Цена

*** Его величество кайзер Фридрих IV был в плохом расположении духа, а проще говоря – маялся похмельем после вчерашнего очень уж затянувшегося ужина. Государственные дела вполне могли подождать, тем более что ничего особо важного на сегодняшний день и так не планировалось. И, приказав никого к себе не пускать, он занялся тем, что могло отвлечь его от головной боли и прочих неприятных ощущений. Дворцовая оранжерея и любимые цветы – все, что Фридрих в данный момент желал видеть. Пара часов, потраченная на пересадку коллекции редчайших карликовых роз, почти вернула кайзеру хорошее самочувствие. Он уже решил, что пора бы подумать и об обеде, когда услышал чьи-то шаги. Видеть никого из придворных кайзер все еще не изъявлял желания, поэтому с досадой отставляет очередной цветочный горшок и оборачивается, чтобы отчитать осмелившегося нарушить его уединение. Но гневные слова так и остаются непроизнесенными, поскольку перед Фридрихом стоит Аннерозе фон Грюнвальд. Фрейлина делает положенный по этикету книксен и замирает. Глаза девушки опущены, но кайзер замечает, что она явно недавно плакала, и поэтому спрашивает: –Аннерозе, вы чем-то расстроены? –Ваше величество, – девушка еще ниже опускает голову, – я… я осмелилась прийти к вам с просьбой о вашем содействии в расследовании нападения на моего брата. –Но, как мне докладывали, военная полиция уже занимается этим делом. Кажется, вчера ему действительно доставили отчет начальника военной полиции, но кайзер не собирался портить себе настроение и аппетит... все же нужно это просмотреть. –Ваше величество, – Аннерозе все же отваживается посмотреть кайзеру в глаза, но ее голос становится еще тише, – я боюсь, что виновные могут так и остаться безнаказанными. –Почему вы так думаете? – Фридрих подходит ближе и берет ее за руку. – Ваш брат вам что-то рассказал? –Нет, но я боюсь, что… – Аннерозе на пару секунд замолкает, а потом говорит: – Разве мой брат не заслужил справедливости? Прошу вас, Ваше Величество... – слезы все же срываются с ресниц, и девушка еле слышно произносит: – Простите. –Ах, дорогая, не стоит извиняться, я сегодня же прикажу Лихтенладе лично проследить за ходом расследования и доложить мне сразу же, как что-то станет известно, – Фридрих берет Аннерозе под руку и продолжает: – А теперь я бы хотел показать вам те чудесные кусты, что мне доставили на той неделе, вы обязательно должны их увидеть. Кайзер подводит Аннерозе к горшкам с растениями и начинает рассказывать о достоинствах своих новых питомцев. Она привычно притворяется, что внимательно слушает, даже что-то отвечает, но вот ее мысли… ее мысли сейчас далеко и от Фридриха, и от его бесценных роз. Аннерозе снова думает о брате: как же она за него боится, и как же ей хочется быть с ним рядом, но это невозможно. Все, что она может – это просить кайзера и надеяться. *** Утро в Адмиралтействе для Вольфа началось со звонка Оскара. Сообщив, что ночь прошла вполне спокойно, он обещал появиться после обеда. Волк все еще пребывал в плохом настроении, так что хорошие новости были как нельзя кстати. Но один вопрос по-прежнему не давал ему покоя. Вчера он непозволительно сорвался, и если бы Оскар его не удержал – неизвестно, чем все могло закончиться. Ройенталь правильно сказал – вытаскивать, случись что, сейчас действительно некому. Ну, для себя он уже решил, что больше подобного не допустит, в Оскаре тоже не сомневается, но есть один человек, бешеный нрав которого вполне может привести к новым проблемам, услышь он то, что говорили вчерашние идиоты. Волк набирает номер, но на вызов долго не отвечают. Лишь со второй попытки экран оживает. Сначала Вольф видит только руку и бок Биттенфельда и слышит, как тот, не стесняясь в выражениях, отчитывает кого-то из подчиненных. Проходит не меньше минуты, пока Фриц-Йозеф садится в кресло и поворачивается к экрану. –Доброе утро, Миттельмайер, новости о Лоэнграмме есть? – да уж, Фриц-Йозеф привык быть первым везде, и в разговоре тоже. –Доброе утро, с командующим все в порядке, – Волк пододвигает к себе комм, чтобы лучше видеть реакцию собеседника. – Биттенфельд, я бы хотел поговорить с вами на одну не слишком приятную тему. –Что там уже случилось, опять мои уланы отличились? – а вот, кстати, еще одна причина возможных проблем. Что офицеры, что рядовые у Биттенфельда под стать своему командиру, а с каждым из них не поговоришь. Ну, с этим Фриц будет разбираться сам. –Пока нет. Это больше касается вас, – Биттенфельд неопределенно хмыкает, и Миттельмайер продолжает: – За те два дня, что прошли после нападения на командующего, среди некоторых офицеров начали распространяться порочащие его честь слухи. По мере того, как Волк произносит эти слова, лицо Фрица-Йозефа постепенно приобретает багровый оттенок, а зрачки сужаются. –Миттельмайер, о чем вы? Вопрос задан таким тоном, что Волк уже не рад своему решению поговорить с Биттенфельдом по комму. Все же стоило пригласить его к себе и для начала предложить что-нибудь выпить. Хотя нет, трезвым он себя все-таки чуть лучше контролирует. –Именно о том, о чем вы подумали. В ответ Фриц-Йозеф выдает достаточно длинное предложение, в котором цензуру прошли бы только «я», «в» и «на». Дождавшись окончания фразы, Волк вклинивается: –Вот об этом я и хотел поговорить, – Фриц снова хочет высказаться, но Вольф его опережает: – Биттенфельд, я вынужден просить вас не вмешиваться ни в какие споры, касающиеся слухов о командующем. –Миттельмайер, какого… я должен терпеть такое… –Биттенфельд… – не выдерживает Вольф, – а вы можете подумать своей рыжей башкой о том, что, ввяжись вы, не дай Локи, в драку, и это не преминут использовать враги Лоэнграмма? – Биттенфельд снова матерится, но больше не возражает, и Волк продолжает уже чуть тише: – Фриц-Йозеф, я еще раз прошу вас – не поддавайтесь на провокации, это может повредить командующему. Фриц-Йозеф с минуту молчит и тяжело дышит, а потом все же отвечает: –Хорошо, ради Лоэнграмма я постараюсь сдержаться. –Я рассчитываю на ваше понимание. Волк отключает комм и откидывается на спинку кресла. Хель, как же все отвратительно! Вчера он сам не удержался, а сегодня вынужден отчитывать Биттенфельда, хотя прекрасно понимает и разделяет его чувства. *** Зигфрид с сожалением закрывает очередную страницу светской хроники, которую просматривал в надежде выловить хоть что-нибудь интересное о герцогском секретаре и племяннике, а также о дядюшке фон Тодда. Но, кажется, он уже нашел все, что мог. Последние пару часов ему попадаются только очередные скандальные статьи о похождениях этой парочки да хвалебные отзывы о меценате и благотворителе. Часы возле кровати показывают половину шестого вечера. Райнхард еще мирно спит. Сегодня он почти весь день бодрствовал, уснул чуть больше часа назад. Все-таки ему уже заметно лучше. Это же подтвердил и доктор, приходивший с утра. Кстати, и сам Кирхайс сегодняшним утром первый раз за эти дни почувствовал себя вполне отдохнувшим. Зигфрид отставляет ноутбук, встает и потягивается, все же от долгого сидения в одной позе затекли все мышцы. Странно – заканчивается всего лишь третий день, а ему кажется, что прошло уже больше недели. И еще... сегодня ему показалось, что темный период все же отступил, и боги наконец повернулись к ним лицом. Почему эти мысли пришли и откуда взялась уверенность в успехе, Зигфрид понять не может, но страха за Райнхарда и неуверенности больше нет. Вместо этого – желание как можно быстрее найти возможность наказать виновных. С работой он на сегодня явно закончил, Райнхарда до ужина не стоит будить, поэтому пока вполне можно почитать какую-нибудь книгу. Зигфрид идет к себе и через пару минут возвращается с толстым томом в потрепанной обложке. Устроившись в кресле, которое он перетащил сюда из кабинета еще утром, под язвительные замечания Райнхарда, Зигфрид открывает книгу. Еще час он с удовольствием читает любимые фантастические рассказы. Когда-то, еще на младших курсах академии, они с Райнхардом открыли для себя эту книгу, затем она путешествовала вместе с ними на Капче-Ланку и на Изерлон, а также побывала на всех кораблях, где они служили, и все равно Зигфриду время от времени хочется снова перечитать любимые места. Лоэнграмм просыпается сам, они вместе ужинают, после чего друг интересуется: –Ты нашел еще что-нибудь в сети? –Нет, кажется, с этой стороны все возможности исчерпаны, – Зигфрид уже наметил направление, которое стоит исследовать, но пока не хочет делиться своими мыслями с Райнхардом. Для начала нужно дождаться Оскара, если ему повезло что-нибудь выяснить. –Кирхайс, Миттельмайер с Ройенталем сегодня придут? – а Лоэнграмм тоже, кажется, что-то задумал. –Да, обещали быть немного позже. –Хорошо, тогда я хочу обсудить с ними некоторые моменты, – Райнхард снова говорит не терпящим возражения тоном, но при этом внимательно наблюдает за реакцией друга и, не дождавшись от того возражений, продолжает: – Если вы опять попробуете устроить совещание без меня, то я приду к вам сам. –Не будем, обещаю, – Зигфрид улыбается другу. В том, что Райнхард способен осуществить угрозу, он абсолютно не сомневается, но и не собирается больше ничего от него скрывать. –Кирхайс, как ты думаешь, когда я смогу наконец вернуться на службу? С середины прошлого дня Райнхард чувствует себя намного лучше. Если не делать очень уж резких движений, а главное – не пытаться встать, то голова почти не кружится. Слабость еще ощущается, но все же не такая, как в первый день, и самое главное – ушло это отвратительное чувство расплывчатости и нечеткости мыслей, которое не давало нормально сконцентрироваться и подумать. Словно последний кошмар вытолкнул Лоэнграмма из туманной мглы, порожденной болью и лекарствами, заставил собраться и вспомнить о друзьях. Он не может и дальше лежать без дела, и не потому, что не доверяет им. Просто обязательно нужно кое в чем помочь. –Ну, вы же слышали, что сказал утром доктор: лежать нужно еще как минимум три дня, поэтому, думаю, в общей сложности вам придется провести дома недели три, – Зигфрид вовсе не уверен в том, что сможет удержать Райнхарда вне службы столь долгий срок, но уж постарается, во всяком случае. –Так долго? – в голосе отчетливо слышится разочарование и плохо скрываемое недовольство. –Хотите, я вам почитаю? Зигфрид берет книгу, поворачивает обложкой к Райнхарду. Тот на секунду задумывается, и по лукавым искоркам, промелькнувшим в серых глазах, легко можно понять, что отвлекающий маневр полностью раскрыт. –Давай. *** В начале девятого появляются Миттельмайер с Ройенталем, в руках у Оскара – таки корзинка с фруктами, которую он тут же ставит на тумбочку. –Вот, исправляю вчерашний недочет. Оскар вытаскивает из корзинки большой ярко-оранжевый апельсин и показывает Райнхарду. Тот сначала кривится, но недовольное выражение тут же сменяется усмешкой: –Спасибо, но чистить их будете сами. Кирхайс, не знающий всех подробностей вчерашнего разговора Лоэнграмма с Ройенталем, удивленно смотрит на друга. Затем замечает, что Вольф, который явно в курсе происходящего, еле сдерживает улыбку. –Ну, я думаю, пока их можно отнести на кухню, – Зигфрид берет корзинку и обращается к Миттельмайеру с Ройенталем: – Ужинать будете, или приказать фрау Марте сделать кофе? –Да нет, мы уже поужинали, но лично я ничего против кофе не имею, – Вольф смотрит на Оскара, и тот кивает в ответ. –Лорд Райнхард, а вы что-нибудь хотите? – Зигфрид поворачивается к Райнхарду, и тот снова недовольно фыркает. –А у меня что, есть выбор? –Конечно, есть, – Кирхайс улыбается и перечисляет: – молоко, сок или чай. При слове «молоко» Райнхарда передергивает, и он поспешно, видно, опасаясь, что друг передумает, произносит: –Тогда мне чай. –Хорошо. Вольф, принесите из кабинета маленький столик и возьмите для себя стулья, – Зигфрид еще раз бросает взгляд на Райнхарда. Тот делает вид, что не понимает намека друга, но Кирхайс все равно замечает, что он доволен. Вернувшись в спальню через пять минут, Зигфрид видит, что стол уже придвинут вплотную к кровати, а рядом с креслом поставлены два стула, один из которых занят Вольфгангом. Оскар стоит возле него, сложив на груди руки. Райнхард сидит, опираясь на подушки, и все равно создается верное впечатление, что именно он – во главе. Внешне он совершенно спокоен, но по тому, как пальцы правой руки отбивают только ему слышимый ритм, Зигфрид понимает: другу не терпится начать это импровизированное совещание. И, как только Кирхайс занимает свое место в кресле, Лоэнграмм тут же спрашивает: –Ройенталь, вам удалось встретиться с тем знакомым, о котором вы мне вчера говорили? –Да, сегодня мы его застали, – Оскар смотрит на Зигфрида, слегка выделяя интонацией слово «застали». Значит, об инциденте с Вольфом он таки умолчал. Ладно, пока никаких последствий это происшествие не имело, можно ожидать, что и не будет. –Надеюсь, он рассказал что-нибудь интересное? – Райнхард все так же продолжает барабанить пальцами по краю кровати. –Да, кое-что оказалось действительно очень любопытным... Оскар облокачивается на спинку стула, но тут в спальню входит фрау Марта с большим подносом в руках. Зигфрид поднимается и забирает у нее поднос. –Спасибо, фрау Марта, дальше мы сами. Экономка уходит, а Зигфрид ставит поднос на стол, затем наливает в две чашки кофе и пододвигает одну из них Вольфу, а вторую Оскару, который тоже садится к столу. В две оставшиеся чашки Кирхайс наливает из небольшого чайничка некрепкий чай. Лоэнграмм с некоторым сомнением рассматривает напиток, но все же берет чашку и делает один глоток. Вкус ему явно не слишком нравится, но он ничего не говорит, ведь Зигфрид пьет то же самое. Пара минут проходит в полном молчании, пока Райнхард не отставляет недопитую чашку, и это служит сигналом для Оскара, что можно продолжать. –Итак, Герберт фон Нордман еще раз подтвердил, что компания Флегеля и Тодда гуляла почти всю интересующую нас ночь в клубе «Арлекин». Причем гуляла с большим размахом. Выпивка текла рекой, а девочек заказывали не где-нибудь, а в «Золотой лилии»... и самое интересное, что оплачивал все это веселье сам Тодд. Райнхард, до этого внимательно слушавший, задает вопрос: –Я так понимаю, что обычно платил Флегель? –Верно, но примерно с месяц назад у Тодда появились деньги, и немалые, – Оскар отпивает из своей чашки, а Райнхард поворачивается к Зигфриду. –Кирхайс, ты же говорил, что Тодд практически разорен? –Да, его имение продано за долги, и судя по тому, что я смог найти, других источников дохода, кроме как жалование секретаря, у него нет, – Зигфрид слегка наклоняет голову, как всегда делает, когда докладывает Лоэнграмму. –Значит, есть свидетельства того, как он внезапно разбогател, и это по времени совпадает с проверкой, проведенной на фирме дяди, – Райнхард чуть прикусывает едва поджившую губу, но, столкнувшись с укоризненным взглядом Кирхайса, тут же разжимает зубы. Молчавший до этого Вольф ставит на стол свою чашку и говорит: –Именно, но это еще не все. Примерно в то же время, когда была обнаружена ваша машина, Нордман слышал интересный разговор: один из приятелей предложил Тодду перенести вечеринку в его загородный дом, чтобы, как он выразился, им никто не мешал, на что тот ответил, что сегодня никак не получится, потому что дом уже занят. При упоминании проклятого дома Лоэнграмм опускает глаза и прижимает правой рукой искалеченную левую кисть к груди. Зигфрид, сразу же заметивший этот жест, уже собирается спросить, что случилось, но Райнхард, почувствовав обеспокоенный взгляд друга, отпускает руку и тихо говорит: –Кирхайс, все в порядке, – и обращается уже ко всем: – Значит, Тодд был как минимум в курсе происходящего. –Скорее всего, – Вольф вздыхает и смотрит на Оскара, явно прося того продолжать. Ройенталь откидывается на спинку стула, складывает руки на груди и подводит итог рассказа: –Итак, мы имеем: расследование махинаций с поставками оружия – это раз, племянника этого самого недобросовестного поставщика, который служит секретарем у герцога Брауншвейга и является лучшим другом его родственника, а также внезапно появившиеся у него деньги – это два, и ваше похищение герцогом, о котором его секретарь, очевидно, осведомлен – это три. Логично предположить, что все эти люди действовали заодно. Тодд получил деньги за то, что с помощью Флегеля подговорил Брауншвейга организовать нападение... –Месяц назад. Время не совсем стыкуется, – Лоэнграмм снова прикрывает глаза. – Тодду несомненно оплатили услуги посредника, но речь явно шла не только об устранении угрозы. Брауншвейг был им нужен для чего-то еще. –Лорд Райнхард, я думаю, нужно попробовать выяснить, кто стоял за разрешением на поставку бракованного вооружения, – Зигфриду не слишком нравится то, что подобное может сделать только сам Райнхард, но вопрос слишком серьёзный. Ни он, ни Миттельмайер с Ройенталем не имеют возможности напрямую обратиться к кому-либо из тех, кто может дать ответ. Хотя и так можно предположить, чье имя будет названо, лучше все-таки знать точно. –Ты, как всегда, прав, – Райнхард улыбается, но его глаза при этом остаются серьезными. Кроме того, Зигфрид отмечает про себя, что друг стал намного бледнее, чем в начале разговора. – Я тоже об этом подумал. –Тогда, наверное, имеет смысл обратиться к Мюкенбергеру, – Кирхайс не слишком доверяет высшему руководству, но тут нужен человек, действительно находящийся на самом верху. –Да, я завтра попробую с ним связаться, – Райнхард на минуту задумывается и произносит: – Очень плохо, что мы так затянули с подачей рапорта об итогах проверки. –Простите, лорд Райнхард, я… – в голосе Зигфрида слышится раскаяние, но договорить ему Лоэнграмм не дает. –Кирхайс, не вини себя, я прекрасно понимаю, что тебе было не до рапорта, но завтра нам с тобой все же придется им заняться, – Райнхард особо подчеркивает «нам», на что Оскар едва слышно хмыкает и улыбается краешками губ. –Может, этим лучше займусь я? – Вольф не слишком любит возиться с бумагами, но не предложить свою помощь не может. Райнхард только-только начал поправляться, и Волку кажется совершенно неправильным позволять ему начинать работать. –Спасибо, Миттельмайер, – Райнхард снова переходит на командный тон, – но у вас достаточно дел в Адмиралтействе. Он вновь замолкает и прикрывает глаза. Зигфрид оглядывается на часы. Времени прошло не так уж много, но Лоэнграмм выглядит до крайности вымотанным – значит, нужно осторожно закругляться. Он уже хочет напомнить Райнхарду про вечерние лекарства и тем самым дать всем понять, что на сегодня серьезных разговоров хватит, но тут вступает Оскар. С новостью о выступлении флота Альянса, которую хотел сообщить еще вчера. –Их правительство решило опять попытать счастья с Изерлоном, на сей раз посланный флот не дотягивает и до половинного размера, – Оскар говорит почти без иронии, но все же в его словах проскакивает нечто, отчего Вольф и Райнхард слегка улыбаются. – Все бы ничего, но это тринадцатый флот, под командованием Яна Вэньли. Услышав фамилию вражеского контр-адмирала, Райнхард кривит губы, а затем произносит: –Такое ощущение, что после Астарты он им как кость в горле. Интересно, они понимают, что он вполне способен выполнить задание, или просто решили от него избавиться? Хотелось бы мне посмотреть, как он будет выпутываться из этой ситуации... – Лоэнграмм на секунду задумывается, видимо, представляя одного из немногих действительно достойных противников. – Все же хорошо, что мы успели закончить проверку вооружений до начала крупномасштабной кампании, иначе имели бы сейчас полкосмоса летающих гробов... гарнизон Изерлона хоть этим барахлом еще не укомплектовали... но отсюда мы все равно ничего не сделаем. Последние слова Райнхард говорит совсем тихо, и Зигфрид все же решается: –Ну что, я полагаю, что на сегодня мы все обсудили? Оскар с Волком встают со своих мест, и Райнхард тут же осведомляется: –Я так понимаю, что сегодняшнюю ночь я снова проведу в обществе одного из вас? –Да, если вы не возражаете, то останусь я, – Волк говорит это так, как будто действительно спрашивает разрешения. –Не возражаю, – Лоэнграмм отвечает спокойно, но старается не смотреть на Миттельмайера. –Хорошо, тогда я, с вашего позволения, позвоню жене, и после этого буду полностью в вашем распоряжении. –Конечно, звоните. Ройенталь прощается со всеми, и они с Миттельмайером выходят из спальни. Как только дверь за адмиралами закрывается, Зигфрид сразу же задает вопрос: –Лорд Райнхард, вы хорошо себя чувствуете? Лоэнграмм оборачивается к другу, в серых глазах мелькают злые искры. Злость скорее направлена на себя и собственную слабость, ведь он опять переоценил свои возможности – и не смог этого скрыть. Хотя заметил, похоже, только Кирхайс, а это не страшно: друг хоть и взволнован, но не станет проявлять так нелюбимую Райнхардом жалость. –Немного устал, – Райнхард отодвигается и стаскивает вниз подушку за спиной, а затем ложится. Голова у него просто раскалывается, но если лечь и попытаться расслабиться, то, возможно, это пройдет. –Но мне кажется, что у вас что-то болит – рука? – Зигфрид все так же настойчив, и Райнхард понимает, что друг не отстанет, пока не выяснит причину. –Кирхайс, – обращение звучит слегка раздраженно, – какой же ты иногда зануда. – Зигфрид в ответ только вздыхает, и Райнхарду становится стыдно за свое раздражение. – Извини, я не хотел, и дело не в руке, – кисть действительно немного ноет, но это, скорее всего, из-за того, что он ее случайно сжал, – просто голова снова... –Понятно, – Зигфрид берет одну из ярких баночек, стоящих на тумбочке, и вытряхивает на ладонь таблетку, затем наливает в стакан воду и протягивает и то и другое Райнхарду. Тот немного кривится, но не возражает, а приподнимается и берет сначала таблетку, а затем стакан с водой. Даже такая мелочь усложняется, когда нормально получается пользоваться только одной рукой. Хорошо еще, помощь «ночной сиделки» Лоэнграмму почти не требуется, можно просто закрыть глаза и не думать о том, что в комнате кто-то есть. Это ведь Миттельмайер, и в его присутствии все-таки немного спокойнее... Хотя было бы намного лучше вернуть себе возможность вставать. и больше никого ни о чем не просить. *** Утром, сразу же после завтрака, Райнхард напомнил другу о том, что их ждет работа. Следующие несколько часов были полностью посвящены именно ей. Для начала Кирхайс прочел вслух отчет комиссии, затем они обсудили общий план, и наконец – занялись написанием самого рапорта. Сперва Зигфрид пытался писать самостоятельно, но Райнхард чуть ли не через каждую минуту просил прочитать написанное, после чего начинал вносить свои правки и дополнения. Поняв, что друг все равно не успокоится, Кирхайс предложил ему просто продиктовать все, что тот считает нужным упомянуть. Когда черновой вариант был готов и осталось только сверить цифры, Райнхард попросил принести из кабинета комм. Часы показывали почти полдень, а значит – уже можно было звонить адмиралу Мюкенбергеру. Через пару минут комм стоял на тумбочке возле кровати, а Кирхайс, прихватив с собой ноутбук, вышел в соседнюю комнату. Через полчаса, закончив проверять рапорт, Зигфрид заглянул в спальню и увидел, что Райнхард закончил разговор. –Кирхайс, ты куда делся? – в голосе слышится явное нетерпение и желание поскорее поделиться полученной информацией. –Ну, вы же говорили с Мюкенбергером, а я пока сверил рапорт с отчетом, – Лоэнграмм часто забывает, что далеко не все в высшем руководстве Рейха одобряют его манеру держаться с подчиненными. –И поэтому ты сбежал, – Зигфрид наклоняется, чтобы поднять упавшие на пол листки распечатанного рапорта, и Райнхард тут же завладевает рыжим локоном его челки. Пальцы привычно касаются пряди, на мгновение замирают и как бы нехотя отпускают рыжий вихор. –Вы что-то узнали? – снова начинать их ставший уже привычным спор о границах субординации Зигфрид не намерен – и, к тому же, он не меньше Райнхарда хочет услышать новости. –Да, контракт на поставку нового вооружения продвигал герцог Брауншвейг лично, – Райнхард старается говорить спокойно, но в голосе все равно чувствуется металл, да и взгляд серых глаз становится более холодным. –Ну, вы ведь это и подозревали? – Зигфрид и сам догадывался, что герцог завязан в этой истории намного сильнее, чем кажется на первый взгляд, но все же говорит «вы», а не «мы». –Подозревал, но мне нужно было знать точно, – Райнхард на мгновение задумывается, а потом продолжает: – Как ты думаешь, кайзер закроет глаза и на этот раз? –Не знаю, доказательств в принципе достаточно, но вы же понимаете… – Кирхайсу очень хочется, чтобы Брауншвейг наконец получил по заслугам, но гарантировать это никто не может, все будет зависеть от желания кайзера. –Давай рапорт, я подпишу, – Лоэнграмм все еще задумчив, но его взгляд уже не такой ледяной. Зигфрид передает ему бумаги и ручку, и Райнхард ставит на обоих экземплярах документа свою подпись. –Я сейчас позвоню в адмиралтейство, чтобы прислали курьера. Кирхайс складывает бумаги в папку и поворачивается к комму, но тут раздается стук в дверь. После того, как Райнхард отвечает: «Войдите», в спальню заглядывает фрау Марта. –Господа, вам почта. Экономка протягивает Зигфриду тонкий серый конверт, и сложно не заметить, что на нем нет обратного адреса. –Спасибо, фрау Марта... это письмо пришло по почте? –Да, я только что вытащила его из ящика, герр Венцель останавливался возле наших ворот всего полчаса назад, и я пошла проверить, ведь кроме счетов у нас практически не бывает почты, – в голосе фрау Марты слышится разочарование, что и неудивительно: если бы Зигфрид с Райнхардом получали письма почаще, то у старых фрау был бы повод хоть немного посплетничать о своих хозяевах. – Господа, я могу сегодня вечером навестить свою сестру? –Конечно, фрау Марта, – Райнхард отвечает первым, – только сообщите охране, во сколько вы планируете возвращаться, чтобы вас встретили. Сестра экономки живет в паре кварталов от их дома, и район вполне респектабельный, чтобы не бояться вечерних прогулок, но что и кому может прийти в голову, Лоэнграмм не знает. –Спасибо, господин адмирал. Экономка немного смущается, но ей очевидно льстит внимание. Стоит женщине выйти, как Райнхард тут же спрашивает Зигфрида: –От кого письмо? –Не знаю, не подписано, но адресовано нам обоим. Кирхайс внимательно рассматривает ничем не примечательный конверт и не находит даже штампа почтового отделения отправителя, но больше ничего интересного обнаружить не может: обычная сероватая бумага, адрес и имена получателей выведены почти печатными буквами. Зигфрид отрывает край конверта и достает из него несколько листов с печатным текстом. Начинается письмо совершенно обычно: «Гросс-адмиралу Райнхарду фон Лоэнграмму и контр-адмиралу Зигфриду Кирхайсу», а вот дальше… дальше идет такое, что Зигфриду становится не по себе – такой откровенной гадости и мерзости он в письменном виде еще не встречал. Угрозы в адрес Райнхарда, госпожи Аннерозе и его самого, густо приправленные нецензурной бранью, а в завершение всего – требование не лезть не в свое дело и помалкивать, иначе никто из них не проживет долго. Дочитав до конца, Кирхайс складывает листки и с минуту сидит молча. Скрывать от Райнхарда подобное он не собирается, но и читать это вслух совершенно не хочется, поэтому он задумчиво рассматривает серебристые завитушки, украшающие лежащий на журнальном столике ноутбук. Пауза затягивается, и Райнхард нетерпеливо спрашивает: –Кирхайс, так что там? Зигфрид, все так же, не отрывая взгляда от ноутбука, отвечает: –Послание от наших противников. Он старается говорить как можно спокойнее, но глаза Райнхарда все равно моментально приобретают серо-стальной оттенок, и в голосе прорезаются знакомые металлические нотки. –Что? – чего в вопросе больше, удивления или ярости, трудно определить. –В общем, они вам угрожают, лорд Райнхард. Вам и госпоже Аннерозе, – о себе Кирхайс не упоминает, и тщательно выдерживает ровный тон, но смотреть в глаза другу все же не может. Только на отражение в гладкой крышке. –Кирхайс, ты не пересказывай, а читай как есть... – Лоэнграмм явно раздражен и еле сдерживается, чтобы не сказать что-нибудь резкое. Зигфрид все же отрывает взгляд от стола, немного виновато смотрит на друга, а затем снова разворачивает письмо и негромко зачитывает все те гнусности, которые авторы письма обещали сотворить с Райнхардом и его сестрой, "если он посмеет раскрыть рот". То, что касается лично его, Кирхайс все же пропускает, как и особо грязные намеки на якобы связывающие их с Лоэнграммом противоестественные отношения. На смысл это влияет не так уж и сильно. Когда он замолкает, Райнхард произносит: –Как они смеют вмешивать в это мою сестру? – голос слегка дрожит, но скорее от еле сдерживаемой ярости. –Ну, к сожалению, им известно, как вы относитесь к госпоже Аннерозе, – Зигфрид тоже взбешен, хотя контролировать себя у него получается намного лучше. –Кирхайс, но отчего они решили, что меня можно попробовать запугать? – Райнхард сжимает край одеяла, и его пальцы становятся совершенно белыми. – Кому вообще в голову пришла такая... идея? –Подозреваю, что авторами этого послания являются Флегель с Тоддом, – Зигфрид на мгновение задумывается, смотрит на листки бумаги, лежащие у него на коленях, и продолжает: – Прошло уже больше трех дней, а с нашей стороны не было предпринято никаких активных действий, и рапорт о проведенной проверке до сих пор не подан... –Ты думаешь, они решили, что я испугался? – последнее слово Лоэнграмм произносит с такой злостью, что Кирхайс с беспокойством смотрит на друга. –Лорд Райнхард, пожалуйста, успокойтесь, – Хель, как же не вовремя пришло это письмо. – Они судят по себе, а нам нужно решить, что делать дальше. –Что ты имеешь в виду? – глаза Лоэнграмма все так же сверкают, но говорит он чуть более спокойно. –Я считаю, что имеет смысл приложить письмо к рапорту, – друг уже хочет возразить, но Зигфрид продолжает: – Подумайте о безопасности госпожи Аннерозе. Мы ничего не сможем для нее сделать, а вот кайзер, я думаю, примет необходимые меры. При упоминании о Фридрихе лицо Райнхарда искажает гримаса презрения, но он все же нехотя произносит: –Ты, как всегда, прав. –К тому же, своей выходкой эти подонки дали нам вещественное доказательство, прямо связывающее нападение на вас с нашим расследованием. Я, пожалуй, пойду поговорю с охраной, не видели ли они, как именно письмо попало в наш ящик. Фрау Марта говорит, что почтальон останавливался возле наших ворот, но штампа на конверте все-таки нет, – Зигфрид складывает листки в папку с рапортом и поднимается. –Хорошо, Кирхайс, спроси их, – Лоэнграмм выглядит усталым, и даже если он хочет сейчас поразмышлять в тишине, оставлять его надолго одного не стоит. Ровно настолько, чтобы он взял себя в руки и окончательно успокоился. Как только Кирхайс выходит из комнаты, Райнхард действительно на время задумывается об изменениях в раскладе, но что-то мешает ему сосредоточиться. В голове вертится мысль, что он упускает какую-то деталь. Взгляд скользит по столу, лежащей на нем папке... и цепляется за краешек белой бумаги, торчащий из нее. Лоэнграмм придвигается ближе к краю кровати, но стол стоит так, что не выходит дотянуться. Приходится сесть. Райнхард опускает ноги на пол, а затем наклоняется и вытаскивает письмо. Выпрямившись, он вынужден тут же закрыть глаза, потому что от резкого движения все вокруг начинает вращаться. Впрочем, головокружение довольно быстро проходит, и Райнхард подносит первый листок к глазам. Текст напечатан достаточно крупным шрифтом, но строчки все равно расплываются. Лоэнграмм уже хочет отложить письмо и дождаться Кирхайса, чтобы попросить еще раз прочитать вслух, но вдруг натыкается на фразу, которую не слышал. Или ему так кажется? Нет, нельзя же так быстро все забыть. Другие предложения он ведь опознает. «По кусочку скормим собакам», и чуть ниже – непрозрачный намек на то, что концентрированная кислота может сделать с внешностью молодой женщины... а этого абзаца между ними не было. Райнхард прищуривается, чтобы лучше видеть, и дважды перечитывает предложение. Действительно, Кирхайс его пропустил. Или умышленно не захотел прочесть? Он ведь сказал, что угрожают Райнхарду и Аннерозе, а здесь явно говорится о нем самом. Что ж, значит, письмо стоит перечитать, пока друг не вернулся, и выяснить, что еще было опущено. Буквы так и норовят слиться в одну невразумительную линию, которая в свою очередь расплывается серой мутью, но Лоэнграмм заставляет себя читать дальше. Через пару предложений он снова вынужден остановиться, на сей раз не из-за того, что текст плывет, а потому, что мозг отказывается воспринимать прочитанное. Сплошь непотребная брань, но смысл вырисовывается однозначный – тот, кто это насочинял, абсолютно уверен в том, что они с Кирхайсом любовники, а значит – им есть чего опасаться, если о подобных отношениях станет известно кайзеру. Вот почему эти ублюдки не побоялись написать. Подобное никто не рискнул бы показать посторонним.... имей хоть слово из этой гнуси малейшее отношение к истине. Неужели кто-то может счесть такое правдой? Но даже угрозы задевают намного слабее, чем эта грязь... и невозможность прямо сейчас заставить измысливших ее скотов умыться кровью. То ли от прочитанного, то ли от напряжения голову Райнхарда словно сжимает в тисках. Он снова прикрывает глаза и сидит так с минуту. Листки бумаги жгут руку, хочется их разорвать, но вместо этого Лоэнграмм открывает глаза и продолжает чтение, с каждым новым словом ощущая, как в груди растет ледяной комок, безжалостно выстуживающий его изнутри. Вернувшись через полчаса, Зигфрид застает картину, от вида которой его тут же бросает в жар. Райнхард сидит на краю кровати и читает злополучное письмо. То, что листки в руках Лоэнграмма – это именно послание их условно анонимных «доброжелателей», Кирхайс совершенно не сомневается. Почему он оставил папку здесь, не подумав о том, что друг захочет самостоятельно прочесть это?.. Хель, это даже не ошибка с его стороны, это… Да что толку сейчас винить себя, соображать нужно было раньше, когда читал проклятое письмо и запинался чуть ли не через строчку! Райнхард поднимает глаза от бумаги, моргает, как будто ему трудно сфокусировать взгляд, пару секунд смотрит на Зигфрида и затем произносит: –Почему ты не прочел все? – зрачки его расширены так, что глаза кажутся черными и бездонными, он говорит тихо и почти спокойно, но слова ударяют так больно, что Зигфрид инстинктивно отступает на шаг. – Хотя я тебя понимаю, – Райнхард снова смотрит на письмо, и его лицо становится все больше похоже на застывшую маску из тончайшего полупрозрачного фарфора. Затем губы его искривляются, и кажется, что эта маска сейчас треснет, но он лишь еще тише говорит: – Я не… – так и не заканчивает фразу, только снова смотрит на друга, и во взгляде столько горечи, что Кирхайс не выдерживает и опускает голову. На коврике возле кровати лежит одна из страниц письма. Зигфрид наклоняется, поднимает листок и, даже не задумываясь о том, что делает, подает Райнхарду. Их руки соприкасаются, Лоэнграмм вздрагивает и роняет оставшиеся листки. Снова взгляд похожих на два провала, совершенно безумных глаз, – и воздух словно смерзается в незримую ледяную стену, от которой несет таким холодом, что Кирхайс отшатывается. Он молчит, потому что горло сжимает жуткий спазм, а тишина в комнате давит так, что боль растекается по всему телу. В таком напряжении проходит несколько минут, а затем Зигфрид замечает, что Райнхарда трясет, это похоже на озноб. Лоэнграмм ложится и очень неуклюже, одной рукой пытается завернуться в одеяло. Кирхайс рефлекторно подходит ближе, чтобы помочь, но тут же натыкается на застывший взгляд и снова отходит. Другу все же удается укрыться и даже кое-как подоткнуть одеяло, спрятаться, словно в коконе. Повернувшись на левый бок, Райнхард замирает, а Зигфрид, не в силах оторвать от него взгляд, тяжело опускается в кресло. Постепенно Лоэнграмму удается расслабиться, он согревается, и знобить его перестает. Он лежит какое-то время с закрытыми глазами. Вначале в голове нет совершенно никаких мыслей, но зато отчетливо, словно кто-то читает вслух, снова и снова возникают строчки из письма. Хочется заткнуть уши или убежать, чтобы не слышать эту гадость, но ведь не поможет – от себя не убежишь. Какое же отвратительное чувство – словно вывалялся в грязи. Раньше «облили помоями» было для него просто образным выражением, а сейчас он именно так себя и чувствует. И очень хочется залезть под горячий душ, долго-долго стоять под водой, смывая это липкое, отвратительное чувство нечистоты. Но сил нет даже на то, чтобы встать с кровати. Как хорошо было бы сейчас уснуть, а потом проснуться и понять, что вся эта гадость была просто очередным кошмаром, – но сон не идет. Райнхард открывает глаза, взгляд останавливается на электронных часах. Незадолго до того, как фрау Марта принесла письмо, на пару минут исчезал свет. Подобные перебои уже случались, так что они с Кирхайсом не обратили на это особого внимания. А вот часы, стоящие на тумбочке с противоположной стороны кровати, сбились – и теперь на экране мигают четыре ноля, разделенные двумя точками. Время остановилось, Райнхард перестал его ощущать. Он просто лежит, смотрит на мигающий экран, и понемногу звуки в голове начинают затихать. Вместе с этим ослабевает стальной обруч, сжимающий виски. Но вот апатия и слабость пока никуда не делись, и сил двигаться по-прежнему нет. Зато возвращается способность внятно думать. А с ней – и мысли о сестре. За себя он ничуть не боится, это совершенно другое – ну да, ему гадко от того, что о нем могли подумать как о… Хель, сейчас даже мысленно трудно повторить то, что он прочитал. Но ведь страх за сестру более чем реален. Двор кайзера Фридриха – это сборище негодяев, приличных людей там практически нет. Аннерозе, конечно, охраняют, особенно после того инцидента, но все же могут найтись люди, способные за деньги или ради еще чего-нибудь согласиться сделать что-то из того, о чем написано в письме. А он ничем не сможет помешать. Все, на что Райнхард фон Лоэнграмм сейчас способен – это лежать в кровати и жалеть себя. Один, как же все это ему надоело, а сейчас особенно – он ведь знает, кто автор этого письма, но не в состоянии даже... стоп, он не совсем беспомощен. В данный момент у него есть, возможно, более действенное средство, чем вызвать обидчика на дуэль или просто набить морду, чего такая мразь заслуживает больше. Речь ведь идет о людях, причастных к преступлению, слишком серьезному, чтобы даже такие высокопоставленные господа вышли сухими из воды. Кирхайс не зря советовал приложить письмо к рапорту. Сестра получит необходимую защиту, как минимум охрану усилят... И, передав это письмо в чужие руки, Райнхард всего лишь докажет, что воспринимает написанное в нем как оскорбления, не более того. Оскорбления и угрозы от преступников, готовых ради денег или мести сознательно навредить своей стране. Кирхайс, несмотря на эту гнусь, которой полили их обоих, сразу же все понял, а он… ох, Локи, а он устроил истерику. Что же теперь делать? Извиниться перед другом... но как? Для этого нет подходящих слов. Сказать просто «прости, я не хотел»... но это же неправда, Райнхард ведь действительно тогда хотел и готов был оттолкнуть друга только из-за того, что какой-то сволочи удалось задеть его гордость. Как же так, разве для него имеет значение, кто и что может подумать об их дружбе? Да и кто вообще способен понять, что для него значит Кирхайс? Наверное, только сестра. Но ведь Кирхайс его простит? Он же всегда его понимает, и сейчас Райнхард ощущает его присутствие. Друг не ушел – значит, все будет хорошо. Райнхард пытается перевернуться на спину, но одеяло мешает, и тогда он просит, очень надеясь на то, что его просьбу услышат: –Кирхайс, помоги мне, пожалуйста. Зигфрид встает, как только слышит обращение, и осторожно вытаскивает из-под Райнхарда край одеяла. Лоэнграмм с легким стоном укладывается ровно, при этом их взгляды встречаются, и Кирхайс с облегчением видит, что друг уже вполне успокоился. Ледяная стена растаяла. Как же тяжело было сидеть и ждать... но встать и уйти он точно не мог, это было бы предательством и по отношению к Райнхарду, и по отношению к Аннерозе. Конечно, друг ударил очень больно, но он в тот момент, несомненно, не осознавал, что сделал. Хотя в какой-то мере Зигфрид сам виноват в том, что до такого дошло. В своем желании защитить друга от сплетен он явно перестарался. Знай Лоэнграмм о том, что порой о них говорят – как минимум пары дуэлей было бы не избежать, но тогда это письмо не нанесло бы такого удара по его гордости. Два часа тишины явно пошли Райнхарду на пользу, – нет, выглядит он, естественно, не очень хорошо: бледный до синевы, глаза совершенно больные, и во взгляде так ясно читается раскаяние и боль, – но заметно, что он обдумал все и сделал верные выводы. Зигфриду так хочется сказать другу, что все хорошо, что он понял и принял его извинения. Но слова куда-то пропадают, получается только улыбнуться, – впрочем, Райнхарду вполне хватает и этого, он тут же улыбается в ответ, еще не совсем уверенно, но искренне. –Кирхайс, который час? – Зигфрид смотрит на часы на тумбочке, но они сбились, тогда он открывает ноутбук и отвечает: –Пятнадцать минут четвертого. –Позвони в адмиралтейство, пусть срочно пришлют курьера, – Райнхард бросает взгляд на страницы, лежащие на полу, и Зигфрид наклоняется, чтобы подобрать их. Лоэнграмм внимательно наблюдает за ним, и на мгновение его рот снова кривится, но недовольное выражение тут же исчезает. Райнхард совершенно спокойно добавляет: – И не забудь приложить это к рапорту, с пояснительной запиской, только сделай на всякий случай копию. –Конечно, лорд Райнхард. Зигфрид набирает номер секретаря и просит как можно быстрее прислать курьера. Но, стоит отключиться, как раздается входящий звонок. Взглянув на экран, Кирхайс видит, что звонит Миттельмайер. Райнхард вопросительно смотрит на Зигфрида, и тот, перед тем, как ответить на вызов, разворачивает комм так, чтобы Лоэнграмму тоже был виден экран. Волк на экране выглядит удивленным, он явно не ожидал, что на звонок ответит сам командующий, но тут же подбирается и без единой запинки произносит: –Ваше превосходительство, только что получено сообщение, что во втором орбитальном доке произошла авария, поэтому мы с Ройенталем немедленно вылетаем туда. –Уже известно, что конкретно произошло? – Райнхард тоже моментально становится серьезным. Его «Брунгильда» сейчас, к счастью, на земле, а вот флагман Миттельмайера «Беовульф» как раз находился в доках. –Пока точной информации нет, но сообщают о взрыве и повреждении нескольких кораблей, – Волк явно переживает за свой корабль, но докладывает как всегда четко. –Понятно, как только все выясните, доложите мне, – голос спокоен, но Зигфрид видит, что Райнхард взволнован не меньше Вольфа. –Слушаюсь, – Миттельмайер отдает честь и отключается. Лоэнграмм молча смотрит на погасший экран, а затем обращается к Кирхайсу: –Как ты думаешь, что это может быть? –Не знаю, – Зигфрид на мгновение задумывается, а потом продолжает, – может быть, и диверсия, но после нашего расследования я уже ни в чем не уверен, вполне может оказаться, что снова местные недоработки. –Да, нужно будет тщательно проверить. Миттельмайер с Ройенталем, конечно, справятся, но ты все же проконтролируй. –Хорошо, – Зигфрид снова берет письмо и выходит из комнаты, чтобы скопировать его. Набросать записку о том, при каких обстоятельствах оно к ним попало, и вовсе дело минутное. Когда он возвращается, Райнхард уже сидит в кровати. На коленях у него лежат часы, и он, придерживая их забинтованной левой рукой, устанавливает время. Услышав шаги, Лоэнграмм спрашивает, не поднимая головы: –Сколько сейчас точно? Кирхайс подходит к столику, снова заглядывает в ноутбук и отвечает: –Пятнадцать тридцать. Райнхард выставляет минуты и ставит часы на место. Совершеннейшая мелочь, но он явно доволен собой, и Зигфрид наклоняется к папке с рапортом, чтобы скрыть улыбку. Он вкладывает оригинал письма в папку, а копию откладывает на дальний край стола – и, когда оборачивается, замечает, что Райнхард за ним наблюдает. –Знаешь, – Лоэнграмм снова очень серьезен, – даже я не могу сделать так, чтобы их расстреляли дважды, но я не остановлюсь, пока с ними не будет покончено. Это не личная месть, Кирхайс, дело в том, что они посмели угрожать Аннерозе и тебе – и в тех людях, которых они подставили под удар, чтобы получить побольше денег. –Я надеюсь, что этого хватит, чтобы стронуть расследование с мертвой точки, – Зигфрид действительно на это надеется, ведь все зашло слишком далеко, и оставлять такое нерешенным нельзя. Но вот будет ли это решено официально, или… Ладно, пока есть проблемы, с которыми надо разобраться лично и прямо сейчас. И вот одна из них: Лоэнграмм давно должен был выпить дневную порцию лекарств, а он до сих пор не обедал. – Лорд Райнхард, попросить Фриду подать обед? –Нет, Кирхайс, я пока не хочу есть. –Но вы не выпили лекарство, – Зигфрид выразительно смотрит в сторону разноцветных упаковок, но Райнхард снова упрямо повторяет: –Нет, давай позже. С другой стороны, после сегодняшнего лишний час действительно уже никакой роли не сыграет, поэтому Кирхайс соглашается повременить. Через десять минут прибыл курьер из адмиралтейства, и Зигфрид отдал ему папку с рапортом и письмом. Пройдет не более получаса, и документы окажутся в канцелярии Его величества кайзера Фридриха IV, а вот прочтет ли их сам кайзер – на этот вопрос вряд ли смог бы кто-либо ответить, поскольку сие зависело от слишком многих факторов. Самым же неприятным было то, что судьба бумаг определялась в первую очередь тем, в каком настроении окажется властелин половины галактики... и, что немаловажно, – будет ли он в этот момент трезв. Как же все это отвратительно, особенно – ждать, не имея возможности защитить женщину, которую любишь. Но он будет надеяться, что кайзер прочитает рапорт, и это произойдет не через неделю, а хотя бы завтра. А еще лучше – если бы Аннерозе разрешили еще раз связаться с ними. Они тогда хоть попросили бы ее быть осторожнее. Зигфриду точно стало бы легче, поговори он с ней. Он так редко видит Аннерозе, а ему хочется видеть ее каждый день, и не только видеть… Да что же это такое сегодня с ним творится? Сначала допустил непростительную глупость с письмом, из-за которой Райнхарду могло стать хуже, теперь с собственными мыслями справиться не может. Все же сегодняшний инцидент их обоих выбил из равновесия. Ладно, Райнхард... для друга это было очень неприятным открытием, но сам-то он знал, слухи о них ходили давно, чуть ли не с академии. Раньше, если до Кирхайса доходило подобное, он разбирался с придурками в одиночку, просто сейчас он этого себе позволить не может. Как это будет выглядеть, если контр-адмирал врежет кому-нибудь по морде? Плохо будет выглядеть, и замять историю наверняка не удастся. А на дуэль он никого не может вызвать, это все же дворянская привилегия, и что бы там ни говорило формальное право, но его вызов не примет ни один аристократ. Противно и горько... а Лоэнграмму сейчас, наверное, еще паскуднее, с его-то гордостью. Поэтому нужно собраться и помочь другу окончательно успокоиться. Не хватало еще, чтобы его состояние действительно ухудшилось. Но сначала – разобраться насколько возможно с этим инцидентом, чтобы можно было с чистой совестью отвлечь Райнхарда от тяжелых мыслей. Значит, нужно зайти к командиру десантников и узнать, что удалось выяснить посланному на почту сержанту. А потом попросить Фриду минут через сорок подать, наконец, обед. Райнхарда переспрашивать не стоит, все равно скажет, что не хочет. Переговорив с охраной и заглянув на кухню, Зигфрид поднимается наверх. На первый взгляд, на этот раз все в порядке – Райнхард спокойно сидит, откинувшись на подушки. Глаза его прикрыты, но как только Кирхайс входит в комнату, открываются и фокусируются на нем. –Что так долго? Отправил курьера? –Да, я еще заходил к охране, узнать новости с почты, – Зигфрид подходит к столу и берет копию письма. Райнхард замечает это, но ничего не говорит. – Положу в сейф, – и зачем он вообще принес сюда копию, если ее сразу можно было оставить в кабинете? Впрочем, друга явно не тянуло перечитывать, одного раза хватило. Лоэнграмм отворачивается, но при этом тихо произносит: –Хорошо. Как только Зигфрид возвращается, Райнхард тут же интересуется: –Ну, и что выяснили на почте? Зигфрид садится в кресло и отвечает: –Сержант застал герра Венцеля, и тот рассказал, что утром к нему подошел прилично одетый господин, который попросил положить этот конверт в наш ящик и сказал, что дело очень срочное, поэтому он не хочет отправлять письмо по почте, а отнести его сам не имеет времени. Разумеется, почтальон согласился помочь, тем более что господин оказался достаточно щедрым. –Понятно. И, естественно, этот господин забыл представиться, а почтальон не запомнил никаких особых примет, – в голосе Райнхарда сквозит легкая досада, но он прекрасно понимает, что рассчитывать на удачу здесь было бы слишком глупо. –Конечно, – Зигфрид улыбается и разводит руками, Райнхард же в ответ только неопределенно фыркает, пару минут о чем-то думает, а потом затрагивает несколько неожиданную тему: –Кирхайс, я хотел бы вымыться, – секундная пауза, быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц. – Но ты же не разрешишь мне встать? – это скорее не вопрос, а утверждение, но во взгляде все равно надежда на положительный ответ, что вполне можно понять: Райнхард, видимо, до сих пор ощущает на себе грязь от прочитанного. –Конечно, не разрешу, – Зигфрид качает головой, – но могу предложить влажные полотенца. Райнхард тяжело вздыхает, но тут же соглашается: –Хорошо, и дай что-нибудь, во что можно переодеться. Минут через двадцать Лоэнграмм уже сидит в чистой пижаме, не то чтобы довольный, но все же не такой взъерошенный и напряженный. –Кирхайс, ты возишься со мной, как с ребенком. –Лорд Райнхард, – Зигфрид наклоняется забрать грязное белье, а еще – спрятать смущение, – вы делали бы для меня то же самое. Райнхард хочет что-то ответить, но тут раздается стук в дверь, и вместо этого звучит: «Войдите». В комнату входит Фрида в сопровождении солдата, несущего большой поднос с тарелками. При виде двух адмиралов рядовой пытается встать по стойке «смирно», но, держа перед собой поднос, полный посуды, сделать это практически невозможно. Райнхард при виде этого недовольно морщится, хотя Зигфриду совершенно ясно, что друг недоволен не из-за неловкости солдата, а из-за принесенного обеда. Но бедный солдат, видя гнев высокого начальства, еще больше теряется и замирает посреди комнаты. Зигфрид хочет отдать команду «Вольно», но его опережает кухарка, которая оборачивается к рядовому и достаточно громко произносит: –Франц, ты чего там застыл, а ну, живо иди сюда. Солдат подходит ближе, но Зигфрид встает и переставляет стол так, чтобы он оказался между кроватью и креслом. Маленькая хитрость, которая создает иллюзию обычного обеда – и, судя по тому, что Райнхард заинтересованно смотрит, она должна сработать. Фрида расставляет принесенную еду. На первое она сегодня приготовила нежнейший суп-пюре, а вот тарелки со вторым пока прикрыты специальными крышками, но, зная способности кухарки, можно не сомневаться, что там тоже что-нибудь очень вкусное. Закончив сервировку, Фрида желает им приятного аппетита и, подхватив за руку своего помощника, удаляется. Райнхард с минуту раздумывает, но потом все же садится на край кровати и берет в руки суповую чашку. Через полчаса, когда Фрида возвращается за посудой, оказывается, что Лоэнграмм съел почти весь суп, и даже пару ложек овощного рагу. После того, как посуда убрана, Зигфрид снова переставляет стол. Райнхард пока не спешит пересаживаться, вместо этого он возится с бинтом на левой руке. Пластырь, которым был закреплен край, отклеился и не желает больше приставать к ткани. Кирхайс сначала хочет просто заменить кусочек пластыря, но, присмотревшись, замечает, что повязка к тому же ослабла и немного съехала, так что предлагает ее сменить. Лоэнграмм немного рассеянно смотрит на левую кисть и кивает, соглашаясь, при этом сам начинает разматывать бинт. Рана заживает хорошо, швы чистые и воспаления нет. Но выглядит ладонь все равно жутковато, да к тому же два пальца – средний и безымянный – пока остаются неподвижными. Впрочем, доктор предупреждал, что пока так и будет. Еще слишком рано, чтобы начинать их разрабатывать. Зигфрид очень аккуратно обрабатывает швы и прикладывает салфетки с заживляющей мазью, затем ловко бинтует руку. Райнхард молча наблюдает за этим и, когда тот заканчивает, тихо спрашивает: –Как думаешь, она восстановится? –Ну, вы же слышали, что сказал доктор, сначала нужно дать ей зажить, – сейчас главное – лишний раз не тревожить руку, а Кирхайс уже неоднократно замечал, как друг пытается сжать кисть. –Да, я помню, – Райнхард наконец перебирается полностью на кровать и устраивается, откинувшись на подушках. –Вы не хотите немного отдохнуть? – все же день сегодня был не самым лучшим, и Лоэнграмм выглядит очень бледным. –Нет, – Райнхард оглядывается на часы, которые показывают без пяти пять, и спрашивает: – Интересно, в адмиралтействе уже есть какая-нибудь информация с орбиты? –Я думаю, что пока еще рано звонить, если бы узнали что-то важное – нам бы уже сообщили, – Зигфрид очень надеется, что не ошибся, потому что у самого мысли все время перескакивают с Аннерозе на Миттельмайера с Ройенталем. –Хорошо, подождем пока... ты, кстати, не знаешь, кто сегодня дежурит? Кирхайс тратит мгновение на то, чтобы припомнить: –По графику должен был я, а завтра Мюллер, поэтому, скорее всего, сегодня будет дежурить он. –Ясно, – Райнхард о чем-то задумывается, и его серые глаза снова становятся колючими и холодными, но холод быстро исчезает, зато в них явно читается беспокойство. – Кирхайс, с моей сестрой ведь все будет хорошо? –Я очень на это надеюсь, – Зигфрид опускает глаза, другу сейчас совершенно не нужно видеть его страх. –Знаешь, сегодня уже поздно, а завтра я попробую связаться с министром двора и попрошу разрешения позвонить ей... ты ведь тоже хотел бы ее видеть? – в голосе Райнхарда слышится надежда пополам с горечью. –Очень, – Кирхайс благодарен другу, ведь тот дает ему хотя и слабую, но надежду увидеть Аннерозе. Райнхард снова какое-то время сидит молча, явно обдумывая что-то. Потом выпрямляется, чуть наклоняет голову в его сторону и тихо, но очень решительно говорит: –Кирхайс, пообещай мне... если со мной что-то случится, – Зигфрид открывает рот, чтобы возразить, но Райнхард предостерегающе поднимает руку и продолжает: – что-то более серьезное, ты никогда не оставишь Аннерозе и сделаешь все для того, чтобы она была свободна, – Лоэнграмм замолкает и пристально смотрит на друга. –Лорд Райнхард, не надо так, вы… – в горле снова ком, и говорить удается с трудом, особенно под пронзительным взглядом этих серых глаз. –Кирхайс, просто пообещай, – очень настойчиво, а потом намного тише: – мне будет легче, если ты… – договорить Райнхард тоже не может и отворачивается. Зигфрид пару секунд собирается с духом, а затем говорит то, о чем думает сегодня весь день: –Лорд Райнхард, я люблю госпожу Аннерозе, и готов отдать за нее жизнь. Райнхард снова поворачивается к другу, и на его лице – настолько ошеломленное выражение, что Зигфрид тихо начинает: –Простите, я… – но закончить фразу не удается. Выражение недоумения на лице Райнхарда постепенно сменяется очень теплой улыбкой, от которой тут же становится легче. –Кирхайс, я знаю, поэтому и прошу тебя. Ты мне обещаешь? –Да. –Спасибо, – Райнхард, до этого сидевший неестественно прямо, заметно расслабляется. Зигфрид же, наконец полностью осознав слова друга, очень решительно произносит: –Лорд Райнхард, если вы не будете против, то... когда госпожа Аннерозе будет свободна, я хочу просить ее руки. Он вряд ли осмелился бы завести речь об этом в другой ситуации. Но сегодня, когда стало ясно, что друг прекрасно понимает его чувства, молчать и дальше смысла нет. –Кирхайс, я надеюсь, что сестра примет твое предложение, – Лоэнграмм говорит очень серьезно, но в глазах, впервые за сегодняшний день, мелькают искорки радости. Говорить о чем-то еще не хочется, самое главное они сегодня друг другу уже сказали, пусть и не все было произнесено вслух – есть что-то, понятное и без слов. Оба молчат, и каждый думает о своем, хотя, может, об одном и том же. На улице уже начинает темнеть, нужно встать, задернуть шторы и включить свет, но подниматься с кресла неохота. Да и Райнхарда это кажется, тоже устраивает: он сидит, подтянув к груди колени и обхватив их руками. Но ничто не бывает вечным – стук в дверь заставляет Зигфрида вынырнуть из полудремы и он, бросив быстрый взгляд на Райнхарда, разрешает войти. Дверь открывается, и Лоэнграмм оборачивается посмотреть, кто пришел, но от яркого света из коридора тут же прикрывает глаза рукой, а Кирхайс видит, что в проеме двери стоит Фрида. –И чего это вы в темноте сидите? – подобный вопрос от прислуги звучит достаточно странно, но друзья давно уже воспринимают обеих пожилых фрау скорее как дальних родственниц, и не обращают на подобное внимания. –Фрида, включите, пожалуйста, свет, – Зигфрид встает с кресла и, как только загорается свет, подходит к окну и задергивает плотные, шелковистые на ощупь шторы. –Я сегодня завозилась чего-то, – в голосе кухарки слышится раскаянье, – и с пирогами только сейчас закончила... Так может, вам принести, пока теплые? –Спасибо, Фрида, я не хочу, – Райнхард хоть и любит сладкое, но сегодня его вряд ли заинтересовал бы и лучший торт Аннерозе. –А с чем пироги? – Зигфрид же отказываться от угощения не намерен. –С яблочным повидлом и вишневым вареньем. – Фрида с сожалением смотрит на Райнхарда. –Тогда сделайте мне, пожалуйста, кофе, и принесите пироги с вишней, – Кирхайс сопровождает просьбу выразительным взглядом, и кухарка прекрасно понимает: он рассчитывает на то, что Лоэнграмм все же изменит свое мнение. – Лорд Райнхард, может, все-таки будете чай? –Нет, Кирхайс, – Райнхард всегда предпочитал пить кофе, впрочем, как и сам Зигфрид, и сейчас ему этого явно не хватает, но пока об этом не может быть и речи. Фрида уходит, а минут через пятнадцать возвращается с кофе для Кирхайса и плетенкой, полной аппетитно пахнущими пирожками. Пока кофе остывает, Зигфрид берет ноутбук и открывает страницу столичных новостей. Райнхард обычно ими не слишком интересуется, но сейчас нужно занять чем-нибудь время, и желательно, чтобы это было нечто достаточно позитивное. –Лорд Райнхард, давайте почитаем новости. –Ты думаешь, там может быть что-то интересное? – Лоэнграмм заинтересован, но Кирхайс не собирается читать ничего, что бы хоть отдаленно было связано с герцогом Брауншвейгом, Флегелем или Тоддом, на сегодня ему этих господ более чем достаточно. Чтение городских новостей оказывается достаточно увлекательным, Зигфриду даже удается найти парочку забавных сообщений, заставляющих Райнхарда вполне искренне рассмеяться. Но в то же время заметно, что друг время от времени посматривает на часы – и, как только на экране загораются цифры 19:00, тут же прерывает пересказ очередной новости: –Кирхайс, давай позвоним в адмиралтейство. –Я думаю, что они бы с нами связались, появись уже информация, – Зигфрид откладывает ноутбук, переставляет комм поближе к краю стола и пододвигает сам стол к кровати. Его самого волнует, что сейчас происходит в доках, но он старается этого не показывать. Райнхард снова пересаживается на край кровати и сам набирает номер. Как и предполагал Кирхайс, дежурным оказывается Нейхардт Мюллер, который при виде командующего на пару секунд впадает в полный ступор. –Мюллер, добрый вечер, – Райнхард делает вид, что не замечает оплошность подчиненного, и начинает разговор первым. –Добрый вечер, Ваше превосходительство, – на лице Нейхардта все еще сохраняется недоуменное выражение, но отвечает он вполне по уставу. –Есть новости с орбиты? – Райнхард говорит вполне спокойно, но Зигфрид замечает блеск нетерпения в глазах друга. –Никак нет, Ваше превосходительство, – Мюллер снова пытается скрыть за уставным ответом явную растерянность. –Ясно, если вице-адмиралы Миттельмайер или Ройенталь свяжутся с вами, напомните им, что я жду их доклад. –Так точно. Райнхард отключается и тут же задает вопрос, на который Зигфрид и сам бы хотел получить вразумительный ответ: –Тебе не кажется, что Мюллер чего-то недоговаривает? –Может быть, но мы все равно ничего не выясним, пока Миттельмайер с Ройенталем не вернутся... или пока они не выйдут на связь с нами, – можно было бы под каким-то предлогом пойти к себе и оттуда перезвонить Мюллеру, но на сегодня экспериментов с полуправдой Кирхайсу уже хватило. Тем более, Вольф не стал бы скрывать ничего, требующего немедленного вмешательства командующего. Сообщил бы сразу, напрямую или через Мюллера. Райнхард слегка хмурится, а потом уточняет у Зигфрида некоторые технические характеристики станции, на которой расположены орбитальные доки. После этого разговор плавно переходит к тем реформам, которые задумал провести Лоэнграмм во вверенных ему подразделениях. На эту тему они могут говорить бесконечно. Так проходит почти три часа, пока Кирхайс не решает, что на сегодня разговоров и не только вполне достаточно, а Райнхарду нужно уже отдыхать, с чем тот на удивление быстро соглашается. Покончив со всеми полагающимися процедурами и лекарствами, Зигфрид выключает верхний свет и устраивается в кресле с принесенной из своей комнаты недочитанной книгой. –Кирхайс, ты что, собираешься сидеть здесь всю ночь? – естественно, собирается. Во всяком случае, после всех сегодняшних событий он точно не намерен оставлять Райнхарда одного. –Да, я побуду с вами. –Я мог бы тебя позвать, если бы ты оставил открытыми двери. –Нет, давайте все же эту ночь я побуду тут, а завтра посмотрим, – Зигфрид говорит мягко, но достаточно решительно, чтобы Райнхард понял, что переспорить друга не удастся. –Ладно, – Лоэнграмм устраивается поудобнее и закрывает глаза. Примерно с полчаса он лежит спокойно, но потом разворачивается и тихо произносит: – Никак не могу уснуть. Кирхайс тут же откладывает книгу, слегка улыбается и так же тихо предлагает: –Могу сходить на кухню и подогреть молока, оно помогает. Райнхард недовольно кривится: –Нет уж, молока я точно не хочу, лучше почитай мне. –Хорошо. Зигфрид снова берет в руки книгу, открывает ее в самом начале и начинает читать. Незаметно проходит еще пара часов, и наконец он замечает, что Райнхард уже заснул. Кирхайс открывает то место, на котором сам остановился, и продолжает чтение. Но, когда до конца книги остается всего одна глава, его глаза все же закрываются и он засыпает. Ему снится очень хороший и яркий сон о том, как они с Райнхардом приходят к Аннерозе, и она поит их кофе с пирожными, а потом они вместе гуляют в саду среди великолепных цветов... но во сне Зигфрид вдруг вспоминает, что ему же нужно уже давно быть на службе. Он хочет попрощаться с Аннерозе, и в этот момент просыпается. Первое, что он видит – улыбку Райнхарда, а также – то, что на улице уже вовсю светит солнце. –Кирхайс, спать все же удобнее в кровати. –Прошу прощения, лорд Райнхард, – Зигфрид смущенно опускает глаза и сразу же замечает упавшую на пол книгу. –Не извиняйся, давай лучше умываться, – друг снова улыбается, и Кирхайс тоже отвечает ему улыбкой.