Цена

*** Когда-то давно, ещё учась в школе, Аннерозе вычитала в одной книжке, что удел мужчин – воевать, а удел женщин – ждать своих мужчин. Тогда она не придала особого значения фразе, показавшейся такой банальной, но последние десять лет Аннерозе только и делала, что убеждалась в правильности этого высказывания. С того самого дня, когда Райнхард стал солдатом, а вместе с ним – и Зиг, его друг, которого она давно воспринимала как ещё одного младшего брата. Её мальчики выбрали для себя войну, а ей осталось только надеяться, что они вернутся целыми... или хотя бы просто вернутся. Но, как оказалось, зависть и злоба других людей намного страшнее опасностей, подстерегающих в бою. И даже военный гений не спасется от подлого нападения, оставшись один, без своих людей... Задавить числом и избить до полусмерти можно любого. Конечно, раны на теле рано или поздно заживут. Из того, что она видела сама, и рассказа Магдалены было ясно, что брат сильно пострадал, но ведь он уже поправился достаточно, чтобы вернуться к своим обязанностям... То, что тревожило Аннерозе сейчас, как раз с этим и было связано. Райнхард уже на прошлой неделе вышел на службу, значит, чувствовал себя нормально, но за все эти дни так ни разу и не пытался встретиться с родной сестрой. Раньше он, как бы ни был занят, всегда находил время, чтобы побывать у неё… если, конечно же, хотел этого. И, чем больше она задумывалась, тем сильнее казалось, что его нежелание показаться ей на глаза, скорее всего, вызвано намерением скрыть от неё что-то серьёзное. Но что именно? Нет, можно было найти и другое объяснение. В конце концов, брат действительно был по уши в делах, да еще и почти сразу же получил новое задание – покончить с мятежом Максимилиана фон Кастропа. Это Аннерозе узнала от Его величества. Кайзер также упомянул, что на аудиенции поинтересовался состоянием Лоэнграмма – и тот уверил его, что полностью здоров и готов служить на благо Рейха. Но в том, что братик ответит именно так, можно было не сомневаться. Аннерозе боялась не столько физических травм и их последствий, сколько того, что с Райнхардом могли обойтись намного хуже… и у него действительно есть причина таиться от нее. Характер брата, его честь и гордость – не то, что легко можно спрятать. Враги графа фон Лоэнграмма прекрасно знают, чем можно его задеть. Высокопоставленные негодяи способны на всё, и убийство – не самое худшее из того, на что они пойдут, желая унизить и растоптать того, кого ненавидят. Это неоспоримый факт, который позволяет подозревать их в любой гнусности. За последний месяц Аннерозе успела наслушаться самых разнообразных версий о том, что якобы произошло с Райнхардом. И, хотя цену такой информации она прекрасно знала, но избавиться полностью от страха и сомнений не удавалось. Сразу после нападения, услышав, что граф фон Лоэнграмм то ли при смерти, то ли в коме, то ли изуродован, Аннерозе бросилась звонить... и ненадолго успокоилась, только увидев его. Другие слухи проверить так же легко было нельзя, а пугали они ее не меньше. Особенно теперь, из-за странного поведения брата. В последнее время все чаще и чаще звучала особенно гадостная сплетня – о том, что той ночью над ним еще и надругались. Услышав первый раз подобную мерзость, Аннерозе просто отказалась в нее поверить, но придворные продолжали шушукаться, и постепенно она задумалась, не может ли этот кошмар оказаться правдой. Если так, то закончится все очень плохо. Райнхард вряд ли сможет жить после такого, а найти способ умереть на войне слишком просто. Разве что вначале он постарается отомстить... Но хуже всего в этой ситуации было то, что теперь она, ожидая появления брата или хотя бы звонка, не могла заставить себя набрать его номер. Страх просто сковывал Аннерозе, стоило ей только подойти к комму. Глупый, иррациональный ужас... но сделать с собой она ничего не могла. Чем дальше, тем страшнее ей становилось, и боязнь случайно выдать свои мысли, подтолкнув тем самым брата к пропасти, перевешивала любые доводы рассудка. Аннерозе понимала, что всё равно не узнает правды, даже если Райнхард и придёт. Можно только гадать, спросить его напрямую она никогда не сможет, да и смысла нет. Оставалась лишь слабая надежда на Зига. Если удастся как-то отвлечь брата, конечно, и если его друг захочет с ней поделиться, а не просто попытается успокоить. Подготовка к операции заняла несколько больше времени, чем Кирхайс изначально рассчитывал. Из-за работ по перевооружению составлять флот пришлось чуть ли не по одному кораблю, отбирая из различных подразделений те, что были полностью готовы к активным боевым действиям. Хотя к концу недели всё-таки удалось сформировать вполне приличный флот, состоящий, как и планировалось, из двух тысяч кораблей. В другой ситуации это могло бы стать большим недостатком, ведь, даже учитывая высокий уровень подготовки экипажей на всех приданных Лоэнграмму кораблях, они всё же должны были притереться друг к другу, чтобы составить слаженную команду. Но в данном случае об этом можно было не слишком волноваться, к тому же, Зигфрид собирался провести несколько тренировок за время полёта к Лабарду. Куда более сильное беспокойство причиняло то, что он будет вынужден надолго оставить Райнхарда одного. Друг продолжал утверждать, что с ним всё в порядке и чувствует он себя превосходно, но ведь утром прошлой пятницы тоже ничего не предвещало такого резкого ухудшения. А если Лоэнграмм снова забудет выпить таблетки?.. Дома за ним, конечно же, присмотрит фрау Марта, но в адмиралтействе он будет предоставлен сам себе, – а что друг способен натворить, дорвавшись до работы, Зигфрид уже однажды видел, и повторения точно не желал. Райнхард однозначно пока ещё нуждается в чужой помощи, хочет он этого или нет, и значит, он её получит. Ройенталь с Миттельмайером изначально были в курсе всего происходящего, следовало только с ними переговорить, вот только у Кирхайса все никак не получалось – из-за того, что последние несколько дней был слишком занят. Но за день до отлёта он уже более-менее разобрался с делами, а Райнхарда неожиданно вызвали на очередное заседание в первое адмиралтейство, так что на обед Зигфрид пошёл в компании Оскара и Вольфа, там же и поделился с ними своими опасениями. Выслушав, оба вице-адмирала с готовностью заверили его, что постараются сделать всё возможное, чтобы не дать командующему заработаться до полного изнеможения. То, что их слову можно доверять, оба уже не раз доказали, так что Кирхайс отчасти успокоился. После обеда ему было чем заняться – кое-какие дела требовали напоследок внимания, кое-что еще следовало подготовить к временной передаче, но кусок работы остался не такой уж большой. Зигфрид все по привычке рассчитал заранее, сегодня он совсем не хотел задерживаться, ведь на вечер у них с Райнхардом был запланирован визит к госпоже Аннерозе. Друг ещё утром запросил для них разрешения на посещение дворца, и тут же получил подтверждение, что их имена внесены в списки визитёров, так что вечера Кирхайс ждал с большим нетерпением. Но, чем меньше времени оставалось до конца дня, тем труднее становилось ждать. К тому же, он снова начал волноваться, поскольку Райнхард всё ещё не вернулся. Зигфрид уже собрался было набрать номер приёмной Мюкенбергера, поинтересоваться, закончилось ли совещание и выехал ли гросс-адмирал фон Лоэнграмм, но тут комм ожил сам. Звонили из первого адмиралтейства. Кирхайс нажал кнопку приёма вызова и с облегчением увидел на экране лицо Райнхарда. Лоэнграмм выглядел не на шутку раздражённым, по гневным молниям в серых глазах и особенно интонации было ясно, что друг еле сдерживается. Совещание еще не закончилось, сделали лишь небольшой перерыв, так что Райнхард пока не мог сказать, когда освободится, а поэтому посоветовал, – вернее, практически приказал Зигфриду не ждать его и отправляться во дворец. Кирхайс даже не успел ничего сказать в ответ, поскольку Лоэнграмм резко оборвал связь. Сразу же захотелось перезвонить, пока Райнхард не отошел далеко, и сказать, что один он никуда ехать не собирается, но Зигфрид остановил себя. Во-первых, друг и так уже на взводе, такое поведение его точно ещё больше разозлит, а во-вторых... да нет, вот это как раз было «во-первых». Он страшно хотел встретиться с Аннерозе. Но всё же некоторое замешательство в мыслях присутствовало. За десять лет, что сестра Райнхарда провела при дворе, Кирхайс довольно регулярно с ней виделся, – но, само собой разумеется, он просто сопровождал Лоэнграмма. Кем при этом его воспринимала дворцовая охрана, он никогда не задумывался, ведь для него значение имело только то, что он может видеть госпожу Аннерозе. Он хорошо помнил, как они в первый раз приехали её навестить. Прошло всего несколько месяцев с момента их поступления в академию, и для двух десятилетних мальчишек, привыкших к небольшим уютным дворикам пригорода, громадный дворцовый парк показался просто невероятным. Но в памяти Зигфрида отложилось также и то, какую огромную боль Райнхард испытал при виде этого великолепия. Ему и самому тогда было больно, и за все эти годы боль только усилилась, – ведь, полностью осознав свою любовь к Аннерозе, он с большим трудом мирился с тем, что она принадлежит другому. Если бы это было, по крайней мере, ее собственное решение – Кирхайс смирился бы, продолжал любить, но смог бы отпустить... вот только Аннерозе никто не предоставлял особого выбора, и ещё долго ничего подобного не произойдет. От воспоминаний и размышлений Зигфрида отвлёк новый входящий сигнал. Как оказалось, звонил Ройенталь, которого интересовало, нужен ли он ещё и стоит ли ждать возвращения командующего. Сообщив тому, что Лоэнграмм сегодня уже точно не появится и задерживаться повода нет, Кирхайс снова задумался, что же делать ему самому. Разрешение у него было, а охрану вряд ли заинтересует, почему он пришёл один. В крайнем случае, можно просто сказать, что Райнхард задерживается. Но бросать на госпожу Аннерозе малейшую тень подозрения не хотелось бы, – он ведь давно уже не десятилетний мальчик... И в то же время осознавать, что тогда завтра он улетит, так и не увидев любимую, совершенно нестерпимо. Ещё пару минут Зигфрид колеблется, но потом все же решает, что ничего такого уж страшного от его визита не случится. Они, как всегда, будут на виду у вездесущей прислуги, простора для домыслов такое наблюдение не оставляет, – и значит, не стоит лишать себя возможности хотя бы недолго побыть с Аннерозе. После завтрака Его величество заявил, что целый день будет занят в оранжерее, а затем пожелал Аннерозе не скучать и хорошо провести время. Поблагодарив кайзера за заботу и заверив его, что у неё найдётся чем себя занять, она вернулась в свои покои. Ещё совсем недавно совершенно свободный день, который Аннерозе могла провести как ей заблагорассудится, был бы для неё настоящим подарком, но только не сейчас. Ведь, стоит остаться одной, как в голове мгновенно возникают мысли о брате, от которых хочется плакать, а как раз этого она себе позволить не может. Приставленные к ней слуги тотчас донесут обо всём кайзеру, и придётся изворачиваться, придумывая правдоподобную причину своим слезам. Несмотря ни на что, Его величество был с ней неизменно добр, заботился о ней… и о Райнхарде, так что Аннерозе не хотелось лгать без веской на то причины, а сказать правду она не могла. Поэтому она, войдя в гостиную, как всегда улыбнулась горничной, вытиравшей пыль со стоящих на камине безделушек, – и, взяв корзинку для рукоделия, вышла на балкон. Картина с домом и сиренью была практически готова, оставалось дошить всего лишь небольшой кусочек неба. На схеме вышивки были указаны номера оттенков, но, отобрав их, Аннерозе засомневалась. Магдалена недавно спрашивала ее о том, хотела ли она жить в этом доме. Тогда Аннерозе не стала отвечать подруге, поскольку на тот момент картина казалась ей просто симпатичным пейзажем, но позже, задумавшись, поняла, что Магда была права – её мечты о будущем действительно напоминают вот такой незамысловатый сюжет. Только мрачное облако, нависшее над садом, плохо вписывалось в этот воображаемый мир, поэтому она вернула мотки тёмно-серого шёлка на место и стала выбирать более светлые. По мере того, как Аннерозе откладывала нужные нитки, её воображение рисовало вместо готовой пролиться дождём тучи нечто совершенно безобидное. Как бы ей хотелось, чтобы и в жизни можно было так же просто всё изменить... но жизнь – это не вышитая шёлком картина, в которой достаточно использовать более светлые нитки, и всё станет замечательно. –Ваша светлость! – Аннерозе чуть вздрогнула и от неожиданности больно уколола палец – занятая своими мыслями, она не услышала, когда к ней подошла горничная. Девушка, заметившая это, быстро поклонилась и испуганно пролепетала: – Прошу меня простить. –Матильда, – Аннерозе постаралась как можно теплее улыбнуться. Девушка только недавно устроилась во дворец и пока испытывала вполне ощутимый страх перед такой высокопоставленной в её понимании дамой, как фрейлина, – ты что-то хотела? –Секретарь из приёмной господина министра двора просил передать вам, что вечером у вас будет двое посетителей: его светлость граф Лоэнграмм и контр-адмирал Кирхайс. –Спасибо, что-то ещё? – Аннерозе постаралась придать голосу как можно больше безразличия, и ей это вполне удалось, несмотря на то, что сердце просто выпрыгивало из груди. Брат все-таки придет... может быть, она просто зря себя накрутила? Горничная ещё раз поклонилась и вышла, а Аннерозе тут же отложила пяльцы. Сидеть и вышивать дальше она просто не могла, срочно нужно было заняться чем-нибудь более существенным, чтобы не выдать охватившее её возбуждение, и единственным подходящим делом показалось немедленно отправиться на кухню. Повара давно уже привыкли к тому, что графиня Грюнвальд питает особую любовь к приготовлению различных сладостей, и с удовольствием помогали ей. Вот и сейчас, стоило ей переступить порог кухни, как герр Ридель, – крупный, чуть полноватый седеющий господин в белом, туго накрахмаленном фартуке и таком же безукоризненном колпаке, – тут же направился к ней. –Ваша светлость, – мужчина учтиво, но без излишнего подобострастия поклонился, – рад снова видеть вас на моей скромной кухне. Желаете что-нибудь испечь? Мне тут достался недавно новый рецепт штруделя, не хотите ли попробовать? –Здравствуйте, герр Ридель. Я тоже рада вас видеть. – Аннерозе и в самом деле нравилось общаться с пожилым поваром, одним из немногих людей, кто был с ней добр и не искал никаких выгод от благосклонности фаворитки кайзера. – А вы уже испробовали этот рецепт? Сегодня ко мне должен прийти брат, и я бы хотела угостить его чем-то особенным. –О, конечно, – герр Ридель несколько картинно взмахивает руками, – разве я мог бы предложить вам что-то непроверенное? –Тогда я рассчитываю на вашу помощь. Как Зигфрид и предполагал, никаких вопросов у караульных при въезде на территорию Нойе Сан-Суси не возникло. Начальник караула всего лишь сверил данные в удостоверении с внесёнными в список посетителей и поинтересовался, нужен ли Его превосходительству провожатый. Заверив охранника, что знает дорогу, Кирхайс направился по знакомой до мельчайших подробностей парковой аллее к западному крылу дворца. Покои Аннерозе находились почти что в самой дальней части огромного дворцового комплекса, но сейчас Зигфрид был только рад представившейся возможности собрать воедино свои мысли. Предстоящая встреча радовала его еще больше, и то, что с ним не было Райнхарда, делало её совершенно особенной, ведь ему так давно хотелось хоть немного побыть наедине с Аннерозе. Но в то же время он понимал, что та наверняка захочет узнать подробности о брате, поэтому нужно было хоть вчерне продумать, что именно он сможет ей рассказать. Не хотелось бы вызвать лишнего беспокойства, но и слишком отходить от действительности не стоило. Дойдя до конца аллеи, Кирхайс в принципе смог составить более или менее стройную и непротиворечивую версию последних событий. Аннерозе он заметил ещё издали: она сидела на открытой террасе, склонившись к чему-то, что держала в руках, и лучи заходящего солнца играли в её волосах, делая их похожими на расплавленное золото. Залюбовавшись, Зигфрид на мгновение остановился, но тут же одернул себя и решительно преодолел последние метры лужайки. Мягкий песок, которым была посыпана дорожка, полностью поглощал звук шагов, к тому же, Аннерозе казалась полностью сосредоточенной на своем рукоделии, – но, стоило зайти на террасу, как она тут же подняла голову. –Зиг! – пяльцы с вышивкой отброшены на соседний стул, а Аннерозе резко подхватывается и делает шаг вперёд, при этом задевая стоящую на краю стола чашку. Чай из нее проливается на скатерть и платье, но кажется, что девушка этого совершенно не замечает. –Госпожа Аннерозе, – Кирхайс подходит ближе, их взгляды встречаются, и кажется, что в мире ничего нет, кроме этих светло-серых глаз, в которых так хочется утонуть... но справиться с собой всё же удаётся, он опускает голову и немного взволновано спрашивает: – вы не обожглись? –Что? – она тоже смотрит вниз и наконец-то обращает внимание на мокрое пятно на подоле. – Ах, нет, – она стряхивает рукой прилипшие к юбке чаинки, – ничего страшного, сейчас всё высохнет. Аннерозе оглядывается на опрокинутую чашку, ставит ту обратно на блюдце и наклоняется за упавшей на пол ложкой, но Зигфрид успевает первым, и её рука случайно ложится поверх его ладони. Её пальцы едва касаются его запястья, но Кирхайсу кажется, что жар от этого мимолётного прикосновения достигает его сердца. Очень хочется, чтобы это длилось как можно дольше, но проходит не больше пары секунд, и Аннерозе убирает руку. Впрочем, и этого достаточно, чтобы всё внутри перевернулось. Они поднимаются практически одновременно, Зигфрид кладёт на стол поднятую ложку. Аннерозе присаживается обратно на своё место, а он остаётся стоять, всё ещё ощущая тепло её пальцев. –Зиг, – в ее голосе появляется едва уловимая нотка тревоги, которая тут же выталкивает Кирхайса из мира грёз, – а где Райнхард? Он придёт позже? –Я не уверен, – Зигфрид слегка пожимает плечами – и замечает, как быстро меняется выражение на лице Аннерозе, как ее лицо выцветает, словно кто-то снизил яркость монитора, – он весь день был занят в первом адмиралтействе. Так что лорд Райнхард, судя по его словам, сам ещё не знает, когда освободится. –Но… – с трудом выговаривает Аннерозе, тут же замолкает и опускает взгляд, при этом её пальцы судорожно сжимают край скатерти. Кирхайс не совсем понимает, чем вызвана эта реакция, ведь по сути он не сказал ничего такого уж страшного, – но вдруг вспоминает о попытке Флегеля использовать Аннерозе в своих играх, и тут ему самому становится не по себе. –Госпожа Аннерозе, – Зигфрид пытается говорить как можно мягче, чтобы не расстраивать ее ещё больше, хотя из-за закипающей внутри злости с трудом удаётся контролировать свой голос, – вас кто-то обидел? – она, всё так же не поднимая взгляда, отрицательно качает головой, но при этом Кирхайс видит, как дрожат её губы, и он понимает, что Аннерозе вот-вот разрыдается. – Госпожа Аннерозе, прошу вас, скажите, что произошло? – как он ни старается, но полностью скрыть переполняющую его ярость не удаётся, и в интонациях отчётливо звучит металл: – Если вам снова угрожают, я готов сам разобраться с теми, кто осмелился на такое. Оповещать Райнхарда совсем не обязательно, – ему приходит в голову, что Аннерозе может опасаться расстроить брата, но это точно его не остановит. –Зиг, – Аннерозе наконец-то поднимает взгляд, и Зигфрид видит застывший в серых глазах ужас, – со мной всё в порядке. – Кирхайс хочет возразить, но она снова отрицательно качает головой и продолжает: – Я не за себя боюсь, – голос звучит совсем глухо и бесцветно. – Зиг, пожалуйста, только честно... вы рассказали мне всю правду о том, что сделали тогда с Райнхардом? –Почему вы спрашиваете? – Зигфрид старается быстро вспомнить, что именно они говорили Аннерозе. На первый взгляд, ничего из этого не могло так её испугать, да и баронесса вроде бы видела Райнхарда уже в относительно нормальном состоянии. Всё же тут дело в чем-то другом, и ему нужно обязательно выяснить, в чем. – Ведь он уже практически здоров. Аннерозе тяжело вздыхает, снова опускает голову, словно не может выдержать его взгляд, и очень тихо произносит: –При дворе ходят слухи, что в ту ночь Райнхарда не только избили, но и… – она на пару секунд замолкает, но потом всё так же тихо продолжает: – что его… что над ним надругались. – Последние слова звучат еле слышно, но для Кирхайса они подобны раскатам грома. – Прошу тебя, Зиг, – слезинки одна за другой скатываются по бледным щекам, – скажи – это правда, Райнхард из-за этого не хочет со мной встречаться? О боги, да что же это такое? Вначале грязная лживая анонимка, от которой Райнхарду чуть не стало плохо, теперь измышления каких-то идиотов, которым смакование чужой боли доставляет удовольствие! Вся эта придворная шваль недостойна даже презрения, – но, попадись ему сейчас хоть кто-то из этих сплетников, он бы собственноручно придушил подонков. Зигфрид непроизвольно сжимает кулаки – и тут же заставляет себя расслабиться, чтобы ещё сильнее не расстроить Аннерозе. Сейчас перед ним стоит одна-единственная задача – успокоить любимую девушку и развеять любые её подозрения, а как разобраться с гадами, которые довели её до такого состояния, он обязательно решит, но чуть позже. Как же Райнхард прав – ему действительно нужно новое звание, чтобы стать на ступеньку ближе к ней и получить хоть какую-то возможность её защитить. –Госпожа Аннерозе, – первые слова даются с трудом из-за всё ещё не прошедшей злости, но глубокий вдох помогает справиться с собой, – конечно, мы с Райнхардом не слишком вдавались в подробности, рассказывая вам о полученных им травмах, но поверьте, ничего подобного не было и в помине, вам солгали. Аннерозе слушает внимательно, но пока, похоже, его слова мало что меняют – серые глаза так же полны слёз, и он просто физически ощущает исходящий от неё страх. –Зиг, – в голосе отчётливо слышится мольба, – не надо меня успокаивать, я должна знать правду. Если... если это так, то ты же понимаешь, что он... Райнхард не выдержит долго. Аннерозе уже не сдерживается, и её речь всё чаще прерывается всхлипываниями. И тут Кирхайс делает то, что ещё минуту назад посчитал бы немыслимым – не в силах смотреть на её слёзы и горе, он подходит к ней, берёт за руку, заставляя подняться, и очень бережно обнимает. Она не сопротивляется, а наоборот, теснее прижимается к нему, уткнувшись лицом ему в плечо, и мир вокруг Зигфрида исчезает. Для него существует только эта хрупкая плачущая девушка, которую он любит и должен во что бы то ни стало защитить. Проходит вечность, но на самом деле – не больше минуты. Рыдания постепенно стихают, Аннерозе поднимает голову, и их взгляды вновь встречаются, но теперь в светло-серых глазах помимо печали появляется тень чего-то такого, от чего Кирхайс окончательно теряет голову. Его давняя заветная мечта исполняется наяву: он держит в объятиях любимую девушку, её губы в такой опасной и восхитительной близости, что нужно только чуть-чуть наклониться и… Но тут происходит непредвиденное – Аннерозе, ещё мгновение назад сама тянувшаяся к нему, вдруг отстраняется, и он от неожиданности разжимает руки. Она тут же делает шаг назад, быстро оглядывается по сторонам... и тут до Зигфрида доходит, что он только что сделал. Осознание и ужас от случившегося подобны холодному потоку воды, внезапно обрушившемуся на него, горло сжимают ледяные тиски, он не может даже вздохнуть; холод сковывает его изнутри, и ему стоит огромных усилий заставить себя сделать следующий вдох. Что же он натворил, как допустил такое? Ведь, если кто-то их видел, то… Хель, ведь здесь полно соглядатаев, и он об этом знал. Что же теперь делать? Уйти? Но если их видели, то выводы сделают соответствующие... Хотя какие ещё могут быть выводы, если он совершенно недвусмысленно обнял Аннерозе? Один всемогущий, да что же делать? Он не может сейчас бросить девушку одну разбираться с этим всем. То, что он в любом случае возьмёт всю вину на себя – понятно и так, но поверят ли ему... и чем это обернётся для Аннерозе и Райнхарда? Из-за своего эгоизма и неспособности удержать себя в руках он подверг опасности тех, кого хотел защитить больше всего на свете, кого всегда оберегал больше своей жизни. Так, стоп. Изменить сделанное всё равно нельзя, и самобичевание – точно не выход. Сейчас нужно в первую очередь предупредить Райнхарда, а вместе они уже подумают, как обезопасить Аннерозе. Возможно, если он сам подаст в отставку… нет, это тоже не выход. Всё, успокоиться, и так уже наделал достаточно глупостей, – и вспомнить, что есть, хоть и очень маленький, но шанс, что никто из слуг ничего не заметил. Системы видеонаблюдения здесь нет, а людям свойственно иногда терять бдительность. Если он начнёт паниковать, то наоборот, привлечёт ненужное внимание. Поэтому, как ни тяжело, но нужно постараться сделать вид, что ничего не произошло. К тому же, он так и не рассказал Аннерозе правду о брате. Оставить все так, как есть, было бы совсем бессовестно. Нужно исправить хоть что-нибудь. Кирхайс наконец-то решается взглянуть на нее. В глазах Аннерозе – всё та же боль и печаль, но вот чего там точно нет – так это сожаления или досады. Это несколько ободряет, но он всё же должен сказать: –Госпожа Аннерозе, если вы прикажете, я сейчас уйду. Обещаю, я обязательно передам вашему брату, что вы хотите его видеть и убедиться в его выздоровлении. Она чуть медлит, отчего Зигфрида снова накрывает волна холода, но все же отвечает, и он с облегчением слышит привычное тепло в её голосе: –Нет, не уходи, – Аннерозе приглашающим жестом указывает на стоящий напротив неё стул. – Сядь, пожалуйста, и расскажи мне всё о Райнхарде, – ещё одна небольшая пауза, и намного тише: – Только ничего не скрывай, прошу тебя. Это останется между нами, – твердая уверенность, звучащая в этой фразе, почти что успокаивает Кирхайса. Прямо сейчас за ними, видимо, не следят, во всяком случае, госпожа Аннерозе так полагает. – Я обещаю, что больше не буду плакать. В подтверждение своих слов она достаёт платок и осторожно промакивает всё ещё блестящие от слёз глаза. Зигфрид не в силах отвести взгляд от лица любимой, но исполняет её просьбу и, сев за стол, начинает рассказ: –На лорда Райнхарда напали люди герцога Брауншвейга, и сам герцог тоже присутствовал там, куда его доставили, – Аннерозе кивает, она наверняка и сама уже догадалась о причастности императорского зятя. – Мы с вице-адмиралами Миттельмайером и Ройенталем нашли его в загородном доме фон Тодда, – Кирхайс специально упоминает этих двоих, чтобы дать ей понять, кому ещё она может доверять в случае чего. – К тому времени герцога там уже, к сожалению, не было, – Зигфрид делает небольшую паузу, вспоминая подробности. В голову приходит мысль о том, почему тогда ни у кого из них с самого начала не возникло никаких сомнений насчёт того, что друга не пытались унизить подлым способом, так волнующим придворных шавок. – Только люди, которым было приказано убить Райнхарда, – от этих слов Аннерозе вздрагивает, и ему снова приходиться прилагать усилия, чтобы не броситься к ней. – Они, похоже, старались обставить всё так, чтобы расследование было легко замять, списав побои на драку или случайное нападение бандитов. Когда мы туда вошли, он был полностью одет и привязан к стулу поверх одежды, – выражение серых глаз слегка меняется, оно становится менее напряжённым, и Кирхайс понимает, что не зря упомянул об этом. – Потом мы привезли его домой, я сам осматривал Райнхарда ещё до прихода врача, и присутствовал, когда доктор им занимался... клянусь, ничего из того, о чём вы слышали, с ним не случилось. Аннерозе тяжело вздыхает, но это явно вздох облегчения. Зигфриду и самому становится чуть легче. Он осторожно, видя, что она все еще хочет знать подробности, перечисляет полученные Райнхардом травмы. Аннерозе сидит, словно застывшее каменное изваяние, но видно, как ее страх за брата постепенно отступает. Кирхайс мысленно ругает себя за сокрытие фактов – если бы они все рассказали сразу, ей не пришлось бы так страдать из-за чужих домыслов. –Госпожа Аннерозе, сейчас вам не о чем беспокоиться. Райнхард уже поправился, все раны зажили, пальцы мы с ним разрабатываем, у него только иногда ещё болит голова, но я думаю, что и это со временем пройдёт, – во всяком случае, он на это очень надеется. – Я знаю, в том, что произошло с вашим братом, есть и моя вина, – Аннерозе недоумённо смотрит на него, но он так же решительно продолжает, потому что не может об этом умолчать: – Поверьте, если бы я был тогда с ним, то сделал бы всё, только бы с ним ничего не случилось, и вам не пришлось бы о нём переживать и, тем более, выслушивать разные гадости, но я… – он не договаривает и опускает голову. –Зиг, – ее голос звучит тихо, но в нём столько нежности, что горечь, боль и чувство вины, хоть и не уходят совсем, но становятся чуть слабее. – Ты ни в чём не виноват, ты и так делаешь для Райнхарда очень много, он не мог и мечтать о таком друге, как ты, и я благодарна тебе за всё, – она улыбается, и сердце Зигфрида начинает биться быстрее. –Госпожа Аннерозе, – смущение и благодарность переполняют его. Кирхайс понимает, что долго так не выдержит, а глупых поступков он сегодня уже насовершал достаточно, поэтому встаёт. – Ещё раз прошу меня простить за всё, но я должен идти. По ее лицу пробегает тень, а в уголках глаз что-то подозрительно поблескивает. Аннерозе снова вздыхает, и тут её взгляд натыкается на блюдо, стоящее на столе. –Ты так и не попробовал мой новый пирог, а ведь я специально испекла его для вас с Райнхардом, – она произносит это ровным тоном, почти безмятежно и даже с улыбкой, только сквозь это спокойствие всё равно просачиваются отголоски печали. Зигфрид пытается улыбнуться в ответ, но у него это плохо получается. –Я попробую его в следующий раз, вместе с Райнхардом. Вы же ещё испечёте его для нас? – если этот следующий раз будет... а если и будет, то он больше никогда не посмеет прийти сюда один. –Ты можешь взять с собой хоть пару кусочков, – Аннерозе быстро встаёт и заворачивает почти половину штруделя в салфетку. – Вот, возьми. –Спасибо, – ему все-таки удаётся улыбнуться, когда он берёт в руки еще теплый сверток. –Зиг, – ее голос снова становится серьёзным, – за меня тебе нечего беспокоиться. Благодаря тебе, я теперь знаю правду и справлюсь, а ты береги себя, ты очень нужен Райнхарду. –Я постараюсь, – это всё, что он может ей сказать, но он действительно будет очень стараться, ведь он обещал. Из зала для заседаний высшего командного состава первого адмиралтейства Райнхард вышел только в десятом часу. Соответственно – с огромным желанием отправить всю эту так называемую флотскую верхушку в полном составе штурмовать Изерлон, еще и предупредив адмирала Яна заранее, чтобы долго с ними не мучился... И как только у Кирхайса хватает терпения общаться с представителями этого ведомства? Такое впечатление, что все вплоть до младших офицеров здесь обросли мхом и ни о чём, кроме как усидеть в своих уютных креслах, даже не мечтают, ведь те материалы, что они готовят своему начальству, годятся только на то, чтобы не пустовали корзины для мусора. Неудивительно, что война длится уже почти сто пятьдесят лет, – странно, что при таком подходе Рейх вообще ещё существует. Ехать к сестре было уже поздно, а домой не слишком тянуло, ведь Кирхайс наверняка ещё не вернулся. Наилучшим вариантом было бы, наверное, зайти куда-нибудь поужинать. Есть совершенно не хотелось, но Кирхайс обязательно спросит об этом, а фрау Марта ещё и пожалуется, что он проигнорировал очередной изыск от Фриды. Поэтому проще будет сказать, что перекусил по дороге, – тем более, друг не сможет проверить, действительно ли он заказал полноценный ужин или ограничился чашкой кофе. Пообедал Райнхард вполне плотно, так что этого должно было хватить, наверное. Кстати, с учетом отсутствия выбора, кофе без кофеина оказался вполне приемлемой заменой обычному, – во всяком случае, у него имелись и вкус, и запах, да и пить его было намного приятнее, чем тот же чай. На взгляд Лоэнграмма, эта заваренная трава сочеталась только со сладкой выпечкой. Ну и, в некоторых случаях, ее можно было пить как лекарство. Решено, он заедет в любое подходящее место, где подают безопасный кофе. Но позвонить домой и предупредить фрау Марту на тот случай, если друг придёт раньше, чем он, всё же стоит. Нельзя заставлять Кирхайса волноваться. Снова воспользовавшись коммом в приёмной адмирала Мюкенбергера, Райнхард набирает домашний номер. Буквально через пару секунд на экране возникает картинка, но вместо домоправительницы там оказывается Кирхайс. –Слушаю, лорд Райнхард. –Ты что, уже дома? – вопрос вырывается сам собой, хотя до Райнхарда сразу же доходит, что спрашивать об этом глупо – если друг ответил на вызов с домашнего комма, то где ещё он может быть? –Да, я недавно пришёл. Кирхайс выглядит обеспокоенным, так что Райнхард быстро меняет планы на вечер: –Я наконец-то освободился, буду примерно через полчаса. Друг кивает в ответ, и Райнхард отключается. На улице, к его большой радости, оказывается уже не так жарко, как было днём, когда он выходил в обед, да и вечерние улицы столицы к этому времени не так загружены, поэтому можно надеяться, что его даже после такого отвратительного дня не укачает. Добраться до дома получается даже быстрее, чем он рассчитывал, – и тем не менее, первым, кого Райнхард замечает, выбравшись из машины оказывается стоящий на крыльце Кирхайс . Друг о чём-то беседует со старшим лейтенантом, солдаты которого сегодня заступили на дежурство. Новая охрана состоит из взвода десантников, присланных с «Королевского тигра» адмирала Биттенфельда, – и, как кажется Райнхарду, настроена ещё сильнее ужесточить контроль над своими подопечными. Он поднимается на крыльцо, Чёрные уланы вытягиваются по стойке «смирно». Лоэнграмм кивком отвечает на их приветствие, и они с Кирхайсом заходят в дом. Как и предполагалось, друг первым делом поинтересовался, будет ли он ужинать, на что Райнхард ответил неопределённо. Но через десять минут, когда он появляется в гостиной, там уже всё готово к чаепитию. –Лорд Райнхард, – Кирхайс слегка улыбается, но при этом улыбка у него получается не такой, как всегда. Райнхард снова отмечает, что друг определённо чем-то встревожен, – госпожа Аннерозе передала вам пирог, она специально испекла его к вашему приходу. Райнхард бросает взгляд на стоящую на журнальном столике тарелку с нарезанными кусочками штруделя, и злость на руководство флота, из-за которого не вышло попасть к сестре, моментально напоминает о себе. –Она сильно расстроилась из-за того, что я не пришёл? – Райнхард подходит к одному из кресел, но пока не садится, а только облокачивается на его спинку. Кирхайс отвечает не сразу, отчего появляется подозрение, что причина его расстройства именно в этом. –Госпожа Аннерозе очень ждала вас, – взгляд друга прикован к тарелке с пирогом, но Райнхард очень сомневается, что сейчас Кирхайса интересуют именно сладости. –Видимо, в отличие от меня, господам адмиралам сегодня было некуда спешить, – сквозь не слишком резкие сами по себе слова прорывается плохо сдерживаемый гнев, но Райнхарду удается быстро подавить свою злость. Обойдя кресло, он устраивается на диване рядом с другом. – Расскажи мне, как там Аннерозе. Она всё ещё переживает из-за меня? Кирхайс, услышав вопрос, опускает взгляд, отчего Райнхард тотчас настораживается, готовый услышать очередную гадость. –Лорд Райнхард, – это звучит решительно, но в интонации так же отчётливо слышатся боль и, как ни странно, вина, – при дворе всё ещё ходят различные слухи о нападении на вас, причём зачастую слишком далёкие от действительности. – Райнхард недовольно кривится, но пока только слушает, не перебивая и не уточняя подробности, он уже убедился в том, что больная фантазия преград не знает. – К сожалению, все эти измышления очень быстро доходят до госпожи Аннерозе, и она, не имея возможности их проверить, естественно, очень тревожится. Сегодня, – голос становится глуше, – когда я пришёл к ней, она плакала, – Кирхайс замолкает и ещё ниже опускает голову, уставившись на завитушки ковра. –Ясно, – правая рука ложится поверх левой кисти и сжимает неподвижные пальцы. – Мне нужно было всё же найти время съездить к сестре. Сбежать с этой говорильни под любым предлогом... Райнхард тоже замолкает, и с минуту в комнате повисает напряженная тишина, во время которой оба избегают смотреть друг на друга. Первым поднимает голову Кирхайс. –Лорд Райнхард, я допустил ужасную бестактность по отношении к госпоже Аннерозе, и готов понести за это любое наказание, – чуть хрипловато, но очень твердо. –Ты... что? – Райнхард недоумённо смотрит на друга. – Я не понимаю, о чём ты! – выходит резковато, и Кирхайс снова на мгновение опускает взгляд, но тут же поднимает и чётко, как будто говорит не с другом, а со старшим по званию, отвечает: –Как я уже сказал, госпожа Аннерозе расплакалась, и я, желая успокоить, обнял её. Глаза Райнхарда широко распахиваются, он перестаёт контролировать нахлынувшую бурю эмоций, но так же неожиданно расслабляется и как можно теплее спрашивает: –И ты считаешь, что заслужил наказания за это? –Но нас ведь могли увидеть! – в голосе Кирхайса появляется досада, он совсем не понимает, почему друг так спокойно реагирует. – А если это дойдёт до кайзера? –Значит, я скажу, что попросил тебя обнять сестру за меня, – Райнхард придвигается чуть ближе к замершему в углу дивана другу. – Кирхайс, успокойся. Во-первых, я больше чем уверен, что вас никто не видел. А во-вторых, даже если свидетели были, то сейчас вряд ли кто-либо осмелится затеять нечто, направленное против сестры или меня. К тому же, зная эту публику, я предположу, что они скорее прибегут сюда требовать с нас денег за молчание, чем будут рисковать нарваться на гнев кайзера. –Лорд Райнхард, если так, то я готов отдать всё, что у меня есть, – в синих глазах всё ещё видна тревога, но ее постепенно вытесняет слабая надежда. – У меня достаточно средств, и если будет нужно… –Прекрати, – Райнхард прерывает друга. – Не говори ерунды, твоё жалование хоть и вполне приличное, но не сравнится с моим доходом от графского имения. Я всё равно его ни на что не трачу, так что, если кто-то и объявится, то я смогу решить эту проблему. –Я… – Кирхайс наконец-то позволяет себе чуть изменить позу и сесть удобнее, – простите меня, я не должен был подвергать вашу сестру такой опасности. –Кирхайс, – пальцы Райнхарда тянутся к чёлке друга, легонько пробегают по рыжим вихрам, – ты ни в чём не виноват, ты сделал именно то, что должен был, поэтому перестань себя ругать. И вообще, – он улыбается, чуть сильнее дёргая за одну из прядей, – в следующий раз нужно будет попросить тебя передать от меня Аннерозе поцелуй. Кирхайс моментально заливается краской, но при этом его голос остаётся твёрдым: –Не надо, я не хочу так рисковать. Лучше вы сами с ней встретьтесь, чтобы она смогла наконец убедиться, что с вами всё в порядке. –Хорошо, – Райнхард снова ему улыбается, – но пообещай мне, что не будешь всё время думать о возможных последствиях сегодняшнего вечера. –Да, лорд Райнхард, – Кирхайс чуть наклоняет голову. –Отлично, – Райнхард разворачивается к столу и просит друга: – Налей мне, пожалуйста, чай, я всё же хочу попробовать пирог Аннерозе. *** Приём в честь четырнадцатого дня рождения дочери маркиза Литтенхайма обещал быть наиболее значимым событием в светской жизни этого месяца. Пропускать подобное мероприятие Клаус фон Лихтенладе, конечно же, не имел права, тем более, супруга никогда бы ему этого не простила. Ирена готовилась к этому событию, по крайней мере, последние недели две, – и, как Клаус подозревал, эти приготовления обошлись ему в изрядное количество марок, но спокойствие жены было для него намного важнее потраченных денег. Впрочем, стоило признать, что наряд маркизы Лихтенладе был просто безупречен: атласное светло-лиловое платье прекрасно сидело на её всё ещё стройной фигуре, а аметистовое ожерелье и такие же серьги ещё больше подчёркивали элегантность и продуманность образа. Стоило супругам только появиться в зале загородного поместья Литтенхайма, как множество завистливых взглядов тут же оценили и платье, и драгоценности Ирены фон Лихтенладе. В результате, довольная собой маркиза очень быстро покинула мужа и оказалась в центре одной из множества групп, похожих на стайки диковинных птичек, которые то и дело возникали, перетекали одна в другую и снова собирались по всему огромному залу. Сам же Клаус, раскланиваясь с многочисленными знакомыми, прошествовал к одному из заставленных закусками столов, возле которого обнаружились главный казначей и министр двора, – компания хоть и порядком надоевшая, но вполне подходящая для того, чтобы занять себя на какое-то время. Как Лихтенладе и предполагал, эти двое обсуждали последние перестановки в правительстве и открывающиеся в результате этого перспективы, – а кроме того, главный финансист империи был явно озабочен проблемой возвращения средств, что в своё время прикарманил отец нынешнего герцога Кастропа. Заверив собеседников, что в этот раз экспедиция к Лабарду окажется успешной, Клаус решил ещё раз прогуляться вдоль зала и поискать баронессу фон Виммер. Матильда обещала непременно быть, а ему снова срочно требовалось её согласие на перевод значительной суммы из их общего фонда. Как назло, баронесса оказалась рядом со своим мужем. Барон пребывал в счастливом неведении относительно коммерческих проектов своей супруги, причем лучше бы так и оставалось дальше, поэтому, сделав вид, что разыскивает кого-то другого, Клаус прошёл мимо супругов. До начала танцев, когда можно будет на вполне законном основании пригласить Матильду и решить все накопившиеся вопросы, оставалось ещё достаточно времени, и Клаус направился в соседнюю залу, чтобы присоединиться к играющим в вист. Но не прошёл и пары метров, как наткнулся на хозяина дома. –Любезный маркиз, вот вас-то я искал, – сияющий Вильгельм просто-таки источает радушие и гостеприимство. – Как вам сегодняшний приём? –Восхитительно! Умение вашей супруги устраивать такие замечательные торжества – выше всяких похвал, – Клаус расплывается в ответной улыбке. –Да, несомненно, вы правы, я обязательно передам ей ваши слова, а ещё лучше – скажите ей об этом сами, – Литтенхайм оглядывается по сторонам, но его жена находится слишком далеко от них, и он наконец-то переходит именно к тому, зачем, собственно, и разыскивал Лихтенладе. – Не желаете ли немного вина? Мне вчера из имения привезли изумительнейшую мадеру, я уверен, что ничего подобного вы ещё не пробовали. –Не откажусь, – виноградники в имении Литтенхайма действительно недурны, а поговорить наедине им с маркизом тоже есть о чём. В кабинете маркиза их уже ждет небольшой столик, сервированный лёгкой закуской, из чего можно сделать вывод, что Вильгельм изначально рассчитывал завлечь Клауса. –Прошу, – хозяин делает жест в сторону уютно стоящих кресел, и оба усаживаются. Тут же появляется слуга с обещанной мадерой, но Вильгельм приказывает ему оставить их одних и сам разливает принесенное вино, а затем поднимает рюмку. Клаус тоже берёт свою, с удовольствием любуется густой янтарной жидкостью и тонким, карамельным ароматом напитка. –Сегодня следует пить исключительно за именинницу, – Клаус чуть наклоняется вперёд и пригубливает вино, наслаждаясь его вкусом. –О да, за неё и наше будущее! – настроение у Литтенхайма явно прекрасное. – Сегодня утром Его величество лично поздравил Сабину и подарил ей редчайшей красоты серьги с изумрудами. Она, конечно же, ещё слишком юна для них, но через пару лет они будут ей в самый раз, – естественно, у внучки кайзера и так достаточно украшений, но маркиза безусловно радует внимание тестя. –Вам стоило бы уже начать задумываться о выборе достойного жениха, – Клаус снова чуть-чуть отпивает из своей рюмки. –Я думаю, что сейчас для этого ещё слишком рано, – породистое лицо Вильгельма чуть кривится. – Не стоит повторять ошибок моего тестя, Сабина слишком ценный приз, чтобы в вопросе её замужества можно было спешить. –Вы ещё не говорили об этом с Его величеством? – что бы ни планировал Литтенхайм, но окончательное решение будет принимать всё равно кайзер, а Фридрих, кажется, всерьёз задумался о выборе наследника. –Нет, я думаю, что стоит подождать его решения по делу Брауншвейга, иначе он может счесть, что я слишком заинтересован, – в нарочито небрежных словах проскальзывает лёгкая досада. –Насколько я знаю, сегодня днём сестра вашей супруги снова была у Его величества, – судя по тому, как сузились глаза собеседника, до него эта информации ещё не дошла. –И что же? – Вильгельм старается выглядеть так же расслабленно, как и минуту назад, но опытный взгляд Клауса моментально отмечает, как напрягаются пальцы, сжимающие хрусталь. –О чём они говорили, можно только догадываться, но принцесса Амалия покинула дворец, не скрывая слёз. Она всё ещё надеется вернуть своему мужу благосклонность Его величества. –Насколько я знаю, тот продолжает настаивать на разводе, – на лице Литтенхайма снова появляется довольная ухмылка. –Да, вы правы, – Клаус слегка качает головой, – и это, несомненно, отразится на выборе наследника. –Хотелось бы побольше уверенности в том, что кайзер примет верное решение, – Вильгельм, сделав чуть больший глоток из своей рюмки, тут же её отставляет. –Я уверен, что Эрвин-Йозеф не сможет составить конкуренции вашей дочери, – за малолетним принцем нет такого же влиятельного клана, как Литтенхаймы, да и кайзер никогда не проявлял особого интереса к младшему из внуков. –Хотелось бы, чтобы ваши слова оказались правдой, – Вильгельм снова берёт рюмку и с минуту смотрит на отражение света в хрустальных гранях. –Кстати, что вы думаете насчёт Лабарда? – в отличие от казначея, госсекретаря интересует сама планета. –Если флот, посланный Лоэнграммом, справится, то история этих выскочек Кастропов закончится так, как они того и заслуживают, – Литтенхаймы никогда не ладили с Кастропами. И, как подозревал Клаус, именно Вильгельм приложил руку к идее изъятия состояния герцога. –Мне пришло в голову, что эта планета могла бы стать хорошим вознаграждением Лоэнграмму, – вотчина опального герцога вряд ли заинтересует серьёзных игроков вроде него самого или Литтенхайма, да и короне такой подарок не будет стоить ровным счётом ничего. Вильгельм на мгновение задумывается, и затем произносит чуть раздражённо: –Этот белобрысый сучонок даже не соизволил сегодня явиться – прислал записку с сожалениями и отговорками о нездоровье. –Когда я видел его в последний раз, мне показалось, что он, к счастью, в добром здравии, – Клаус слегка усмехается, отчего Вильгельм ещё сильнее кривится. –Его величество слишком много ему позволяет, но вы, конечно же, правы – пока он нам нужен. Не приходится надеяться на то, что Мюкенбергер или кто-либо другой окажется настолько же эффективным в военных действиях против мятежников, так что я согласен с вами – земли Кастропа станут прекрасным подарком, нужно только намекнуть Его величеству. –Не согласитесь ли взять на себя эту задачу? – заодно можно будет и проверить, как кайзер отреагирует на предложение, исходящее от младшего зятя. –Что ж, я думаю, мне удастся убедить Его величество, – Вильгельм снова выглядит весьма довольным. – Не желаете ещё мадеры? –Спасибо, не откажусь. *** После ухода Зига Аннерозе ещё долго сидела на террасе. Солнце уже спряталось за деревьями, и для вышивания света было недостаточно, но зато дневная жара постепенно уступила место долгожданной вечерней прохладе, так что уходить в комнаты не хотелось. Через какое-то время появилась горничная... судя по её поведению, девушка и в самом деле не видела ничего из того, что недавно тут произошло. Можно было, конечно же, предположить, что она умело скрывает свои чувства, но распознавать фальшь за столько лет, проведенных среди придворных лжецов, Аннерозе научилась очень хорошо. Попросив горничную принести ей ещё чая, Аннерозе пересела так, чтобы видеть лужайку и клумбы. Белые розы, растущие вдоль террасы и стен, ещё только выпустили бутоны, а вот пионы и ирисы вовсю радовали глаз яркими цветами. Кроме того, тянуло сладковатым ароматом маттиолы, которой был обсажен периметр большой клумбы. Аннерозе с детства любила цветы, поэтому теперь много времени посвящала своим клумбам и небольшой теплице с орхидеями. Но сейчас этот вид навевал воспоминания о далеком прошлом. Когда-то давно Зиг оборвал в отцовской оранжерее все распустившиеся цветы и принёс ей. Ему наверняка крупно досталось от разгневанного отца, во всяком случае, грозные крики герра Кирхайса были слышны даже у них во дворе. Но как же тогда было приятно получить тот букет, ведь раньше ей никогда и никто не дарил цветов, тем более – таких красивых... Его величество тоже любит цветы, но его сердце отдано исключительно розам, причём он предпочитает алые. Аннерозе же выбирает более спокойные оттенки: красные розы своим цветом слишком уж напоминают кровь, и при виде их её мысли всегда устремляются к брату и Зигу, особенно если оба в этот момент далеко. Она всегда старалась успокаивать себя, уговаривать, что с её мальчиками всё будет хорошо, но каждый раз, когда они улетали в очередной поход, страх возвращался с новой силой. Может быть, будь рядом с ней кто-нибудь, с кем она могла бы разделить своё ожидание, ей было бы легче, но даже Магдалена не могла до конца понять её чувства. Ведь у подруги не было никого столь близкого, кто бы постоянно отправлялся на эту проклятую войну. Вот и опять... на сей раз Райнхарду поручили усмирить мятежного герцога Кастропа, а она даже не знает, кому брат это доверит, не решит ли лететь сам... Она собиралась спросить об этом у Райнхарда, но тот не пришёл, а разговор с Зигом получился совершенно не таким, как обычно. Это было… нет, понять то, что между ними сегодня произошло, решительно не получалось. Она привыкла воспринимать Зигфрида как ещё одного младшего брата, вернее, она никогда не отделяла его от Райнхарда, они оба были единственными родными ей людьми, её семьёй. Она всегда помнила, сколько им на самом деле лет, помнила, что оба уже многого добились и имеют высокие чины, но это было совершенно неважно, ведь для неё они по-прежнему оставались её мальчиками. А они уже выросли, особенно Зиг. И только сегодня она полностью это осознала. Какой же он стал… красивый и сильный. Ах, как же было хорошо, когда он обнял её. Она словно оказалась в сказке, а рядом с ней был её преданный и верный рыцарь. Тот, на кого можно положиться, кому можно довериться... Аннерозе никогда не думала ни о чем таком. Её опыт общения с мужчинами ограничивался исключительно Фридрихом, а кайзер, хоть и не был с ней груб, но никаких особых чувств не вызывал. Его ласки она воспринимала скорее как часть своих обязанностей, и не более. С Зигом все было совершенно иначе: её влекло к нему, хотелось как можно сильнее прижаться к его груди, услышать биение сердца, почувствовать, как его руки всё сильнее сжимают её, но при этом знать, что он никогда не причинит ей ни капли боли. А ещё Аннерозе сгорала от желания, чтобы он поцеловал её... и не только. Такого с ней ещё не было. Она знала, что женщина способна хотеть мужчину, и не меньше, чем мужчина желает женщину, но сама до сих пор ничего подобного не испытывала. Это ощущение было совершенно новым, и оно её пугало. Будь она свободна, тогда, возможно, смогла бы забыть, что на пять лет старше Зига, и отдаться чарующему чувству. Но обрекать любимого на неопределённость ожидания было бы неправильно. Да и что она вообще могла ему дать? Десять лет она была любовницей престарелого кайзера, – разве такая жена нужна Зигу? Ведь обязательно найдутся те, кто будет раз за разом напоминать ему о её прошлом, чтобы посильнее уколоть, а стать источником боли для любимого она точно не хотела. К тому же... у неё до сих пор не было детей, хотя Фридрих ничего не делал, чтобы избежать такого исхода, и ей не приказывал. Не то чтобы Аннерозе так уж желала родить от кайзера, только вот – сможет ли она вообще в будущем забеременеть, если за десять лет этого так и не произошло? Бесплодная любовница удобна, но жена, не способная иметь детей – горе и для нее самой, и для мужа. Нет, между ней и Зигом ничего не может измениться. Ради его счастья она обязана скрыть свои чувства, тогда он, не ощутив взаимности, возможно, обратит своё внимание на какую-нибудь достойную девушку. К тому же, сейчас просто опасно показывать, что между ними что-то есть. Сегодня всё обошлось, но надеяться на то, что им и дальше будет так же везти, нельзя, она не может больше рисковать. Ей самой в этой ситуации вряд ли что-то грозит, а вот Зигу… Он ведь наверняка всю вину возьмёт на себя, а ломать его карьеру и жизнь из-за неосторожного поцелуя Аннерозе не имеет права, она сама себе этого не простит. Поэтому нужно стараться быть ещё осторожнее, чтобы не допустить подобного... но, боги, как же ей хочется совершенно другого, запретного! На следующее утро Аннерозе встала чуть позже, чем обычно – всю ночь она проворочалась в своей постели и смогла заснуть только ближе к рассвету; при этом мысли, как и следовало ожидать, продолжали крутиться вокруг разговора с Зигом. Чем больше она об этом задумывалась, тем очевиднее ей становилось, что произошедшее между ними не было случайностью – Кирхайс к ней неравнодушен, но и её отношение к нему полностью изменилось. Всего одно короткое объятие, но оно моментально расставило всё по своим местам, и ей уже не дано спрятаться от своих желаний, как бы этого ни хотелось. А кроме того, она не могла отделаться от мысли, что теперь не сможет воспринимать близость с Фридрихом иначе как... предательство по отношению к Зигфриду. Как же хорошо, что эту ночь она провела одна. Пожелай кайзер почтить Аннерозе своим вниманием, у неё не нашлось бы никакой подходящей причины отказать ему. Фридрих последнее время редко приглашал ее в свою спальню, но всё же это еще случается, и нужно быть готовой, чего бы ей это не стоило. Новый день пугал Аннерозе чуть ли не сильнее, чем некогда – ее первая ночь с Его величеством. К счастью, утром выяснилось, что кайзер снова занят: вначале он изъявил желание лично поздравить младшую из внучек с днём рождения, затем во дворец прибыла принцесса Амалия, после разговора с которой Фридрих заперся у себя в кабинете. Сегодня Его величеству было явно не до фаворитки. А еще почти сразу же после завтрака позвонил Райнхард. Брат долго извинялся за то, что до сих пор не смог к ней приехать, и обещал обязательно навестить её, как только у него появится немного свободного времени. Но скорее всего, он сказал, это будет уже после возвращения Кирхайса. Как оказалось, Райнхард поручил то задание – подавить мятеж герцога Кастропа – именно Зигфриду, о чём тот вчера либо не успел, либо не захотел ей сказать. Впрочем, учитывая, каким вышел вчерашний разговор, это совсем не удивительно... Но, услышав, что Зиг сегодня улетает, Аннерозе почувствовала комок в горле. Вчера она боялась, что брат сам захочет участвовать в этом походе, но сегодняшние новости были не лучше – ведь за Зига она переживала ничуть не меньше. Райнхард, видимо, заметив её волнение, тут же попытался заверить её, что Кирхайсу абсолютно ничего не угрожает, зато успешное выполнение этого поручения с гарантией принесёт ему новое звание. Как же он не понимает, что для неё это продвижение по службе даже близко не сопоставимо с опасностями, связанными с их стремительной карьерой? Очень многие завидуют Райнхарду и его другу, но никто из завистников не задумывается о том, что каждое их звание оплачено смертельным риском для них обоих... Жаль, объяснить это братику невозможно. Переговорив с ним, Аннерозе решила вернуться в свои комнаты, но по дороге была перехвачена Магдаленой фон Вестфален. –Как хорошо, что я тебя застала! – судя по сияющим глазам подруги, та была в прекрасном настроении и просто горела от желания поделиться с Аннерозе какими-то новостями. – Пойдём к озеру, я должна тебе кое-что рассказать, – Магда подхватила Аннерозе под руку и чуть ли не бегом вывела в парк. На улице уже ощутимо жарко, но беседка на берегу почти со всех сторон окружена старыми развесистыми ивами, тень от которых не только надёжно защищает от немилосердных солнечных лучей, но ещё и позволяет общаться в относительном уединении. Как только обе женщины оказываются в этом оазисе прохлады, Магдалена тут же продолжает: –Ты представляешь, вчера вечером маркиз Альбрехт снова попытался сделать мне предложение! – подруга, до того явно с трудом сдерживавшаяся, заливисто смеется. –И я так понимаю, что он снова получил отказ? – в ответе подруги Аннерозе и без того уверена, но узнать подробности совсем не против. –Естественно! – Магда всё ещё хихикает, и Аннерозе тоже не может удержаться от смешка. –Это ведь уже третья попытка, или я что-то путаю? –Да нет, четвёртая, – Магдалена очень смешно надувает щёки, выпячивает грудь и, явно подражая речи несчастного маркиза, произносит: – Ах, баронесса, вы так прекрасны, что я больше не силах терпеть муки любви, так станьте же моей женой! – и обе девушки снова смеются. Маркиз Михаэль фон Альбрехт приходился двоюродным племянником покойной жены кайзера, и потому считался вполне завидным женихом, но только не для Магдалены. Будучи прекрасно образованной, умной и самостоятельной девушкой, баронесса терпеть не могла подобных мужчин. В этом представителе древнего рода, как в фокусе увеличительного стекла, были собраны практически все недостатки современной аристократии, причём они приобрели самые гротескные формы. Но хуже всего было то, что это ничтожество всерьёз вознамерилось добиться руки баронессы, чтобы таким образом восполнить начисто промотанное состояние. Поэтому, несмотря на постоянные отказы, вот уже больше года маркиз продолжал преследовать Магдалену. К счастью, все та же нехватка средств вынуждала его ограничиваться безобидными формами ухаживания. –Как ты думаешь, он попробует в пятый раз? – Магдалена снова фыркает, но всё же удерживается от смеха, и снова подражает незадачливому кавалеру: – Пока моя обворожительная прелесть не увяла, подобно цветку! –Не знаю, прошлые твои отказы его не остановили, – Аннерозе всё ещё улыбается подруге, но постепенно её мысли начинают возвращаться к собственным проблемам. –Ну да, – Магда обмахивается веером. – Почему, чем ничтожнее мужчина, тем он увереннее, что неотразим? – баронесса явно хочет ещё что-то добавить, но только пожимает плечами и меняет тему: – Расскажи лучше, ты вчера дождалась брата? –Райнхард опять не смог прийти, – Аннерозе вздыхает, но тут же продолжает: – У меня был Зиг, – привычное сокращение имени звучит вроде бы так же, как и всегда, но ей кажется, что оно приобрело совершенно особенный смысл. – Он сегодня улетает к Лабарду. – Аннерозе снова вздыхает. – Райнхард говорит, что это совсем не опасно, но они всегда так меня успокаивают. Магдалена как-то странно смотрит на подругу, с минуту молчит, после чего тепло улыбается и произносит: –Твой брат пока что редко ошибался, и я не думаю, что его другу действительно что-то грозит. А тебе стоит побольше им доверять и перестать бояться.