***
Прошло около двух часов. За это время мы с Коккури успели смыть мне маску, помыть мне волосы, намазать меня какими-то кремами опять, даже привести мои ногти в порядок. Лис по правде увлекся, почувствовав себя настоящим косметологом. За это время в квартире я раза два пересекалась с унылым Инугами и понимая, что если я сейчас от него не уйду, то он будет лезть, сбегала обратно к беловолосому. Но сейчас вроде его в поле зрения не видно и я могу расслабится, попивая чай на кухне. -Хм? — только заметила я записку на столе, которая ранее «пряталась» за сахарницей. Я взяла записку начав читать.«Дорогая Хаято-тян, вижу, что тебе лучше и веселее в последнее время с лисом. Замечаю, что избегаешь меня. Я не знаю, в чем я провинился, заслужив такое отношение с твоей стороны, но прости меня. Я поистине был счастлив каждую проведенную с тобой секунду. Я помню каждое твое прикосновение ко мне. Но я не могу смотреть, как меня полностью игнорируют, как ты проводишь время с лисом… И, что бы не страдать от этого, я вынужден покинуть тебя. С любовью, Инугами.
Ха, у пса еще и плохое чувство юмора. Кладу записку обратно, вздыхая и качая головой, вновь беря в руки чашку с чаем, спокойно делая глоток. Я даже уверена, что он сейчас от куда-нибудь выскочит и заноет, что его никто не пошел искать и что я так равнодушно отреагировала. Или же если он даже ушел, то под вечер вернется, захотев есть. -Надо бы в магазин идти, — протягивает внезапно появившийся Коккури, проходя мимо меня к холодильнику, но его взгляд привлекла записка Инугами. Лис выгнул бровь, взяв записку и прочел. После прочтения беловолосый усмехнулся, положив листок обратно — Все же, слишком странный он парень. -Кто бы говорил, — проговорила я — Ты вообще мужик-домохозяйка. -«Домохозяйка» звучит грубо, знаешь ли! Время шло, шло, наступил и двенадцатый час ночи… А Инугами нигде и не было. Я уже стала волноваться, но все время отнекивалась, надеясь, что он скоро должен придти и это все неудачная шутка. Опираюсь поясницей об край кухонного стола, допивая сотую, если не тысячную, кружку чая и ставя ее на стол рядом с запиской. Взяв ее, я вновь перечитала ее несколько раз. С каждым разом становилось читать больнее. Почему-то, я чувствовала себя виноватой. Стало так тошно и противно на душе. А если вдруг Инугами по правде сильно обиделся и ушел? Учитывая, как к нему относятся и относились тут и что в последнее время я вовсе про него забыла… Он имел полное право так поступить. Но все равно… Сердце больно сжималось, распространяя боль в груди, подобно медленнодействующему яду, эта неприятная мысль так и вертелась в голове, не желая уходить… Психанув и сжав записку в кулаке я подорвалась с места, быстро выйдя из кухни в коридор, а затем пройдя в прихожую, сразу же беря свою легкую куртку и накидывая ее на плечи. Я должна вернуть Инугами. Или хотя бы извинится перед ним. -Ты куда собралась на ночь глядя? — вышел из комнаты Шигараки, увидев меня. -За Инугами, — кратко ответила я, завязывая шнурки на кедах. -За извращенцем? Молодая беззащитная девушка? Ночью? — старик иронично усмехнулся, опираясь об дверной косяк. -Да. Только Коккури не гово… -Эй, лис! Хаято за псом собралась! — как на зло, оборвав меня, проговорил громко Тануки. Чертов старик… Ведь сейчас Коккури меня никуда не пустит и на мозги капать начнет… Передо мной тот час образовался Коккури, как будто бы он вырос из пола. Недовольный, скрестив руки на груди, смотря на меня сверху вниз и преграждая дорогу мне к входной двери. -Ты никуда не пойдешь, — твердым и приказным тоном процедил он. -Пойду, — непроизвольно сжав кулаки, проговорила я как можно спокойней, опуская глаза в пол. -Ты совсем с ума пошла? А если на тебя кто-нибудь нападет? А если это извращенец извратит тебя в подворотне, а сейчас просто ждет , что бы ты вышла за ним на улицу? Ты об этом думала? А если… -Нет! — рявкнула я, перебив лиса. От таких слов становилось обидно и злость захлестывала меня с головой — Как ты можешь такое говорить о нем? Он же… Часть нашей семьи, — я тут же подняла взгляд на немного растерявшегося парня — Пусть он странный. Пусть он озабоченный. Но он любит меня. Он мог бы изнасиловать меня раз десять, но не делал этого, потому что я не хотела. Прежде всего он думает о моих чувствах, сдерживая свой пыл. А в ответ я так отвратительно себя вела, отталкивая его и причиняя боль, — на последних словах голос стал срываться на хриплый шепот, а в горле встал ком. Никогда не думала, что пущу слезинку от собственных речей — Я должна хотя бы попытаться попросить прощения. И ты меня не остановишь. Коккури уже спокойно на меня смотрел, сжав тонкие губы в полоску. Я уже думала, что он начнет упираться и отстаивать всеми силами свою позицию, и поэтому в мозгу заготавливала ответы на возможные его слова. Но вместо того, что бы начать отчитывать меня за мою наивность, наговаривая, какой Инугами извращенец, садомазохист и озабоченная псина, лис повернулся к двери, открывая замок. -Идем. Найдем твою собаку.