Цена

*** Оскару повезло, его «Тристан» в другом доке, а Вольф всю дорогу до шаттла просидел как на иголках. Очередная порция информации с орбиты догнала адмиралов перед самым вылетом. Взрыв произошел в одном из ангаров, серьезно пострадал только корабль, находившийся там, а все остальные, включая «Беовульф», уже вывели за пределы дока. Причина аварии, по предварительной оценке, – техническая неисправность... Дочитав сообщение до конца, Миттельмайер с явным облегчением выдохнул. Похоже, с вылетом они поторопились. Нет, конечно, обозначить начальственное присутствие нужно обязательно, дело все же серьезное, но гнать как на пожар, да еще и вдвоем, не стоило... Хотя так, возможно, получится быстрее выяснить, почему это случилось, и вернуться к Лоэнграмму и Кирхайсу. Надолго разделяться сейчас – не дело. Еще неизвестно, чем все это кончится и кем решит пожертвовать кайзер, а Райнхард пока нуждается в их помощи. В шаттл Вольф садился именно с этими мыслями. Видимо, со стороны его молчаливость казалась подозрительной, потому что Оскар не замедлил поинтересоваться, о чем это он задумался. –Все о том же, – Миттельмайер поудобнее устраивается в кресле и застегивает ремень безопасности. –И что эти загадки означают? Или ты думаешь, что я уже научился читать твои мысли? – Ройенталь тоже подтягивает ремень и привычно щелкает застежкой. Вариантов отгадок у Оскара не один и не два, так что он предпочитает спросить прямо. В салоне шаттла они одни, поэтому можно говорить, не думая о том, кто и что может услышать. –Сейчас я думаю в основном о Лоэнграмме. –Так у него вроде все в порядке, – ну, если так можно сказать о человеке, едва пришедшем в себя после избиения. Впрочем, вчерашнее совещание в узком кругу он провел куда лучше, чем можно было ожидать. –Оскар, – друг смотрит с укоризной, и Ройенталь привычно отводит взгляд. Миттельмайер всегда дает почувствовать, когда заходишь за черту. – Ну да, ему лучше, и ночью все было спокойно. Кстати, со всей этой спешкой забыл тебе сказать: когда я звонил командующему, он лично ответил. –О чем я и говорю, – Оскар закидывает ногу на ногу и откидывается на спинку кресла. –Да, он вообще очень быстро поправляется, – Вольф все еще чуть хмурится, словно не верит до конца в то, что сказал. –Кирхайс оказался хорошей сиделкой, вряд ли в госпитале уход за командующим мог быть лучше. Ройенталь помнит, как сомневался, когда они согласились везти Лоэнграмма домой, а не в госпиталь. Соответствующую охрану можно было попробовать обеспечить и в палате. Но уже на следующий день любые сомнения были забыты. –Да, только мне кажется, что Лоэнграмм слишком торопится вернуться к активной работе. Выглядел командующий на экране комма достаточно бодро, но показался Вольфу немного бледнее, чем утром. Хотя передача порой слегка искажает цвета. Миттельмайер мысленно возвращается к совещанию и последним словам командующего. Нет, они все же правильно решили лететь вдвоем. Если предположения Лоэнграмма насчет грядущей битвы за Изерлон верны, а скорее всего – так и есть, то шутить даже с подобными мелочами не стоит. Но это не значит, конечно, что нужно прямо сейчас переходить в боевую готовность. В ответ на замечание друга Оскар хмыкает и тут же вспоминает свое дежурство, а также – то, чем оно закончилось. –Ну, в кровати его долго даже Кирхайс не удержит. –Это точно, но все же ему следовало бы еще хоть немного отдохнуть, – Вольф с заметным сожалением вздыхает. –Нет, ему решительно повезло с другом, – удивленный взгляд Миттельмайера заставляет Ройенталя продолжить: – Знаешь, кто-нибудь другой вполне мог бы воспользоваться ситуацией и, прикрываясь заботой о здоровье, спокойно решать за спиной командующего свои вопросы, но это точно не про Кирхайса. –Да уж, он предан Лоэнграмму, как никто иной. –Ты не совсем прав, – Оскар небрежным жестом поправляет упавшую на глаза челку и поясняет: – Конечно, Кирхайсу он может доверять, как самому себе, но дело ведь не только в этом. Мне кажется, что они в первую очередь друзья, и ведут себя соответственно... просто, в отличие от нас с тобой, должны учитывать разницу в положении. –Наверное, ты прав, – Вольф ненадолго задумывается, а потом произносит: – Не хотел бы я быть на их месте, слишком это тяжело. Хотя ты ничем не хуже Кирхайса. –Ну так нам с тобой это точно не грозит, уж ты раньше меня гросс-адмиральский плащ никак не получишь, – Ройенталь ехидно ухмыляется. Настроение Миттельмайера тоже явно улучшилось с момента посадки. Остаток полета они перебрасываются ничего не значащими фразами и шутками, из серьезных тем поднимается только одна – что командующему пора завязывать с поездками без охраны, но ее обсуждение откладывается на потом. О цели визита в доки адмиралы вспоминают, только увидев дырку на месте взорванного ангара. Станция напоминает простреленное осиное гнездо – сходство усиливают отведенные на безопасное расстояние корабли. Дежурный направляет их шаттл в противоположный от пострадавшего причальный ангар, и через несколько минут они наконец оказываются внутри. Станция приветствует гостей приглушенным светом и миганием красных аварийных указателей, а также… полным отсутствием встречающих. Хотя последнее и неудивительно – доки пусты, весь лишний персонал эвакуирован вместе с кораблями, вызванная бригада саперов еще, скорее всего, не прибыла, так что сейчас здесь находится только аварийная команда и дежурная смена. –Подождем местное руководство или пойдем навстречу? – Вольф оглядывается по сторонам, но не замечает ничего необычного. Оскар пожимает плечами. Дорогу к центру управления они прекрасно знают, заблудиться в стандартных коридорах невозможно. –Да, наверное, нет смысла ждать. Ройенталь делает шаг вперед – и в это же мгновение полутемное помещение озаряется вспышкой. Взрывная волна сбивает с ног обоих адмиралов. Оскар с размаху налетает на ограждение причальной площадки, а Вольф, падая, инстинктивно пытается прикрыть голову руками. Сзади них что-то с отвратительным металлическим скрежетом и грохотом рушится, и тут же начинает завывать аварийная сирена. Через минуту Волк понимает, что больше ничего не падает и не взрывается, а также, – что очень немаловажно, – что обшивка и ворота ангара выдержали, до разгерметизации не дошло. Еще с минуту уходит на то, чтобы прислушаться к собственным ощущениям и понять, что руки-ноги целы, можно попробовать встать. Для начала приподнявшись на локте, он отыскивает взглядом Оскара. С тем на первый взгляд тоже все в порядке – друг уже встает с коленей, громко и матерно высказываясь при этом. Наконец выпрямившись, Вольф отряхивается и осматривается. Шаттл остался стоять там же, где и был, видимых повреждений на нем нет, а значит – пилот тоже должен быть в порядке. И точно, дверь как раз открывается, и наружу выбирается вполне целый лейтенант. А рухнул только один из пролетов галереи, идущей вдоль периметра ангара... –Тебе не кажется, что с приветственным салютом здесь явно перестарались? – Миттельмайер оборачивается на голос друга и тут же замечает кровь на его лице. –Тебя зацепило, – Вольф показывает, где именно. Оскар, повторяя жест, проводит рукой по лбу и удивленно смотрит на выпачканные красным пальцы. Затем достает из кармана платок и рассеянно прижимает его к ране. – Оскар, – Миттельмайер подходит ближе, убирает руку Ройенталя и смотрит на достаточно глубокий порез над правой бровью, – тебе к врачу надо. –Да ладно, просто царапина, – Оскар отмахивается от друга. – Пошли лучше проверим, как у них тут с банкетом по случаю нашего прибытия, вдруг тоже переборщили. Волк недоуменно смотрит на Ройенталя, не до конца понимая шутку, но тот берет его свободной рукой под локоть и подталкивает в сторону выхода. Они уже практически доходят до двери, когда в ангар вбегает парочка запыхавшихся офицеров, а за ними – несколько солдат. Увидев, что начальство не особо пострадало, все тут же замирают и отдают честь. –Ваше превосходительство… – начинает докладывать все еще тяжело дышащий после бега майор, но Ройенталь его перебивает: –Отставить, майор. Вольно, – оба офицера несколько расслабляются, но все так же стоят навытяжку. – Саперы уже прибыли? –Так точно, сразу же за вами, их шаттл в соседнем ангаре, – майор заметно волнуется и немного заикается, а вот капитан кажется более собранным. –Прикажите им немедленно приступить к осмотру мест обоих взрывов, – кровь из рассеченного лба снова стекает по лицу, и Оскар вытирает ее платком. Ткань уже пропиталась насквозь, даже в руке держать неприятно. –Так точно. Майор оборачивается и подзывает к себе сержанта, которому передает приказ. Тот отдает честь и разворачивается, но Вольф останавливает его и приказывает вызвать медиков. Ройенталь, слыша это, кривится, но с другом не спорит. –Причина первого взрыва установлена? – Оскар снова обращается к майору, но тот только что-то неопределенно мычит, и тут в разговор вступает молчащий до сих пор капитан: –Разрешите? Ройенталь недовольно косится на явно перепуганного майора, но воздерживается от комментариев на его счет и кивает второму офицеру: –Я вас слушаю. –Первоначальная версия взрыва – утечка из топливного трубопровода, – в отличие от майора, капитан говорит уверенно и четко. – Но, судя по тому, что второй взрыв произошел сейчас, когда все вспомогательные системы отключены, я бы предположил, что имела место диверсия. Капитан замолкает, и Оскар поворачивается к Вольфу: –Ну, что будем делать? Останемся здесь или переберемся на «Беовульф»? Миттельмайер оглядывается по сторонам, затем неодобрительно смотрит на красный от крови платок. –По идее, стоило бы перейти на корабль, но мне кажется, что здесь мы будем нужнее. Майор, где сейчас командир станции? Майор снова мнется, но все же отвечает: –Его превосходительство контр-адмирал фон Шрёдер еще не прибыл с планеты. –Что? – Вольф рявкает на и без того перепуганного майора. – Два вице-адмирала могут меньше чем за час добраться до станции, а ее командир – нет? –Ну, – Ройенталь успокаивающе кладет руку на плечо друга, – зато вопрос с тем, остаемся ли мы здесь, решился сам собой. –Да уж, – зло говорит Волк, он все еще возмущен тем, что командир станции вовсе не спешит вернуться на вверенный ему объект, – его уведомили до нас или после? –Так точно? – майор отвечает невпопад, чем еще больше раздражает Вольфа. –Да прекратите вы наконец блеять, я ничего сложного не спросил! –Об аварии на станции контр-адмиралу Шрёдеру сообщили сразу же после произошедшего, – вместо старшего из офицеров Миттельмайеру отвечает невозмутимый капитан, майор же при этом моментально покрывается красными пятнами. –Бардак, – Вольф добавляет сквозь зубы пару выражений покрепче, но от развития темы его отвлекают подошедшие медики. Молоденький старший лейтенант в белой форме врача интересуется, кому нужна помощь, а выяснив это, тут же усаживает недовольного Ройенталя на стоящие возле входа контейнеры и приступает к осмотру раны. –Ваше превосходительство, – тем временем в ангар возвращается сержант, видимо, выполнивший все поручения. – Мы там... это… – он неуверенно переминается с ноги на ногу, а майор с ужасом смотрит на начальство. Миттельмайеру сейчас не до чинопочитания, так что ожидаемого выговора не следует. Майор тут же разворачивается к подчиненному с явным намерением отчитать его, но Вольф решает, что от младших чинов здесь толку явно больше. –Сержант, что там у вас стряслось? –Да мы там, кажется, поймали того, который взрывал, – сержант под внимательным взглядом Волка успокаивается и говорит вполне связно. Оскар, до этого только молча морщившийся, пока врач промывал рану, тут же пытается встать и подключиться к беседе. –Ваше превосходительство, пожалуйста, подождите, я еще не закончил, – медик пытается его остановить, но Ройенталь только отмахивается. –Ройенталь, – Вольф оборачивается к другу, – дай доктору доделать его работу, пара минут роли уже не сыграет. –Ладно, старлей, продолжайте, – Оскар садится обратно на ящик и позволяет доктору аккуратно закрепить пластырь, но сразу после этого снова встает и обращается к сержанту: – Ну, где ваш диверсант? –Так он и не диверсант вовсе, Ваше превосходительство, он здешний, – сержант говорит об этом как о само собой разумеющемся факте. Майор, услышав его слова, снова меняется в лице, только теперь оно становится совершенно белым. –Это кто-то из обслуги станции? – Вольфу пока не очень хочется верить в то, что это – целенаправленная диверсия, но факты упорно говорят об обратном. –Так точно, лейтенант из интендантского отдела, – в голосе сержанта проскакивает едва заметное пренебрежение, и стоящий напротив Миттельмайера капитан тоже слегка кривится. –А почему вы решили что это именно он взорвал ангары? – Вольф задает вопрос, не повышая голоса, но сержант моментально вытягивается и сбивчиво, но понятно продолжает доклад: –Мы его тут, рядом обнаружили, сначала решили, что он из саперов, но он как увидел нас, так и бежать, ну его и догнали, а при нем пульт самодельный нашли, сам из кармана достал, то ли выкинуть хотел, то ли нажать... отобрали, конечно. –Ну что, посмотрим, что там за террорист? –Давай, – Вольф еще раз оглядывается на поврежденный ангар и обращается к офицерам: – Где мы можем поговорить с задержанным? –Здесь рядом есть подходящее помещение, идемте. Капитан снова проявляет инициативу. Вольф отмечает про себя, что нужно не забыть выяснить его фамилию, а также – фамилию этого недоразумения с нашивками майора, которому явно здесь не место. Капче-Ланка или еще что-нибудь столь же отдаленное и небезопасное будет в самый раз. –Капитан, – Оскару тоже надоело слушать невнятные ответы старшего из офицеров, – у вас найдется сыворотка правды? –Конечно. Послать за ней? –Да, – Ройенталь недовольно кривится, перспектива проводить допрос под сывороткой его не прельщает, но лишнего времени у них точно нет. Два взрыва подряд – это слишком серьёзно, да и о собственной безопасности подумать тоже не мешает. То, что диверсант использовал дистанционное управление для подрыва, не значит, что на всех бомбах нет таймеров. –Ваши превосходительства, – капитан обращается к ним обоим, и Оскар успевает ответить первым. –Что еще? – он раздражается все сильнее, но на капитана это не производит особого впечатления. –Я должен уведомить полковника фон Рихтгофена о том, что произошло, он сейчас – старший офицер на станции, – капитан все так же невозмутим, и Вольф все больше убеждается в правильности своих выводов. –Так уведомите, но пока его присутствие не требуется, – похоже, Ройенталь тоже расслышал невысказанное «к сожалению» в предыдущей фразе. –Так точно, – капитан отдает честь и поворачивается к выходу из ангара: – Сержант, доставьте задержанного в комнату старшего смены. Прошу, господа, следуйте за мной. Нет, Оскар несомненно прав, если полковник с самого начала не соизволил появиться, то толку от него во время допроса не будет. Конечно, можно предположить, что он был занят, только вот чем? С момента первого взрыва прошло уже больше часа, эвакуация кораблей и персонала давно закончена, все, что можно было отключить, отключено. Да, все же творящееся на станции иначе как бардаком и не назовешь, и дело вовсе не в том, что Миттельмайер по понятной причине принимает все близко к сердцу. Но порядок можно будет навести и позже. Через несколько минут они оказываются в небольшой комнате, где стоит простой пластиковый стол, несколько обшарпанное кресло, еще пара стульев, а одна из стен почти полностью занята множеством погасших экранов. Следом парочка солдат и все тот же сержант заводят в комнату задержанного. Парню не больше двадцати, и вид он имеет весьма растрепанный, но смотрит дерзко и даже нагло. Как только арестованный доставлен, капитан спрашивает разрешения покинуть помещение и уходит, а Ройенталь тут же выпроваживает так и не пришедшего в себя майора. Избавившись от представителей местного командования, он подходит к столу и, порывшись в лотке для бумаг, находит несколько чистых листов. –Думаю, что хозяин кабинета простит нам некоторое самоуправство, – взяв еще и ручку, Оскар складывает свою добычу на свободный край стола и обращается к сержанту: –Берите стул и садитесь, будете писать протокол. Надеюсь, почерк у вас разборчивый. –Так точно, Ваше превосходительство, – сержант тотчас пристраивается сбоку стола, исполняя приказ. Ройенталь усаживается на оставшийся стул у другого края стола, в итоге Миттельмайеру приходится занять кресло по центру. –Ну что, приступим? – Оскар оборачивается к Вольфу, тот кивает в ответ и задает первый вопрос: –Итак, лейтенант, назовите своё имя, фамилию и должность, – стандартное начало, Миттельмайер не слишком рассчитывает на то, что без сыворотки удастся узнать что-то стоящее, но парень отвечает без какой-либо запинки, и сразу чувствуется, что он совершенно не боится двух сидящих перед ним вице-адмиралов. –Август Ротман, начальник склада ремонтного оборудования. Оскар, услышав должность лейтенанта, многозначительно хмыкает, но в допрос пока не вмешивается. Вольф задает следующий вопрос, и сержант его старательно записывает. –Что вы делали возле причального ангара, перед тем, как вас задержали, и почему убегали от солдат? –А вы разве еще не поняли? – парень говорит с явным вызовом. Не готовый к подобному Волк с некоторым удивлением оглядывается на Ройенталя, но тот невозмутимо изучает Ротмана взглядом и явно не намерен вклиниваться в разговор, так что Миттельмайер вынужден продолжить: –Потрудитесь точно отвечать на поставленные вопросы и придерживайтесь устава, – тон лейтенанта все же начинает действовать на нервы, как и это нарочитое несоблюдение субординации. –Я взорвал бомбу, – голос лейтенанта звучит так торжественно-пафосно, что Оскар не выдерживает: –О, так это все-таки был не салют в нашу честь, а бомба? Сержант, не слышавший шутку Ройенталя, недоуменно смотрит на адмиралов, не зная, записывать ли реплику начальства. Вольф, заметив его затруднение, отрицательно качает головой. Снова пытается превратить этот балаган в нормальный допрос. Оскар, впрочем, не так оптимистично настроен. Он хочет понять, чего еще можно ждать от этого шута. Тот не похож на человека, которому заплатили за их устранение. Пожалуй, версию о том, что их нарочно выманили сюда с целью убить, пока можно отложить в сторону. Те, кому это сейчас на руку, выбрали бы не фанатика-недоучку, а для части более сложной западни это представление выглядит слишком затянутым. –Итак, лейтенант, вы утверждаете, что взрыв в четвертом ангаре был осуществлен вами при помощи взрывного устройства? – казенные фразы даются Вольфу легко, его же учили технике допроса, только почему-то кажется, что говорит не он, а кто-то другой. Допрашивать своих ему еще не приходилось. Хотя какой этот Ротман свой, если взрывы – действительно его рук дело? Тень сомнения в том, что взять могли не того человека, уже испарилась. –Да, я заложил взрывчатку в четвертом ангаре и, когда вы прибыли на станцию, взорвал её. Бравада и самолюбование потрясают – настолько они сейчас неуместны. Какой странный парень, даже не пытается выкрутиться... и еще этот взгляд – такое впечатление, что он видит перед собой нечто понятное только ему самому. –И чем мы тебе не угодили? – Ройенталь тянется рукой к пластырю, но останавливается и только убирает со лба слипшуюся от крови челку. Похоже, рана его еще беспокоит. –Не вы лично, но тот режим, что вы представляете, – Ротман пытается сделать шаг вперед, но охрана удерживает его, заламывая руки. Миттельмайер жестом останавливает солдат, пока те не переусердствовали. Даже над этим горе-взрывником, похожим на актера любительского театра, не стоит измываться. –Ну и что это было? Героическая попытка броситься на представителей ненавистного режима? – сарказм в голосе Ройенталя достигает опасного уровня. Вольфу прекрасно знакомы эти нотки, обычно они звучат, если Оскар сталкивается с чем-то очень для него неприятным. –Ройенталь, подожди, давай пока выясним основные моменты. Хель, ну почему же так долго несут сыворотку? Может, пока они здесь сидят... Миттельмайер гонит от себя мрачные мысли и подозрения в адрес толкового капитана, да и местного начальства в целом. Желай они что сделать с двумя вице-адмиралами, уже сто раз сделали бы. Просто сейчас выключены все вспомогательные системы, и лифты в том числе, так что вполне возможно, что ждать придется еще какое-то время, коридоры и лестницы тут длинные. –Хорошо, – Оскар снова поднимает руку ко лбу. Проклятая царапина подсохла и чешется, так что на этот раз он все же слегка трет бровь возле наклейки, – основное так основное, – и, обращаясь уже к лейтенанту: – Первый взрыв – тоже ваша работа? –Да, – гордый взмах головы и попытка расправить плечи. Похоже, лейтенант насмотрелся дешевых фильмов, настолько нелепо все выглядит. –Еще где-нибудь взрывчатка заложена? –Ищите, может, вам и повезет, – опять в каждом слове презрение. Да уж, пока нечего надеяться на нормальные ответы. Нет, естественно, часть нужной ему информации Ройенталь из этих ответов выудил, но хотелось бы понять, сколько у них времени на разминирование станции. –У вас есть сообщники? – конечно, вряд ли ответит правду, но задать вопрос все же надо. –Нет, – ну, как и ожидалось. Наверняка лжет. Встряхнуть бы его... ложный пафос обычно хорошо разбивается о действительность. –Значит, лейтенант, вы сами закладывали взрывчатку, так? – Ройенталь задает вопрос спокойным тоном, но вот выражение разноцветных глаз не сулит незадачливому подрывнику ничего хорошего. –Да, я сам установил заряды, – Ротман, кажется, не чувствует в вопросе подвоха. Оскар же, услышав ответ, неодобрительно хмыкает и поучительно произносит: –Вы, лейтенант, перед тем, как в террористы податься, хотя бы учебник по взрывному делу открыли, что ли, раз уж сами толком не в состоянии рассчитать количество взрывчатки и место ее закладки. Пленник, ничего подобного от высокого начальства точно не ожидавший, удивленно таращится на столь необычного адмирала. Ройенталь закидывает ногу на ногу, облокачивается на край стола и продолжает: –К счастью, благодаря вашей безграмотности здесь все отделались легким испугом, – он чуть кривится, – во всяком случае, надеюсь, что саперы окажутся более компетентными, чем вы. –Даже если я не смог добиться значительных результатов, все равно мне удалось привлечь внимание, – а террорист явно оскорблен в лучших чувствах. –К чему? – Вольф больше не может молча это слушать. Все равно после вмешательства Оскара нормального допроса, пока не принесут сыворотку, не будет. А после провокации допрашиваемый, возможно, и скажет чего интересного. –К несправедливости и ненужности бесконечной войны, развязанной монархическим правительством, – лейтенант говорит так, словно перед ним многотысячная аудитория, а не трое слушателей, не считая тех, кто его держит. –Лейтенант, так вы поддерживаете мятежников? – вот встретить здесь поборника демократии Вольф точно не ожидал. –А ты что, только сейчас догадался? – Оскар ядовито ухмыляется, отчего Ротман еще больше впадает в обличающий раж: –Да, я считаю, что идея монархии себя полностью дискредитировала, только демократические перемены могут вытащить нашу страну из того болота, в которое ее завели аристократы! – единственный аристократ в помещении борется то ли со смехом, то ли с желанием сказать что-то совсем неподходящее для протокола. –И для этого вы готовы жертвовать жизнями ни в чем не виновных людей? – Миттельмайер чуть повышает голос. Ему не смешно. Он понимает, что стоящий перед ними человек сознательно вырыл себе могилу, и это ничуть не лучше, чем если бы тот был приспешником скопившихся у трона ничтожеств. –Те, кто служит монархии, не заслуживают жалости, – в глазах лейтенанта столько ненависти и фанатизма... Вольфу становится именно что жаль его. Как же нужно заморочить человеку голову, чтобы он безоговорочно поверил в подобную чушь? –Даже рядовые, которых призвали? – а это Оскар говорит уже не столько иронично, сколько зло. –Они безропотно идут за своими командирами, вместо того чтобы повернуть оружие против тех, кто гонит их на убой! – лейтенант уже не говорит, он вещает истину заблудшим. –Значит, кроме войны с мятежниками, вы хотите еще и гражданскую впридачу? – Ройенталь смотрит на самодеятельного агитатора с презрением и брезгливостью. –Только так можно разрушить это общество неравенства! –Лейтенант, – Оскар снова хмыкает, – и вы верите в то, что у мятежников все равны? –Во всяком случае, они не идут строем к пропасти, как это происходит у нас, – Ротман торжествующе смотрит на Ройенталя, но тот ухмыляется и отвечает с теми же ехидными интонациями: –Ну да, там все бредут, куда им вздумается. –Сейчас вам этого не понять, вы отравлены имперским ядом, но когда-нибудь вы все же поймете, что в Альянсе идут, может, и вразнобой, но в верном направлении, – Ротман в своем воодушевлении снова пытается приблизиться к столу, но охрана крепко его держит. –Только вот, если все идут куда попало, то и направление у каждого свое, и о какой общей цели тут можно говорить? – Оскар отворачивается, ему явно не интересен больше этот человек. Зато Вольф, не вмешивавшийся в идеологический спор, спрашивает лейтенанта: –У вас есть семья? От этого неожиданного вопроса Ротман на мгновение меняется в лице, но отвечает так же непочтительно: –А вам-то что до моей семьи? –Да любопытно, думали ли вы о них, когда ввязались в эту глупость?! – Миттельмайер повышает голос и громко ударяет ладонью по столу. Ройенталь, демонстративно изучавший свое отражение в погасшем экране, тут же оборачивается к другу. Лейтенант собирается с мыслями, чтобы возразить, но тут открывается дверь, и в комнату входит капитан. –Прошу меня простить, но меня задержал полковник фон Рихтгофен. –Вы принесли сыворотку? – Вольф уже вполне спокоен, но смотрит все еще мрачно. Не поздоровится сегодня определенно не только неудачливому террористу, но и командованию станции. После инъекции допрос проходит быстро и без каких либо эксцессов: под действием сыворотки лейтенант выдает и места, где заложена взрывчатка, и всех своих сообщников, которых, слава Одину, немного, да и на станции их сейчас нет. Рисковать этот герой собирался лично, рассчитывал и сам подорваться, только вот не вышло... Напряжение постепенно отпускает Оскара. Если бы не раздражающая боль и зуд над бровью, Ройенталь честно сказал бы себе, что инспекционная поездка закончилась лучше, чем могла. Вернуться на планету удалось только утром следующего дня, очень уж насыщенными выдались вечер и ночь. Вначале адмиралы дожидались доклада саперов. Когда наконец стало точно известно, что все заложенные заряды обезврежены, Миттельмайер связался с дежурившим в адмиралтействе Мюллером и вкратце сообщил о ситуации на станции. При этом Вольф предупредил, что в случае звонка Лоэнграмма ничего рассказывать не надо – он сам доложится командующему, как только окончательно во всем разберется. Беспокоить Райнхарда раньше времени Волк не хотел, прекрасно представляя возможную реакцию. Нейхардт пообещал молчать и тут же уточнил, что ему делать, если с ним свяжется не Лоэнграмм, а Кирхайс. Вольф ответил, что это одно и то же. Вскоре после этого разговора, – видимо, убедившись в отсутствии опасности для своей бесценной персоны, – соизволил явиться начальник станции, контр-адмирал фон Шрёдер. Миттельмайер с Ройенталем ранее не были лично знакомы с этим господином, а после нескольких часов общения готовы были продолжать оное исключительно в трибунале – более некомпетентного и при этом наглого офицера им давно не приходилось встречать. Чего только стоило выданное для начала заявление, что он им не подчиняется и отвечать на их вопросы не обязан. Фактически Шрёдер был прав: станция находилась в подчинении первого адмиралтейства. Но, зная уровень бюрократизма засевших в конкурирующем ведомстве чиновников от флота, Миттельмайер перед вылетом связался с непосредственным начальником контр-адмирала и уладил все формальности. Естественно, там вовсе не горели желанием заниматься какой-то аварией, так что руки у Вольфа с Оскаром были развязаны. К тому же, Шрёдер, хамя в открытую, никак не мог предположить, в каком отвратном настроении после проведенного допроса находятся оба вице-адмирала. И если с Ротманом оба еще себя как-то сдерживали, то нерадивому командиру досталось по полной. Миттельмайер и Ройенталь за несколько часов буквально перевернули станцию вверх дном. Все, что они обнаружили, было запротоколировано и предъявлено Шрёдеру, начиная с его нетрезвого заместителя полковника фон Рихтгофена и заканчивая отсутствием необходимого для начала ремонтных работ оборудования, которое, тем не менее, числилось в инвентарных списках. В общем, ночь они провели весело. Когда возвращались, Оскар сразу же после отлета задремал в кресле шаттла: похоже, устал сильнее, чем пытался показать. А вот Вольф снова мысленно вернулся к допросу лейтенанта. Парень собственными руками подписал своей семье приговор, а она у него немаленькая. Вольф специально посмотрел личное дело: мать, отец и двое братьев. Да даже если бы существовал только один человек, связанный с лейтенантом! Какая разница, погибнет из-за его глупости один невиновный или четверо? После приземления Миттельмайер уговорил друга отправляться домой и отдыхать, пообещав, что тоже поедет отсыпаться, как только доложит командующему и убедится, что за время их отсутствия не произошло ничего непредвиденного. В адмиралтействе было тихо. Мюллер сообщил, что командующий звонил вечером, как раз после их разговора. Конечно же, Нейхардт ответил ему так, как они и договаривались. Значит, чутье не подвело Волка и в этот раз... вот только, зная Мюллера и его неспособность врать, поверил ли Лоэнграмм в отсутствие информации? Ну, сейчас станет известно. Отпустив Нейхардта, Вольф набирает номер командующего. Долго ждать ответа не приходится. Судя по несколько заспанной физиономии Кирхайса, тот только что встал, – и, учитывая некоторую помятость рубашки, явно с кресла в спальне Лоэнграмма. На вопрос Вольфа, как прошла ночь, Зигфрид отвечает, что все в порядке, и отодвигается от экрана, давая место самому Лоэнграмму, который тут же начинает задавать интересующие его вопросы. В спокойной обстановке удовлетворить его любопытство намного проще. Миттельмайер докладывает достаточно подробно, хоть и воздерживается от комментариев. Свое личное отношение к происшествию он выскажет уже не по комму, а пока – достаточно констатации фактов и предварительного отчета о проделанной работе. По мере услышанного Лоэнграмм хмурится, но тоже практически не комментирует, только в конце говорит, что хочет видеть их с Ройенталем вечером у себя. Покончив с докладом, Вольф еще с полчаса разбирает бумаги, оставленные со вчерашнего дня на подпись, и только после этого наконец едет домой, к ждущей его Эве. *** Клаус фон Лихтенладе, в отличие от многих аристократов, вставал довольно рано и к десяти утра уже успевал выслушать пару докладов и просмотреть все принесенные секретарем бумаги. Из того, что сегодня попало к нему на стол, особенно интересным оказался рапорт гросс-адмирала фон Лоэнграмма. Еще раз перечитав рапорт и приложенное к нему письмо, господин госсекретарь позвав слугу и приказал принести кофе. Мальчишка раскопал-таки художества Брауншвейга с компанией. А значит, теперь нужно решить, имеет ли смысл поставить в известность кайзера, и если да, то какую при этом занять позицию. Нет, Лоэнграмм все же оказался смелее – или безрассуднее, – чем маркизу показалось вначале. Чудом остался жив – и все равно решил завершить расследование. Слуга, принесший кофе, отрывает маркиза от размышлений. В его возрасте уже следовало бы подумать о здоровье и ограничиться не более чем парой чашек в день, но увы – господин госсекретарь не может обходиться без этого столь вредного напитка. Хотя, кажется, у него появился вполне реальный шанс отвыкнуть от кофе, поскольку то, что сейчас принесли, пить практически невозможно. Что нужно делать с зернами самого лучшего сорта, чтобы превратить их в это? Локи, он определенно погорячился, выгнав на прошлой неделе Вернера. Тот, конечно, был неблагодарной свиньей, да к тому же еще и вороват, но что значат пара серебряных ложек по сравнению с тем божественным кофе, который готовил этот проходимец? Терпит же Клаус уже почти два года своего секретаря, хотя этот дурень не в состоянии даже нормально почту разобрать... но зато он родственник жены, а огорчать супругу не хочется. В дверь снова стучат, после позволения войти на пороге возникает легкий на помине секретарь и докладывает, что пришел маркиз фон Литтенхайм. Хм, а вот это весьма интересно, о встрече они не договаривались, тем более – о такой ранней. Неужели Вильгельм узнал что-то такое, что заслуживает столь несвойственной ему спешки? В любом случае, это точно не визит вежливости. Определить настроение визитера с первого взгляда не удается. Литтенхайм, как всегда, напоминает сытого кота, который, впрочем, совершенно не прочь поживиться еще чем-нибудь. Обмен мало что значащими любезностями тоже практически ничего не дает. Единственное, что пока понятно – гость не кажется взволнованным или расстроенным. –Итак, любезный маркиз, чему обязан столь ранним визитом? Литтенхайм, явно рассчитывавший еще какое-то время поговорить ни о чем, несколько натянуто улыбается, но на вопрос все же отвечает: –До меня дошли слухи о расследовании некоего дела, к которому оказался причастен герцог Брауншвейг, – это произносится таким тоном, будто бы речь идет о сущей безделице, но вот глаза Вильгельма выдают, слишком уж нетерпелив взгляд. Так вот оно что! Быстро же до него дошло, нужно немедленно выяснить, откуда просочилась информация. Но сейчас этим стоит воспользоваться. Оба зятя Фридриха терпеть не могут друг друга, каждый готов вцепиться другому в глотку при первой же подвернувшейся возможности, что и неудивительно: любой из них желает видеть на троне именно свою дочь. Но Брауншвейг в последнее время стал совсем уж неуправляем и чересчур уверен в своей победе. А вот Литтенхайм, кажется, ищет союзников. Ну что же, посмотрим, что он может предложить. –Вы правы, вчера пришел рапорт гросс-адмирала фон Лоэнграмма, который проводил проверку поставок вооружения концерном фон Фрича, – Лихтенладе кладет перед собой бумаги и тут же замечает, с каким интересом Литтенхайм смотрит на них. –Тот самый контракт, о котором так пекся Брауншвейг? – вопрос задан совершенно невинным светским тоном. –Да, именно тот, смотрите сами, – Лихтенладе пододвигает листки к краю стола, Литтенхайм тут же берёт их и принимается читать. По мере чтения на его лице все отчетливее проступают черты удовлетворенного жизнью и добычей кота. –Очень интересно, у Лоэнграмма в команде определенно есть кто-то, кто основательно над этим поработал... и, если дать документу ход, то непредвиденные последствия могут ждать не только фон Фрича, не так ли? А вот и цель визита. Видимо, Литтенхайм решил воспользоваться случаем и потеснить конкурента. Посмотрим, как далеко он готов пойти. –Вы полагаете, что рапорт заинтересует кайзера? –Я полагаю, что мой свояк не умеет быть благодарным, – Литтенхайм брезгливо кривится. Еще бы, ведь в обмен на то, что они оба закроют глаза на эту сделку, маркиз просил у герцога сущую безделицу – поспособствовать покупке приглянувшихся им заводов у его родственника по более… приемлемой цене. Тот же, вначале пообещав, так ничего и не сделал. –Что ж, сегодня в полдень я буду у Его величества, и постараюсь обратить его внимание на этот рапорт, – Лихтенладе кладет бумаги в папку, при этом внимательно следя за реакцией собеседника. Тот, похоже, очень рад, что получилось так просто добиться желаемого. Но если их желания на данном этапе совпадают, то почему бы и нет? – Маркиз, а что вы думаете о молодом Лоэнграмме? –Думаю, что Брауншвейг допустил непростительную ошибку, оставив его в живых. Теперь избавиться от него так легко не получится. Можно даже не сомневаться, что Литтенхайм, появись у него желание убрать мальчишку, действовал бы намного осмотрительнее. По крайней мере, сам он явно так считает. –Вы, несомненно, правы. Тем не менее, бывают случаи, когда не стоит упускать возможности дать раненому льву загрызть неудачливого охотника. –Я сомневаюсь, что мальчишке это по силам, но ведь ему можно и помочь? – Литтенхайм смотрит в сторону папки с рапортом, и Лихтенладе кладет на нее руку. – Хоть я с ним практически не сталкивался, за исключением той злополучной истории с дуэлью из-за рудников, но тогда он произвел на меня впечатление удачливого человека. Помощь потребуется незначительная. –Ну, как видите, он весьма успешно воюет, и пока от него пользы значительно больше, чем от герцога. –Согласен, пока он не лезет в политику, его вполне можно поддержать. Как вы считаете, если кайзер воспользуется этими данными, – еще один быстрый взгляд в сторону папки, – может, стоит предложить ему вознаградить Лоэнграмма? –Думаю, что какие-нибудь земли, естественно, не на центральных планетах, будут как раз достойной наградой. Мальчишка по большей части интересуется только своим флотом и войной, но такой знак внимания не оценить не сможет, а им останется только намекнуть, кому именно он этим обязан. –Вполне приемлемо, а дальше посмотрим, как он себя поведет. Во всяком случае, это не такая уж значимая фигура, чтобы не убрать ее, если станет нам мешать, и не столь незаменимая, – Литтенхайм тонко, но самоуверенно улыбается. –Пока что кайзер к нему благоволит, чего только стоит прошлогодний подарок, – скорее, конечно, к его сестре, но это практически одно и то же. Скромная фаворитка, имеющая все шансы так и остаться последней на ложе Его Величества, упорно тянет брата вверх, и необязательно лишь из родственных чувств. Порой Лихтенладе задумывается, в какой мере графиня – игрок в этой партии, ведь Лоэнграмм больше смахивает на выращенное ею орудие. Но это лишь подозрения, хотя Грюнвальд определенно намного умнее покойной Бенемюнде. А орудие может использовать любой, у кого хватает на это сил. –Ну, кайзер, к сожалению, не вечен, тем более что его здоровье в последнее время не слишком нас радует, – Литтенхайм крайне ненатурально вздыхает. –Да, увы, – такой же картинный вздох. – А ведь, если Брауншвейг попадет в опалу, вопрос с наследником престола станет намного яснее. Его Высочество Эрвин-Йозеф еще так мал... И, что немаловажно, нет годного игрока, способного поддержать этого ребенка. Страховочный вариант, не более того. –Нам все же повезло, что эта девица так и не смогла родить, – Литтенхайм говорит чуть небрежно, но некоторые довольные ноты все же проскальзывают. –Ах, маркиз, – Лихтенладе учтиво улыбается, – как же она могла родить, если её столько лет пичкают контрацептивами в солидных дозах? Литтенхайм кривит свой аристократический рот в ухмылке, он вполне оценил прозрачный намек на то, что его собеседник в курсе, кому кайзер обязан отсутствием лишних наследников. –Скорее всего, вы правы, у нее столько недоброжелателей. –Конечно, остается еще призрачная возможность назначения наследника не из числа кровных родственников, но за пятьсот лет существования династии такого, хвала Одину, ни разу не случалось, – во всяком случае, Фридрих на подобное не пойдет. –Ну, это точно из разряда невероятного, – Литтенхайм снова усмехается, он явно воспринимает последнюю фразу как шутку. Лихтенладе же оглядывается на часы, стоящие на камине, после чего произносит: –Вынужден просить вас меня извинить, но через полчаса я должен быть во дворце. –Ах, конечно, конечно... надеюсь, что сегодня здоровье кайзера позволит ему вас принять, и он прислушается к вашему докладу. *** Райнхарда разбудило ноющее плечо. То ли во сне повернулся как-то не так, то ли лежал неудобно, – в итоге боль, хоть и терпимая, заснуть снова все же не давала. Открыв глаза, Райнхард глянул на часы и решил, что уже вполне можно вставать, но, обернувшись, заметил мирно спящего в кресле Кирхайса. Голова чуть запрокинута, полностью расслаблен... и, самое главное, он счастливо улыбался. Очевидно, Кирхайсу снилось что-то очень хорошее, и Райнхард решил вести себя как можно тише, чтобы ненароком не разбудить друга. Немного повозившись, он смог улечься так, что плечо практически не беспокоило. Все же вчерашний день тяжело дался им обоим, поэтому Кирхайсу совсем не помешает хоть немного поспать. Проклятое письмо, как же оно вывело его из себя... Но, с другой стороны, он же ничего подобного не ожидал и… нет, это не оправдание. Кирхайс ничем не заслужил такого отторжения. А если бы он вчера просто ушел, а если бы не захотел понять и простить? Нет, такого не могло быть, ведь Кирхайс всегда его понимает. Единственный друг, который будет с ним всегда... когда-нибудь они освободят Аннерозе, тогда Кирхайс сможет на ней жениться, и они наконец-то будут жить вместе, как одна семья. Это правильно, ведь они любят друг друга. Райнхард давно все знает, но до вчерашнего дня не хотел говорить. Зачем расстраивать друга, поднимая больную тему? Все равно пока можно только ждать, а еще – надеяться, что с сестрой все будет в порядке... потому что, если с ней что-нибудь случится, в этом винить он сможет только себя самого. Это ведь он подставил Аннерозе под удар. Плечо снова напоминает о себе, и Райнхард, изо всех сил стараясь не шуметь, садится. Ему даже удается, практически не поднимая правую руку, подпихнуть под спину подушку. Так все же удобнее. Лежа Райнхард чувствует себя совсем беспомощным. Увы, пока предел его возможностей – удерживать равновесие, сидя на кровати... Он рассеянно касается щеки, пытаясь на ощупь понять, нормально ли заживает порез. Проклятому герцогу удалось оставить память о себе... но куда больше раздражает то, что этот шрам будет видеть сестра. Нет, сегодня они обязательно поговорят, Райнхард старается выполнять свои обещания. Кирхайс все так же сладко спит, интересно, что именно ему снится... Лоэнграмм снова косится на часы, затем, не выдержав, проверяет комм. Пропущенных вызовов нет, еще один повод поволноваться. Миттельмайер с Ройенталем уже больше полусуток находятся на станции, и от них до сих пор – никаких новостей. Что же там случилось? Все-таки нужно было вчера надавить на Мюллера, он наверняка что-то знал и умолчал. Нейхардт слишком честен, чтобы по своей инициативе утаивать важную информацию, значит, ему приказали, а сделать это могли только два вице-адмирала. Которые, естественно, не пропали, а просто медлят с докладом. Опять перестраховываются, не желая его беспокоить? Вполне возможно, явно научились у Кирхайса. Ну ничего, пусть только объявятся, он им выскажет все, что об этом думает. За дверью по коридору кто-то проходит, затем Райнхард слышит звон. Похоже, упало что-то стеклянное, – и точно: прислушавшись, он разбирает приглушенные причитания фрау Марты. Кирхайс, видно, тоже все слышал, потому что вначале потягивается, а затем открывает глаза. Райнхард невольно улыбается и ловит ответную, немного виноватую улыбку. Ну вот, не помогла и книга, он все-таки уснул. И, кажется, проспал довольно долго. Точно, уже девятый час. Но Зигфрид все равно не считает, что зря провел ночь здесь. Что бы там ни говорил Лоэнграмм, а спать спокойно в своей кровати, зная, что почти беспомощный друг остался в одиночестве, у Кирхайса просто не получилось бы. Даже если тот и предпочитает беречь его сон. Ведь, похоже, Райнхард проснулся уже давно. Что ж, значит, сначала стоит заняться им, а себя привести в порядок можно и попозже. Зигфрид выходит из спальни и через минуту возвращается со всем необходимым. На стол водружается глубокая миска и кувшин с водой. Райнхард тут же пересаживается поближе, и Кирхайс помогает ему подвернуть правый рукав пижамной куртки. Когда Райнхард впервые увидел этот кувшин, белый, с нарисованными голубыми незабудками и чуть выщербленным краем, то рассмеялся и сказал, что тот явно намного их старше. Вполне возможно, что он прав, дом и вся обстановка действительно напоминают какой-то старый фильм, но фрау Марта умудряется содержать его в идеальном порядке. И, во всяком случае, пока они точно не собираются куда-либо переезжать. Пока Райнхард чистит зубы и наносит на лицо крем для депиляции, Зигфрид замечает, что он снова оберегает плечо. На вопрос, в чем дело, следует привычное уверение, что все в порядке. Ну вот почему друг настолько упрям, когда это касается его самочувствия? Ведь все равно же видно, что его беспокоит. Значит, придется действовать, как всегда. Дождавшись, когда Райнхард закончит смывать с лица крем, Зигфрид просит его расстегнуть куртку. Друг недовольно ворчит, но все же подчиняется, а когда Кирхайс начинает втирать в плечо обезболивающий гель, – сразу кривится и демонстративно отворачивается, заявив, что этой гадостью уже пропахло все вокруг. Все же сегодня Райнхард явно не в настроении, и что этому виной: неважное самочувствие или отсутствие новостей от Миттельмайера с Ройенталем, – пока непонятно. Вообще-то господам адмиралам пора бы уже по крайней мере выйти на связь. Если в течение часа они не дадут о себе знать, придется звонить в адмиралтейство, а делать это при Райнхарде совершенно не хочется. Ладно, время еще есть, может, Вольфганг или Оскар все же успеют сами их набрать. Зигфрид вытирает бумажной салфеткой руки, когда раздается входящий сигнал комма, на экране которого высвечивается адмиралтейский номер Миттельмайера. Закончив разговор с Волком, Райнхард снова пересаживается поближе к спинке кровати и откидывается на подушку. Информации слишком мало, но кое-какие выводы сделать можно. Например, что времени для промежуточного доклада у Вольфганга было предостаточно. Впрочем, выказать свое недовольство, равно как и узнать все подробности, Лоэнграмм собирается позже, поскольку прекрасно видел, насколько Миттельмайер устал. Времени до вечера на отдых должно хватить. А пока можно поделиться соображениями с Кирхайсом. –Странная диверсия, правда? –Вам тоже так показалось? – Зигфрид, вытиравший капли воды со столешницы, поворачивается к нему. –Какая-то... неправильная, – Райнхард снова проводит пальцами по немного подмокшей наклейке на лице. Порез сильно чешется, и рука невольно тянется к щеке. –Да, больше похоже на постановку, причем не слишком удачную, – Кирхайс последний раз проводит по столу полотенцем. – Или просто на работу полного дилетанта. Лоэнграмм в ответ только хмыкает. Определение хорошо подходит к этому террористу, разделяющему идеалы мятежников. Идеалисты часто не имеют понятия о том, насколько глупо себя ведут. Райнхард невольно вспоминает выходку, чудом сошедшую ему с рук в юности. К счастью, тогда он вовремя понял, как именно нужно добиваться своих целей, если действительно хочешь увидеть результат. –Вице-адмирал наверняка заметил бы, будь это разыграно с какой-то целью, – заканчивая мысль, Зигфрид собирает туалетные принадлежности. Перед тем как выйти из спальни, он снова обращается к другу: – Я пойду приму душ и переоденусь. Сказать фрау Марте, чтобы подавала вам завтрак? Райнхард поднимает глаза, на мгновение задумывается и решительно отвечает: –Нет, я подожду тебя. –Хорошо, я быстро. Кирхайс выходит, и Лоэнграмм снова ненадолго погружается в свои мысли. Примерно через полчаса возвращается Зигфрид – в сопровождении фрау Марты, в руках которой поднос с едой. За завтраком они практически не говорят, и только когда опустевшие тарелки уже отставлены, а Кирхайс берет чашку кофе, Райнхард сначала оглядывается на часы, а затем произносит: –Как ты думаешь, если я через час позвоню министру двора, это будет не рано? –Наверное, нет, – Зигфрид чуть улыбается и слегка пожимает плечами, – а если и не застанете его на месте, то позвоните позже. –Конечно, рано или поздно, но он должен появиться, – Лоэнграмм с некоторой тоской смотрит сначала на чашку с кофе в руках друга, а потом на стоящий перед ним самим стакан сока. После завтрака Зигфрид предлагает почитать книгу, и Райнхард тут же соглашается, но слушает невнимательно и буквально каждых десять минут смотрит на часы. Наконец, когда на табло загорается цифра десять, Лоэнграмм набирает дворцовый номер. На вызов отвечает секретарь, который говорит, что господина министра пока еще нет. А затем с наигранным подобострастием добавляет: «Но ведь господин гросс-адмирал наверняка желает связаться с графиней Грюнвальд?» При упоминании сестры глаза Райнхарда моментально приобретают серо-стальной оттенок, но он вежливо отвечает, что действительно хотел бы переговорить с графиней Грюнвальд, на что секретарь так же любезно обещает передать его просьбу, как только появится министр. Райнхард благодарит и отключает связь, причем нажимает кнопку так резко, что происходит сбой в системе, и экран, вместо того чтобы погаснуть, покрывается рябью помех. Лоэнграмм раздраженно шипит сквозь зубы, пытаясь исправить настройки, но ничего не получается, и он злится еще больше. Кирхайс, молча наблюдавший за происходящим, ловит момент, когда друг окончательно отчаивается поправить все сам, и разворачивает комм к себе. Быстро пробежавшись пальцами по клавиатуре, он вводит верные настройки, после чего экран благополучно гаснет. Восстановив связь, Зигфрид предлагает продолжить чтение, но Райнхард, раздосадованный неудачным звонком, отказывается. Не желая ни о чем говорить, он ложится и прикрывает глаза рукой, а минут через пятнадцать Кирхайс замечает, что друг задремал. Но, когда почти через час раздается входящий сигнал комма, Лоэнграмм мгновенно открывает глаза, смотрит на экран и, увидев номер, тут же отбрасывает одеяло. Когда через пару секунд перед ним возникает лицо Аннерозе, он уже сидит прямо, спрятав перевязанную ладонь, и совсем не выглядит сонным. –Райнхард, здравствуй. Мне передали, что ты хотел меня видеть, – ее улыбка, как всегда, теплая, но взгляд прекрасных серых глаз полон тревоги, Аннерозе явно пытается рассмотреть, в каком состоянии брат. Он же вовсе не собирается давать ей повод для волнения. Достаточно и того, каким сестра его видела в прошлый раз. Вспоминать об этом прямо сейчас, конечно, тоже не стоит. –Аннерозе, наконец-то, я уже думал, что нам придется ждать целый день, – в голосе Райнхарда столько радости, что это невозможно не заметить, и Аннерозе слегка расслабляется. Брат тем временем отрывается от комма и жестом показывает кому-то, – видимо, Зигу, – чтобы тот сел рядом с ним. Кирхайс, похоже, колеблется, но Райнхард берет его за руку и тянет к себе, вынуждая подчиниться. Затем немного отодвигается, так, чтобы Аннерозе смогла увидеть их обоих. –Госпожа Аннерозе, здравствуйте. – Зигфрид старается говорить как можно спокойнее, но при этом его сердце колотится так, что кажется, будто оно вот-вот выскочит из груди. –Зиг, здравствуй, рада тебя видеть, – Аннерозе улыбается им, и Кирхайсу сразу же становится намного легче. – Вы меня опередили, я хотела просить сегодня у Его величества разрешения связаться с вами, – при упоминании кайзера Лоэнграмм слегка кривится, но от каких-либо замечаний воздерживается, и Аннерозе продолжает: – Райнхард, как ты себя чувствуешь? –Нормально, – Райнхард произносит это с усмешкой, но, видя, что такой ответ сестру совершенно не устраивает, добавляет: – Ну, какое-то время я, конечно, не смогу стоять на руках, но в остальном – ничего страшного, – снова лукавая улыбка, заставляющая Аннерозе улыбнуться в ответ. Шутка все-таки разряжает обстановку, и они какое-то время говорят о самых незначительных вещах, в основном вспоминая смешные истории из прошлого. Но постепенно разговор переходит на дворцовые новости, и Аннерозе упоминает герцога Брауншвейга. Райнхард, услышав это имя, моментально становится серьёзным и, дослушав рассказ, решает ее предупредить: –Сестра, пожалуйста, будь осторожнее. –Райнхард, – Аннерозе слегка удивленно смотрит на брата, – ты же знаешь, что здесь я в безопасности, Его величество после того случая приказал приставить ко мне охрану, и… – голос ее чуть заметно дрожит, – запретил мне выходить из дворца, кроме как в его сопровождении. –Госпожа Аннерозе, лорд Райнхард прав, вы должны быть осторожны, – Зигфрид чувствует, как друг касается его руки, словно прося не вдаваться в детали, и продолжает: – Враги лорда Райнхарда могут попробовать добраться до вас и во дворце. –Зиг, Райнхард, поверьте, мне ничего не грозит, но раз вас это так волнует, то я постараюсь быть внимательнее, – она замолкает, похоже, намекнуть все же удалось. Молчание повисает и на их стороне, но потом Лоэнграмм все же тихо произносит: –Аннерозе, у меня к тебе еще одна просьба, – Райнхард опускает взгляд, и его голос звучит несколько глуше, чем перед этим, – если до тебя дойдут какие либо слухи обо мне и Кирхайсе, не верь им. Зигфрид незаметно сжимает кулак. Разумеется, друг не мог не вспомнить о проклятом письме. При мысли об авторах этой мерзости и о том, что подобные слухи могут коснуться ушей госпожи Аннерозе, снова накатывают не самые гуманные желания. Не то чтобы она могла на самом деле поверить в подобную клевету... Аннерозе недоуменно смотрит то на брата, то на Кирхайса, но оба молчат, и тогда она спрашивает: –Райнхард, о чем ты, чему я не должна верить? Брат все так же смотрит в пол и тихо говорит: –Ничему из того, что тебе станут говорить о нас, – Райнхард все же поднимает голову, и Аннерозе замечает, как зло сверкают его глаза. Она пытается еще что-то уточнить, но брат больше не хочет говорить на эту тему, и подозрение, всплывшее из-за его слов, остается неразвеянным. Пересуды о том, что именно произошло с Райнхардом, Аннерозе помнит очень хорошо. И, судя по тому намеку, который брат сделал в адрес герцога... многочисленная родня Брауншвейга способна на многое. Если за нападением на Райнхарда стоит кто-то из них... Аннерозе мысленно убеждает себя, что сплетники не могут быть правы, но она видит, что гордость брата явно чем-то задета. Можно и не спрашивать, он не ответит в любом случае. Осторожно переведя разговор на состояние здоровья Райнхарда, Аннерозе все же вытягивает из брата и Зигфрида некоторые подробности. Всего ей не говорят, и в целом явно стараются успокоить, но удается понять, что какое-то время Райнхард проведет дома, что рекомендации врача он выполняет, а Зиг старается за этим следить. Аннерозе искренне надеется, что верный друг сделает все, что в его силах, и боится только, что его сил окажется недостаточно. –Присматривай там за моим братом, – говоря это на прощание Кирхайсу, она старается спрятать тяжесть, поселившуюся в душе. Аннерозе больше всего на свете хотелось бы самой укрыть Райнхарда от боли, несправедливо доставшейся ему, но на это способны разве что боги.