Чудовище и чудовище

Я стояла в фешенебельном лифте, с двух сторон сжатая амбалами в дорогущих пиджаках, и оплакивала свое похеренное утро. С тоской глядя на сменяющиеся цифры в маленьком окошечке, я даже не пыталась прикрыть зевоту ладошкой. В конце концов, сложно упрекнуть человека в недосыпе, если выбиваешь ему входную дверь в семь утра, а после, даже не дав сменить полупрозрачную ночнушку на приличный наряд, тащишь его предстать перед грозные очи Великого и Ужасного Султана ибн Саида аль-Нахайяна. Большинство нормальных людей в такой ситуации благоухали не то что вчерашним перегаром и нечищенными зубами, но и чем похуже. Готова поспорить, в этом лифте очень большие мальчики много-много раз делали пи-пи в штанишки за тысячи баксов. Я брезгливо поджала ноги в хлопковых носочках. Надо же, в зюзю бухая под утро приползла, а пятки кремом намазюкала на автопилоте — красота превыше всего. Хотя то, что отражается в зеркале лифта, красотой назвать вряд ли можно. Черная ночнушка с кружевным верхом, которая почти не оставляет простора для воображения, заспанное лицо с опухшими веками и раскрасневшимися губами. Повязка для сна с рисунком из удивленных сов висит на шее, будто галстук-бабочка, растрепанный в течение долгого и очень насыщенного вечера. Заплетенные в две черные густые косы волосы, спускающиеся до середины бедра, растрепались, но хотя бы не сбились колтунами. В двадцать лет я совершенно не занималась глупостями типа снятия косметики на ночь, питательного крема для пяток и расчесанных перед сном волос, но когда тебе вот-вот стукнет тридцать, приходится пересматривать приоритеты. Как всегда при мысли об надвигающейся цифре, в желудке неприятно забурлило и захотелось запить этот ужас стаканом джина. Слава Аллаху, в этот момент дверцы лифта распахнулись прямо в квартире у арабского шейха, которого за грозный нрав боится не только весь Нью-Йорк, но и половина земного шара. Легенды о его кровожадности и беспощадности заставят вздрогнуть кого угодно, уж поверьте, я знаю, о чем говорю, половину этих легенд я придумала лично. Мои сопровождающие, не проронив ни звука, подхватили меня за локти и выволокли из лифта, не дав даже прийти в себя. Я бы обиделась на такую наглость, но ноги после вчерашней попойки в клубе еще плохо меня слушались, поэтому я даже обрадовалась, что не приходится ими шевелить. Если бы эти гориллы не передвигались так быстро, я, пожалуй, могла бы даже насладиться обстановкой квартиры в доме 740 на Парк авеню. Но у верных слуг Султана на меня были совсем другие планы. Как и у самого ибн аль, который, сурово поджав губы, ожидал меня в своем кабинете. Встретишь такого на улице — не подумаешь, что чувак голубых королевских кровей из богатейшей семьи мира, а его братец правит Арабскими Эмиратами; типичный продавец шаурмы из парка. Если, конечно, он не ходит по улицам в кандуре, тогда его проще принять за террориста-смертника, вот-вот завопящего «Аллах акбар!». Но сейчас он одет в обычный синий костюм-тройку без галстука. Рубашка на полной шее расстегнута, толстые пальцы украшают массивные перстни. Смуглое лицо уже тронуто старением: на лбу пролегли глубокие складки, щеки опустились, и того и гляди он станет похож на питбуля или бульдога, ну, или шарпея — это уж как повезет. Султан ибн Саид аль-Нахайян благосклонно кивнул своим слугам, когда те бросили меня в кресло, словно плюшевую игрушку, и перевел на меня черные, абсолютно непроницаемые глаза. Сейчас бы закурить, да вот сумочку мне с собой взять не дали, а просить сигаретку у присутствующих вряд ли прилично. Пауза затянулась, и я решила прервать ее первой. С трудом подавив зевок, я приняла позу выпускницы пансиона для девочек, скосив плотно сжатые ноги влево и сложив ладошки на коленях, и скромно улыбнулась: — Доброе утро, папочка. Султан скривился и жестом вышвырнул амбалов из кабинета. Те исчезли, словно джинны из лампы, не забыв плотно прикрыть за собой дверь, и отец вновь сосредоточился на мне, явно не пребывая в восторге от моего внешнего вида. А чего он ждал, отправляя своих громил за мной в семь утра? Что я уже надела паранджу, или как там называются покрывала, в которых щеголяют мои многочисленные мачехи? Пусть скажет спасибо, что я вообще стала что-то надевать на себя перед сном. — Мне сегодня пришел счет из клуба, — скривившись, он пододвинул ко мне бумажку, на которую я даже не собиралась смотреть. Надо же, как оперативно ябедничают. Вчера мы с друзьями немного побузили. Сначала я кричала, что всем выпивка за мой счет, а потом… Черт, что было потом? Помню, что бармен что-то высказал о моей принадлежности к Аль-Каиде, а потом я, кажется, проломила ему череп бутылкой абсента. Господи, да отец может мной гордиться, теперь на моем счету тоже есть труп. Папина дочка. Вот только Султан ни капли не выглядел довольным. — Десять тысяч, Самира. Клуб выставил нам счет в десять тысяч долларов. — Ну и отлично, заплати им деньги, пусть сделают себе нормальный ремонт, а то в этот клоповник и ходить стыдно. — Заплатить? — отец зло сжал губы, так что их совсем не стало видно в зарослях иссиня-черной бороды. — Самира, ты, кажется, плохо представляешь себе, откуда берутся деньги. Я вздохнула. Снова-здорово. Сколько можно рассказывать мне одно и то же? О том, что его предки столетиями были правителями, о том, сколько сил нужно, чтобы не опозорить их память, о благочестии, благонравии и бла-бла-бла. — Деньги берутся с твоей золотой карты, — не удержалась и буркнула себе под нос. — Мои предки столетиями правили нашим народом. Мой отец посвятил всю жизнь процветанию страны, теперь мой брат занимается этим… Интересно, я смогу поспать, пока он читает свою нудную лекцию? Ну расскажет он мне в сотый раз о своих братьях, о Коране, об Аллахе и о священном долге всех мусульман. Я, честно говоря, плевать на все это хотела. Я вообще атеистка. Мне хоть Иисус, хоть Кришна — все они из одной шайки, только обещать и умеют. Это как в детстве: сначала пюре из брокколи, потом конфетка. Сначала хуевая жизнь здесь, потом рай и бонусы за послушание. Но лично я всегда ела сразу десерты. Так что монолог родителя для меня — пустой звук. — …дом для настоящей женщины — вот ее место. Там она находит отдушину в служении мужу и детям… Ага. Родить с пяток отпрысков какому-нибудь сатрапу и умиляться, глядя еще на трех клуш с таким же выводком — вот оно, счастье, и как я раньше не поняла? — Ты меня поняла? — в унисон с моими мыслями поинтересовался Султан. Я кивнула. Конечно, что тут не понятного: ты прочитал мне очередную лекцию, я в очередной раз изобразила смирение. Завтра ты оплатишь мои счета, а я назихерю снова — все как всегда. — Странно. Я ожидал от тебя другой реакции, — отец удивленно почесал лоб, блестящий от покрывшей его испарины. Интересно, о чем это он? — Даже врача с успокоительным вызвал. За дверью стоит, — Султан смущенно улыбнулся. А вот это мне уже не нравится. В прошлый раз отец так подстраховывался, когда решил отправить меня на перевоспитание в Эмираты в пятнадцать. Я так разозлилась, что расцарапала ему руки в кровь, даже шрамы остались. Впрочем, благодаря журналистам все считают, что это шрамы от когтей тигра, которого Султан завалил голыми руками. С папочкиными женами я тогда не ужилась: громко мечтала о свиных шашлычках, научила младших братьев мастурбировать, едва не совратила дядю, продала несколько золотых цацек и благополучно была выслана обратно. Я вопросительно подняла брови, пока мои сонные шестеренки со скрипом вертелись. О чем вещал мне отец, если сам весь взмок, да еще и вызвал для меня врача? Сомневаюсь, что он снова осмелится меня сослать на родину. Родственники предпочитают делать вид, что меня не существует, и, по-хорошему, отцу следовало делать так же. До сих пор не понимаю, почему он не просто признал меня, но и выкупил у матери-кукушки за охренительно кругленькую сумму. Да еще и воспитывал меня почти самостоятельно. Он никогда мне не рассказывал, но добрые мачехи любезно сообщили, что из-за меня отца могли предать вечному позору, отказаться от родства с ним и лишить всех денег. Остановила их только крепкая дружба отца со старшим братом-правителем Эмират. Не то чтобы я им прям сразу поверила, но договор купли-продажи ребенка, найденный у отца в сейфе, на многое открыл мне глаза. И столько хлопот из-за какой-то девчонки от американской шлюхи. Впрочем, пока мачехи со своими спиногрызами оставались в Эмиратах, а мы с отцом здесь, меня все устраивало. Кто еще в нашей школе мог похвастаться отцом-шейхом, голыми руками победившим стаю тигров? — Я рад, что ты восприняла это так спокойно, милая. Знаешь, я вообще сомневался, что мне удастся найти тебе мужа. Ты не очень-то вписываешься в понятие хорошей мусульманской жены. Но Хамдан ибн Мохаммед аль-Мактум — человек широких взглядов, он считает, что сумеет обуздать твой дикий нрав. Мои глаза расширились от ужаса и гнева, заполнивших меня одновременно. Ярость, знакомая мне с детства, заставила сжать кулаки. Горячей волной она поднималась от пальцев ног все выше и выше, пока не закрыла глаза темной пеленой, пока пульсация в черепе не вытеснила все мысли, пока голосовые связки не дрогнули, издавая пронзительный, оглушающий крик. В таком состоянии я действительно могу убить, стоит лишь сжать покрепче любую вещь, мало-мальски похожую на оружие. Абсолютно неконтролируемое состояние, когда все сосредотачивается только на источнике моей злобы и боли, на его уничтожении. Лишь когда игла впилась мне в плечо, я немного пришла в себя. Кресло, на котором я сидела, валялось в противоположном углу комнаты, все бумаги со стола отца усеяли пол, смятые и рваные. Ночнушка на мне сползла до талии, бесстыдно обнажив смуглую грудь, пара ногтей обломана. Отец тяжело дышал, поправляя сбившийся пиджак. Его амбалы испуганно хлопали глазами — новенькие. У одного ссадины под глазом, второй облизывал разбитую губу. Все мышцы вдруг превратились в кисель, и я безвольно упала на кожаный диван. — Я не хочу замуж, — даже язык с трудом ворочался. Они мне что, транквилизаторы для слона вкололи? Отец покачал головой: — Это не обсуждается. Я слишком долго позволял тебе творить глупости. Пора тебе повзрослеть. Через неделю мы полетим в Эмираты, где мои жены подготовят тебя к свадьбе. Думаю, мы успеем до твоего тридцатилетия. Ты должна благодарить Аллаха, что такой человек захотел взять тебя в жены, Самира. Это большая честь и большая удача — породниться с такой семьей. Если бы не он, ты бы осталась старой девой. Я мысленно прикинула количество любовников, побывавших в моей постели, и хмыкнула. — Господи, у тебя шестнадцать сыновей — по четыре на каждую женушку — неужели нельзя было кого-нибудь из них породнить с важной семейкой? — К сожалению, у Мохаммеда тоже только сыновья. Средний из них учился в Великобритании, и потому не против современной женщины. Ты станешь его третьей женой, Самира. — Класс. То есть у него уже есть две мегеры, которые будут мной помыкать? Вот уж действительно везение. Криво усмехнувшись на прощание, я, наконец, с облегчением потеряла сознание. То ли из-за моей несчастной доли, то ли в качестве извинения за ранний подъем, но будить и выпроваживать меня не стали. Я проснулась в одной из спален, заботливо укрытая одеялом из верблюжьей шерсти, когда за окном уже сгущались сумерки. Целых две минуты жизнь казалась мне прекрасной, пока я не вспомнила угрозу Султана, и меня не накрыла волна безысходности. Переубедить отца невозможно — в этом я убедилась на своем многолетнем опыте. Если он решал что-то касательно женщин, то это тут же высекалось на камне и не подлежало сомнениям и пересмотрам. Вот только я не одна из его наложниц, мне чужда восточная покорность и безоговорочное послушание. К тому же, у нас с отцом вечно было что-то вроде соревнования: он принимал за меня решение, я искала пути его обойти. Переубедить Султана нельзя, но всегда можно изменить обстоятельства, против которых он бессилен. Не можешь остаться дома — настрой мачех против себя, и папочка сам вернет тебя обратно. Не хочешь учиться в школе для блондинистых выскочек — намекни отцу о лесбийских играх с одноклассницами, и он с радостью заберет тебя из рассадника разврата. Осталось придумать что-то, что заставит отца отменить мою свадьбу с богачом, чьего имени я даже не запомнила. Дверь мягко отворилась, и в щель просунулась кучерявая голова — Проснулась, принцесса? — Абдула! — я искренне обрадовалась встрече. Из всех слуг отца, я больше всего любила двоих братьев — Абдулу и Ясира. Их я знала с раннего детства, именно им отец поручил первые заботы обо мне, пока подыскивал няню. Я звала их Абу и Яго, как верных приятелей Аладдина. Но их же я и боялась больше всего. Этих высоких плечистых арабов не возможно соблазнить или подкупить, они верны Султану, словно дрессированные псы. Боюсь даже предположить, где отец их взял. Они оба евнухи, оба выучены терпеть такую боль, что нормальный человек не выдержит и минуту. Однажды в детстве, когда я пыталась уговорить Ясира отвезти меня к маме, отец для наглядности их преданности всадил каждому из братьев нож в лежащую на столе ладонь. Ни один даже не вздрогнул. Тогда Султан сказал, что они оба отдадут за меня свои жизни, но это его слуги, а не мои, и подчиняются они только ему. Я усвоила урок, и как бы приятно мне не было видеть Абу, я понимала, что он послан следить за мной. Значит, папочка решил подстраховаться. — Я принес тебе кофе по-турецки, принцесса, — Абдула улыбнулся. Еще одно глупое прозвище из детства. — Очень мило, — я не торопилась брать чашку. — Я здесь в заложницах, или мне можно будет поехать домой? — Твой отец просил просто присматривать за тобой, — мужчина вздохнул. — Ты же понимаешь, что если сбежишь, то мы все равно тебя найдем в два счета? Я кивнула и отхлебнула приличный глоток кофе. Мысли все еще путались после дозы лекарства, и в голове шумело, но я никогда не была дурой. У моего отца такие связи, что ФБР отдыхает, он достанет меня даже в Антарктиде. — Я просто хочу домой, — я улыбнулась, как могла, искренне. — Не жила с отцом, не стоит и начинать. Вы с Яго сможете поставить мне дверь на место? Новые папины гоблины вышибли ее с петель. Абу рассмеялся: — Дилетанты. Мы с братом всегда к твоим услугам, принцесса. И не обманул. Отвез меня полуголую домой, а сейчас пыхтел, на пару с Ясиром, прилаживая дверь на место. Вот только их руки привыкли держать молоток как оружие, а не как плотницкий инструмент. Я сидела на полу, с интересом наблюдая за их ритуальными плясками и злыми лицами. — Может, пора уже сдаться, мальчики? Вызову завтра плотника. Абу кинул на брата вопросительный взгляд. Быстрый и говорливый, Ясир, хоть и был младше, но в их паре явно руководил. Со своим взъерошенным хохолком на самой макушке он и вправду напоминал попугая из мультика, если он начинал болтать, то заткнуть его было почти невозможно. Абу же, хоть и был столь же подвижен, как брат, предпочитал молчать и исподлобья смотреть на мир. — А спать как будешь, принцесса? Я пожала плечами: — Забаррикадирую спальню комодом. Да и кто на меня покусится в доме, чью охрану оплачивает Султан ибн Саид аль-Нахайян? — Мы можем подежурить, — Абдула пнул злополучную дверь. — Если хочешь. — Не стоит. Наверняка вы сегодня еще должны переломать кому-то пальцы и выбить коленные чашечки, — я усмехнулась. Ясир фыркнул: — Самира, который по-твоему сейчас век? Шестнадцатый? Мы просто охраняем твоего отца. — Как скажешь, Яго, — я продемонстрировала ему язык. — Тогда хватай обезьянку и лети скорей в Аграбу, Султан нуждается в вас. Помахав им на прощание ручкой, я прикрыла дверной проем простыней из египетского хлопка. Вечер обещал быть долгим. Спать не хотелось, звонить кому-то из друзей-прихлебателей и мчаться в очередной клуб — тоже. Сейчас мне нужно было пораскинуть мозгами, и одиночество подходило для этого лучше всего. Как и бутылка красного вина, выуженная из холодильника. Выпив бокал прямо на кухне, я прихватила крекеры и устроилась на диване в гостиной, но как не шевелила извилинами, ничего путного в голову не приходило. Хоть звони своему нареченному и рассказывай, какая я плохая и что замуж мне нельзя. Через час, когда винишко закончилось, а я вместо печенья уже начала грызть ногти, мой телефон взорвался трелью. Взглянув на экран, я расплылась в улыбке, которую люди сочли бы первым признаком сумасшествия. — Привет пупсик! Пожалуйста, скажи, что ты в городе, и позвонил, потому что хочешь заняться со мной жарким необузданным сексом. — Почти угадала, принцесса, — мужчина захохотал прямо в трубку. — Мы действительно прилетели в Нью-Йорк. Ты дома? А то я уже вызвал такси. Хорошо, что мою радостную пляску, достойную племени зулусов, по телефону не видно: — Приезжайте, я так соскучилась! И бухлишка не забудь, я прикончила последнюю бутылку. Того получаса, что залетные друзья добирались до моего дома, мне хватило, чтобы переодеться в домашние шорты и широкую майку, сползающую на плечо, расплести косы и снова убрать волосы, на этот раз в гладкий хвост, скрывающий задницу. Заслышав знакомые голоса на лестнице за простыней, мазнула губы почти прозрачным блеском и пьяно улыбнулась себе в зеркале. — Хэй, Сэм, у тебя ремонт? — Шеннон первым просочился в щель между косяком и простыней. Я с радостным воплем повисла у него на шее, что, учитывая его рост, было проще простого. — Да так. Гоблины постарались. Я не торопилась от него отлипать, вдыхала запах легкого одеколона, недавно выпитого кофе и выкуренной сигареты, а он терпеливо сносил мои лобызания, гладя сильными пальцами позвоночник. И лишь когда Джаред тоже материализовался в квартире, я переключилась на него. — Привет, голубоглазка, — ему досталась ровно четверть объятий Шеннона. Джей чмокнул меня в щечку, пощекотав отрастающей бородой: — Самира, рад тебя видеть. Эту парочку я знала не так долго, как Ясира и Абдулу, но любила их даже больше. В нашей тусовке они были психами-Лето, несмотря на то, что психом из них был только Джаред. Одно время я любила коротать ночи в компании Нью-Йоркских фриков и творческих личностей. Мы тусовались в сквотах, пили дешевую бормотуху и философствовали. Там мы и встретились с Джаредом, я была совсем девчонкой, школьницей на каникулах. Псих-Лето оказался очень разносторонним и приятным в общении человеком, а когда он познакомил меня со своим братом, я просто пропала. Шеннон был моей первой любовью. Его имя я обводила сердечками в тетрадях, о нем вздыхала, глядя на потеки дождя на стекле, о нем писала нескладные стишки. Но ему, конечно, было не до меня. Он вслед за Абу звал меня принцессой и относился, как к младшей сестренке. Да и сейчас мало что изменилось, разве что Лето превратились в рок-музыкантов вселенского масштаба, а я больше не питаю к Шеннону любви. — Какими судьбами звезд мирового уровня занесло в наше захолустье? — поинтересовалась я, пока старший Лето разгружал подозрительно звенящий пакет. Шеннон хмыкнул и выгнул брови, почти под прямым углом взлетающие к вискам, но отвечать не торопился. Из пакета выуживались все новые бутылки: красное и белое вино, виски и ром, уравновешенные бутылкой колы, джин и тоник, и в довершение всего — текила. — Вы ко мне на месяц приехали? — я покосилась на Джареда, удобно устроившегося в кресле прямо с ногами в грязных ботинках. Голубоглазка, в темной ушанке похожий на грустного пуделя, драматически вздохнул. Шеннон проигнорировав мои вопросы, задал свой: — Ты все еще предпочитаешь джин? Я кивнула и плюхнулась на диван, чувствуя, как дует по голым ногам из-за проема двери. С младшего Лето можно было писать картину «Всемирная скорбь», так угнетенно он выглядел. Мне даже показалось, что он плачет, и пришлось ущипнуть себя, чтобы отогнать видение. — Что у вас стряслось? — я по очереди посмотрела на братьев. — Неужели у Джареда хрен перестал вставать на юных блондинок? Джей дернулся, будто я залепила ему оплеуху, и вырвал бокал виски из рук брата, осушив его едва ли не залпом. Вот и верь после такого его россказням о здоровом образе жизни. Шенн протянул мне мою порцию выпивки и заодно швырнул на колени свежую газету: — Полюбуйся, принцесса. На первой странице красовалась гигантская фотография двух обжимающихся геев. Один, обладатель копны темных кудряшек, почти загораживал второго, чьи тонкие ноги в обтягивающих штанах казались мне смутно знакомыми. Если бы мой отец увидел такое, его бы удар хватил, но я отношусь к таким вещам более чем спокойно. Впрочем, моих друзей это тоже волновать не должно. — Вы что, гомофобы? — я вопросительно сощурила глаза. Шеннон, устроившийся на диване рядом со мной, молча ткнул пальцев в заголовок. «Джаред Лето, упорно скрывающий свою ориентацию, наконец вывел в свет свою вторую половинку. Смотрите на странице 3». Я, открыв рот, уставилась на Джея, допивающего уже второй бокал. — Так все-таки ты… — Нет! — Это фотошоп? — я ничего не понимала. Шеннон пояснил: — Это отсутствие мозгов у отдельно взятого человека. В данном случае — у моего брата. — Да объясните мне уже что происходит, хватит намекать. — Некоторое время назад Джаред снялся в фильме, — Шеннон вздохнул. — В очень отстойном фильме. Я бы даже сказал в фильме, который никогда не покажут в кинотеатрах, а, скорей, загрузят его на сайт, где прежде, чем что-то посмотреть, надо ввести номер своей кредитки. Я закашлялась джином и вытаращила глаза: — Порно? Ты снялся в порно? — Это был артхаус! И я тогда только начинал карьеру, — Джей вытянул перед братом пустой бокал, требуя добавки. — В общем, журналисты раскопали этот шедевр, после того, как это чучело получило Оскар, и подняли волну насмешек. Обсуждают все: от его отвратительной игры до маленького члена. — Эй, я видела фотки с концертов, нихера там не маленький, — я ободряюще улыбнулась Джею. Шенн хмыкнул: — Они говорят, он подсовывает туда кроличью лапку. — Пушап для пениса? — я расхохоталась. — Веганом притворялся, а кролика для увеличения своего достоинства не пожалел? Кстати, лапка задняя или передняя? Джей обиженно сопел, пока мы с Шенноном пытались успокоить истерический хохот, переходящий в рыдания. Друга, конечно, было жаль, но как представлю кроличью лапку в его штанах… — Так, а в какой момент Джаред поголубел? Шенн вытер слезы и пригубил свой виски: — Этот умник решил отвлечь журналистов от своей маленькой проблемки и не нашел ничего лучше, чем поцеловать своего друга на глазах у папарацци. — То есть, раньше ты был просто чуваком с маленьким членом, а теперь ты голубой чувак с маленьким членом? — я прыснула от смеха так, что джин вылился у меня из носа. — Очень умно, Джей. — Мы! Не! Целовались! Джейми что-то попало в глаз и я пытался помочь! — Джаред устало потер лоб. — Но со стороны, наверное, кажется, что мы целуемся. — Господи, ну ты и влип, — я сочувственно потрепала его руку. — Если тебя это утешит, я никогда не думала, что у тебя маленький член. — Значит, по поводу моей ориентации у тебя сомнения были? — он подозрительно сощурил свои голубые глазюки. Я тут же замотала головой: — Да что ты! Конечно нет! Никогда! Вообще ни разу! — улыбнувшись, я вполголоса обратилась к Шенну: — Скинешь мне ссылку на фильм? — Да без проблем. — Сволочи! — Я так рада, что вы приехали, мальчики, — я проигнорировала обиженного Джареда и вытянула ноги на Шеннона, бедром чувствуя выпуклость в районе ширинки. Интересно, у него там тоже отдельные части животных или все натуральное? Как после такого можно вообще верить мужчинам? — Плохой день? — Шеннон позвенел льдом в своем бокале. — Отвратительная жизнь, — я тоже побултыхала джином. — Отец решил, что мне пора замуж. Джаред фыркнул: — Господи, да ни один мужик тебя не выдержит дольше недели. — Эй! Я могу быть милой! Просто не хочу. И замуж не хочу. Можете представить меня третьей женой арабского шейха, которая ходит не поднимая глаз и беспрекословно подчиняется мужу и двум старшим женам? — Лето синхронно заржали. — Вот именно. А отец твердо вознамерился превратить меня в это. — И что ты собираешься делать? Поменяешь внешность и слиняешь в Мексику? — Джей попытался сделать вид, что ему не плевать на мои проблемы. Я вздохнула: — Можно подумать, это поможет. Султан настроен решительно, и если он разорвет договоренность с отцом моего суженого, это подпортит репутацию всей семьи. Надо придумать что-то, что помешало бы моему ибн аль на мне жениться. Господи, я даже имени его не помню. Кажется, что-то похожее на комод… Все грустно вздохнули. Мы с Джеем из-за своих проблем, Шеннон из сочувствия, ну, или пузырьки колы из него выходили. Внезапно старший Лето выплюнул только что взятую выпивку обратно в стакан и взволнованно прошипел: — Я знаю, как помочь вам обоим сразу. Самире не придется выходить замуж, а Джаред покажет всем, что он не гей. Я вздернула брови: — Позовем зубную фею? — Зубная фея приносит деньги в обмен на зубы, а не исполняет желания! — Джаред пьяно закатил глаза. — Отлично. Тогда, может у тебя припасена лампа с заточенным в ней джином? — Ребята… — Ты же у нас наполовину арабка, тебе и лампу в руки. Шеннон набрал в легкие воздух и гаркнул: — Заткнитесь оба! — дождавшись тишины и нашего внимания, он широко улыбнулся: — Вы должны пожениться. В комнате повисла драматическая пауза, пока мы пытались осмыслить пьяный бред Шеннона. Переглянувшись в недоумении, мы с Джеем захохотали, словно две умалишенных гиены, я чуть кусок стакана не откусила, но Шеннон даже не улыбнулся, переводя взгляд побитого щеночка с меня на брата, с брата на меня. Пришлось немного усмирить свое веселье, уткнувшись в бокал с джином. — Отличная шутка, бро, — пьяно хихикнул Джаред и икнул. Шеннон насупился: — Я не шутил. Я мысленно посмаковала его предложение. Вообще-то, старший из братьев владел моим сердцем почти безраздельно, но выйти замуж за кого-то из них? Они же мои друзья. Почти лучшие и почти единственные. Одни из немногих, между прочим, кого действительно можно назвать друзьями, а не любителями папочкиных денег. Я сощурилась, глядя на профиль Шеннона, гордый и пьяный: — То есть, по-твоему, чтобы не выходить замуж, мне нужно выйти замуж? Очень логично, дружище. Джей захихикал и протянул мне ладошку: — Дай пять. Пока мы с Джаредом веселились, Шеннон продолжил развивать свою мысль: — Ну, это же идеальное прикрытие: журналисты смирятся, что Джей не голубой, отец не сможет выдать Самиру замуж за шейха. Поставите свои подписи на паре бумажек, поиграете в дочки-матери пару лет и, если надоест, разбежитесь. Да многие мужики мечтали бы о фиктивном браке, если бы знали о его преимуществах. Во-первых, совсем не обязательно хранить верность супруге! Во-вторых, не обязательно придумывать, как отделаться от надоевшей любовницы; после секса говоришь девушке, что женат, и можешь никогда не перезванивать. — Шенн покосился на меня и добавил: — С парнями это, кстати, тоже прокатывает. В-третьих, дома тебя всегда ждет человек, с которым можно говорить откровенно — это же не настоящий брак, можно не бояться обидеть. В-четвертых… — он задумчиво пригладил челку. — Короче, у вас будут все прелести брака и ни одного его минуса. Вы ведь будете женаты не на абы ком, а на лучшем друге. Мы с Джаредом переглянулись. Было в словах Шеннона что-то не совсем глупое. В конце концов, штамп в паспорте определенно гарантировал мне замужнюю неприкосновенность от притязаний отца на мою самостоятельность. Вряд ли Султан станет убивать Лето ради того, чтобы его вдова все-таки вышла за чьего-то богатого и влиятельного сыночка. Даже мой отец на такое не способен. — Слушайте, да что я вас уговариваю. Это же не у меня проблемы. Ради бога, оставайтесь голубым обладателем крошечного члена и обреченной уехать в Эмираты, чтобы навсегда остаться там в гареме какого-нибудь извращенца, — с обиженным видом Шеннон долил себе виски, проигнорировав протянутый Джаредом пустой бокал. — Ладно, допустим — только допустим — мы согласимся связать себя узами брака, — я задумчиво покусала губу. — На то, чтобы осуществить все это, у меня есть одна неделя, пока отец не вывез меня из страны. А у журналистов такой поспешный брак, наоборот, вызовет кучу ненужных вопросов. Джаред хмыкнул: — Идем в канцелярию, получаем лицензию на брак, через сутки тихо женимся… — и не спрашивайте, откуда я знаю, как это делается! — Твой отец кусает локти, но смиряется с неизбежным, а журналистам просто говорим, что помолвлены и через месяц-другой играем пышную свадьбу для них любимых. — Так вы согласны? — Шеннон растянул губы в довольной улыбке и с горделивым видом наполнил наши с Джеем бокалы. - Ну, правда же шикарная идея? За ваш крепкий сердечный союз! За будущих мистера и миссис Лето! Только количеством выпитого алкоголя я могу оправдать тот факт, что тост Шеннона мы все-таки поддержали.