***
Когда он снова забирается по крыше к окну спальни Яманака, куноичи уже ждет его в полной экипировке и с мрачным энтузиазмом наперевес. Не давая ему и рта раскрыть, она легко поднимается с постели и отмахивается ладонью, снисходительно, будто ребенка, похлопывая утомленного друга по плечу: − Не трудись, мне уже передали. Все-таки, официальный сопровождающий нынешней делегации я, - с деловитой собранностью произносит она в ответ на его молчаливо приподнятые брови и, оттесняя в сторону, вылезает наружу, с изяществом перекидывая через раму стройные ноги. Длинный белокурый хвост неприятно хлестнул Нара по лицу, заставляя юношу скривиться еще и от этой напасти, когда куноичи оттолкнулась от черепицы и перемахнула на соседнее здание, демонстрируя удивительную прыть после, казалось бы, недавней неудачи с делегатом Суны. Нара же в очередной раз проклял собственное упорство, проявленное после ранения, и торопливо двинулся следом, захлопывая деревянную раму окна Ино пожалуй, с чуть большей силой, чем того требовалось. Ночь обещала еще немало неприятностей и, несмотря на довольно нарядное освещение большинства улочек Конохи, уверенность в этом только крепла. Стоило предположить раньше, что что-то может пойти не так. Ровно с того момента, как он увидел, что помимо Темари из Суны прибыл и ее сумрачный брат. Так не вовремя. − И куда только тебя понесло на ночь глядя? Что за проблематичная женщина, - вслух пробурчал он, торопливо двигаясь в тенях туда, где в последний раз видели суновцев. А он так надеялся выспаться.***
У всех бывают скверные дни, ознаменованные чередой не менее скверных происшествий. Они вырабатывают суеверия, подготавливают морально к проблемам и позволяют смириться с плохим быстрее и безболезненнее. Бывает, что нечто скверное просто случается. Сваливается с неба, бьет наотмашь, под дых, обжигает внезапностью и неотвратимостью, так, что лишь держись, без всяких суеверных заигрываний со своей жертвой перед этим. Просто случается, не оставляя ни времени подготовиться, ни сил пережить это как можно более безболезненно. Довольно подло со стороны судьбы вначале кропотливо вырабатывать рефлексы, а после просто вламываться в чужую жизнь и менять все настолько круто, что потом даже с лупой не найдет никаких к тому предзнаменований. В жизни Темари подобное случалось дважды. И оба случая не были хорошим событием. Говорят, то, что нас не ломает, делает нас сильнее. Она верит в это, лелея в душе уверенность в несокрушимости собственного внутреннего стержня. Она пережила много и переживет еще достаточно.***
Временами она просыпается за несколько часов до подъема от неприятной мути. Ее подташнивает и тогда, когда она решает встать и пройти на кухню ради глотка воды, и когда возвращается обратно, устраиваясь на постели с твердым намерением заснуть. Бесполезно. Тошнота не проходит, а оставшийся час пролетает незаметно в однообразной укачивающей дурноте. В конечном счете, ей приходиться встать и проглотить плотную травяную пилюлю из тех, что время от времени давал ей Нара, и еще с полчаса маяться, покрываясь холодным потом, пока лекарство не подействует и тошнота не исчезнет, подобно теням в полночь. Сложно судить, может ли это быть связанным с кошмарами, которые она изредка видит, но совершенно не запоминает, а может, с обострением гастрита от скудного рациона миссий. Так или иначе, а чувство тошноты въедается в память сильнее смутных отблесков ужасов, в которых если и фигурируют цепи, то исключительно на руках ее брата, черные, осыпающиеся ржавчиной его крови. Но, когда он спрашивает, она бездумно отвечает. Мгновенно, будто слова готовыми вертелись на ее языке и только и ждали вопроса, чтобы сорваться. − О твоих руках, - ее голос тих и устал, в памяти же слишком живо встают картины застарелой боли и крови. От этого ее сине-зеленые глаза темны, прикрыты веками и смотрят по сторонам холодно-равнодушным взглядом, не задерживающимся ни на чем. Шаг за шагом мягко стелятся их следы, прохладный ветер шевелит волосы и немного смятую ткань, принося с собой свежие ароматы ночи, словно пытаясь отвлечь Песчаных от тяжких дум. Темари старается отвлечься, но ей не слишком дается это сделать, кажется, просто наступил тот этап опьянения, когда ею начинает владеть иррациональная тоска. Канкуро придерживает ее за талию, не давая слишком уж уклониться в сторону, она чувствует его тепло сквозь ткань, ежась от ночной прохлады. Они бредут по пустеющим улицам Конохи и слегка шатаются, время от времени кренясь то в одну сторону, то в другую. Ветер ужом вползает под ткань, заставляя кожу покрываться мурашками. В Суне, конечно, в ночное время гораздо холоднее, но там ей не приходилось шататься так праздно после заката, тем более, перед этим основательно где-то пригревшись и разомлев. После брошенной в пустоту фразы ей отчаянно хочется что-то добавить к своим словам, пояснить, что она имеет в виду нечто крайне важное, но именно в момент, когда она уже собирается произнести первое слово, Канкуро перехватывает ее ладонь и плавно уводит в танец, заслышав поблизости какой-то затухающий мотив. Неловкость движений пропадает, уныло зарождающаяся под ребрами тошнота отступает под звуки музыки и Темари скупо, как-то даже жалко улыбается, невольно подхватывая идею брата и легко двигаясь под его направляющими движениями, умело скрывая нетрезвую шаткость походки в танце. Совсем короткий и рваный, он все же выполняет свою функцию – ей больше не мерещится всякая опостылевшая кровавая мерзость, а пыль, поднятая на дороге, чуть скрипит на зубах, возвращая в темную, полную огней и реальности ночь Конохи. А еще – полную теней, где нет-нет, а мелькнет фигура шиноби или нескольких, весело смеющихся и висящих на плечах друг друга так, что сразу понятно – это не патруль, а отдых. Спокойный отдых свободных людей. Суне и не снилось. На мгновение ее колит какой-то совершенно детской обидой – ну почему так приятно и гостеприимно только здесь? А не в родном селении? Впрочем, ответ настолько очевиден, что даже нелепо делать вид, что есть какая-то досадная неизвестность. Позади раздается едва уловимый шорох, она прикрывает глаза, ловя ускользающее после танца равновесие и цепляется за ткань на плече Канкуро, старательно выпрямляясь. Смотрит вперед, услышав еще и тихие шаги, уже зная, кого увидит в следующее мгновение и все равно наблюдает с какой-то жадностью за тем, как неохотно расползаются тени, словно пакля, освобождая вышагивающую из мрака фигуру шиноби. Белые бинты первыми вырываются из темноты, но она быстро поднимает взгляд и находит блестящие глаза напротив, неприязненно сощуренные. Шикамару полон усталого недовольства и подспудного ощущения чего-то неправильного в том, чему стал невольным свидетелем. Может, это просто очень утомительное занятие, искать по всей Конохе двух пьяных союзников, когда они должны, как паиньки лежать по койкам в гостинице. Может, просто начинается паранойя из-з всех гуляющих по Листу слухов о приближающейся войне. А может, это действительно довольно странно, танцевать со своей сестрой с таким выражением лица, будто это и не сестра вовсе. Шиноби хмурится, наблюдая за остановившимися посреди улицы Канкуро с Темари, и пытается понять, где он ошибся, рассчитывая на то, что суновцы не позволят себе лишнего в чужой деревне. Единственное, что сейчас несколько уменьшало размер метафизического камня на его сердце, это знание, что их застали вовсе не за попыткой произвести диверсию. Впрочем, может ли он сейчас так смело утверждать, что это не является уловкой? Без сканирования разума – нет. Ох, лучше бы они сидели в номере, ей-богу, теперь же проверок и проблем не оберешься, какой бы не казалось проверенной союзницей Темари... Так или иначе, а бесшумно следовавшие до сего момента за парой иностранных шиноби Нара и Яманака решили показаться своим подопечным на глаза именно сейчас, несколько смущенные увиденным и уставшие ждать, когда же те дотащатся своим умирающим темпом до гостиницы. Пока Темари, словно загипнотизированная, наблюдает за медленно проступающим из теней Шикамару, на глаза Канкуро игриво опускаются ладони Ино, подобравшейся к нему со спины. И хотя кукловод дергается в сторону уже секунду спустя, этого хватает, чтобы лицо девушки окаменело, а сама она с оторопью шарахнулась от него с затуманенными глазами. Извинения идут следом, сумбурные, сбивчатые, голубые глаза с неким отчаянием впиваются в лицо Нара и тот вновь тяжко вздыхает, словно на его плечи вдруг легла миссия высшего ранга. И чем только Ино думала, так напрыгивая на Канкуро сзади? Судя по всему, тот едва подавил рефлекс ударить неизвестного и это отчего-то вдруг начинает сердить Темари. Как она смеет? − Что это вы вытворяете? – она вцепляется в руку Канкуро, удерживая и отвлекая брата, вдруг ставшего снова капитаном полиции безопасности Суны, а значит, скорым на расправу и жестоким. Дурацкая сонливость и тоска нелепой шелухой слетают с нее, пробуждая гордую дочь Суны. Эта идиотская выходка Яманака могла стоить той пары дней в больнице, если не больше. Кроме того, Темари сердится, что их скромный семейный праздник прервался так резко и быстро. Что им даже здесь не дают отдохнуть спокойно, а ведь ей казалось, что только в Конохе это и возможно. Возмутительно и вдвойне обидно разочаровываться подобным образом. − Нам было запрещено покидать номера? – она с вызовом смотрит на Шикамару, просто потому, что Ино бледной тенью переместилась за спину товарища и теперь таращится в пыль у дороги, бурча извинения. Под своей цепкой хваткой куноичи Песка чувствует, как напрягся ее брат и не может не сердится тому, что, по всей видимости, плохое и враждебное отношение Канкуро к шиноби Конохи вернулось с новой силой, несмотря на все ее усилия помочь брату хоть немного расслабиться. А ведь ей бы хотелось, чтоб он подружился со всеми. Просто прекрасно, Шикамару. Умеешь ты к себе расположить. Нара же снова вздыхает, утомление в его голосе могло бы вызвать сочувствие, но только не сейчас. − Нет, но это настоятельно не рекомендуется, - произносит он почти с отвращением, угрюмо глядя на песчаных поочередно, - Сейчас мы вынуждены проводить вас до пункта размещения, - бесцветным, канцелярским тоном добавляет он, не спуская глаз с Канкуро. Возмущение волной поднимается в Темари, кроме того, хмель делает в ее глазах всю ситуацию гораздо абсурднее и несправедливее. А еще, ей почти до слез обидно за брата. За то, что не дали ему побыть собой, вновь вынудили стать солдатом. Это попросту нечестно, Нара, так поступать с нами! − Почему я слышу об этом в первый раз? – снова задает она вопрос, игнорируя приглашение Шикамару начать движение к гостинице. Ее преследовало навязчивая идея, что этот момент прямо-таки необходимо выяснить именно здесь и сейчас. Она смотрит в спину Нара так выразительно и зло, что тот быстро сдается и, шевельнув лопаткой, оборачивается: − Потому что раньше ты не покидала гостиницу ночью, - следует его холодный ответ и Темари, наконец, двигается с места, яростно глядя в затылок снова отвернувшегося Нара. Вот как, значит? − Понятно, - ее ответ не менее холоден, сожаления о нем не заставляют себя долго ждать. − Приносим свои извинения за это недоразумение, - в их милую беседу вклинивается Ино, умоляюще сложив ладони, - Прошу вас, следуйте за нами. Нам не нужны проблемы, пожалуйста, - как заведенная повторяет она своим милым вежливым голоском, напоминая покойную Хьюга. Кажется, до того, как обратиться к Темари, она компостировала этим Канкуро, иначе и не объяснить его подозрительное спокойствие. Темари лишь зло цокает и резко начинает движение вперед, догоняя исчезающего во тьме Шикамару и утягивая за собой брата. О, она еще перекинется с Нара парочкой слов наедине, а ведь еще недавно она думала о нем, словно о ком-то, кто действительно мог ее понять. Какая жалость, что сегодня он поколебал эту веру. И снова шиноби Песка бредут по дороге, крепко держась друг за друга, но теперь их хмельное благодушие кануло в Лету. Нара остро жалеет, что все-таки позволил нездоровому энтузиазму Ино перевесить его природную осторожность, и они показались уставшим гостям. Лучше бы, не поднимая шума, убедились, что те найдут гостиницу и лишь утром дать им знать о нарушении… Теперь же они создали конфликт, который еще предстоит только разрешить, а ведь как просто было бы просто проследить за их пьяными петляниями по Конохе. А теперь же… Мендоксе.***
У гостиницы их конвой (так теперь Темари мысленно звала пару коноховцев), остановился, неловко замявшись у ворот под светом одинокого фонаря. Темари ловит взгляд Нара и, разглядев упрямую усталость на его лице, заметно смягчается. Пока они шли она успела немного остыть и осознать, что, по сути, ничего такого уж непростительного не произошло. Ну, встретили их пьяными вне гостиницы, ну отвели спать, что ж криминального? Вот только, кажется, от былого добродушия Канкуро снова ни следа и вот это уже плохо. Она вздыхает и отворачивается, кладя руку на деревянную панель: − Что ж, кажется, мы на месте, - с вызывающей ленцой говорит она, решительно раздвигая дверь, − Надеюсь, доводить нас до постелей вам не требуется? – насмешливо спрашивает она перед тем, как перешагнуть порог, скрываясь в тени проема. Внутри дома послышалась старческое кряхтение и стук клюки, и сердце Темари вдруг сжалось от подступающей паники и былая бравада исчезла без следа. − О нет, мы разбудили Акаме-баа-сама! – придушенно ахает она и резко выскакивает обратно, хватая открывшего было рот Канкуро за шиворот и дергая внутрь гостиницы. Перед тем как торопливо затворить дверь Темари успела мельком увидеть обалдевшие выражения лиц Нара и Яманака, но как следует насладится такой экзотикой не успела – страх и веселье подгоняли ее, а еще больше – голос старухи, что владела этим заведением. − Шевелись, шевелись, шевелись! – с какой-то только пойманному с поличным ребенку знакомой судорожностью торопит она брата перед тем как бесшумно (она ведь шиноби!) ринуться по лестнице наверх, словно нашкодившая кошка, перепрыгивая по несколько ступенек за раз. − Кого это там Онии принесли в третьем часу ночи! – начала гневно скрипеть хозяйка, торопливо семеня к двери через темный коридор, − сколько раз говорила, чтоб и не думали приператься посреди ночи! Опять ты, Генрюю? Сейчас-то я тебе по спине-то наваляю, пьянь ты паганая! И где плата за неделю! Мерзавец! Душа смех ладонями Темари тихо сползла на пол по запертой двери уже у себя в номере. Кажется, прогулка по ночной Конохе еще не весь алкоголь выветрила из ее головы, а настроение резко вернулась на прежнюю отметку. По крайней мере, слушать, как внизу сердитая как рой шершней, Акаме-баа-сама колотит своего постояльца клюкой было чем-то сродни детской радости от того, что шалость удалось, а им удалось выйти сухими из воды. Уже лежа на спине и глядя в светлеющее небо она размышляла о том, что вообще принесла им эта прогулка посреди ночи. − Канкуро, - позвала она в тишине. Брат был в соседней комнате, а разделяла их всего лишь обыкновенная деревянная рама с рисовой бумагой, через которую он ее, разумеется, услышит. Если не уснул, конечно. − Канкуро! – еще раз позвала она, достаточно наслушавшись тишины в ответ. Почему-то она была просто уверена, что брат не спит. Значит, не в духе, так? Она прикрыла глаза предплечьем, не зная, зачем она сейчас произнесет то, что собирается. − А ведь хорошо посидели, верно? - и ведь не врет. Только дураки сопровождающие все испортили, а ведь она почти помирилась с братом. А что сейчас? Неясно.