Чудовище и чудовище

Мне не спалось. Старая кровать казалась ужасно неудобной и словно засасывала меня в свои недра, мешая дышать. Легкое одеяло давило сверху бетонным грузом, вдавливая в простынь, связывая ноги и руки ее путами. И только сон мог спасти меня из этого хлопкового плена, но он не спешил. Я время от времени выкарабкивалась из кровати и неслышно кралась на кухню за водой, подолгу замирая у окна, выходящего на Девяносто шестую улицу, вглядывалась в темные, мертвые окна соседнего дома, щурилась на уличные огни, упираясь лбом в холодное стекло. Из разбитого окна в гостиной изредка слышался шелест шин по асфальту да несмелые возгласы припозднившихся туристов. Из комнаты Джея не доносилось ни звука, наверное, он, в отличие от меня, видел уже двадцать пятый сон. Когда моя спальня высветлилась рассветом, прорезывающим небо над Центральным парком, я потеряла последнюю надежду на сон и высунула гудящую голову из-под подушки. Надев старый спортивный костюм, который, к моему ужасу, слишком плотно обтянул мою раздавшуюся задницу, я тихо прикрыла входную дверь и выбралась на улицу. Здесь я, наконец, вздохнула полной грудью свежий, еще не загазованный утренний воздух. Неспешно пересеча Пятую авеню, я окунулась в прохладу Центрального парка. Пафосные бегуны Карнеги-Хилла беззлобно огибали меня, плетущуюся прямо посреди дорожки, но я, чтобы не выделяться, тоже перешла на неспешный бег. Деревья, мосты, скамейки, фигурки бегущих трусцой людей — все постепенно выходило из сумрака, становилось четким, словно кто-то наконец протер заляпанные очки. Небо неуловимо светлело. Солнце розовыми, еще неуверенными и бледными росчерками смазывало ночную космическую тьму. В прорехи, где минуту назад мерцали звезды, сейчас прорывались теплеющие лучи. Я уже успела забыть каково это — жадно ловить сырой утренний воздух, чувствовать, как земля уходит из-под ног, повинуясь твоим пружинистым толчкам, подставлять взмокшее лицо хлестким ударам ветра. Бегала я редко. Будем честны, я вообще со спортом не особо дружила. Моя фигура не расплывалась только потому, что я пила больше, чем ела и танцевала больше, чем спала. Зато раньше мне нравилось начинать свой день с прогулки в парке. Впрочем, чаще всего я здесь не начинала свой день, а наоборот заканчивала, проветриваясь после очередной вечеринки перед тем, как рухнуть в постель и проспать до следующего вечера. Но если мне удавалось проснуться утром, то я непременно надевала кроссовки и отправлялась делать вид, что бегаю. Когда мне надоедало, и в парке становилось слишком людно, я огибала квартал, подходя к дому с другой стороны, чтобы по пути заглянуть в Старбакс за большой порцией кофе. А ведь за месяцы жизни в Эл-Эй я ни разу не была в Старбаксе… Когда легкие стали гореть совсем нестерпимо, а сердце начало толкаться прямо в горло и умолять выплюнуть его наружу, я свернула с беговой дорожки и устало плюхнулась на скамейку. И бегать мне в Лос-Анджелесе даже в голову не приходило, словно я там была и вовсе не я. Никаких вечеринок, за исключением пары попоек с Шенноном, одного официального выхода в свет и собственной свадьбы. Никаких анонимных кляузных статеек в желтую прессу. Никаких пьяных скандалов с моим участием. Я что, умерла? Или того хуже — постарела? Куда делась прежняя Самира? Я все время сидела дома, пересматривая одни и те же сериалы и питаясь тем, что не требовало готовки. Я так много думала о других — отце, Джареде, Шенноне, Хамдане — что почти перестала думать о самой себе. И самое ужасное, что, пока я не вернулась в привычную стихию бурлящего Нью-Йорка, мне даже в голову не приходило, как я изменилась. Да я совсем перестала задирать Джареда. Я вообще перестала задирать кого бы то ни было. Мне срочно нужно сделать что-нибудь безбашенное, чтобы почувствовать себя живой! Я почти приступила к придумыванию коварного плана, но в мои мысли ворвался телефонный звонок: — Простите, миссис Лето, не разбудила? Я криво усмехнулась: — Как ни странно, не разбудила. — Это Надин. Надин Хейл. Помнишь меня? — Я готова была поспорить, что девушка на том конце трубки широко улыбалась. — Господи, ну конечно помню. Маразм до меня еще не добрался. — Каждый раз когда ты, Самира, поминаешь Господа всуе, мне хочется прокричать «Аллах Акбар!» — Надин, уверившись что мы все еще друзья, наконец открыто рассмеялась. — Слушай, я вообще-то по делу. Твой муж обещал мне эксклюзивное интервью, а сам перестал отвечать на звонки. — Знаю, это я убедила его подкинуть очередную сенсацию именно тебе. — Оу, снова? Я так с тобой до конца жизни не расплачусь. — Пользуйся моей добротой, пока можешь, — я подставила лицо набирающему силу солнцу. — К тому же твои боссы выложат за это кругленькую сумму. Надин завистливо вздохнула: — Я видела чек. Вот уж воистину: деньги к деньгам. Слушай, скажи честно, вам на яхту не хватает? — А адресатов ты там случайно в чеке не видела? Это два благотворительных фонда: местный и Лос-анджелесский. — Серьезно? А не могли бы вы работящему журналисту на бедность подкинуть? — Взяток не даю, но, думаю, ужином мы тебя накормим, — я улыбнулась. — Сегодня в четыре в «Masa». Согласна? Заодно будет тебе и интервью. — В «Masa?» — Надин восхищенно присвистнула. — Ради такого я отменю даже встречу с президентом. Мы распрощались чрезвычайно довольные друг другом. Я действительно уговорила Джареда дать интервью именно Надин. Во-первых, эта наглая, нахрапистая и острая на язык девушка мне нравилась, а во-вторых, она была моей должницей, а значит, даже если мы ляпнем что-то не то, что, учитывая наши отношения с Джеем, немаловероятно, в печать это не попадет. Пригревшись на солнышке, я не торопилась покидать облюбованную скамейку, разглядывая бегунов, точно старых знакомых; глядя, как солнечные лучи плавят окна домов на Пятой авеню; наблюдая, как автомобильный поток набирает силу, становится плотнее, словно кто-то все сильнее открывает кран. Моя крошка сейчас пылится в гараже, брошенная нерадивой хозяйкой. Я и раньше предпочитала передвигаться на такси, а не искать беспрестанно крошечный клочок для парковки на забитых улицах. К тому же сидя на пассажирском сидении, я успевала переделать кучу дел: выпить кофе, поболтать по телефону, почитать новости, накраситься, а то и переодеться. За рулем же я постоянно нервничала, разрывалась между дорогой, зеркалами, трезвонящим мобильником и желанием почесать нос. Да уж, водитель из меня так себе. Джаред, кстати, тоже предпочитал, чтобы его возили, а вот Шеннон чувствовал себя так, будто родился с рулем в руках. Шенн ни разу не попал в аварию, даже будучи за баранкой абсолютно пьяным. Он мог быть не в состоянии идти, но вести машину он был готов всегда. А еще я с ним целовалась… Мысли снова вернулись к тому, вокруг чего, словно лошади на привязи, ходили всю ночь. Я целовалась с Шенноном. И еще я этого абсолютно не помнила. И Джей со своими странными играми… В то, что он ревнует меня, верилось слабо. Уж скорей я начну ревновать его к Валери, чем он меня к собственному брату. Уж Джаред-то лучше всех знает, что Шенн ко мне в жизни не испытывал ничего, кроме братской нежности. И это его бездарное полуголое представление на кухне… Как ни крути, а актер Лето все же неплохой, да и режиссер не самый ужасный, и если бы он хотел меня соблазнить, придумал бы что-то куда более извращенное. Тогда зачем он заведомо обеспечил себе проигрыш? Неужели печется о чьих-то чувствах, кроме своих собственных, да печется так, что согласился на пожизненные подколы от меня и Шеннона? Я задумчиво покусала губу, чувствуя, как нарастает в висках боль. От этих размышлений легче не становится, только вопросы прибавляются с невиданной скоростью. Я со вздохом отклеилась от скамейки и неспешно побрела из парка по проторенному пути, обошла квартал и, зайдя в Старбакс на углу, с двумя стаканами кофе и свежей газетой подошла к дому с другой стороны. Джаред, судя по звукам, плескался в душе, напевая что-то себе под нос, видимо, знал, что меня дома нет. Я забралась на подоконник в кухне со стаканчиком лавандового капучино. Вообще, широкие подоконники с мягкими подушками заменяли мне стулья и были любимыми местами в доме. Мне нравилось быть частью бурлящей улицы, оставаясь при этом незамеченной на высоте птичьего полета. Лучше, чем на своем подоконнике, я чувствовала себя только на крыше. С первой же газетной полосы на меня смотрело собственное улыбающееся лицо, с глазами настолько наполненными счастьем, что мне думалось, его прифотошопили. Ну не могла я настолько гениально сыграть влюбленность в Джареда. Папарацци засняли нас прямо в аэропорту. Джей в пестрой мешковатой кофте с такими длинными рукавами, что почти не видно, как он нежно сжимает мою руку, оставляя впечатляющие синяки на коже. Я свободной рукой придерживаю длинную юбку и взираю на Джареда мечтательной улыбкой. Кстати, мечтала я тогда, как неторопливо буду срезать с него кожу живьем, потому что перед этим он здорово меня вывел в самолете. «Дочь арабского шейха, еще недавно не сходящая со страниц таблоидов благодаря своим пьяным скандалам, решила, наконец, остепениться. И причина для этого нашлась самая неожиданная. Уже около полугода Самира бинт Султан аль-Нахайян проживает в Лос-Анджелесе со своим избранником — голливудской звездой, обладателем Оскара и солистом известной рок-группы Джаредом Лето. Бывшая скандалистка и завсегдатай злачных заведений Нью-Йорка, ныне, похоже, отказалась от звания светской львицы, предпочтя модным тусовкам домашний уют. На днях пара сочетала себя узами брака, проведя скромную церемонию во дворе собственного дома. Весь мир теряется в догадках, чем они привлекли друг друга, являясь полными противоположностями, но на фото влюбленные выглядят очень счастливыми. Нам удалось заснять новоиспеченную чету Лето в аэропорту Нью-Йорка, куда они официально прибыли дать первое семейное интервью. Напомним, что отец невесты Султан ибн Саид аль-Нахайян, член королевской семьи ОАЭ, влиятельный бизнесмен и меценат, на свадьбе единственной дочери не присутствовал и комментарии по этому поводу давать отказывается…» Я не успела дочитать статью, отвлекшись на хлопнувшую дверь ванной комнаты и появившегося на пороге Джареда. Он слегка вздрогнул, не ожидая увидеть меня, но тут же снова напустил на себя равнодушный вид, поправляя полотенце на бедрах. Он так и будет теперь передо мной полуголый рассекать? — Доброе утро, — Джей смерил взглядом мой спортивный костюм. — Прости, я думал ты еще спишь. — Мне не спалось. Мысли, знаешь ли… — И ты пыталась от них убежать? — Типа того. Я принесла тебе кофе. И свежую прессу. Кстати, 48:1. — Неужели? — Ага. Представь, наконец кто-то додумался написать, что это я снизошла до тебя, а не наоборот, — я допила свой капучино и прыгнула с подоконника. — Я в душ, а ты можешь пока заказать нам завтрак, чтобы это отметить, Мерседес придет только после обеда. Под горячей водой я разомлела. Сон, так усердно избегающий меня всю ночь, наконец впился в глаза острыми когтями. Головная боль усилилась, вызывая легкую тошноту. А ведь раньше бессонная ночь не вызывала столько последствий. Не хватало только рухнуть в ванной, чтобы Джаред, подобно рыцарю в сияющих доспехах, примчался меня спасать. Стоп, кажется, такое уже было. Я растерлась нежной пеной с невесомым ароматом магнолии, вымыла голову, стараясь не шевелить ей без особой надобности, и по примеру Джареда вышла из душа в одном полотенце. Он успел облачиться в синие спортивные штаны и изъеденную молью майку и теперь колдовал над плитой, напевая себе под нос какой-то ритмичный мотив. Его бедра двигались в такт, описывая замысловатую орбиту, а руки выполняли какие-то танцевальные па с деревянными лопаточками. — Что ты делаешь? — улыбнулась я, вдоволь налюбовавшись его конвульсиями. — Готовлю нам завтрак. Ты знала, что недалеко от твоего дома есть чудный магазинчик? — Думаю, ты не о ювелирном? — Конечно нет. Твоя соседка миссис Вайнштейн любезно подсказала мне, где можно купить продуктов. — Миссис Вайнштейн не моя соседка. Она домработница моих соседей. Джей пожал плечами, поворачиваясь обратно к скворчащей сковороде: — Очень милая дама. — Подумаешь. Зато я знаю, что недалеко от моего дома есть чудный офис пластического хирурга. И, кстати, бутиков тут тоже немало, могу подсказать дорогу. Джаред обиженно зыркнул на меня из-за плеча: — Тебе что, не нравится, как я одеваюсь? — Ты хочешь сказать, что не просто напяливаешь на себя с закрытыми глазами то, что под кроватью нашел? — я округлила глаза в наигранном удивлении. — То есть вот прям в здравом уме так одеваешься? По собственной воле? Я-то думала ты кому-то проспорил… Джаред не торопился отвечать, помешивая тушащиеся овощи, воняющие нестиранными год носками. Плечи, еще недавно расслабленно танцующие, напряглись, обозначая рельефный рисунок мышц, спина выпрямилась, будто вместо гибкого позвоночника в ней упрятан железный лом. Что ж, если он надеялся, что после его вчерашних обвинительных откровений я устыжусь смотреть ему в глаза, то он ошибался. Самире бинт Султан аль-Нахайян чувство стыда не знакомо. — Кстати, постарайся на вечер найти что-то приличное, — я так и не дождалась от него ответа. — Я назначила Надин встречу в «Masa». — А что, в Нью-Йорке нет мест попроще для встречи с журналисткой? — Джей так и не повернулся, но я чувствовала, как скривилось его лицо. — А что, на ресторанах ты тоже экономишь? — в тон ему едко поинтересовалась я. — Ужин в «Masa» для тебя проблема? Он наконец взглянул прямо на меня, и я невольно поежилась под его колючим ледяным взглядом. Когда он вновь молча вернулся к своим овощам, я возблагодарила Аллаха, потому что переругиваться с таким Джаредом мне перехотелось. Не сводя взгляда с розовой макушки, склонившейся над столом, как учили уходить от опасных хищников по кабельному каналу, я медленно пятилась в свою комнату и облегченно выдохнула лишь плотно прикрыв дверь. Кажется, я теряю квалификацию. Месяцы жизни в Лос-Анджелесе превратили меня в какую-то разнеженную размазню, того и гляди я превращусь в ту самую послушную женушку, в бегстве от которой и вышла за Джареда. Надев нижнее белье, я обмотала волосы сухим полотенцем и распахнула дверь в гардеробную. Образ для похода в ресторан уже сложился в моей голове, но до него еще целый день в компании мужчины, который, в общем-то, должен меня соблазнять. После вчерашнего дождя, пропитавшего город, воздух казался прохладным, но просыпающееся лениво солнце давало надежду на теплый денек. Я лениво щелкала вешалками с прошлогодними коллекциями. Для сарафанов был уже не сезон, а штанов у меня практически не было, наверное, сказывалось воспитание. В многочисленных моих интернатах форма была сшита как под копирку — ужасные юбки до колен в широкую складку. Отец и вовсе терпеть не мог женщин в брюках, а уж женщины в джинсах вызвали у него откровенное презрение, а мне всегда хотелось заслужить если не восхищение отца, то хотя бы легкий удовлетворительный кивок при виде меня. Это настолько вошло в привычку, что я стала предпочитать платья любой другой одежде. Описав полный круг по гардеробной и начав мять в руках наряды по второму разу, я вздохнула. Тяжело быть девушкой, еще тяжелее быть девушкой молодой и модной. За время жизни в Лос-Анджелесе я не раз видела голливудскую богему, трусящую в ближайший магазин чуть ли не в пижаме. Обутые в тапки на улице звезды, певички в заляпанных обедом футболках, актрисы в мятых шмотках из масс-маркета — я такой быть не хотела. Это не значит, что я выхожу на улицу исключительно в мехах и бриллиантах, но моя одежда точно должна быть красивой и как минимум чистой, пусть даже она из прошлогодней коллекции. Задумавшись, я в третий раз щелкнула одной и той же вешалкой с платьем из весенне-летней коллекции Зухаира Мурада. Вообще я очень любила его длинные платья в пол, и потому до сих пор не понимала, под чем я была, когда покупала это. Больше всего оно напоминало наряд фигуристки — бежевая основа и расползшийся по ней черный геометрически-растительный рисунок, добавить горсть блесток — и хоть сейчас на лед. К тому же длина была довольно дерзкой, платье едва доходило до середины бедра и заканчивалось примерно там же, где его рукава. Не удивительно, что я так его ни разу и не надела. Хотя почему бы не попробовать его просто примерить? Я едва успела натянуть на себя платье, как в дверь тактично постучался Джаред. — Заходи! — я гостеприимно толкнула дверь гардеробной, надеясь, что дверь в спальню он откроет сам. — Помоги застегнуть, — я повернулась к нему спиной демонстрируя молнию, до которой с трудом дотягивалась. Джей послушно подошел: — Ты пропала на полчаса. Я уже начал волноваться, что чем-то тебя обидел. — Не говори ерунды, Лето. Если бы ты меня обидел, мы бы сейчас были в травмпункте, и тебе, скорей всего, накладывали бы гипс, — Джаред за моей спиной неслышно хмыкнул, опалив мою шею горячим дыханием, и я поспешила добавить, заглушая поползших мурашек: — Я просто выбирала платье. — Слушай, Сэм, а зачем тебе столько тряпок? — Тряпки, мой милый, носишь ты, а это то, что нормальные люди называют одеждой. Дизайнерской одеждой. Впрочем, здесь сплошь прошлогодние коллекции, в которых в приличном обществе появляться не принято, — я отступила от Джея, как только он справился с замком. — И ты все это носишь? — Ношу, пока оно не выйдет из моды, а после выгребаю все и отдаю в многочисленные благотворительные фонды, а себе покупаю новую коллекцию. — Носишь, — Джаред удивленно помотал головой и кивнул на надетое мной впервые платье: — у тебя там ценник болтается. Я благодарно улыбнулась, отодрала этикетку и снисходительно потрепала его за подбородок: — Милый, не забивай этим свою хорошенькую головку. Я вышла из гардеробной на ходу разматывая чалму из полотенца, высвобождая влажные волосы. Сушить их феном в моем случае — дело долгое и неблагодарное, руки у меня устают раньше, чем копна просохнет хотя бы наполовину, поэтому я предпочитаю оставлять их сохнуть самостоятельно. Потом будет достаточно пройтись по волосам пару раз расческой, и они станут ровными и гладкими без каких-либо усилий с моей стороны. — Чем займемся сегодня? — поинтересовалась я у Джареда уже на кухне, уплетая спагетти с овощами. — Может быть сходим в Музей современного искусства? Я закатила глаза: — Ничего не меняется. Лето, ты зануда. — Тебе не обязательно идти со мной, — вспыхнул Джей. — Можешь отправиться по магазинам за очередными ненужными шмотками или позвони Шеннону и напейтесь в скайпе, как вы обычно это делаете. Я отодвинула тарелку, отложила столовые приборы, взглянула в глаза Джареду и выдохнула: — Слушай, в твоей вселенной я наверняка чувствую себя до смерти виноватой и делаю все, чтобы заслужить твое прощение, но, во-первых, я уже извинилась за поцелуй, которого я даже не помню, а, во-вторых, ты сам признал, что брак фиктивный, и я тебе ничего не должна, поэтому, может, мы уже закроем эту тему и ты не будешь произносить имя своего брата так, словно насылаешь на меня проклятия? — Джаред в ответ лишь передернул плечами, но меня и это устроило. — Отлично. Хочешь в музей, значит, пойдем в музей, но тогда развлечение на вечер придумываю я, договорились? Джаред недовольно кивнул. *** К ужину мы успевали как раз вовремя. У меня немного побаливала голова от многочасового блуждания среди восторженных туристов, и в глазах отголосками вспыхивали цветные пятна музейных картин. Джей был безжалостен. Он не только таскал меня от экспоната к экспонату, но и вываливал на меня тонну информации по каждому, что-то цитируя по памяти, что-то гугля прямо на ходу. Я не могла отлучиться даже за водой, скованная его цепкими пальцами, словно наручниками. Спустя час такого марафона, все что я могла — кивать, словно игрушка собаки на приборной панели, даже не вслушиваясь в воодушевленное бормотание Лето, и молиться, чтобы это поскорее закончилось. Время, казалось, замерло, а воздух стал вязким и липким, лишив меня возможности двигаться, заточив в себе, словно янтарь муху. Лишь когда стрелки часов подобрались к трем, и мы выбрались на улицу, я вдохнула свежий воздух Нью-Йорка и немного ожила. Времени на то, чтобы переодеться, уже не оставалось, и я лишь заплела волосы в косу, сидя в такси. Что ж, кое-кому придется смириться с моим внешним видом. Вообще-то, место в самом дорогом суши-баре мира нужно бронировать минимум за месяц, но мало кто знает, что у Масайоши Такаяма всегда есть парочка свободных столов для постоянных посетителей, друзей и полезных знакомых, и все эти качества сочетает в себе мой отец, для которого в «Masa» всегда открыта дверь, ну, а я бессовестно этим пользуюсь, тем более что с самим Маса у нас тоже давняя и трепетная любовь. Думаю, не ошибусь, если скажу, что он любит меня как родную племянницу. — Простите, у вас забронирован столик? — приторно-вежливо поинтересовался мужчина за стойкой ресепшн, стоило нам перешагнуть порог небольшого, но очень популярного ресторана. Новенький. Вряд ли за полгода меня смогли бы забыть. Я улыбнулась так же широко и почти с той же интонацией поинтересовалась: — Мистер Такаяма у себя? — Мисс… — Миссис, — я с улыбкой кивнула на Джареда. — Просто скажите ему, что пришла Самира. Пришедшая на помощь метрдотелю женщина с улыбкой пригласила меня за собой, не дожидаясь дальнейших объяснений. Наш столик был словно специально спрятан в небольшой нише чуть поодаль от остальных посадочных мест. — Мистер Такаяма подойдет буквально через пару минут, — она ловко раскрыла перед нами меню, напечатанное на самой обычной бумаге без вензелей, картинок и прочих украшений. — Желаете что-нибудь выпить? Мы с Джаредом ограничились водой с лимоном, и я попросила улыбчивую даму проводить к нам Надин, когда она появится. — Я думал, что в «Masa» нет меню, — шепнул мне Джаред, склонившись за столиком. Я подмигнула ему: — Для обычных людей нет. — Самира, детка! Что ж ты не предупреждаешь, что заглянешь в гости к старику? Я поднялась со стула и с чистым сердцем упала в объятия лысому стареющему японцу. Сколько ему сейчас? Лет шестьдесят? Но выглядит он бодрым и веселым: лысина задорно блестит, от уголков глаз расходятся морщинки, словно лучи от солнца, и улыбка не сходит с лица. Сколько его помню — он не меняется. — Джаред, это мистер Масайоши Такаяма, владелец, шеф-повар и душа этого ресторана. Маса, это мой муж Джаред Лето. Пока мужчины обменивались рукопожатиями, подоспела Надин, выглядящая так, будто только сошла с ковровой дорожки. В алом платье, стелющемся по полу, и черном пиджаке, небрежно расстегнутом, она ничуть не напоминала измученную заданиями журналистку с хроническим недосыпом, какой я ее помнила. Зеленые глаза сияли ярче, чем лысина Масайоши, губы блестели, и рыжие волнистые волосы то и дело мелькали в воздухе, отброшенные ее длинной рукой. Я представила и ее, попросила Маса обеспечить нам максимальное уединение и обойтись без приготовления на наших глазах, заказала себе любимую утку по-пекински и немного расслабилась. Джаред, вдоволь наиздевавшись надо мной в музее, тоже выглядел довольным жизнью, с улыбкой кивая Надин, определяющейся с выбором. Что ж, пусть наслаждается, пока может. Дождавшись, пока все сделают заказ, я добавила к выбранному еще бутылку вина и вопросительно взглянула на Надин. — Думаю, мы успеем немного поговорить, пока готовится наш ужин. — Конечно, — журналистка согласно закивала, выуживая из сумки диктофон и объемный блокнот с ручкой, и бросила первый пробный камень: — Как вам семейная жизнь? Я перевела взгляд на Джареда, с удивлением отметив, как он переменился. Взгляд стал более теплым, мечтательным, глаза словно подернулись томной поволокой и даже черты лица слегка смягчились. Губы словно невольно подрагивали в легкой полуулыбке, пытаясь не дать вырваться наружу детской беззаботной радости, громкому безграничному счастью. Он облизывался, глядя на меня, и то и дело касался рукою моей ладони, чуть сжимая ее, отдергивая обратно к бокалу с водой и вновь возвращаясь. Я отчаянно позавидовала его актерскому таланту и попыталась выдать свой самый счастливый взгляд. Подозреваю, что получилось изобразить только обдолбанную гиену. — Мы пока наслаждаемся новым статусом, — Джаред, как мужчина, принял первый огонь на себя. — У нас сейчас самая счастливая пора — медовый месяц, и мы просто проводим все время в обществе друг друга, заряжаемся счастьем, строим планы на будущее. Мы пока даже не пытаемся качать права или указывать друг другу на ошибки. Нас все устраивает. — Для вас обоих это первый подобный опыт. Вы, Джаред, считались закоренелым холостяком, и многие уже смирились с мыслью, что не найдется девушка, способная вас окольцевать. Как вы все же решились на такой шаг? Джей улыбнулся до невозможности мило и снова сжал мои пальцы: — Вы говорите так, будто это потребовало от меня колоссальных сил, мне пришлось переступить через себя, или я совершил подвиг. Все не так. Наверное, мы могли бы жить и без свадьбы, просто просыпаться вместе, часами болтать на темной кухне за остывшим чаем, летать вместе по свету, открывая друг друга снова и снова, но… Но я вдруг понял, что жуткий собственник. Я захотел сказать всему миру: «Отсосите! Эта женщина — моя. Она лучшая в мире и она только моя!» — Он рассмеялся и заговорщицки прошептал: — Вы же замените это слово на более приличное, да? Я был актером, певцом, композитором, поэтом, режиссером, сценаристом, продюсером, скалолазом и много кем еще, но я никогда не был мужем. И я вдруг подумал, что если не сейчас, если не с этой женщиной, то уже никогда. Он замолк, словно не успевал высказать все, что нашептывало ему собственное сердце, не мог сделать вдох от переполняющих его чувств, и наградил меня взглядом, от которого моя кожа задымилась. Я закусила губу, чувствуя, как мой собственный сердечный ритм сбивается и вновь набирает темп, ускоряясь. — А ты, Самира? — Надин вопросительно приподняла брови. — Еще полгода назад ты привычно опустошала Нью-Йоркские бары, ввязывалась в скандал за скандалом и даже не намекала, что планируешь остепениться и превратиться в идеальную жену. Я рассмеялась, выцеживая из себя всю нежность и радость по каплям: — Я и сейчас далеко не идеальная жена. Конечно, Джареду не приходится ночами рыскать по городу, чтобы выцепить меня с очередной вечеринки, но было бы глупо думать, что я вдруг осяду дома и займусь вязанием или макраме. Просто мои жизненные ценности поменялись, на пороге тридцатилетия это нормально, я полагаю. Я больше не крушу бары, не осушаю запасы алкоголя в радиусе десяти миль, не устраиваю потасовок и не сорю деньгами. Сейчас меня больше интересует обустройство дома или планирование жизни так, чтобы проводить как можно больше времени с Джеем. Но не стоит приписывать эти перемены исключительно Джареду. Думаю, мы просто оба повзрослели настолько чтобы из «я» стать «мы», взять на себя заботу о ком-то еще, кроме себя самих. — Ты сейчас говоришь о детях? — глаза журналистки сверкнули азартом. — Я сейчас говорю о семье. Пока о той, что состоит из Джареда и меня. — А кто для вас мог бы служить образцом семейной жизни? Мы с Джаредом почти синхронно пожали плечами, взяв на обдумывание то время, пока официанты ставили перед нами заказ. Я отпила вина и вздохнула: — Наверное, в таких случаях принято говорить о своих родителях, но мы оба из неполных семей: Джареда воспитывала мама, а меня в основном приглашенные няньки. Но я бы хотела, чтобы однажды нашу пару поставили бы кому-нибудь в пример. Журналистка улыбнулась, проглатывая сашими с тунцом: — Ну, вы близки к этому. Вас уже ставят в один ряд с Бранджелиной. — Серьезно? — Джей рассмеялся, заражая смехом и нас с Надин. — Нам и прозвище придумали? — Джамира, — отсмеявшись, кивнула девушка. — Ужас какой, — я фыркнула. — Джамира. Но хорошо хоть не Самиджаред какой-нибудь. Мужская половина Джамиры пригладила волосы и задумчиво постучала палочками по тарелке с салатом: — Я думаю, это здорово, что нам дали такое прозвище, значит, люди признали нас как семью, как неделимое целое, как единый организм, хоть и состоящий из двух людей. Они видят в нас сильную привязанность, чувствуют нашу любовь друг к другу и верят в нас, в наше общее будущее. Конечно, мы обошлись бы и без такого признания, но тем не менее оно много значит. Это такая дополнительная печать на брачном свидетельстве. Надин пригубила вино, оставив отпечаток помады на сверкающем бокале, и промокнула губы салфеткой: — Вы оба долгое время слыли одиночками, но я хочу узнать: вам больше нравится быть свободными сами по себе или все-таки частью пары, частью семьи? — Семьи, — хором выпалили мы с Джаредом и удивленно посмотрели друг на друга, не ожидая такого единодушия. — В этом есть какое-то умиротворение что ли, — пояснила я. — Мне нравится, что у меня есть человек, которому можно рассказать обо всем. Просто сесть вечером на диван, закинуть на него ноги и не таясь поведать о своих страхах или радостях. Мы ведь не просто семья, мы еще и друзья, и это избавляет нас от многих неловкостей. Мне плевать, что Джаред пукает в постели, а он не обращает внимания на мои небритые ноги, — Джей выразительно скривил лицо, показывая, что он все прекрасно замечает, за что получил от меня пинок под столом. — Мы словно уже пятнадцать лет женаты, и в то же время будто только вчера познакомились. — А есть что-то, чему вы научились друг у друга? Я с улыбкой выпалила: — Не разбрасывать вещи по дому. Знаешь, обычно в семье мужчина раскидывает всюду носки и футболки, но у нас все наоборот. Джаред большой аккуратист, его раздражает даже творческий беспорядок, не говоря уже о брошенной куртке или грязной чашке. А я, в общем-то, неряха, так что первое время он буквально ходил за мной по пятам по дому и клал все брошенные мной вещи на свои места. Со стороны, наверное, это выглядело очень забавно. Джаред хихикнул и продолжил: — Я научился относиться проще ко многим вещам. Например, к разбросанной одежде или грязным чашкам. Просто однажды я уехал на съемки, не успев убрать вещи по местам, а когда приехал, дом сверкал идеальной чистотой. Тогда я понял, что рано или поздно все нормализуется и без моего участия, а я смогу сэкономить кучу нервов. — На самом деле без Джея дома наступил такой хаос, что я наняла домработницу, — со смехом перебила я мужа. — С тех пор она приходит к нам раз в два дня, а мы оба экономим силы, время и нервные клетки. Джаред удивился: — Правда? Я ни разу ее не замечал. — Это домработница ниндзя. Делает свою работу на отлично, при этом оставаясь практически невидимой. Надин кивнула официанту, забиравшему опустевшие тарелки, и поинтересовалась: — Вы все проблемы решаете так легко? — Стараемся, — я кивнула. — Компромисс — лучший выход из любой ситуации. Зазвонивший телефон журналистки заставил меня расслабленно выдохнуть. Время отведенное на интервью заканчивалось, если у нее появятся еще вопросы, она задаст их по телефону. Надин коротко, но горячо поблагодарила нас за уделенное время и роскошный ужин и поспешила откланяться, оставив «молодоженов наслаждаться друг другом». Мы не успели даже снять маски романтической влюбленности, как меня схватила чья-то волосатая лапа и за шкирку стащила со стула. Джаред наливался праведным гневом, едва успев понять, что происходит, но я сообразила быстрее. В основном потому что именно этого и ждала. — Этот столик занят, мисс. — Миссис, — привычно поправила я, жестами и взглядом умоляя Джареда не ввязываться. — И на твоем месте я бы поостереглась меня лапать, переломы всех конечностей штука малоприятная, долго и довольно мучительно зарастающая. От несоответствия моего тона и моего внешнего вида амбал опешил настолько, что аж разжал держащую меня руку, правда, лишь для того, чтобы утереть выступившие от смеха слезы. — Это кто ж меня переломает? — издевательски протянул он. — Этот что ли? — Почему «этот»? Твои товарищи и покалечат, — я мило улыбнулась горилле, плавно переходящему от состояния беспричинной радости к раздраженной злости. — Слышь, ты… — Заткнись, урод, — посоветовала я ему и помахала рукой фигуре, выросшей за спинами телохранителей: — Здравствуй, папочка. Выражение лица гориллы бесценно, для всего остального есть кредитная карта Джареда. А вот лицо Султана не выражало никаких эмоций: — Самира? Что ты здесь делаешь? — Ем, — я пожала плечами и наградила Джареда ободрительным взглядом. — Семейный ужин. Присоединишься? Джаред, переборов первую растерянность, напустил на себя расслабленный и уверенный вид. Я благодарно сжала под столом его вспотевшую ладонь. Ресторан был выбран мной не только из-за его крутизны, прекрасной кухни и дружбы с владельцем. Любовь Султана к ужинам здесь по пятницам оказала на мой выбор огромное влияние. Да, я Джареда подставила, но идти к отцу одна я откровенно побаивалась, а Джей обещал быть со мной в горе и в радости, в болезни и в здравии. Пришло время начать выполнять клятвы. — Господин аль-Нахайян, — Джаред со спокойной улыбкой протянул Султану ладонь для рукопожатия. Неожиданно для меня отец жест принял и даже кивнул в ответ зятю, хоть и не особенно тепло: — Мистер Лето. Один из телохранителей резво отодвинул перед отцом освобожденный Надин стул, и Султан опустился рядом со мной. Разозливший меня охранник, еще недавно радостный и уверенный в своей крутизне, теперь старался быть тише воды, ниже травы и отчаянно сливался со стеной. — Тебе пора проводить тест на IQ перед приемом на работу, — скривившись, я потерла шею. Гориллоподобный амбал громко икнул. — Он будет наказан, — спокойно сказал отец, а я почти услышала, как виновный стремительно седеет. Я милосердно вздохнула: — Да ладно уж. Я давно предлагала раздать им мою фотографию, чтоб знали свой главный кошмар в лицо. Папа ухмыльнулся в отросшую бороду с седыми вкраплениями. Вообще-то, я всегда любила доносить отцу на его охранников, причем чаще всего сама их и провоцировала, а потом в слезах бежала к Султану жаловаться на его горилл и требовать сурового наказания. Мне нравилось, что они меня боятся, что в ужасных красках рассказывают обо мне новеньким, что я наверняка снилась им в кошмарах даже после увольнения. Похоже, отец вспомнил об этом же, потому что взглянул на меня исподлобья и негромко проговорил: — А ты изменилась, Самира. — Я взрослею, папа. Теперь я замужняя дама, которой не с руки изводить твоих телохранителей и громить бары. Ты ведь этого хотел, разве нет? Султан кинул взгляд на Джареда, глядящего на меня с мечтательно-влюбленной улыбкой, и передернул плечами, что одновременно можно было расценивать и как согласие и как отрицание. — Жаль, что ты проигнорировал приглашение на мою свадьбу. Мог бы многое понять. — Я не мог, Самира, у меня была крайне важная сделка с турецкими партнерами. Я повторила его неопределенный жест и прикусила губу, стараясь не дать обиде сосредоточиться в одном месте и вырваться наружу. У него всегда находилась сотня отговорок от меня, сотня безэмоциональных фраз, сотня бездушных подарков, но никогда он не признавал своей вины. Хотя одно его «извини» разом бы стерло все мои обиды и разочарования. — Но я послал к тебе своего представителя с поздравлениями, — продолжил Султан и заметив мое недоумение, добавил: — Хамдана. Джаред крепче сжал пальцы, все еще переплетенные с моими под столом, и сглотнул, заставив кадык пройтись по горлу волной. Венка под левым глазом нервно запульсировала. Похоже, нас ждет еще один семейный скандал. — Ты считаешь, этот Комод мог заменить мне отца в день свадьбы? Серьезно? По-твоему, это он должен был вести меня к алтарю? Может, ему официально меня удочерить? Продашь ему меня за пару миллионов долларов, думаю, у него найдутся лишние? — я закипала гневом, как кипит оставленный на плите чайник. Все старые обиды рвались из меня паром и раскаленными брызгами. — За сколько ты меня купил? Миллион? Два? Продай Хамдану за четыре — еще и наваришься! Отец выглядел растерянным, пожалуй, таким я не видела его никогда. Не удивительно, учитывая, что мы почти никогда не разговаривали так откровенно, а тема с моей матерью и вовсе была у нас под запретом по умолчанию. Большинство наших разговоров сводилось к тому, что Султан меня воспитывал, а я огрызалась. Но никогда я не позволяла себе так открыто, так зло и честно его в чем-то обвинять. Я всегда сдавала назад прежде, чем переступала незримую черту в наших отношениях. Но мне больше некуда отступать. — Самира… Я упрямо помотала головой, не желая его слушать, и заодно скрывая выступившие на глазах слезы растрепанными волосами. Поднялась на ноги, продолжая крепко сжимать руку Джареда, и, собрав все силы, упрямо взглянула в черные глаза Султана, точную копию моих собственных, и твердо, насколько хватило моего пересохшего горла, произнесла: — Помнишь, ты как-то сказал, что у меня больше нет отца? Ты был прав. Его у меня действительно больше нет. Я даже не уверена, что он хоть когда-нибудь у меня был. Я потянула за собой Джареда, покидая ресторан старого друга, и лишь минув защитное кольцо охраны, обернулась на почти невидимого за широкими спинами Султана: — Прощайте, господин аль-Нахайян. Спасибо вам за все. Я держалась, пока притихший Джаред ловил такси, пока осторожно усаживал меня в машину, заботливо открывая и закрывая дверцу, пока называл таксисту адрес. Уже сидя автомобиле, я тихо прошептала срывающимся голосом: — Лето, я могу попросить тебя об одолжении? Давай не будем скандалить сейчас. Давай подождем немного, ладно? Пожалуйста… И только дождавшись его согласного кивка, я уткнулась носом в его плечо и громко, некрасиво и даже как-то неуклюже разрыдалась. А Джаред гладил мои вздрагивающие плечи и почти невесомо целовал в макушку, шепча что-то глупо-успокоительное.