Яблочный зефир

Его глаза закрыты, линия скул точно очерчена, на щеках играют веснушки, а губы — Мерлин, эти губы — впиваются в рот Анджелины. Дальше — все размыто. Обида, горечь, боль где-то в районе сердца и теплые руки, кажется, Джорджа, обвивающие её со спины. Грейнджер не понимала, зачем она прокручивала события вчерашнего вечера с завидной постоянностью, причиняя себе разрыв сердца и только усиливая головную боль. Тёплое, солнечное утро, вливавшееся в кабинеты через окна солнечные лучи, щебетание залетевших в замок птиц и запах мяты — сидящий рядом Невилл с утра хвастался новыми духами — мягкий, размеренный голос профессора Флитвика и летающие над ним предметы непривычно успокаивали. Сглаживали углы её нервного расстройства и дарили временное, такое необходимое забытье. На краю парты одиноко лежала купающаяся в солнечных лучах ромашка, а на лепестках её играли не высохшие капельки росы. Джордж сумел порадовать её с самого утра. Гермиона оглянулась, словила его открытую улыбку и почти повернула голову назад, как наткнулась на этот взгляд и забыла про всё, что до этого крутилось у неё в голове. Фред никогда не смотрел на неё так. Так, словно смотрел на неё нагую в этом переполненном учениками классе. Она видела, как двигался его кадык, как он сглатывал накопившуюся у него во рту жидкость; как ревностно он иногда посматривал на её переглядки с Джорджем; как под его взглядом ромашка на столе сгорала дотла. Оставляла от себя только пепел. А Гермиона пылала. Ей вдруг резко захотелось прикрыться руками и спрятаться, забившись в какой-нибудь самый дальний уголок замка. И какой же неправильной чертовщиной казалось то, что сделать этого она никак не могла. Грейнджер отвернулась, до боли прикусила губу и всё оставшееся время смотрела только в одну точку где-то в районе доски. А спину нестерпимо жгло. Прозвеневший звонок давал обещание покоя и укромного места, куда она сможет наконец спрятаться, но Флитвик, видимо, решив, что так просто отделаться в этот раз она не имеет права, подозвал Грейнджер к себе, ссылаясь на невиданную для Гермионы отметку, грозящую той из-за её невнимательности. Он с сочувствием похлопал Грейнджер по плечу, списал всё на послевоенный стресс и, указывая рукой на подсобку, доверил ей взять на изучение несколько книг, которые она, конечно же, не найдёт в школьной библиотеке. Гермиона кивнула — где-то там сильно заскрипело её сердце — и направилась к двери, ведущей в подсобку, мысленно коря себя за неслыханную рассеянность. Она выходила оттуда с твёрдым намерением получше взяться за учебу, оградив себя от этих романтических и таких болезненных мыслей, как вдруг резко остановилась, кажется, врастая в пол. Вместо милого и доброго профессора Флитвика, вальяжно облокотившись о первую парту и сложив руки на груди, стоял Фред. Впитывал её взглядом. Прожигал в ней дыру. Она почувствовала себя переполненной до краев раковиной, а он улыбнулся, как никогда, кажется, не улыбался, и сделал шаг. Навстречу. Прямо к ней. Туда, где каждую секунду разрывалось её сердце. Прямиком в Ад.