Чудовище и чудовище

В ожидании отца я мерила шагами его фешенебельную квартиру, стараясь не обращать внимания на следящие за мной гоблинские глаза его охраны. Я не так уж часто бываю здесь добровольно и потому не часто наслаждаюсь открывающимся из окон видом Нью-Йорка. Впрочем, сейчас мне тоже было не до наслаждения. Голова слегка кружилась, конечности тряслись мелкой дрожью, и выпитый утром кофе подступал к горлу. Надо было бы покурить, чтобы успокоить отрезвевшие нервы, но запах сигарет от моих волос обычно приводит отца в бешенство, а учитывая, что я собираюсь ему сказать, злить его еще больше не хочется. План Шеннона, который он искренне считал шикарной идеей, удался на редкость легко: нам достаточно было слегка протрезветь и перестать нервно хихикать, ставя подписи, скрепляющие наш с Джаредом брак. Не знаю, можно ли представить себе более нелепую свадьбу? Жених в ушанке и солнечных очках, в шортах, надетых на треники, в майке с дырками, клетчатой рубашке и куртке поверх всего великолепия; и невеста с растрепанными волосами в небесных легинсах с марсстора и кофте Бартоломью Каббинса, все еще пахнущей Джаредом, — это Шеннон вспомнил о традициях и заставил меня надеть голубое и взятое взаймы. Среди нас троих барабанщик вообще выглядел наиболее представительно в растянутых шароварах, укорачивающих его и без того далеко не модельные ноги, и свитере с индейскими мотивами с натянутым на голову капюшоном. Наверняка клерку, регистрирующему наш брак, до сих пор нервно икается. Я бы на его месте срочно обзванивала все цирки и психбольницы с вопросами, не сбегали ли от них три нетрезвых клоуна. Нас расписали без лишней помпы, для проформы удостоверившись, что и я и Джаред по доброй воле согласились на эту авантюру. Клерк даже сделал вид, что не узнал никого из Лето, с улыбкой желая нам счастливой жизни и предлагая скрепить союз поцелуем. Мы с Джеем, конечно, предпочли обойтись без сопливых лобызаний и ограничились дружеским рукопожатием и неловкими объятиями с похлопыванием друг друга по спине. Шеннон снимал все это на видео и умирал от смеха, обещая, что выложит это на "YouTube" не раньше, чем один из нас окажется в могиле. Даже в самом страшном похмельном кошмаре я не думала, что моя свадьба будет филиалом цирка на выезде. Как любая девочка, в детстве я мечтала о пышном платье, карете и прекрасном принце. В возрасте постарше грезила свадьбой на берегу океана в алых красках заката под крики чаек и шум прибоя. Но никогда за свою долгую жизнь я не воображала свадебный ужин, купленный в МакАвто, и едва не сбитого машиной бомжа. Впрочем, оба брата, глядя на мою кислую мину, клятвенно пообещали, что на свадьбе для журналистов я отыграюсь за все. И вот уже четыре дня я ношу фамилию Лето. Осталось признаться во всем отцу. Помянешь черта, вот и он. Султан ибн Саид аль-Нахайян собственной персоной грузно выплыл из кабинета, на ходу пожимая руки подобострастно кивающим американцам в отглаженных костюмах. Завидев меня, папины коллеги слегка сбились с шага, но я скромно прижалась к стене и опустила глаза в пол. — Самира? — отец мастерски изобразил удивление. Если бы я не знала, как налажена у него служба безопасности, и, что стоило мне выйти из дома, как ручные гоблины Султана тут же доложили ему, куда я направляюсь и какого цвета на мне белье, я бы ему поверила. — Не соблаговолите ли вы уделить мне минутку своего драгоценного времени, отец? — мямлила я, не поднимая глаза, пока дверь не захлопнулась за гостями. Султан грозно нахмурил брови: — Прекрати паясничать и иди в кабинет, я сейчас подойду. Кабинет, коридор и просторная гостиная — вот комнаты в доме Султана, куда он нехотя, но все же пускает гостей. Даже я почти никогда не бываю нигде, кроме этих комнат. Ну, еще пару раз меня, смертельно пьяную, укладывали спать в гостевой комнате, которую я помню еще по редким приездам домой из различных интернатов. Все детство я мучилась вопросом, как же выглядит спальня самого шейха, но до сих пор мне не удалось взглянуть на нее даже одним глазком. Жалюзи в кабинете были слегка прикрыты, и воздух пропитал тяжелый сигарный дым. Его кольца все еще плыли под самым потолком, путаясь в лампах. Бар был приоткрыт, и я сглотнула, завидев открытую бутылку скотча. Уверена, отец предлагал выпивку гостям, как гостеприимный хозяин, но сам пил исключительно воду. Долгая жизнь в Америке научила Султана снисходительно относиться к слабостям неправоверных, но так и не сумела столкнуть с правильной дороги его самого. Он гордился тем, что он мусульманин, и наверняка корил себя, что так и не смог воспитать меня достойно. Я любила своего отца, но еще я его откровенно побаивалась. И самое страшное, что я когда-либо могла сделать — это рассказать о своем браке с американской рок-звездой, подозреваемой в однополых связях. Он меня точно убьет. Султан возник на пороге, одаривая меня улыбкой. К встрече я подготовилась основательно: надела самое длинное и закрытое свое платье, уложила волосы в скромную косу, благодаря нервно трясущимся рукам обошлась без макияжа. Отец это одобрил. — Рад, что ты пришла сама, Самира, — он с несвойственной ему нежностью погладил меня по щеке. — Ты уже целую неделю не крушишь бары и не скупаешь все магазины подряд. Я знал, что ты осознаешь необходимость этого брака и все его выгоды. Хамдан станет тебе хорошим мужем, ты будешь жить в богатом доме, окруженная заботой, словно редкий цветок. К сожалению, вылет в Абу-Даби придется немного отложить, но, обещаю, мы вылетим сразу, как я решу свои дела. — Пап, я не могу. Не могу выйти замуж за этого Комода. — Хамдана, — он исправил меня машинально, но его лоб прорезали глубокие морщины. — Что значит, ты не можешь? Говорят, перед смертью вся жизнь человека проносится перед его глазами. Стоя пред отцом, я тоже вспомнила, что еще так мало всего сделала и что слишком многое я вечно откладывала на потом. — Я не могу выйти за него замуж, потому что я уже замужем. Вот тогда я поняла, как чувствует себя человек, случайно оказавшийся недалеко от меня в момент ярости. В эпицентре торнадо было бы гораздо безопасней, чем рядом с Султаном, крушащим все, что ему попадалось под руку. Пришлось ретироваться оттуда от греха подальше, оставив честь успокаивать отца его любимым гоблинам. Вот остынет и сам ко мне придет, тогда и побеседуем. Лето ждали меня внизу в машине и беззлобно переругивались, выбирая радиостанцию. Шеннон настаивал на какой-то электронщине, Джей грудью защищал верещащую в динамиках попсовую девицу. Интересно, он сам-то хоть уверен, что не гей? Вздохнув, я забралась на заднее сиденье, вновь окунаясь в пропитавший салон запах крепкого перегара. — Ну как? — отвлекаясь от перепалки, поинтересовался Джаред. — Жопой об косяк, — я огрызнулась. — Если через неделю я не стану вдовой, то, считайте, все прошло успешно. Джей злобно прошипел брату, уже успевшему сменить радиоволну: — И во что ты меня втянул? Я, между прочим, еще слишком молод и полон сил, я не хочу умирать! — Сэм шутит, — Шеннон поправил зеркало заднего вида и взглянул мне в глаза: — Ты ведь шутишь, Сэм? Я пожала плечами и откинулась на сиденье: — Я, может, и шучу, а вот папины гоблины шутить не будут. Вы знаете, у Султана есть парочка ручных евнухов, которые очень-очень не любят нормальных мужчин. Завидуют, наверное, — прошептала я тоном, каким рассказывают страшилки у костров на бойскаутских вылазках, глядя на Джареда, который даже в профиль выглядел напуганным. Шеннон тоже взглянул на брата и расхохотался: — Самира, перестань пугать ребенка, иначе сегодня он раскапризничается и не захочет спать один. Я пожала плечами: — Это ты нас во все втянул. — Нытики! — Шеннон хмыкнул и вернул на глаза снятые было солнечные очки. — Куда едем? — Слушай, Ше, а как ты такой бухой машину водишь? — я подозрительно сощурилась. — Не боишься, что у тебя права отберут? Шеннон со смехом отбил на руле бравурный ритм и, выезжая с парковки, оптимистично хмыкнул: — А мне их еще и не возвращали. В пьяном угаре, в котором женились я и Джаред, было довольно весело, и мы с Шенноном не собирались из него выходить. Вообще, если вся моя семейная жизнь будет похожа на эти четыре дня и протекать между холодильником с выпивкой и диваном, с развалившимися на нем братьями Лето, я умру счастливой. Больше не задавая нам вопросов о маршруте, Шеннон расслабленно вел машину, изредка прикрикивая на зазевавшихся на переходе прохожих или подрезающих нас водителей. Остановились мы в каком-то переулке, в который по доброй воле я бы сунуться не рискнула. Запах мочи пропитал здесь каждый сантиметр, и даже в плотно закрытой машине мне нечем было дышать. Но Шенн резво выбрался из автомобиля. Между стенами двух домов оставался промежуток шириной меньше метра, туда мы и нырнули вслед за на редкость уверенным Шенноном. Запах здесь не так явно чувствовался, а многочисленные граффити были закрашены свежей светлой краской. По осыпающейся щербатой лестнице, на которой я едва не свернула себе шею, запутавшись в подоле платья, мы спустились в подвал, и замерли у закрытой на кодовый замок мощной двери. — И как часто ты здесь бываешь? — поинтересовалась я, когда Шеннон жестом фокусника распахнул перед нами дверь. — Каждый раз, как ты выгоняешь меня посреди ночи. Внутри оказалось довольно уютно и местами очень пафосно. Здесь пахло уже не мочой, а свежими кальянами. Столики с мягкими диванами, усыпанными яркими подушками, были отгорожены друг от друга плотными шторами и, может быть, даже стенами, спрятанными за ними. Во всяком случае, нам не мешали разговоры и смех соседей, долетающие до нас лишь отзвуками. Девушка-официантка тенью выросла из вуали штор и приветливо улыбалась, пока Шеннон отрывисто раздавал указания. Мне джин с тоником, ему — виски, Джареду — «Cuba Libre» без рома. И, естественно, кальян. Джей скривился, глядя, как мы с его братом радостно чокаемся, но осуждать нас не стал, лишь пригубил свою колу и произнес: — Сэм, нам нужно возвращаться в Лос-Анджелес через пару дней. — Класс, — я равнодушно пожала плечами, все еще осматривая витражную яркую люстру, свисающую над нашими головами. — Я купил тебе билет. Так что можешь собирать вещи. Мне что, придется лететь с ними в Калифорнию? О, Аллах, кажется, я поторопилась выскочить замуж. Мой дом здесь, в Нью-Йорке. Проведя все детство в казенных заведениях, я ценила свою небольшую квартирку и устоявшийся быт. Мне нравилось тратить папины деньги в магазинах и барах и иногда зарабатывать самой, строча статьи в желтые газетенки. Здесь мой отец, здесь люди, с которыми я весело провожу время, а что ждет меня там? Чем заточение в доме где-нибудь в Малибу лучше, чем заточение в доме в Эмиратах? — А давай разведемся, а? — я жалобно взглянула на друга. — А давай мы сначала убедим журналистов, что я не гей, а? — Ладно, — пробормотала я, чем поставила свою подпись на смертном приговоре. — Вам нужно разработать план, — Шеннон тоже подал голос, укладывая свою руку на спинку дивана и слега касаясь моего плеча. — Прогуляетесь завтра, взявшись за руки, попозируете тайком папарацци, чтобы слухи поползли. Хотите, можем попросить Терри, чтобы он вас снял. — Нет! — я вздрогнула. — Только не Ричардсон. В прошлый раз, когда я согласилась на его съемку, он заорал «Сейчас вылетит птичка!» и вывалил из штанов свое хозяйство. Второй раз я на это не подпишусь. Джаред понимающе хмыкнул, пряча усмешку в бокале с колой. Шеннон трясся в беззвучном смехе и его вибрация через пальцы отдавалась мне в позвоночник. Мы дружили с братьями Лето много лет, хоть часто и не виделись месяцами, а сейчас мне придется с ними жить. Так странно думать, что мы с Джаредом теперь связаны, и пусть не «пока смерть разлучит нас», а пока семейная жизнь не наскучит нам самим. Но я ведь его ни капельки не люблю. Он очень умный, безусловно талантливый, добрый и трогательно-смешной, но я никогда не была влюблена в него, как в Шеннона. А что, если этим браком мы испортим нашу дружбу? Я ведь потеряю не только Джея, но и его брата. Стоило ли оно того? — Не хочешь переезжать? — Джаред истолковал мою грусть по-своему. Я кивнула, глядя в его глаза: — Честно говоря, не очень. Но, с другой стороны, так я буду дальше от папочки. — Не переживай, Сэм, — подмигнул мне Шеннон, выпуская мне в лицо струю ароматного дыма. — Прорвемся! — А я не за себя переживаю — меня отец точно в обиду не даст, мне за вас страшно, — я мстительно улыбнулась. Он пропустил мою подколку мимо ушей: — Значит так: здесь подкинете журналюгам пищу для раздумий, в Лос-Анджелесе объявите о своей помолвке, а там и до свадьбы недалеко. — Зимой, — я отобрала у него трубку кальяна. — В смысле? — Я хочу зимнюю свадьбу. Чтобы снег и легкий мороз, ледяные узоры на окнах… Джей громко хмыкнул: — Дорогая, ты хоть представляешь зиму в Лос-Анджелесе? — Эй! Я уже сочеталась браком в твоих ушлепских лосинах и свитере имени твоего раздвоения личности. Я получу хоть одну нормальную церемонию? — я злобно сощурила глаза и пыхнула на Джея паром, словно дракон на только что украденную девственницу. Я бы высказала ему и еще кое-что, но завопивший в глубоком кармане платья телефон заставил меня заткнуться и нервно сглотнуть. Кажется, Султан отошел от первого шока и созрел для разговора со мной. Все его ответы на мое непослушание строились по одной схеме: он меня запугивал и шантажировал, он пытался меня подкупить и, наконец, он меня просил. Глубоко вздохнув, я попросила братьев заткнуться и взяла трубку. — Самира, я хочу поговорить об утреннем инциденте. — Ты имеешь в виду мое замужество? — Самира, я выяснил про твоего так называемого мужа все. Абсолютно все. Ты не могла выйти за него замуж. Я, наверное, был слишком резок с тобой, когда говорил о необходимости твоей свадьбы с Хамданом, но это не повод доводить меня до инфаркта выдумкой о браке с престарелым геем. — Да ну что ты, пап. Ты всего лишь доходчиво мне объяснил, что, кроме твоего Комода, никто на такую, как я, не польстится, и мне суждено будет умереть в одиночестве и всеобщем порицании. Только вот Америка не Эмираты, пап. Тут никто не забьет меня камнями, если до официального мужа у меня был еще с десяток любовников и, может быть, даже пара любовниц, — я старательно не замечала округлившихся глаз Джареда, сидящего напротив. — Мне не нравится, когда ты разговариваешь со мной в таком тоне, Самира. Я презрительно фыркнула: — А мне не нравится, что ты хочешь выдать меня замуж за жирного бородатого араба. Я уже замужем. И, кстати, я очень счастлива, сидя на коленях у своего мужа и ощущая его возбуждение своей задницей, представляешь? — от меня не укрылось, как Джаред стремительно побледнел. — Подожди, мой муж хочет тебя что-то сказать. — Я с невинной улыбкой протянула телефон Джею: — Скажи своему тестю «привет», будь хорошим мальчиком. Во взгляде рокера, дрожащей рукой прижимающего трубку к уху, пылал огонь чистой ненависти. Он явно мечтал сжечь меня, собрать пепел в совок и скормить его свиньям. — Да, сэр, — он мучительно вслушивался в то, что отец втолковывал ему зловещим шепотом, доносящимся даже до нас с Шенноном. — Повтори! — рявкнула трубка так резко, что Джей едва не выпустил ее из рук. — Вы знаете не только мое имя, но и группу крови мою, моего брата, моей матери и даже собаки моей матери. Вам плевать, что я известный певец, такие певцы могут только петухов на рассвете заменять, что я и буду делать, а если не справлюсь, то вы поселите меня, грязное животное, в загоне со свиньями и заставите есть с ними из одного корыта, а потом вы зашьете меня в свиную шкуру и бросите подыхать среди пустыни прямо на кактусах и будете издалека смотреть, как падальщики расклевывают меня по кусочкам, — протараторил Джаред на одном дыхании, опасаясь еще больше разозлить Султана. — Поэтому мне лучше оставить вашу дочь в покое, потому что такое грязное животное недостойно даже дышать с ней одним воздухом… Не выдержав его поникшего взгляда, я вырвала трубку у него из рук и весело прощебетала: — Прости пап, я уже вся горю, и нам пора заняться сексом, пока ты не сделал из моего мужа импотента своими пустыми угрозами, — бросив трубку, я успокаивающе похлопала Джея по руке. — Да не переживай ты, мой отец шейх, а не глава Аль-Каиды, ничего он тебе не сделает, наверное. — Знаешь, я его слышал, и твое «наверное» меня ни разу не успокаивает! — он нервно сбросил мою руку. — Ну зачем ты ему про секс сказала? — вместо своей допитой колы, он вслед за Шенноном заказал виски и поднял на меня жалобный взгляд: — Может, все-таки разведемся? Я решительно помотала головой и мимо Шеннона протиснулась к выходу из кабинки. Между столиком и диваном расстояние было не очень большим, а уж между моей задницей и коленями старшего Лето и того меньше, и мне почти непреодолимо захотелось опустить свою пятую точку прямо на них. Черт, вот все-таки не за того брата я замуж вышла, ой, не за того. — Пойдем! — я потянула Джареда за рукав. — Поднимай свою тощую попку и пойдем. — Куда? — Вешать журналистам на уши лапшу о нашей любви. Прогуляемся по улицам, изобразим смертельно влюбленных. — А ты сумеешь? — Джей, уже отошедший от разговора с Султаном, вопросительно поднял брови. — Изобразить любовь не так уж и просто. — Я тебя умоляю! — фыркнув, я прикрыла глаза и представила его брата таким, как увидела его в первый день знакомства. Он вошел в наш сквот бесшумной кошачьей походкой, и мы не сразу заметили его, прислонившегося к проему в стене. Тогда в Нью-Йорке шел дождь, и молния яркой вспышкой осветила его лицо: насмешливо глядящие на мелкотню у костра глаза, густые темные брови, сломанный в драке и еще незаживший нос, пухлые губы, растянутые в надменной усмешке, отросшие волосы, заправленные за уши, и болтающийся на шее кулон. Он сел рядом со мной у стены, а я беззастенчиво вдыхала запах дыма, дождя и терпкой кожи его куртки, не решаясь даже пошевелиться, чтобы он не отодвинулся от меня ни на дюйм. Мне хватило доли секунды сверкнувшей молнии, чтобы влюбиться. Когда я вновь взмахнула ресницами и с глупой улыбкой уставилась на Джареда влажными от слез черными глазами, он одобрительно кивнул: — Неплохо! И кого ты представляла на моем месте? — Джорджа Клуни, — я украдкой бросила на Шеннона короткий взгляд, но он почти полностью скрылся за кальянным дымом. — Геронтрофилка! — Эй! Ему всего пятьдесят четыре! В самом соку мужичок, — я фыркнула и снова потянула Джареда за руку. — Так ты идешь? — Шеннон? — Джей вопросительно глянул на старшего брата. — Идите, я еще посижу, — Шеннон вновь выпустил струю плотного белого дыма. — Развлекитесь, ребятишки. — Ну спасибо, мистер Тюлень. Не дожидаясь его реакции на старое прозвище, мы с Джеем сбежали на свежий воздух и уже там, в узком закутке между старых домов, расхохотались. Одно время Шеннон был довольно упитанным парнем с заметным пузом и круглыми щеками и обожал часами лежать на пляже или, на худой конец, у бассейна, подставив свисающий над купальными шортами живот теплому солнышку — ни дать ни взять тюлень на лежбище. Джаред, правда, называл его морским котиком, опасаясь огрести ластами подзатыльник, но я сразу и бесповоротно прозвала Шеннона тюленем. Теперь это прозвище уже не так сильно ему подходит, но зато по-прежнему его очень злит. Я вообще любила придумывать ему прозвища. С той же целью, с какой мальчики дергают за косички глупых, но симпатичных девчонок, я звала его то хоббитом, то гномом, то Гулливером. Он лишь слегка хмурил густые брови и широко улыбался на очередную мою попытку его подколоть. Ни один из ударов не достиг цели, он так и не дал мне в ответ по голове портфелем, продолжал упорно звать меня принцессой и относился ровно так же, как к Джареду. Наш с Джеем смех продлился недолго, потому что пришлось думать, как выбираться из этого тюленьего логова. Привез нас сюда Шеннон, и, естественно, ни я, ни Джаред понятия не имели, где мы находимся. На наше счастье рядом с машиной Лето припарковалось такси, приветливо подмигивая нам шашками на крыше. — На Манхэттен, — коротко приказала я, забравшись в салон, и машина тронулась с места, словно ждала именно нас. В моей голове зашевелились нехорошие подозрения, словно отряд ежей, устраивающийся на ночевку в гнезде. Что-то несильно, но вполне ощутимо кольнуло мне мозг, но я не обратила на это внимания. Джаред нашел мою руку на сидении между нами и осторожно ее сжал, переплетая пальцы. Что ж, практика нам не помешает. Я прикусила нижнюю губу, словно в попытке сдержать улыбку, и сползла немного ниже, склонив голову ему на плечо. Что-то больно царапнуло мне ухо — то ли замок куртки, то ли его острые кости, — но я даже не ойкнула и терпеливо лежала, чувствуя, как затекает шея. Таксист бросил на нас быстрый взгляд в зеркало, и в его темных глазах отразились дорожные фонари. — Простите, — я на секунду отклеилась от Джея, разминая заодно шею. — Куда мы едем? Таксист упрямо уставился на дорогу, буркнув, не поворачивая головы: — В Верхний Ист-Сайд, конечно, вы же сами сказали. Джаред вздрогнул, но я успокаивающе сжала его руку и громко поцокала языком: — Палишься на мелочах, Ясир. Я сказала просто Манхэттен, но ты, конечно, решил, что нужно везти меня домой. — Черт! — папин охранник раздраженно стянул с головы кепку, и теперь уже не скрываясь сверлил Джареда холодным взглядом. Я улыбнулась: — Абу где? В багажнике? Яго замотал головой: — Нет, он нас на месте ждет. Я ему предлагал багажник, но его там укачивает. — Знакомься, милый, это один из головорезов отца, о которых я тебе рассказывала, — я снова прижалась к Джареду, на этот раз приняв позу поудобнее. — Принцесса, ты меня прости, но твоему отцу он не нравится, — Ясир презрительно поджал губы, и что-то мне подсказывало, что ему рокер не нравится тоже. — А мне плевать, Яго. Мне вполне достаточно того, что мой муж нравится мне. Мнение отца, и, тем более, твое мнение меня не интересуют. Остаток пути мы преодолели в молчании. Яго обиженно сопел, сжимая руль в злобе, которая наверняка скоро аукнется кому-нибудь парой-тройкой открытых переломов. Сердце Джареда под моим ухом билось так громко и быстро, что мне начало казаться, будто он прячет под курткой гнездо разъяренных и напуганных ос. — Не переживай, — прошептала я ему в ухо и коснулась губами колючей щеки. — Они ничего тебе не сделают. Через двадцать минут я поняла, что еще никогда так не ошибалась, когда, глядя на удаляющиеся огни такси с тремя моими друзьями внутри, трясущимися руками набирала номер Шеннона и громко орала в трубку: — Они его забрали, Шенн! Они похитили Джареда!