Цена

*** Фриц-Йозеф вернулся с орбиты утром в среду и сразу же отправился на службу, даже не заезжая домой. Райнхард к тому времени уже находился на месте, так что командир Чёрных улан смог незамедлительно доложить ему о проделанной работе. Лоэнграмм явно хотел знать все подробности, судя по тому, что продержал Биттенфельда в кабинете больше часа. Зато от командующего тот вышел сияющим, словно новогодняя ёлка, и очень довольным собой. После доклада Фриц ненадолго зашёл к себе и, раздав ценные указания своим подчинённым, набрал номер Миттельмайера. Тот сразу ответил – и, что ещё лучше, у него был Ройенталь. Поинтересовавшись, не слишком ли они заняты, Биттенфельд получил в ответ не слишком понятное «Вообще-то немного, но…». Не став дослушивать, он категорично заявил, что тогда сейчас зайдет. Будь они действительно заняты, сказали бы прямо, а если там какая-то ерунда, то его присутствие не помешает. Ему не терпелось узнать, что творилось на планете за время его отсутствия. И кое-какие сведения было проще всего получить напрямую от этих двоих. Когда раздался входящий вызов комма, Миттельмайер с Ройенталем как раз обсуждали поход в театр, и если Оскар был вполне доволен вчерашним вечером, то Вольфганг негодовал и возмущался. Звонок Фрица настроения не улучшил. Бросив гневный взгляд на погасший экран, Волк продолжил прерванный разговор: –Нет, ты просто не понимаешь. Да ты хоть представляешь, что мне пришлось выслушать от Эвы? А как мне теперь идти к Лоэнграмму? Я же от стыда сквозь пол провалюсь! –Волк, ты отчего так разошелся? Почему это ты должен куда-то проваливаться? – Оскар чуть щурится, разглядывая друга. –И ты ещё спрашиваешь? – Вольф даже привстает в кресле. – А кто его в театр приглашал? – он снова садится и тяжело вздыхает. – Это же надо было, раз в году выбраться в театр с женой, да ещё и с командующим, а там – такое непотребство. –Скажешь тоже, – Оскар ехидно ухмыляется. – А то ты непотребства никогда не видел. –Да причём тут я? – Волк снова вздыхает. – Эва обиделась, а как представлю, что Лоэнграмм может подумать... –Ну, жену-то, я надеюсь, ты успокоил? –Угу, – Волк кивает и наливает себе в стакан воды. Хочется именно пить, а не выпить, тем более, еще совсем рано. –А командующий уже вполне совершеннолетний. Да ты вспомни, что мы с тобой творили, хотя были тогда намного младше его, – Оскар выразительно смотрит на стакан, но Вольф отрицательно мотает головой. –Так то мы, а ты хоть раз слышал, чтобы его заметили за чем-нибудь таким? –Но ты же не думаешь, что он, как какие-нибудь древние монахи, дал обет безбрачия? – Оскар слегка пожимает плечами. В его изложении это звучит смехотворно, но все же личная жизнь командующего и впрямь то ли хорошо спрятана, то ли отсутствует как факт. –Да нет, конечно, – Волк ставит пустой стакан на место. – Просто, согласись, актёры выглядели совсем неприлично. Я вообще не понимаю, как этот спектакль прошёл цензуру. –Как-как, за взятку, конечно же, – Оскар снова усмехается. – Только у меня такое чувство, что в следующем сезоне мы это гениальное творение больше не увидим – заметил, что Его величество не досидел и до середины? –Ну и хорошо, я точно об этом жалеть не буду. Комм снова ожил, на сей раз это был секретарь, сообщивший, что пришел Биттенфельд. Через секунду после разрешения впустить визитера дверь в кабинет распахнулась на всю ширь, и на пороге возник улыбающийся Фриц-Йозеф. –Ещё раз добрый день, господа. –Здравствуйте, Биттенфельд, – Волк жестом предлагает ему сесть. – Вы же сегодня прилетели? –Да, – тот закрывает дверь и устраивается напротив Ройенталя. – Сразу от командующего решил заглянуть к вам, узнать последние новости. –Так у нас пока все спокойно: Лоэнграмм вышел на службу, Кирхайс улетел к Лабарду разбираться с Кастропом, больше ничего и не происходит. Лучше расскажите, что вам удалось сделать, – Оскар откидывается на спинку стула и складывает руки на груди, давая понять, что готов слушать. –Да у меня тоже почти все гладко прошло, во всяком случае, командующий вроде остался доволен темпами работ. Должны всё успеть в срок, может, даже чуть раньше. – Фриц довольно потирает руки. –С поставщиками проблем нет? – осторожно спрашивает Вольф. Его этот вопрос волнует, и беспокойство он не прячет. Но Тигр лишь ухмыляется и потягивается с подлинно звериной грацией. –Попробовали бы они мне проблемы устроить, я каждую партию лично проверял! –Хорошо, если так, – Вольф смотрит на календарь, стоящий на столе. – Значит, нам не придётся переносить сроки предстоящих учений? –Я же вам говорю, успеем, – в голосе Биттенфельда звучит абсолютная уверенность. – Кстати, насчёт поставщиков. Является на днях ко мне один кадр из этой компании, и любезно так предлагает подписать акт о приёмке очередной партии. А мне сразу интересно стало, с чего это он сам в доки припёрся, до этого ведь с клерками все бумаги присылали, вот я и стал внимательно всё читать и сверять со своими записями. Ну, и нахожу чуть ли не на первой же странице сотню лишних орудий. Дальше цифры ещё интересней получаться стали. Я себе всё это отмечаю, а потом спрашиваю у этого господина, что это такое, а он мне так спокойненько цифру называет ровно в половину от стоимости приписанного, и говорит, что это для начала, а дальше можно договориться, сколько и где ноликов лишних приписать, чтобы и им было хорошо, и мне. – Фриц недобро ухмыляется и продолжает: – А я его аккуратно беру за шиворот и легонько встряхиваю пару раз, при этом доходчиво объясняю, куда он может засунуть все эти бумажки... –Ты его хотя бы не покалечил? – серьезным тоном интересуется Оскар, хотя и переходит с официального «вы» на дружеское «ты». –Да что с ним станется, пусть скажет спасибо, что я его в шлюз не выбросил, – Биттенфельд тоже, похоже, не шутит, и можно поверить, что такие мысли его посещали. –А ты, кстати, сколько планируешь пробыть на планете? – Волк тоже переходит на менее формальный тон. –До конца недели, наверное, – Фриц неопределённо пожимает плечами. – Следующая партия орудий придёт в понедельник, так что мне там пока делать нечего. А у вас тут, вы говорите, тишина, разве что, как я слышал, вчера в опере был настоящий скандал. –Ты что, уже успел с Мюллером пообщаться? – Ройенталь вопросительно изгибает бровь. –Да, попался в коридоре, по дороге к вам, он там с Меклингером разговаривал. Как раз на эту тему. А тот упомянул, что вы там были, но без подробностей. –Ничего там интересного не было, – Вольф сердито смотрит на Оскара, намекая, что лучше эту тему не поднимать. Тем более, в адмиралтействе и так найдётся кому просветить Фрица-Йозефа. –Понятно, значит, просто языком мололи. А на самом деле все спокойно, – Биттенфельд немного разочарован, но тут же переходит к другой интересующей его теме: – Насколько я понял из докладов своего командира десанта, и мои ребята у Лоэнграмма всё это время практически бездельничают. –Ты что, хотел бы, чтобы на него снова кто-нибудь совершил покушение? – Вольфа, настроение которого и так не улучшилось за последние минуты, слова Биттенфельда откровенно задевают, но Фриц этого не замечает и продолжает: –Да мои Уланы кого угодно бы на подлете остановили! –Биттенфельд, твою мать, ты на орбите совсем думать разучился? Вольф выглядит не на шутку разозлённым, да и рыжий адмирал постепенно заводится. Ройенталя тут же навещает мысль о том, что ещё немного – и одна инсинуация Мюллера обретёт реальное подтверждение, причём в двойном размере. Но это точно не одобрит командующий. –Миттельмайер, я… Договорить ему Оскар не дает. –Да успокойтесь вы оба, – он выразительно смотрит на обоих. Значит, Тигр останется до конца недели. А это уже идея... – Ещё не хватало, чтобы вы сцепились, как неразумные кадеты. –Ройенталь! Вольф пытается возразить, но Оскар тут же его обрывает: –Волк, уймись, – и, уже обращаясь к Фрицу-Йозефу: – А ты, действительно, думай хоть иногда, что говоришь. – Биттенфельд недовольно фыркает, но молчит, и Ройенталь уже более спокойным тоном продолжает: – Господа, у нас есть, вообще-то, более важные вопросы, которые следует решить. Вольф, ты ничего пока не придумал? –Нет, – Миттельмайер на мгновение задумывается, затем, явно поймав невысказанную мысль друга, радостно произносит: – Но завтра же банкет в честь дня рождения Эренберга, и у нас есть приглашения. –А что вы там забыли? – Биттенфельд удивлённо смотрит на улыбающегося Волка. –Кстати, и у тебя должно быть приглашение. – Оскар тоже улыбается. – Так что ты идёшь туда с нами. –Ройенталь, ты можешь нормально объяснить, зачем мне тащиться на этот банкет? Уж без меня-то Эренберг точно обойдется. Тигр непонимающе переводит взгляд с одного собеседника на другого. Ройенталь, выдержав паузу, смахивает упавшую на глаза чёлку и рассказывает ему о просьбе Кирхайса, а заодно – о тех трудностях, с которыми они уже успели столкнуться, пытаясь не дать командующему заработаться до нового приступа мигрени. *** Райнхард ни секунды не хотел идти завтрашним вечером на приём, но отговориться плохим самочувствием уже не мог. После вчерашнего посещения театра это бы не сработало, – слишком многие его там видели. Да и сама по себе отговорка ему разонравилась. Будь Кирхайс на Одине, можно было бы пойти вместе, благо Эренберг имел привычку приглашать всех офицеров рангом не ниже контр-адмирала. С другом Райнхард никогда не скучал – с ним всегда есть о чём поговорить, да и вообще, он умеет поднять настроение в любой ситуации. Еще, в принципе, можно было бы попросить Миттельмайера или Ройенталя сопровождать его, но они как раз имеют право проигнорировать приглашение, и отрывать их от отдыха только потому, что ему скучно и неинтересно среди обычных завсегдатаев подобных мероприятий – это будет выглядеть не слишком хорошо, тем более что они и так уже потратили на него уйму свободного времени. Он всё же не какой-нибудь там Брауншвейг или Литтенхайм, чтобы требовать от своих людей исполнения всех прихотей. Но, как оказалось, никого принуждать не требовалось. Ройенталь сам заговорил о предстоящем банкете, причём почти сразу же выяснилось, что как минимум трое старших офицеров собираются туда пойти. В итоге вечером к Эренбергу Лоэнграмм отправился с Ройенталем, Миттельмайером и Биттенфельдом. Гостей, желающих лично засвидетельствовать своё почтение имениннику, собралось больше чем достаточно, даже образовалась очередь, что, к большому удовольствию Райнхарда, позволило ему ограничиться кратким приветствием и чисто формальным поздравлением, после чего он и его спутники устроились за одним из многочисленных столов. Закуски и вина в этом доме всегда подавались отличные, но Райнхард, помня о своих обещаниях, данных Кирхайсу, даже не притронулся к вину. А есть у него и так особого желания не было. Как он и предполагал, здесь тоже нашлось немало желающих поглазеть на него и задать парочку вопросов, от которых его уже чуть ли не передёргивало. Но самым назойливым и любопытным оказался граф Вангенхайм. Этот напыщенный, самодовольный господин, ни дня не служивший в армии, тем не менее, считал себя выдающимся экспертом в вопросах, связанных с войной. Райнхард уже пару раз с ним сталкивался, и поэтому, когда тот подошёл к их столу и, поприветствовав, попросил разрешения присесть, ответил крайне холодно. Однако, фон Вангенхайма это ничуть не остановило. Он расположился на одном из свободных стульев, после чего оставалось только надеяться, что граф ограничится стандартными вопросами о самочувствии. Поначалу именно это он и спросил, но, услышав ответ, загадочно улыбнулся и сочувственно поинтересовался, правда ли то, что к Лоэнграмму до сих пор не вернулась память о нападении. Райнхард слегка насторожился, – мало ли кто мог втемную использовать этого идиота, – и на всякий случай повторил заготовленную ложь. Но волновался он, похоже, зря. Граф заявил, что так и думал, после чего разразился пространнейшей тирадой о том, что, по его мнению, за тем похищением стояли, несомненно, мятежники. Свои выводы он обосновывал изначальным вероломством презренной черни, а так же неполноценностью вождей мятежников, которые, в отличие от людей благородного происхождения, начисто лишены малейшего понятия о чести и могут только устраивать подлые нападения на доблестных защитников Рейха. Райнхарду едва хватило сил молча выслушать этот поток невероятной чуши. К счастью, Вангенхайма вполне устраивала роль оратора, и исполнял он ее с самозабвенностью токующего тетерева. Когда граф наконец прервался, Лоэнграмм вежливо предложил ему поделиться столь ценными мыслями с военной полицией, ведущей расследование нападения. Тот в ответ только раздражённо фыркнул, но тут в соседнем зале заиграла музыка, и он, извинившись, заявил, что вынужден их покинуть, поскольку его ждёт дама. Как только неприятный собеседник удалился, Райнхард тяжело вздохнул и налил себе полный стакан сока, а более непосредственный Биттенфельд тут же предложил выпить за имперский флот. И за то, что таких умников туда не берут. При этом Миттельмайер только слегка пригубил из своего бокала, зато Ройенталь с Биттенфельдом выпили до дна. Общий разговор, так некстати прерванный графом, так и не возобновился. Райнхарду пришла в голову мысль выйти прогуляться в сад. Уходить было ещё рано, а смущать и дальше своих офицеров стаканом с соком ему не хотелось. Но, как только он об этом сказал, Миттельмайер тут же предложил составить ему компанию. В саду народа оказалось ничуть не меньше, чем в доме, но хотя бы с расспросами больше никто не лез. Удалось даже без особого труда найти свободную скамейку, где оба и устроились. Разговор сам собой перешёл на предстоящие учения, и Райнхард предложил Волку возглавить часть флота, изображающего условного противника. Они проговорили почти час, когда к ним подошёл Ройенталь. –Господа, вам не кажется, что этот приём чем-то похож на вечера в академии? – Оскар берёт с подноса у подошедшего к ним официанта очередной бокал с вином. – Всё так же чопорно до оскомины. –Не знаю, – Райнхард пожимает плечами, – мы с Кирхайсом обычно на них не ходили. –Хм, а как же вы развлекались? Ройенталь отпивает из своего бокала, при этом Лоэнграмм краем взгляда замечает, что Миттельмайер неодобрительно качает головой. –Ну, мы в свободное время читали или играли на симуляторах. Обычно Райнхард избегал личных разговоров с подчинёнными, для этого ему вполне хватало Кирхайса и сестры, но сейчас такой разговор его не раздражает и даже кажется естественным. –Понятно, – Ройенталь как-то странно ухмыляется и задаёт новый вопрос: – Но все-таки – а не продолжить ли нам вечер в каком-нибудь менее скучном месте? Райнхард не слишком понимает, о чём идёт речь, и Волк, видимо, тоже. –Оскар, ты это к чему? –Ну, тебе, как человеку женатому, я и не предлагаю, а вот мы с Его превосходительством вполне могли бы съездить в «Золотую лилию». Ройенталь произносит это совершенно спокойно и буднично, зато Миттельмайер буквально подскакивает со скамейки. –Оскар, ты чего несёшь?! Волк выглядит совершенно ошарашенным, и Райнхард вдруг вспоминает, что «Золотая лилия» – это самый дорогой в столице публичный дом. От такого открытия становится не по себе, и он чувствует, как краска заливает щёки. Первый порыв – возмутиться наглой выходкой Ройенталя, но хватает одного взгляда, чтобы понять, что тот был совершенно искренен в своём предложении. Поэтому Райнхард только отрицательно качает головой и тихо отвечает: –Нет, спасибо, я воздержусь. Лицо, конечно, по-прежнему пылает, и не хватает воздуха, поэтому он откидывается на спинку скамейки и пару раз глубоко вздыхает, а потом просит Миттельмайера взять у проходящего мимо них официанта стакан с минеральной водой. Тот исполняет просьбу, и Райнхард с наслаждением пьёт холодную воду. Ройенталь, то ли понявший, что сказал что-то не то, то ли просто под воздействием очень выразительного взгляда Волка, больше ничего не предлагает, так что Лоэнграмм постепенно успокаивается. А потом к ним подходит Биттенфельд, который даже не замечает возникшей было неловкости. Тигр, как всегда, доволен жизнью и собой, он готов со всеми поделиться своим прекрасным настроением, что, как ни странно, помогает. Вскоре они снова спокойно беседуют на вполне безопасные темы. Однако, через какое-то время Райнхард чувствует, как постепенно начинает ныть голова, и решает, что на сегодня ему общения вполне хватит. Он уже собирается попрощаться со своими спутниками, но тут замечает фон Вангенхайма, явно направляющегося в их сторону. Выдержать ещё один разговор с этим глупцом сил точно не осталось, поэтому Лоэнграмм говорит достаточно громко, с таким расчётом, чтобы граф его услышал: «Господа, я уезжаю. Биттенфельд, поедете со мной, нам с вами есть что обсудить по дороге». *** После отъезда Лоэнграмма Миттельмайер и Ройенталь тоже собрались уходить, но перед этим Волк всё же решил выяснить, с какой такой радости друг решил так смутить командующего. –Оскар, ты ничего лучше придумать не мог, чем пригласить Лоэнграмма в бордель? –А что тут такого? Сам же со мной соглашался, что он уже не ребёнок, – Ройенталь удивлённо смотрит на друга. – Тем более, я же предложил пойти в «Золотую лилию», а там девочки все проверенные. Кроме финансовых трат, посещение этого заведения ничем не грозит. –Только ты не учёл, что он, скорее всего, в таком заведении вообще никогда не бывал. Вольф всё так же серьёзен, Оскар, наоборот, снова ухмыляется. –Вот тут ты мимо. Как раз это я и учёл, к тому же, подозреваю, у него вообще нет никакого опыта, так что я посоветовал бы ему заказать фройляйн Алису – для первого раза она подходит идеально. –Оскар, ты неисправим, – Миттельмайер разочарованно качает головой, – и когда-нибудь серьезно вляпаешься со своими похождениями. –Да ну, можно подумать, хоть кто-нибудь об этом будет переживать, – взгляд нахальных разноцветных глаз чуть меняется, когда Ройенталь замечает выражение лица друга. Вольф не скрывает своих чувств: в конце концов, слышит он это не в первый раз, и ему неприятно. – Ну, может, кроме тебя, – и, чуть более серьёзно: – Волк, командующему сейчас не помешало бы немного расслабиться и получить чуточку женского внимания, ничего дурного в этом нет. –Ты судишь по себе, – Вольф досадливо морщится. –Что-то я не замечал, чтобы ты до женитьбы рассуждал иначе. Или уже всё забыл? – Оскар чуть кривится. –Ничего я не забыл, – огрызается Миттельмайер, уже с заметной злостью в голосе. – Просто не для всех твой способ подходит. Ладно, пошли уже, завтра договорим. На следующий день Вольф несколько раз собирался возобновить беседу, но ему постоянно что-то мешало; к тому же, вид у Оскара был совершенно не располагающий к серьёзным разговорам. Напрямую Миттельмайер ничего не стал спрашивать, но, зная друга, с большой вероятностью мог предположить, что продолжение вчерашнего вечера было вполне удачным с точки зрения Ройенталя. Хорошо ещё, тот догадался хотя бы первую половину дня не попадаться на глаза командующему. На службу следующим утром Райнхард приехал всего за пару минут до начала рабочего дня, чего с ним давно не случалось. А всему виной была практически бессонная ночь и слишком живое воображение. С банкета Райнхард вернулся не то чтобы слишком поздно, ушел все-таки вовремя, но достаточно устал, поэтому практически сразу же лёг спать. Только нормально выспаться ему так и не удалось: стоило закрыть глаза, и перед ними тут же возникали картинки из некоторых журналов и, что ещё хуже – из головидео определенного толка, которое так любят тайком рассматривать юные кадеты. Нельзя сказать, что Райнхард видел много подобных фильмов или слишком уж увлекался журналами для взрослых. Скорее наоборот, – ни он, ни его друг не были любителями такого рода развлечений, но, как и все любопытные подростки, не могли не поинтересоваться запретным. Правда, дальше не слишком приличных картинок и видео их знакомство с этой стороной жизни не продвинулось. У Кирхайса была его мечта об Аннерозе, – и, как подозревал Райнхард, друг не мог помыслить об отношениях с другой женщиной. Самому же Лоэнграмму пока ещё не встретилось ни одной девушки, способной его заинтересовать в этом плане. Разве что Магдалена... хотя ее он воспринимал скорее как друга, несмотря на все ее провокации. Воспользоваться же услугами профессиональных жриц любви было делом немыслимым и для Райнхарда, и для Кирхайса. Слишком часто в их жизни звучало слово «шлюха» по отношению к самому дорогому для них человеку, поэтому иначе как предательством по отношению к сестре и любимой такая идея не воспринималась. Но не объяснять же это нетрезвому Ройенталю? Увы, несмотря ни на что, молодой организм время от времени напоминал о себе. Райнхарду обычно удавалось справиться с несвоевременными желаниями благодаря силе воли, но этой ночью он проворочался в постели почти до самого утра. Несмотря на все опасения Вольфа, этот день прошёл довольно спокойно. Оскар почти всё время просидел у себя, разбираясь со сводками и ругаясь с первым адмиралтейством по поводу несвоевременности поступления последних, – то есть, занимался своим обычным делом. Сам же Волк начал корректировать план учений в соответствии с поставленной вчера задачей. Обедали они с Ройенталем вдвоем. Лоэнграмм никуда не выходил, но, как удалось узнать у его секретаря, какую-то еду всё же заказал. А после обеда командующий уехал к Мюкенбергеру и уже не возвращался. Поэтому, когда кто-то из адмиралов предложил пойти немного посидеть в ближайшем ресторане, Миттельмайер согласился. Вечер практически ничем не отличался от множества таких же, проведенных в различных увеселительных заведениях. Разве что Оскар почти не пил, зато Биттенфельд, видимо, решил наверстать упущенное за всё то время, что находился на орбите. Правда, поскольку сегодня они не были заняты спасением Лоэнграмма от самого себя, такое поведение было вполне допустимым. Разговор закономерно вращался вокруг предстоящих учений. Никто из присутствующих не сомневался, что за ними последует очередная операция против мятежников. При этом, хоть Вольф и участвовал в общем обсуждении, но его мысли всё равно постоянно возвращались к более актуальной, на его взгляд, проблеме. Причём предстоящие выходные отнюдь не добавляли оптимизма: Лоэнграмм, предоставленный самому себе, наверняка засядет дома за компьютер или бумаги. Как это можно предотвратить, Волк пока не представлял, а Ройенталя после его последней выходки не рисковал спрашивать. Но посоветоваться с кем-то всё же нужно было, и Миттельмайер, немного подумав, выбрал Лютца. Корнелиус всегда отличался здравомыслием и сдержанностью, идиотских идей он бы подавать не стал. Вопрос Вольфа, где можно спокойно отдохнуть на этих выходных, собеседника едва заметно удивил. Но, немного подумав, Корнелиус решил, видимо, что Волк собрался прогуляться с женой, и предложил сходить в Ботанический сад или ещё какой-нибудь парк, где много деревьев и есть водоем, а то погоду обещали ясную и теплую. Миттельмайер уже хотел объяснить, что планирует отнюдь не пикник с Эвой, когда в разговор вмешался Меклингер. Вначале Эрнест поинтересовался впечатлениями Вольфа от последнего спектакля – и, услышав неопределённое: «Э… ну… я как-то не совсем понял…», заявил, что тоже остался не в восторге от режиссёрской работы и общей концепции постановки. После чего как бы между прочим сообщил, что завтра в парке возле художественной академии открывается выставка современной скульптуры, и он, как один из её участников, был бы рад видеть там своих друзей и коллег. Памятуя о недавнем неудачном приобщении к искусству, Волк с некоторым скептицизмом поинтересовался подробностями. По словам Меклингера, мероприятие планировалось вполне приличное, заявили об участии в основном скульпторы, работающие в традиционной манере. Поблагодарив за информацию, Миттельмайер пообещал, что постарается прийти. Идея с выставкой показалась ему довольно приемлемой и безопасной, а участие в ней Эрнеста было скорее дополнительным аргументом, который можно было использовать для того, чтобы уговорить командующего. Ведь как раз с этим и могли возникнуть проблемы: Волк очень слабо представлял себе, как будет обосновывать очередное приглашение. Но, посовещавшись с Оскаром, решил ничего особо не изобретать, а просто, позвонив утром командующему, сообщить о выставке и о том, что они собираются пойти поддержать Меклингера. *** Как они и предполагали, такая тактика вполне сработала. Лоэнграмм без всяких уговоров согласился к ним присоединиться, уточнив только, уместна ли там форма, или лучше будет одеться в гражданское. Вольф, с его занятостью на службе, редко бывал в городских парках, так что ориентировался в них очень плохо. А тот, что раскинулся за зданием художественной академии, и вовсе был для него местом незнакомым, – как, впрочем, и для Ройенталя. Хотя на входе красовался щит с рекламой выставки и даже с неким подобием схемы, но, пока они не вышли к нужной лужайке, пришлось долго побродить по основательно заросшим аллеям, что заставило поволноваться охрану Лоэнграмма. На месте их уже ждал Меклингер, которого Миттельмайер успел предупредить после звонка командующему. Эрнест повёл их к своим скульптурам, по дороге то и дело здороваясь с молодыми и не очень мужчинами – и даже с парочкой вполне симпатичных девушек, которых Ройенталь не без интереса проводил взглядом. Несмотря на уверения Меклингера, Вольф все же опасался снова увидеть что-нибудь не слишком отвечающее его представлениям об искусстве, но то, что попадалось на глаза, было вполне приличным: парочка узнаваемых бюстов основателя правящей династии, довольно неплохое изваяние Фрейи и несколько скульптур юношей со спортивными фигурами – полуобнаженных, правда, но без непристойности. А вот творения Меклингера ему даже понравились. Одна из них, выполненная из тёмно-красного, почти коричневого камня, изображала готовящегося к прыжку тигра, вторая же – из светлого, почти белого мрамора с лёгкой желтизной, представляла собой юную девушку, державшую в руках лилию. Платье девушки было вырезано так искусно, что создавалось полное впечатление легкой ткани, и даже хотелось коснуться складок, чтобы проверить, камень ли это. Лоэнграмм тоже положительно оценил скульптуры, о чём сразу сообщил их автору. И, похоже, этим привлёк внимание парочки ценителей прекрасного, которая тоже рассматривала работы адмирала-художника. –Молодой человек, – несколько пренебрежительным тоном и с заметным превосходством обратился к нему полноватый, невысокий господин в светлом костюме и с элегантной тростью, – сразу видно, что вы, так же как и автор этих, с позволения сказать, шедевров, больше привыкли стрелять из пушек, чем разбираться в настоящем искусстве. Райнхард оборачивается, и Вольф замечает, как опасно блестят его глаза. –Вы считаете, что я, будучи военным, не могу оценить действительно красивую вещь? –Ну, конечно, я не столь категоричен, – господин примирительно улыбается, но при этом как-то уж слишком снисходительно смотрит на Лоэнграмма, – но в целом должен сказать, что вкусы наших военных далеки от идеальных, что и подтверждает очередная попытка вашего коллеги сотворить хоть что-нибудь достойное. Райнхард оборачивается к Меклингеру. Тот только едва заметно отрицательно качает головой, словно намекая, что связываться с этими людьми не стоит, но тут в разговор вступает молчавший до этого молодой спутник господина с тростью. –Профессор, вы именно что категоричны, к тому же, эти господа всё-таки пришли на нашу выставку, а не в… – небольшая пауза, явно намеренная, – более тривиальное место. Кстати, юноша, – говорящий выглядит не намного старше Миттельмайера, но, видимо, не слишком отличается от того, кого назвал профессором, в плане хороших манер, – а вы бы не хотели немного приобщиться к миру изящного? –Что вы имеете в виду? – ответный вопрос звучит довольно жёстко, но это не останавливает профессорского спутника: –Я хотел бы предложить вам побыть какое-то время моим натурщиком. Гнев быстро делает глаза Райнхарда похожими на два застывших куска льда, но он всё же почти спокойно отвечает: –Нет, спасибо, но я вынужден отказаться, – Лоэнграмм резко разворачивается и обращается к Эрнесту: – Меклингер, вы обещали показать нам всю выставку. –Да, Ваше превосходительство, прошу, – тот чётко, как на плацу, разворачивается, и они отходят от замершей в полном недоумении парочки. После этой неожиданной стычки Райнхард выглядит не слишком довольным, и пояснения Эрнеста слушает невнимательно. Вольф уже начинает задумываться, как бы отвлечь командующего, но тут они останавливаются возле очередного мраморного изваяния, и Оскар, ни к кому конкретно не обращаясь, негромко произносит: –Опасное это дело – быть натурщиком. Я как-то согласился позировать одной моей знакомой художнице, так потом её родители полгода пытались меня на ней женить, еле отбился. Ройенталь очень натурально морщится, как от зубной боли, а Вольф еле сдерживается, чтобы не засмеяться – уж он-то эту историю знает очень хорошо, и прекрасно помнит, как разгневанный отец той фройляйн называл Оскара бесчестным развратником, соблазнившим невинную девушку. При этом Волку хватило одного взгляда на «несчастную жертву», чтобы поверить другу на слово, что невинной та перестала быть задолго до их встречи. Лоэнграмм слушает замечание Ройенталя молча, зато Меклингер тут же интересуется: –Ройенталь, а вы не в курсе, сохранился ли тот портрет? –Понятия не имею, – Оскар пожимает плечами. – Может, и сохранился, если отец фройляйн или она сама не выбросили. –Хотел бы я на него взглянуть, вы – интересная модель. Художник как-то очень уж подозрительно оглядывает Ройенталя, отчего тот снова морщится, а вот Лоэнграмм вначале фыркает, но затем всё же улыбается. Да, эта прогулка Райнхарду скорее понравилась, несмотря на бесцеремонность некоторых людей искусства. Конечно, он пришел на выставку в штатском, – и все же для гросс-адмирала Лоэнграмма было слегка непривычно вдруг оказаться неузнанным. «Интересно, может ли это для чего-нибудь пригодиться», – мысленно прикидывал он по дороге домой, машинально сгибая и разгибая пальцы на левой руке. Нет, пожалуй, сработать такая маскировка могла только с очень ненаблюдательными людьми, не заметившими даже его увечья. Странно, что подобная невнимательность не мешает им находить в чужих работах какие-то невидимые дилетантам недостатки. Разве что на самом деле все изъяны находятся в головах критиков? Сразу по прибытии домой Райнхарда перехватила фрау Марта и сообщила, что ему несколько раз звонили из адмиралтейства, правда, при этом ничего не просили передавать. В принципе, если бы произошло что-то действительно срочное, то его бы нашли и на выставке. Скорее всего, пришли новости от посланного к Лабарду флота. Настроение Лоэнграмма слегка поднялось. Кирхайс не выходил на связь уже около недели, но они ведь запланировали устроить сюрприз засевшему на планете мятежному герцогу. Поэтому Райнхард и не рассчитывал узнать что-либо раньше, чем завтра или послезавтра. Но, пусть он и не сомневался в победе Кирхайса, всё равно очень хотел услышать, что у друга всё в порядке. За годы их дружбы он слишком привык к тому, что Кирхайс всегда рядом, и даже кратковременное его отсутствие вызывало чуть ли не физический дискомфорт. Набрав дежурного, Лоэнграмм услышал именно то, что и рассчитывал: флот контр-адмирала Кирхайса блокировал планету, предварительно уничтожив орбитальную оборонительную систему; герцог Кастроп убит своими же людьми, жертв среди солдат и офицеров флота нет. После доклада Райнхард немного посидел, обдумывая, как лучше составить рапорт о производстве Кирхайса в вице-адмиралы, чтобы тот попал к кайзеру на стол не через месяц, а как можно раньше. Заняться этим хотелось как можно быстрее, к тому же, желание лично поговорить с другом никуда не делось, наоборот, только усилилось. Буквально через полчаса Райнхард фон Лоэнграмм уже входил в здание адмиралтейства. *** Новая неделя оказалась не менее насыщенной событиями, чем предыдущая. Ройенталь с Миттельмайером всё так же изо всех сил старались не дать Лоэнграмму заработаться. Он особо и не сопротивлялся. Желание дождаться Кирхайса, не допустив при этом повторения неприятных эксцессов, никуда не делось, и помощь подчиненных была совсем не лишней – к тому же, они, не забывая и о своих прямых обязанностях, подходили к проблеме его развлечения очень серьёзно. Чего только стоил организованный ими в адмиралтействе турнир по стрельбе. Райнхард всегда поощрял среди своих офицеров занятия спортом и боевой подготовкой, да и сам старался поддерживать форму. Так что, когда Ройенталь пришёл к нему в понедельник за разрешением на проведение соревнований, то получил его сразу же, – более того, Лоэнграмм заявил, что и сам будет в них участвовать. После того, как он устроил дома импровизированный тир, в котором ежедневно практиковался, результаты Райнхарда заметно улучшились и уже почти не отличались от тех, что были до покушения. Опозориться перед другими участниками он не опасался, напротив, хотел испытать себя. В итоге соревнования получились интересными для всех: многие офицеры показали очень неплохие результаты, которые с удовольствием обсуждали как участники, так и многочисленные болельщики. Райнхард, как и рассчитывал, отстрелялся хорошо. Правда, он давно не тренировался с дуэльным пистолетом, и одна из пуль ушла несколько выше, чем следовало. По итогам второго дня соревнований призовые места распределились следующим образом: первое место занял вице-адмирал Корнелиус Лютц, второе – вице-адмирал Оскар фон Ройенталь, и третье – гросс-адмирал Райнхард фон Лоэнграмм. Последнего такой расклад вполне устроил и даже дал некоторое основание гордиться собой. Следующий пункт развлекательной программы, явная инициатива Ройенталя, тоже вполне удался – Райнхард с удовольствием сходил на ипподром, хотя ставок и не делал. Ему понравилось само зрелище, лошадей он всегда любил. Правда, к концу недели он всё же устал от постоянного внимания, начавшего отчасти мешать – к тому же, как раз появился один вопрос конфиденциального плана, отнявший немного свободного времени на решение. Когда в пятницу после обеда пошёл дождь, Райнхард очень обрадовался – ведь это была такая замечательная возможность никуда не идти и провести вечер дома, лёжа на диване с книжкой. Голова от чтения уже давно не болела, особенно от легкого и развлекательного. А в воскресенье вернулся Кирхайс. Райнхард, конечно же, поехал в космопорт его встречать – и еле-еле удержался от того, чтобы не побежать к трапу, как одна симпатичная девушка из встречавших, дочка графа Мариендорфа. Когда прибывшие стали спускаться, она без лишних церемоний кинулась обнимать отца. Увы, боевому офицеру не подобает такое поведение, тем более, на виду у множества младших по званию. Но, стоило им с Кирхайсом сесть в машину, как Райнхард тут же запустил пальцы в чёлку друга, словно убеждаясь, что тот действительно вернулся. Две недели похода пролетели быстро. Благодаря интенсивным тренировкам экипажей у Зигфрида практически не оставалось времени на собственные переживания. Но хватало одной свободной минуты, чтобы мысли сами собой вернулись к Райнхарду и госпоже Аннерозе. А кроме того, были ещё сны, – в основном, о прошлом. Особенно часто ему снилось детство – тот небольшой кусочек полного счастья, когда Аннерозе ещё жила в доме своего отца. Но были и сны совершенно другого содержания: в них он видел себя взрослым, и рядом с собой – любимую женщину. Зигфрид полностью доверял своему другу и не сомневался, что если возникнут какие-нибудь проблемы из-за его неосторожности во дворце, Райнхард постарается оградить Аннерозе. Но страх за них всё равно полностью не исчез, так же, как и переживания насчёт здоровья друга. Отчасти с собственными опасениями удалось справиться, поговорив с Лоэнграммом по дальней связи и убедившись, что с ним всё в порядке. Судя по его виду и настроению, ничего непоправимого произойти не успело. Окончательно успокоился Кирхайс, только сойдя с трапа корабля и увидев улыбающегося друга. По дороге домой Райнхард принялся рассказывать последние новости. Первая же из них обрадовала Зигфрида до крайности – вечером их ждала Аннерозе, друг договорился о встрече. Ещё он поздравил Кирхайса с повышением, добавив, что завтра в адмиралтействе его ждёт официальный приказ о присвоении вице-адмиральского звания. Но это известие все-таки не шло ни в какое сравнение с тем, что всего через несколько часов он увидит Аннерозе. Дома был накрыт роскошный обед, специально приготовленный по случаю его возвращения Фридой и фрау Мартой. Причём Райнхард тут же заявил, что праздновать получение нового звания они будут отдельно, а сегодня – их маленький праздник. Разговор за столом получился долгим. Райнхард хотел знать все подробности проведенной операции, и ещё оставалась уйма новостей, которыми он сам хотел поделиться с Зигфридом. Особенно радовало то, что друг не забросил занятия – и теперь гордо демонстрировал ещё пока слабые, но уже достаточно отчётливые движения пальцев. Правда, нетерпеливого Райнхарда, как всегда, раздражало, что прогресс еле заметен, и снова пришлось уверять его, что теперь главное – не останавливаться, и тогда рука со временем полностью восстановится, но он только раздражённо фыркал в ответ. А ещё из его рассказов Кирхайс понял, что Миттельмайер с Ройенталем восприняли его просьбу присмотреть за командующим очень серьёзно и приложили максимум усилий и выдумки, чтобы выполнить своё обещание. Райнхард с удовольствием рассказывал о стрелковом турнире и скачках. Об остальных развлечениях он говорил довольно скупо, не вдаваясь в подробности, из чего можно было сделать вывод, что адмиралы несколько перестарались. Но лучше уж так, чем позволять Райнхарду завалить себя работой. Хотя на службе друг тоже много чего успел сделать, только одна новость насторожила Зигфрида всерьез. Пока его не было, в столице появился некий Пауль фон Оберштайн. Кирхайсу уже доводилось встречаться с этим офицером, тогда тот произвёл не особо хорошее впечатление – слишком уж его слова походили на провокацию. После их разговора Зигфрид проверил его личное дело, но так и не пришёл к окончательному решению. И вот теперь Оберштайн возник снова, причем как специально подгадал время до его возвращения, чтобы беспрепятственно переговорить с Лоэнграммом. За время, прошедшее с их встречи, этот странный человек успел перейти из команды Мюкенбергера в штат Изерлона. И попадания в плен избежал чудом – перед тем, как погибнуть вместе с кораблем, командующий станционным флотом выставил своего советника прочь, обвинив в трусости. Ситуация, мягко говоря, неоднозначная. И всё же Райнхард предпочёл закрыть на это глаза и принять его предложение о службе в обмен на покровительство. Более того, по словам друга выходило, что Оберштайн не струсил, а просто в неподходящий момент дал разумный совет своему командиру, чем и разозлил того до крайности. Такое поведение, в принципе, вполне сочеталось с представлениями Кирхайса о поведении Зеекта и его обращении с подчиненными. Но подтвердить или опровергнуть это было уже некому, все свидетели мертвы. Лоэнграмм также мельком упомянул, что получил от Оберштайна некие данные, которые позволили прояснить случившееся в крепости и на флагмане, так что в итоге проблем со спасением этого человека от роли стрелочника и переводом на новое место службы быть не должно. Зигфриду это не очень понравилось – на его взгляд, вероятность того, что в лице Оберштайна они заполучили очередного провокатора и соглядатая, была слишком велика. Но, с другой стороны, пока его подозрения ничем не оправданы... в то же время, Райнхард ведь не запрещал ему присмотреться к новому офицеру повнимательнее. Кирхайс не собирался успокаиваться, пока не выяснит точно, на чьей стороне играет Оберштайн. *** Очередной визит маркиза Лихтенладе к Его величеству не предвещал ничего необычного, но оказался полон неожиданностей, совершенно не способствовавших хорошему настроению. Клаус слишком привык доверять своему чутью и был уверен, что прекрасно изучил кайзера. Он всегда считал Фридриха человеком апатичным и не склонным к решительным действиям, так и оставшимся очень далёким от проблем управления, в общем-то, случайно доставшейся ему империи. Во всяком случае, на протяжении последних лет кайзера больше интересовали розы и девицы, чем будущее Рейха, что вполне устраивало всех, кто был близок к трону, и в особенности – господина госсекретаря. Однако, как вдруг выяснилось, Фридрих вполне способен иногда принимать самостоятельные решения, причём очень жёсткие. Сказать, что такое открытие стало весьма неприятным, было бы огромным преуменьшением – кайзер повел себя непредсказуемо, не укладываясь в привычные рамки, и это несло в себе опасность. Клаус знал, разумеется, что Фридрих интересуется подробностями следствия по делу Брауншвейга и компании, даже несколько раз вызывал к себе начальника военной полиции, в ведении которого приказал оставить дело. Он и сам неоднократно докладывал кайзеру обо всех открывшихся фактах, следовательно, был осведомлён о том, что Фридрих настроен наказать не только фон Фрича с племянником, но и собственного зятя, а также не менее неосторожно поступившего молодого Флегеля. Двор и столичная публика после ареста герцога некоторое время пребывали в недоумении, но за вычетом многочисленных слухов, к распространению которых приложили руку и лично Клаус, и маркиз Литтенхайм, другой информации, способной пролить свет на истинное положение дел, не было, что вполне устраивало основных игроков. При этом все сплетники склонялись к тому, что герцогу грозит опала, возможно, и высылка из столицы, а всем остальным членам клана Брауншвейгов предстоит лишиться их насиженных мест и большей части приобретенного влияния. Такого же мнения придерживался и Литтенхайм. Лихтенладе же был уверен, что так просто Брауншвейг не отделается – очень уж сильно разозлил тестя. Причем основная вина супруга старшей принцессы заключалась вовсе не в его последнем проступке. Герцог в целом непозволительно заигрался, считая свою победу в войне за корону делом решенным, и воспринимал кайзера как досадную помеху. Слишком уж нагло и беспардонно он действовал, вот и нарвался на гнев императора. Даже такого человека, как Фридрих, можно довести до крайностей. Правда, учитывая все эти обстоятельства, Лихтенладе не допускал и мысли о том, что Брауншвейга будут судить публично. Нет, тот, согласно законам Рейха, совершил достаточно, чтобы его признали виновным в нескольких преступлениях, наказанием за которые была смертная казнь, – но, зная Фридриха и традиции дома Гольденбаумов, можно было с большой вероятностью предположить, что герцога ждёт приказ совершить самоубийство. Поэтому Клауса поразило то, что после его сегодняшнего доклада об окончании следствия кайзер вдруг распорядился передать дело в суд, изъявив при этом желание лично переговорить с верховным судьёй, – и окончательно добило поручение проследить за приготовлениями к процессу. Фридрих изволил назначить его своим представителем. Подобная «милость» совсем не входила в планы Клауса, который рассчитывал остаться для всех максимально непричастным к этой истории. Клан Брауншвейгов наверняка утратит своё могущество, но он слишком многочисленный, и то, что вдовствующая герцогиня Августина фон Брауншвейг не станет в открытую конфликтовать с короной, вовсе не означает, что она не постарается отомстить всем, кто имел отношение к падению её племянника. В чём в чём, а в изощрённой мести старая ведьма за свою долгую жизнь преуспела. Этот враг может оказаться намного опасней того же Клопштока с его бомбой. К тому же, нельзя забывать и о принцессе Амалии. Уж ей-то ничего не грозит, – хотя ее отец сейчас и разгневан упрямством, а точнее, глупостью дочери и её нежеланием разводиться с супругом, рано или поздно он её наверняка простит. То, что старшая из принцесс достаточно злопамятна, ни для кого при дворе не секрет, как и то, что она всегда и во всём была на стороне своего обожаемого мужа. Посему никакая осторожность в этом деле не была излишней, но отказаться от возложенной миссии у Клауса не было никакой возможности. Что ж, значит, придётся проследить за тем, чтобы ни у кого не осталось даже тени сомнения в виновности Брауншвейга, и заодно попытаться обезопасить себя от врагов, кем бы они ни были. Вернувшись из Нойе Сан-Суси, Лихтенладе заперся у себя в кабинете и первым делом достал бутылку с виски. Супруга маркиза всегда осуждала «это плебейское пойло», поэтому приходилось прятать бутылку в сейфе. Моменты, когда ему требовалось крепкое спиртное, возникали не так уж часто, но всё же иногда это был единственный способ привести нервы в порядок, тем более что, в отличие от кайзера, он никогда этим не злоупотреблял. Полстакана неразбавленного виски, выпитые залпом, оказались довольно сильным лекарством – голова Клауса мгновенно закружилась, и он вынужден был сесть в кресло. Через несколько минут, которые он просидел с закрытыми глазами, неприятные ощущения прекратились, зато мысли перестали вращаться исключительно вокруг возможных неприятностей, связанных с предстоящим судом. После недолгих размышлений он решил, что некоторые выгоды из этого дела всё же можно будет извлечь. Во-первых, публичное разбирательство способно не только вызвать недовольство у сторонников и родственников опального герцога, но и основательно припугнуть многих из них, а заодно и всех тех, чьи амбиции зашли слишком далеко. Это вполне совпадало с его планом удержаться у трона как можно дольше. Всё же не стоит окончательно забывать о малолетнем Эрвине-Йозефе, который еще может стать удобным объектом для приложения силы, задумай кто-нибудь из влиятельных кланов с его помощью попасть на самый верх. Во-вторых, это будет хорошим предостережением для Литтенхайма, с которым становится всё труднее иметь дело. Вильгельм, при всём его самомнении, несколько трусоват, и после такого сюрприза вынужден будет какое-то время изображать из себя почтительного зятя, что в их игре лишним не станет. Ещё существовало и «в-третьих», не настолько важное, как первых два пункта, – но, тем не менее, учесть этот фактор всё же стоило. Скоро возобновится конфликт с мятежниками, поэтому Рейху нужен живой и здоровый Лоэнграмм. А идиоты, которые захотят посчитаться с ним за смерть герцога, вполне могли бы найтись. Возвращаемся к пункту первому – страх какое-то время удержит их от этого опрометчивого поступка Поразмышляв ещё немного, Клаус пришёл к выводу, что, хотя расклад и не слишком удачный, но шансов выиграть по-прежнему достаточно. Нужно только приложить чуть больше усилий, чем предполагалось изначально, – и, естественно, проконтролировать действия других, в особенности маркиза Литтенхайма.