Яблочный зефир

Банан. Губы. Красная помада. У него не было сил, чтобы отвести взгляд. Грейнджер откусывала маленькие кусочки спелого плода, медленно — чертовски медленно — рассасывая их у себя во — восхитительном — рту. Лучи солнца путались в волосах, а глаза — которые, блин, светились с самого утра — блаженно закрывались, заставляя Фреда ревновать её к этому чёртовому банану. Грейнджер сверкала, а он до боли закусывал щеку, понимая, — это Джордж. Брат выглядел довольным, счастливым, и у Фреда защемило в груди, когда он увидел мимолетный, быстрый, вспыхнувший молнией взгляд, который проскочил между этими двумя в шумном, набитом учениками зале. Фред словно ничего не слышал. Он только наблюдал за разлившимся по её щекам румянцем, отмечал пропавшую бледность и усталость, и, кажется, тлел, превращаясь в грубые угли. Она посмотрела на него — во взгляде, всего на секунду, рассыпалось что-то странное — и тут же отвернулась, продолжая о чём-то весело щебетать с Джинни. А он понял. Конечно, думать ему мешала красная помада на пухлых губах — о, боги — и, пожалуй, совсем не по-грейнджеровски расстегнутая рубашка, но это ударило быстро, точно и, определенно, болезненно. Джордж. ДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжордж. Эта юбка, расстёгнутая рубашка и красная помада — не для него. Она светится — не из-за него. Улыбается — не ему. В голове, словно плохо построенная пирамида, рассыпалась вся выдуманная стратегия и планы по раскрытию врунишки-Грейнджер. Фред сжал зубы так сильно, что на скулах заиграли желваки; закрыл глаза, громко втянул в себя воздух — чёртов запах зефира — поднялся из-за стола и, даже не обернувшись, покинул Большой зал, не замечая, что Грейнджер, как-то съёжившись, провожала его внимательным, слегка расстроенным взглядом. Вечером, когда забитая учениками гостиная заулюлюкает, взорвётся криками, смехом и одобрительными возгласами, а он, пытаясь прогнать дымку в голове, — последний бокал был явно лишним — ввалится в комнату, прижимая к себе так же ничего не соображающую Анджелину; когда он снова припадет к её губам в слюнявом поцелуе, то единственное, что поможет ему вырваться из сладкого, пьянящего забытья, окажется копна шоколадных волос, за которой стремительно захлопнется дверь. И глаза. Идентичные ему, голубые глаза, смотрящие с осуждением, и — он не мог этого не заметить — толикой превосходства в глазах. "Я выиграл" — говорили ему мерцающие глаза Джорджа. И, пожалуй, если бы глаза не начала застелать пелена, а мозг не отказывался работать, он бы непременно ответил — "посмотрим". Но сейчас, когда непонятная вина захлестнула его с головой, прибавив головной боли и, кажется, тошноты, Фред смог только опуститься на диван, тихо застонав и, конечно же, проклиная во всём алкоголь. А перед глазами всё же стояла она. И банан. И губы. И красная помада.