быстро.       Ноги, казалось, двигались сами собой. Тряхнув головой, она отступила от перил и бросилась назад по коридору. Она не думала об этом. В своем безумном паническом состоянии она стремилась лишь увеличить расстояние между собой и Саске. Даже зная, что он может выследить ее и сократить расстояние между ними быстрее, чем она успеет сделать вдох. Если бы он захотел, он мог бы появиться перед ней и перехватить ее в ту же секунду.       Осознание этого только заставило ее ноги стать еще более неустойчивыми. Словно гири, они мешали ей двигаться. Ей казалось, она спотыкается и оступается всю дорогу до своей комнаты, а когда она вошла в нее, то бессмысленно заперла двери.       Как будто они могли не пустить его. Как будто они могли как-то защитить ее от невероятной силы бога.       Ее мозг был переполнен разногласиями, она находилась в разрозненном состоянии полного столпотворения. Ей нужно было поговорить с Суйгецу - рассказать ему, что случилось... Ей нужно было... ей нужно было выбраться! Она должна была... Что ей делать? Саске шел убивать ее. У нее даже не было шанса осуществить задуманное. Он не позволил бы ей. Она никогда раньше не видела его таким злым — как только он дотянется до нее, всё будет кончено.       «Окно!» — дико подумала она про себя. Она должна была спуститься с балкона...       Однако звук дверной ручки сообщил ей, что время вышло. Саске прибыл.       Нет, в отчаянии подумала она про себя, сердце неприятно заколотилось. Теперь, когда она наконец набралась смелости и решилась на попытку побега, все пошло катастрофически не так!       В хаосе ее мыслей до нее вдруг донесся тоненький голосок. Это был голос логики. Тот самый, который помогал ей сосредоточиться в предыдущих случаях. Успокойся, Сакура! Успокойся прямо сейчас!       Как олень, попавший в свет фар, она остановилась, прислушиваясь.       Да, он здесь. Голос разума становился все громче. Он знает. Ты больше ничего не можешь сделать! По крайней мере, сохраняй достоинство! Может быть, ты сумеешь найти выход и попытаться спастись, если он не убьет тебя первым. У тебя был момент, чтобы попаниковать, теперь возьми себя в руки! Не смей дать ему понять, что ты боишься!       Она сглотнула, когда чувство надвигающейся гибели накрыло ее. Станет еще хуже, если бы она боролась с этим. Возможно, если вместо этого она просто примет свою ситуацию…       Это сработало. Она пыталась выровнять свое поверхностное дыхание, думать.       Это то, чего он ждет, сказала она себе, и снова гнев придал ей мужества, чтобы найти в себе силы. Он ждет, что я буду в ужасе. Это то, чего он хочет! Но я ему покажу! Я не сдамся без боя!       Звук отпираемых дверей заставил Сакуру почувствовать странное спокойствие. Она повернулась спиной к дверям, лицом к камину и признала, что бороться с приливом бесполезно, что нет никакого физического способа уклониться от него. Нет выхода из этой ужасной конфронтации.       Она не будет... не будет унижаться и умолять о помиловании!       Она решительно осталась на месте при звуке расходящихся и закрывающихся дверей, когда Саске шагнул внутрь.       Сердце билось о грудную клетку. Сакура ждала, когда он нарушит удушающую тишину и начнет действовать первым. Напряжение, повисшее в воздухе между ними, было настолько сильным, что Сакура была уверена — его можно разрезать ножом и подать на блюде.       Саске, стоявший у дверей и смотревший в пол, наконец поднял на нее глаза. Он видел мелкую дрожь, поразившую ее тело. Но он не чувствовал жалости. Не чувствовал сострадания. Не было слов, чтобы описать чувство, разрывающее его грудь. Осколки. Ощущение, будто сердце безжалостно сжимает железный кулак с острыми когтями, который кромсает на ошметки.       И над этим невыносимым сокрушением была страшная эмоция, с которой он мог справиться. Бурный шторм ярости. Он боялся, что на этот раз не сможет его контролировать. Он не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал такую разрушительную, опасную ярость.       Все это время она общалась с Суйгецу. О, он ожидал подобного от Повелителя Океанов — все же, тот был хитрым и коварным божеством. Саске ничуть не удивился.       Но Сакура. Сакура, которая в его сознании была светлой, доброй и невинной; по крайней мере, пока Карин не раскрыла ему неприглядную правду. Правду, которая, как он все еще глупо надеялся, была ложной, ошибочной. Но он понял, как только его глаза нашли Сакуру на вершине лестницы — по тому, как внутри него что-то заныло и разлетелось на миллион осколков — что это не ложь.       Она не была тем скромным, безобидным цветком, каким он ее считал вначале. Во многих отношениях она доказала его правоту, но самым болезненным образом. Она была розой. Роза с острыми шипами. Отчаявшись сбежать, она была готова прибегнуть к предательству. Нанести ему физический вред.       Она действительно совершила серьезную ошибку и просчет. Подумать только, что он оставил ее, чтобы договориться об условиях ее освобождения. Он вернулся и намеревался сразу же пойти к ней и сказать, что охотно отпустит ее обратно на поверхность. И все только для того, чтобы узнать об измене! Она была готова отравить его, лишь бы заполучить Кусанаги! Все это время она притворялась послушной, сотрудничала с ним, храня скрытые мотивы. Ее смех, ее интерес к его миру, все эмоции, которые он видел в ее глазах... были ложью?       Она разыграла его — могущественного царя подземного мира — как дурака! И он был настолько захвачен ее светом, что закрыл глаза на ее интриги, ослабил бдительность, которую так тщательно поддерживал вначале, когда должен был в любой момент ожидать подобного двуличия. Вместо этого он позволил ей приблизиться. Она проникла внутрь, каким-то образом пробралась сквозь его защиту, и он позволил себе довериться ей. Он показал ей Благословенные острова! Он привел ее в Элизиум! Он поделился с ней кусочками своего прошлого, рассказал ей то, о чем никогда не говорил никому другому. А теперь... он понял, что она все это время замышляла предать его…       Глаза бога смерти сузились до щелей. Он ненавидел ее. В этот момент он ненавидел Сакуру всеми фибрами своего существа, за то, что она сделала с ним. За то, что она была готова сделать. За то, что она делала с ним сейчас.       В ушах Сакуры раздался звонкий, отчетливый звук скрежета металла о металл. Саске достал катану из ножен.       Она выдохнула с трепетом. Он собирался заколоть ее, не произнеся ни единого слова!..       Ее глаза расширились, и она задохнулась от холодного поцелуя стали, прижавшейся к уязвимой коже ее горла, поскольку Саске держал катану прямо над ее яремной веной.       — Это, — он резко прошипел ей в левое ухо, и она слишком ясно слышала тревожную глубину его гнева, — клинок, ради которого ты меня предала.       Сакура не шевелилась, продолжая смотреть в очаг. Как будто пламя могло каким-то образом вернуть тепло ее озябшему телу. Как будто она могла каким-то образом впитать силу прямо из огня. Она чувствовала, как передняя часть его торса прижимается к ее спине, и в этой близости ее переполняла грохочущая, злобная аура его мощной чакры. Злобной, нестабильной. Непостоянная сила, наполнявшая воздух электричеством. Опасная. Разрушительная. Смертоносная.       — Какая ирония, — продолжил он, — если он принесет тебе конец.       Сакура испустила дрожащий вздох.       — Ты знаешь? — Саске прикоснулся губами к мочке ее уха, вызывая ненавистные ей мурашки. — Какое наказание предусмотрено за измену, Сакура?..       Сакура зажмурила глаза.       — Давай, — прошептала она. Какая-то часть ее просто хотела покончить с этим. — Сделай это. Убей меня.       Уголок его губ изогнулся в насмешливой ухмылке, когда он сильнее вдавил острый клинок в ее кожу. Сакура прикусила язык, чтобы не заскулить от страха, предвкушая, как металл полоснет ее по горлу.       Этого не произошло. За долю секунды бог смерти опустил руку и схватил ее за плечо, грубо развернув лицом к себе.       Их тела находились в нескольких сантиметрах друг от друга. Царь мертвых смотрел на нее, его багровые глаза пылали и полыхали. Этот взгляд был настолько угрожающе испепеляющим и интенсивным, что любой обычный человек, узрев его, сгинул бы, превратившись в кучку пепла.       Было удивительно, что Сакура вообще стояла.       — Думаешь, мне нужен этот клинок? — рычал он. — Думаешь, мне нужно любое оружие? Ты забыла, кто я такой, Сакура? — Он протянул правую руку к ее шее, словно желая обхватить пальцами горло в удушающем захвате — но не прикоснулся к ней. — Ты забыла, — продолжил он, его голос злобно понизился, и почему-то тихий тон стал еще более пугающим, — что я могу сделать?..       Сакура мужественно выдержала его свирепый взгляд. Когда он поднял Кусанаги под подбородок и заставил ее лицо приподняться еще выше, она отказалась трусить перед ним.       — Ты была готова, — прорычал он, — подвергнуть свою жизнь опасности, чтобы вернуться на поверхность. А что, если бы тебе это удалось? — Он снова провел лезвием по ее горлу. — Неужели ты думала, что не будет возмездия? — Его пристальный взгляд пронзил ее череп, и ее разум словно загорелся. — Скажи мне, Сакура, — холодно произнес он, — куда бы ты побежала? Где бы ты могла спрятаться, что укрыло бы тебя от меня? — Она снова сглотнула, когда он закончил: — В этом мире нет места, где бы я не смог найти тебя.       Она не решалась заговорить, боясь, что катана обагрится кровью.       — Ты рисковала всем, — усмехнулся он, подняв свободную руку и проведя пальцами над ее левой щекой, — ради клинка.       Мгновение спустя Сакура почувствовала острую боль в груди. В один момент она не смогла сделать вдох. Через несколько секунд она уже задыхалась. В тревоге она потянулась к Саске, бездумно хватаясь за его черный плащ. Ее зрение стремительно серело. Становилось размытым. Отдаленно она поняла, что он душит ее — даже не прикасаясь к ней. Это было безжалостным напоминанием о смертельной силе, которая текла по его венам. Его безжалостная хватка на ее горле не ослабла, и Сакура не смогла удержать подкосившиеся колени — она рухнула на пол, хрипя от недостатка кислорода у его ног.       Но она не молила о пощаде. Она не станет молить его.       Черты лица Саске исказились. Он хотел покончить с ней. Освободиться от ее оков. Еще немного давления, и она погибнет. Но он не мог. Во имя Элизиума, каким же слабым и жалким он стал! Он просто не мог. В краткий миг несвойственной ему безжалостности вся боль, раздиравшая его изнутри, пронеслась по его лицу.       Скрючившись и задыхаясь, Сакура не подавала виду, какие муки испытывает.       — Мне не нужно ничего, — с горечью прошептал он, — хватит мысли, чтобы оборвать твою жизнь.       Она знала это слишком хорошо. Она знала, что он сильнее любого оружия, созданного человеком. Задыхаясь, она вцепилась ногтями в землю, говоря себе, что если это действительно ее преждевременная кончина, то она переживет ее молча, без унижения от попыток умолять пощадить ее.       Саске держал ее в плену еще несколько изнурительных секунд — и наконец отпустил. Сакура тут же захрипела и стала жадно глотать воздух; глаза слезились. Постепенно ее больные легкие восстановили свою нормальную работу. Когда она почувствовала, что устойчива, она поднялась на ноги.       Саске смотрел, как она снова встала, сузив глаза от обиды. Один только взгляд на нее приводил его в ярость. Ему хотелось что-нибудь покалечить. Он знал, что это должна быть она. Но его меч оставался опущенным, и он больше не прикасался к ней. Сакура, тем временем, не могла поверить, что она все еще жива. Ее взгляд нашел его.       — Я признаю это, — задыхалась она. Слишком рассерженная и расстроенная, чтобы молчать дольше, она выпалила: — Все, что Карин рассказала тебе, правда! Все это время я общалась с Суйгецу. Он настаивал, что единственный способ спастись — это использовать яд, чтобы вырубить тебя. Я согласилась на это в самом начале, потому что была напугана и в отчаянии. Я просто хотела вернуться домой. Мне было все равно, как!       Он не убил ее. Пока. Это заставило ее стать немного смелее.       — Но чем больше времени я проводила с тобой, тем больше я начинала колебаться. Потому что я была глупа! Глупо было думать, что, может быть, у тебя есть сердце, совесть, где-то под этим черствым фасадом! Увы, — Сакура наставила на него указательный палец. — Ты так же мертв внутри, как и души, которыми ты управляешь, Саске! И я не могу поверить, — ее голос дрожал от ошеломляющего накала эмоций, — что я почти начала тебе верить. Что я почти начала жалеть тебя, когда все это время ты играл со мной, навязывал мне свою жизнь!       Все, что она говорила, еще больше злило его. Саске наполовину хотел задушить ее в этот самый момент. Он хотел вырвать ее сердце, так же, как она делала это с ним. Она даже не знала. Она даже не подозревала о разрушительной силе землетрясения, которое прогремело внутри него и сдвинуло плиты его существа, как только он узнал о ее плане нанести ему удар в спину.       — Ты…, — он выплеснул свою ярость. — Ты обвиняешь меня в обмане? Я дал тебе знания, показал места, запретные для смертных. — Он снова приставил Кусанаги к ее горлу. — Я рассказал тебе правду о силе, которую ты хранишь в себе, а ты..., — он с отвращением покачал головой. — Ты притворялась, что интересуешься этим царством, а сама все это время плела обман.       — Это не было притворством, — сказала она тихо. — Я действительно хотела узнать больше о твоем мире, действительно начала думать о тебе как о человеке. Когда я узнала о том, что случилось с твоим кланом, я... я почти начала заботиться о твоих чувствах. — На ее лице отразилось страдание. — И из-за этого я продолжала тормозить план Суйгецу. Я надеялась, что смогу достучаться до тебя другим способом! Способом, который позволил бы избежать этого!       — Ты лжешь, — обрубил он.       — Я бы хотела, чтобы это была ложь! — ответила она. — Я бы хотела, чтобы это действительно была игра, как та, что ты вел со мной... может быть, тогда я бы гораздо раньше поняла, что ты не заботишься ни о ком и ни о чем, кроме себя! Как и предупреждал меня Суйгецу с самого начала! Я должна была послушаться и сделать это давным-давно!       Игра? Как она издевалась над ним! Она посмела насмехаться над ним, не имея ни малейшего представления о том, какую боль он пережил ради нее. Его глаза расширились, ярость была абсолютной. Стремительно, как молния, он бросился вперед, и Сакура в замешательстве вытащила меч. Сердце колотилось так сильно, что она чувствовала, как все ее тело пульсирует в такт его бешеному ритму.       Это была не тренировка. Это была реальность. Гневная Смерть была еще более смертоносной, чем Кракен, с которым они столкнулись вместе.       Но на полной скорости он был слишком быстр, чтобы она успела вовремя защититься. Не успела она и глазом моргнуть, как клинок Саске с силой парировал ее удар и выбил оружие из рук. Она задохнулась, когда почувствовала, как его рука грубо схватила вырез ее топа. Мгновение спустя она поняла, что он сделал. Он взял флакон, который она спрятала там. Она схватилась за грудь и крутанулась на месте, как раз вовремя, чтобы увидеть, как он агрессивно швыряет флакон в очаг. Тонкое стекло разбилось, и пламя, реагируя с жидкостью, вспыхнуло и взорвалось позади, образовав огненную стену вокруг профиля Саске.       Пораженная Сакура уставилась на него. Как он догадался так быстро?! Ужас пронзил ее. У нее больше не было резервного запаса яда! Ничего, кроме того, что она уже использовала, а это означало, что она должна была найти способ, чтобы ее первоначальный план как-то сработал. Либо это, либо она умрет.       Ее мысли кружились в беспорядочном циклоне. Она должна была попытаться изменить динамику их отношений. Дрожа от ярости, она сказала:       — Ты не имеешь права. Не имеешь права стоять здесь и судить меня после всего, что ты со мной сделал! — настоящие слезы навернулись ей на глаза, и она воскликнула: — Когда ты собирался сказать мне, Саске?       Бог смерти, застигнутый врасплох этой вспышкой, напрягся. Он мог только слушать, как она требовала:       — Когда ты собирался рассказать мне правду о гранате?!       Он резко вдохнул. Внутри образовался узел из зазубренного льда. Суйгецу. Он сказал ей. У нее не было другого способа узнать. Он сам хотел это сделать, черт возьми! Он собирался сделать это в банкетном зале, но потом нежданные гости явились в самое неподходящее время…       Быстро заметив, что теперь она заставила его обороняться, Сакура без колебаний продолжила свой словесный натиск:       — Тебе было недостаточно похитить меня. Перевернуть всю мою жизнь с ног на голову! Ты все это спланировал, чтобы заманить меня в ловушку! — Она смело сократила расстояние и схватила в кулак его рубашку, даже зная, что любая секунда может стать для нее последней. Он не остановил ее. — Не так ли? — Саске видел, что она безутешна. — Не так ли?! — Выпустив неровный вздох, она продолжила: — И потом ты осуждаешь меня, когда заставляешь меня сделать это, хотя именно ты не оставил мне другого выбора! Я пыталась попросить тебя отпустить меня! — набросилась она на него. Он плавно повернулся, чтобы избежать камина, и она последовала за ним, ее глаза пылали гневом. — Я пыталась вразумить тебя. Ничего не вышло! Ты манипулировал мной. Пользовался моей растерянностью! А правду о моей матери и других ты рассказал мне, наверное, только потому, что хотел настроить меня против моей семьи и друзей!       Последнее утверждение было не совсем точным, но Саске не мог отрицать остального. Потому что, как это ни позорно, но когда-то он именно это и задумал — привязать ее к себе, невзирая на ее чувства. Вначале все шло именно так, когда он видел в ней лишь собственность. Однако он разглядел в ней гораздо больше, и его чувства по этому поводу сильно изменились.       А что касается граната, который он позволил ей взять... Он был глупцом тогда. Но она так сильно повлияла на него, что он не мог думать о том, чтобы расстаться с ней навсегда. Как бы эгоистично это ни было, он лишь хотел быть уверенным, что независимо от того, что случилось, у него будет способ увидеть ее снова, способ, чтобы она вернулась к нему.       — Ты сделал все это, — сказала она, — и все еще думаешь, что имеешь право злиться на меня?! — Она бездумно толкала его в грудь, а он отражал ее удары свободной рукой, раздражаясь.       — Прекрати, — проворчал он. Он никогда не видел ее такой сердитой. Сквозь гудящую дымку своего недовольства он все еще осознавал, что еще один всплеск — и она набросится на него.       — Ты не имеешь права, — вырвалось у нее, — не имеешь права обвинять меня в предательстве, когда ты сделал со мной то же самое и гораздо хуже! Ты знал, что означают зерна! — всхлипывала она. — Ты точно знал, что делаешь, когда предложил мне плод! — Она покачала головой. — Сколько зерен ты дал мне?       Он ощетинился.       — Я не давал, — прорычал он. — Ты сама вкусила их по собственной воле.       Сакура чуть не разразилась истерическим смехом.       — Я не знала, что это значит. Я думала, что это такая же еда, как и любая другая! Ты обманул меня! Думаешь, если бы ты сказал мне заранее, я бы стала есть?       Ее слова были сродни физической пощечине. Они лишь еще раз подчеркнули для Саске то, что ему было так трудно принять — что она не желает иметь ничего общего ни с ним, ни с его царством.       Когда он просто безмолвно уставился на нее, она снова надавила:       — Сколько, Саске?       — Шесть, — раздраженно огрызнулся он. Он не мог поверить, что их противостояние превращается в это — его ярость сведена на нет, и ему приходится отбиваться от нее, - но он знал, что все, что она говорила, было обоснованным. Она тоже, по понятным причинам, была расстроена и имела полное право быть возмущенной его поступком.       Шесть! Сакура не знала, что ей делать — рыдать или считать, что ей повезло. Если каждое семя связывало её на месяц, как сообщил ей Суйгецу, то это означало пятьдесят на пятьдесят: полгода она была бы привязана к царству Саске, а остальное время — свободна.       Но она хотела услышать это от Саске.       — Суйгецу сказал, что каждое зерно — это месяц в году. Так?       Он отвел взгляд от нее.       — Да.       — Значит, я должна возвращаться сюда на шесть месяцев? — беззлобно допрашивала она. — Каждый год?       Он ничего не сказал.       — Саске, каждый год?! — она надавила.       Для человека, который с самого начала получил то, чего добивался, Саске выглядел странно подавленным. Почти несчастным.       — Да.       Сакура была в ужасе.       — Вечно?       Он сглотнул. И по-прежнему старался не смотреть в глаза. Казалось, он боролся с собой, потому что его ответ прозвучал с большим усилием.       — … Да.       Лицо Сакуры исказилось, она застонала. Это был ужасный, душераздирающий звук. Саске на мгновение закрыл глаза. Ее реакция была тем, чего он так боялся — и гораздо хуже.       — Нет! - задыхалась она. Он соблазнил ее съесть плод, который привяжет ее к Подземному миру — к нему — на всю оставшуюся жизнь! Он взял на себя смелость решать ее будущее! — Нет, как ты мог так поступить со мной? — Она в отчаянии закрыла лицо рукой. — Почему? — рыдала она. — Почему? — Обратив к нему истеричный взгляд, она закричала: — Что ты хочешь от меня? Скажи мне, чего ты хочешь?!       Он не смотрел на нее.       — Ты это делаешь, чтобы отомстить моей матери и остальным? — наступала она. — Саске, это так?!       — Нет. — Он резко развернулся, снова метнул взгляд на нее.       — Тогда почему?       Кровь божества смерти вскипела. Она так и не поняла? Ему нужно это озвучивать?! Как живая смертная, она не могла оставаться в его мире. Фрукт был единственным способом дать ей возможность вернуться сюда в будущем.       Теперь ему стало ясно, что Сакура не желала этого. Или, возможно, именно то, как он привязал ее без ее ведома, было настоящим корнем проблемы, а не концепция возвращения.       — Если ты действительно когда-либо хоть немного заботился обо мне, — продолжала она со слезами на глазах, подтверждая последнюю теорию, — ты бы честно рассказал о фрукте. Ты бы не позволил мне его есть, не зная условий! Если ты это сделал, просто потому что хотел, чтобы я вернулась, ты должен был дать мне такой выбор, Саске! Но ты не дал!       Взгляд Саске снова упал на нее. Он пытался сохранить самообладание. Но когда перед ним была Сакура, это всегда подразумевало сражение.       — Это была, — наконец прорычал он сквозь стиснутые зубы, его гордость получила сильный удар, когда он уступил, — ошибка.       У Сакуры перехватило дыхание.       — Ошибка? — в неверии повторила она. — Теперь ты хочешь сказать, что не планировал, чтобы это случилось?!       Его язык был словно перевязан колючей проволокой. Его разум не мог подобрать нужные слова. Он мог только невнятно и обиженно произнести:       — Нет.       Сакура отпрянула, сделав шаг от него. Неужели он действительно ожидал, что она поверит ему?       — Я тебе не верю, — выдохнула она.       Саске это не удивило.       Ее мозг тревожно пытался найти лазейку, способ выйти из ужасной ситуации.       — Я уже провела здесь почти пять месяцев, — произнесла она. — Если я пробуду еще один, это засчитается? Я буду свободна до следующего года?       Свободна. Словно оставаться с ним было то же, что находиться в заточении. Это не было… это было совсем не то, чего он желал! Все было не так, как он предполагал.       Но кого ему еще винить, кроме себя? Ненависть к себе грызла Саске. Он заставил Сакуру возненавидеть его. Его действия разрушили любую возможность завоевать ее расположение. Но он понял это слишком поздно. Он даже не понял с самого начала, что победа над ней - это то, чего он так страстно желал. Его ярость на нее, на ее готовность предать его, полностью обратилась на него самого. Он был единственным, кто все это сотворил.       — Это так не работает, — мрачно ответил он.       — Тогда как? — воскликнула Сакура. Когда он не ответил, она шагнула вперед и снова толкнула его. — Ты… ты придурок! От тебя столько проблем! Фрагмент Коры был прав насчет тебя!       Глаза Саске расширились. Сущность говорила о нем?       — Я должна бежать отсюда подальше, - продолжала Сакура. — От тебя одни неприятности! Ты думаешь, что можешь делать все, что захочешь, не думая о том, какие последствия твои действия имеют для других! Ты разрушил мою жизнь!       Он закричал, не в силах больше терпеть.       — Неужели это место так невыносимо для тебя, Сакура?!       — Дело не в месте! — ответила она. — Дело в тебе! Как ты можешь ожидать, что я прощу тебя? Может быть... может быть, в конце концов, я нашла бы в своем сердце силы не держать больше обиды, если бы ты просто вернул меня на поверхность. Потому что я думала, что понимаю, зачем ты меня забрал, даже если твои методы были совершенно неправильными. Но это..., — покачала она головой. — Это то, что ты не можешь оправдать! Ты хочешь заставить меня вернуться сюда, даже не спросив моего мнения по этому вопросу!       — Ты бы отказалась, — обвинил он. — А как смертная, ты не можешь вернуться сюда!       — Если бы тебе было не все равно, ты бы уважал мои решения! — выпалила она в ответ. То, что она сказала дальше, ошеломило его. — А не принимал их за меня! Чем ты отличаешься от моей матери или моих друзей, если ты пытаешься контролировать все, что я делаю?       Божество смерти, глубоко взволнованное этой мыслью и ошеломляющей правдой ее слов, могло лишь потрясенно смотреть на нее.       — Дело не в месте, — искренне повторила она, заставив Саске почувствовать себя еще более жалким. — Здесь темно и мрачно, и некоторые места пугают, но в этом мире тоже есть много прекрасного. Неужели ты думал, что я просто вернусь на поверхность и забуду обо всем, что видела здесь, о тайном царстве, о существовании которого даже не подозревала? — Она грустно рассмеялась, коротким, резким звуком. — Кто бы не хотел снова увидеть Элизиум? Я же не смогу приблизиться к нему, когда умру. Ты бросишь меня в Тартар за то, что я сделала!       Глаза Саске недоверчиво расширились. Вероятность того, что Сакура захочет вернуться по собственной воле, никогда не приходила ему в голову.       И вдруг он задался вопросом, почему. Что, если бы он смирился и вернул ее на поверхность раньше? Что, если бы он предложил ей зерна и позволил взять столько, сколько она захочет, прежде чем они расстанутся, вместо того, чтобы сделать то, что он сделал? Согласилась бы Сакура? Согласилась бы она их съесть, если бы он дал ей понять, что это единственный способ вернуться?       Ошибки его пути были теперь настолько очевидны для него, что практически ослепляли. Странно, что при всей своей мнимой мудрости он не смог разглядеть недостатков. Когда он предложил ей гранат, он думал только о том, чтобы привязать ее к себе. Он не хотел ее терять.       Но теперь он все равно терял ее. Что хорошего, если Сакура будет возвращаться к нему каждый год, безвольная и несчастная? Он почти мог себе это представить. Она запирается в своей комнате и не хочет выходить. Уж точно не о таком будущем он мечтал, когда наблюдал, как она откусывает от Запретного плода.       В связи с этим возникает вопрос... что он может сделать, чтобы исправить эту ситуацию? Потому что он должен был ее исправить. Каким-то образом он должен был найти способ — каким бы неправдоподобным ни казался шанс.       — Но ты решил не говорить мне, — проговорила она тихим голосом. — И я никогда не прощу тебя. Только если ты не отменишь это!       Он крепко сжал зубы. Снова закрыв глаза, он признался:       — Этого не отменить.       Сакура уставилась на его лицо. Ее мозг отказывался признать и принять эти слова. Они были для нее тарабарщиной. Внезапно она схватила его левую руку, ту, что все еще держала Кусанаги, и прижала кончик меча к своему животу.       — Вытащи их из меня!— кричала она. — Мне все равно как, даже если тебе придется разрезать меня и выпустить кровь из моих внутренностей, я хочу, чтобы они вышли!       Она видела, что заметно обеспокоила его. Они полностью поменялись местами. Саске выглядел встревоженным. Более того, он выглядел почти... Она моргнула и посмотрела на него, красная пелена прояснилась достаточно, чтобы она смогла заметить его разочарованное выражение лица, то, как он все еще избегает ее глаз..       Он выглядел… виноватым.       Но Сакура не чувствовала никакого удовлетворения. По какой-то причине это только заставило ее плакать сильнее.       Она с большей силой прижала кончик катаны к животу.       — Сделай это, — рыдала она. — Освободи нас обоих!       Он открыл рот. Но не мог вымолвить ни слова. Словно слова, которые она бросила в него, достигли самой его сути и сильно растревожили его.       — Сакура…       — Сделай это! — призывала она. — Ты все равно убьешь меня! Так сделай это!       — Я… — он сглотнул. — Я не могу.       Это было не то, что она хотела услышать.       — Ты можешь, — настаивала она.       Он, наконец, встретил ее взгляд.       — Нет. — повторил он хмуро. — Я не могу.       Сакура в ужасе уставилась на него. Что он хотел сказать? Что это навсегда? Слезы текли по ее щекам. Как он мог позволить такому случиться с ней? Неужели у него нет сердца? Она уже знала ответ на этот вопрос.       Но потом он заговорил. Его голос был странно густым. Напряженным. Как будто он с трудом выговаривал слова.       — Это не…, — он замолчал на секунду. — Это не то, как я... не то, что я..., — прорычал он в разочаровании, — …это не должно было быть так.       Она всмотрелась в его лицо, с недоумением поняв: то, что казалось искренним недовольством, было искренним раскаянием. Потрясенная, она снова тяжело выдохнула.       — Ты сделал это именно так, — наконец прошептала она. — Ты должен это исправить.       Она все еще не понимала. А Саске не понимал, что неясное чувство в его груди — это печаль. Он не мог осознать этого прямо сейчас.       — Я не могу, — снова пробормотал он, делая движение, чтобы отвести руку.       — Ты — Бог Смерти! — Сакура настаивала, крепко держась за его руку, держа острие меча под углом к своему животу. — Ты можешь все!       Его глаза смотрели на нее. Она смотрела, как Шаринган исчезает, превращаясь в знакомые темные радужки, которые так часто затягивали ее. Казалось, что последний гнев выплеснулся наружу. Погас. Он слегка покачал головой в знак отрицания ее слов. И вдруг он показался ей...       Таким усталым. Таким побежденным.       Сакура была ошеломлена до глубины души.       — Я ни на что не способен, — Он глубоко вдохнул. То, что он заставил себя произнести дальше, было грандиозным. Сакура могла бы подумать, что ей все это привиделось - если бы не угрюмое, искреннее выражение опустошенной вины на его лице. — Я не могу исправить свои прошлые поступки.       На ее глаза навернулись свежие слезы. Уголки его губ слегка опустились, когда он увидел это.       — Я не могу заставить тебя принять это, — тихо продолжил он.       Она испустила дрожащий вздох. Что за жестокий способ эмоционального манипулирования он сейчас использовал? Все ее тело словно находилось на грани коллапса.       — Не надо..., — с трудом выговорила она. — Не притворяйся, что тебе жаль... будто тебе не все равно... Ты должен ненавидеть меня сейчас. Ты... ты должен хотеть убить меня...       — Я не могу заставить тебя поверить мне, — добавил он, полностью проигнорировав ее слова, и Сакура почувствовала удушье. Головокружение. Тошноту. Он извинялся, по-своему, косвенно, но она не желала этого слышать.       Затем он повернулся, меняя их позиции. Она едва осознавала это. Она не могла оторвать взгляд от его глаз. Смятение запутало ее мысли. Он смотрел на нее так пристально. Как будто она была всем, что имело значение в мире.       Нет, кричала она на себя. Нет, он просто делает это снова; пытается заставить тебя колебаться, потерять концентрацию...       Не слушай. Не надо!       — И я не могу…— резко закончил он, вырываясь из ее хватки и отводя катану от нее, прежде чем бросить на пол, — убить тебя.       Она опустила глаза на отброшенный меч, но тут же подняла взгляд и резко вдохнула, когда руки Саске поднялись к ее плечам. Не успела она опомниться, как он прижал ее спиной к стене рядом с кроватью с балдахином.       Сердце Сакуры гулко забилось. У нее была доля секунды, за которую она ясно прочла намерение в его глазах. Она должна была действовать, предупредить его, предотвратить то, что последует дальше. И в эту долю секунды, казалось, все время остановилось между ними, и ее снова пронзило чувство вины, которое она не должна была испытывать.       Она прижала ладонь к его груди и посмотрела на него расширенными глазами.       — Саске, — хрипло начала она. — Подожди…       Но она прервалась, не сделав больше ничего, чтобы остановить его, когда он наклонил голову и нашел ее губы, когда поцеловал ее страстно, с бессмысленным отчаянием, которое лишило ее сил. Как будто он не мог дышать без нее, как будто она была водой, необходимой ему для жизни, как будто она была сформирована из основных элементов, необходимых ему для выживания. Его губы лихорадочно двигались навстречу ее губам, и Сакура, понимая, что уже слишком поздно менять ход судьбы, зажмурила глаза и, наконец, поддалась его прикосновениям, подняла руки и обвила ими его шею, прижимаясь всем телом к его телу.       И в первый — и, как она сказала себе, в последний раз — она поцеловала его в ответ, так же глубоко и дико, с трепетом и безрассудством, как они целовались много раз до этого, как будто они были не врагами, а давно потерянными любовниками, которые принадлежали друг другу, воссоединившись после душераздирающей разлуки. Она целовала его яростно, безоговорочно; ее руки перебирали его шелковистые волосы — такие мягкие, такие тонкие под ее пальцами — и ее кровь воспламенилась от искры его прикосновения. Сильные руки бога смерти обхватили ее, прижимая к себе, и когда его язык попытался проникнуть в ее рот, Сакура не стала отрицать, позволив ему выпить ее, поглотить.       Все остальное, казалось, исчезло вокруг них. Сакура твердила себе: еще десять секунд. Но теперь, когда она действительно отвечала ему взаимностью, она не могла остановить опасную химическую реакцию, сопровождавшую встречу их губ. Его умелый рот заставлял ее разрываться, и она ошеломленно подумала, что для девушки было бы очень легко полностью потерять себя от таких страстных поцелуев.       Саске провел кончиком носа по ее переносице и выдохнул:       — Сакура…, — и гнев полностью вышел из него, сменившись радостью и растерянным удивлением, от которых у нее сжалось сердце. Его руки прикоснулись к ее щекам в таком неожиданно нежном жесте, что слезы затуманили ее зрение. Она могла только в недоумении смотреть на него, когда он провел большим пальцем по ее нижней губе, вытирая слезы.       — Я…, — сглотнула она, пораженная тем, как быстро учащается ее пульс. Она чувствовала и его сердце, судорожно бьющееся в груди.       — Хватит, — выдохнул он ей в губы. Ему не нужно было больше ничего говорить.       Она поняла, что он имел в виду.       Хватит сражаться. Хватит войны.       Он снова поцеловал ее, более медленно, более чувственно, и она ощутила, как он освободил ее волосы из хвоста, как ее локоны упали вокруг нее, а затем его пальцы оказалась в них. Все, к чему он прикасался, покалывало и дразнило, было трещащей молнией, расплавленным огнем, вызывающим онемение льдом.       — Ммф…, — прохрипела она, когда он снова углубил поцелуй. Он снова стал хищным, голодным. Ужасающим в своей интенсивности. Что за мощная, взрывная сила текла между ними? Она задохнулась, когда его рот резко отодвинулся от ее рта и прошелся вдоль линии челюсти, посылая разряды электричества, пульсирующие в ней. Когда его губы коснулись ее шеи, она задохнулась. Мгновение спустя его шершавый язык скользнул по ее горлу, облизывая, посасывая, пожирая. Он чувствовал, как ее пульс бьется там, неровно, и его сердце заколотилось.       Она не могла отрицать этого. Несмотря на все свои слова, она не могла сопротивляться влечению между ними так же, как и он. Он знал, что его прикосновения действуют на нее. И вся боль, тьма и ярость, которые он испытал, узнав о ее предательских намерениях, угасли, сменившись жидким солнечным светом, который лился по нему восторженным потоком. От этой сладости было ужасно больно, но каким-то образом разлетевшиеся осколки его разбитого сердца перегруппировывались, медленно срастаясь.       Она сказала, что не может его простить. Утверждала, что не хочет иметь с ним ничего общего. Но как она могла это сказать, как он мог поверить ей на слово, когда она так целовала его в ответ, когда она таяла в его объятиях и наполняла его до краев своим теплом и светом, до такой степени, что вызывала такую ужасную боль внутри?       Неужели она не видела? Что бесполезно бороться с разрушительным цунами, бушующим вокруг них. Они не могли выплыть. Только уйти под воду и утонуть вместе.       Еще немного!.. Глаза Сакуры были открыты. Она знала, что должна прекратить это как можно быстрее. Но ее конечности были словно мертвые. Все, что она могла сделать, — ухватиться за него. Она быстро теряла счет всему, разум несся по головокружительной спирали. Она лихорадочно соображала, не связан ли фрагмент Коры с ее внезапным параличом. Может быть, старые чувства, которые не принадлежали ей, каким-то образом всплыли вновь? Чем еще можно объяснить то, что ее тело так идеально прилегало к телу Саске? То, что они словно слились воедино? Те искры, вспыхивающие между ними?       Ее веки снова сомкнулись, а голова откинулась назад, когда он потянул ее за волосы, открывая ее уязвимую шею его ищущим губам. Сакура потеряла себя, поддавшись темному, обезоруживающему соблазну его электризующих прикосновений, и вернулась в сознание только тогда, когда почувствовала под собой мягкость матраса. Ее глаза в тревоге распахнулись. Саске перенес их на кровать!..       Все происходило слишком быстро.       Ее легкие напряглись в поисках воздуха. Она видела, что его грудь тоже вздымается. В его глазах был дикий свет. Чистая, хищная похоть.       — Саске.., — нервно начала она.       — Молчи, — приказал он. Его руки обхватили ее запястья, прижав их к голове, и он опустил свое лицо в нескольких сантиметрах от ее лица. — Ты действительно..., — он осыпал ее щеку мелкими поцелуями, — …такая раздражающая, — сердито прошептал он, а затем снова приник к ее губам.       Чувство дежавю от этих слов нахлынуло на нее, и Сакура попятилась.       Остановись, — слабо произнес тоненький голосок в ее сознании. Останови его... хватит... он взял достаточно!       Но когда он отпустил ее, она обхватила руками его шею и притянула его к себе еще теснее. Это было, яростно твердила она себе, прощание . Она позволила себе еще одну минуту, для верности.       Его руки прошлись по ее бокам. По гладкой, открытой коже ее ног. Его горячий язык танцевал с ее языком. Она была теплой, мягкой и податливой под ним. О боги! Она была наркотиком, пьянящей зависимостью. Она заставляла его жаждать каждый ее дюйм, и ему никогда не было достаточно. В этот момент бог смерти был полностью поглощен ею. Совершенно не защищен. Совершенно уязвим.       — Ты спросила, — Саске дышал с трудом, в перерывах между пылающими поцелуями, — почему. Этого ответа... — он поцеловал ее глубоко, долго и сильно, — недостаточно?       Она почувствовала, как кончики его пальцев пробираются под юбку, прослеживая внешний контур ее левого бедра, и чужое, пульсирующее тепло начало разливаться в глубине ее живота. Ее спина выгнулась дугой, прижимая ее тело к его телу, и она издала горловой стон в его губы.       Это было неправильно, с чувством вины поняла Сакура. Очень неправильно. Химия, которую они разделяли, была совершенно ужасающей. Как неудержимая сила природы, способная уничтожить их обоих. И в ту же секунду она поняла, что, возможно, именно этого она боялась больше всего.       Но она яростно твердила себе, что он просто пробует свое собственное лекарство. Что она имеет полное право манипулировать его чувствами — так же, как он так жестоко поступил с ее.       Хватит! Приказ оглушительно прозвучал в ее голове. Более чем достаточно!       Сосредоточенность и непоколебимая решимость снова нахлынули на нее, прогоняя из головы туманные паутины физического желания. Она переместила руки на его грудь и сильно толкнула. Она застала Саске врасплох, заставив его отшатнуться от нее. Он уставился на ее лицо, моргая от нахлынувшей дымки желания, его дыхание было затруднено.       — Остановись! — задыхалась Сакура. — Это… это безумие!       Если это было безумием, то Саске больше никогда не хотел быть разумным. Он так сильно жаждал ее — нет, он нуждался в ней, — и снова сжал ее запястья в нерушимой хватке. То, с какой готовностью она ответила ему взаимностью, убедило его в том, что он тоже ей нужен.       На какое-то тошнотворное, ужасающее мгновение Сакура запаниковала. Она не знала, что будет делать, что сможет сделать, если он не прекратит.       — Пожалуйста, — задыхалась она в тревоге, когда его голова снова начала жадно опускаться. — Саске! — Она сопротивлялась и отворачивала лицо от губ, которые пытались захватить ее в еще один пылкий, лишающий рассудка поцелуй. — Нет! Прекрати! — Она боролась, извиваясь под ним, пытаясь вырваться, как вдруг в ее сознании промелькнула ужасающая возможность потерять что-то, кроме жизни, и она собрала последние силы, чтобы снова толкнуть его. — Ты пугаешь меня!       Эти последние слова, казалось, наконец-то дошли до него, он издал разочарованный рык и с большой неохотой и огромным усилием оторвался от нее. Он напряженно сидел на краю кровати, руки сжались в крепкие кулаки. Он пытался восстановить контроль над своими вытесненными чувствами. Его кровь, словно бензин, растекалась по телу, заставляя его гореть.       Пошатнувшись, она села. Сердце готово было выскочить из груди, когда она пристально смотрела на него тревожными глазами. Его собственные были закрыты. Она видела, что он борется, пытаясь восстановить самообладание.       Сакура считала секунды. Ей было интересно, сколько времени это займет.       — Прости, — сказала она.       Саске поднял веки, и его дыхание постепенно успокоилось. Он слегка нахмурился. Прости?.. За что извинялась эта раздражающая девчонка? Да, она замышляла предать его. Но на самом деле она этого не делала. Он даже не мог вспомнить, почему он так разозлился. Ведь ее слова более чем оправдывали ее намерения. Это было самое малое, что он заслужил, не так ли? За все те зверские поступки, которые он совершил. И уж точно он не мог сдерживать гнев после того, как она так поцеловала его и лишила логического мышления.       — Прости, — повторила она. — Я не должна была. Но я сожалею. Мне жаль, что у меня не было другого выбора. Что все должно было закончиться именно так.       Он слышал слова — но не мог их переварить. Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее в замешательстве — и тут он увидел ее выражение лица, такое прозрачное.       Он прочел печаль. Сожаление.       Осязаемое чувство вины.       Внутри него мгновенно взорвалась тревога. Он напрягся и вскочил на ноги, сделав шаг назад от кровати, его броня снова была полностью поднята. Он сказал себе, что не должен был ослаблять бдительность. Только не рядом с ней. Он не мог позволить себе недооценить Сакуру, как никто другой. Сакура, которая, как он только что узнал, могла подобраться к нему ближе всех, могла причинить ему больше всего боли, больше, чем кто-либо другой...       Но по ее лицу он понял, что ущерб уже нанесен.       — Мне жаль, — прошептала она снова. — Но я должна уйти.       Он неуверенно покачал головой, инстинктивное чувство предчувствия охватило его. А затем, с разрушительной внезапностью, от которой у него перехватило дыхание, Саске почувствовал это. Первый укол пульсирующей боли в груди. Казалось, она исходит прямо из камер его сердца и разливается по всему телу.       Сакура соскользнула с кровати. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых блестели свежие слезы. Ее челюсть, однако, была крепко сжата.       Через несколько секунд кровь Саске раскалилась добела, превратившись в смертоносное, испепеляющее инферно. Но это было совсем не похоже на ликующее, эйфорическое пламя страсти, которое поглотило его всего несколько минут назад. Нет. Он понял это слишком поздно. Мучительное, волнующее ощущение было безошибочным.       Безжалостное, непрекращающееся, кусающее жало яда. Оно пронеслось по его венам, как огонь, леденящий и обжигающий, искалеченные глаза поднялись к ее лицу. Он сфокусировался на ее губах, и тут его осенило ужасное осознание.       Сердце, которое уже начало понемногу приходить в порядок, треснуло и разлетелось на куски, когда Царь Мертвых наконец понял, что сделала Сакура. Понял всю разрушительную глубину ее предательства.       Она поцеловала его, нанеся на губы безвкусный, невидимый яд. Все это время она намеревалась заманить его, чтобы осуществить свой коварный план. И он, как дурак, поддался на это, сыграл ей на руку. Он с жадностью попробовал ее на вкус, и это привело к тому, что яд попал ему в рот. Очевидно, это был очень сильный яд, опасный только для бессмертных, потому что достаточно было просто поцеловать ее, чтобы он просочился в его кровь и отравил его.       Откуда у них такой яд? Он недооценил, насколько Сакура была умна и хитра. Насколько безжалостной и непоколебимой она была. Несмотря на то, что Карин явно подставила подножку, раскрыв предательство, Сакура сохранила спокойствие, собралась с силами и ждала удобного момента, чтобы перевернуть все в свою пользу. Ампула, которую она спрятала, была запасной. Теперь он это понимал. Это был ее истинный план: использовать его единственную слабость — ее — и использовать против него.       И в этот момент Саске осознал, насколько она выросла и постоянно меняется. Та Сакура, которую он похитил, никогда бы не решилась на столь опасный поступок.       Он научил ее сражаться. Поощрял в ней тот дерзкий дух, который, как он знал, дремал в ней. И она сделала именно это. Она доказала, прямо здесь и сейчас, что она не слаба и не толкается. В ней было желание быть воином — набраться смелости, чтобы сделать то, что необходимо, чтобы защитить себя и действовать в своих интересах. В любой другой ситуации он был бы впечатлен, но парадоксальным и жестоким образом оказалось, что она наконец-то прошла обряд посвящения и стала по-настоящему посвященной в искусство боя за его счет.       Она утверждала, что у нее не было другого выбора. У него даже не было возможности сказать ей об этом. Что он организовал ее освобождение и собирался отправить назад...       Его глаза, пылающие гневом, встретились с ее глазами, в которых плескалась ярость, не поддающаяся примирению.       — Ты…, — начал он шипеть от ярости, но даже говорить было невыносимо тяжело. Он шагнул к ней, намереваясь протянуть к ней руки, схватить ее — но все его тело закричало в знак протеста. Он заскрипел зубами и перевернулся на спину, вцепившись когтями в грудь, словно желая расцарапать себя и выпустить яд.       Боль сдавила его горло. Каждый нерв внутри него кричал от боли. Он никогда не испытывал таких физических мучений. Через несколько минут тело отключилось. Ноги спотыкались, он начал кашлять.       Сердце Сакуры бешено колотилось. Она говорила себе, что он заслужил такую боль после всего, что сделал. Но от этого наблюдать за падением этого бога было не легче. Она не получала никакого удовлетворения, наблюдая за его физическими страданиями.       В один момент она почувствовала странную пустоту.       Когда он упал на колени, впившись пальцами в пол, она почувствовала странное оцепенение. Как будто она не переживала всего этого. Как будто она наблюдала за происходящим с безопасного расстояния. Она смотрела на него, гордого, свирепого царя, которого поставила на колени смертная девушка. Это было прискорбное зрелище, и в тот момент она пожалела его.       Но он воспользовался ее добротой. Ее состраданием. Он сам навлек на себя это наказание.       Ноги сами понесли ее к тому месту, где на земле лежала катана. Левая рука Саске вскинулась и обхватила ее лодыжку, когда Сакура проходила мимо него. Он крепко ухватился за нее, хрипя, но не мог собрать силы, необходимые для чего-то еще. Все вокруг превратилось в миазмы пульсирующей, багровой боли, а зрение начало расплываться. Он не мог сфокусироваться, сколько бы раз ни моргал. Голова пульсировала, а тошнота не позволяла двигаться, не заставляя комнату бешено кружиться вокруг него.       Он тщетно пытался заговорить. Сказать что-нибудь. Что-нибудь.       Но мучительная боль лишила его воздуха в легких, и единственными звуками, которые он мог издать, были мучительные ворчания.       — Гхн!.. — Он был полностью недееспособным. Беспомощным. Он не мог ничего сделать, кроме как скорчиться, скрючившись от мучений, когда обжигающий яд душил его, прокладывая яростный, жестокий путь через беспомощное тело.       Сакура долго смотрела на него. Он все еще держался за нее — но от страха ли или потому, что это была последняя, отчаянная попытка не дать ей уйти, она не могла сказать.       — Ты сделал это с собой, Саске, — хрипло прошептала она, и горячие слезы покатились по ее щекам. Она не знала, слышит ли он ее, но все же решилась: — Ты заставил меня сделать это; ты не оставил мне другого выбора. То, что ты сейчас чувствуешь… — она покачала головой. — Это ничто по сравнению с тем, как ты причинил мне боль!..       Она отбросила в сторону чувство вины — безумный шепот, который умолял ее упасть на колени и утешить его, когда он издал еще один придушенный стон. Все было кончено. Она не могла вернуться назад. Она могла только двигаться вперед. Надо было сосредоточиться на всем, что он сделал с ней. Это придало ей мужества, необходимого для дальнейшего продвижения вперед. Без особого труда она вырвала свою лодыжку из его ослабевшей хватки, подхватила Кусанаги и, не оглядываясь — ибо боялась, что может замешкаться, — вышла из комнаты.       И она побежала. Она бежала быстрее, чем когда-либо в своей жизни. Все ее тело сильно дрожало, но, подпитываемая адреналином, она не сбавляла темпа. Она пробегала мимо изумленных слуг и чуть не столкнулась с Карин, когда огибала коридор, ведущий к лестнице.       Нимфа удивленно посмотрела на нее. Сакура остановилась, не менее потрясенная тем, что она все еще бродит по дворцу. Они смотрели друг на друга.       Затем Карин заметила Кусанаги и вскрикнула от шока, указывая на нее пальцем.       — Ты… ты маленькая предательница! Ты действительно сделала это? Ты причинила ему боль?! — Ее руки взлетели к щекам. — Где Саске?!       Сакура оскалилась, но ничего не ответила. Карин могла идти и ухаживать за царем, который совершенно не интересовался ею. Она просто отпихнула нимфу в сторону и упорно продолжала свой путь.       Пересекая холл, она чуть не сбила с ног Юме.       — Госпожа?! — встревоженно воскликнула Юме. Ее глаза расширились, когда она увидела слезы на лице Сакуры и меч Саске в ее руках.       — Прости! — Сакура покачала головой, но не остановилась. — Но я больше не могу здесь оставаться! — Она сожалела, что ушла, не попрощавшись, но знала, что ей нельзя терять времени. Если Саске каким-то образом восстановится раньше, чем ожидалось... она знала, что он точно передумает убивать ее. Не обращая внимания на отчаянные призывы служанки, она помчалась прямо в конюшню, к своей Эос. Тот же конюх, которого она видела раньше, к счастью, уже оседлал ее. Повезло.       Мальчик удивленно посмотрел на нее, когда она без слов выхватила у него поводья.       — М-миледи?       Она проигнорировала его и поспешно взобралась на лошадь. Позади нее кони Саске засуетились. Как будто они чувствовали беду своего хозяина. Как будто они знали о ее предательстве.       — Отвези меня к камере Суйгецу, — крикнула она. —Быстро!       Эос послушно подчинилась. Мир пронесся в потоке, когда ее лошадь покинула конюшню и понесла ее к длинной, обсаженной деревьями дорожке, которая вела ко дворцу Саске.       Оглушительный шум крови в ушах и грохот копыт — это все, что Сакура могла слышать, когда ее лошадь прорвалась через высокие ворота и галопом понеслась в туман за ними.