Проклятие дома Вернон

– И что же нам делать? – совершенно не заботясь о чистоте своего платья, Анри сидела на одном из сундуков, судорожно сжимая в руках куколку, одетую в черный фрак. Непонятного цвета волосы, «мышиного» глаза. И родинка. Вернее, уродливое родимое пятно сзади на шее. Ричард. После совершенно дикого предположения Ксавье, они переругались, сбрасывая ужас и страх, обвиняя друг друга во всем, чем только можно. Жерара – за то, что привел всех в этот дом. Ксавье – за то, что рассказал про этот дом. Анри – за то, что организовала «экспедицию». Даже Бертрану – и то досталось. Ксавье точно не помнил, за что. Кажется, за то, что не отговорил всех заходить в дом. Крики закончились, когда Анри вдруг села на ближайший кофр и расплакалась – горько и беспросветно, как обиженный ребенок. Тихий плач послужил финальной вехой, поставившей точку в распрях. Пока Жерар успокаивал девушку, Ксавье и Бертран переворошили игрушки на полках и сундуках, пока не нашли куколку, которую сейчас то ли грела, то ли терзала Анри. – Давайте вернемся к плану Бертрана, – стараясь придерживаться делового тона предложил Ксавье. – Вернемся в зал и попробуем разбить окно. – Не думаю, что у нас получится, – тихо пробормотала Анри. Она сидела и гладила тонкими пальцами фарфоровое личико, глядя на него пустым взглядом. Все понимали, что стоит у нее перед глазами – безуспешные попытки выбить дверь в бальный зал, от которых у Жерара до сих пор побаливало плечо. – Не попробуем – не узнаем, – постановил, как отрезал Бертран. – Может быть не получается только пока чертовщина работает. Иначе откуда взялись бы трещины? Вставайте, – он кивнул сладкой парочке, обнимающейся на сундуке. – Пошли. Не отставать и не отделяться. Мысль «не получается, пока чертовщина работа» виделась чрезвычайно разумной, однако со входной дверью, до которой они дошли плотной гурьбой, не сработала, погасив еще одну лампаду надежды. Первым в бальный зал вступил Бертран. Осторожно, словно опасаясь наткнуться на что-нибудь или кого-нибудь, высоко подняв фонарь, дающий небольшое пятно желтоватого света. Во главе процессии он очутился сам, но это было вполне логично. Не Ксавье же отправлять с его искалеченной ногой, а Жерар вел обессилевшую Анри, цепляющуюся за него как за последний берег. – Вроде бы все в порядке, – Бертран кинул сторожкий взгляд налево-направо и сделал еще один шажок. Крепко прижимающая к груди куклу, Анри с хриплым вздохом схватилась за рукав пиджака жениха, ожидая, что вот-вот – и створки вновь, с победным стуком, захлопнутся, отсекая очередную жертву. Шаг. Еще. Ничего не случилось. Схлынувшее напряжение чувствовалось физически – как поток горной хрустальной и холодной, до ломоты в зубах, воды, омывший все вокруг. – Идите, – Бертран повернулся к друзьям и попытался подбадривающе улыбнуться. Еще, мол, повоюем! – Ксавье, посвети, кажется, вот это окно со слабиной. Юноши с проснувшейся надеждой и энтузиазмом ринулись в комнату, а Анри застыла на пороге. Первый удар опустился на стекло, и девушка вздрогнула, очнувшись от транса. – Вы слышите? – спросила она дрожащим голосом. – Вальс… – и совершенно по-глупому, как торговка на итальянском базаре, взвизгнула: – Вальс возвращается! Из углов и щелей потихоньку, как неуверенные весенние ручейки, начинала струиться музыка. Поначалу медленно и нерешительно, а потом все быстрее и быстрее, сливаясь в полноводные ручьи, весело играющие весенней капелью. «Лужицы» блестящего паркета принялись растекаться, жадно пожирая все вокруг себя – грязь, сор, заливая трещины новым лаком. Отражающиеся в нем, как в зеркале, люстры появились дрожащими силуэтами на потолке, а из стен начал проступать призраки людей, мирно беседующих на балу. – Уходите! – взвизгнула Анри, пятясь прочь. Но никого не нужно было просить – все уже бежали, лавируя между «лужами», стремясь как можно быстрее добраться до выхода. Ближайшая к девушке блестящая «лужица» выпустила ручеек, целенаправленно потекший к Генриетте, как будто чувствовавший ее тепло, панику и страх. Анри застыла, в ужасе глядя на оживающий зал, на странное блестящее «щупальце», тыкающееся беспомощным слепым котенком в невидимую линию, отделяющую зал от холла. – Оно не может… – пробормотала девушка, не отрывая взгляда от чудовищной пародии на жизнь. – Оно не может выйти из зала! Однако «оно» могло поступить по-другому. «Щупальце» замерло на секунду и принялось торопливо растекаться вдоль порога, все ширясь и ширясь, отсекая блестящим паркетом и праздничным светом бальный зал от остального дома. Он был не такой уж большой, этот зал, однако когда Анри подняла взгляд, то оказалось, что ее друзья, которые давно должны были добежать до порога, добрались только до середины зала. – Быстрее! Оно растекается! Крик, полный страха – но не за себя, за других рассыпался осколками калейдоскопа, тут же собравшегося в новую картину: Жерар, перепрыгивающий через блестящее озерцо, Бертран и… Ксавье, которому оказалось не под силу преодолеть это препятствие, медленно пятящийся от жадно подступающего к его туфлям зеркального блеска. Еще несколько секунд – и он окажется в ловушке со всех сторон. – Двери… Почему они открыты? – подрагивающим голосом поинтересовалась неизвестно у кого Анри, неотрывно глядящая на друга, оставшегося в зале. А зеркальная волна все не успокаивалась – продолжала тыкаться в порог, с каждым разом все настойчивее и настойчивее, как прилив, бьющийся о волнорез. Откатиться – и со всего размаху о препятствие. И еще раз. И еще. Взлетая все выше и выше. – Жерар, Бертран, сделайте же что-нибудь! Вы же умные! – истерически воскликнула Анри. Сдерживать себя девушке становилось все сложнее и сложнее. Если бы там оказался Жерар, девушка бы бросилась к нему, не раздумывая. Но там, за порогом, под все ярче разгорающимися свечами, медленно отступал от них с отчаянием на лице Ксавье. – Брось туда куклу, – тихим, почти безжизненным голосом велел Бертран, наблюдающий за «приливом» с бесстрастностью ученого. Наверное, именно так он смотрел на свои чертежи и расчеты. – Что? – растерялась Анри и бросила взгляд на возвышающегося кряжистой тенью друга. – Но это же Ричард. – Брось туда куклу, – не двигаясь с места, с нажимом повторил Жерар, от которого так и веяло огромным напряжением, смиряющим желание взорваться и сделать все по-своему, перестав уговаривать и успокаивать всех вокруг. – Но… – Да брось ты эту чертову куклу! – не выдержал Жерар и, выхватив из рук Анри куклу, зашвырнул ее в дверь, как можно дальше от них. «Ричард» упал прямо в одну из «лужиц». Блестящая поверхность подернулась рябью, вслед за которой дернулась вся комната, и даже музыка сбилась с ритма. «Лужица» застыла, и кукла начала проваливаться в нее – с громким, довольным чмоканьем, с каким болото засасывает свою незадачливую жертву. Поначалу медленно, а потом все быстрее и быстрее, опасаясь, что добыча может ускользнуть из жадного рта. Но «Ричард» был всего лишь куклой, которая не могла сопротивляться. И пока она погружалась в зеркальный блеск, постепенно появляясь в другом мире человеком, что ясно можно было рассмотреть в лакированном паркете, остальные «лужицы» быстро усыхали, возвращаясь к своим обычным размерам. При первой же возможности Ксавье перепрыгнул через зеркальные волны, чуть не подвернув и без того покалеченную ногу, но Бертран вовремя подхватил его, не дав упасть. – Надо же, я уж было решил, что там и останусь, – криво усмехнулся Ксавье. Говорить «спасибо» было глупо. За такое не благодарят. За дальнейшей фантасмагорией они наблюдали все вместе. Молча. Лишь один раз Ксавье тихо, на грани слышимости, пробормотал: – Не зря я боялся в детстве на них наступать… – после чего молчание вновь накрыло их тяжелой, вязкой пеленой. Когда лужица с довольным хлюпом заглотила куклу, зал взорвался музыкой, выворачиваясь изнутри, выпуская наружу все великолепие бала. И Ричарда, со счастливой улыбкой на лице кружащегося в вальсе с миниатюрной брюнеткой, чью аккуратную прическу венчала бриллиантовая диадема. Двери захлопнулись, отрезая их от бала. Сжавшись в комочек, Анри притулилась около одной из балясин лестницы. Рядом находился Жерар, переплетя пальцы и беспомощно глядя куда-то под ноги. Трудно было в этом потерянном человеке узнать вечного балагура и насмешника, каким он был всего лишь пару часов назад. Ксавье сидел на нижней ступеньке, сложив ладони и прижав большие пальцы к губам. Внезапно он заговорил. – Откуда ты узнал, что нужно отдать куклу? Бертран, беспокойно вышагивающий у подножия лестницы, остановился. – Я не знал. Я только предположил, что поведение этой… субстанции – ненормально. И у меня есть еще одно предположение. У кого-нибудь есть часы? Анри лишь обреченно покачала головой. Жерар на всякий случай похлопал себя по карманам и тоже отрицательно покачал. – У меня есть. Только они встали, – отозвался Ксавье, демонстрируя запястье с механическими часами, стрелки которых замерли на без одной минуты восемь. – Тогда, скорее всего, не поможет, – пробормотал Бертран. – В общем, идея такая. Во всяких оккультных науках зло или чертовщина, а следует признать, что с нами происходит именно она, приходит либо после заката, либо с двенадцатым боем часов. В полночь, то есть. В нашем случае все началось около заката, а, значит, есть шанс, что с полночью все закончится. – И когда она наступит – эта полночь? – на редкость равнодушным голосом поинтересовалась Анри, прикрыв глаза и поплотнее обхватывая себя руками. – Этого я не знаю. Но можем попытаться выяснить. Где здесь еще есть окна? Возвращаться в комнату с куклами не хотелось никому. – Кажется, там, – Ксавье неуверенно ткнул пальцем в одну из темных дверей. – Отлично, – Бертран, неожиданно заделавшийся мозгом компании, подхватил неизвестно откуда взявшийся фонарь, притулившийся у подножия лестницы. В последний раз его держал в руках Ксавье – когда пытались разбить окна в бальной зале. Бежал к выходу он уже без фонаря. Но думать еще и над тем, каким образом фонарь переместился, сил не оставалось. – Идем вместе, не разделяемся. Комната с кроватью, как ее мысленно окрестил в свое время Ксавье, тоже не изменилась. Просто кровать с голой сеткой, зеркало напротив, и окно. И все. – Надо попробовать разглядеть луну, – близоруко прищурившись, Бертран пытался то так, то этак выглянуть в широкий оконный проем и поймать хоть кусочек неба, освещенный ночным светилом. Позади него почетным караулом застыли Анри и Ксавье. Через несколько минут девушка не выдержала и обернулась: – Жерар, помоги на… Жерар, что ты делаешь? Жерар стоял около зеркала, вцепившись обеими руками в раму, смотрел, не отрываясь, в него и никак не отреагировал на вопрос невесты. – Жерар… – растерянно повторила Анри, а Жерар лишь беспомощно улыбнулся и коснулся пальцами зеркала. Его поверхность мягко спружинила, а затем… Мягкие зеркальные губы обхватили палец и прошлись по нему лаской. Мелькнул зеркальный язычок, Жерар судорожно вздохнул и – шагнул в зеркало, мгновенно провалившись в него. Анри метнулась вслед, но ее руки натолкнулись на ровную поверхность, за которой… Комната была также самая и одновременно разительно изменилась. Простая панцирная кровать преобразилась в огромное ложе с балдахином, на полу расстелен пушистый ковер, а стены обиты набивным шелком. И везде – красное и золото. Пурпурное покрыло, красный балдахин с золотыми кистями, алая ткань с золотым набивным рисунком. Тонкий, гранатового цвета халатик уже сползал с плеч девушки, обнимающей и целующей Жерара, обнажая татуировки – «дьявольские» крылышки на лопатках. И хотя девушка стояла спиной, явно чувствовалось, что природа ее щедро одарила формами. Как и высокого, обнаженного юношу, свободно, без всякого стеснения, подошедшего к Жерару и поцеловавшего его в плечо. Взгляд, полный самодовольного торжества и злобы, который он кинул перед этим в зеркало, заставил Анри отшатнуться и уткнуться лицом в грудь Бертрана, неизменной поддержкой оказавшегося рядом. Так что она не видела того, что происходило дальше, но все слышала… Жерар давно мечтал очутиться в постели одновременно с Анри и ее братом, Виктором. Что делать, если он любил обоих? Бессмысленно, безумно, страстно. Он не мог быть одновременно с обоими, так что приходилось изменять Анри, его Анри, с ее же братом. Когда-нибудь, потом, Жерар собирался рассказать своей девочке об этом. О том, что обнимая ее, он всегда думает еще и о другом, представляя его с ними рядом. Как бы он был счастлив, если бы его мечты исполнились… И вот сейчас, одновременно целуя Анри и Виктора, он был сумасшедше счастлив… Распластанный между двумя телами Жерар застонал в губы темноволосого юноши, на спине которого виднелась точно такая же татуировка, как у девушки – крылья. В тот же миг девушка обхватила губами мужское достоинство Жерара. Прошлась раз-другой-третий, довольно облизнулась и кинула игривый взгляд в зеркало. Ксавье невольно напрягся, а Бертран покрепче прижал к себе Анри, которая крепко, до боли прижимала ладони к ушам, лишь бы не слышать творящегося. Девушка глянула на обернувшегося на нее юношу и – как по команде – из их тел взметнулись вверх алые, цвета крови крылья, а из волос вывентились рожки. Демонесса улыбнулась, демонстрируя совершенно нечеловеческий оскал, и с нечеловеческой же быстротой ринулась вниз, вцепляясь зубами в плоть Жерара, чтобы резким движением вырвать ее из тела несчастного. Полный боли крик почти мгновенно стих, сменившись бульканьем, когда демон вырвал Жерару горло. Звуки сменились на довольное чавканье. Демоны жрали. Через несколько секунд, как финальная насмешка, из зеркала вылетела зажигалка с затейливой гравировкой «Виктор»…