***
− Ты как? – отстранённо и глухо спрашивает она Канкуро, лишь раз бросив оценивающий взгляд в его сторону (живой и торжествующий, в отличие от Нара). Внутри нее в этот момент словно что-то ломалось, хрустело, переворачиваясь в такт потяжелевшему дыханию. Возможно, именно поэтому ее голос чуть заметно дрожит и ломается сейчас, когда она стоит под дождем, бессмысленным взором уставившись на тело у своих ног после того, как промокшей птицей ворвалась в треугольник марионеток и кукловода, пресекая этим последний удар. Не надо! Возможно, дело в элементарной простуде, а не в том, что на земле корчился и задыхался человек, который прошел длинный путь в ее жизни и занял прочное в ней место. От никчемного незнакомого мальчишки (ну и тупица!) до верного соратника (сколько они прошли вместе?), от хорошего приятеля (им всегда было просто в общении) до друга (это вполне ожидаемо вышло само собой), от далекого и романтизированного «летнего шиноби» до возлюбленного (а можно ли было этого избежать?). Он был всеми ими, и ими оставался. Только теперь к этому своеобразному перечню добавились «враг», «потенциальный заложник» и, конечно же, «язык». Но это не имело смысла, ведь Нара умирал сейчас. Темари не нужно спрашивать о том, что произошло, тренированные глаза шиноби еще на подходе подметили все говорящие детали недавней схватки. Сизый рассеянный дымок аэрозольного яда Канкуро, жирные капли жидкого, взрытая почва с набирающимися лужами, усеянная метательным оружием, призванные марионетки и жестокое торжество на лице родного брата, вся картина разом яснее всех слов. И Темари молчала, верная своей сдержанной натуре, отчаянно не поддаваясь нависшей где-то рядом панике. Смотрела и не находила слов, впервые в жизни не решаясь бросить поверженного противника умирать, хотя в голове крутились мысли о том, что это и есть самый закономерный итог всей их долгой истории. Она была вполне готовой к тому, что хрупкий мир между деревнями в конечном счете окажется разрушен, и они с Нара встанут по разные стороны баррикад. Но не к тому, что он умрет в первый же день войны, в родном лесу, среди грязи и луж, от рук ее родного брата, хотя как раз в последнем сомневаться как раз и не приходилось (он же всегда ненавидел его). Она не может этого позволить. Голос разума твердил ей (и не только он), что им с Канкуро надо двигаться дальше, что преследование, вероятно, все еще продолжается, а они нужны Суне, нужны их брату. Что это ее первоочередной долг, как шиноби, вернуться в родную деревню во что бы то ни стало, уберечь секреты, сохранить себя как боевую единицу. А Нара сейчас – несомненно, балласт, и Канкуро, должно быть, просто взбесится, стоит ей только заикнуться о том, что они должны его спасти. Но что насчет нее? Насчет ее чувств? Ее личной совести и чести? В желании сохранить жизнь Шикамару - Темари вспомнила даже о том, что у нормального шиноби атрофировано с детства. Ежась под дождем в прострации, пряма, словно палка, она молчит долгие секунды, оцепенев. Возможно, ее мысли и чувства путают остатки яда в воздухе (противоядие спасает от летального влияния токсина). Иначе, могла ли она в здравом уме принять такое эгоистичное и во многом бессмысленное решение? Ее ладони сжались в кулаки. − Мы должны взять его с собой, - ее голос все такой же глухой и дрожащий. Возможно, это просто от слабости и боли от удара по тенкетсу, пронесшегося по всему ее телу подобно удару молнии. А вовсе не от подкашивающего ноги страха и отчаяния. − У тебя ведь еще осталось противоядие? Дай его, - она деревянно поворачивает голову к Канкуро, и мука надежды проступает на мертвенно-бледном лице. Нара у ее ног снова заходится в рваном, спазматическом кашле, силясь то ли сделать полноценный вздох, то ли выплюнуть свои легкие, и Темари чувствует, как сдавливает ее непритворный ужас. Не осознавая порыва, она тут же оказывается на земле рядом с ним, веер тяжело шлепается в грязь, обдавая всех участников сцены очередной мутной волной воды. Ее руки, изуродованные алыми точками прорыва чакры, как накануне, тянутся к Шикамару, перехватывают под затылок и спину, вынуждая приподняться и привалиться к ее коленям. Опустив голову вниз, она смотрит в его лицо и вяло удивляется, как это она впервые видит его с распущенными волосами. Они меняют его облик почти до неузнаваемости, на бледнеющем лице проступают синие вены, а глаза начинают опасно западать, знаменуя нехорошее. Кровь расчертила размытые дорожки из уголков губ, грудь дергается в рваных, коротких вздохах, распахнутый жилет (ох нет, разрезанный!) открывает едва оцарапанную грудную клетку с отливающим сизым тонким, словно лезвием нанесённым, порезом. Куноичи закусывает губу, заставляя себя остаться неподвижной, хотя так хотелось посмотреть брату в глаза. Канкуро всегда ненавидел Коноху и уж наверняка Нара тоже. Он это специально, чтобы досадить ей? Впрочем, она быстро выкидывает эту опасную мысль из головы, сейчас это не важно. Была честная битва, и Шикамару обманул ее, Хьюга обманул. Не стоило приходить сюда, Нара. Только не для того, чтобы убить ее брата, капитана внутренней безопасности, пока он еще в зоне досягаемости сил Конохи. Не стоило вообще все это начинать. Рядом поскрипывают шарнирами куклы брата, выводя Темари из задумчивости, она не шевелится, понимая, что мягко говоря, ее просьба не слишком адекватна, и старается исправится, найти причину, достаточную для Канкуро. −Ты сам знаешь, если доставить его живым, он сможет пригодиться нам, как источник секретных сведений, - после продолжительного молчания она вдруг начинает торопиться, пытаться убедить Канкуро в том, что ей нужно. Просто выше ее сил сейчас встать и бросить коноховца вот так умирать в одиночестве здесь. Это невозможно, нет, нет и нет. И плевать, что по следу могут прийти другие преследователи. Всеми правдами и неправдами она должна добиться своего. − Нара имеет допуск ко многому, ведь он в группе аналитиков Конохи, - голос пуст, вся жизнь сейчас в темных глазах, беспорядочно бегающем взгляде по бледному лицу умирающего. Он даже умудрился сейчас поднять руку и схватить ее за ладонь, и она сжала его пальцы в ответ, из чистого сострадания и уважения. Должно быть, он против ее слов и предложения. Не хочешь попасть в руки врага? А умереть видимо, очень хочешь. − Ну?! – внезапно рявкает она, задрав голову и уставившись прямо на брата. Ему, ясное дело, совершенно не нравится ее идея тащить полутруп на себе аж до Суны, но куноичи сейчас мало волнует его мнение. Как и его претензии к ней, которых наверняка скопилось просто вагон и маленькая тележка. Будет время после провести детальный анализ их ошибок на этой миссии, а пока внимательно следит за тем, как искаженный гневом Канкуро наклоняется, запихивает Шикамару в рот свое противоядие, и никак не реагирует на эту его резкость и грубость. Просто запоминает, предпочитая никак не омрачать и без того сложные отношения и ситуацию. Она и так вынудила его перешагнуть через принципы ради пленного. − Прекрасно, - бормочет она сквозь зубы, без какой-либо злости, просто чувствуя облегчение от того, что лекарство уже действует и Шикамару не откинется прямо на ее руках. Она самостоятельно поднимает его с земли, закидывая на плечо и придерживая за руки – на помощь кукловода не рассчитывает, ведь это ее идея, тащить на себе Шикамару, а значит, она должна как минимум начать первой. Слыша хриплое, частое дыхание у себя за спиной, куноичи отправляется в путь. В конце концов, они успели до этой стычки преодолеть значительное расстояние.***
Суна встречает их мягким закатным солнцем, ровными грядами дюн по пути и группой встречающих шиноби, заметно повеселевшей при их виде. Должно быть, их ждали с большим волнением. Не желая терять драгоценного времени Темари приказывает двигаться в сторону госпиталя, если надо, притащив из постелей самых лучших медиков. Нара продержался весь путь, что вселяло в нее добрые надежды, но без срочной помощи ему не выдюжить.